Почему некоторые люди постоянно опаздывают?
- Лора Кларк
- BBC Capital
Автор фото, Getty Images
Не всегда из-за неуважения или рассеянности — порой причины гораздо глубже, объясняет обозреватель BBC Capital.
Признаюсь: я часто опаздываю. Хотя и стараюсь с этим бороться. Как ни прискорбно, мне пришлось несколько раз отодвигать срок сдачи этой статьи. Хотелось бы сделать вид, что это такой журналистский метод «вживания в роль», но нет.
Знаю, что я не одна. Всем нам знакомы такие люди: нянечка, которая всегда приходит поздно, коллега, который задерживает выполнение всех задач по крайней мере на несколько часов, подруга, которой приходится говорить, что встреча якобы назначена на полчаса раньше, чем на самом деле, чтобы она пришла вовремя.
Немногие чужие недостатки нас так раздражают, как когда нас заставляют ждать.
Но, что бы вы себе ни думали, пока в очередной раз маетесь в ожидании, вряд ли ваши друзья или коллеги опаздывают из-за простого эгоизма.
Если исследовать привычку опаздывать с научной точки зрения, оказывается, за ней могут стоять определенные психологические проблемы. Но, к счастью, ситуацию можно исправить.
Автор фото, Getty Images
Підпис до фото,Осознайте, что заставляет вас опаздывать — это поможет вам исправиться
Нет, опозданья не равны неуважению и лени
О непунктуальных людях почти всегда складывается негативное впечатление — но это не всегда справедливо.
«Легко сделать вывод, что эти люди неорганизованные, несобранные, грубые и невнимательные к другим, — говорит жительница Лондона Гарриет Меллотт, клинический психолог и консультант когнитивно-поведенческого направления. — Вне моей профессиональной деятельности опоздания меня очень раздражают!»
Впрочем, привычка опаздывать не мешает многим людям быть организованными (по крайней мере, в определенной степени) и заботиться о том, чтобы угождать друзьям, родным или начальству.
Люди «с проблемами пунктуальности» нередко осознают, насколько их недостаток вредит отношениям, репутации, карьере или материальному состоянию, стесняются его и тяжко страдают.
«Возможно, кто-то и получает удовольствие от того, что заставляет других ждать. Впрочем, большинство людей опаздывать не любит, — пишет Диана ДеЛонзор в книге «Никогда больше не опоздаю». — Но медлительность — ярый враг, которого очень трудно победить».
Автор фото, Getty Images
Підпис до фото,У опозданий бывают разные причины, но никто не любит отговорок
Отговорки, отговорки…
Некоторые причины опозданий, особенно редких, воспринимаются в нашем обществе с пониманием — например, несчастный случай или болезнь.
Другие же классифицируются как «отговорки» и мало кому нравятся.
Люди пытаются выдать свою непунктуальность за «милую индивидуальную особенность» или признак гениальности, несовместимый с мелочным отслеживанием времени.
Кто-то говорит, что ему лучше работается в последнюю минуту, другие же ссылаются на биологические ритмы, мол, я сова, а не жаворонок.
Джоанна, лондонская учительница, которая пожелала остаться инкогнито, считает, что порой ее воспринимают как непунктуальную из-за банального недопонимания.
«Например, меня приглашают в гости и говорят: «Приходи после семи». А когда я прихожу в восемь, хозяева раздражаются», — вздыхает она.
Возможно, регулярные опоздания — не ваша вина. Вполне может быть, что это ваш тип личности.
Люди, которые постоянно опаздывают, часто имеют общие черты характера — такие как оптимизм, низкий уровень самоконтроля, тревожность и любовь к приключениям, говорят эксперты.
Индивидуальные различия также влияют на то, как мы ощущаем течение времени.
В 2001 году Джефф Конте, профессор психологии из Калифорнийского университета в Сан-Диего, провел эксперимент, в котором разделил участников на «тип А» (амбициозных, склонных к конкуренции) и «тип Б» (творческих, думающих, склонных к исследованию).
Он попросил участников, не пользуясь часами, засечь минуту времени. Людям типа А показалось, что прошла минута, в среднем за 58 секунд, а людям типа Б — за 77 секунд.
Автор фото, Getty Images
Підпис до фото,Согласно исследованию 2001 года, индивидуальные особенности людей влияют на восприятие ими времени
Ваш главный враг — вы сами
Опаздывающие «удивительно склонны вредить сами себе», пишет Тим Урбан, блогер и оратор, который выступил с речью о промедлении на конференции TED и знаком с этой проблемой не понаслышке.
Он придумал для людей специальный термин — «ненормальные, постоянно опаздывающие» (НПО).
Конечно, причины бывают разные, но очень часто люди сами провоцируют проблему. Их может стопорить чрезмерное внимание к деталям, а также негативное предчувствие: «Ой, сейчас я опоздаю».
Джоанна приводит мучительный для себя пример: написание отчетов о своей работе.
«Я никогда не укладываюсь в отведенное время, и наверное, люди думают, что я небрежно отношусь к работе, — говорит она. — Но на самом деле я обдумываю эти отчеты неделями и очень тщательно оцениваю успехи каждого ребенка. Впрочем, все эти плюсы перечеркивает один минус — несвоевременность».
Для некоторых людей, опоздание — это «проявление определенных трудностей в сфере психического здоровья или неврологических расстройств», говорит г-жа Меллотт.
Автор фото, Getty Images
Підпис до фото,Если вы постоянно опаздываете, друзья и коллеги, возможно, думают, что вы не уважаете их время
Она приводит примеры: «Люди, страдающие тревожным расстройством личности, часто избегают определенного типа ситуаций. Обладатели низкой самооценки критически оценивают свои способности, что может приводить к бесконечным перепроверкам собственной работы». Депрессия же обычно сопровождается недостатком энергии, и тогда человека еще сложнее сдвинуть с места.
Вправьте себе мозги и приходите вовремя?
Д-р Линда Сападин, психолог с частной практикой в Нью-Йорке и автор книги «Как побороть прокрастинацию в цифровую эпоху», считает, что привычка опаздывать часто берет начало от «навязчивых мыслей».
Если коротко, люди с предрассудками сосредотачиваются на страхе, связанном с событием, на которое они боятся не успеть, или со сроком выполнения работы.
Немогущие преодолеть этот страх, они делают из него отговорку — как правило, ей предшествует слово «но».
Например: «Я хотела прийти вовремя, но не знала, что надеть»; «Я начал писать статью, но боялся, что коллеги ее высоко не оценят».
«Важно то, что идет после «но», — говорит г-жа Сападин. Она советует своим клиентам заменить «но» на «и». «Но» означает сопротивление и преграду, а «и» — переход к решению проблемы, — объясняет она. — Тогда задача уже меньше их пугает, и страх не мешает им действовать».
Г-жа ДеЛонзор начала свой путь к пунктуальности с того, что точно определила причину своих опозданий.
До этого она уже много раз пыталась исправиться, но безуспешно.
И вдруг она осознала: на самом деле ей нравится тот промежуток времени, когда приходится включать максимальную скорость. Понять и скорректировать это желание — вот что ей помогло.
«Развивая в себе пунктуальность, я начала чувствовать важность того, чтобы быть надежным человеком, — говорит она. — Вскоре это вновь обретенное качество стало для меня приоритетом».
Автор фото, Getty Images
Підпис до фото,Если вам надоело ждать не спешащих друзей, не ждите; четко оговорите, что будет в следующий раз, когда они опоздают
Бывает, что родные и друзья человека, который опаздывает, больше не могут терпеть его опоздания. Некоторые клиенты г-жи Сападин пришли к ней, потому что кто-то из близких оплатил им консультацию или курс.
А теперь слово ободрения для тех, кто устал ждать: только от вас зависит, с чем вы готовы мириться.
«Вместо того, чтобы злиться или сокрушаться, вы можете занять уверенную позицию и провести границу, — говорит г-жа Сападин. — Просто обсудите с опаздывающим другом ваши действия в следующий раз, когда он опоздает».
Например, скажите, что пойдете в кино без него, если он не появится в течение десяти минут после назначенного времени.
Скажите коллеге, которая не сдала свой раздел пособия вовремя, что в следующий раз отдадите пособие в печать без ее части (ясно, что директор об этом узнает).
Для меня, поворотный момент наступил тогда, когда моя хорошая подруга не побоялась дать отпор моей безответственности.
Мы договорились вместе побегать в парке, и я опоздала на час. «С меня хватит, — сказала она. — Больше я с тобой ни о каких встречах договариваться не буду».
Это стало началом позитивных изменений в моей жизни: я начала исследовать причины своего поведения, работать над собой, быть ответственной перед другими.
Как гласит поговорка «Каким родился, таким и умрешь». И муки, в которых рождалась эта статья, свидетельствуют о том, что исправляться нелегко. Впрочем, в следующий раз, когда кто-то меня будет долго ждать, я обязательно проанализирую причины своего поведения и постараюсь что-то изменить. Хотя бы немного.
Отзывы
6 июля 2020 года я обратилась ко участковому врачу, (101 кабинет) фио не знаю, у меня был подкожный прыщик и опухшая с одной стороны губа + твердая. Врач посмотрела на меня, даже не потрогала губу, не расспросила ничего, сразу сказала, что герпес и выписала лекарство. Ну я подумала «ладно, врачу виднее».На следующий день я пришла уже к другому участковому врачу, 102 кабинет, потому что губа опухла ещё больше, стала тверже и врач сказал, что инфекция, отправила хирургу и выписала антибиотик.
Мне было больно разговаривать, есть, пить, спать.
8ого числа я пошла опять на приём к хирургу, потому что губа стала ещё больше и я не могла ни есть, ни пить, было ужасно больно.
Болело все: зубы, горло, гланды.Хирург попросил стоматолога придти, потому что нужна была его консультация.
В общем, стоматолог сказал, что инфекция и нужно резать губу, а для этого мне нужно 9ого числа с утра придти к Астамирову А. В., для направления в челюстно-лицевой госпиталь.
На следующий день я пришла, губа стала больше, боль так же была. Спать я все это время могла только с применением обезбаливающих таблеток (китонал), пила я в сутки таблеток 7,потому что было невыносимо больно.
Ахмед Вахаевич посмотрел на мою губу и сказал одну фразу «будем резать?».
После того, как он разрезал губу и убрал от туда гной, он выписал мне новые лекарства и мазь. Я в этот же день могла нормально кушать, пить, у меня ничего не болело и спать я могла уже спокойно, без обезбаливающих таблеток. Сегодня уже 12 июля и воспаление все прошло.
Спасибо большое Ахмеду Вахаевичу, за то, что сделал все максимально безболезненно и хорошо. Знаю его очень давно и только ему доверяю лечить зубы, потому что делает все не больно, а остальных врачей стоматологов я боюсь.
Когда мне сказали, что надо идти к нему за направлением, я всю ночь надеялась, что именно он разрежет губу или сделает что там нужно, а не даст просто направление.
PS. Если бы участковый врач из 101 кабинета посмотрела бы меня внимательно, то ничего бы этого не пришлось делать и 5 дней мне бы не пришлось страдать.
«Детей натравливают против матерей»
Одноклассницы долго косо смотрели на Марину, а потом подловили ее на улице и избили. Девочка пришла домой, но кровь скрыть не сумела. Родители кинулись к телефону, но Марина попросила никому ничего не говорить. Втайне от девочки те все-таки обратились к завучу школы. Но она сказала: «Мужиков бы завели и не маялись дурью».
Это история двух женщин с ребенком, однополой семьи из Новосибирска. Им пришлось сменить две школы, но ситуация не менялась: как только одноклассники 15-летней Марины узнавали через соцсети, что у нее есть мама Женя и еще одна мама – Юля, начиналась агрессия. С ней не разговаривали, классные руководители направляли ее к школьным психологам, учителя занижали оценки.
А однажды к ним домой пришла сотрудница органов опеки. Причину появления она объяснить не смогла, потому что семья всегда была благополучной. Женщины поняли, что дело идет к изъятию ребенка под любым предлогом. И практически сразу после этого визита семья уехала в Швецию.
Как и многие другие, эта история не попала в интернет и полицейские сводки. Потому что это раньше над лесбиянками только посмеивались. Сейчас они – идеальный объект для травли, особенно, если у них есть ребенок.
«Второго ребенка в этой стране я рожать не буду!»
Аня живет с девушкой Сашей, две феи-блондинки. У них длительные отношения, дай бог каждой семье. Но в вопросе ребенка Аня категорична – нет: «Я не могу справиться с гомофобией по отношению к себе. А как с ней справится ребенок?»
А вот Мария – известная среди ЛГБТ активистка. Яркая, уверенная в себе. И очень непривычно сегодня слышать, как она замыкается, если с ней заговорить про сына: «Сегодня быть лесбиянкой, как раньше – евреем.
Может, конечно, и нет реальной опасности, но мне бы не хотелось это выяснять. А раньше я ничего не боялась
– Сыну сейчас 13. Он задавал в свое время какие-то вопросы по поводу двух мам в доме, но это было давно. Я объяснила ему в словах, которые мог воспринять человек его возраста, – рассказывает Мария. – Но тогда было свободней. Мне было как-то поспокойней говорить об этом. Я не давала ему указаний, что в «общественных местах не говори об этом, не рассказывай никому» или еще что-то. Но после выхода закона появилась опасность взаимодействия с органами опеки, и я попросила его не распространяться о нашей жизни. Он все понял. Может, конечно, и нет реальной опасности, но мне бы не хотелось это выяснять. А раньше я ничего не боялась. И, разумеется, следующего ребенка я не буду рожать в этой стране!
«После выхода закона» – речь идет о законе «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию», в который в 2013 году была внесена ст.
6.21 «Пропаганда нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних». В ней говорится о «распространении информации, направленной на формирование у несовершеннолетних нетрадиционных сексуальных установок, привлекательности нетрадиционных сексуальных отношений, искаженного представления о социальной равноценности традиционных и нетрадиционных сексуальных отношений».
ЛГБТ-семьи называют этот закон водоразделом. Потому что сразу за ним полетел законопроект, чтобы основанием для лишения родительских прав стало «наличие факта нетрадиционной сексуальной ориентации родителей или одного из них». А в 2015-м появилась инициатива штрафовать мужчин-геев за каминаут. Обе инициативы остались лишь на словах, но практически сразу начались физические акции по «перевоспитанию» геев.
В 2013 году никто не верил, что закон примут, настолько абсурдным это казалось
– Когда мы только беременели, то тогда казалось, что общество все спокойнее и спокойнее относится, – вспоминает Ольга, сыну 6 лет.
– Не то чтобы «любим геев», но было важно, какой ты человек, какой специалист. Как и во всем мире. Это было еще в 2010 году. Многие друзья задавали вопрос: «Как вы рискуете рожать?» Я говорила: «Вы же нормально на это смотрите? А уж когда ребенок подрастет, все вообще будет прекрасно!» Но как-то мы р-раз – и начали откатываться назад. Хотя еще в 2013 году никто не верил, что закон примут, настолько абсурдным это казалось.
– После принятия закона началась массовая истерия, – согласна Елена, сыну 5. – Я это называю «наносная гомофобия». Все эти высказывания, что геев надо убить, а детей им нельзя доверять – на самом деле, всем глубоко наплевать. У людей куча своих проблем. И если сейчас СМИ потратят месяц и будут освещать гомосексуалов в положительном свете, у нас кардинально все изменится. Но мы – удобный общий враг.
Дочери Наташи четыре года, рождение девочки как раз совпало с «новым трендом».
Люди, которые относились к ЛГБТ весьма лояльно, заговорили штампами из телевизора
– Все началось после Болотной, когда власти включили пропагандистскую машину.
В марте 2017 года Наташа и Оксана с дочерью уехали из России.
«Приходит домой опека, и начинается маразм»
Ольга говорит, что у нее – классическая лесбийская семья: вместе 15 лет, вместе принимали решение родить ребенка.
– Моя жена принимала роды, перерезала сыну пуповину. Про нас можно было снимать американский фильм про ЛГБТ-семью. Но потом все изменилось. Вот сейчас я бы не рискнула в России рожать ребенка. О втором и речи быть не может! Это стало ощущаться на бытовом уровне, среди тех людей, с которыми общаешься каждый день. Меня зацепить сложно, потому что я живу с открытым лицом, не скрываю свой ЛГБТ-статус. И сын дверь в садике открывает и говорит: «У меня две мамы».
Ольга говорит, что боится школы. Сейчас сыну все равно, но там он встретится с терминологией, и ему будут объяснять, что его семья – «социально неравноценна».
Ситуации тяжелые: детей натравливают против матерей
– С опекой мы не встречались, тут у нас все хорошо. А бывают просто жуткие истории, когда родственники подают в суд, чтобы отобрать ребенка. В этом году было несколько таких попыток, не меньше десяти случаев. До суда пока никто не дошел, но ситуации тяжелые: детей натравливают против матерей.
Ольга – директор Московского ЛГБТ-комьюнити-центра. По ее данным, в Москве есть группа, которая объединяет семьи с детьми. Ходит на встречи группы пар 30-40, и уже есть идея написать о них книгу.
– Семьи с детьми – это очень закрытая и самая уязвимая изо всех ЛГБТ-групп в России, – говорит Ольга.
– Они очень изолированы. Многие сами не понимают значения этого нашего дебильного закона о гей-пропаганде. Каждая вторая семья считает, что она нарушает этот закон, потому что они живут вместе с ребенком!
Есть семьи и с приемными детьми. Они – самые проблемные, потому что боятся больше всех. Как правило, они не водят детей в обычные сады и куда-то на люди, где ребенок может проговориться. Только няни, только частные садики, где никто не лезет в чужую жизнь.
Лучше пусть будут с алкоголиками, чем с извращенцами
– Опека же приходит в приемные семьи прямо домой, – рассказывает Светлана, приемная мама 5-летнего мальчика, – и начинается маразм. Вторая женщина просто уходит из дома на время проверки или представляется родственницей. Мы бы сейчас, в 2017 году, не стали усыновлять. Ты берешь ребенка в семью, тратишь на него свои эмоции, время, деньги. И в ответ получаешь осуждение, упреки, что «лучше пусть будут с алкоголиками, чем с извращенцами». И ты все это слушаешь и скрываешь. Радость от появления ребенка омрачается огромным давлением. Вот муж с женой усыновляют: у них процесс адаптации, но есть центры, в которых помогут его смягчить. А у гомосексуальной семьи нет возможности получить помощь. Наоборот: узнают – тут проблемы и начнутся. И тебе совсем некуда обратиться! Все заканчивается изоляцией, многие расстаются, потому что это сложно – так жить. Вообще, очень давит, что вы – не семья. Когда гетеросексуалы берут ребенка, они могут втроем пойти куда угодно, они семья. А гомосексуальная пара понимает: в поликлинике, детском саду, при соседях – для всех они подруги. То есть это ребенок только одной женщины. А вторая так, в гости пришла. Это давит, что ребенок не общий. И те, кто понимает, что вечно скрываться ненормально, выбирают два варианта: наплевать на все, как мы, или эмигрировать.
«Уехав из России, я даже спать стала спокойнее»
Наташа и Оксана вместе 10 лет, их дочери было полгода, когда приняли закон.
Для родителей я – несчастная мать-одиночка, а Оксана живет у меня и помогает, потому что ей жить негде
– Мои родители до сих пор обо мне не знают, – говорит Наташа. – Каминаут как-то не получился, и мы с Оксаной уже 10 лет скрываем факт наших отношений. Для родителей я – несчастная мать-одиночка, а Оксана живет у меня и помогает, потому что ей жить негде.
Еще до рождения Даши были эпизоды, когда люди из общего круга, узнавая о нашей ориентации, уходили. На это начало угнетать как раз после рождения дочери. Я-то ладно, я – биологическая мать, мне легче. Но Оксана, которая всегда была мне поддержкой и моральной, и материальной, она всегда была очень уязвима, потому что, по сути, не имела к нам отношения. Для всех окружающих и моих родителей Оксана была просто подругой. А это же как отцу и мужу говорить, что он – посторонний мужчина для ребенка.
Потом был шок, когда появился законопроект об изъятии детей из ЛГБТ-семей. Это нас сильно испугало, мы стали перебирать программы по обучению в других странах, страны, бюджеты.
Как будто ты воруешь каждый день или скрываешь, что сделал что-то нехорошее
Дальше начался детский сад. Однажды Дашу забирала Оксана, и та сказала: «Моя мама пришла!» Воспитательница сказала, что двух мам не бывает категорически, а Даша яростно защищала версию, что «Мама! Мама!» Я поняла, что она в садике вообще много про нас рассказывает. А я начинаю в таких ситуациях сжиматься, сразу стыд. Как будто ты воруешь каждый день или скрываешь, что сделал что-то нехорошее. Существуешь вне законности этой страны. У меня начался невроз.
А потом Оксану уволили. Она открылась своей руководительнице, и та устроила ей на работе невыносимые условия. И если раньше мы только собирались, то тут рванули и весной уехали в Испанию.
– А в Испании к вам относятся как к семье?
– Конечно! Я только тут поняла, под каким давлением была в России. Когда в другую страну приезжаешь, то сначала не можешь эту пружину отпустить, сказать о себе правду. Предохранитель работает. Но сейчас более-менее пружина расслабляется. Нас тут действительно воспринимают как семью, и Оксана сказала, что она в Россию не вернется. Ведь пока дочь воспринимает нас как любящую семью и не задает вопросов. А через год она их задаст, и дома я бы встала перед выбором. Или соврать, как обычно, что мы подруги, и врать пожизненно. А обман ведь вскроется! Или сказать правду, но попросить об этом молчать. И я даже не знаю, что хуже, потому что общество в России будет давить на ребенка все равно. И она будет воспринимать свою семью как патологию.
В каждом обществе есть гомофобия. И в Испании. Разница в том, могут ли твоего ребенка еще и безнаказанно оскорбить
А в Испании все не так. Здесь мы защищены законом. Конечно, в каждом обществе есть гомофобия. И в Испании. Разница в том, могут ли твоего ребенка еще и безнаказанно оскорбить. Здесь я спокойна. Свалился груз ежедневного вранья. Он остается в переговорах в скайпе с мамой, с теми в России, кто не в курсе. Но здесь окружающим мы можем говорить всё. Я тут даже спать стала спокойнее.
Мы всегда считали себя полноценной семьей и добропорядочными гражданами своей страны. Но сейчас в России наша семья стала считаться преступлением. Мы не имеем права говорить своему ребенку правду о наших отношениях. А если говорить, то обязаны добавить, что наш образ жизни неправильный. Но это не так! Мы достаточно рано осознали свою гомосексуальность. Я – в 10 лет, Оксана – в 13. В тот период у нас не было никаких источников, где бы мы могли почерпнуть знания о гомосексуальности в принципе. Мы росли в нормальных советских семьях. Гомосексуальность была, есть и будет как часть природы, с которой человек рождается. Это не выбор!
Вот наша дочка с раннего детства – девочка-девочка! Любит куколки, дочки-матери, наряжаться. В три года влюбилась в мальчика из садика. А мы… Мы не ноем о том, что нашу «извращенную форму семьи не принимает общество». Мы – нормальные порядочные люди, но со своими особенностями. И эти особенности – не наш выбор. И мы так же хотим жить, любить, создавать семьи, рожать и растить в любви и заботе детей, как и вы.
Стресс меньшинства, который есть у родителей, автоматически передается «по наследству» ребенку
– Все самые большие страхи женщины, живущей в однополой семье, связаны с повседневными вещами: садиком, школой, учителями. Страх, что ребенка заберут из семьи – он постоянный, – говорит психолог Валентина Лихошва. – А вместе с этим – страх, что однажды надо будет поговорить с ребенком, объяснить ему, почему у него две мамы и что общество считает это ненормальным. Получается не только собственная двойная жизнь, но и вовлечение в нее ребенка. И этот стресс меньшинства, который есть у родителей, автоматически передается «по наследству» ребенку. Поэтому так высоки риски и психосоматических болезней, и депрессий, и потом тяжелейших подростковых кризисов.
По словам психолога, у ребенка же сопротивляемость обществу минимальна. И если у родителей и окружения есть ощущение неправильности происходящего, давления и травли со стороны общества, то ребенок переносит все это на себя.
Закон не просто наложил стигму на плечи родителей, появилась внутренняя самостигматизация
– Он с дошкольных лет живет с чувством вины, стыда за свою семью, за себя, с постоянной моделью сокрытия своих истинных чувств и недоверием к миру, – объясняет Лихошва. – Закон не просто наложил стигму на плечи родителей, появилась внутренняя самостигматизация. Теперь сами однополые семьи часто разделяют мнение, что неправильно воспитывать ребенка в однополой семье. И получилось усиление круговорота травмы в природе. Что такое закон о пропаганде? Если у меня однополая семья, я автоматически пропагандирую собственного ребенка. И семьи мгновенно ушли в глубокое подполье, сочиняя легенды о том, что «у моей подруги десятый год идет в квартире ремонт, и поэтому она живет у меня». Для общества это – социально-приемлемая модель. Но она не дает ощутить полноценной жизни самому ребенку. Потому что если ты можешь дома назвать маму мамой, а, выходя в общество, не можешь этого делать или должен это как-то пояснять, это очень травматично для развития ребенка.
WOOP
Вверх в фокусе: Правила жизни Зои
Я верю в доброту. Просто верю, что в этом мире она в ком-то есть. Хотя бы в тех, кто показывает свои искренние чувства, в тех, кто может помочь, поддержать, сказать какое-то доброе слово.
Меня зовут Зоя. В первый раз пришла в «Вверх» пять лет назад. Помню, что меня и нескольких ребят привела воспитатель из интерната. Мы пришли, нас всё устроило, и, хотя у меня был перерыв в два года, я до сих продолжаю здесь учиться.
Мне 23 года. Сейчас я учусь в восьмом классе.
Я пришла в «Вверх», чтобы получить аттестат, чтобы не чувствовать себя ущербной в этом мире. Живя в обществе, понимаешь, что люди очень по-разному относятся к тем, у кого нет образования или к тем, кто от них отличается.
Я считаю, что у меня нет образования. Девять классов коррекции — это пять классов общеобразовательной школы. А в колледже я училась на профессию. Сразу после школы против воли меня отправили на швею, была какая-то ситуация в интернате и распорядились: всех парней отправить на столяров, а девочек на швей. Закончила этот колледж и потом сама выбрала пойти на повара. Получается у меня две профессии. Но образования у меня нет.
Когда устраиваюсь на работу, я всегда боюсь, будут спрашивать
или нет про образование. Поэтому часто просто боюсь идти на
собеседование. Хотя бывает и так, что никто ничего не спрашивает.
Вот такой у меня был пример. Была в одной компании, мы сидели просто общались. И была там одна тетенька старше 50 лет, у которой уже довольно взрослый сын. И выяснилось, что сын хочет жениться на девушке, у которой не было образования, так вышло, что она училась в коррекционной школе. И мать была очень против такой женитьбы, считая девушку ущербной. Меня этот разговор очень обидел, тогда я промолчала и своего мнения не высказала, еще боялась общества, сейчас поступила бы иначе.
Это мнение очень распространено, что если коррекционное образование, то человек ущербный или из семьи алкоголиков, хотя я знаю, что это не всегда так.
Я хочу выучить английский язык. Хочу уметь переводить и понимать
тексты песен. Еще хочу для хобби выучить языки тюркского
происхождения. У меня есть мысли проехать по всем странам
постсоветского пространства: от Прибалтики до Азии. В Монголию
хочу. В Западную часть Европы мне не особо хочется, на картинках
все, конечно, очень красиво, но тяги особой нет.
Про первую работу и зачем нужен аттестат
Пока училась на повара, меня хвалили, а начала работать, мне стали говорить, что я плохо соображаю, что не понимаю и не чувствую, куда сыпать, куда перчить, куда солить. Первая работа была по знакомству в одной маленькой незаметной кафешке, где все жалуются, то картошка недоварена, то таракан пробежал. Выходных ни у кого из работников там не было — бесперебойная работа. Как одна повариха мне все время говорила: «Зоя, бросай все иди сюда, Зоя, сделай это и то». Я однажды не выдержала и сказала очень громко: «Света, прекрати, пожалуйста. Я так не могу, когда всё одновременно и параллельно». Мне там не нравилось, морально тяжело каждый день и больше чем по 12 часов работать. Так было полтора года, тогда у меня был перерыв в «Вверхе».
Потом решила хоть немного отдохнуть. Вернулась на учебу в «Вверх». До сих пор хочу закончить 11 классов и получить аттестат. Это не то, что я хочу, чтобы мне нарисовали аттестат и просто его вручили, или не значит, что, если я просто куплю аттестат, буду чувствовать себя хорошо, я буду по-прежнему чувствовать себя ущербной. Это про знания. Я хочу учиться. Хочу знать физику, английский, математику, русский. Я хочу сама сдать экзамены. Я не хочу никого подкупать.
