Акимов И., Клименко В. О природе таланта. М., Молодая гвардия. 1994.

Аристотель. Поэтика. // Аристотель. Этика; Политика; Риторика; Поэтика; Категории. Минск, Литература. 1998.

Басин Е.Я. Художник и творчество. М., Гуманитарий. 2008.

Белянин В.П. Психологическое литературоведение: текст как отражение внутренних миров автора и читателя. М., Генезис. 2006.

Бердяев Н.А. Смысл творчества. // Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М., Правда. 1989.

Березина Т.Н. Тренинг интеллектуальных и творческих способностей. СПб., Речь. 2010.

Борев Ю. Б. Эстетика: Учебник. М., Высшая школа. 2002.

Буров А.Г. Труд актера и педагога. М., ГИТИС. 2007.

Вайнцвайг П. Десять заповедей творческой личности. М., Прогресс. 1990.

Волков П. Разнообразие человеческих миров. М., Аграф. 2000.

Выготский Л.С. Психология и педагогика внимания. // Психология внимания. М., ЧеРо. 2001.

Гиппиус С.В. Актерский тренинг. Гимнастика чувства. СПб., Прайм-ЕВРОЗНАК. 2007.

Голубева Э.А. Способности. Личность. Индивидуальность. Дубна, Феникс+. 2005.

Гройсман А.Л. Личность. Творчество. Регуляция состояний: Руководство по театральной и паратеатральной психологии. М., Магистр. 1998.

Гуревич П.С. Теория и практика психоанализа. М.; Воронеж, Модэк. 2000.

Джемс У. Что такое эмоция? // Психология эмоций: Тексты. М., МГУ. 1984.

Дидро Д. Парадокс об актере. // Дидро Д. Эстетика и литературная критика. М., Художественная литература. 1980.

Дормашев Ю.Б., Романов В.Я. Психология внимания. М., Флинта. 2002.

Дружинин В.Н. Психология общих способностей. СПб., Питер. 2007.

Егорова М.С. Психология индивидуальных различий. М., Планета детей. 1997.

Изард К.Э. Психология эмоций. Спб., Питер. 2000.

Ильенков Э.В. Личность и творчество. М., Языки русской культуры. 1999.

Ильин Е.П. Психология воли. СПб., Питер. 2001.

Искусствознание и психология художественного творчества. М., Наука. 1988.

Заика И.В. Комплекс игр для развития воображения. // Вопросы психологии. 1993. № 2.

Захава Б.Е. Мастерство актера и режиссера. М., РАТИ – ГИТИС. 2008.

Калошина И.П. Психология творческой деятельности: учебное пособие для студентов вузов. М., ЮНИТИ. 2008.

Китаев-Смык Л.А. Факторы напряженности творческого процесса. // Вопросы психологии. 2007. № 3.

Клименко В.В. Психологические тесты таланта. Харьков, Фолио; СПб., Кристалл. 1996.

Колесников В.Н. Лекции по психологии индивидуальности. М., Институт психологии. 1996.

Кривцун О.А. Личность художника как предмет психологического анализа. / Психологический журнал. 1996. №2.

Лазурский А.Ф. Очерк науки о характерах. М., Наука. 1995.

Лем П. SUPERКРЕАТИВ. Интенсив-тренинг для развития креативного мышления. М., Эксмо. 2006.

Леонгард К. Акцентуированные личности. Ростов-на-Дону, Феникс. 2000.

Личко А.Е. Типы акцентуаций характера и психопатий у подростков. М., Эксмо. 1999.

Маклаков А.Г. Общая психология. СПб., Питер. 2001.

Мелик-Пашаев А.А. Мир художника. М., Прогресс-Традиция. 2000.

Никитина И.П. Философия искусства: учебное пособие. М., Омега-Л. 2010.

Платон. Ион. // Платон. Апология Сократа, Критон, Ион, Протагор. М., Мысль. 1999.

Психология процессов художественного творчества. Л., Наука. 1980.

Разумникова О.М. Проявление половых различий в творческой деятельности. // Вопросы психологии. 2006. № 1.

Психология внимания. М., ЧеРо. 2001.

Психология творчества: общая, дифференциальная, прикладная. М., Наука. 1990.

Роджерс Н. Творчество как усиление себя. // Вопросы психологии. 1991. № 1.

Розин В.М. Мышление и творчество. М., PerSe. 2006.

Социальная психология личности в вопросах и ответах: Учеб. пособие. М., Гардарики. 1999.

Станиславский К.С. Работа актера над собой. Ч.1. Работа над собой в творческом процессе переживания. // Станиславский К.С. Собр. соч. В 9 т. Т.2. М., Искусство. 1989.

Станиславский К.С. Работа актера над собой. Ч.2. Работа над собой в творческом процессе воплощения. // Станиславский К.С. Собр.соч. В 9 т. Т.3. М., Искусство. 1990.

Теории личности в западно-европейской и американской психологии: Хрестоматия по психологии личности. Самара, БАХРАХ. 1996.

Товстоногов Г.А. Круг мыслей. Л., Искусство. 1972.

Товстоногов Г.А. Зеркало сцены. В 2-х кн. Л., Искусство.1984.

Туник Е.Е. Модифицированные креативные тесты Вильямса. СПб., Речь. 2003.

Фрейд З. Художник и фантазирование. М., Республика. 1995.

Хёйзинга Й. Homo Ludens. Человек играющий. // Хёйзинга Й. Homo Ludens. Человек играющий. Статьи по истории культуры. М., Айрис-пресс. 2003.

Художественное творчество и психология. М., Наука. 1991.

Хьелл Л., Зиглер Д. Теории личности. СПб., Питер. 2007.

Шадриков В.Д. Введение в психологию: эмоции и чувства. М., Логос. 2002.

Шадриков В.Д. Способности человека. М., МПСИ; Воронеж, Модэк. 1997.

Эфрос А.В. Репетиция – любовь моя. М., Панас. 1993.

Эфрос А.В. Профессия: режиссер. М., ВАГРИУС. 2000.

Юнг К. Психологический типы. СПб., Ювента; М., Прогресс. 1995.

Юнг К., Нойман Э. Психоанализ и искусство. М., Ваклер. 1996.

Диссоциативное расстройство идентичности

Как правило, диссоциативное расстройство идентичности образуется в ответ на физическое, эмоциональное или сексуальное насилие в детстве, в возрасте от 6 до 12 лет. В этом возрасте психика является еще недостаточно зрелой, чтобы справиться с интенсивной травмой другими способами; с другой стороны, она остается достаточно гибкой, чтобы расщепить «Я» на несколько автономных частей. Новые субличности образуются таким образом, чтобы наиболее эффективно приспособиться и к травмирующей действительности, и к опыту невыносимой боли в прошлом.
Устаревшим является взгляд на диссоциативное расстройство как на проявление истерии. Нечто схожее между этими диагнозами действительно есть; однако, как верно замечает Н. Мак-Вильямс, истерия и диссоциация имеют кардинально различные корни; так что работа с истерическими пациентами концентрируется на «интерпретировании их периодических импульсов, фантазий и бессознательных стремлений», а работа с диссоциативными – на «воспоминании и отреагировании травматической истории».

Сиамские близнецы. Обреченные быть одним целым

В судьбе Бена Карсона будет еще немало ярких моментов, в том числе и работа с другими парами сросшихся двойняшек. Почему же эта история стала такой важной? Дело в том, что краниопагия (феномен срастания близнецов головами) всегда считалась сложной патологией, почти неоперабельной, ведь речь идет не о черепной коробке, а о мозге, который нужно разделить на две части, не повредив. Но краниопагия — редкость. А какие еще отклонения встречаются, в чем причина этой «ошибки природы» и как складывается судьба сиамских близнецов — попробуем разобраться.

Ошибка деления

Если принять во внимание все случаи, то вероятность появления пары сиамских близнецов составляет один на 50 000. Поэтому ученым не удается собрать достаточно данных, чтобы найти убедительный ответ на вопрос о предпосылках отклонения. Науке уже известно, что причина соединения — нарушения развития зиготы (оплодотворенной яйцеклетки). И здесь есть две точки зрения — деление или слияние. В нормальном течении многоплодной беременности разделение на два организма происходит на 3−8-й день после зачатия. А задержка до 13−14-го дня приводит к появлению сиамских близнецов: зигота не делится до конца и оба плода продолжают развиваться сросшимися. По другой теории, зигота начинает деление слишком рано, и тогда будущие организмы в какой-то момент частично «склеиваются» обратно. И у двух развивающихся в животе матери малышей оказывается общий орган или даже набор органов.

Но почему происходит сбой? Исследования предлагают массу теорий, ни одну из которых пока нельзя ни опровергнуть, ни окончательно подтвердить. К отложенному расщеплению зиготы могут приводить генетические факторы или воздействия токсических веществ. Есть даже предположение, что на развитие плода в таком случае влияют психиатрические отклонения (раздвоение личности и усиленный стресс).

Современные методы пренатальной диагностики (УЗИ, МРТ) позволяют врачам готовиться к возможным осложнениям при рождении сиамских близнецов. Если жизни соединенных детей ничего не угрожает, то разделение осуществляют не сразу: новорожденным дают возможность немного окрепнуть. К счастью, нынешние хирургические методы эффективны и прогнозы выживаемости после операций существенно улучшаются.

Один или двое?

Рост числа успешных операций по разделению ставит перед обществом этические вопросы. Считать ли сиамских близнецов одним человеком или двумя отдельными личностями? Выдавать им один или два комплекта документов? Каким образом привлекать к юридической или уголовной ответственности, если преступление совершено одним из сросшихся близнецов? Эти и другие проблемы обсуждаются и в научных кругах, и среди практикующих юристов, врачей, психологов.

Первый вопрос — нужно ли сохранять беременность, когда становится известно о патологии? На протяжении наблюдения за развитием эмбрионов и в дальнейшем, при принятии решения о разделении или сохранении связи двух близнецов, врачи постоянно сталкиваются с этической дилеммой: являются ли сросшиеся близнецы одним человеком (ведь у них может быть немало общих органов, в том числе и мозг!) или двумя. Разделение становится главной целью после рождения, и его смысл — не просто сохранить обоим близнецам жизнь, но улучшить ее качество. Какой выбор сделать, если на чаше весов — свобода против возможной гибели? В 2003 году операция по разделению сестер Ладан и Лалех Биджани из Ирана закончилась гибелью 29-летних девушек, соединенных головами. Сестры знали, что печальный исход весьма вероятен, но пошли на это, как они сами заявляли, ради надежды на свободу. Еще сложнее сделать выбор, когда заранее известно, что один из близнецов будет обречен, тогда как другой получит полноценную жизнь.

Такая постановка вопроса подчеркивает, что, будучи неразделенными, сиамские близнецы не могут вести продуктивную жизнь. Тем не менее есть примеры, доказывающие обратное. Дейзи и Виолетта Хилтон, сросшиеся бедрами, с трех лет выступали перед публикой. Известные актрисы и фотомодели 1930-х, сестры имели множество ухажеров и побывали замужем, с удовольствием общались с журналистами как настоящие звезды, дружили с Гарри Гудини.

Важный и широко обсуждаемый этический вопрос — следует ли считать близнецов одним или двумя отдельными лицами. Наиболее распространена точка зрения, что близнецы с индивидуальным мозгом и двумя телами — это все-таки два отдельных человека. Однако это вызывает озабоченность у близнецов с двумя отдельными головами и общим телом. Проведенные исследования говорят о том, что с психологической и интеллектуальной точек зрения у неразделенных близнецов все же с годами формируются две различные личности, а значит, это два человека с равными правами.

Привет из Сиама

На протяжении веков люди считали соединенных близнецов то богами, то предзнаменованиями бед. Миф о двуликом Янусе, древнем римском божестве, скорее всего намекает именно на сиамских близнецов. Одно из древнейших изображений сросшихся близнецов — статуэтка «двойной богини», найденная в Анкаре. По мнению ученых, фигурке, изображающей двух соединенных боками людей, около 3000 лет. Подобные находки сделаны и в Мексике, где попадались такие же древние фигурки с несколькими головами.

Самый ранний документ, описывающий случай срастания, рассказывает о сестрах Мери и Элизе, объединенных в области талии и плеч. Бидденденские девы, как их называют, родились в 1100 году и прожили 34 года.

Первая задокументированная попытка разделения была предпринята в Х веке в Византии. Один из близнецов скончался, и хирурги того времени попытались отделить его от живого. Но через два дня умер и второй брат. А первую более-менее успешную попытку предпринял швейцарец Йоханнес Фатио в 1689 году: он удачно разделил двух сросшихся животами девушек, но его славу снискал другой врач — Эммануэль Кениг, описавший этот случай в научном журнале.

Свое неформальное название сросшиеся двойняшки получили из-за истории Энга и Чанга Бункеров, родившихся в Сиаме в 1811 году. Бункеры, сросшиеся в области груди, прожили долгую жизнь, выступали в цирке и были широко известны в мире.

Виды аномалий

Из-за особенностей строения сиамских близнецов вопрос о возможном разделении рассматривается каждый раз в индивидуальном порядке — единых методик нет. Сросшиеся двойни наука классифицирует на основе их «общего места». И у каждого вида патологии — своя эмбриологическая история, приводящая к неправильным формам. Мы упомянем только наиболее часто встречающиеся аномалии.

Омфалопаги

Близнецы соединяются в брюшной полости, от нижней грудной клетки до паха. В 2013 году в Алтайском крае врачи не только разделили двух девочек-омфалопагов, при этом подарив каждой независимость и полную жизнь. Главный хирург, наслышанный об истории сиамских близнецов, которые после операции стеснялись отсутствия пупка на животе, продумал и этот тонкий момент.

Торакопаги

Этот вариант отличается от омфалопагии тем, что у близнецов оказывается общее сердце или любая часть сердечной ткани.

В 2003 году в Санкт-Петербурге оперировали новорожденных Машу и Аню Якушенковых: девочки срослись грудью и животами. Во время операции выяснилось, что два сердца близняшек расположены в одной сердечной сумке. Однако это не помешало хирургам завершить работу успешно, а одной из девочек позднее проведена дополнительная операция на сердце.

Пигопаги

Соединены спиной в районе крестца. В январе 2017 года в Нью-Йорке разделили двух 11-месячных пигопагов Беллани и Баллени Камахо. При подготовке к сложнейшей операции хирурги работали с 3Д-моделью нижней части близнецов. У девочек были общие мочеполовые органы и часть ЖКТ, а также соединенные позвоночники.