«Вверх» — это одновременно и благотворительное, и образовательное
учреждение. Сюда приходят дети-сироты и дети из неблагополучных
семей, чтобы получить образование бесплатно. Это одно из немногих
мест в Москве, где это возможно.
Про химию и нелюбовь к стихам
Люблю историю и математику, они у меня получаются. Еще, как ни странно, у меня нормально с химией. Мне нравится, как учит и объясняет Касим Франкелевич, он внятный, если я чего-то не понимаю, он прям добивается, чтобы я поняла.
Не очень получается физика. Сложный предмет. Нужно хорошо считать и разбираться в задачах. А с литературой не всегда легко. Лень писать сочинения и учить стихи. Читаю я хорошо, но стихотворения я с детства не люблю учить: однажды в классе 3 или 4, когда училась в коррекции, не выучила стихотворение, учительнице это не понравилось и она долбанула мне по голове и по рукам, а потом еще ругнулась матом. Теперь я не люблю больше учить стихов. Еще не люблю классическую литературу.
На человека больше всего может повлиять общество, книги и хобби.
Вот на мою сестру очень повлияло рисование и то, что она хочет с
этим связать свою жизнь.
Я люблю читать живые и реальные истории. Когда они про жизнь. Когда человек, пусть не крутой писатель, а просто человек, рассказывает о себе, о своих чувствах, о тяжелых происшествиях. Например, я читала историю про женщину, которая жила в Палестине. Она мечтала о жизни, о любви, о бытии. У нее был очень строгий отец. Еще и страна мусульманская. Законы совсем другие. До брака ничего нельзя. Время шло, девушке было 19 лет. А ей очень хотелось любви, и она решила отдаться первому, кого полюбит. Встретила парня, а тот ее просто использовал. В итоге девушка забеременела. Ее возлюбленный, дабы не палиться, от нее слинял. Время идет, живот растет, девушка обратилась к тете. А та ее отвела к отцу. Когда все раскрылось, родственники ее решили наказать и сжечь заживо. Там же жесткие правила про это все, если до брака. План исполнили, в итоге у нее тело — это 80 процентов ожогов, доставили в больницу, где она и родила. Об этом как-то узнала волонтерша то ли из Франции, то из Великобритании. И ринулась ей помочь. Перевезла ее к себе в страну. Выходила и помогла. Там девушка зажила заново, вышла замуж за итальянца, родила двоих детей. А сейчас она, вроде как, посол доброй воли ООН. А про своих родственников и Палестину она не вспоминает, потому что это было очень жестоко.
Они: «Осень, зима, весна и лето». А я в ответ молчу.
Есть несколько причин, по которым я попала в коррекцию. Когда в семье много детей, а нас в семье шестеро, то внимание не может всем уделяться. А в добавок ко всему я совсем не говорила до 7 лет. Из сестер я старшая, а в семье третья. Диагноза мне никакого не ставили, просто мной никто не хотел заниматься: ни родители, ни педагоги. В детский сад я не ходила. В семь лет попала в приют на полтора года, помню, что меня сразу отправили во второй класс общеобразовательной школы. Вокруг все умели и писать, и читать. А я нет, наверно, просто плакала от безысходности. И надо мной все издевались. Все говорили, например, названия сезонов: что есть осень, зима, весна и лето. А я вообще не знала о чем они, ничего такого не знала и не понимала, и это было в девять лет. Потом я попала в психушку. Это удивительно, но там меня научили немного и писать, и читать. Я помню, что поначалу ничего не могла сказать, только свое имя и всё. Постепенно я начала учиться в коррекционной школе.
Меня могли отправить в обычную, но мама не захотела
заморачиваться и заниматься со мной, и поэтому я оказалась в
коррекционной школе. На самом деле мне было обидно из-за этого.
Одноклассники продолжали издеваться. Все хорошо выглядели и были
из обеспеченных семей, а я была такая, не всегда мытая и ходила в
странной и грязной одежде, была из не очень благополучной семьи.
Помню, что даже преподаватели могли брезговать. Все было
достаточно жестко. Менялись школы, а когда родителей окончательно
лишили родительских прав, то попала в интернат. Уже там
заканчивала школу, а поскольку была новичком, а все бывалыми, то и
там продолжились издевательства. Сначала я молчала в тряпочку,
потом научилась защищаться и драться. Иногда приходилось драться,
чтобы не воровали твои вещи.
Отличаться от других
Я думаю, что я отличаюсь от других людей. Отличаюсь другим поведением или точкой зрения. Даже если вот говорить про интернатовских детей. Мне всегда хотелось за забор. Они ходили как стадо баранов друг за другом, а я всегда хотела выйти за территорию, узнать жизнь, узнать мир. А они как сидели там, так и сидели. Клацали свой телевизор, утыкались в гаджеты, ругались с воспитателями. Для них это было обыденным, для меня это было диким. Я одиночка.
Отличаться от других непросто. Поначалу это тяжело, а потом привыкаешь. Ну не нравится мне в компаниях, ну и хорошо. Конечно, я понимаю, что нет опоры и поддержки в этой жизни и нет родной души. Это бывает тяжело, но находиться в чужой компании еще тяжелее. Я люблю общаться о жизни, о чувствах, об интересах, о музыке.
Про родные души и мечты
Я люблю направления alternative metal, nu metal, thrash metal. Все что свазано с металлом, роком и хардкором. А полюбила так: мне было 6 лет, я была дома, выпустился третий альбом Rammstein, старший брат его поставил, и я как-то очень прониклась музыкой. Так и случилось знакомство. Даже Тилль, вокалист группы, сам говорил, что эту музыку чаще любят маленькие дети, а не взрослые.
А когда попала в приют, очень скучала по этой музыке, там было нельзя, были какие-то ограничения, то ли интернета не было, то ли еще что. Вот Rammstein, можно сказать, это мои родные души.
Друзей у меня нет. Я не знаю, что это такое. Может, на словах я где-то и слышала, что бывают настоящие друзья, но на деле я не знаю, что это такое. Знакомых очень много. Интересно, что почти все мои знакомые считают меня своим хорошим другом и верным человеком.
Я люблю делать фенечки, иногда рисовать, иногда читать. Тусоваться я не люблю, да и не умею. Очень люблю гулять в подмосковных городах. Москву уже всю исходила. Часто езжу просто по городам. Знаю все направления. А любимый город Подольск. Не знаю, чем он привлек меня, как-то душевно прониклась: там сквер, дорога, статуя Ленина, красивый фонтан, вечный огонь, могила неизвестного солдата.
Про поддержку
Если я достигаю каких-либо успехов или когда оказываюсь в ситуациях
молодцом, мне бы хотелось, чтобы меня похвалили и это отметили.
Вот такой поддержки было бы достаточно.
А еще иногда я нуждаюсь в обнимашках. От обнимашек
становится морально легче. С родными не обнимаюсь, у нас так не
принято в семье. Они не всегда показывают свои искренние чувства,
просто так не принято. Например, если я заикнусь о своих
чувствах в кругу родных, они посчитают это ненормальным,скажут типа, ну че ты депрессией страдаешь, пойдем пожрем. Вот
среди коллег на работе можно себе позволить быть искренним, они
понимают.
Я не всем говорю, что учусь в вечерке. А когда говорю, меня спрашивают, на кого я учусь. Отвечаю, что ни на кого, что просто учусь в восьмом классе. Не все сразу понимают, почему мне 23, а я учусь в вечерке, бывает что-то допрашивают или докапываются, кому-то отвечаю, кому-то нет. Если человек мне не нравится, я ему о себе ничего не рассказываю.
Мечты. Я хочу полетать на своих крыльях. Может когда-нибудь на дельтаплане полечу, если, конечно, страха не будет. А он точно будет, но его можно и преодолеть.
Я мало что боюсь. Я не боюсь смерти, не боюсь одиночества. Связь поддерживаю с родными, они меня знают уже как 23 года, и я их давно, это ведь родные. Я обижена на них, но это не мешает поддерживать связь.
Я расту замкнутым человеком, хотя с каждым днем и более уверенным и более сообразительным.
Про заблуждения и толерантность
Когда люди смотрят на мою внешность, они думают, что я с наркопритона или нетрадиционной сексуальной ориентации. Я бывает выгляжу экстравагантно и отличаюсь от людей. Люблю темные цвета, удобные просторные вещи, а люди смотрят странно. Оценивают по внешности. В целом мне пофигу. Но бывает и приходится переубеждать. Бывает и обидно, когда обзывают.
В «Вверхе» я научилась относиться ко всем толерантно. Когда выходила из интерната, я была очень злобная по отношения ко всем, даже к тем, кто слабее меня. А здесь научилась относиться ко всем толерантно. В «Вверхе» все очень разные, но все и одинаковые, наверно, поэтому. В других учреждениях такого нет.
Что я о себе думаю и что бы изменила
Что я о себе думаю? «Господи, откуда ты такая появилась», – вот что я думаю. Я себя немного недолюбливаю, я такой инопланетянин. Исходя из всего того, что со мной произошло, я все равно считаю себя немного ущербной, несмотря на то, что и коллеги, и знакомые доказывают обратное и считают, что я хороший друг и никогда никого не подвожу.
Что бы бы я изменила в мире? Чтобы не было войн. Чтобы вся планета была одной страной. А то иногда смотрю новости, там такой трэш происходит. Страны третьего мира страдают, со странами второго мира тоже что-то постоянно происходит. Хотя я и не понимаю разницы между странами второго и третьего мира. Какие-то холодные войны всюду. Не знаю, что это такое. Не понимаю, почему правители всего мира так пренебрежительно относятся к своему народу. Неудивительно, что люди из России уезжают. Хотя я и понимаю, что не бывает всем довольных людей, всегда так, кто-то один доволен, а другой нет. Что с этим делать, не знаю. Но если бы весь мир был одной страной, добились бы большего и в плане техники, и в плане сохранения природы, и для поддержки людей можно было бы что-то сделать.
Что бы изменила в себе? Похудела бы. А еще сделала бы себе крылья, стала бы магом. Умела бы владеть магией огня и магией земли.
“Что мне нравится в себе: мои глаза, мои уши, мои волосы. Моя мечтательность. Желание что-то познать и увидеть. Смелость. В любой момент могу помочь, но на «пропить» я не даю людям денег. Общительность. Почему-то люди старшего поколения любят со мной общаться. Любопытство. Свободолюбие и непривязанность.
Про внешность и пять проколов в ухе
Выпустилась из интерната и начала меня свою внешность. Сначала проколола язык, потом вставила штангу в ухо называется индастриал. Потом пошло поехало. Научилась краситься черным карандашом. Пять проколов на другом ухе. Под нижней губой сделала симметричный прокол, проколола нос. Были и другие планы, но двоюродный брат сказал: давай ты немного остановишься. Мне все это нравится. Это те же украшения, что и кулоны и кольца. Просто украшения по-другому. Хотя на улице бывает, что часто придираются. Особенно мусульмане могут обращать внимание. Типа я выгляжу не так, как им бы хотелось, поэтому могут что-то предъявить или просто так злобно смотрят, что становится очень неприятно. Подстриглась коротко совсем недавно. Ношу черное. Летом тело я не оголяю, не ношу шорты, просто мне это не подходит. Все ведь люди разные.
Про музыку и зачем всё это
Когда была в приюте и когда было грустно, меня спасала музыка электронного жанра, такая как Depeche mode, Massive attack. Из русского бывает, что слушаю раннее творчество БИ-2, Сплин, Ляпис Трубецкой, одну песню Татьяны Зыкиной, Animal ДжаZ. Из электроники сейчас слушаю The New Division: они так назвались, потому что на них повлияла группа Joy Division. Хорошо, что есть музыка. Она часто спасает.
Отношения с близкими и коллегами — это и помогает каждое утро вставать и продолжать что-то делать. Сейчас я работаю в «Бургер Кинге». Мне очень нравятся коллеги и начальник. Там меня не допрашивали про мое образование и прошлое. Там с людьми легко.
Жить для других как-то глупо, и мне неинтересно особо со многими
людьми. Интересно себя узнать, мир вокруг обойти интересно,
вот, например, на электричках доехать до Белоруссии. Была идея еще в
Питер съездить, говорят, Петергоф красивое место, чего б не
съездить. Новосибирск интересно посетить, почему-то хочется в
Кемерово.
Ли Якокка «Карьера менеджера»
%PDF-1.6 % 592 0 obj > endobj 631 0 obj >stream 2008-11-07T21:11:06+03:00Acrobat PDFMaker 8.0 для Word2008-11-07T21:14:02+03:002008-11-07T21:14:02+03:00Acrobat Distiller 8.0.0 (Windows)application/pdf
Глава Эмоциональная осознание К.штайнер | emotionalschool
ГЛАВА 2.
отрывок из книги К.Штайнера «Эмоциональная грамотность: интеллект с сердцем».
ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ ОСОЗНАНИЕ
Почти все испытывают эмоциональный дискомфорт, когда к ним подходит бездомный нищий. Некоторые сразу пытаются отключить свои чувства, предпочитая делать вид, что нищего не существует или он по какой-то причине заслуживает такой судьбы. Другие чувствуют вину и, возможно, думают, что должны давать больше денег на благотворительность. Третьи будут возмущены и враждебны по отношению к нищим, рассматривая их как нежелательных нарушителей их жизни. Я реагирую по-разному. Иногда я чувствую страх или смущение, а иногда вину или злость. Если я решаю не помогать, то отворачиваюсь и ускоряю шаг. Если я решаю помочь, то даю несколько монет, не глядя нищему в глаза. Когда он говорит: «Благослови Вас Бог!», я не чувствую себя благословленным. Такая ситуация наводит меня на слишком много неприятных мыслей о том, каково это – быть нищим. Потом я радуюсь, что исключил незнакомца из своих мыслей. Если я не буду этого делать, то некоторое время буду взволнованным и выбитым из колеи. И неудивительно, что изменю свой маршрут, чтобы избежать бездомного, даже если придется перейти на другую сторону улицы.
В такие моменты моя эмоциональная реакция может показаться ненормальной и преувеличенной, но подумайте о своей реакции. Многие ли из чувств, которые я описываю, вы испытываете, когда оказываетесь в похожей ситуации? Что из описанного вы ощущаете, возможно, не осознавая этого? Большинство из нас не знает о той первой реакции, которую мы быстро подавляем в таких ситуациях. У вас бывают эмоциональные последствия после таких встреч? После них вы потрясены или остаетесь равнодушными? А может, испытываете злость, вину или становитесь самодовольными? Они наталкивают вас на мысли о «бессердечных» республиканцах, демократах, чей лозунг «облагай налогом и трать», или о богатых
мошенниках?
Обычно мы не замечаем этого, но большинство из нас каждый день лавирует в таких сложных эмоциональных морях. Водитель подрезает нас на оживленной магистрали, продавец грубит, друг держится холодно и отстраненно, партнер не принимает наши достижения. Нас переполняют эмоции, и мы можем знать или не знать о них. Рассмотрим причины этих переживаний, чтобы увеличить нашу осведомленность о них.
ОСНОВЫ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО ОСОЗНАНИЯ
Пятьдесят лет назад психоаналитик Эрик Берн положил начало трансактному анализу, когда разделил поведение людей (в психоаналитической терминологии – Эго) на два вида: архео-психика (он назвал это «Ребенок») и неопсихика («Взрослый»).
Состояние Ребенка связано с нашей эмоциональной природой, а Взрослый рационален и свободен от эмоций.
Берн считал, что эти два эгосостояния, а позже и третье, которое он назвал «Родитель», имеют «особые анатомические отображения» в мозгу: «Взрослый» расположен в коре головного мозга, а «Ребенок» находится в более примитивной его части.
Через какое-то время он допустил, что эго состояния чередуются и обычный человек может легко их выявить.
Теория эгосостояний Берна прочно основывается на двух основных научных направлениях: эволюции и неврологии.
Совсем недавно авторы работ в области эволюционной психологии предположили, что мозг состоит из «модулей», которые развились благодаря своим адаптивным качествам. Эти модули впервые были предложены Ноамом Хомским (Noam Chomsky), когда он предположил, что у всех людей грамматические навыки заложены на генетическом уровне, что порождает весь человеческий язык. Этот языковой модуль был подтвержден дальнейшими исследованиями в неврологии и эволюционной теории. Исследования показали, что подобные модули существуют для многих других способностей, таких как обработка визуальной информации или отношение к биологическому потомству. Стивен Пинкер (Steve Pinker) в своей книге «Как работает разум» представляет прекрасный отчет об умственных модулях эволюционной психологии. Эго-состояния – это три отдельных модуля, которые следует добавить в арсенал адаптивных способностей человека.
ШКАЛА ЭМОЦИОНАЛЬНОГО ОСОЗНАНИЯ
Осознанность о наших эмоциях и их функциях в эго-состоянии Взрослый находится в коре головного мозга –
неокортекс – и является темой этой главы. Но сначала я представлю Шкалу эмоционального осознания. (рис. 1)
Две крайности этой шкалы (нулевая осознанность и абсолютная осознанность) вряд ли встречаются в реальной жизни, но расстояние между ними можно плодотворно изучить.
Если вы хотите узнать, где находитесь на этой шкале пройдите ОПРОСНИК ЭМОЦИОНАЛЬНОГО ОСОЗНАНИЯ — здесь
Ниже приведены описания каждого уровня шкалы.
ОНЕМЕНИЕ (Оцепенение)
Люди, находящиеся в этом состоянии, не знают ничего о том, что называют чувствами, – даже если они находятся под влиянием сильных эмоций. Как ни странно, другие люди зачастую знают больше о чувствах такого человека, чем он сам. Человек, находящийся в этом состоянии, не чувствует собственных эмоций, тогда как окружающие могут уловить их с помощью сигналов, таких как выражение лица, его покраснение и тон голоса, хотя он, вероятно, скажет о холоде и онемении, если его спросить, как он себя чувствует. Его эмоции находятся в сильной «заморозке», они недоступны для осознания. Его состояние похоже на состояние пациента, которому сделали анестезию и онемение заглушает боль от стоматологической процедуры.
Приведу в пример ситуацию Лукаса, успешного 38 летнего бухгалтера, и его жены Клары, с которыми я познакомился, помогая разрешить их семейные трудности. Клара в кратком рассказе слезливо поведала о своем гневе и обиде по поводу того, что между ними происходило. Я повернулся к Лукасу. Он выглядел напряженным, и ему явно было неловко.
«Как Вы себя чувствуете, Лукас?»
«Ну, я считаю, что она несправедлива».
«Хорошо. Мы можем поговорить о справедливости ее
высказываний позже, когда перейдем к вашей точке зрения.»
«Скажите, что вы чувствуете, когда она так говорит о вас?»
Он колеблется, ерзает в кресле, смотрит на меня недоуменно, задумывается и наконец говорит со смущенным видом:
— Думаю, я ничего не чувствую».
— Интересно… Давайте посмотрим, есть ли у вас какие-нибудь ощущения в теле? Некоторые люди чувствуют бабочек в животе, кусок в горле, болезненное покалывание или головокружение.
— Ну, я чувствую какое-то онемение во всем теле. Сейчас не так сильно, а когда она говорила – да.
— Так значит, вы ничего не чувствуете?
— Не совсем так. На самом деле я чувствую, что я где-то далеко, как будто в тумане.
Для таких, как Лукас, это состояние незнания эмоций является привычным, оно наступает в ситуациях, которые у других могут вызвать сильную эмоциональную реакцию. Но в некоторых случаях эмоциональный барьер, за которым он живет, рушится и его гнев прорывается. Один или два раза в год Лукас ходит на пивные вечеринки. После них дома он становится отвратительным, эмоционально жестоким, а иногда громит мебель. Потом он трезвеет и наступает период отвращения к себе, он чувствует себя потрясенным и виноватым, эмоции сбивают его с толку и он не может распознать их. В конце концов онемение возвращается, и он снова становится отстраненным трудолюбивым бухгалтером. В психиатрии это состояние эмоционального онемения известно как алекситимия.
ФИЗИЧЕСКИЕ ОЩУЩЕНИЯ
На этом уровне эмоциональной осознанности физические ощущения, которые сопровождают эмоции, ощутимы, но это не сами эмоции. В психиатрии это называется соматизацией. Человек может чувствовать учащенное сердцебиение, но не знать, чего он боится. Он может заметить давление в груди, но не идентифицировать его как печаль и депрессию. Он может испытывать горячие приливы, озноб, тяжесть в животе, звон в ушах, покалывание или даже стреляющие боли. Он может испытывать все физические признаки эмоции, но не знать о самой эмоции. Однако людям можно помочь подняться на более высокий уровень осознанности, на какой бы отметке этой шкалы они не находились.
Например, Лукас обычно пребывает в состоянии онемения, но он может узнать о физических ощущениях, если спросить
его о них. Пока Лукас описывает свое состояние онемения, я продолжаю его расспрашивать:
— Хорошо, это четкое описание того, что происходит с вами в эмоциональном плане, когда ваша жена на вас жалуется.
Но давайте рассмотрим вашу дальнейшую реакцию. Есть ли у вас какие-нибудь другие физические ощущения, которые
я описывал раньше? Еще что-нибудь происходит?
— Еще у меня такое чувство, что мой лоб плотно обвязан повязкой».
— Что-нибудь еще? – Я внимательно изучал его лицо – Чувствуете головную боль?
— Не совсем, но такое ощущение, что голова скоро начнет болеть. Обычно у меня довольно сильные головные боли. Мне придется принять двойное обезболивающее, когда мы отсюда уйдем.
Когда люди находятся в таком состоянии эмоциональной неграмотности, они часто принимают лекарства, действие которых направлено на физические ощущения, вызванные эмоциями. Хотя эти лекарства могут иметь вредные побочные эффекты, они действительно на время помогают человеку, который пытается справиться со своими эмоциональными конфликтами. Они устраняют беспокойство, головные боли, боли в животе и другие физические ощущения, которые напомнили бы им об эмоциональных проблемах и на которые стоит обратить внимание. Следовательно, конфликты не исчезают, а эмоциональные проблемы остаются нерешенными. Такие препараты могут на время устранить или облегчить неприятные ощущения, но они нарушают химические процессы в организме и могут привести к вредным кратко- или долгосрочным последствиям.
Лукас, например, пьет алкоголь и кофе и принимает обезболивающие, продающиеся без рецепта, при болях в спине и головных болях. Его врач предупредил, что ибупрофен и парацетамол в сочетании с алкоголем могут навредить печени, поэтому он принимает аспирин, от которого у него начинается расстройство желудка, от которого он принимает антацид. Утром он выпивает две чашки крепкого кофе, чтобы проснуться, а потом весь день пьет диетическую колу с кофеином, чтобы поддерживать бодрость. Он курит, чтобы справиться с напряжением и тревогой. Вечером любит выпить «бокал-другой» вина, чтобы расслабиться и заснуть. Такое самолечение не помогает ему лучше себя чувствовать, но, по крайней мере, делает его дискомфорт сносным. Когда люди регулярно и в больших количествах принимают лекарства и/или алкоголь, то больше не могут точно интерпретировать сигналы своего организма.
Относятся ли эти сигналы к эмоциональному состоянию или химическим процессам, преувеличены они или приуменьшены, остаются ли в пределах нормы или говорят о болезни? Когда человек принимает лекарства часто и в больших количествах, очень трудно точно определить, что происходит на его эмоциональном уровне. Находясь в состоянии эмоциональной неосознанности, люди могут нанести большой эмоциональный вред другим. Сильные эмоции, оставшиеся непознанными, могут перерасти в иррациональное поведение. Люди ведут себя импульсивно, эмоционально или физически оскорбляют друзей и членов семьи, чувствуют себя чрезвычайно виноватыми, потом замыкаются в себе, ограничивая свою эмоциональную осведомленность и создавая уже привычный круг оскорблений, боли, онемения и увеличившейся эмоциональной неграмотности.
ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ ХАОС (Хаотические переживания)
На этом уровне люди осознают эмоции, но воспринимают их как более высокий уровень энергии, который нельзя понять и
выразить словами. Именно поэтому я называю это первичным опытом: он похож на эмоциональный опыт младенцев и низших млекопитающих, которые явственно испытывают эмоции, но не могут назвать их. Человек в этом эмоциональном состоянии очень уязвим и поддается эмоциям, но не всегда может понять или контролировать их.
Находясь на уровне первичного опыта, он чаще сталкивается с постоянными неконтролируемыми эмоциональными всплесками и приступами импульсивности или депрессии, чем человек, чьи эмоции заморожены из-за неосведомленности, даже если периодически они выходят наружу. Люди на стадии примитивного опыта – это, как правило, те, кто первым сдается, когда стресс давит на всю группу. Они испугаются, будут плакать, прогуливать работу, много пить.
Лукас, как противоположный пример, работает в условиях крайне высокого давления и стресса. Во время подачи налоговых деклараций его признают как «холодную голову» и доверяют принимать важные решения. Сотрудники и руководители не считают его холодность особо привлекательной чертой, но руководство высоко ценит его за эффективность. Учитывая очевидный риск эмоциональности, некоторые люди считают, что эмоциональная осознанность и восприимчивость только мешают. Тем не менее, если долго работать, достижение высокого уровня эмоциональной грамотности и знание эмоциональной информации приведет к личной эффективности и власти, даже в нашем эмоционально неграмотном мире. Это станет возможным, потому что человек с высоким уровнем эмоциональной грамотности будет знать, как контролировать свои эмоции, когда и как их сдерживать или выражать.
Конечно, бывают ситуации, когда безжалостность, отсутствие сочувствия и эмоциональная холодность необходимы: для такой работы, как наемный убийца, инспектор, ответcтвенный за исполнение сокращения штата, или для службы в войсках специального назначения. В таких ситуациях высокий уровень эмоциональной осознанности сделает невозможным эффективное выполнение заданий. Вполне очевидно, что человеку, стремящемуся к овладению эмоциональной грамотностью, нужно избегать таких видов деятельности.
ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ЛИНИЯ или ВЕРБАЛЬНЫЙ БАРЬЕР
Эмоции зарождаются глубоко в примитивных частях нашего мозга, а осознание эмоций требует, чтобы мы использовали наш более развитый мозг – неокортекс, необходимый для речи, абстрактного мышления и рассуждения. Млекопитающие, у которых не развились функции речи, подражания, говорения, письма, планирования и символического рассуждения, не могут преодолеть хаотический или первичный уровень чувств. Человеческое существо, чей неокортекс дает возможность развить эти вербальные навыки, способно достичь более высоких уровней эмоциональной осведомленности.
Антонио Дамасио (Antonio Damasio) в своей замечательной книге«Чувство того, что происходит; Тело, эмоции и формирование сознания» дает отличное описание нейробиологии этого процесса. Осознание эмоций зависит от способности говорить о том, что мы чувствуем и почему. Язык эмоций тонко связан с обменом поглаживаниями, идентификацией эмоций и определением их причин, а также с выражением сожаления и стремлением к прощению. Чтобы преодолеть этот языковой барьер, нужно окружить себя людьми, которые положительно относятся к обсуждению эмоций. Как только человек сможет обсуждать свои эмоции с другим человеком, он сможет повысить осознанность о своих чувствах.
Изучение эмоциональной грамотности похоже на изучение нового языка. На самом деле изучение эмоциональной грамотности похоже на изучение диалектов английского языка, которые отличаются от стандартного разговорного английского, как, скажем, эбоникс (вариант английского языка, на котором говорят люди негроидной расы во всем мире). В эбониксе, афроамериканском диалекте, используются английские слова, однако он резко отличается от стандартного английского: другие синтаксические структуры и словарный состав, многих его слов нет в стандартных словарях. Все это необходимо, чтобы выразить желаемое значение. То же самое и с языком эмоциональной грамотности: используется другой тон голоса, слова объединяются в странно звучащие предложения, а также используется ряд неологизмов для передачи желаемого эмоционального содержания.
Эмоционально грамотное выражение может показаться бессмысленным слушателю, который не знаком с «эмоциональным языком», и он примет произносимое за абсурд. Человеку, говорящему на эбониксе, легче общаться с другим говорящим на эбониксе, они находят друг друга и общаются с удовольствием.
Так же и здесь: в мире, враждебном к эмоциям, умение говорить эмоционально грамотно позволяет чувствовать себя приятно, безопасно и спокойно.
Теперь перейдем к конкретизации того, как мы можем развить навыки эмоционально грамотного общения.
ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ. (Различение чувств)
Когда мы обсуждаем свои эмоции с другими, мы начинаем распознавать различные эмоции и их интенсивность, а также учиться говорить о них с другими. На этом этапе мы начинаем видеть различия между такими основными эмоциями, как гнев, любовь, стыд, радость или ненависть. Мы также понимаем, что любое чувство может быть различной интенсивности. Страх может изменяться от опасения до ужаса. Гнев – варьироваться от раздражения до ненависти. Любовь можно чувствовать на многих уровнях – от привязанности до страсти.