Ишиопаги

Соединены в основном тазом, но могут быть соединены до диафрагмы — как лицом, так и спиной друг к другу. Одна из самых известных в России историй разделения — судьба близнецов Зиты и Гиты Резахановых. Они отправились на операцию в 2003 году в возрасте 11 лет. Зита умерла через 12 лет от болезни, Гита жива до сих пор.

Краниопаги

Это редкая форма соединения в области черепа, составляющая от 2 до 6% всех соединенных близнецов. У этих близнецов часто есть нормальные конечности. Прикрепления могут быть в любой области черепа.

В Московским институте нейрохирургии имени Бурденко в 1989 году академик Александр Коновалов провел операцию по разделению двух девочек из Литвы — Вилии и Виталии Тамулявичус. Близнецам было 11 месяцев. Сейчас об этом факте девушкам напоминает только деформированный череп, в остальном они здоровы.

Существуют и другие варианты сращения: часть из них не может быть «исправлена» хирургами, другие даже не сразу опознают как явление сиамских близнецов. Один из редко встречающихся видов срастания — так называемый «паразитический близнец»: в этом случае один из близнецов развит очень слабо и по сути живет за счет здорового собрата. Случалось, что паразитический близнец принимался долгое время за растущую раковую опухоль.

Вместе навсегда

За всю историю человека описано немало случаев сросшихся близнецов. Собственно, сама эта патология встречается редко — 1 случай на 50 тысяч. Причем поскольку большая часть сиамских близнецов не выживает при родах, то принято говорить о соотношении 1:200 000. Среди сиамских близнецов в три раза больше девочек, чем мальчиков, и чаще всего это однополые пары. Хотя встречаются единичные случаи разнополых двоен.

В последние полвека количество операций по благополучному разделению растет, однако на слуху и истории пар, которые остаются соединенными всю жизнь. Например, американцы Ронни и Донни Гэлион в прошлом году отпраздновали 65-летие и являются самыми долгоживущими сиамскими близнецами. Близнецы соединены в области живота и имеют один на двоих пищеварительный тракт, поэтому разделение их было невозможно.

Случаи сросшихся двоен встречаются не только у человека. Правда, шанс встретить таких близнецов в природе невелик: эти животные слабы и быстро становятся жертвами хищников. Поэтому в музеях естественных наук мы чаще всего можем увидеть чучела или препараты двухголовых мышей, шестиногих телят и других одомашненных животных.

 Яна Пчелинцева

Кто и как следит за тобой

Кража личности: Украденное «Я»

Истории, подобные произошедшей с семьей Росс, составляли основную массу проблем кредитных бюро в 1980-х и 1990-х годах. Но в последние годы наблюдается неожиданный и поистине драматический рост нового вида преступлений, ставших возможными вследствие доступности как кредитной, так и личной информации. Злоумышленник узнает номер социального страхования какого-нибудь человека, заводит себе дюжину кредитных карточек на его имя, в результате платить по счетам приходится этому человеку. (Многие банки облегчают задачу злоумышленника, печатая номера социального страхования клиентов на банковских выписках.) В одних случаях мошенники пользуются кредитками непосредственно, покупая для себя товары, отправляясь в дорогостоящие путешествия, обедая в дорогих ресторанах. Другие используют более изощренные схемы мошенничества, превращая приобретенные обманным путем вещи в наличные деньги. Это преступление стало настолько распространенным, что приобрело даже собственное название – кража личности [identity theft].

Иногда злоумышленники получали информацию из внутренних источников: в апреле 1996 года группе служащих Управления социального страхования было предъявлено обвинение в продаже личной информации 11 000 граждан криминальным кругам, которые использовали ее для активации краденых кредитных карт и оплаты с их помощью счетов на огромные суммы.[24] Нередки случаи, когда преступники под видом бомжей перерывали городские помойки в поисках выписок по банковским счетам и кредитам.

Случай, произошедший с вашингтонским журналистом Стивеном Шоу [Stephen Shaw], является типичным.[25] В один прекрасный летний день 1991 года продавец автомобилей из Орландо, штат Флорида, с похожим именем Стевен Шоу [Steven Shaw], получил доступ к кредитному отчету Стивена Шоу. Сделать это было проще простого. В течение многих лет Equifax вела агрессивную рекламную компанию своих услуг по предоставлению кредитных отчетов фирмам, торгующим автомобилями. Услуга предоставляла продавцу возможность, узнав имя потенциального покупателя, ненадолго отлучиться и быстро произвести проверку его кредитной благонадежности. Вероятнее всего, мистер Шоу из Флориды использовал эту возможность, чтобы «вычислить» кого-нибудь с созвучным именем и незапятнанной кредитной историей, считает Стивен Шоу.

Как только Стевен Шоу из Флориды узнал номер социального страхования и другую личную информацию Стивена Шоу из Вашингтона, он получил возможность «украсть личность» последнего. Помимо сведений о безупречной кредитной репутации Стивена Шоу, его кредитный отчет содержал настоящий и предыдущие адреса места жительства, девичью фамилию матери и номера всех его кредитных карт. Джекпот!

«Он воспользовался моими данными для открытия 35 счетов и нанес мне ущерб в размере 100 000 долларов, – рассказывает Стивен Шоу. – Он „засветил“ меня повсюду брал кредиты на покупку автомобиля, персональные кредиты, открывал банковские счета, покупал дорогую стереоаппаратуру, мебель, домашнюю технику, вещи, авиабилеты».

Поскольку все счета были открыты на имя Стивена Шоу и с использованием его номера социального страхования, ему автоматически предъявлялись к оплате все траты, которые на самом деле производил другой Шоу – из Флориды. Коль скоро счета не оплачивались, пострадавшие фирмы сообщили Equifax и другим кредитным бюро, что Стивен Шоу, имевший ранее безупречную кредитную репутацию, стал теперь неблагонадежным.

Не все истории с кражей личности начинались с кражи кредитных отчетов или банковских выписок. Некоторые начинались с подделки заявлений на смену адреса, в результате адресованная человеку почта отправлялась в заброшенный дом. При этом не оставалось никакого документального следа! В мае 1997 года газета Seattle Times рассказывала на своих страницах о том, что тысячи жителей Сиэтла и окрестностей получали очень странные и подозрительные звонки. Звонивший представлялся сотрудником радиостанции, которая производит возврат денег, и сообщал, что чек будет выслан по почте, если ответивший сообщит свой номер социального страхования.

Многие сочли это все подозрительным и сообщили на радиостанцию и в полицию, но некоторые легкомысленно сообщили звонившему интересующую его информацию. Эпидемия аналогичного жульничества охватила одного из крупнейших провайдеров – America Online, где этот способ мошенничества даже получил свое название – «phishing».[p6]

По словам Шоу, ему понадобилось около четырех лет для решения проблемы – типичный срок, о котором говорят и другие жертвы «кражи личности». Четыре года звонков из коллекторов счетов с напоминанием о необходимости оплаты, нарастающим количеством гневных писем в почтовом ящике и изматывающей неизвестностью, что еще злоумышленник сделает с вашим именем. Четыре года все кредиторы считают вас неблагонадежным. В этот период жертва практически лишена возможности получить новую кредитную карту или ипотечный кредит. Но одно из самых жестоких последствий кражи личности заключается в том, что многие его жертвы не могут найти работу: многие работодатели кроме рекомендательных писем изучают и кредитную историю претендентов на рабочее место.

Кража личности стала возможной из-за политики компаний, эмитирующих кредитные карты. Эти компании постоянно озабочены привлечением новых клиентов и не оказывают должного внимания идентификации личности заявителя при оформлении карты посредством почты или телефонного звонка. Опасность политики этих компаний заключается в том, что если вы знаете чье-либо имя, его адрес, номер телефона, номер социального страхования и девичью фамилию матери, то этого достаточно для идентификации вас как этой личности. А после того как счета за сделанные покупки не оплачиваются, крайним оказывается этот человек.

Несомненно, узнать чье-то имя, адрес, номер телефона, номер социального страхования и девичью фамилию матери относительно несложно. Кредитные бюро предоставляют эту информацию своим клиентам, поисковые службы за умеренную плату делают эту информацию доступной через Интернет, да и сами люди зачастую неосмотрительно предоставляют эту информацию по телефону человеку, который рекомендуется сотрудником банка или компании, выпускающей кредитные карты.

Кража личности не является принципиально новым преступлением. Существует множество историй – от сказок и вестернов, когда мужчина получал еду, ночлег и даже любовь незнакомки, представившись кем-то другим. Отличие нашего времени в том, что стремление корпораций расширить кредитный рынок делает каждого из нас беззащитным перед угрозой кражи личности и порчи репутации без нашего ведома. Поскольку кредиты предлагаются по почте или по телефону – зачастую это делает компьютерная программа или низкооплачиваемый сотрудник службы по работе с клиентами, действующий строго по предписанному сценарию, – настоящему герою сложно будет убедить даму, что его просто подменил какой-то самозванец.

Вряд ли кто-то до конца представляет себе масштабы кражи личности сегодня – оценки колеблются от 100 до 400 случаев в год, – ясно одно: их количество увеличивается. В идеале преступник должен быть подвергнут тюремному заключению, штрафу или другому наказанию. Но правоохранительные органы перегружены, а суды отказывают пострадавшим в возбуждении уголовных дел против мошенников. Это происходит потому, что закон считает в этой ситуации пострадавшими компании, выдавшие кредит, а не людей, чья личность была украдена. При этом многие банки не дают делу ход, им проще списать убытки и работать дальше.

Существует целый ряд технических мер, которые могли бы снизить количество такого рода преступлений. Одной из таких мер могло бы стать требование личной явки для оформления кредитной карты и помещение на нее фотографии владельца. Это создало бы серьезный барьер мошенничеству, так как мошенники, естественно, не хотят, чтобы их идентифицировали. Однако компании вряд ли согласятся с этим, поскольку это резко снизит эффективность бизнеса: вместо упрощенной идентификации и отсылки карточки по почте придется открывать новые офисы.

Наконец, расцвет воровства личности стал возможен потому, что от кредитующих компаний не требуется вкладывать средства в обеспечение адекватного уровня безопасности процедуры выдачи кредита, который в настоящее время явно недостаточен. Рвение, с которым компании рассылают предварительно заполненные заявления на получение кредитных карт, создает благодатную почву для мошенничества. Когда это происходит, кредиторы просто вносят информацию в кредитное досье клиента и продолжают работать дальше, а клиент остается у разбитого корыта, иначе говоря, несет в результате кражи личности материальные потери. Самым простым средством снижения количества мошенничеств может стать требование к компании, создавшей риск, принимать участие в ликвидации его последствий. Это можно сделать путем наложения наказаний на компании, вносящие незаслуженно компрометирующую информацию в кредитные досье, так же как отдельных граждан наказывают за ложное сообщение в полицию. Угроза подвергнуться наказанию заставит предоставляющие кредиты организации внимательнее относиться к идентификации личности заемщика и снизит тем самым количество краж личности.

Диссоциативное расстройство идентичности — обзор

Диссоциативное расстройство идентичности (множественное расстройство личности)

DID определяется наличием двух или более различных идентичностей или состояний личности, которые периодически контролируют поведение. Это расстройство представляет собой неспособность интегрировать различные аспекты личности, памяти и сознания. Характерными чертами этого расстройства являются нарушения памяти и амнезия. В отличие от других диссоциативных расстройств, степень амнезии при ДРИ обычно асимметрична.То есть он выборочно затрагивает разные области автобиографической информации, то есть альтеры (состояния или идентичности личности) различаются по степени амнезии в отношении переживаний других альтеров и доступа к автобиографической информации.

Обычно существует первичная личность, или ведущая личность, которая носит имя пациента. Часто хозяин не полностью осознает наличие альтеров. Из-за наличия амнезиальных барьеров разные личности могут иметь разный уровень осведомленности о существовании других личностей.В среднем на момент постановки диагноза присутствует от 2 до 4 личностей, и обычно в процессе лечения выявляется от 13 до 15 личностей.

Симптомы, которые обычно побуждают пациентов или их семьи обращаться за лечением, включают дефицит памяти, капризность, неустойчивое и непредсказуемое поведение, депрессию, членовредительство, суицидальные мысли или попытки, а также явное проявление другой личности. Переход от одной личности к другой обычно происходит внезапно и обычно вызывается факторами окружающей среды / межличностными отношениями.

Альтернативные личности могут иметь разные имена, пол, возраст и личные характеристики и часто отражать различные попытки справиться с трудными проблемами и проблемами. Альтеры могут иметь имя и хорошо сформированные личности, например, Роза, 8-летняя девочка, или могут быть названы в соответствии с их функцией или описанием, например, Злой.

Факторы, которые могут привести к развитию ДРИ, весьма разнообразны, но большинство авторов, похоже, согласны с тем, что физическое и сексуальное насилие в детстве является наиболее часто встречающимся этиологическим фактором у этих пациентов.Фактически, история сексуального и / или физического насилия сообщается у 70–97% пациентов, страдающих ДРИ, причем инцест является наиболее распространенной формой сексуальной травмы (68%). Другие формы детских травм, которые связаны с более поздним развитием ДРИ, включают физическое насилие, кроме сексуального (75%), пренебрежение, лишение свободы, серьезное запугивание с причинением физического вреда, наблюдение физического или сексуального насилия над братом или сестрой, наблюдение насильственной смерти родственник или близкий друг, травматическое физическое заболевание и околосмертный опыт.

Фактическая частота и распространенность этого расстройства неясны. Предполагаемая распространенность ДРИ среди населения в целом колеблется от 0,01 до 1%. Среднее время от появления симптомов до постановки точного диагноза составляет 6 лет. Средний возраст постановки диагноза составляет от 29 до 35 лет. Было описано, что он чаще встречается у женщин, чем у мужчин, в соотношении 3–9: 1. Также сообщается, что пациенты женского пола более индивидуальны (в среднем 15), чем мужчины (в среднем 8).

Высокий уровень коморбидных психиатрических и медицинских синдромов. Из психических расстройств наиболее распространенным является депрессия (85–88%), за которой следуют посттравматическое стрессовое расстройство, ПРЛ и злоупотребление психоактивными веществами. Существует ряд других психиатрических симптомов, общих для пациентов с ДРИ, включая бессонницу, попытки самоубийства или жесты, саморазрушительное поведение, фобии, тревогу, панические атаки, слуховые и зрительные галлюцинации, соматизацию, конверсионные реакции и психотическое поведение.