Когда мы преодолеваем вербальный барьер (некая виртуальная стена), то начинаем понимать, что зачастую испытываем несколько чувств одновременно. Некоторые из них сильные и очевидные, а некоторые – слабые и скрытые. Одни кратковременные, другие носят долгосрочный характер. Например, когда нас охватывает ревность, мы можем понять, что основным чувством является гнев в сочетании с более слабыми чувствами – чувством безответной любви и оттенком стыда. Некоторые испытывают ревность как сочетание страха и сильной ненависти.
Вернемся к нашему бухгалтеру Лукасу. Когда я спросил его,почему он так резко отреагировал на обвинения жены, он сказал:
— Думаю, потому что я был немного раздражен.
— Как насчет грусти? – спросил я.
— Думаю, да. … Да, и это тоже, – на этом он сделал акцент. – И еще боялся, что потеряю контроль, отвечу неподобающим
образом и раню ее чувства. Она такая ранимая.
— Вы сильно злитесь? – снова спросил я.
— Не очень, просто раздражен.
— Но если вы не злитесь, почему вы думаете, что потеряете контроль?»
— Думаю, все-таки злюсь
.
Он замолчал на минуту, и я заметил, что он покраснел.
-Да, думаю, так и есть.
-До бешенства?
Последовало долгое молчание. Теперь лицо Лукаса было очень красным. Обращаясь к жене голосом, полным чувства вины и страха, Лукас наконец выговорил:
— Да, поразмыслив над всем этим, я могу сказать, что мне очень тяжело.
Я продолжал расспрашивать Лукаса, следя за тем, чтобы не «вкладывать свои слова в его уста». Когда я помог ему осознать свои эмоции, выяснилось, что Лукас чувствовал сильный, ослепляющий гнев по поводу обвинений его жены и очень боялся «перестать его контролировать» и «выплеснуть его на нее». И когда он об этом думал, то ощущал отчаяние и страх. Совсем неплохо для человека, который изначально утверждал, что ничего не чувствует.
ПРИЧИННОСТЬ.
Как только мы начинаем понимать истинную природу наших чувств, мы начинаем понимать и причины этих чувств: каково событие, которое вызвало эмоциональную реакцию, почему мы чувствуем гордость или ненависть, почему боимся.
Например, Питер начал ревновать свою подругу Дженнифер в тот вечер, когда заметил, что она смеется над шутками их друга Майкла. Сначала он не хотел признаваться, что ревнует, даже самому себе, потому что гордился своей уверенностью и спокойствием. Но он поймал себя на том, что был раздражительным с Дженнифер, и вынужден был признать, что ревнует ее.
Это подчеркивает неизбежность эмоциональной взаимосвязи между людьми. Кто-то может не согласиться, но мы вызываем чувства у других, а они – у нас. Мы начинаем изучать алхимию эмоций: то, как наши эмоциональные склонности (ранимость, агрессия или ревность) сочетаются с эмоциональными склонностями и поведением других людей.
В итоге мы можем исследовать и в большинстве случаев понять причины того, что чувствуем.
В данном случае явный флирт Дженнифер с Майклом заставил Питера ревновать. Питер, смущаясь, сказал Дженнифер о своей ревности. Она ответила, что не хотела вызвать у него такое чувство. Она объяснила, что после тяжелой рабочей недели просто была рада от души посмеяться. Теперь, когда она знала о ревности Питера, она решила уделять ему больше внимания, когда они находились в компании Майкла.
ЭМПАТИЯ. Сопереживание.
По мере того как мы изучаем различные эмоции, которые испытываем, и их интенсивность, а также причины их появления, понимание наших эмоций становится структурным и тонким. И потом мы начинаем воспринимать и интуитивно понимать подобные структуры и тонкость в эмоциях окружающих людей.
Эмпатия является одной из форм интуиции, в частности, в плане эмоций. Развитие эмпатии время от времени может напоминать ясновидение. Когда мы сочувствуем, мы не разгадываем, не видим и не слышим эмоции других людей, не думаем о них. Мы просто точно знаем, что чувствует другой человек. Предполагалось даже, что эмпатия на самом деле – шестое чувство, с помощью которого мы воспринимаем эмоциональную энергию, подобно тому как глаз воспринимает свет. Если это так, то эмпатия находится в интуитивном смысловом канале, отдельно от остальных пяти чувств, и непосредственно связана с нашей осведомленностью. Эмоциональная неграмотность приводит к тому, что в период формирования нашей личности нам не удается развить это шестое чувство. Недостоверная информация о чувствах, обесценивание чувств со стороны родителей или значимых взрослых, которое мы можем получить в детском возрасте, а также систематический отказ признавать интуитивные чувства приводит к ослаблению интуитивного чувства.
Некоторые люди – прирожденные эмпаты с высокой чувствительностью к эмоциям, другие же глухи к эмоциям. Большинство из нас находятся где-то посередине, и все мы можем обучиться или заново научиться эмпатии.
Существует риск, связанный с эмпатией. Эмпатический ответ – это сложное событие. Мы можем реагировать или не реагировать с сочувствием на эмоции других людей, и, можем не всегда знать собственную реакцию. С этой точки зрения идеальные отношения – те, в которых оба являются эмпатами, разбирающимися в своих эмоциях. Самые тяжелые отношения – это отношения между эмпатом и «антиэмпатом», когда один человек реагирует на эмоции, о которых другой даже не знает. Такие отношения могут быть очень неприятными, и, если длятся уже долго, могут стать невыносимыми для эмпата.
Эмпатия, как и все интуитивное, является неточной и имеет небольшую ценность, пока мы не выработаем способы объективно подтверждать достоверность наших ощущений.
Для примера, вернемся к ситуации Питера и Дженнифер. Дженнифер начала подозревать, что Питер чувствует себя все более неловко в присутствии Майкла. Интуиция подсказывала ей, что хотя поначалу Питер и отрицал это, но он ревновал.
Она не могла понять, почему, ведь она была очень нежной и внимательной с ним, когда они были наедине. Она думала, что ревность Питера, возможно, вызвана внешней привлекательностью Майкла, и удивилась: неужели Питер не уверен в своей внешности?
Дженнифер читала об эмоциональной грамотности и изучала некоторые приемы, которые она и описала Питеру. Когда Дженнифер решила спросить Питера, ревнует ли он, его первым импульсом было отрицание. Он считал, что его ревность
глупа, и ему было стыдно признаться в этом.
— Говори честно, пожалуйста, – попросила Дженнифер Питера.
— Ну, хорошо, я немного ревную, – признался он наконец.
— Но Майкл меня не привлекает. Гораздо сильнее меня привлекаешь ты.
— Нет, дело не в этом. Ты показала, насколько я тебе нравлюсь, – сказал он, смущенно улыбаясь. – Но ты же знаешь, каким косноязычным я иногда бываю. А Майкл такой непринужденный и веселый. Разве тебя это не привлекает?
Дженнифер задумалась на минуту.
— Ну, возможно. Но ты по-своему забавный, когда мы одни. Во всяком случае, гулять с кем-то вроде него, конечно, весело, но ты – тот человек, с которым я хочу иметь отношения. Вокруг нас всегда будут наши знакомые, у которых есть качества, привлекающие нас, но я с тобой, потому что я тебя люблю.
Она обняла его, и они счастливо обнимались некоторое время.
Но теперь появилось нечто, что Питер хотел прояснить.
— Могу я задать тебе вопрос по этому поводу?
Дженнифер с готовностью согласилась.
— Я чувствую, что ты немного отстранена от меня, когда он рядом. На самом деле я боюсь, что ты теряешь ко мне интерес,
когда мы втроем.
Она была шокирована.
— Конечно нет!
Но, поразмыслив над этим, она поняла, почему он себя так чувствует.
— Понимаешь, я всегда считала невежливым, что-бы кто-то был нежным со своим спутником в присутствии человека без пары.
-Я заметил, – Питер задумчиво кивнул.
Она добавила:
— Но, возможно, ты и прав, может, я зашла слишком далеко. Я думаю, мы бы могли держаться за руки иногда или сидеть ближе друг к другу, это не вызовет у Майкла неловкости. Я постараюсь делать это чаще. Я просто очень заботилась о том, чтобы быть тактичной.
Догадка Питера насчет того, что Дженнифер привлекало что-то в Майкле, подтвердилась. Подтвердилось также и то, что она избегала контакта с Питером, когда они были втроем. Но его страх по поводу того, что у нее был романтический интерес к Майклу или что Майкл затмил его, оказался ложным. Ему, наоборот, было приятно узнать, как сильно она хотела понравиться его друзьям и как старалась быть внимательной к чувствам других людей. Главные догадки подтвердились, опасения не оправдались, и он открыл нечто новое в Дженнифер – ее внимательность к его друзьям, которую он нашел очень привлекательной.
Иногда Питер считал признания Дженнифер в любви преувеличенными, но, услышав, как она спокойно объясняла, почему выбрала его, он вдруг стал более уверенным в ее любви. Руководствуясь догадкой о ревности Питера и начав
обсуждать это с ним, Дженнифер создала более крепкую, эмоционально грамотную связь между ними. Интуиция не подвела ее, и это позволило ей изменить свое поведение так, чтобы Питер чувствовал себя комфортно.
Это всего лишь один пример из многочисленных плодов эмоционально грамотного диалога. Мы развиваем понимание эмоций других людей, задавая вопросы, и, если человек не хочет раскрываться и честно об этом заявляет, мы не можем добиться прогресса. Честный вопрос и честный ответ является единственным средством усиления своих эмпатических интуитивных способностей. Процесс честного обсуждения и ответной реакции значительно повышает точность наших дальнейших эмпатических ощущений. Осознание собственных эмоций является необходимым условием для эмпатии, и мы учимся понимать интенсивность чувств других людей. Мы также учимся понимать, почему возникают эти чувства, и понимаем их иногда так же ясно, как свои собственные. В итоге, когда уровень нашей эмоциональной грамотности повышается, наше эмпатическое восприятие становится более точным и надежным. Мы учимся доверять своим чувствам и восприятию и быть более честными, говоря о них. Таких изменений можно добиться за счет постоянной коррекции нашего восприятия, анализа ответных реакций и исправления ошибочных истолкований.
Здесь важно различать эмпатию и сочувствие. Сочувствие является интеллектуальным процессом, с помощью которого мы можем судить об эмоциональном состоянии другого человека и даже визуализировать его. Это помогает нам понять и даже предсказать, как он или она может себя чувствовать и как действовать. Тем не менее сочувствие – не эмоциональный, а мыслительный процесс. Оно соотносится с эмпатией как канва, где рисунок закрашен по отмеченным номерам, и работа художника. Мы можем заполнить нужные участки правильным цветом или эмоцией, чтобы получить правдоподобное изображение реальной вещи, фактически не принимая участия в эмоциональном процессе.
Эмпатия же – совсем другое. Она затрагивает наши собственные эмоции: мы понимаем, что другие чувствуют, потому что мы чувствуем это в своих сердцах, а также визуализируем в сознании. Многие люди не могут сопереживать определенным эмоциям других людей. В таких случаях выражение сочувствия будет гораздо лучше, чем полное отсутствие осведомленности о чужих чувствах и эмоциях. Но сочувствие — это наименьшая форма эмоциональной грамотности. Чтобы
перейти на следующий уровень эмоциональной осведомленности, требуется настоящая эмпатия.
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ. (Интерактивность)
Как я уже говорил, в том, чтобы быть «просто» сочувствующим человеком, «эмпатом», если хотите, есть свои недостатки. Эмпат четко осознает сложную вселенную эмоциональной информации, которую другие в основном не воспринимают; какая-то информация болезненная, возможно, даже очень.
Если мы знаем, как другие себя чувствуют, это не обязательно означает, что мы знаем, что с этим делать. Кажется, что эмоциональное поведение людей требует ответной реакции, но ответ может не быть желанным или возможным. Обладание эмпатическими способностями в эмоционально неграмотном мире может буквально свести человека с ума; человек, обладающий даром эмпатии, должен знать, что делать со своими знаниями.
Эмоциональная интерактивность требует знаний того, как люди будут отвечать на эмоции друг друга и когда это взаимо-
действие может измениться в лучшую или худшую сторону. Это означает, что надо знать эмоции людей достаточно хорошо, чтобы предвидеть, как один человек отреагирует на гнев, страх или печаль и как другой ответит на любовь, проявление сексуальности, радость и оптимизм. Эмоциональная интерактивность основана на самом продвинутом уровне
осознанности, на способности понимать, что вы чувствуете, что чувствуют другие, и предвидеть, как будут взаимодействовать эмоции. В дальнейшем это позволит вам предугадать, как два разных человека, учитывая свойственные им эмоциональные наклонности, будут реагировать в определенной ситуации.
Эмоции сливаются, исчезают, нарастают и уменьшаются в присутствии друг друга и с течением времени. Интерактивная осведомленность помогает понять, как эмоции, подобно химическим веществам, объединяются, чтобы создать новые вещества, таким образом, чтобы никто не смог определить эти конечные вещества, изучая составные части. Эти комбинации могут быть творческими, инертными или взрывными, как в химической лаборатории. Способность предсказывать эти реакции может развиться благодаря накопленному опыту и мудрости. Сложное понимание того, как эмоции сочетаются (друг с другом, в человеке, между людьми), – это самый высокий уровень знаний об эмоциях.
Хотя все это звучит довольно сложно, простой пример применения этой мудрости на практике можно увидеть в ситуации, когда мой друг Дэвид представил свою новую возлюбленную Рамону своей дочери-подростку Робин, которая была застенчивой и возмущалась по поводу пассий своего отца. Дэвид знал, что встреча лицом к лицу за ужином может быть тяжелым испытанием для Робин, и вместо этого он решил, что его новая подруга должна поехать с ним, когда он будет везти свою дочь в другой город навестить ее мать. Это дало Робин возможность наблюдать за ним и его новой подругой, сидя на заднем сиденье и будучи не на виду. Таким образом, Робин могла понаблюдать за своей потенциальной мачехой. В такой ситуации у нее было больше шансов узнать Рамону поближе и начать симпатизировать ей, чем за неловким ужином, когда она нервничала бы из-за того, что находится в центре внимания. Знания Дэвида о том, что заднее сиденье машины – более подходящий вариант, чем ужин, основаны на высоком уровне осведомленности об эмоциональных взаимодействиях.
Другой, более сложный пример – ситуация Джона и Доны, пары, которая конфликтовала уже месяц. Джон злился из-за того, что Дона проводит все больше времени на своей новой работе; это была первая работа в ее жизни, которая действительно нравилась ей и давала возможность проявить себя. Джон привык быть основным кормильцем и чувствовал необъяснимую ревность и зависть. Он всегда был склонен к эмоциональным вспышкам и в последнее время чувствовал себя в опасной близости от потери самообладания. У Джона и Доны были хорошие отношения уже много лет, и Джон знал, что Дона любит его и доверяет ему. Но она боялась его проявлений гнева. После череды непродуктивных эмоциональных разговоров Дона начала эмоционально отдаляться от него. Джон все больше недоумевал. Думая, что же делать, Джон вспомнил, как у них с Доной были горячие разногласия во время обеда с ее сестрой Маршей. Присутствие Марши помогло Джону контролировать свой темперамент; Марша выступала в качестве спокойного адвоката Доны, который, казалось, помогал Доне настаивать на своем. Джон решил, что неплохо было бы пригласить Маршу на поздний завтрак в воскресенье, объяснив это тем, что ему нужна ее помощь в обсуждении работы Доны. Он обсудил идею с Маршей и после ее одобрения позвал Дону. Они втроем договорились хорошо провести время, и после приятной трапезы Джон осторожно предложил, чтобы Марша села рядом с Доной, когда он рассказывал ей, что чувствовал. Джон знал, что если он выпустит эмоции наружу при менее спокойных обстоятельствах, то может рассердиться и Дона будет потрясена. Он мог бы заставить ее проводить меньше времени на работе, но без серьезных эмоциональных последствий. Марша отлично подходила на роль посредника, потому что любила их обоих и не боялась Джона. Ее уверенное успокаивающее влияние дало Джону возможность говорить четко и уверенно и давало Доне силы противостоять его требованиям, не будучи запуганной.
С другой стороны, если бы Дона была другой и не боялась бы выслушать Джона, когда он возбужден и повышает голос, ситуация была бы совсем иной и использовался бы другой, возможно, более прямой подход, который не требует привлечения сестры Доны в качестве посредницы. Джон в равной степени был осведомлен о своих чувствах и склонностях
и о чувствах Доны. Он по опыту знал, как их разные стили поведения будут взаимодействовать, а именно что от волнения
он повысит голос, а она, скорее всего, подчинится, но позже будет несчастной и раздражительной. Он принял меры, чтобы предотвратить проблемы, которые могут возникнуть, если он будет действовать импульсивно. Такой тщательный анализ эмоциональной ситуации в отношениях является отличительной чертой человека, обладающего эмоционально грамотной интерактивностью (взаимодействием).
Интерактивность (взаимодействие) является часто используемым понятием в наш век общения. В этом контексте она относится к интеллектуальному взаимодействию, а не к пассивному восприятию. Интерактивная осознанность позволяет определять эмоции внутри и вокруг нас и видеть, как они могут быть сформированы для творческих целей, вместо того чтобы не замечать их и давать им выходить из-под контроля. Мы можем использовать нашу эмоциональную осознанность для получения более простых, позитивных и продуктивных интеракций. Интерактивность дает эмпатам возможность использовать их осознанность, чтобы ловко ориентироваться в сложных эмоциональных ситуациях. Интерактивность является связующим звеном между эмоциональной осознанностью, которая является предметом данной главы, и более крупной темой эмоциональной грамотности, которая является предметом изучения этой книги.
???? – Я добавил эту категорию в качестве пока неизвестного уровня или уровней эмоциональной осознанности, чтобы
указать, что более высокий аспект эмоциональной осознанности вполне возможен. Может быть, есть понимание эмоций на
уровне, свойственном животным или другим живым существам, которое недоступно большинству людей. Возможно, вы, уважаемые читатели, обладаете такой осознанностью.
Если это так, я был бы благодарен, если бы вы сообщили мне об этом через мой веб-сайт:
ЗА ПРЕДЕЛАМИ ОСОЗНАНИЯ
Неокортекс (neocortical) взрослого человека, кроме речи и символического мышления, отвечает также за модуляцию и даже изменение более простых функций. Рациональное управление продолжением рода, агрессивными, защитными и аффилиативными процессами являются дополнительными продуктами эволюции коры головного мозга.
Однако, как отмечает Джозеф Леду (Joseph LeDoux) в своей книге «Эмоциональный мозг», существует явная асимметрия в том, как эти две части мозга влияют друг на друга, а именно комплекс рептилий (the reptilian brain) и лимбическая система (the limbic brain) гораздо больше влияют на неокортекс, чем наоборот, «что позволяет эмоциональному возбуждению доминировать и контролировать мышление». «Хотя мысли могут легко вызвать эмоции, нам не удается эффективно отключать эмоции».
Определённые эмоциональные расстройства проявляются в ситуациях, когда эмоции выходят из-под контроля. Расстройства, связанные с тревожностью, такие как фобии и социальная тревожность, связаны с тем, что события, которые обычно вызывают лёгкую тревогу, начинают вызывать неконтролируемый страх. Глубокая депрессия является печалью, которая вышла из-под контроля. Вышедший из под контроля гнев может привести к патологически антисоциальному поведению. В таких случаях эмоциональная грамотность стремится снять доминирование эмоций путем уравнивания влияния некортекса и нижних отделов мозга и включения контроля Взрослого над эмоциями.
Когда проблема заключается в том, что эмоции подавлены, целью является высвобождение чувств из сферы доминирования Взрослого или Родителя. Осознанность является важным аспектом личностной силы, но, как мы видим, она не является достаточной сама по себе, для изменений, которых требует эмоциональная грамотность. Когда эмоциональная осознанность человека увеличивается, он или она получает возможность изучать дополнительные навыки эмоциональной регуляции, необходимые для того, чтобы действовать все более и более эмоционально грамотно. Обучение грамотности и повышение осознанности являются важными уроками этой книги.
ВЫВОДЫ
ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ ОСОЗНАНИЕ
Эмоциональная осознанность – это неотъемлемая часть эмоциональной грамотности.
Вы можете проверить себя по шкале эмоционального осознания и узнать, на какой позиции находитесь.
Эта шкала снизу вверх выглядит следующим образом:
ОНЕМЕНИЕ.
Вы не осознаете свои чувства.
ФИЗИЧЕСКИЕ ОЩУЩЕНИЯ.
Вы испытываете хаотические эмоции, но не знаете, какие именно. Вы не можете говорить о них
или понимать их.
ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ ХАОС ИЛИ ПЕРВИЧНЫЙ ОПЫТ
На этом уровне люди осознают эмоции, но воспринимают их как более высокий уровень энергии, который нельзя понять и
выразить словами. он похож на эмоциональный опыт младенцев и низших млекопитающих, которые явственно испытывают эмоции, но не могут назвать их.
ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ.
Преодолевая вербальный барьер и говоря о своих чувствах, вы учитесь различать гнев, любовь, стыд, радость и ненависть.
ПРИЧИННОСТЬ.
Вы не только различаете эмоции, вы также понимаете их причины.
ЭМПАТИЯ.
Вы понимаете эмоции других людей.
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ.
Вы чувствительны к изменениям эмоций окружающих и знаете, как они взаимодействуют.
……………………………………………………………………………………………………………………………….
приобрести книгу К. Штайнера Эмоциональная грамотность:интеллект с сердцем можно здесь
Узнайте больше о мероприятиях в Школе эмоциональной грамотности — здесь
блеск и нищета патопсихологической диагностики / Хабр
Привет, Хабр!
Меня зовут Кристина, я клинический психолог. Около двух лет назад я опубликовала на Geektimes пост о патопсихологической диагностике, в котором рассказала о том, как производится исследование психики пациентов в психиатрическом стационаре на предмет наличия или отсутствия нарушений мышления, памяти и других функций психики.
Всё, что нужно знать о нашей патопсихологической диагностике. Источник: [43, стр. 133-134].
В комментариях мне задали довольно много вопросов о том, насколько надёжны используемые методы, где границы их применимости и т.д. В своих ответах я последовательно защищала используемый инструментарий и психиатрию / психологию в целом.
Прошло два года, и я уже не тот наивный специалист, который только вышел из государственной системы психиатрической помощи, я успела поработать в частной практике, тесно сотрудничая с психиатром и имея возможность увидеть те аспекты психиатрии, которые ранее были скрыты от меня. Мои взгляды на индустрию душевного здоровья несколько изменились.
Сегодняшний пост будет не таким восторженным и, возможно, несколько более эмоциональным. В нём будет некоторое количество инсайдерской информации, на которую, к сожалению, я не могу привести пруфы, но я постараюсь в ключевых моментах обосновать свои доводы соответствующими ссылками. Скажем так, в индустрии всё не так радужно, как мне бы хотелось, и я считаю, что о её проблемах нужно говорить открыто.
Пост написан в соавторстве с Лобановым Виталием (hdablin). Текст получился довольно длинным, в нём мало картинок и много пространных рассуждений. Но если вам интересны проблемы диагностики в психиатрии и смежных дисциплинах, добро пожаловать под кат.
Комплексный подход в диагностике психических заболеваний
В диагностике психических заболеваний важен комплексный подход[1, стр. 22], и об этом много говорят. Действительно, оценка состояния пациента не должна производиться на основании наличия или отсутствия отдельных признаков нарушений работы психики, необходимо воспринимать человека полностью, во всём многообразии его психической деятельности, выстраивая в процессе клинической беседы и / или патопсихологического эксперимента последовательно уточняющуюся, внутренне непротиворечивую модель его функционирования, дополняя и изменяя её по мере появления новых диагностических данных.
Говоря проще, недопустимо ставить человеку шизофренический (равно как и любой другой) патопсихологический симптомокомплекс только на основании того, что он нашёл общее у таких понятий как “кошка” и “яблоко” (прекрасный ответ одного пациента: “косточки внутри”).
Но, к сожалению, многие специалисты поступают именно так: нет никакой гарантии, что попав в систему, вы не получите ярлык “шизофреника” только потому, что вы дадите ответ, не предусмотренный в методичках 50-70х годов или в голове самого специалиста.
Так, однажды мне попалось заключение, в котором психолог отмечает нарушение мышления по шизофреническому типу, ссылаясь на то, что, выполняя методику на исключение лишнего, из четырёх изображений — воздушного шара, самолёта, автомобиля и парохода, исследуемый исключил воздушный шар, обосновав это тем, что это средство передвижения устарело.
Проблема общего тезауруса
Комплексная диагностика — важная и даже отчасти модная тема, но то, что говорят о ней, порой вводит меня в недоумение. Так один из отечественных авторитетов в области диагностики открыто продвигает идею о том, что используемые в диагностическом процессе методики должны “
иметь общий тезаурус”. И, сюрприз-сюрприз, этот человек свою научную работу строит именно на создании комплекса методик, использующих единый терминологический аппарат.
Простая идея о том, что во всём цивилизованном мире уже давно научились выстраивать системы “перевода” / взаимного отображения разных концепций личности (например), как раз для того, чтобы можно было использовать разные методики, основанные на различных моделях, для сравнения между собой и для построения той самой комплексной оценки, полностью им игнорируется.
А почему? Да просто потому, что если принять это во внимание, будет очень сложно рекламировать собственную, “не имеющую аналогов” систему методик. Ведь её ценность, согласно автору, как раз в едином тезаурусе, который по факту никому особо и не нужен.
Возьмём, например, обозначенную этим самым авторитетом проблему несовпадения моделей описания личности: дескать, существует множество способов её описать (это так), и разные методики исследования нацелены на использования различных подходов к её описанию: кто-то говорит о пяти факторах, кто-то об акцентуациях, а кто-то вообще использует типологию Майерс-Бриггс.
Но ещё в конце 80-х было опубликовано исследование[2], которое показывает, что пятифакторная модель превосходит типологию Майерс-Бриггс. В нём же показано, какие именно шкалы Пятифакторной модели коррелируют с типологиями Майерс-Бриггс, что даёт (при желании) возможность [не идеально точно, но всё-таки] отобразить данные, описанные в рамках одной модели, на другую.
Популярные в России модели акцентуаций — такие, как классификация Леонгарда и получившая широкое распространение продолжающая её классификация Личко, в существенной степени основанная на классификации психопатий Ганнушкина, на Западе не слишком популярны.
Зато там используются некоторые схожие классификации — такие, как психоаналитическая диагностическая модель Мак-Вильямс, которая не имеет однозначного отображения на Пятифакторную модель, они различны по своей сути[3] или клинические шкалы опросника Шелдера и Вестена[4], которые вполне себе взаимоотображаются на Пятифакторную модель[5].
Но самое интересное заключается в том, что шкалы опросника Шелдера и Вестена неплохо соотносятся с психоаналитической диагностической моделью, предложенной Мак-Вильямс[6]. И, разумеется, они соотносятся с классификацией, используемой в DSM.
К чему я это всё рассказываю? К тому, что, во-первых, проблема различия используемого тезауруса частично решена (в достаточной степени, чтобы клиницисты могли использовать методики, основанные на разных моделях описания личности, для комплексного анализа), а, во-вторых, к тому, что в западной научной и клинической практике используется более здравый подход, направленный не на разработку новых уникальных методик и моделей описания, а на исследование соотношения и возможности взаимного отображения уже имеющихся моделей (психоаналитической, клинической из DSM, Пятифакторной).
Бесполезная на практике двойная диагностика
Изначально предполагалось, что экспериментально-психологическое исследование будет использоваться в дополнение к общему клиническому изучению больных[11, стр. 22], выполняемому врачом-психиатром, с целью решения задач дифференциальной диагностики, ранней диагностики патологических изменений психики, оценки эффективности терапии и др.
По идее, это должно приводить к тому, что человека проверяют два разных специалиста, используя два разных набора диагностических инструментов, что, вроде как, позволяет обеспечить большую точность и уменьшить вероятность ошибок. Дескать, если один из специалистов сильно ошибётся, его результаты не совпадут с результатами коллеги, они обсудят пациента и найдут ошибку, она не останется незамеченной.
На практике (инсайд, без пруфов) дело обстоит не так радужно: психолог является “нижестоящим” специалистом по отношению к психиатру и в ряде случаев он просто подгоняет свои результаты под тот диагноз, который выставил психиатр. Но бывают ситуации ещё хуже, когда психиатр просто приходит к психологу и спрашивает, какой диагноз поставить тому или иному пациенту (психолог формально не имеет права выставлять диагнозы, его этому не учили, но так бывает).
Вообще, в индустрии, по крайней мере, в государственных структурах существует такое явление, как “проклятие первого диагноза”. Суть его предельно проста: многие не хотят связываться с изменением диагноза пациента: если где-то когда-то кто-то нашёл у него что-то шизофреническое, с огромной вероятностью следующие специалисты (и психиатры, и психологи) будут видеть этот “шизо-компонтент” — независимо от того, есть ли что-то такое у пациента — просто потому, что сказать о его отсутствии — значит либо поставить под сомнение квалификацию предыдущего специалиста, либо свою, а так же обречь себя на кучу бумажной работы. Поэтому на практике бывает так, что результаты диагностики просто “подгоняются” под полученные ранее.