Как и в случае диссоциативной амнезии и фуги, дифференциальный диагноз диссоциативных расстройств включает органическое состояние (например, височную эпилепсию, злокачественное новообразование мозга, травму головы, побочные эффекты лекарств, злоупотребление наркотиками и интоксикацию), другие диссоциативные расстройства, психотические расстройства. расстройства (например, шизофрения), искусственное расстройство и симуляция.

Вопрос исследования: Чем отличаются шизофрения и ДРИ?

«Что я буду есть на ужин?»

«А потом пойдет дождь?»

«Интересно, что она имела в виду.»

Подобные вопросы или комментарии, молчаливо проходящие в нашем сознании, отражают то, как думает большинство из нас; они нормальные. Однако, когда комментарии, слышимые внутри, являются голосами других людей, психиатры подозревают шизофрению.

Среди мифов, окружающих шизофрению, одним из наиболее стойких является то, что она включает в себя «раздвоение личности», то есть две отдельные и конфликтующие личности, разделяющие один мозг. Опрос Национального альянса по психическим заболеваниям показал, что 64 процента населения разделяют это заблуждение.

«Это чрезвычайно распространенное заблуждение», — говорит Рэндон Велтон, доцент кафедры психиатрии в Медицинском центре им. Милтона С. Херши Государственного университета Пенсильвании. «Это основано на названии. Если вы перейдете к греческим корням этого слова — schizein, что означает расщепление, и phren, что означает разум, — у вас будет« разделенный мозг »или« разделенный разум ». Однако предполагаемая ссылка на разделение между рациональность и эмоции, а не расщепление личности, — объясняет Велтон.

Точнее, раздвоение личности — это старое название расстройства множественной личности, которое само по себе является устаревшим названием диссоциативного расстройства личности (DID), официально признанного, но все еще спорного диагноза.Велтон отмечает, что DID привлек внимание общественности после выпуска таких книг и фильмов, как Три лица Евы и Сибил , рассказы о женщинах, у которых в детстве развилось множество разных личностей после жестокого обращения.

«Я бы назвал DID болезнью, вызванной травмой», — говорит Велтон. Те, на кого это влияет, имеют «по крайней мере два, а часто и больше различных состояний идентичности, каждое из которых имеет довольно последовательные паттерны отношений с окружающей средой». Определение Американской психиатрической ассоциации указывает, что «по крайней мере две из этих идентичностей или состояний личности периодически берут под контроль поведение человека.«

В отличие от этого, Велтон описывает шизофрению как «в основном генетическое заболевание, которое, кажется, сгруппировано внутри семей. Оно, по-видимому, больше связано с развитием нервной системы, на которое влияет то, как развивается мозг. Обычно оно проявляется в позднем подростковом и юношеском возрасте и чаще встречается. чем DID, с 2,2 миллионами американцев, живущих с этим заболеванием. Велтон объясняет: «Вы видите постепенное, общее снижение функционирования с обострением, которое длится недели или месяцы, явно психотических симптомов — если их не выявить и не лечить.«

Хотя травма связана с обоими расстройствами, Велтон объясняет, что «традиционное различие состоит в том, что при шизофрении травма имеет тенденцию следовать за болезнью. Это следствие болезни, а не ее причина. Травма не вызывает у кого-то шизофрению. , в то время как почти для всех с ДРИ, о которых я когда-либо слышал, это реакция на травму ». Шизофрения классифицируется как психотическое расстройство и лечится в основном с помощью лекарств, тогда как DID считается расстройством развития, которое больше поддается психотерапии и модификациям поведения.

На первый взгляд разница между двумя расстройствами кажется очевидной. Но некоторые психиатры, такие как Брэд Фут из Медицинского колледжа Альберта Эйнштейна, предупреждают своих коллег, что можно спутать эти два состояния на ранних этапах лечения. Это может произойти, если голоса альтернативных личностей в случае DID «просачиваются» и комментируют события, или разговаривают напрямую с ядром, центральной личностью, не принимая ее полностью.

«Традиционно каждый раз, когда пациент сообщает о том, что слышит подобные голоса, это явный признак шизофрении», — говорит Велтон.«Психоз не является диагностическим ключом к DID, но это обычная находка, когда они слышат, как одна личность разговаривает с другой или личность комментирует их».

Если эти наблюдения верны, говорит Велтон, «было бы очень легко отнести этого человека к категории психотических расстройств, потому что вы не задавали правильные вопросы или не задавали правильным образом».

Услышать голоса может быть сложнее, чем думали врачи или пациенты.

Рэндон Велтон, доктор медицины, доцент кафедры психиатрии в Психиатрическом институте Пенсильвании, Медицинский центр штата Пенсильвания в Херши.С ним можно связаться по адресу [email protected].

Диссоциативное расстройство идентичности (DID) DSM-5 300.14 (F44.81)

Введение

Диссоциативное расстройство идентичности (DID), ранее называвшееся расстройством множественной личности, является одним из нескольких диссоциативных расстройств, описанных в DSM-5. Ключевым элементом этого диагноза является наличие по крайней мере двух разных и разных личностей в человеке.Хотя в одном человеке существует несколько личностей (альтеров), одновременно проявляется только одна; у каждого свои воспоминания, поведение и жизненные предпочтения. По крайней мере, две из этих личностей контролируют поведение человека в любой момент времени. Наконец, очень важно, чтобы наблюдаемые нарушения не были следствием какого-либо вещества (наркомания и / или алкогольная зависимость) или общего состояния здоровья, например, эпилептического припадка (Spiegel, Loewenstein, Lewis-Fernandez, Sar, Simeon, Vermetten, и др., 2011).

Диагноз DID был спорным в течение многих лет, многие специалисты в области психического здоровья приписывали расстройство ошибочному диагнозу, социальному заражению или просто гипнотическому внушению. В результате только несколько специализированных психиатров отвечают за большинство диагнозов ДРИ (Gillig, 2009).

Симптомы диссоциативного расстройства личности

Диагностика DID может быть затруднена неоднозначностью его представления; Многие симптомы, которые испытывают пациенты с ДРИ, могут напоминать другие физические или психические расстройства, включая посттравматическое стрессовое расстройство, злоупотребление психоактивными веществами или судорожные расстройства.Наиболее часто наблюдаемые симптомы включают:

• Неспособность вспомнить большие воспоминания детства;
• Отсутствие осведомленности о недавних событиях и, если они помнят, неспособность их объяснить, например, неспособность объяснить, как пациент куда-то попал или как приобрел владение;
• «потерянное время» или частая потеря памяти;
• Воспоминания или внезапное возвращение воспоминаний;
• Чувство оторванности от тела или мыслей;
• Галлюцинации или голоса;
• Так называемые «внетелесные» переживания;
• Самоповреждение или суицидальные мысли ;;
• Изменения почерка;
• Функциональные изменения: от почти неработающего до высокофункционального
• Реже наблюдаемые проявления у пациентов с ДРИ:
• Перепады настроения или депрессия;
• Беспокойство, нервозность, панические атаки или фобии;
• Проблемы с едой и питанием;
• Расстройства сна необъяснимые;
• Головные боли или общая боль в теле;
• Сексуальные проблемы, сексуальная зависимость или избегание полового акта (AAMFT, 2014).

Распространенность

Вероятно, из-за трудностей с диагностикой DID непросто определить частоту его появления. В то время как количество психиатрических пациентов с ДРИ может колебаться от 0,4% до 7,5%, распространенность среди населения в целом может колебаться от 0,4% до 3,1%. Хотя эти цифры представляют собой очень широкий разброс в их оценках, они также указывают на то, что популяция диагностированных и недиагностированных DID довольно велика и заслуживает более широких исследовательских усилий, чтобы лучше сфокусировать свою диагностику и лечение (Johnson 2012).

Презентация

Популяция DID, по-видимому, в некоторой степени однородна, со многими общими чертами, присущими диагностированным пациентам. ДРИ обычно проявляется у женщин, часто на третьем десятилетии жизни. Их психиатрический анамнез, вероятно, покажет, что начало диссоциативных симптомов появилось в возрасте от 5 до 10 лет, с появлением изменений к 6 годам. до 16 отдельных и отличных альтеров.Сообщалось о 24 изменениях у подростков, хотя в обоих случаях многие из них исчезнут, если будет обеспечено эффективное лечение (Gillig 2009).

Сообщения о жестоком обращении в детстве являются обычным явлением, с высокой частотой сексуального насилия. Часто сообщается о суицидальных мыслях с попытками самоубийства. Хотя сексуальная распущенность ничем не примечательна, многие пациенты сообщают о снижении либидо и неспособности достичь оргазма. Кроме того, пациенты иногда одеваются в одежду, соответствующую противоположному полу, или заявляют, что сами принадлежат к противоположному полу (Gillig 2009).

Пациенты с ДРИ иногда испытывают галлюцинации, сообщают о том, что слышат голоса, об амнезии и периодах деперсонализации. Во многих случаях, говоря о себе, они могут использовать множественное число «мы» вместо «я» (Gillig 2009).

Лечение диссоциативного расстройства личности

Основная цель терапии — комплексное функционирование. Таким образом, пациента с DID следует рассматривать как целого взрослого человека с несколькими идентичностями, разделяющего жизненные обязанности.Смена идентичности может происходить в любое время, обычно в ответ на изменения психического состояния пациента или требования окружающей среды. Таким образом, терапевт должен постоянно бороться с конкурирующими точками зрения альтеров. Поскольку контролирующая личность может не знать других или отказываться от них, очень важно, чтобы терапевт помог идентичностям узнать друг друга, узаконить их, согласовать и разрешить их конфликты. Было бы контрпродуктивно со стороны терапевта говорить пациентам, чтобы они игнорировали или избавлялись от различных идентичностей.Очень важно, чтобы терапевт не выбирал фаворитов среди альтернативных идентичностей и не пытался устранить разрушительные или неприятные изменения. В то же время нет причин пытаться заставить пациента создать дополнительные идентичности, назвать их или предположить, что они действуют по-другому (Международное общество по изучению травм и диссоциации, 2011).

Что касается оптимального терапевтического результата, то промежуточной целью является достижение интеграции; состояние, в котором идентичности могут гармонично сосуществовать.Следующая цель терапии называется слиянием, моментом времени, когда альтернативные идентичности соединяются вместе с полной потерей субъективной обособленности. В то время, когда ощущение себя пациента полностью переходит от множественной идентичности к единому, происходит окончательное слияние. Поскольку определения слияния и окончательного слияния схожи и могут сбивать с толку, некоторые клиницисты выступают за использование термина унификация, чтобы избежать возможных неправильных характеристик (Международное общество по изучению травм и диссоциации, 2011).

Важно отметить, что окончательный спондилодез может быть недостижим или нежелателен для некоторых пациентов. Этой неспособности могут способствовать различные факторы, включая стресс, нерешенные болезненные жизненные проблемы, отсутствие адекватного лечения, сопутствующие заболевания. В этих случаях может быть более реалистичным заключить соглашение о сотрудничестве, призванное обеспечить оптимальное функционирование. Тем не менее, важно отметить, что такие пациенты, вероятно, будут подвергаться повышенному риску последующей декомпенсации при достаточном стрессе (International Society for the Study of Trauma and Dissociation, 2011).

Наиболее успешным методом лечения ДРИ, вероятно, будет индивидуальная психотерапия. Разумный общий терапевтический подход будет включать поэтапную стратегию лечения, подробно описанную ниже:

Этап 1: Обеспечение безопасности, стабилизации и уменьшения симптомов

Фаза 2: Противостояние, проработка и интеграция травматических воспоминаний

Фаза 3: Интеграция и реабилитация (Международное общество изучения травм и диссоциации, 2011 г.).

Помимо психотерапии, некоторым людям также могут помочь когнитивная терапия, семейная системная терапия, творческая терапия (художественная и / или музыкальная терапия) или клинический гипноз. Поскольку в основе DID не лежит биохимическая природа, лечение лекарствами невозможно. Тем не менее, если пациент с ДРИ также страдает депрессией или тревогой, ему может быть полезен психофармакологический подход к этим расстройствам (Cleveland Clinic, 2014).

Список литературы

Американская ассоциация брака и семейной терапии (2014).Темы терапии AAMFT: диссоциативное расстройство идентичности. AAMFT.org. Получено 17 февраля 2014 г. с сайта http://www.aamft.org/imis15/content/consumer_updates/Dissociative_identity_disorder.aspx

Кливлендская клиника (2012 г.). Диссоциативное расстройство идентичности (расстройство множественной личности). Myclevelandclinic.org. Получено 17 февраля 2014 г. с сайта http://my.clevelandclinic.org/disorders/dissociative_disorders/hic_dissociative_identity_disorder_
multiple_personality_disorder.aspx

Гиллиг, П.М. (2009). Диссоциативное расстройство личности. Психиатрия (Эдгмонт), 6, 24-29.

Международное общество изучения травм и диссоциации (2011). Руководство по лечению диссоциативного расстройства идентичности у взрослых, третья редакция: сводная версия. Журнал травм и диссоциации, 12, 188-212. DOI: 10.1080 / 15299732.2011.537248

Джонсон, К. (2012). Проблема распространенности — насколько распространено диссоциативное расстройство идентичности? PODS: положительные результаты для диссоциативных выживших.Получено 17 февраля 2014 г. с веб-сайта http://www.pods-online.org.uk/problemofprevalence.html

Шпигель Д., Лёвенштейн Р.Дж., Льюис-Фернандес Р., Сар В., Симеон Д., Верметтен Э. и др. (2011). Диссоциативные расстройства в DSM-5. Депрессия и тревога, 28, 824-852. DOI 10.1002 / da.20874

Помогите нам улучшить эту статью

Вы нашли неточность? Мы прилагаем все усилия, чтобы предоставлять точную и достоверную с научной точки зрения информацию. Если вы обнаружили какую-либо ошибку, сообщите нам об этом, отправив электронное письмо по адресу contact @ theravive.com, укажите название статьи и проблему, которую вы обнаружили.

7.3 Диссоциативное расстройство личности — Основы аномальной психологии

• Опишите, как проявляется диссоциативное расстройство личности.
• Опишите распространенность диссоциативного расстройства личности.
• Укажите, какие расстройства обычно сочетаются с диссоциативным расстройством идентичности.
• Опишите факторы, которые могут способствовать этиологии диссоциативного расстройства идентичности.
• Опишите лечение диссоциативного расстройства личности.