У психиатров дело обстоит ненамного лучше: смена диагноза — достаточно геморройная процедура, и этого стараются избегать, по возможности обеспечивая совпадение результатов всех обследований пациента. Механизм защиты от ошибок не работает.
Игнорирование параметров среды при тестировании
Одним из существенных нарушений идеологии комплексного подхода в диагностике является игнорирование многими психологами параметров среды, в которой производится экспериментально-психологическое исследование.
Проще всего объяснить на примере СДВ(Г) — заболевания, которое, среди прочего, характеризуется неспособностью человека сосредоточиться на задаче, высокой отвлекаемостью на посторонние стимулы. Берут этого человека, приводят в тихий кабинет психолога, психолог проводит исследование, человек его успешно проходит, психолог пишет, что всё нормально.
Но стоило бы негромко включить радио, и результаты этого исследования изменились бы радикально: у таких больных очень сильно проседает результативность в тестах на производительность при наличии малейшего отвлекающего раздражителя[7]. Но на практике мало кто из психологов этим заморачивается, обычно проводят исследования в потоковом режиме в тишине кабинета, после чего отмечают положительную динамику, ага.
И уж точно, даже если кто-то и проводит такое исследование в условиях зашумлённости, то не отражает этот факт в своём заключении: принятая форма написания заключений по результатам патопсихологического эксперимента вообще не предусматривает описания параметров среды, в которой производилось тестирование, хотя одна только зашумлённость может радикально повлиять на его результаты[7].
Разумеется, эта проблема проявляет себя не только в диагностике СДВ(Г), это общая проблема, относящаяся ко всем результатам нейро- / патопсихологического исследования.
В современных источниках уделяется высокое внимание стандартизации как процедуры тестирования, так и параметров среды, в котором оно проводится[8, пар. 16.316]. У нас на практике эти параметры не просто не стандартизируются, они даже не указываются в тексте заключения. Но про стандартизацию мы ещё поговорим ниже.
Игнорирование параметров фармакотерапии при патопсихологическом тестировании
Многие психологи не разбираются в психофармакологии, и это ужасно. Хуже того, никто не указывает в своих заключениях, какое фармакологическое лечение получал пациент на момент исследования. А от этого очень многое зависит.
Откуда я могу знать, чем вызвана эмоциональная уплощённость, отмеченная коллегой в заключении — болезнью или принимаемыми препаратами (здесь фишка в том, что человеку, далёкому от психофармакологии, даже если он клинический психолог, сложно будет понять, вызваны ли наблюдаемые явления самой болезнью или попытками её лечения).
При том, что в мировой практике уже давно признано влияние медикаментов на результаты нейро- / патопсихологической диагностики[8, пар. 16.271], у нас психологи могут даже не поинтересоваться, какие медикаменты принимает пациент. И в результате, например, тревожники, которым назначили высокие дозы нейролептиков (нередкая в РФ практика) становятся “шизофрениками” — просто потому, что психолог не понимает, отчего это перед ним человек заторможенный с уплощённой мимикой и т.п.
В идеальном мире нейро- / патопсихологическая диагностика должна выполняться “насухую”, без препаратов[29, стр. 28] (или, по крайней мере, без нейролептиков), а в случаях, когда это невозможно, необходимо указывать препараты с дозировками, на которых происходило исследование, и привлекать психиатра (если психолог сам не разбирается в том, как эта фарма влияет на оцениваемые параметры), чтобы выявить эффекты принимаемых пациентом лекарств и отделить мух (влияние препаратов) от котлет (нарушений речи, мышления и т.п.).
Игнорирование параметров физиологического состояния пациента
Ладно, в фарме многие психологи не разбираются, или недостаточно учитывают ее влияние на данные эксперимента (хотя в программе обучения клинической психологии в медицинских универах соответствующий курс есть, да и тот же NEI вполне принимает психологов на обучение). Мне это непонятно, но, вроде как, формально они этого и не должны уметь (хотя принцип “не умеешь сам, обратись к тому, кто умеет” тут должен соблюдаться). Это я с большой натяжкой могу понять.
Но при тестировании также часто не учитываются другие параметры состояния исследуемого, которые могут повлиять на результаты диагностики: боль[8, пар. 16.281], усталость (не болезненная астения, а обычная человеческая усталость, когда, например, пациента отправляют на диагностику после выполнения работ по отделению)[8, пар. 16.264], психоэмоциональное состояние[8, пар. 16.257], стресс от самой процедуры тестирования[8, пар. 16.292].
Отсутствие системного подхода к диагностике
В
прошлой статьея много красивых слов посвятила важности системного подхода в патопсихологической диагностике: нельзя на основании одного-двух признаков судить о пациенте в целом.
Что же мы видим на практике? Нередко в одном и том же заключении психолога можно увидеть, например, существенные нарушения мышления по шизофреническому типу и их отсутствие, сформированную мотивацию на прохождение исследования и её явную недостаточность и прочие противоречия.
Почему-то некоторые мои коллеги даже не пытаются сформировать некий единый взгляд, единую модель пациента, и если методики выдают противоречивые результаты, они не бегут разбираться и ретестировать, а просто тупо записывают эти разные результаты в разные части заключения. Дескать, я тут чего-то намерял, а вы — разбирайтесь сами, что это значит. Бесит.
Произвольность интерпретации результатов методик
Довольно низкие параметры валидности и надёжности многих используемых на практике методик (конкретные примеры разберём в следующем разделе, там же будут и пруфы) приводят к тому, что зачастую интерпретация результатов тестирования бывает крайне субъективной.
И относится это не только к проективным тестам[9, стр.8], но и к, казалось бы, стандартизированным опросникам, таким, как СМИЛ. Даже если вы почитаете саму Собчик[10, стр. 5], вы увидите огромный баг этого теста: “количественные показатели методики не являются абсолютом: они должны рассматриваться в обобщённой совокупности данных об изучаемом человеке”.
Фраза хорошая и правильная, но она демонстрирует, в частности, тот факт, что на практике даже один и тот же профиль СМИЛ (результат тестирования) может быть интерпретирован разными специалистами по-разному. Опять же, проблема бы частично решалась, если бы коллеги указывали в своих заключениях непосредственные результаты прохождения методики (для чего даже разработана специальная краткая форма их записи), но часто они эти результаты не указывают: только интерпретация.
И СМИЛ здесь — не самое страшное. Всякие “пиктограммы” и прочие “сравнения понятий” предоставляют гораздо бо́льшую свободу интерпретации, не говоря уже о проективках. Это, конечно, тоже относится к вопросам валидности и надёжности, которые мы обсудим чуть позже, но здесь хотелось бы сказать коллегам: пожалуйста, указывайте не только свои выводы (которые, сюрприз-сюрприз, могут быть неверны), но и те данные, на основе которых вы их сделали. Несколько больше писанины, но итоговый результат того стоит.
Отсутствие стандартизации в используемых методиках тестирования
Мало того, что каждый психолог волен использовать свой набор тестовых методик (что, возможно, и не так плохо, т.к. даёт возможность специалисту подобрать оптимальные инструменты в каждом конкретном случае), иногда выбирая совершенно неподходящие инструменты, так ещё и единого наименования методик в индустрии просто не существует.
Возьмём, к примеру, методику “Пиктограмма” (модифицированный тест Лурии на опосредованное запоминание). Мне встречались, как минимум, четыре набора используемых понятий, и когда я вижу в чужом заключении данные, полученные с помощью этой методики, я понятия не имею, какой именно набор использовался.
В защиту коллег скажу, что при желании точно указать версию используемой методики психолог сталкивается с определёнными сложностями — просто в силу того, что стандартного референсного каталога методик просто не существует, и если специалист захочет точно указать её, ему придётся писать длинную ссылку на источник, из которого был взят конкретный набор, а то и с указанием страницы — как в академических статьях, блин. Это просто неудобно, длинно, да и врачи могут не понять.
Бесполезность патопсихологической диагностики
Все эти факторы, перечисленные в предыдущем разделе, а также множество других приводят к тому, что в ряде случаев нейро- / патопсихологическая диагностика становится совершенно бесполезной процедурой.
Не поймите меня неправильно, я люблю диагностику, в т.ч. патопсихологическую, и считаю, что она может быть очень полезна при правильном и уместном использовании (об этом тоже расскажу), но факт остаётся фактом — часто она ничего не даёт ни врачу, ни пациенту, ни психологу.
Собственно, это было той причиной, по которой я ушла из психиатрического стационара, и на тот момент я думала, что проблема только в организации процесса в нашей больнице, но оказалось, что в действительности всё не так, как на самом деле: область проблем гораздо шире и простирается далеко за пределы моего предыдущего места работы.
Диагностика под препаратами
Я уже говорила об этом, но здесь мне хочется немного раскрыть моё субъективное понимание проблемы. Дело в том, что в практической деятельности психолога полностью избежать необходимости проводить диагностику людей, принимающих психиатрические препараты, не получится: если пациент в остром состоянии, часто необходимо эту остроту снять, а уже потом разбираться с тем, откуда она взялась. Это нормально и оправдано, это даже хорошо, что тут не пытаются проводить сначала сложную и долгую диагностику.
Но есть одно “но”: после того, как человека завели на препараты (особенно на нейролептики, но не только), список вопросов, на которые может ответить психолог, проведя своё исследование, существенно сужается. Да, я могу посмотреть, насколько [не]устойчиво внимание у пациента сейчас, но я не могу сделать никаких внятных предположений относительно того, почему оно именно такое: потому, что это характеристика самого человека, или потому, что это влияние таблеток.
Точнее даже не так: предположения я сделать могу, но это будет уже моё субъективное мнение, методики, используемые в отечественной диагностике en masse, не предусматривают внятной процедуры дифференцирования влияния препаратов. И какой толк от валидности и надёжности методики, если в конечном итоге я по своему усмотрению решаю, какие данные учитывать, относя их к свойствам психики исследуемого, а какие отбросить, списав на действие таблеток.
И если в частной практике я могу отказаться от такой диагностики, объяснив её бесполезность клиенту, то в больнице психологу приходится проводить эти заведомо недостоверные диагностики конвейером.
Опять же, разумеется, опытный психолог не будет сильно ошибаться в этом вопросе и будет достаточно корректно учитывать влияние препаратов, но это будет субъективное мнение, к инструментальной диагностике, которой так хочется хвастаться, отношение это всё будет иметь весьма посредственное.
Формальность повторной диагностики
На то, чтобы провести корректное патопсихологическое исследование, у меня уходит от полутора до четырёх часов, а иногда и больше. Это вместе со сбором анамнеза, клинической беседой, собственно, патопсихологическим экспериментом и объяснением результата клиенту на понятном неспециалисту языке.
В стационаре на повторную диагностику (которая, по идее, проводится, чтобы определить динамику состояния пациента) в ряде случаев специалист затрачивает минут пятнадцать.
Не потому, что он намного опытнее меня, а потому, что к повторной диагностике некоторые психологи (да и психиатры этим грешат) относятся формально. “Шизофрения неизлечима, если есть F.2X, нет смысла его смотреть — просто рисуй ему шизофренический симптомокомплекс и всё!” — такова логика значимого количества повторных обследований.
Я уже не говорю о том, что зачастую проводятся эти повторные обследования не по показаниям, а по недоступным постижению соображениям руководства (всякие там чисто бюрократические требования к частоте психологического обследования).
Бесполезность для пациента
Поработав несколько лет в нормально организованном процессе, я могу с уверенностью сказать, что та диагностика, которую мы проводили в стационаре, была бесполезна для пациента.
Пациент ничего о себе не узнавал, никто не объяснял ему, какие результаты получены, их даже не озвучивали, поскольку это было бы вмешательством в лечение, и врачи такой шаг не оценили бы.
Говорить о том, что эта процедура повышает комплаенс, тоже неправильно. Это здесь, когда я объясняю клиенту, что я увидела, почему именно я считаю, что увидела именно то, что увидела, как это соотносится с тем, какой диагноз поставит, и какое лечение назначит психиатр, я вижу, что готовность клиента к сотрудничеству повышается.
А там, в больнице, многие пациенты относились к процедуре патопсихологической диагностики весьма прохладно: в лучшем случае скептически, в худшем — резко отрицательно. И я их понимаю.
Бесполезность для процесса лечения
Но, может быть, эта диагностика была полезна для врача (и для пациента — только косвенно)?
Отнюдь. Наши результаты никуда дальше не шли. Единственное, что от нас требовалось — это чтобы они совпадали с тем, что нужно психиатру. Одни врачи настаивали на том, чтобы мы подгоняли свои выводы под их видение, другие просто спрашивали у нас, какой диагноз ставить (да, отечественная психиатрия в… в общем, в плачевном состоянии).
Никто не сидел и не корректировал фармакологические схемы на основании наших результатов, никто не назначал и не отменял психотерапию, никто не менял режим сна и отдыха — в общем, в лечении пациента, когда заканчивался бюрократический этап обеспечения “одинаковости диагнозов”, влияние результатов нашей работы было околонулевым.
Отсутствие системного образования в области психиатрии и психофармакологии для психологов
Да, можно отучиться в том же NEI или почитать Шталя с Капланом и Сэдок (рекомендую тем коллегам, кто ещё не), но это не заменяет качественного системного вузовского или послевузовского образования в этих областях. Да, есть некоторое количество курсов психиатрии для психологов, но то, что я видела — лютый ужас (кроме NEI, разумеется).
И я не понимаю, как человек, который не знает ни психиатрию, ни психофармакологию (психолог, пусть он хоть десять раз называется клиническим), может работать с психиатрическими пациентами. Да, у него всегда есть возможность научиться всему самостоятельно, перенять знания у психиатров и т.д., но многие ли этим заморачиваются?
К сожалению, нет.
Катастрофическое устаревание стимульного материала
Даже если не придираться к валидности и надёжности самих используемых методик (а мы обязательно придерёмся чуть позже), вопиющее устаревание стимульного материала заставляет меня делать фейспалм.
Возьмём, например, методику опосредованного запоминания по-Леонтьеву (не суть, что это такое): там есть карточки, на которых изображены различные предметы. Там есть чернильное перо[11, стр. 85], но нет смартфона. Это всё, что нужно знать о соответствии используемых методик современным реалиям.
Да, можно сказать: “не используй Рубинштейн, используй более современные методики”. Но где они? Ах, в учебнике Лезак? Но они не прошли адаптацию и апробацию на русскоязычной аудитории (по крайней мере, не все).
Нет, всё действительно печально.
Методики
Ок, мы обсудили немного проблемы, которые есть в нейро- / патопсихологической диагностике в целом, давайте поговорим немного об используемых методиках. Для начала определим такие понятия, как валидность и надёжность.
Валидность — это характеристика, которая показывает, насколько полученные данные соответствуют тому, что мы хотим исследовать[12]. Иными словами, это такая штука, при наличии которой мы можем быть уверены в том, что мы измерили именно то, что хотели измерить.
Надёжность — это степень устойчивости методики к погрешностям измерения. Надёжность имеет отношение к повторяемости результата. Например, используя один и тот же инструмент измерения, мы можем, при условии его надёжности, рассчитывать на то, что его (измерения) результаты по одному и тому же объекту в одних и тех же условиях будут постоянны[12] (если, конечно, характеристики объекта не изменились).
Давайте пробежимся по основным классам используемых в патопсихологической диагностике методик и посмотрим, насколько они обладают этими качествами.
Проективные тесты
Начнём с проективных тестов как с наименее стандартизированных и структурированных. К проективным методикам относятся такие тесты как ТАТ, РАТ, “Несуществующее животное”, “Дом, человек, дерево” и другие. Общим моментом является то, что испытуемый должен сам дополнять, интерпретировать или развивать стимул, предоставляемый экспериментатором[1, стр. 37].
В основе этих тестов лежит механизм, который Фрейд и Юнг называли “проекцией”. Считается, что посредством задействования этого механизма можно “вытащить” содержание неосознаваемых исследуемым, вытесненных в бессознательное, установок, переживаний, негативных эмоций и т.д.[1, стр. 37].
Интересным является тот факт, что даже в самих источниках, посвящённых проективным тестам говорится об “относительно низкой надёжности получаемых результатов, связанной с субъективностью интерпретации”, а также о том, что “трудно научными методами подтвердить надёжность и валидность рисуночных методик”[9, стр.8]. От себя добавлю, что это относится не только к рисуночным тестам, это общая характеристика всего класса методик.
В мета-анализе, проведённом в далёком 2000м году, было показано[13], что тест Роршаха, тематический апперцептивный тест и тест, известный в российской литературе как “Рисунок человека”, не обладают достаточно высокой валидностью. Авторы рекомендуют воздержаться от использования этих методик в судебной и клинической практике или, по крайней мере, ограничиться тем небольшим числом интерпретаций, которые имеют хоть какое-то эмпирическое подтверждение.
В более свежем мета-анализе от 2013 года[14] также сообщается о недостаточной валидности теста Роршаха. Но это не мешает включать этот тест в список “основных проективных методик патопсихологической диагностики” некоторым отечественным авторам[1, стр. 38], лол.
Относительно “Рисунка несуществующего животного” есть даже отечественное исследование[15], в котором
было установлено, что ряд толкований рисунка «несуществующего животного», которые описываются в литературе, не подтвердились. В частности, наличие зубов, рогов и когтей не связано с интегральным показателем агрессивности, определяемому по тесту Басса-Дарки.
Справедливости ради, хочу отметить, что и в отечественных источниках встречается адекватная оценка валидности и надёжности проективных методик. Так, например, Лубовский отмечает[16]:
Несмотря на ряд исследований и методических разработок за последнее тридцатилетие, психологическая диагностика развития находится на низком уровне. Это проявляется в отсутствии организационных принципов и унифицированного подхода, а также в господстве интуитивно-эмпирического подхода к диагностическим процедурам и оценке их результатов… В качестве средств диагностики применяются лишь не очень качественно стандартизированные версии классических интеллектуальных тестов. Результаты оцениваются интуитивно-эмпирически, т.е. произвольно.
С тестом “Рисунок человека” всё не сильно лучше. В исследовании 2013 года было показано, что не стоит его использовать для оценки интеллектуального исследования детей[17]. Не оправдал он себя и как инструмент для определения наличия факта сексуального насилия в биографии ребёнка[18], да и как тест для определения уровня когнитивного развития, социальной адаптации, личностных характеристик ребёнка он не слишком хорош[19]. Не пригоден он и в качестве инструмента диагностики / скрининга поведенческих расстройств у детей[20].
Популярный в отечественной психологической тусовке тест Люшера тоже не имеет доказательств валидности, в исследовании от 1984[21] года не было найдено существенной корреляции между результатами этого теста и MMPI (стандартный объект для сравнения тестов, претендующих на выявление личностных особенностей), а его (теста Люшера) популярность в психологических кругах отлично объясняется эффектом Барнума.
Думаю, пруфов достаточно. Любому психологу очевидно, что у проективных тестов не может быть высокой надёжности — просто потому, что они допускают очень высокую вариативность оценки одних и тех же рисунков / рассказов испытуемых. Действительно, в ряде случаев результаты (в виде каких-то выводов и умозаключений, а не самих рисунков) гораздо больше говорят об интерпретирующем их специалисте больше, чем о самом исследуемом.
Опросники
Начнём с “
золотого стандарта” личностной диагностики в РФ — стандартизированного многофакторного метода исследования личности (СМИЛа). Этот тест является адаптацией широко известного во всём мире теста MMPI (Minnesota Multiphasic Personality Inventory), созданного во время Второй мировой войны в целях профессионального отбора военных лётчиков[10, стр. 3].
О валидности и надёжности самого MMPI можно говорить много и долго, но фишка в том, что СМИЛ — это не MMPI, и переносить данные, полученные на одном тесте, на другой — некорректно. В методичке по СМИЛу говорится, что «статистическая обработка данных и сравнительный анализ результатов психодиагностического исследования с данными объективного наблюдения (подчас — многолетнего) подтвердили надёжность методики”[10, стр. 11]. Круто, чо.
Только, вот, в методичке[10] раздел с используемой литературой отсутствует как класс — библиография не указана, и где почитать про эти самые “подчас многолетние исследования” — непонятно.
В руководстве по СМИЛу хоть что-то похожее на описание стандартизации ограничивается вот таким пассажем[10, стр. 12]:
Перевод текста опросника проводился с помощью квалифицированных филологов, хорошо знающих тонкости словоупотреблений и построения фраз. Совершенствование перевода проводилось 9(!) раз после очередных апробаций теста на различных контингентах отечественной популяции. Частота нормативных ответов американцев сравнивалась с результатами ответов репрезентативной группы, состоявшей из 940 россиян.
Ссылки на соответствующую работу нет, имена “
квалифицированных филологов” не указаны, описания “
контингентов отечественной популяции” не приводится, результат сравнения ответов американцев и россиян — не приводится.
В другой своей книге Собчик очень самокритична[22, разд. “5.1. Индивидуально-типологический опросник (ИТО)”].:
Бывает так, что теории создаются на базе богатой фантазии и якобы находят свое подтверждение в описанных авторами нескольких наблюдениях. <…> Многие психологические тесты создаются без определенной теоретической базы.
Самое смешное заключается в том, что мне не удалось найти в Гуглошколяре по запросу “
Собчик СМИЛ валидность надёжность” не только исследований самой Собчик, но и хоть каких-то упоминаний о том, что они вообще есть. И, сдаётся мне, дело тут не в проблемах поискового алгоритма Гугла.
Можно, конечно, сказать, что, дескать, MMPI валиден и надёжен, и, значит, основанный на нём СМИЛ — тоже, но нифига. Снова открываем Собчик[10, стр. 12], где читаем о том, что “некоторые утверждения были изменены <…> из опросника выделены 26 утверждений, которые оказались балластными”. Нет, после таких издевательств никак нельзя экстраполировать данные по валидности и надёжности на СМИЛ.
Могу сказать, что найти свидетельства валидности и надёжности (за исключением утверждений самой Собчик безо всяких пруфов) не удалось не только мне, но и автору работы “Методики, которые убивают науку”[23, стр. 263]:
Приведенные выше данные свидетельствуют о недостаточно теоретическом подходе в разработке и адаптации методик Людмилы Николаевны Собчик. В настоящее время, диагностики непригодны для построения психологического прогноза и применения в практической психологии. Они нуждаются в доработке и правильной адаптации.
Особенно мне понравился вывод автора этой работы[23, стр. 263]:
Популярность модифицированных тестов Собчик, которые применяются в школах, вузах, при профотборе, указывает на непрофессионализм редакторов, выпускающих сборники диагностик для психологов, преподавателей, рекомендующих студентам эти методики, и крайне плачевное положение психологии, как диагностического инструмента в научных исследованиях.
Резковато, но по делу.
Но, может быть, СМИЛ — единственный такой проблемный из популярных в отечественной диагностике опросников? Давайте проверим. Возьмём, например тест СМОЛ (“Сокращенный многофакторный опросник для исследования личности”), который разрабатывала не Собчик, а Зайцев. Это адаптированная версия теста Mini-Mult, который, в свою очередь, является сокращённой версией того же самого MMPI.
В работе, в которой был представлен СМОЛ, автор пишет[24]:
Качество разработанного стандарта СМОЛ проверяли путем сравнения его с результатами тестирования различных групп испытуемых (всего около 2000 человек), проведенного с нашим участием Н.И. Грачевой, Н.Е. Ножиной, Л.А. Зыряевой (ВКНЦ АМН СССР), Р.И. Хильчевской (Институт генетики АН СССР), А.Н. Гобжеляновым (Одесский медицинский институт) и др. Полученные данные свидетельствуют об адекватности указанного стандарта.
Ну, офигеть, блин! А с результатом, полученным с помощью каких методик, вы сравнивали? А то, может, с невалидным и ненадёжным СМИЛом? Не даёт ответа©.
Мои попытки найти хоть какие-то данные по валидности и надёжности СМОЛа во всё том же Гуглошколяре по запросам “тест мини-мульт валидность надёжность” и “тест СМОЛ валидность надёжность” снова не принесли результата. И нет, в Киберленинке, е-лайбрари и прочих местах я тоже ничего не нашла. Одинокое исследование[25] от 2014 года с выводами о, по меньшей мере, ограниченности применимости СМОЛа при шизофрении — всё, что мне удалось накопать на эту тему.
“А что насчёт ИТО (индивидуально-психологического опросника)?” — спросит меня любопытный читатель. “А ничего” — отвечу ему я. Опять же, все данные о его валидности и надёжности, которые мне удалось найти, сводятся к двум цитатам автора методики”[22, разд. “5.1. Индивидуально-типологический опросник (ИТО)”]:
В период, когда начинались мои исследования в сфере психологии личности, вся работа протекала под мощным огнем критики, направленной на тесты вообще и особенно — на попытки вывести личностные особенности человека из его врожденных индивидных свойств. В чем-то такая ситуация пошла на пользу. Приходилось соответствовать самым строгим требованиям к себе, к проводимой работе
И
В течение последних десяти лет методика ИТО широко применяется в контексте различных по своим целям исследований в клинике пограничных психических расстройств, при изучении процессов деформации личности под влиянием неблагоприятных условий или эмоционального «выгорания» в рамках разных видов профессиональной деятельности, в целях кадрового отбора и профориентации. Полученные результаты подтверждают на практике концепцию теории ведущих тенденций.
По “
теории ведущих тенденций” я бы тоже могла проехаться, и только тот факт, что это совсем уж не соотносится с заявленной темой поста, удерживает меня от этого. В общем, популярные у нас диагностические методики основываются на честном слове их автора. А потом — “
Почему психологов так не любят?”
Но, может быть, мы зря используем инструменты, имеющие отношения к MMPI? Ок, давайте посмотрим на методику “Прогноз-2” (известную как “НПУ-2”). Оригинальной статьи Рыбникова, в которой он её представляет, в свободном доступе нет (ну, или я не нашла). И… и других данных по валидности и надёжности — нет.
Думаю, хватит пока опросников, много их таких, давайте переходить к следующему разделу.
Исследование мышления
Мой любимый раздел. Довольно часто в моей практической деятельности мне приходится исследовать мышление клиентов на предмет наличия / отсутствия нарушений по шизофреническому типу. Это достаточно важная часть диагностического процесса, на основе которой врачом-психиатром вполне могут приниматься решения относительно стратегии лечения пациента. И поэтому требования к валидности и надёжности используемых методик в этой сфере чрезвычайно высоки.
Большая часть используемых в этой сфере отечественных методик разработана в 20-70х годах XX века[26]. Они, эти самые методики, кочуют из учебника в учебник, зачастую не особо изменяясь со временем. Рассмотрим же их.
Первое, о чём вспомнят многие мои коллеги при разговоре о диагностике мышления — это методика “Пиктограмма”. Изначально предложенная А.Р. Лурия для исследования способности к опосредованному запоминанию в 60-х (по другим данным, её предложил Выготский[29, стр. 105]), она была существенно доработана Б.Г. Херсонским в 80-х[27, стр. 5].
На мой субъективный взгляд, “Пиктограмма” Херсонского является наиболее проработанной версией этой методики в отечественной патопсихологии, поэтому её и рассмотрим. Сам Херсонский в своей работе, презентующей эту методику говорит, что “в индивидуальной психодиагностике выявляемые изменения порой столь очевидны, что не нуждаются в измерении и уточнении”[27, стр. 6]. Странно такое слышать от человека, который предлагает стандратизировать одну из самых популярных методик, ну да ладно.
В этой же статье Херсонский говорит о том, что “Практика применения пиктограммы показала ее особую валидность в диагностике шизофрении”[27, стр. 14], ссылаясь на работы Рубинштейн, Лонгиновой, Блейхера, выполненные в 70х.
Это единственная ссылка на исследование валидности “Пиктограммы” в рассматриваемой статье. Помимо этого автор сравнивает “Пиктограмму” с… тестом Роршаха[27, стр. 83] и рисуночными тестами[27, стр. 91]. Клёвые объекты для сравнения, да.
Посмотрим теперь на работы, на которые ссылается автор. Меня несколько смущает, что более свежих статей по валидности и надёжности “Пиктограммы” найти не удалось, но пусть так, может, там были настолько убедительные доказательства, что и перепроверять не пришлось (смешно, особенно на фоне того, что в статье Лонгиновой от 98-года[28] о валидности методики для исследования мышления больных шизофренией нет ни слова).
Современное переиздание работы Рубинштейн, на которую ссылается Херсонский, не содержит ни слова о валидности приведённых методик[11] (оригинальную монографию 72-го года мне найти не удалось).
В переиздание работы Блейхера вопрос валидности рассматривается[29, стр. 26], более того, там говорится о том, что “валидность вообще” — некорректное понятие, что валидность должна оцениваться по отношению к конкретной задаче (весьма здравая мысль!).