Диссоциативное расстройство идентичности (DID) — это то, что люди обычно называют расстройством множественной личности , , как оно было обозначено как таковое в DSM III . Ключевым диагностическим критерием DID является наличие двух или более различных состояний или выражений личности. Идентичности отличаются тем, что они часто имеют собственный тон голоса, используют разные физические жесты (в том числе разную походку) и имеют собственное поведение — от сотрудничества и милости до вызывающего и агрессивного.Кроме того, личность может быть разного возраста и пола.

Хотя личности могут присутствовать в любое время, обычно присутствует доминирующая или первичная личность, которая присутствует большую часть времени. Отсюда человек может иметь несколько альтернативных состояний личности или видоизменить . Хотя трудно определить, сколько изменений может иметь человек одновременно, считается, что в среднем существует 15 изменений для женщин и 8 для мужчин (APA, 2000).

Представление , переключающего между альтернативными состояниями личности, варьируется у разных людей и может быть настолько простым, как если бы человек засыпал, до очень драматичного, включающего чрезмерные телодвижения.Часто переключение происходит внезапно и неожиданно, но, как правило, оно вызвано сильным стрессовым фактором, так как альтер лучше всего приспособлен к тому, чтобы справиться с текущим стрессовым фактором. Отношения между альтерами различаются между людьми — одни люди сообщают о знании других альтеров, в то время как другие имеют одностороннюю амнестическую связь с альтерами, что означает, что они не осведомлены о других состояниях личности (Barlow & Chu, 2014). Эти люди будут испытывать эпизоды «амнезии», когда первичная личность отсутствует.

Когда-то считалось, что диссоциативные расстройства встречаются крайне редко; однако более поздние исследования показывают, что они могут быть больше в общей популяции, чем считалось ранее. По оценкам, распространенность ДРИ составляет 1,5% (APA, 2013), при этом больше женщин страдают этим расстройством. Считается, что из-за высокой коморбидности жестокого обращения в детстве и ДРИ симптомы проявляются в раннем детстве после неоднократного воздействия жестокого обращения; однако полное начало расстройства может не наблюдаться (или замечаться другими) до подросткового возраста (Sar et al., 2014) или позже в жизни. Более 70% людей с ДРИ пытались покончить жизнь самоубийством, и другие виды самоповреждающего поведения являются обычным явлением (APA, 2013).

Люди с ДРИ обычно испытывают большое количество коморбидных расстройств, включая посттравматическое стрессовое расстройство и другие травмы и расстройства, связанные со стрессом, депрессивные расстройства, расстройства соматических симптомов (например, конверсионное расстройство), расстройства пищевого поведения, расстройства, связанные с употреблением психоактивных веществ, обсессивно-компульсивное расстройство, сон расстройства, а также избегающее расстройство личности и пограничное расстройство личности.

И снова показатели наследуемости диссоциации колеблются от 50 до 60% (Pieper, Out, Bakermans-Kranenburg, Van Ijzendoorn, 2011). Однако предполагается, что сочетание генетических факторов и факторов окружающей среды может играть большую роль в развитии диссоциативных расстройств, чем одна генетика (Pieper, Out, Bakermans-Kranenburg, Van Ijzendoorn, 2011).

Исследования нейровизуализации выявили различия в активации гиппокампа между альтерами (Tsai, Condie, Wu & Chang, 1999).Как вы помните, гиппокамп отвечает за хранение информации от кратковременной до долговременной памяти. Предполагается, что эта область мозга ответственна за возникновение диссоциативных состояний и амнезии (Staniloiu & Markowitsch, 2010).

На социокультурную модель диссоциативных расстройств в значительной степени повлияли Лилиенфельд и его коллеги (1999), которые утверждают, что влияние средств массовой информации и их публикаций о диссоциативных расстройствах дает людям модель не только узнавать о диссоциативных расстройствах, но и участвовать в подобных диссоциативное поведение.Эта теория была подтверждена значительным увеличением числа случаев ДРИ после публикации Sybil, , документации 16 личностей женщины (Goff & Simms, 1993).

Эти средства массовой информации не только наводят на размышления о пациентах; СМИ также влияют на то, как врачи собирают информацию о диссоциативных симптомах пациентов. Например, терапевты могут бессознательно использовать во время сеансов вопросы или техники, которые вызывают у их пациентов проблемы диссоциативного типа после контакта с источником средств массовой информации, обсуждающим диссоциативные расстройства.

Еще раз, психодинамическая теория диссоциативных расстройств предполагает, что диссоциативные расстройства вызваны подавленными мыслями и чувствами человека, связанными с неприятным или травмирующим событием (Richardson, 1998). Блокируя эти мысли и чувства, человек подсознательно защищает себя от болезненных воспоминаний.

В то время как диссоциативная амнезия может быть объяснена однократным подавлением, теоретики психодинамики считают, что ДРИ является результатом многократного воздействия травмирующих переживаний, таких как жестокое обращение в детстве, пренебрежение или оставление (Dalenberg et al., 2012). Согласно психодинамической точке зрения, детям, которые переживают повторяющиеся травмирующие события, такие как физическое насилие или родительское пренебрежение, не хватает поддержки и ресурсов, чтобы справиться с этими переживаниями. Пытаясь вырваться из текущей ситуации, дети развивают разные личности, чтобы по сути сбежать из опасной ситуации, в которой они находятся. Хотя существует ограниченное количество научных доказательств в поддержку этой теории, природа тяжелой детской психологической травмы согласуется с этой теорией, поскольку люди с У DID самый высокий уровень детских психологических травм по сравнению со всеми другими психическими расстройствами (Sar, 2011).

Конечной целью лечения DID является интеграция альтернативных личностей до точки окончательного слияния (Chu et al., 2011). Интеграция относится к продолжающемуся процессу слияния альтернативных личностей в одну личность. Психологическое образование имеет первостепенное значение для интеграции, поскольку человек должен понимать свое расстройство, а также признавать свои альтернативные личности. Как упоминалось выше, у многих людей односторонняя амнезия в отношении своих альтеров, то есть они не осознают друг друга.Следовательно, клиницист должен сначала информировать человека о различных изменениях, которые проявляются в разных ситуациях.

Достижение интеграции требует нескольких шагов. Во-первых, клиницисту необходимо построить отношения и прочный контакт с основной личностью. Оттуда врач может начать поощрять постепенное общение и координацию между альтернативными личностями. Информирование альтернативных личностей друг о друге, а также разрешение их конфликтов является важным компонентом интеграции этих личностей и основой лечения ДРИ (Chu et al., 2011).

Как только человек осознает свою личность, можно продолжить лечение с целью fusion . Слияние происходит, когда две или более альтернативных идентичности объединяются (Chu et al., 2011). Когда это происходит, происходит полная потеря обособленности. В зависимости от количества личностей этот процесс может занять довольно много времени. Когда все альтернативные личности сливаются вместе и человек идентифицирует себя как единое я, считается, что пациент достиг окончательного слияния .