Однако ссылок, на исследования, в которых была бы продемонстрирована валидность “Пиктограммы” хоть для каких-то целей, равно как и описания этих исследований, данное руководство не содержит. Зато в нём сказано, что Херсонский “в плане интерпретации пиктограмм взял критерии, близкие к используемым в тесте Роршаха (обе эти методики использовались им параллельно)”[29, стр. 107]. А с тестом Роршаха мы разобрались чуть выше.
Наконец, давайте возьмем руководство по клинической патопсихологической диагностике мышления за авторством самого Херсонского и посмотрим, что он сам говорит о валидности и надёжности: “Традиционные характеристики стандартизированных тестов, в частности, различные виды надёжности и валидности неприменимы в отношении НМИМ”[30, стр.44] (нестандартизированным методикам исследования мышления). Вместо этих характеристик он предлагает использовать “Диапазон методики”, “Формализуемость ответа”, “Диагностическую ценность”.
Не будем здесь разбирать, что это такое, и насколько указанные характеристики близки к общепринятым понятиям валидности и надёжности, а просто отметим прогресс автора — в 80х он утверждал (без нормальных ссылок), что “Пиктограмма” валидна, по крайней мере, для диагностики шизофрении, а после 2000-ного уже говорит, что она не может быть валидной принципиально. Прогресс, вызывает уважение (абсолютно без сарказма: способность изменить своё мнение и признать это довольно редкая штука в нашем академическом сообществе).
Вообще, Херсонский — большой молодец, он много полезного сделал для патопсихологии, и я обязательно расскажу о его заслугах ниже. Но “Пиктограмма” от этого валидной и надёжной не становится.
Ладно, с пиктограммой разобрались. Посмотрим, что ещё нам предлагается использовать: “Классификацию предметов”, “Исключение предметов”, “Сравнение и определение понятий”, “Трактовку пословиц, метафор и фраз”, “Заполнение пропущенных в тексте слов” и другие методики[1, стр. 35; 11, разд. 7].
Херсонский относит все эти методики к классу НМИМ[30, стр. 42-43], и я в этом с ним согласна. А для НМИМов нет смысла пытаться найти доказательства вадидности и надёжности. В обзоре литературы по диагностике мышления[26] прямо говорится о том, что “Русскоязычные методики созданы преимущественно в 50-60-х годах 20-го века, они эффективны в выявлении нарушений мышления как стимульный материал, просты
в применении, но не прошли процедуру научного доказательства их психометрических свойств”.
Собственно, о какой валидности и надёжности можно говорить в случае методик, большинство из которых вообще не прошло процедуры стандартизации, а те, что прошли, всё равно допускают субъективность и [в высокой степени] произвольность трактовок результатов?
Тесты интеллекта
В отечественной психодиагностике примечательна работа К.М. Гуревич[31], написанная в далёком 1980м году, но не потерявшая актуальности до сих пор. Отмечая, что в современных вариантах тесты интеллекта (Бине — Стенфорд, Векслер и др.) отличаются высокой надежностью, автор открыто говорит о том, что
сложившееся в тестологии интеллекта положение нельзя назвать удовлетворительным. После долгих лет исследований остается неотчетливым и теоретически запутанным само понятие интеллекта. Не находят окончательного объяснения постоянно повторяющиеся при тестировании факты значительных различий, которые неизменно обнаруживаются при испытаниях выборок, различающихся по национальности, образовательному, культурному и экономическому статусу. Находятся психологи, которые утверждают, что эти различия вызваны неодинаковостью самого интеллекта у представителей указанных групп. Другие же полагают, что истинная причина не в различиях по интеллекту, а в природе тестов и тестировании. Сами тестологи признают, что «неладно что-то в датском государстве».
Позволю себе ещё одну длинную цитату из той же работы:
При разработке концепции тестов развития мышления придется пересмотреть систему критериальных оценок (стандартизация, надежность, валидность). В частности, нужно пересмотреть традиционное представление, что результаты психологического тестирования больших выборок якобы должны быть распределены по кривой Гаусса, т. е. нормально. Это представление, очевидно, не имеет серьезных оснований, и нельзя не согласиться с той критикой, которой подвергает его Хофманн. Не обсуждая вопроса во всем объеме, следует отметить, что нормальное распределение имеет место, когда на случайную величину действует большое число разнообразных факторов и доля воздействия каждого из них одинаково мала по сравнению с их числом. Но в тестировании интеллекта складывается совсем иная картина: на распределение влияет наряду с множеством разнообразных факторов также один мощный фактор — фактор культуры. Распределение результатов тестирования будет в таком случае зависеть от того, в каких долях представлены в данной выборке лица с разными степенями приобщения к данной культуре, как она отражена в тесте; так как подбор испытуемых не может быть заранее предсказан, то и о характере распределения заранее ничего сказать нельзя. Возможно, что удастся когда-то получить нормальное распределение, но это будет не правилом, а исключением.Понятно, что распределение, отличающееся от нормального, ставит психолога перед целым рядом трудностей; главная состоит в том, что нет оснований применять параметрические статистические методы. Вероятно, придется отказаться от такого сопоставления с любыми критериями, когда сопоставление базируется на группировках по имманентному критерию, например по стандартному отклонению. Следует, очевидно, переходить на другие способы сопоставлений, которые, кстати, представляются и более адекватными, и более современными (см., например, [ Popham W. J., 1978]).
Нельзя более удовлетворяться сложившимся пониманием критерия надежности, по которому качество теста тем выше, чем больше совпадений между первым и вторым тестированием (тест — ретест). Этот критерий несет в себе идею метафизической неизменности содержания психики, не допускает возможности ее развития. Новое понимание теста исходит из того, что вербально-логические приобретения предполагают развитие мышления. Получение высокого коэффициента надежности при повторном тестировании должно, скорее всего, восприниматься как сигнал неблагополучия: либо тест не отражает перемен, происшедших в психике, либо такие перемены и на самом деле не произошли, а это свидетельствует о паузе в развитии, что не может не встревожить психолога.
Есть ещё один интересный факт: последняя адаптированная в РФ версия того же теста Векслера была выпущена в 1992г.[32], что ставит под вопрос наличие влияния эффекта Флинна (суть предполагаемом повышении значений показателей коэффициента интеллекта с течением времени). Косвенные подтверждения тому, что этот эффект имел место можно найти, например в работе Л. Баранской, которая приходит к выводу о необходимости перенормировки выборки.
Сторонникам теста Айзенка следует ознакомиться с работой В.А. Васильева[34], в которой автор демонстрирует наличие грубых ошибок в этом тесте. Я перепроверила один из приведённых им примеров, который показался мне наиболее вопиющей ошибкой: действительно, в ответах на вопрос теста №8, который звучит “Подчеркните лишнее слово — Испания, Дания, Германия, Франция, Италия, Финляндия”[35, 146] указана Дания с отметкой о том, что она — единственное королевство среди перечисленных стран [35, стр.185]. Но Испания — тоже королевство[36]. И эти люди собираются тестировать нас на IQ!
Процедура тестирования
В этом разделе не будет пруфов, поскольку я не знаю, где их искать, исследования по теме реальной процедуры патопсихологического тестирования в условиях отечественных стационаров мне не попадалось. Зато я имела возможность поработать в одном из них и пообщаться с коллегами / пациентами из других учреждений.
Так вот, хочу сказать, что даже эти несовершенные методики зачастую не проводятся или проводятся не полностью в силу банальной нехватки времени (когда тебе дают всего час на пациента, ты не будешь проводить Векслера или СМИЛ). И если вы видите кучу использованных методик в данных патопсихологического заключения — подумайте, а могли ли они быть действительно использованы в таком количестве.
Да, бывает так, что диагностика проводится достаточно дотошным (и имеющим кучу времени) специалистом, который действительно прогоняет испытуемого через все эти тесты. Но часто бывает и так, что методики проводятся не полностью (или не проводятся вовсе), и экспериментатор описывает их результаты на основании своего субъективного представления о том, как пациент мог бы пройти данный тест.
Основные проблемы в отечественной патопсихологической диагностике
Конечно, же я могу здесь быть излишне субъективной в своих оценках, и на многие утверждения я заведомо не смогу привести пруфы на авторитетные источники, но тем не менее мне хочется сделать некий вывод из всего вышеизложенного.
Ситуация выглядит так, как-будто наша патопсихология, стесняясь признать субъективность и предположительный характер своих выводов, пытается всеми силами придать себе некую некую наукообразность. И впечатление от этого создаётся довольно отталкивающее.
Да, большинство наших методик позволяют или вообще субъективно оценивать пациента, или (что ничуть не лучше) прятать этот субъективизм за непонятными непосвященным и такими правдоподобными циферками.
Кого мы обманываем? Не только же пациентов и коллег-психиатров. Нет, мы обманываем систематически, долго, из поколения в поколение — самих себя. Начинающий специалист, работающий с тем же СМИЛом, о котором он непременно услышит в ВУЗе, прочтёт руководство, в котором утверждается, что он валиден и надёжен. И, весьма вероятно, не пойдёт копать дальше, а будет искренне верить автору — заслуженному и уважаемому специалисту, обласканному славой и удостоенному наград.
И хуже того, через много лет, так и не найдя времени на то, чтобы свериться с первоисточниками, он понесёт это мнение дальше — следующим поколениям психологов. И вот — он уже и сам умудрённый опытом — систематическим повторением одних и тех же клинических ошибок — вещает с кафедры о валидности, надёжности и прочих положительных качествах этих методик. Разве не так формируется мифология?
И уже новые поколения молодых специалистов выпускаются, обученные по его конспектам, и не все из них идут работать в “МакДак”, некоторые попадают в психоневрологические диспансеры и стационары и, сами того не ведая (а это и страшно!), проецируют собственные непрожитые комплексы в виде таких привлекательных, придающих такую серьёзность и значимость, цифр на своих пациентов.
И ломают им жизни — через инструменты МСЭ, профотборов, судебных экспертиз и недобросовестных психиатров, не желающих думать, некритично полагающихся на данные патопсихологической диагностики. Воистину, корень “патос” — означает в этом случае то, что в него вкладывали греки: страдание.
Психологическая диагностика, несущая страдание — вот что получается, когда мы забываем о том, что все наши суждения — не более, чем мнения, когда, надевая белый халат, начинаем верить в собственную непогрешимость, когда делим мир на “мы” и “они” — на специалистов, которые вечно правы и нормальны, что бы это ни значило, и на пациентов — сумасшедших, в которых со временем мы рискуем разучиться видеть людей.
И это становится началом конца — не только для “них”, но и для “нас”. Ибо нет здесь никакого “мы” и “они”, и все специалисты, которые работают в индустрии душевного здоровья, обязаны об этом помнить.
И если психиатрия, особенно западная, признаёт наличие и неизбежность субъективного компонента в диагностическом процессе[37], стараясь от него последовательно избавляться, признает ограниченность (и даже где-то слабые стороны) процесса объективизации диагноза[38], старается как-то с извечной субъективностью процесса психиатрической диагностики как-то бороться (небезуспешно, кстати), то наша патопсихология зачастую просто отрицает его существование. И это — печально.
Что мы делаем? На основе плохо стандартизированных методик производим далеко идущие выводы (самые хитрые из нас говорят — “предположения”) о пациенте. И наши коллеги-психиатры занимаются тем же самым. Да, можно много говорить о том, что есть SCID´ы и прочие прекрасные вещи, но кто из нас / них использует их на практике?
Скажете, что это уровень нашей провинциальной психиатрической помощи? Не поверю — были у меня пациенты из столиц. И истории болезней их я читала. Всё то же самое, даже в ведущих клиниках и учреждениях. Нет, я, конечно, не могу говорить за всю индустрию, и в этом разделе я скорее эмоциональна, чем объективна, но впечатление у меня как у инсайдера сложилось именно такое.
Что делать-то?
Разумеется, грош цена той критике, которая не несёт в себе хотя бы зерна, некоего зачатка путей разрешения поднятых проблем. Осознавая этот простой факт, я постараюсь изложить некие соображения относительно того, что можно сделать. К моему огромному сожалению, этот раздел будет сильно короче всех предыдущих, ибо я не могу осилить такую задачу в одиночку. Но я хочу призвать коллег если не к её решению, то хотя бы к осознанию и признанию проблемы.
Со стороны академического сообщества
Здесь, конечно, следует сказать о необходимости [ре]стандартизации используемого инструментария, [пере]проверок данных о валидности и надёжности по крайней мере тех инструментов, к которым эти понятия применимы, [ре]адаптации лучших зарубежных методик и т.д.
Но гораздо важнее — отказ от ложных иллюзий объективности, которую дают многие широко используемые в клинической практике инструменты. Нет, серьёзно, если посмотреть, то все книги, монографии, учебники и прочие материалы по патопсихологической диагностике ссылаются на ограниченный объем (менее десятка) статей, написанных в прошлом веке.
Большая часть из этих работ недоступна для широкого круга специалистов.Возможно, в университетских библиотеках есть ограниченный тираж некоей работы той же Рубинштейн, в которой она убедительно доказывает валидность и надёжность патопсихологических методик, может быть, и Собчик где-то публиковала актуальные данные о том, как / на ком / какими инструментами она перепроверяла свой СМИЛ, может, в секретных бункерах есть тест Айзенка, не содержащий грубых фактологических ошибок…
Может быть, и динозавры не вымерли, чердак населяют барабашки, а на обратной стороне зеркала находится портал в страну розовых пони. Да.
Но что толку от всего этого, если рядовой клинический психолог / психиатр не имеет доступа ко всему этому, если его кормят устаревшими, а то и изначально неверными данными?
Нет у меня ответа, только запредельная щемящая грусть, тоска и безнадёга на душе.
Со стороны специалиста
На уровне специалиста самым важным, на мой взгляд, является признание проблемы. Да, мы ставим свои симптомокомплексы, основываясь, в конечном счёте, на субъективных и произвольных умозаключениях. Это так. Давайте не будем забывать об этом.
Давайте использовать лучшее из того, что нам доступно. Да, у Рубинштейн методики представлены в совсем непригодном виде, где говорится, что “вторым критерием, на котором основывается оценка выполнения данного задания, является критерий адекватности ассоциаций” [11, стр. 143], при этом толком не разъясняется, какие образы считаются “адекватными”, но у нас уже давно есть монография Херсонского, в которой не только разъясняется суть таких понятий, как “адекватность”, “стандартность”, но и приводится каталог предварительно классифицированных по предлагаемым критериям образов[30, приложение 2].
И хотя способ, которым были получены эти данные, остаётся не до конца понятным лично мне (я не смогла найти детального описания процесса их получения), предложенные в данной работе попытки стандартизации той же “Пиктограммы” — это огромный шаг вперёд. Если все мы будем использовать единый подход к оценке плохо формализуемых методик, если мы будем использовать единый терминологический аппарат — это уже решит часть проблем.
Давайте будем использовать методики, имеющие хорошие показатели валидности и надёжности, например те же стандартные прогрессивные матрицы Равена[39, стр. 34-48] вместо тех, которые этих показателей не имеют — хотя бы там, где это возможно.
Давайте откажемся от использования заведомо некорректных и устаревших методик.
Давайте не будем бояться взять на себя ответственность за свои субъективные впечатления и там, где наш диагноз был сформирован, в первую очередь на их основе (а что такое клиническая беседа в свободной форме, как ни составление субъективного впечатления) будем открыто об этом говорить,.
Давайте осторожно использовать СКИДы (SCID — Structured Clinical Interview for DSM), понимая, что большинство из них не апробированы на русскоязычной аудитории, но осознавая их огромную практическую ценность.
Давайте признаем, что субъективный компонент в нашей работе занимает очень значительное место, и от того, какие мы сами, зависит точность нашей диагностики; осознавая это — будем совершенствовать свои профессиональные знания, в т.ч. в психиатрии и психофармакологии.
И давайте не будем прятаться за цифры. Всё равно в конечном итоге у нас это плохо получается.
Со стороны пациента
Пациентов и потенциентов хочется предупредить о том, что вот такая фигня у нас происходит, да. И сказать о том, что на практике не столь важно, какими методиками вас диагностируют, сколь важно, кто это делает.
Я могу себе представить, что хороший патопсихолог / психиатр даст более достоверный результат в диагностике с помощью колоды игральных карт, чем плохой, использующий самые совершенные из доступных патопсихологические методики. Ищите не методики, но человека.
Зарубежный опыт
К сожалению, я не имею личного опыта работы в системе психиатрической помощи развитых стран, поэтому мои познания в этой области носят сугубо умозрительный характер. Если среди читателей найдутся более осведомлённые о реальном положении дел специалисты, с удовольствием выслушаю их замечания / уточнения / опровержения.
Насколько мне известно, на Западе нет такого жёсткого разделения на нейро- и патопсихологию, как у нас. Например, в известном руководстве по психиатрии за авторством Каплана и Сэдок термин “патопсихология” не употреблется ни разу[40], нет его и в учебнике Лезак[8]. Поиск по этому запросу в базе Pubmed выдаёт 34 результата, значимая часть из которых — ссылки на эбстракты отечественных журналов.
Поэтому предлагаю особо не заморачиваться тем, как называются диагностические методики и к какому направлению они относятся, а просто сделать их краткий обзор.
Следует отметить, что том же руководстве Каплана и Сэдок уделяется внимание важности соответствия уровня проводящей процедуру оценки специалиста используемому инструменту, подчёркивается, что чем менее структурированной является методика, тем более квалифицированным должен быть проводящий её специалист[40, стр. 2726].
В первую очередь следует отметить любовь западных коллег к разного рода клиническим “психиатрическим” шкалам — таким как SANS – Шкала оценки негативных симптомов, SAPS – Шкала оценки позитивных симптомов, PANSS – Шкала оценки позитивных и негативных синдромов, BDI-II — шкала депрессии Бека и т.д.
Западные коллеги используют такие хорошо знакомые отечественным специалистам методики диагностики мышления, как интерпретация пословиц[8, пар. 27.13] (тут следует отметить, что у них есть формализованная и стандартизированная версия этого теста[8, пар. 27.17), обобщение понятий[8, пар. 27.29], установление логических соотношений между понятия (в духе работ Лурия)[8, пар. 27.43], шкала Стэнфорд-Бине [8, пар. 27.44], цветные прогрессивные матрицы Равена[8, пар. 27.106], тест Выготского на группировку объектов[8, пар. 27.136] и некоторые другие.
Конечно же, они располагают и другими, менее известными у нас инструментами, такими как категорийный тест Холстеда — Halstead Category Test[8, пар. 27.51], тест пространственного ожидания Брикстона — The Brixton Spatial Anticipation Test[8, пар. 27.74], отгадывание заданного слова — “Twenty Questions” task (задание, в котором экспериментатор загадывает некое слово, а испытуемый должен за 20 вопросов, ответить на которые можно только “да” или “нет” отгадать это слово)[8, пар. 27.78] и более формализованная версия этого задания — Identification of Common Objects[8, пар. 27.82], теста определение значения слов из контекста — Word Context Test: D-KEFS[8, пар. 27.228] и т.д.
Интересным моментом является концепция “пересортировки” объектов: пациент сначала группирует объекты, а потом его просят сгруппировать их по другому признаку[8, пар. 27.138] (у нас обычно ограничиваются одной группировкой, хотя тот же Херсонский рекомендует что-то в таком духе).
Используют они и проективные тесты[8, пар. 27.152], но с одним важным отличием: в их руководствах по проведению таких тестов гораздо большее внимание уделяется важности включения результатов подобных методик в общий контекст исследования, недопустимости однозначных выводов на основании полученных данных, последовательному моделированию и уточнению гипотетической модели психики пациента и прочим “идеологическим” вещам.
Лично мне интереснее всего было бы разобраться с таким инструментом как MATRICS Consensus Cognitive Battery (MCCB)[8, пар. 29.295] — это такая батарея для оценки когнитивных функций при шизофрении — тем более, что у него есть версия на русском языке[42].
Ещё одним очень сильно заинтересовавшим меня инструментов является тест SWAP-200 (The Shedler-Westen Assessment Procedure) — прекрасный инструмент для исследования личности, выдающий результаты не только с привязкой к DSM, но и в рамках понятных клиницистам (независимо от их теоретической ориентации) концепций[4].
В целом, у меня создаётся впечатление, что за исключением отдельных очень узких направлений (той же стандартизации “Пиктограммы”, выполненной Херсонским), мы отстали от них лет на 30, если не больше. Они располагают лучшими инструментами, доступным нам, у них гораздо чаще происходит рестандартизация, многие классные штуки типа Векслера доступны им в более полном объёме (просто в силу того, что у нас не всё переведено), и при этом есть прекрасные инструменты, о которых у нас вообще мало чего известно.
Грустно это. Прости, Блюма Вульфовна, мы всё…
Зачем мы вообще этим занимаемся?
Этот раздел тоже будет крайне субъективным, т.к. я не знаю, какие объективные данные можно привести в ответ на вынесенный в заглавие вопрос.
Да, наш инструментарий несовершенен. Но в индустрии душевного здоровья вообще всё достаточно несовершенно. Моё личное мнение заключается в том, что психиатрия (вместе с относящимися к ней дисциплинами вроде патопсихологии) — это такая прото-наука, нечто вроде алхимии или натурфилософии с той лишь разницей, что её “пренатальный” период пришёлся на эпоху, когда Научный Метод уже сформирован и использование его отработано.
Такие распространённые и, я бы сказала, обязательные методы диагностики, как клиническая беседа (не та, которая по СКИДам, а обычная), наблюдение, сбор анамнеза у родственников и прочие подобные, тоже вряд ли могу похвастаться высокими показателями валидности и надёжности в силу очевидных причин. Но никто из коллег в здравом уме не будет утверждать, что они бесполезны.
То же самое и с патопсихологическими методиками и пато- / нейропсихологией в целом. Если не задаваться, если помнить, что методики могут “врать”, если строить эксперимент так, чтобы одни и те же характеристики психики пациента исследовались разными методами, если не забывать про те самые методы клинической беседы и наблюдения, то данные патопсихологического исследования вполне могут быть полезны как врачу, так и пациенту.
Когда имеет смысл проводить патопсихологическую диагностику, чтобы это не было простой бесполезной тратой времени и ресурсов?
Лично я вижу несколько сценариев. Во-первых, когда есть некие нормативные документы, которые предписывают её пройти. Несмотря на всю бессмысленность подобных предписаний в целом ряде случаев, часто бывает так, что избежать этой процедуры невозможно. Я, конечно, имею в виду, в первую очередь разные экспертизы — МСЭ, военную и судебную и т.д.
Иногда в процессе амбулаторного лечения врач назначает прохождение процедуры патопсихологического обследования. Иногда пациент проходит её, а потом хочет перепроверить результаты у другого специалиста. Тут комментировать особо нечего — есть некие внешние требования её пройти, есть необходимость этим требованиям подчиниться => добро пожаловать на диагностику.
Второй вариант осмысленного обращения к патопсихологу — это разного рода дифференциальная диагностика. Иногда бывает так, что одними “психиатрическими” методами сложно понять, что с пациентом. Например когда нужно разобраться, шизофрения у пациента или органическое шизофреноподобное расстройство.
У меня нет жёстких пруфов, которые подтвердили бы полезность патодиагностики в этом случае (не на Рубинштейн же ссылаться!), но весь мой опыт и опыт коллег психиатров показывает, что она может быть тут полезна. В этих самых невалидных и ненадёжных методиках опытный клиницист увидит довольно явные различия и сможет отличить одно от другого.
Да, в значительной степени это будет субъективно. Но в ряде случаев это единственная возможность сделать это хоть как-то, и клинический результат будет лучше, чем это не делать вообще никак.
Третий вариант — “тонкий” подбор психофармы и оценка качества лечения. Существует огромная разница между задачами “вылечить пациента” и “решить проблемы человека”. Огромное количество статей, подтверждающих эффективность разного рода препаратов обычно свидетельствует о том, что они позволяют решить первую задачу. Но я не видела ещё ни одного действительно высокофункционального и счастливого шизофреника на антипсихотиках первого поколения, например.
Чем тут поможет патопсихолог? Нет, фарму назначать он не имеет права. Но вместе с врачом-психиатром они могут понять, какие изменения внести в схему, например, чтобы человек мог снова стать эффективным в решении интеллектуальных задач. Патопсихологическая диагностика позволит здесь установить, какие именно проблемы имеет пациент в сфере мышления, памяти и внимания, а врач-психиатр на основе этой информации сможет более точно подбирать препараты. Или оценивать влияние ранее подобранных.
Четвёртый вариант — когда человеку просто “нравится проходить тестики”. Собственно, почему бы и нет.
Некоторые методики, не будучи валидными и надёжными, помогают установить контакт с пациентом — тот же “Рисунок несуществующего животного” или ТАТ прекрасно для этих целей подходят. А потом, в рамках установленного контакта, можно собрать много ценной информации методом клинической беседы.
Главное помнить, что мы строим свои модели на основании недостоверных с высокой вероятностью данных и использовать известные всем принципы построения сложных систем из заведомо ненадёжных элементов: дублирование, кросс-проверки, сверки и т.п.
Да, в этом всём очень много субъективизма. Но хороший специалист может с этим справиться и выжать из всего этого что-то полезное для своего пациента.
UPD. 12.04.19 / FAQ
В первую очередь, хочу выразить признательность аудитории Хабра за заданные вопросы и интересную дискуссию. Я решила сделать некое дополнение к основной статье и собрать в нём ответы на некоторые вопросы, чтобы избавить читателей от необходимости долго искать информацию в комментариях.
Зачем ЭТО на хабре?
Хабр был и, насколько мне известно, остаётся саморегулирующимся сообществом, а это значит, что материалы, которые не нужны аудитории, быстро уходят в минусы вместе с кармой авторов. Эмпирическим путём было установлено, что это не так (см. рейтинг статьи), а значит, она кому-то нужна.
Более того, количество комментариев (даже за вычетом тех, в которых меня спрашивают о том, зачем я опубликовала это здесь) достаточно велико, что тоже может намекать на некий интерес аудитории к публикации. НЛО также не выпилило эту статью, поэтому я считаю, что она вполне имеет право повисеть здесь некоторое время.
Почему Хабр, а не какой-нибудь портал для психологов?
По нескольким причинам. Во-первых, потому, что здесь была опубликована первая статья, в которой утверждалось, что с диагностикой у нас всё достаточно неплохо. И я считаю, что опровержение я должна дать на том же самом ресурсе, просто из уважения к его читателям.
Во-вторых, мне хочется донести информацию о реальном положении дел в индустрии до максимально широкого круга читателей, чтобы люди, обращающиеся за патопсихологической диагностикой, могли осознанно принять решение о том, действительно ли она им нужна, с учётом всех её недостатков.
В-третьих, я хочу, чтобы мои коллеги как можно чаще сталкивались с вопросами своих клиентов / пациентов о том, насколько вообще корректно делать какие-то выводы на основании тех инструментов, которые они используют. У меня есть наивная надежда, что это заставит их как-то шевелиться в направлении большей научной обоснованности своей деятельности.
В-четвертых, я считаю, что дискуссия здесь получится более содержательной, чем на “психологических” ресурсах (оценочное суждение).
Ты боишься, что на профессиональном ресурсе тебя раскритикуют, и поэтому пришла на портал для ИТ-специалистов, где никто не разбирается в предмете?
Отнюдь. Через некоторое, достаточно непродолжительное, время я постараюсь опубликовать этот текст на всех доступных мне околопсихологических площадках. Просто не хочется рассылать сразу по всем доступным ресурсам, т.к. я могу просто не справиться с потоком комментариев.
Более того, я постараюсь растиражировать этот пост и по ресурсам, не имеющим отношения к психологии напрямую, — просто для того, чтобы донести изложенные идеи до максимально широкой аудитории.
Что касается возможной критики от профессионального сообщества, то я буду очень рада получить её в корректной форме — с пруфами и / или логическим обоснованием. Комментарии вида “вся ваша психология — фигня”, “я хороший специалист, ты всё врёшь” и “об этом и так все знают” мне не слишком интересны ввиду своей тривиальности.
Зачем ты выносишь сор из избы? Это надо обсуждать в узком кругу специалистов!
Потому, что большинство этих профессиональных междусобойчиков ни к чему не приводят: закрытая информация не выходит за пределы обсуждения, широкая аудитория не узнаёт о проблемах и продолжает нести нам деньги, думая, что мы пользуемся актуальными, валидными и надёжными инструментами, а это не так. Нет, я считаю, что мои клиенты имеют право знать об ограничениях и проблемах моей работы и осознанно принимать решения о том, нужна ли им вообще эта услуга.
Вся твоя психология — фигня, ты знаешь об этом? Вот психиатрия / психофармакология / животноводство — то да, сила!
Да, в психологии много проблем, и мы стараемся не скрывать их.
hdablinнедавно написал довольно эмоциональный (осторожно, обсценная лексика!)
постна тему психологического консультирования (приведу ссылку на Google Docs, чтобы не сочли за рекламу).
Зачем ты тратишь время, изобретая велосипед? Всё уже давно сказано…
На этот вопрос меня натолкнул
комментарийEmpatolog, за что ей огромное спасибо. В качестве материала для ознакомления она рекомендует несколько статей[44, 45, 46, 47] Батурина Н.А., а также ознакомление с другими его трудами на Киберленинке.
Что ж, попробую ответить развёрнуто. Со многими тезисами первой предложенной на рассмотрение статьи[44] я согласна. Да и как не согласиться с такими тезисами, как утверждение о том, что “психодиагностика, по мнению многих авторитетных отечественных психологов, переживает серьёзный кризис” или вывод, согласно которому “многие из проблем психодиагностики носят системный характер, которые надо решать психологии в целом, чтобы не утратить своего звания науки”.
Автор говорит о “почти полном отсутствии в России профессиональных разработчиков психодиагностических методик”. Я бы добавила к этому ещё и тот факт, что те из них, которые есть, зачастую не приводят каких-либо убедительных доказательств валидности и надёжности своих разработок (см. раздел про СМИЛ).
Второй масштабной проблемой автор называет “очень малое количество отечественных психодиагностических методик. Таких методик, которые могли бы на равных конкурировать с известными современными зарубежными методиками”.
Соглашаясь с самим содержанием этого тезиса, я не считаю указанный факт проблемой per se: для меня как практикующего психолога нет никакой разницы, разработана ли валидная и надёжная, корректно адаптированная методика в РФ или за её пределами. Мне кажется, в этом разделе автор переходит в обсуждение политики, а эта тема не только не интересна лично мне, но и не имеет прямого отношения к патопсихологической диагностике.
Далее автор отмечает, что зарубежные методики, используемые в отечественной практике “переведены не всегда хорошо, иногда неизвестно кем”. Это отлично согласуется тем, что говорится в статье, например, об адаптации теста Векслера. Пока что наши мнения по основным моментам совпадают. Далее автор делает вообще прекрасный (без сарказма) вывод: “В принципе, нам давно уже пора отказаться от этих методик. Что они измеряют — не известно, а кроме того они давно устарели”. Замечательно! Полностью поддержвиваю.
Идём дальше. Автор говорит о том, что “мы кроме нескольких тестов не знаем о многих других и тем более о новейших разработках”. И снова это отлично совпадает с тем, что я хотела донести в своей статье.
Только есть небольшая разница: Хабр читает гораздо большее количество людей, чем “Вестник Южно-Уральского государственного университета”, а значит, что размещение статьи здесь оправдано хотя бы потому, что большее количество потенциальных клиентов / пациентов узнает о проблеме.
В качестве третьей причины кризиса автор называет “низкую психодиагностическую и особенно психометрическую культуру наших психологов-пользователей тестов”. Это к вопросу о том, что “все и так всё знают об этих проблемах в профессиональном сообществе”. Не все и не всё.
Четвёртой причиной кризиса автор называет “малое количество качественных отечественных учебников по психодиагностике”. КДПВ прекрасно иллюстрирует этот тезис, с которым я полностью согласна. Есть у меня только одно замечание: эти самые “качественные” учебники не обязательно должны быть отечественными: перевод Лезак[8] уже бы решил многие проблемы в подготовке психологов-диагностов. Но, видимо, проще всем заинтересованным специалистам выучить язык самостоятельно, чем организовать перевод актуальных учебников и, тем более, разработку их в РФ.
Автор отмечает, что “содержание пособий повторяет друг друга, предлагаемый для изучения материал, остаётся где-то на уровне 70-80х годов прошлого века” (ссылок автор не приводит, но в своём обзоре я показала, что, возможно, речь идёт о ещё более давних временах).
Таким образом в целом, за исключением неких “политических аспектов” и незначительных в контексте поднятой темы нюансов я с автором согласна. Но давайте снова присмотримся к деталям. Автор выделяет учебник Л.Ф. Бурлачука[48], утверждая, что это “полноценная научная монография хорошего качества”. Что же предлагает нам автор этой работы?
На странице 79 автор этой “монографии хорошего качества” утверждает:
Не теряют своего авторитета среди психологов и проективные тесты. Наряду с
появлением новых, идет развитие уже известных. <…> Ирвинг Вейнер, известный специалист по тесту Роршаха, отмечает, что за последние два десятилетия эта популярная методика превратилась в стандартный и надежный с точки зрения психометрии инструмент оценки личности, применение которого позволяет сделать множество обоснованных выводов.
Проективные тесты мы рассмотрели выше, повторяться не хочется. Что предлагает нам автор в качестве инструментов для исследования мышления? Ничего. В целом, в работе действительно есть множество достойных упоминания моментов (например, тот факт что о тесте СМИЛ там не сказано ни слова, вызывает уважение), но к узкой теме патопсихологической диагностики они не относятся: работа, как ей ни назови, — “учебником” или “монографией” на даёт практикующему патопсихологу валидного и надёжного инструментария для проведения патопсихологической диагностики.
Вторая предложенная к рассмотрению статья[45] не имеет отношения к предмету обсуждения, поскольку в ней рассматриваются вопросы разработки (а не использования в практике психодиагностки) тестов. Зато в ней автор открыто говорит о том, что “только у 25% отечественных методик есть хотя бы упоминание о проверки валидности, надёжности и стандартизации”.
В третьей предлагаемой к рассмотрению статье[46], согласно заявлению автора, “выделены признаки наметившегося преодоления кризиса”. Давайте попробуем посмотреть на эти самые признаки и найти их проявления в реальной работе практикующих специалистов.
Например, отметим тот факт, что, по утверждению автора, “только 7% методик прошли проверку на надёжность и валидность”. Ну, преодолели кризис, ничего не скажешь. Далее автор указывает на то, что “нерешенной осталась проблема<…> — продолжается распространение в России десятков устаревших зарубежных тестов”.
Среди рассуждений о негативном влиянии представительств западных издательств и фирм, специализирующихся на диагностике, на отечественную культуру и практику психологического тестирования в духе 30-х годов автор приводит конкретные планы: “в ближайшее время будет создан <…> специальный информационный сайт: www.info.psytest.ru, на котором будет содержаться основная информация об отечественных и адаптированных методиках”. Напомню, эти планы были планами на момент публикации статьи в 2010 году. Давайте посмотрим, что из этого всего получилось.
При попытке перейти по ссылке “Просмотреть методики Компендиума” мы видим прекрасную и очень информативную для практикующего психолога информацию об ошибке СУБД: “Microsoft JET Database Engine error ‘80004005’”. Ну, всё, теперь проблемы вадидности и надёжности точно решены, с таким-то знанием.
И нет, я несколько раз пыталась пройти по указанному адресу с разных устройств и IP-адресов: лежит одинаково. В статье говорится о том, что “поиска необходимой информации будет в значительной степени снята”. К сожалению, автор ошибся в прогнозе.
Далее следуют рассуждения о необходимости сертификации всего и вся — тестов, психологов и т.д. Но лично у меня это начинание вызывает глубокий скепсис: очень не факт, что с этого будет какой-то толк помимо пополнения бюджетов организаций, занимающихся сертификацией (но это лишь моё мнение, и в этом вопросе мне очень хотелось бы ошибаться).
Автор статьи высказывается против открытой публикации тестов, что, на мой взгляд, очень плохая тенденция: по сути это security through obscurity, что ни к чему хорошему привести не может.
В целом же статья носит больше “политический”, нежели “патопсихологический” характер и уж точно не содержит каких-то указаний на то, что указанные в тексте моего поста проблемы были преодолены, по крайней мере, по состоянию на момент её публикации.
Последняя предложенная к рассмотрению работа[47] посвящена рассмотрению вопроса “инновационного потенциала организации” и к проблемам патопсихологической диагностики в РФ отношения не имеет.
Однако автор комментария, на основе которого был составлены данный раздел, предлагает нам самостоятельно ознакомиться со списком трудов Батурина, доступных на Киберленинке. Сделаем и это.
В первую очередь интерес вызывает статья “О втором томе Ежегодника профессиональных рецензий и обзоров психодиагностических методик”[49], в которой приводится информация о рецензировании пятнадцати методик. Из них отношение к патопсихологической диагностике взрослых (а мой пост именно о ней) имеют следующие методики:
1. Тест эмоционального интеллекта Дж. Мэйера — “производит впечатление оригинального и многообещающего, но пока сырого инструмента, который нуждается в доработке”;
2. Тест интеллектуального потенциала стандартизированный — “рецензенты дают некоторые рекомендации по улучшению психометрических характеристик методики: необходимость усиления данных о критериальной валидности, добавления данных о дискриминативности, конструктной валидности, взаимосвязи отдельных компонентов теста и данных об их вкладе в общий показатель. Кроме того, необходимо нормировать выборку, обосновать тестовые интерпретации и подробно представить конструкт, лежащий в основе теста”.
Две методики по теме, ни одну из которых нельзя использовать в реальной клинической практике.
В описании компендиума психодиагностических методик России[50] автор говорит о том, что “в подавляемом большинстве публикаций с описанием методик не приводятся данные об их психометрической проверке, отсутствуют какие-либо сведения даже о попытках проверки методик на валидность и надёжность”.
Других работ, хоть как-то относящихся к патопсихологической диагностике мне найти не удалось.
Вывод: да, разумеется, я не первая, кто заговорил о проблемах в отечественной патопсихологической диагностике. Я на это и не претендую. Я всего лишь хочу донести до максимально широкого круга заинтересованных лиц (включая пациентов и потенциентов) информацию о том, что в этой области у нас всё довольно плохо, даже сейчас, в 2019 году.
Литература
Список литературы
1. Основы патопсихологии. Учебное пособие под ред. профессора С. Л. Соловьѐвой. – М.: Мир науки, 2018.– ISBN 978-5-9500229-1-3
2. R. McCrae, Robert & Costa, Paul. (1989). Reinterpreting the Myers-Briggs Type Indicator From the Perspective of the Five-Factor Model of Personality. Journal of personality. 57. 17-40. 10.1111/j.1467-6494.1989.tb00759.x.
3.McWilliams, N. (2012). Beyond Traits: Personality as Intersubjective Themes. Journal of Personality Assessment, 94(6), 563–570. doi:10.1080/00223891.2012.711790
4. Shedler, J., & Westen, D. (2007). The Shedler–Westen Assessment Procedure (SWAP): Making Personality Diagnosis Clinically Meaningful. Journal of Personality Assessment, 89(1), 41–55. doi:10.1080/00223890701357092
5. Mullins-Sweatt, S., & Widiger, T. A. (2007). The Shedler and Westen Assessment Procedure from the perspective of general personality structure. Journal of Abnormal Psychology, 116(3), 618–623. doi:10.1037/0021-843x.116.3.618
6. Shedler, J. (2002). A New Language for Psychoanalytic Diagnosis. Journal of the American Psychoanalytic Association, 50(2), 429–456. doi:10.1177/00030651020500022201
7. David W Goodman, MD, FAPA, Diagnosis and Treatment of ADHD: Focus on the Evidence. Выступление на NEI Congress, 2015.
8. Lezak, Muriel D. Neuropsychological assessment. Oxford New York: Oxford University Press, 2012.
9. Венгер А.Л. Психологические рисуночные тесты: Иллюстрированное руководство. – М.: Владос-Пресс, 2003. – 160 с: ил.
10. Л.Н. Собчик. «Стандартизированный многофакторный метод исследования личности»
11. Рубинштейн С. Я. Р 82 Экспериментальные методики патопсихологии. — М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1999. — 448 с. (Серия «Мир психологии»).
12. Taherdoost, H. (2016). Validity and Reliability of the Research Instrument; How to Test the Validation of a Questionnaire/Survey in a Research. SSRN Electronic Journal. doi:10.2139/ssrn.3205040
13. Lilienfeld, S. O., Wood, J. M., & Garb, H. N. (2000). The Scientific Status of Projective Techniques. Psychological Science in the Public Interest, 1(2), 27–66. doi:10.1111/1529-1006.002
14. Mihura, J. L., Meyer, G. J., Dumitrascu, N., & Bombel, G. (2013). The validity of individual Rorschach variables: Systematic reviews and meta-analyses of the comprehensive system. Psychological Bulletin, 139(3), 548–605. doi:10.1037/a0029406
15. Щербатых Ю.В., & Ермоленко П.И. (2016). Оценка валидности проективного теста «Рисунок несуществующего животного». Вестник по педагогике и психологии Южной Сибири, (4), 118-125.
16. Лубовский В. И. Методологические вопросы диагностики нарушений психического развития // Межвузовский сборник научных статей: «Актуальные проблемы психодиагностики лиц с ограниченными возможностями здоровья». М.: 2011. С. 4–7.
17. Imuta K, Scarf D, Pharo H, Hayne H (2013) Drawing a Close to the Use of Human Figure Drawings as a Projective Measure of Intelligence. PLOS ONE 8(3): e58991.
18. Simon D. Williams, Judy Wiener, Harriet MacMillan, Build-a-Person Technique: An examination of the validity of human-figure features as evidence of childhood sexual abuse, Child Abuse & Neglect, Volume 29, Issue 6, 2005, Pages 701-713, ISSN 0145-2134
19. J. Ter Laak, M. De Goede, A. Aleva & P. Van Rijswijk (2005) The Draw-A-Person Test: An Indicator of Children’s Cognitive and Socioemotional Adaptation?, The Journal of Genetic Psychology, 166:1, 77-93, DOI: 10.3200/GNTP.166.1.77-93
20. Chollat, C., Joly, A., Houivet, E., Bénichou, J., & Marret, S. (2019). School-age human figure drawings by very preterm infants: Validity of the Draw-a-Man test to detect behavioral and cognitive disorders. Archives de Pédiatrie. doi:10.1016/j.arcped.2019.02.015
21. Holmes CB, Wurtz PJ, Waln RF, Dungan DS, Joseph CA. Relationship between the
Luscher Color Test and the MMPI. J Clin Psychol. 1984 Jan;40(1):126-8. PubMed
PMID: 6746918.
22. Собчик Л.Н., Психодиагностика в медицине, М.: Компания БОРГЕС, 2007 год, ISBN 978-5-91482-001-2, 416 стр., обложка, 70х10016.
23. ЭВОЛЮЦИЯ СОВРЕМЕННОЙ НАУКИ: сборник статей Международной
научно — практической конференции (18 февраля 2017 г., г. Уфа). В 2 ч. 1. / — Уфа: МЦИИ ОМЕГА САЙНС, 2017. – 291 с. ISBN 978-5-906924-48-3 ч.1
24. Зайцев В.П. Вариант психологического теста Мini-Мult // Психологический журнал. – 1981. — № 3. — С. 118-123
25. Худякова, Ю. Ю. (2014). Проблема валидности стандартизированных опросников в исследовании индивидуально-психологических особенностей больных шизофренией. Вестник Костромского государственного университета. Серия: Педагогика. Психология. Социокинетика, 20 (1), 99-101.
26. Демянова, Л. В. (2014). Методологические проблемы оценки нарушений мышления при шизофрении (обзор литературы). Журнал Гродненского государственного медицинского университета, (4 (48)), 16-20.
27. Херсонский, Б.Г. Метод пиктограмм в психодиагностике психических заболеваний.: — К.: Здоровья; 1988. — 104 с., ил., 0.26 л. ил — (Б-ка практ. врача) — ISBN 5-311-00071-6
28. Лонгинова, С.В. Исследование мышления больных шизофренией методом пиктограмм / С.В. Лонгинова. – Москва // Патопсихология: хрестоматия / сост. Н.Л. Белопольская. – Москва: Издательcтво УРАО, 1998. – С. 96-108.
29. Блейхер В. М., Крук И. В., Боков С. Н. Б68 Клиническая патопсихология: Руководство для врачей и клинических психологов. — М.: Издательство Московского психолого-социального института; Воронеж: Издательство НПО «МОДЭК», 2002.- 512 с. (Серия «Библиотека психолога»).
30. Б.Г. Херсонский. «Клиническая психодиагностика мышления» — М.:, Смысл, 2014.
31. Гуревич К.М. Тесты интеллекта в психологии // Вопросы психологии. 1980. № 2. С. 53-64.
32. Владимирова Светлана Геннадьевна (2016). Шкала Давида Векслера: настоящее и будущее в решении проблемы измерения интеллекта. Ярославский педагогический вестник, (2), 122-126.
33. Баранская Л. Т.Особенности психодиагностики интеллекта с помощью шкалы Д. Векслера в различных возрастных группах учащихся средней школы / Л. Т. Баранская, О. С. Чаликова // Психологический вестник Уральского государственного университета. Вып. 2. — Екатеринбург: Изд-во «Банк культурной информации», 2001. — С. 92-98.
34. В.А. Васильев. Самый лучший IQ-тест. www.psychologos.ru/articles/view/samyy-luchshiy-IQ-test
35. Айзенк Г., Классические IQ тесты / Ганс Айзенк; [пер. с нагл. К Савельева]. — М.: Эксмо, 2011. — 192 с.
36. www.britannica.com/place/Spain
37. Pies R. (2007). How «objective» are psychiatric diagnoses?: (guess again). Psychiatry (Edgmont (Pa.: Township)), 4(10), 18–22.
38. Yakeley, J., Hale, R., Johnston, J., Kirtchuk, G., & Shoenberg, P. (2014). Psychiatry, subjectivity and emotion – deepening the medical model. The Psychiatric Bulletin, 38(3), 97-101. doi:10.1192/pb.bp.113.045260
39. Дж. К. Равен, Дж. К. Хорт, Дж. Равен. Руководство к Прогрессивным Матрицам Равена и Словарным Шкалам. Раздел 3. Стандартные Прогрессивные Матрицы (включая Параллельные и Плюс версии: Пер. с англ. — М.: “Когито-Центр”, 2012. — 144 с. ISBN: 978—5—89353—355—2
40. Sadock, Benjamin J., Virginia A. Sadock, and Pedro Ruiz. Kaplan & Sadock’s comprehensive textbook of psychiatry. Philadelphia: Wolters Kluwer, 2017. Print.
41. www.columbiapsychiatry.org/research/research-labs/diagnostic-and-assessment-lab/structured-clinical-interview-dsm-disorders-11
42. www.parinc.com/Products/Pkey/225
43. Колесник Н.Т. Патопсихологическая диагностика: учебник для академического бакалавриата / Н. Т. Колесник, Е. А. Орлова: под ред. Г. И. Ефремовой. — М.: Издательство Юрайт, 2017. — 240 с. — Серия: Бакалавр. Академический курс. Модуль. ISBN: 978-5-9916-9643-2.
44. Батурин, Н. А. (2008). Современная психодиагностика России. Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Психология, (32 (132)), 4-9.
45. Батурин, Н. А., & Мельникова, Н. Н. (2009). Технология разработки тестов: часть I. Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Психология, (30 (163)), 4-14.
46. Батурин, Н. А. (2010). Современная психодиагностика России: преодоление кризиса и решение новых проблем. Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Психология, (40 (216)), 4-12.
47. Батурин, Н. А., Ким, Т. Д., & Науменко, А. С. (2011). Психологические аспекты инновационного потенциала организации: определяющие факторы и инструменты диагностики. Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Психология, (18 (235)), 38-47.
48. Бурлачук Л. Ф. Б91 Психодиагностика: Учебник для вузов. — СПб.: Питер,
2006. — 351 с: ил. — (Серия «Учебник нового века»). ISBN 5-94723-045-3
49. Батурин, Н. А., & Юсупова, Ю. Л. (2014). О втором томе Ежегодника профессиональных рецензий и обзоров психодиагностических методик. Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Психология, 7 (3), 116-121.
50. Батурин, Н. А., & Пичугова, А. В. (2008). Компендиум психодиагностических методик России: описание и первичный анализ. Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Психология, (31 (131)), 63-68.
Плоский аффект: симптомы, состояния и лечение
Не все реагируют на эмоциональные стимулы одинаково, но в некоторых случаях реакция может отсутствовать вообще.
Это отсутствие реакции называется плоским аффектом и может быть симптомом психического расстройства или побочным эффектом другого заболевания.
Люди с плоским аффектом не лишены эмоций, скорее их эмоции считаются невыраженными. Это визуальное или вербальное отсутствие может быть вызвано такими состояниями, как шизофрения, аутизм, депрессия и черепно-мозговые травмы.
Эмоции на стимулы, которые не выражаются людьми с плоским аффектом, включают изменения лица, голоса и языка тела.
Поделиться на Pinterest Плоский аффект характеризуется отсутствием реакции на эмоциональные стимулы. Это может включать нейтральное выражение лица.Симптомы плоского аффекта могут включать:
- монотонный голос
- отсутствие зрительного контакта, изменение мимики или интереса
- отсутствие вербальных и невербальных реакций
Как правило, конкретный опыт или ситуация вызывает эмоциональную реакцию в ком-то, например, восторг, страх, печаль или гнев.
Терапевт Деб Смит объясняет, что «у тех, кто испытывает плоский аффект, эти нормальные реакции не проявляются. Например, человек без плоского аффекта, который переживает счастливое событие, обычно демонстрирует поведение, указывающее на счастье, такое как улыбка и смех, тогда как человек с плоским аффектом не проявляет никакой реакции.
Например, человек, у которого проявляется симптом плоского аффекта, может быть не в состоянии сочувствовать грустному, злому или счастливому человеку.
У некоторых людей и при некоторых заболеваниях плоский аффект может быть более выраженным, чем у других.
Шизофрения
Шизофрения — тяжелая форма психического заболевания, при которой у кого-то появляются слуховые и зрительные галлюцинации, ложные убеждения, неорганизованные мысли и модели поведения, а также плоский аффект.
Плоский аффект, который испытывают люди с шизофренией, возникает из-за нарушения их функционирования на эмоциональном уровне. Это считается отрицательным побочным эффектом болезни, поскольку он не соответствует обычно ожидаемым эмоциям и поведению.
Депрессия
Депрессия — это распространенное состояние психического здоровья, при котором человек испытывает чувство печали, которое может привести к потере интереса к деятельности, снижению продуктивности и другим эмоциональным и физическим симптомам и состояниям.
У некоторых людей такое душевное и физическое состояние может привести к проявлению плоского аффекта.
Аутизм
Аутизм — это состояние с различными симптомами и степенью тяжести, которое описывает спектр расстройств, включающих аномальные или сложные социальные навыки, повторяющееся поведение и нарушения речи и невербального общения.
Некоторые из людей, страдающих аутизмом, не могут говорить и обладают умственными недостатками в той или иной степени. Следовательно, людей с аутизмом часто описывают как имеющих плоский аффект.
Болезнь Паркинсона (БП)
Болезнь Паркинсона — это неврологическое заболевание, чаще всего поражающее пожилое население, которое проявляется такими симптомами, как тремор в состоянии покоя, ригидность, ограниченность движений и нестабильность. Некоторые люди с БП также испытывают депрессию, тревогу, психоз, слабоумие и плоский аффект.
Черепно-мозговая травма (ЧМТ)
Те, кто страдает черепно-мозговой травмой, вызванной тупой травмой, падением, взрывом или другой агрессивной ситуацией, могут испытывать посттравматический плоский аффект.
Помимо тупой травмы, травмы головного мозга, вызванные ударами, особенно ударами правого полушария, могут вызвать у человека плоский аффект.
Хотя плоский аффект и притупленный аффект иногда могут казаться взаимозаменяемыми, они разные.
Люди с плоским аффектом не реагируют на эмоциональные стимулы. Однако притупленный аффект описывает притупленную или ограниченную реакцию, при которой эмоциональная реакция человека не так сильна, как обычно ожидается.
Затупление аффекта обычно наблюдается у людей с посттравматическим стрессовым расстройством или посттравматическим стрессовым расстройством.
Когда какое-либо событие заставляет человека испытать или стать свидетелем физического вреда или насилия, у него может развиться посттравматическое стрессовое расстройство. Это может вызвать у них длительную тревогу и страх, что может быть изнурительным.
ПТСР имеет множество симптомов и часто приводит к кошмарам и воспоминаниям о первоначальном событии. Люди с посттравматическим стрессовым расстройством также могут испытывать социальную непривязанность и притупление или оцепенение аффекта в ответ на эмоциональные стимулы.
Опять же, психотерапевт Деб Смит объясняет, что «многие клиенты, приходящие на лечение от посттравматического стрессового расстройства, сначала будут иметь притупленный аффект.Однако комбинация методов лечения, используемых для лечения посттравматического стрессового расстройства, часто облегчает этот симптом. Это, в свою очередь, возвращает клиента к его предтравматическому аффекту ».
Поделиться на Pinterest Терапия и консультирование могут помочь устранить первопричину плоского аффекта.Лечение плоского аффекта может быть сложной задачей, так как оно зависит от первопричины. Людям, которые думают, что они или их близкие могут испытывать симптомы плоского или притупленного аффекта, следует обратиться к врачу для оценки.
Узнать больше о том, что может быть причиной этого симптома, жизненно важно, если нужно лечить человека наиболее подходящим способом.
Терапевты, психологи и другие врачи-специалисты смогут лучше оценить и лечить человека с плоским аффектом после того, как они изучат историю здоровья человека и проведут физическое обследование.
Кроме того, для определения причины плоского аффекта может быть полезен тщательный анализ любых лекарств.
Мифы и факты о психическом здоровье
Можете ли вы отличить миф о психическом здоровье от факта? Узнайте правду о наиболее распространенных мифах о психическом здоровье.
Проблемы с психическим здоровьем затрагивают всех
Миф: На меня проблемы с психическим здоровьем не влияют.
Факт: Проблемы с психическим здоровьем на самом деле очень распространены. В 2014 году около:
- Каждый пятый взрослый американец имел проблемы с психическим здоровьем
- Каждый десятый молодой человек пережил период большой депрессии
- Каждый 25-й американец страдал серьезным психическим заболеванием, например шизофренией, биполярным расстройством или большой депрессией
Самоубийства — 10-я ведущая причина смерти в США.Ежегодно на его долю приходится более 41 000 жизней американцев, что более чем вдвое превышает количество жизней, погибших в результате убийств. Узнайте больше о проблемах с психическим здоровьем.
Миф: Дети не испытывают проблем с психическим здоровьем.
Факт: Даже очень маленькие дети могут проявлять ранние признаки психического расстройства. Эти проблемы психического здоровья часто поддаются клинической диагностике и могут быть результатом взаимодействия биологических, психологических и социальных факторов.
Половина всех психических расстройств проявляется первыми признаками до того, как человеку исполнится 14 лет, а три четверти психических расстройств начинаются до 24 лет.
К сожалению, менее 20% детей и подростков с диагностируемыми проблемами психического здоровья получают необходимое лечение. Ранняя поддержка психического здоровья может помочь ребенку до того, как проблемы повлияют на другие потребности развития.
Миф: Люди с проблемами психического здоровья склонны к насилию и непредсказуемы.
Факт: Подавляющее большинство людей с проблемами психического здоровья склонны к насилию не более, чем кто-либо другой. Большинство людей с психическими заболеваниями не склонны к насилию, и только 3–5% насильственных действий могут быть приписаны лицам, живущим с серьезным психическим заболеванием. Фактически, люди с тяжелыми психическими заболеваниями более чем в 10 раз чаще становятся жертвами насильственных преступлений, чем население в целом. Вы, вероятно, знаете кого-то с проблемой психического здоровья и даже не подозреваете об этом, потому что многие люди с проблемами психического здоровья являются очень активными и продуктивными членами наших сообществ.
Миф: Люди с психическими расстройствами, даже те, кто справляется со своим психическим заболеванием, не могут переносить стресс, связанный с работой.
Факт: Люди с проблемами психического здоровья работают так же продуктивно, как и другие сотрудники. Работодатели, которые нанимают людей с проблемами психического здоровья, сообщают о хорошей посещаемости и пунктуальности, а также о мотивации, хорошей работе и продолжительности пребывания наравне с другими сотрудниками или выше.
Эффективное лечение сотрудников с проблемами психического здоровья может привести к:
- Снижение общих медицинских расходов
- Повышенная производительность
- Меньшее количество прогулов
- Снижение затрат на инвалидность
Миф: слабость личности или недостатки характера вызывают проблемы с психическим здоровьем.Люди с проблемами психического здоровья могут вырваться из этого состояния, если приложат достаточно усилий.
Факт: Проблемы с психическим здоровьем не имеют ничего общего с ленивостью или слабостью, и многим людям нужна помощь, чтобы поправиться. Многие факторы способствуют возникновению проблем с психическим здоровьем, в том числе:
- Биологические факторы, такие как гены, физическое заболевание, травма или химический состав мозга
- Жизненный опыт, например травма или жестокое обращение в анамнезе
- Семейный анамнез психических расстройств
Люди с проблемами психического здоровья могут поправиться, а многие полностью выздороветь.
Помощь людям с проблемами психического здоровья
Миф: У людей с проблемами психического здоровья нет надежды. Если у друга или члена семьи возникают проблемы с психическим здоровьем, он никогда не поправится.
Факт: Исследования показывают, что люди с проблемами психического здоровья поправляются, а многие полностью выздоравливают. Восстановление относится к процессу, в котором люди могут жить, работать, учиться и полноценно участвовать в жизни своих сообществ. Сейчас существует больше методов лечения, услуг и систем общественной поддержки, чем когда-либо прежде, и они работают.
Миф: терапия и самопомощь — пустая трата времени. Зачем беспокоиться, если можно просто принять таблетку?
Факт: Лечение проблем с психическим здоровьем варьируется в зависимости от человека и может включать прием лекарств, терапию или и то, и другое. Многие люди работают с системой поддержки в процессе исцеления и восстановления.
Миф: Я ничего не могу сделать для человека с психическим заболеванием.
Факт: Друзья и близкие могут иметь большое значение.Только 44% взрослых с диагностируемыми проблемами психического здоровья и менее 20% детей и подростков получают необходимое лечение. Друзья и семья могут оказать важное влияние, чтобы помочь кому-то получить необходимое лечение и услуги:
- Обратиться к ним и дать им знать, что вы готовы помочь
- Помощь в доступе к услугам по охране психического здоровья
- Изучение фактов о психическом здоровье и обмен ими, особенно если вы слышите что-то неправдивое
- Относиться к ним с уважением, как к любому другому
- Отказ определять их по их диагнозу или с использованием таких ярлыков, как «сумасшедший»
Миф: Профилактика не работает.Невозможно предотвратить психические заболевания.
Факт: Профилактика психических, эмоциональных и поведенческих расстройств направлена на устранение известных факторов риска, таких как воздействие травм, которые могут повлиять на шансы развития у детей, молодежи и молодых людей проблем с психическим здоровьем. Поощрение социально-эмоционального благополучия детей и молодежи приводит к:
- Повышение общей производительности
- Лучшие результаты обучения
- Низкий уровень преступности
- Более сильная экономика
- Снижение затрат на здравоохранение
- Повышение качества жизни
- Увеличенный срок службы
- Улучшение семейной жизни
Ученые выяснили, как эмоции влияют на восприятие времени — Ассоциация психологических наук — APS
У людей непростые отношения с часами, если судить по современным идиомам.Когда мы развлекаемся, время летит незаметно. Когда нам скучно, он затягивается. Иногда это на нашей стороне; в других случаях он идет против нас.
Разрыв между тем, как проходит время, и тем, как мы его переживаем, занимал психологов более 150 лет. Пионеры психофизики, такие как Густав Теодор Фехнер и Эрнст Генрих Вебер, заложили основы этого направления исследований в 1800-х годах, исследуя тонкости человеческого восприятия.
Перенеситесь в 21 век, и изучение восприятия времени служит отличительной чертой интегративных исследований, сочетающих лингвистику, нейробиологию, когнитивную психологию и исследование внимания, чтобы изучить, как люди чувствуют, как проходят минуты и часы.
Внутренний хронометрист
На протяжении десятилетий ученые концептуализировали восприятие времени в соответствии с теоретическими моделями, которые, по сути, создавали биологический секундомер в мозгу, который замедлялся и ускорялся в соответствии с вниманием и возбуждением. Совсем недавно исследователи начали искать те области мозга, которые отвечают за внутреннее хронометрирование. Используя новые технологии, такие как функциональная МРТ, ученые, такие как сотрудник APS Уоррен Х. Мек из Университета Дьюка, пришли к выводу, что в основе обработки времени лежит большая сеть нейронных областей, а не просто одна структура мозга.Европейские нейробиологи, в том числе лауреат Нобелевской премии Эдвард Мозер, использовали оптогенетику (биологический метод, используемый для контроля и мониторинга отдельных нейронов) с мышами, чтобы идентифицировать определенные области мозга, которые влияют на наше субъективное хронометраж.
В центре внимания нейробиологов к восприятию времени ученые продолжают признавать неотъемлемую роль счастья, печали, страха и других эмоций в том, как мы ощущаем течение секунд и минут. Сотрудник APS Джеймс МакКин Кеттел Михай Чиксентмихайи из Клермонтского университета впервые определил, как приятные впечатления могут повлиять на нашу сосредоточенность на времени.Чиксентмихайи, как известно, ввел термин «поток», чтобы описать ощущение от того, что вы так счастливо погружены в какую-либо деятельность — будь то спорт, работа или творческий проект, — что все отвлекающие факторы отсутствуют. Ключевой особенностью переживания потока является искаженное ощущение времени — обычно ощущение того, что время прошло быстрее, чем обычно.
Последующие исследования определили, что чистая погоня за вознаграждением, от опыта до материальных благ, является ингредиентом временных иллюзий. Эти исследования часто включают эффект странности — феномен, при котором встреча с новыми стимулами увеличивает воспринимаемую продолжительность.Ученый-психолог из Дартмутского университета Питер Ульрик Це и его коллеги продемонстрировали этот эффект в 2004 году, когда показали участникам исследования повторяющиеся изображения, мигающие на экране компьютера, за которыми следует одно новое изображение. Хотя все изображения оставались на экране одинаковое количество времени, участники сообщили, что странное изображение, казалось, длилось дольше, чем другие.
Ученые-психологи из Нидерландов недавно продемонстрировали влияние потенциального вознаграждения, связанного с эффектом чудаков.В серии лабораторных экспериментов Мишель Файлинг и Ян Теувес из Vrije Universiteit Amsterdam показали участникам серию изображений, одно из которых отличалось от остальных. Участники указали, остается ли странное изображение на экране дольше или короче, чем остальные изображения. Когда они могли заработать награду за правильный ответ в виде большого количества баллов, они воспринимали необычные изображения как продолжительные по сравнению с чудаками, которые не приносили им баллов.
Погоня за удовольствием
Возможность получить вознаграждение может сделать секунды или минуты долгими, но желание может иметь совсем другой эффект, согласно исследованию 2012 года, проведенному в Университете Алабамы.В серии экспериментов психологи Филип Гейбл и Брайан Пул исследовали «мотивацию подхода», стремление к достижению целей, положительный опыт или жизненно важные ресурсы, такие как еда и вода. Они обнаружили, что по сравнению с нейтральными состояниями или позитивными состояниями с низкой мотивацией приближения, позитивные состояния с высокой мотивацией приближения сокращают восприятие времени.
В одном из экспериментов исследователи обучили участников различать картинки, показанные для «коротких» (например,g., 400 мс) или «долгий» (до 1600 мс) период времени. Затем участники просматривали изображения, которые были нейтральными (геометрические фигуры), позитивными и низкими мотивами подхода (цветы) или позитивными и высокими мотивами подхода (вкусные десерты). Для каждого изображения они должны были указать, отображалось ли оно в течение короткого или длительного периода времени.
Как и предполагали исследователи, участники считали, что соблазнительные изображения десертов показывались в течение более короткого промежутка времени (независимо от фактической продолжительности), чем нейтральные геометрические формы или приятные изображения цветов.
Исследователи также обнаружили, что предполагаемое количество времени для соблазнительных картинок было связано с тем, когда участники поели в тот день. Те участники, которые недавно ели, что, по-видимому, снизило их мотивацию к еде, посчитали, что картинки с десертами отображались дольше, чем их более голодные сверстники.
Второе исследование, в котором участники сообщали, что время течет быстрее, когда они смотрели на картинки с десертами, ожидая, что они смогут съесть эти десерты позже, подтвердило эти выводы.
Гейбл и Пул предполагают, что состояния с высокой мотивацией подхода заставляют нас чувствовать, как будто время летит быстро, потому что они сужают наши процессы памяти и внимания, помогая нам отсеивать ненужные мысли и чувства.
«Просто быть довольным или довольным, возможно, не заставит время лететь», — сказал Гейбл, когда исследование было опубликовано, — «но возбуждение или активное преследование желаемого объекта может».
Авторы исследования предполагают, что это явление может иметь полезную функцию: если для достижения цели требуется ожидание или упорная тяжелая работа в течение определенного периода времени, было бы преимуществом, если бы этот период казался коротким.
Делаем паузу
Другие положительные эмоции могут иметь противоположный эффект на восприятие времени, как показывают исследования. В 2012 году исследователи поведенческих наук из Стэнфордского университета и Университета Миннесоты опубликовали свои результаты трех экспериментов, посвященных изучению последствий впечатляющих переживаний. Участники этих экспериментов занимались такими видами деятельности, как просмотр впечатляющих видеороликов, на которых люди в повседневных ситуациях сталкиваются и взаимодействуют с огромными животными или наблюдают, например, за водопадами.По сравнению с участниками, которые выполнили менее впечатляющие действия, участники в условиях страха сообщили, что ощущают, что время течет медленнее. Дополнительные результаты экспериментов показывают, что благоговение заставляло людей чувствовать больше «настоящим моментом» и заставляло их рассматривать время как более изобильное.
Сама природа может замедлить наше чувство времени. В серии исследований психологи из Карлтонского университета в Канаде проверяли, воспринимают ли люди время, движущееся на природе медленнее, чем в городских условиях.В экспериментах, которые включали как виртуальную, так и реальную среду, участники прогуливались либо по естественной среде, такой как лесная тропа, либо по шумным городским местам, таким как Нью-Йорк. Они оценили продолжительность опытов в минутах и секундах. Первые три эксперимента включали изображения, и исследователи не обнаружили значительной разницы в оценках фактической продолжительности времени между природой и городскими условиями. Но во всех трех исследованиях участники в естественных условиях сообщали о более медленном течении времени по сравнению с участниками в городских условиях.И когда исследователи фактически брали участников на прогулки в естественных или городских условиях, те, кто находился в естественных условиях, сообщали о более объективном и субъективном восприятии прошедшего времени. Люди, находящиеся на природе, также сообщали, что чувствуют себя более расслабленными, чем люди, живущие в городских условиях.
Страх
По словам Сильви Друа-Воле, профессора психологии развития и когнитивной психологии в Университете Клермон Овернь, Франция, и одного из самых плодовитых исследователей эмоций и эмоций из всех человеческих эмоций, страх является наиболее интенсивным изучаемым в исследованиях оценки времени восприятие времени.
Действительно, нейробиолог и писатель Дэвид Иглман несколько лет назад классно показал связь между страхом и иллюзиями времени. Иглман привязал хронометрические устройства к запястьям участников экспериментов и отправил их на 15-этажный спуск в парке развлечений. Отвечая на вопрос позже, большинство людей переоценили продолжительность падения.
Ученые выдвигают гипотезу о том, что угрожающие стимулы — наиболее беспокоящие по своей природе формы новизны — вызывают интенсивные физиологические реакции, искажающие наше внутреннее ощущение течения времени.В исследовании, опубликованном в 2011 году, Дройт-Волет и ее коллеги попросили студентов университетов оценить свое настроение как до, так и после показа им различных фрагментов видео, которые вызывали настроение страха, печали или нейтральной эмоции. В сеансе «страха» участники смотрели отрывки из фильмов ужасов, в том числе «Крик» и «Сияние». В «грустном» сеансе они смотрели отрывки из душераздирающих драм, таких как «Филадельфия» и «Город ангелов». А «нейтральная» сессия включала информационные ролики (напр.g., прогнозы погоды и новости фондового рынка). Как и ожидалось, фильмы ужасов вызывали у студентов чувство страха, в то время как драмы вызывали печаль, а нейтральные ролики вызывали минимальные эмоциональные эффекты.
Кроме того, непосредственно перед и после просмотра каждого набора категорий видео участники должны были оценить продолжительность стимула (синяя точка). Дройт-Волет и его коллеги обнаружили искажение во времени после просмотра ужасных фильмов по сравнению с предыдущим (исходные оценки), тогда как после просмотра грустных и нейтральных клипов не наблюдалось никаких изменений во временных оценках.Под влиянием страха участники оценивали продолжительность стимула как большую. Результаты показывают, что страх искажает наше восприятие времени, чтобы мы были готовы действовать как можно быстрее в случае опасности.
Сотрудник APS Джеймс МакКин Кеттел Ричард А. Брайант продемонстрировал этот эффект в полевых условиях 10 лет назад, когда он и тогдашняя аспирантка Лия А. Кэмпбелл провели исследование с участием более 60 человек, впервые совершивших прыжки с парашютом. Брайант и Кэмпбелл попросили участников оценить уровень своего страха и волнения, когда они готовились к работе.Через 30 минут после завершения прыжка на высоту 14000 футов новички оценили в минутах время, прошедшее с момента, когда они начали надевать свое парашютное снаряжение, до момента приземления. Те, кто оценил себя выше по шкале страха, предоставили более длительные оценки опыта по сравнению с теми, кто получил высокие баллы по волнению.
Время впереди
Исследователи все чаще обращают внимание на мозг, чтобы лучше понять взаимосвязь между эмоциями и восприятием времени.Особый интерес вызывают нейротрансмиттеры, такие как дофамин и норэпинефрин, которые играют роль в ответной реакции на вознаграждение и угрозу соответственно. Работа открывает большие перспективы для исследования симптомов психических и моторных расстройств, которые связаны как с аномальным уровнем дофамина, так и с нарушением восприятия времени. И нейровизуализация в сочетании с новыми статистическими методами может помочь раскрыть новые взгляды на индивидуальные различия в субъективном восприятии времени, Уильям Дж.Мэтьюз из Кембриджского университета писал вместе с Меком в статье 2014 года.
Другие эмпирические исследования предполагают более длительный взгляд, фокусируясь на том, как мы переживаем прошедшие месяцы и годы, а не на минутах, прошедших во время автомобильной аварии или прогулки по пляжу. Исследование также имеет важное значение для нашего понимания клинических состояний, таких как дефицит внимания / гиперактивность и посттравматические стрессовые расстройства, депрессия и шизофрения, все из которых связаны с неустойчивой временной осведомленностью.
Восприятие времени даже появляется как мера результата для других психологических явлений, включая социальные взаимодействия. Например, в исследовании 2015 года ученые-психологи под руководством научного сотрудника APS Гордона Б. Московица из Университета Лихай показали, что белые люди — особенно те, кто беспокоится о том, чтобы казаться расистами, — воспринимают время как более медленное, наблюдая за лицами черных мужчин. Это могло бы объяснить ряд примеров неявных предубеждений, таких как врачи непреднамеренно проводят меньше времени с чернокожими пациентами по сравнению с белыми пациентами, сообщают они в Psychological Science .
Открытия временных иллюзий имеют значение для, казалось бы, бесконечного потока жизненных действий. За стремлением людей сохранять терпение в пробках, уделять время семье и друзьям, уложиться в срок или даже дать точный отчет очевидца лежат наши личные оценки секунд и минут, идущих вперед.
Список литературы
Кэмпбелл, Л. А., и Брайант, Р. А. (2006). Как время летит: исследование начинающих парашютистов. Исследование поведения и терапия, 45 , 1389–1392. DOI: 10.1016 / j.brat.2006.05.011
Давыденко, М., и Питц, Дж. (2017). Время растет на деревьях: влияние природных условий на восприятие времени. Журнал экологической психологии, 54 , 20–26. DOI: 10.1016 / j.jenvp.2017.09.003
Дройт-Волет, С. (2013). Восприятие времени, эмоции и расстройства настроения. Журнал физиологии — Париж, 107 , 255–264. DOI: 10.1016 / j.jphysparis.2013.03.005
Дройт-Волет, С., Файоль, С. Л., и Гил, С. (2011). Восприятие эмоций и времени: эффекты настроения, вызванного фильмом. Frontiers in Integrative Neuroscience, 5 , 33. doi: 10.3389 / fnint.2011.00033
Failing, M., & Theeuwes, J. (2016). Вознаграждение меняет восприятие времени. Познание, 148 , 19–26.
Гейбл, П. А., и Пул, Б. Д. (2012). Время летит незаметно, когда ты получаешь удовольствие, мотивированное подходом. Психологическая наука, 23 , 879–886. DOI: 10.1177 / 0956797611435817
Мэтьюз, W.Дж., И Мек, В. Х. (2014). Восприятие времени: плохие и хорошие новости. WIREs Cognitive Science, 5 , 429–446. DOI: 10.1002 / wcs.1298.
Московиц, Г. Б., Олчайсой Октен, И., и Гуч, К. М. (2015). О расе и времени. Психологическая наука, 26, , 1783–1794. DOI: 10.1177 / 0956797615599547
Радд М., Вохс К. Д. и Аакер Дж. (2012). Благоговение расширяет восприятие времени людьми, изменяет процесс принятия решений и улучшает самочувствие. Психологическая наука, 23 , 1130–1136.DOI: 10.1177 / 0956797612438731
Цзе П.У., Интрилигатор Дж., Ривест Дж. И Кавано П. (2014). Внимание и субъективное расширение времени. Восприятие и психофизика, 66 , 1171–1189.
Веселимся, когда время летит
Хотя многие исследования восприятия времени показывают, как эмоциональные сигналы могут изменить индивидуальную оценку прошедшего времени, некоторые использовали противоположный подход и продемонстрировали, как манипулирование самими часами может повлиять на вовлеченность и удовольствие.
В серии экспериментов, проведенных почти десять лет назад, учащимся бакалавриата были назначены различные условия, в которых они выполняли такие задачи, как:
- сборка словесных головоломок;
- прослушивание коротких отрывков раздражающих звуков;
- слушают и оценивают песню, которую они выбрали из списка из 12 популярных песен; и
- читает, а затем вспоминает подробности из сфабрикованных научных новостных статей, связанных со временем.
Для каждого эксперимента исследователи-психологи под руководством Аарона М.Сакетт из Университета Сент-Томас в Миннесоте манипулировал внешними сигналами времени (например, искусственно ускоряя или замедляя таймеры, отображаемые на экране компьютера). Сакетт и его коллеги обнаружили, что участники, которые сообщали, что они чувствуют, как время проходит неожиданно быстро, оценивают задачи, более увлекательны, шумы менее раздражают, а песни более приятны по сравнению с теми, кому было предложено перетащить время.
Сакетт и его коллеги заявили, что результаты показывают, что «ощущаемое искажение времени действует как метакогнитивный сигнал, который люди неявно приписывают своему удовольствию от опыта (т.е., время летело, так что опыт, должно быть, был забавным) ».
Номер ссылки
Сакетт А.М., Мейвис Т., Нельсон Л.Д., Конверс Б.А. и Сакетт А.Л. (2010). Вы веселитесь, когда время летит: гедонистические последствия субъективной временной прогрессии. Психологическая наука, 21 , 111–117. DOI: 10.1177 / 0956797609354832
Разница между грустью и депрессией
Автор: Mental Health First Aid USA, 5 июня 2017 г.
Печаль — нормальная часть эмоционального спектра человека — все мы время от времени испытываем ее.Когда мы теряем любимого человека, переживаем разрыв или смотрим одну из душераздирающих рекламных роликов ASPCA, грусть — типичная реакция и здоровая часть эмоционального процесса. Но есть разница между здоровой грустью и часто изнурительными симптомами депрессии.
Печаль — лишь один из симптомов депрессии
Для 6,8% взрослых в США, ежегодно страдающих серьезным депрессивным расстройством, печаль — лишь один из многих симптомов, которые они будут испытывать.Разницу между грустью и депрессией можно легко не заметить, особенно если учесть количество людей, которые неправильно используют слово «депрессия» или говорят: «Я в депрессии», чтобы описать повседневную «хандру». Но грусть — это не депрессивное расстройство.
Депрессия влияет на эмоции, мышление, поведение и физическое благополучие человека. Тот, кому грустно, может некоторое время поплакать, провести какое-то время в одиночестве, а затем вернуться к своей нормальной жизни в течение короткого промежутка времени. Но у человека с клинической депрессией будут наблюдаться такие симптомы, как потеря интереса к занятиям, отстраненность от других, трудности со сном или резкое изменение аппетита, которые продолжаются две недели или более.У них могут быть даже мысли о смерти или самоубийстве.
Вы видите признаки депрессии
Хотя люди, страдающие депрессией, часто скрывают свои симптомы от окружающих, есть некоторые признаки, по которым вы можете искать, чтобы узнать, когда человеку в вашей жизни может потребоваться помощь.
Человек, страдающий депрессией, может:
- Двигайтесь, думайте или говорите медленно, что затрудняет разговор и другие виды взаимодействия.
- Перестаньте заботиться о личной гигиене и уходе.
- Набрать или похудеть в ответ на изменение аппетита.
- Быть возбужденным или бесконтрольно плакать.
Но депрессия не всегда сопровождается крайними проявлениями эмоций. Некоторые люди, страдающие тяжелой депрессией, могут стать эмоционально невосприимчивыми — казаться «онемевшими» или «заплакать». Они могут вообще ничего не чувствовать. И это отсутствие эмоций может быть столь же болезненным, как и продолжительная печаль, тревога или гнев. Тот факт, что кто-то не плачет все время, не означает, что он не страдает.
Как я могу помочь человеку с депрессией?
Для людей, живущих с депрессией, ключевое значение имеет раннее вмешательство. Те, у кого был один эпизод депрессии, склонны к последующим эпизодам и могут легче впадать в депрессию с каждым последующим эпизодом. Чтобы предотвратить возникновение этой закономерности, вы можете начать с вас.
Если вы считаете, что кто-то из ваших знакомых испытывает депрессию и нуждается в помощи, расскажите ему о своих проблемах. Убедитесь, что человек готов и доступен для разговора, находится в комфортной обстановке и не чувствует давления.Спросите, чем вы можете помочь. Расскажите человеку о том, что вы заметили, и выразите искреннюю озабоченность. Если человек готов помочь и не подвергается риску самоубийства или причинения вреда, полезно знать, какие ресурсы доступны в вашем сообществе и какие вопросы вам следует задать, чтобы наилучшим образом оказать первоначальную помощь и поддержку.
Проблемы психического здоровья затрагивают всех, и мы все обязаны поддерживать друг друга.
Чтобы узнать план действий по оказанию помощи человеку, страдающему депрессией или другим психическим здоровьем или проблемой употребления психоактивных веществ, найдите ближайший к вам курс оказания первой помощи в области психического здоровья и пройдите обучение.
Что такое расстройства пищевого поведения?
Расстройства пищевого поведения
Расстройства пищевого поведения — это поведенческие состояния, характеризующиеся серьезными и стойкими нарушениями пищевого поведения и связанными с ними тревожными мыслями и эмоциями. Это могут быть очень серьезные состояния, влияющие на физические, психологические и социальные функции. Типы расстройств пищевого поведения включают нервную анорексию, нервную булимию, компульсивное переедание, расстройство избегающего ограниченного приема пищи, другие уточненные расстройства кормления и пищевого поведения, пика и расстройство руминации.
В совокупности расстройства пищевого поведения затрагивают до 5% населения, чаще всего развиваются в подростковом и юношеском возрасте. Некоторые из них, особенно нервная анорексия и нервная булимия, чаще встречаются у женщин, но все они могут возникать в любом возрасте и затрагивать любой пол. Расстройства пищевого поведения часто связаны с озабоченностью едой, весом или фигурой, беспокойством по поводу еды или последствиями употребления определенных продуктов. Поведение, связанное с расстройствами пищевого поведения, включая ограниченное питание или отказ от определенных продуктов, переедание, очищение от рвоты или злоупотребления слабительным или компульсивные упражнения.Такое поведение может стать стимулом, похожим на зависимость.
Расстройства пищевого поведения затрагивают несколько миллионов человек в любой момент времени, чаще всего женщин в возрасте от 12 до 35 лет. Существует три основных типа расстройств пищевого поведения: нервная анорексия, нервная булимия и компульсивное переедание.
Расстройства пищевого поведения часто сочетаются с другими психическими расстройствами, чаще всего с расстройствами настроения и тревожными расстройствами, обсессивно-компульсивным расстройством и проблемами злоупотребления алкоголем и наркотиками.Данные свидетельствуют о том, что гены и наследственность играют роль в том, почему некоторые люди подвергаются более высокому риску расстройства пищевого поведения, но эти расстройства также могут поражать тех, у кого нет семейного анамнеза заболевания. Лечение должно быть направлено на устранение психологических, поведенческих, пищевых и других медицинских осложнений. Последние могут включать последствия недоедания или очищающего поведения, включая проблемы с сердцем и желудочно-кишечным трактом, а также другие потенциально фатальные состояния. Неоднозначное отношение к лечению, отрицание проблем с питанием и весом или беспокойство по поводу изменения режима питания — не редкость.Однако при надлежащей медицинской помощи люди с расстройствами пищевого поведения могут вернуться к здоровому питанию и восстановить свое эмоциональное и психологическое здоровье.
Типы расстройств пищевого поведенияНервная анорексия
Нервная анорексия характеризуется голоданием и потерей веса, что приводит к низкому весу в зависимости от роста и возраста. Анорексия имеет самый высокий уровень смертности среди всех психиатрических диагнозов, кроме расстройства, связанного с употреблением опиоидов, и может быть очень серьезным заболеванием.Индекс массы тела или ИМТ, мера веса и роста, у взрослого человека с нервной анорексией обычно ниже 18,5.
Диетическое поведение при нервной анорексии обусловлено сильным страхом набрать вес или стать толстым. Хотя некоторые люди с анорексией говорят, что хотят и пытаются набрать вес, их поведение не согласуется с этим намерением. Например, они могут есть только небольшое количество низкокалорийной пищи и чрезмерно заниматься спортом. Некоторые люди с нервной анорексией также периодически переедают и / или очищаются от рвоты или злоупотребления слабительным.
Существует два подтипа нервной анорексии:
- ограничивающий тип , при котором люди теряют вес в основном за счет диеты, голодания или чрезмерных физических нагрузок, и
- переедание / очищение типа , при котором люди также участвуют в периодическом переедании и / или очищении.
Со временем могут развиться некоторые из следующих симптомов, связанных с голоданием или чисткой:
- Прекращение менструального цикла
- Головокружение или обморок от обезвоживания
- Хрупкие волосы / ногти
- Непереносимость холода
- Слабость и истощение мышц
- Изжога и рефлюкс (у тех, кого рвота)
- Сильный запор, вздутие живота и чувство полноты после еды
- Стресс-переломы от компульсивных упражнений, а также потеря костной массы, приводящая к остеопении или остеопорозу (истончение костей)
- Депрессия, раздражительность, беспокойство, плохая концентрация и утомляемость
Серьезные медицинские осложнения могут быть опасными для жизни и включать нарушения сердечного ритма, особенно у тех пациентов, которые рвут или принимают слабительные, проблемы с почками или судороги.
Лечение нервной анорексии включает в себя помощь пострадавшим в нормализации их поведения в области питания и контроля веса, а также в восстановлении веса. Медицинское обследование и лечение любых сопутствующих психических или медицинских состояний является важным компонентом плана лечения. План питания должен быть направлен на то, чтобы помочь людям справиться с беспокойством по поводу еды и научиться употреблять широкий и сбалансированный ассортимент продуктов с разной плотностью калорий во время регулярных приемов пищи. Для подростков наиболее эффективным лечением является обучение родителей тому, как поддерживать ребенка и следить за его питанием.Устранение неудовлетворенности телом также важно, но на это часто уходит больше времени, чем на изменение веса и пищевого поведения.
В случае тяжелой нервной анорексии, когда амбулаторное лечение неэффективно, может быть показана госпитализация в стационарную или стационарную программу поведенческих специальностей. Большинство специализированных программ эффективны для восстановления веса и нормализации пищевого поведения, хотя риск рецидива в первый год после завершения программы остается значительным.
Нервная булимия
Лица с нервной булимией обычно чередуют диету или употребление только низкокалорийной «безопасной пищи» с перееданием «запрещенной» высококалорийной пищи.Переедание определяется как употребление большого количества пищи за короткий период времени, связанное с ощущением потери контроля над тем, что или сколько человек ест. Пьянство обычно носит скрытный характер и ассоциируется с чувством стыда или смущения. Выпивки могут быть очень сильными, и пища часто потребляется быстро, вплоть до тошноты и дискомфорта.
Переедания происходят не реже чем раз в неделю и обычно сопровождаются так называемыми «компенсаторными формами поведения» для предотвращения увеличения веса.Они могут включать голодание, рвоту, неправильное употребление слабительного или компульсивные упражнения. Как и при нервной анорексии, люди с нервной булимией чрезмерно озабочены мыслями о еде, весе или фигуре, которые негативно влияют и непропорционально влияют на их самооценку.
Лица с нервной булимией могут иметь немного меньший вес, нормальный вес, избыточный вес или даже ожирение. Однако, если у них недостаточный вес, считается, что они страдают нервной анорексией, перееданием / очищением, а не нервной булимией.Члены семьи или друзья могут не знать, что у человека нервная булимия, потому что у них нет недостаточного веса, а также потому, что их поведение скрыто и может остаться незамеченным для их близких. Возможные признаки нервной булимии:
- Частые походы в туалет сразу после еды
- Исчезновение большого количества пищевых продуктов или необъяснимые пустые упаковки и контейнеры для пищевых продуктов
- Хроническая ангина
- Припухлость слюнных желез щек
- Разрушение зубов в результате эрозии зубной эмали желудочной кислотой
- Изжога и гастроэзофагеальный рефлюкс
- Злоупотребление слабительным или таблетками для похудания
- Рецидивирующая диарея необъяснимой природы
- Злоупотребление мочегонными средствами (водные таблетки)
- Чувство головокружения или обморока в результате чрезмерного очищения организма, приводящего к обезвоживанию
Булимия может привести к редким, но потенциально смертельным осложнениям, включая разрывы пищевода, разрыв желудка и опасные сердечные аритмии.Медицинское наблюдение в случаях тяжелой нервной булимии важно для выявления и лечения любых возможных осложнений.
Амбулаторная когнитивно-поведенческая терапия нервной булимии является наиболее убедительным методом лечения. Это помогает пациентам нормализовать свое пищевое поведение и управлять мыслями и чувствами, которые способствуют сохранению расстройства. Антидепрессанты также могут помочь уменьшить позывы к перееданию и рвоте.
Расстройство переедания
Как и при нервной булимии, у людей с компульсивным перееданием бывают эпизоды переедания, при которых они потребляют большое количество пищи за короткий период времени, испытывают чувство потери контроля над своим питанием и страдают от переедания.Однако, в отличие от людей с нервной булимией, они не регулярно используют компенсаторное поведение, чтобы избавиться от пищи, вызывая рвоту, голодание, физические упражнения или неправильное употребление слабительных. Переедание является хроническим заболеванием и может привести к серьезным осложнениям для здоровья, включая ожирение, диабет, гипертонию и сердечно-сосудистые заболевания.
Диагноз компульсивного переедания требует частых перееданий (не реже одного раза в неделю в течение трех месяцев), связанных с чувством отсутствия контроля и с тремя или более из следующих признаков:
- Есть быстрее, чем обычно
- Есть до неудобно полного
- Употребление большого количества пищи без чувства голода
- Едят в одиночестве из-за смущения от того, сколько едят
- Чувство отвращения к себе, депрессии или сильной вины после этого
Как и в случае нервной булимии, наиболее эффективным методом лечения компульсивного переедания является когнитивно-поведенческая психотерапия при переедании.Было показано, что межличностная терапия также эффективна, как и несколько антидепрессантов.
Другое уточненное расстройство кормления и приема пищи
Эта диагностическая категория включает расстройства пищевого поведения или нарушения пищевого поведения, которые вызывают дистресс и ухудшают семейную, социальную или рабочую функцию, но не подходят для других категорий, перечисленных здесь. В некоторых случаях это связано с тем, что частота поведенческой дозы не соответствует диагностическому порогу (например, частота переедания при булимии или компульсивном переедании) или не соблюдены весовые критерии для диагностики нервной анорексии.
Примером другого указанного расстройства пищевого поведения и пищевого поведения является «атипичная нервная анорексия». В эту категорию входят люди, которые, возможно, сильно похудели и чье поведение и степень боязни ожирения соответствуют нервной анорексии, но которые еще не считаются недостаточными на основании их ИМТ, поскольку их исходный вес был выше среднего.
Поскольку скорость похудания связана с медицинскими осложнениями, люди, которые быстро теряют много веса за счет экстремального контроля веса, могут подвергаться высокому риску медицинских осложнений, даже если они кажутся нормальными или выше среднего веса.
Расстройство, препятствующее ограничению приема пищи
Расстройство избегания / ограничения приема пищи (ARFID) — это недавно определенное расстройство пищевого поведения, которое включает нарушение питания, приводящее к стойкой неспособности удовлетворить потребности в питании и чрезмерной разборчивости в еде. В ARFID отказ от пищевых продуктов или ограниченный набор пищевых продуктов может быть вызван одной или несколькими из следующих причин:
- Низкий аппетит и отсутствие интереса к еде или еде.
- Крайний отказ от пищевых продуктов на основе сенсорных характеристик продуктов e.грамм. текстура, внешний вид, цвет, запах.
- Тревога или беспокойство по поводу последствий приема пищи, таких как боязнь удушья, тошнота, рвота, запор, аллергическая реакция и т. Д. Расстройство может развиться в ответ на значительное негативное событие, такое как эпизод удушья или пищевого отравления, за которым следует отказ от увеличивающегося разнообразия продуктов.
Диагноз ARFID требует, чтобы трудности с приемом пищи были связаны с одним или несколькими из следующих факторов:
- Значительная потеря веса (или неспособность достичь ожидаемой прибавки в весе у детей).
- Значительный дефицит питательных веществ.
- Необходимость полагаться на зонд для кормления или пероральные пищевые добавки для поддержания достаточного количества пищи.
- Вмешательство в социальное функционирование (например, неспособность есть вместе с другими).
Воздействие на физическое и психологическое здоровье и степень недоедания может быть таким же, как у людей с нервной анорексией. Однако люди с ARFID не испытывают чрезмерных опасений по поводу своего веса или формы, и это расстройство отличается от нервной анорексии или нервной булимии.Кроме того, хотя люди с расстройством аутистического спектра часто имеют жесткое пищевое поведение и сенсорную чувствительность, это не обязательно приводит к уровню нарушения, необходимому для диагностики расстройства избегающего / ограничивающего приема пищи.
ARFID не включает ограничения в питании, связанные с отсутствием еды; нормальная диета; культурные обычаи, такие как религиозный пост; или нормального поведения, например, детей ясельного возраста, которые разборчивы в еде.
Избегание или ограничение приема пищи обычно развивается в младенчестве или раннем детстве и может продолжаться во взрослом возрасте.Однако это может начаться в любом возрасте. Независимо от возраста пострадавшего, ARFID может повлиять на семьи, вызывая повышенный стресс во время приема пищи и в других социальных ситуациях, связанных с приемом пищи.
Лечение ARFID включает индивидуальный план и может включать нескольких специалистов, включая специалиста по психическому здоровью, зарегистрированного диетолога-диетолога и других.
Пика
Пика — это расстройство пищевого поведения, при котором человек постоянно ест то, что не является пищей, не имеющей питательной ценности.Такое поведение сохраняется не менее одного месяца и является достаточно серьезным, чтобы требовать клинического внимания.
Типичные вещества, попадающие в организм человека, зависят от возраста и доступности и могут включать бумагу, осколки краски, мыло, ткань, волосы, веревку, мел, металл, гальку, древесный уголь или уголь или глину. Люди с pica обычно не испытывают отвращения к пище.
Такое поведение не соответствует уровню развития человека и не является частью культурной практики.Пика может впервые возникнуть в детстве, подростковом или взрослом возрасте, хотя чаще всего оно возникает в детстве. Он не диагностируется у детей младше 2 лет. Бросание небольших предметов в рот — нормальная часть развития для детей младше 2 лет. Пика часто возникает вместе с расстройством аутистического спектра и умственной отсталостью, но может возникать у обычно развивающихся детей.
Человек с диагнозом pica подвержен риску потенциальной кишечной непроходимости или токсического воздействия потребляемых веществ (например,грамм. свинец в краске).
Лечение pica включает тестирование на дефицит питательных веществ и устранение их при необходимости. Поведенческие вмешательства, используемые для лечения pica, могут включать перенаправление человека от непродовольственных товаров и вознаграждение за то, что они отложили или избегали непродовольственных товаров.
Расстройство руминации
Расстройство пережевывания включает повторяющееся срыгивание и повторное пережевывание пищи после еды, в результате чего проглоченная пища добровольно возвращается в рот, пережевывается и повторно проглатывается или выплевывается.Расстройство жевания может возникать в младенчестве, детстве и подростковом возрасте или во взрослом возрасте. Для соответствия диагнозу поведение должно:
- Повторяется как минимум в течение 1 месяца
- Не связано с желудочно-кишечными или медицинскими проблемами
- Не возникает как часть одного из других поведенческих расстройств пищевого поведения, перечисленных выше
- Руминация также может возникать при других психических расстройствах (например, умственной отсталости), однако степень должна быть достаточно серьезной, чтобы потребовать отдельного клинического внимания для постановки диагноза.
Отзыв врача
Анджела Гуарда, доктор медицины
Март 2021 г.
Эмоциональные проблемы после черепно-мозговой травмы
Мозговая травма и эмоции
Травма головного мозга может изменить то, как люди чувствуют или выражают эмоции. Человек с ЧМТ может иметь несколько типов эмоциональных проблем.
Трудности с контролем эмоций или «перепады настроения»
Некоторые люди могут испытывать эмоции очень быстро и интенсивно, но с очень небольшим продолжительным эффектом.Например, они могут легко разозлиться, но быстро справятся с этим. Или они могут казаться «на эмоциональных американских горках», когда они счастливы в один момент, грустят в следующий, а затем злятся. Это называется эмоциональной лабильностью .
Что вызывает эту проблему?
- Перепады настроения и эмоциональная лабильность часто вызваны повреждением той части мозга, которая контролирует эмоции и поведение.
- Часто нет определенного события, которое вызывает внезапную эмоциональную реакцию.Это может сбивать с толку членов семьи, которые могут подумать, что они случайно сделали что-то, что расстроило раненого.
- В некоторых случаях черепно-мозговая травма может вызвать внезапные приступы плача или смеха. Эти эмоциональные выражения или всплески могут не иметь никакого отношения к тому, как люди себя чувствуют (другими словами, они могут плакать, не чувствуя грусти, или смеяться, не чувствуя себя счастливыми). В некоторых случаях эмоциональное выражение может не соответствовать ситуации (например, смеяться над грустной историей). Обычно человек не может контролировать эти выражения эмоций.
Что с этим делать?
- К счастью, эта ситуация часто улучшается в первые несколько месяцев после травмы, и люди часто возвращаются к более нормальному эмоциональному равновесию и самовыражению.
- Если вам сложно контролировать свои эмоции, важно поговорить с врачом или психологом, чтобы выяснить причину и получить помощь в лечении.
- Консультации для семьи могут быть обнадеживающими и помочь им лучше справляться с повседневными проблемами.
- Некоторые лекарства могут помочь улучшить или стабилизировать настроение. Вам следует проконсультироваться с врачом, знакомым с эмоциональными проблемами, вызванными травмой головного мозга.
Что могут делать члены семьи и другие люди:
- Сохраняйте спокойствие в случае эмоционального всплеска и избегайте эмоциональной реакции самого себя.
- Отведите человека в тихое место, чтобы помочь ему или ей успокоиться и восстановить контроль.
- Признайте чувства и дайте человеку возможность поговорить о чувствах.
- Осторожно и поддерживающе предоставляйте обратную связь после того, как человек обретает контроль.
- Осторожно перенаправьте внимание на другую тему или занятие.
Тревога
Тревога — это чувство страха или нервозности, несоразмерное ситуации. Люди с черепно-мозговой травмой могут испытывать беспокойство, даже не зная, почему. Или они могут беспокоиться и беспокоиться о том, что делают слишком много ошибок, или «не справляются» с задачей, или если они чувствуют, что их критикуют.Со многими ситуациями может быть труднее справиться после черепно-мозговой травмы и вызвать беспокойство, например, оказаться в толпе, быть в спешке или приспособиться к внезапным изменениям в плане.
У некоторых людей может возникнуть внезапная тревога, которая может быть подавляющей («панические атаки»). Тревога может быть связана с очень стрессовой ситуацией — иногда с ситуацией, вызвавшей травму, — которая снова и снова «воспроизводится» в сознании человека и мешает спать («посттравматическое стрессовое расстройство»). Поскольку каждая форма тревоги требует отдельного лечения, ее всегда должен диагностировать специалист в области психического здоровья или врач.
Что вызывает беспокойство после ЧМТ?
- Проблемы с рассуждением и концентрацией могут затруднить решение проблем человеку с ЧМТ. Это может расстроить человека, особенно если его просят принять решение.
- Беспокойство часто возникает, когда к пострадавшему предъявляется слишком много требований, например, слишком скоро после травмы вернуться на работу. Нехватка времени также может усилить беспокойство.
- Ситуации, требующие повышенного внимания и обработки информации, могут вызывать беспокойство у людей с ЧМТ.Примерами таких ситуаций могут быть многолюдные места, интенсивное движение транспорта или шумные дети.
Что можно сделать с тревогой?
- Постарайтесь снизить требования к окружающей среде и снизить ненужные стрессы, которые могут вызывать беспокойство.
- Обеспечьте успокоение, чтобы помочь успокоить человека и позволить ему уменьшить чувство тревоги, когда оно возникает.
- Добавьте в свой распорядок дня структурированные занятия, например, упражнения, волонтерство, церковные мероприятия или группы самопомощи.
- При тревоге можно справиться с помощью определенных лекарств, психотерапии (консультирования) специалиста по психическому здоровью, знакомого с ЧМТ, или сочетания лекарств и консультирования.
Депрессия
Чувство грусти — нормальная реакция на потери и меняет лицо человека после ЧМТ. Чувства печали, разочарования и потери часто возникают после травмы головного мозга. Эти чувства часто появляются на более поздних этапах выздоровления, после того как человек лучше осознает долговременную ситуацию.Если эти чувства становятся непреодолимыми или мешают выздоровлению, возможно, человек страдает депрессией.
Симптомы депрессии включают чувство грусти или бесполезности, изменения сна или аппетита, трудности с концентрацией внимания, отстраненность от других, потерю интереса или удовольствия от жизни, летаргию (чувство усталости и вялости) или мысли о смерти или самоубийстве.
Поскольку признаки депрессии также являются симптомами самой травмы головного мозга, наличие этих симптомов не обязательно означает, что травмированный человек находится в депрессии.Проблемы с большей вероятностью будут означать депрессию, если они появятся через несколько месяцев после травмы, а не вскоре после нее.
Что вызывает депрессию?
- Депрессия может возникнуть, когда человек пытается приспособиться к временной или длительной инвалидности и утрате или к изменениям в своих ролях в семье и обществе, вызванным травмой головного мозга.
- Депрессия также может возникнуть, если травма затронула области мозга, контролирующие эмоции. Как биохимические, так и физические изменения в мозге могут вызвать депрессию.
Что можно сделать с депрессией?
- Антидепрессанты, психотерапия (консультирование) специалиста по психическому здоровью, знакомого с ЧМТ, или их комбинация могут помочь большинству людей, страдающих депрессией.
- Аэробные упражнения и структурированные занятия в течение дня иногда могут помочь уменьшить депрессию.
- Депрессия — не признак слабости, и это не чья-то вина. Депрессия — это болезнь. Человек не может преодолеть депрессию, просто желая ее уйти, используя больше силы воли или «закалившись».»
- Лучше всего начать лечение как можно раньше, чтобы избежать ненужных страданий. Не жди.
Вспышки гнева и раздражительность
Члены семей людей с ЧМТ часто описывают раненого как человека с «коротким запалом», легко «вылетающим», раздражительным или вспыльчивым. Исследования показывают, что до 71% людей с ЧМТ часто бывают раздражительными. Пострадавший может кричать, использовать ненормативную лексику, бросать предметы, бить кулаками по вещам, хлопать дверьми, угрожать или причинять боль членам семьи или другим людям.
Что вызывает эту проблему?
Вспышки гнева после ЧМТ, вероятно, вызваны несколькими факторами, в том числе:
- Травмой частей мозга, контролирующих эмоциональное выражение.
- Разочарование и неудовлетворенность изменениями в жизни, вызванными травмой, например потерей работы и независимости.
- Чувство изоляции, депрессии или непонимания.
- Проблемы с концентрацией, запоминанием, самовыражением или слежением за разговорами, все это может привести к разочарованию.
- Легко утомляет.
- Боль.
Что можно сделать с проблемами темперамента?
- Снижение стресса и уменьшение раздражающих ситуаций может устранить некоторые факторы, вызывающие всплески гнева и раздражительность.
- Люди с черепно-мозговой травмой могут научиться некоторым базовым навыкам управления гневом, таким как стратегии самоуспокоения, расслабление и лучшие методы общения. Психолог или другой специалист в области психического здоровья, знакомый с ЧМТ, может помочь.
- Могут быть прописаны некоторые лекарства, которые помогают контролировать вспышки гнева.
Члены семьи могут помочь, изменив то, как они реагируют на вспышки гнева:
- Поймите, что раздражительность и легкость гнева происходят из-за травмы головного мозга. Постарайтесь не принимать это на свой счет.
- Не пытайтесь спорить с пострадавшим во время вспышки. Вместо этого сначала дайте ему или ей остыть в течение нескольких минут.
- Не пытайтесь успокоить человека, уступая его требованиям.
- Установите правила для общения.Дайте пострадавшему понять, что кричать, угрожать или причинять боль другим недопустимо. Отказывайтесь разговаривать с раненым, когда он или она кричит или устраивает истерику.
- После того, как вспышка закончилась, поговорите о том, что могло привести к вспышке. Попросите пострадавшего спокойно обсудить проблему. Предложите другие выходы, например, выйти из комнаты и прогуляться (сообщив другим, когда он / она вернется), когда человек чувствует приближение гнева.
Вопросы, которые следует задать своему врачу или лечащему врачу, чтобы лучше понять вашу проблему
Если вы или члены вашей семьи испытываете беспокойство, чувство печали или депрессии, раздражительность или перепады настроения, подумайте о том, чтобы спросить своего врача:
- Будет ли психологически консультирование быть полезным?
- Будет ли полезно обследование у психиатра?
- Есть лекарства, которые могут помочь?
Подробнее о лекарствах
Если вы или член вашей семьи пробуете лекарство от одной из этих проблем, очень важно тесно сотрудничать с врачом или другим поставщиком медицинских услуг, который их прописывает.Всегда назначайте повторный визит, чтобы сообщить ему или ей, как действует лекарство, и сообщать о любых необычных реакциях между визитами. Помните, что:
- Благоприятный эффект лекарств не почувствуется с задержкой.
- Ваш врач может скорректировать дозы для получения максимальной пользы.
- Возможно, вам придется попробовать одно или несколько различных лекарств, чтобы найти то, которое лучше всего подойдет вам.
- За исключением экстренных случаев, вы не должны прекращать прием прописанных лекарств, не посоветовавшись с врачом.
Поддержка коллег и прочая поддержка
Помните также, что не всякая помощь приходит от профессионалов! Вам могут помочь:
- Группа поддержки при черепно-мозговой травме — некоторые специализируются на людях с черепно-мозговой травмой, другие — для членов семьи, а третьи открыты для всех, кто пострадал от черепно-мозговой травмы.
- Наставничество сверстников, при котором человек, который долгое время справлялся с черепно-мозговой травмой, оказывает поддержку и предложения тому, кто борется с аналогичными проблемами.
- Обратитесь в местное отделение Ассоциации травм головного мозга, чтобы узнать больше об этих ресурсах. Перейдите на сайт www.biausa.org, чтобы найти ближайшие к вам ресурсы по травмам головного мозга.
- Поговорите с другом, членом семьи, членом духовенства или кем-то еще, кто хорошо слушает.
Рекомендуемая литература
- Жизнь с травмой мозга: Руководство для семей , второе издание (в мягкой обложке) Ричарда Сенелика и Карлы Догерти, Healthsouth Press, 2001.
- Как заставить жизнь работать после травмы головы: семейный справочник по жизни дома . Автор: Южная Каролина, Отделение травм головы и спинного мозга и Национальный фонд травм головы (США), Ассоциация Флориды. Издатель: S.C. Dept. Disabilities and Special Needs, Head and Spinal Injury Division, 1994.
- Что такое травма головного мозга? Эмоциональные / поведенческие изменения , Toronto Acquired Brain Injury Network.
- Эмоциональные этапы выздоровления — информационный бюллетень. Ассоциация травм головного мозга Квинсленда, Inc.
- Непроизвольное расстройство эмоционального выражения (IEED): объяснение непредсказуемых эмоциональных эпизодов. Национальная ассоциация инсульта.
Шизофрения, тревожность, поведенческие расстройства и многое другое
По данным Главного хирурга США, около 20% американских детей страдают диагностируемым психическим заболеванием в течение определенного года. Кроме того, почти 5 миллионов американских детей и подростков страдают серьезным психическим заболеванием (которое существенно мешает их повседневной жизни).
Какие психические заболевания чаще всего встречаются у детей?
Дети могут страдать от следующих психических заболеваний:
- Тревога расстройств: Дети с тревожными расстройствами реагируют на определенные вещи или ситуации со страхом и страхом, а также с физическими признаками беспокойства (нервозности), такими как быстрое сердцебиение и потливость.
- Расстройства деструктивного поведения: Дети с этими расстройствами склонны нарушать правила и часто нарушают правила в структурированной среде, например в школе.
- Расстройства пищевого поведения: Расстройства пищевого поведения включают сильные эмоции и отношения, а также необычное поведение, связанное с весом и / или едой.
- Расстройства элиминации: Эти расстройства влияют на поведение, связанное с устранением шлаков организма (кал и моча).
- Аффективные расстройства (расстройства настроения): Эти расстройства, включая депрессию, включают стойкое чувство печали и / или быстро меняющееся настроение.
- Шизофрения: Это серьезное расстройство, сопровождающееся искаженным восприятием и мыслями.
- Тики: Эти расстройства заставляют человека совершать повторяющиеся, внезапные, непроизвольные и часто бессмысленные движения и звуки, называемые тиками.
- СДВГ (синдром дефицита внимания с гиперактивностью) : Дети с этим расстройством гиперактивны, им трудно контролировать свои импульсы и уделять внимание. СДВГ — наиболее часто диагностируемое психическое расстройство у детей.
Некоторые из этих болезней, такие как тревожные расстройства, расстройства пищевого поведения, расстройства настроения и шизофрения, могут возникать как у взрослых, так и у детей.Другие, такие как расстройства поведения и развития, расстройства элиминации и расстройства обучения и коммуникации, начинаются только в детстве, хотя могут продолжаться и во взрослой жизни. В редких случаях у взрослых могут развиваться тики. У ребенка нередко бывает более одного расстройства.
Каковы симптомы психических заболеваний у детей?
Симптомы у детей различаются в зависимости от типа психического заболевания, но некоторые из общих симптомов включают:
- Изменения в успеваемости, например, плохие оценки, несмотря на хорошие усилия
- Злоупотребление наркотиками и / или алкоголем
- Неспособность справиться с повседневными проблемами и занятиями
- Изменения сна и / или привычек питания
- Чрезмерные жалобы на физические недомогания
- Нападение властям, пропуск школы, кража или повреждение имущества
- Сильный страх набрать вес
- Продолжительное плохое настроение, часто сопровождается плохим аппетитом и мыслями о смерти
- Частые вспышки гнева
- Потеря интереса к друзьям и занятиям, которые им обычно нравятся
- Значительное увеличение времени, проведенного в одиночестве
- Чрезмерное беспокойство или беспокойство
- Гиперактивность
- Постоянные кошмары или ночь ужасы
- Упорное неповиновение или агрессивное поведение avior
- Частые истерики
- Слышать голоса или видеть вещи, которых нет (галлюцинации)
Что вызывает психическое заболевание?
Точная причина большинства психических заболеваний неизвестна, но исследования показывают, что может быть задействована комбинация факторов, включая наследственность, биологию, психологическую травму и экологический стресс.
- Наследственность (генетика): Психическое заболевание имеет тенденцию передаваться по наследству, что означает, что вероятность развития психического расстройства может передаваться от родителей к их детям.
- Биология: Некоторые психические расстройства связаны с особыми химическими веществами в мозге, называемыми нейротрансмиттерами. Нейротрансмиттеры помогают нервным клеткам мозга общаться друг с другом. Если эти химические вещества не сбалансированы или не работают должным образом, сообщения могут неправильно проходить через мозг, что приводит к появлению симптомов.Кроме того, дефекты или повреждение определенных областей мозга также связаны с некоторыми психическими заболеваниями.
- Психологическая травма: Некоторые психические заболевания могут быть вызваны психологической травмой, например
- тяжелое эмоциональное, физическое или сексуальное насилие
- важная ранняя утрата, такая как потеря одного из родителей
- пренебрежение — как эмоциональное, так и физическое
- Экологический стресс: Стрессовые или травмирующие события могут вызвать психическое расстройство. болезнь человека, подверженного психическому расстройству.
Как диагностируется психическое заболевание у детей?
Как и у взрослых, психические заболевания у детей диагностируются на основании признаков и симптомов, указывающих на конкретное расстройство. Однако этот процесс может быть особенно сложным с детьми. Многие виды поведения, которые рассматриваются как симптомы психических расстройств, такие как застенчивость, беспокойство (нервозность), странные пищевые привычки и приступы гнева, могут возникать как нормальная часть развития ребенка. Поведение становится симптомом, когда оно возникает очень часто, длятся долгое время, возникает в необычном возрасте или вызывает значительное нарушение способности ребенка и / или его семьи функционировать.
Если симптомы присутствуют, врач начнет осмотр с составления полной истории болезни и физического осмотра. Хотя лабораторных тестов для диагностики психических расстройств не существует, врач может использовать различные тесты, такие как рентген и анализы крови, чтобы исключить соматическое заболевание или побочные эффекты лекарств как причину симптомов.
Если соматическое заболевание не обнаружено, ребенка можно направить к детскому и подростковому психиатру или психологу, специалистам в области психического здоровья, которые имеют специальную подготовку для диагностики и лечения психических заболеваний у детей и подростков.Психиатры и психологи используют специально разработанные инструменты интервью и оценки, чтобы оценить ребенка на предмет психического расстройства. Врач основывает свой диагноз на отчетах о симптомах ребенка и наблюдениях за его отношением и поведением. Врачу часто приходится полагаться на отчеты родителей ребенка, учителей и других взрослых, потому что детям часто трудно объяснить свои проблемы или понять их симптомы.
Как лечится психическое заболевание у детей?
Психические заболевания подобны многим другим заболеваниям, которые требуют постоянного лечения.Хотя в лечении взрослых с психическими расстройствами был достигнут значительный прогресс, лечение детей изучено не так хорошо. Эксперты все еще изучают, какие методы лечения лучше всего подходят для детей. На данный момент многие варианты лечения, используемые для детей, в том числе многие лекарства, такие же, как и для лечения взрослых. Наиболее часто используемые варианты лечения включают:
- Лекарства: Многие психические заболевания можно эффективно лечить с помощью лекарств в сочетании с терапией.Лекарства, часто используемые для лечения психических расстройств у детей, включают антидепрессанты, успокаивающие средства, стимуляторы, стабилизирующие настроение препараты и антипсихотические препараты.
- Психотерапия: Психотерапия (тип консультирования) направлена на эмоциональную реакцию на психическое заболевание. Это процесс, в котором обученные специалисты в области психического здоровья помогают людям справиться с их заболеванием, часто обсуждая стратегии, позволяющие понять их симптомы, мысли и поведение и справиться с ними.Типы психотерапии, часто используемые с детьми, включают поддерживающую, когнитивно-поведенческую, межличностную, групповую и семейную терапию.
- Творческие методы лечения: Определенные методы лечения, такие как арт-терапия или игровая терапия, могут быть полезны, особенно для маленьких детей, которым может быть трудно передать свои мысли и чувства.
Каковы перспективы для детей с психическими заболеваниями?
При надлежащем и раннем лечении многие дети могут полностью вылечиться от своего психического заболевания или успешно контролировать свои симптомы.В то время как некоторые дети становятся взрослыми-инвалидами из-за хронического или тяжелого расстройства, многие люди с психическим заболеванием могут жить полноценной и продуктивной жизнью.
Очень важно обратиться за лечением для вашего ребенка, если у него проявляются какие-либо симптомы психического заболевания. Без лечения многие психические расстройства могут продолжаться и во взрослой жизни и привести к проблемам во всех сферах взрослой жизни человека. Люди с нелеченными психическими расстройствами подвержены высокому риску многих проблем, включая злоупотребление алкоголем или наркотиками, а также агрессивное или саморазрушительное поведение, даже самоубийство.
Какие исследования проводятся по психическим заболеваниям у детей?
На сегодняшний день большинство исследований психических заболеваний сосредоточено на психических расстройствах у взрослых. Однако сейчас психиатрическое сообщество начало уделять внимание психическим заболеваниям у детей. Исследователи смотрят на развитие детей с точки зрения нормального и ненормального, пытаясь понять, как факторы, влияющие на развитие, могут повлиять на психическое здоровье. Цель состоит в том, чтобы попытаться предсказать и, в конечном итоге, предотвратить проблемы развития, которые могут привести к психическим заболеваниям.Ключевой частью этого исследования является определение факторов риска — факторов, которые увеличивают шансы ребенка на развитие психического расстройства. Кроме того, специалисты в области психического здоровья призывают к дополнительным исследованиям лекарств, используемых для лечения детей с психическими расстройствами.
Можно ли предотвратить психическое заболевание у детей?
Большинство психических заболеваний вызывается сочетанием факторов, и их невозможно полностью предотвратить.