Следует отметить, что окончательное сплавление получить сложно. Как вы понимаете, некоторые клиенты не считают окончательное слияние желательным результатом, особенно те, у кого очень болезненная история; хронические, серьезные стрессоры; пожилой возраст; и коморбидные соматические и психические расстройства, и это лишь некоторые из них. Для людей, у которых конечное слияние составляет , а не цель лечения, врач может работать над разрешением или достаточной интеграцией и координацией альтернативных личностей, которые позволяют человеку функционировать независимо (Chu et al., 2011). К сожалению, люди, которые не достигли окончательного слияния, подвергаются большему риску рецидива симптомов, особенно те, у которых ДРИ возникает в результате травматических переживаний.

Как только человек достигает окончательного слияния, для поддержания этого статуса необходимо постоянное лечение. В целом, лечение фокусируется на социальных и позитивных навыках преодоления трудностей. Эти навыки особенно полезны для людей с историей травмирующих событий, поскольку они могут помочь им обработать эти события, а также помочь предотвратить будущие рецидивы.

В этой главе мы обсудили расстройство деперсонализации / дереализации, диссоциативную амнезию и диссоциативное расстройство идентичности с точки зрения их клинической картины, диагностических критериев, эпидемиологии, коморбидности, этиологии и подходов к лечению. Это последний класс расстройств, описанных в этой книге.

границ | Возвращаясь к ложноположительному и имитируемому диссоциативному расстройству идентичности

Введение

Множественное расстройство личности (MPD) было впервые представлено в DSM-III в 1980 году и переименовано в диссоциативное расстройство идентичности (DID) в последующих изданиях диагностического руководства (American Psychiatric Association, 2013).В таблице 1 приведены диагностические критерии этого расстройства в МКБ-10, МКБ-11 и DSM-5. Некоторые поставщики медицинских услуг считают это довольно необычным или связанным с временными тенденциями (Brand et al., 2016). Даже его описание в МКБ-10 (Всемирная организация здравоохранения, 1993) начинается со слов: «Это заболевание встречается редко, и существуют разногласия о том, насколько оно ятрогенное или культурно-специфическое» (стр. 160). Тем не менее, согласно руководящим принципам Международного общества изучения травм и диссоциации (International Society for the Study of Trauma and Dissociation, 2011), распространенность ДРИ среди населения в целом оценивается от 1 до 3%.Обзор глобальных исследований DID в клинических условиях, проведенный Sar (2011), показывает этот показатель от 0,4 до 14%. Однако в исследованиях с использованием клинических диагностических интервью среди психиатрических стационаров и в европейских исследованиях эти цифры были ниже (Friedl et al., 2000). Несоответствия, очевидно, зависят от выборки, методологии и диагностических интервью, используемых исследователями.

Таблица 1. Диагностические критерии диссоциативного расстройства идентичности.

Диагностика сложных диссоциативных расстройств (DID или Other Specified Dissociative Disorder, OSDD) является сложной задачей по нескольким причинам.Во-первых, пациенты часто избегают и редко сообщают о диссоциативных симптомах спонтанно без прямого опроса (Boon and Draijer, 1993; International Society for the Study of Trauma and Dissociation, 2011; Dorahy et al., 2014). Кроме того, стандартное обследование психического состояния не включает эти симптомы, а медицинские работники не получают надлежащей подготовки по диагностике диссоциативных расстройств (Леонард и др., 2005). Во-вторых, сложные диссоциативные расстройства полисимптомны, и специалисты предпочли бы диагностировать этих пациентов с расстройствами, более знакомыми им из клинической практики, например.ж., тревожные расстройства, расстройства пищевого поведения, шизофрения или пограничное расстройство личности (Boon and Draijer, 1995; Dell, 2006; Brand et al., 2016). По этим причинам сложные диссоциативные расстройства не диагностируются и часто неправильно диагностируются. Например, 26,5–40,8% пациентов с ДРИ уже были диагностированы и пролечены от шизофрении (Putnam et al., 1986; Ross et al., 1989). С другой стороны, поскольку в СМИ так много информации о DID (голливудские постановки, интервью и свидетельства, опубликованные на YouTube, блоги), люди, которые не понимают самих себя и пытаются найти для себя точный диагноз, могут узнать о симптомах DID. в Интернете, идентифицируют себя с этим расстройством, а затем (даже непреднамеренно) очень убедительно сообщают об основных симптомах (Draijer and Boon, 1999).Это представляет риск постановки ложноположительного диагноза, что неблагоприятно для пациента, потому что использование лечения, разработанного для DID с пациентами без автономных диссоциативных частей, может быть неэффективным или даже усилить их патологию.

Авторы, писавшие о пациентах, которым неправильно поставлен диагноз этого расстройства, использовали такие термины, как «симуляция» или «фиктивный» DID (Coons and Milstein, 1994; Thomas, 2001). Согласно Дрейджеру и Буну (1999), оба ярлыка подразумевают, что пациенты намеренно моделируют симптомы либо для извлечения выгоды (финансовая выгода или оправдание своих действий в суде), либо для других форм удовлетворения (например.g., интерес со стороны других), хотя во многих случаях их мотивация не полностью осознана. Получение диагноза DID также может дать структуру для внутреннего хаоса и непонятных переживаний и ассоциироваться с надеждой и верой в то, что это реально. С другой стороны, диагностические ошибки часто приводят к неправильным планам лечения и процедурам.

Уже в 1995 г. Бун и Дрейджер подчеркнули, что все большее число людей ставят себе диагноз на основе информации из литературы и Интернета и сообщают о симптомах в книге во время психиатрического или психологического обследования.Основываясь на наблюдении за 36 пациентами, у которых DID был исключен после применения структурированного клинического интервью SCID-D, эти врачи выявили различия между подлинным и имитированным DID. Они разделили своих участников на три группы: (1) пограничное расстройство личности, (2) истерическое расстройство личности или (3) люди с тяжелыми диссоциативными симптомами, но без ДРИ. Участники этого исследования сообщали о симптомах, сходных с симптомами пациентов с ДРИ, включая амнезию (но только в случае неприемлемого поведения), деперсонализацию, дереализацию, спутанность личности и изменение личности.Однако они по-разному представлялись и взаимодействовали с терапевтом. В то время как пациенты с ДРИ обычно неохотно говорят о своих симптомах и воспринимают свои вторжения как постыдные, люди, имитирующие ДРИ, стремились представить свои проблемы, иногда в преувеличенной форме, в попытке убедить клинициста в том, что они страдали от ДРИ (Boon and Draijer, 1995; Draijer and Boon, 1999). Аналогичные наблюдения были высказаны Томасом (2001), в котором говорилось, что люди с имитируемым ДРИ могут представить свою историю в хронологическом порядке, используя от первого лица, даже когда они сильно огорчены или предположительно представляют измененную личность, и им удобно раскрывать информацию о пережитом жестоком обращении.Они могут без стыда говорить о вторжении диссоциативных частей, слышать голоса или трудности с контролем эмоций.

К сожалению, в МКБ-10, МКБ-11 и DSM-5 нет конкретных рекомендаций о том, как дифференцировать пациентов с расстройствами личности и диссоциативными расстройствами по тому, как они сообщают о симптомах. Есть также ограниченное количество инструментов для различения ложноположительных и ложноотрицательных DID. С клинической точки зрения также важно понимать мотивы постановки диагноза ДРИ и разочарование, когда этот диагноз опровергается.Точная оценка может способствовать разработке соответствующих психотерапевтических процедур (Boon and Draijer, 1995; Draijer and Boon, 1999). Помимо наблюдений, уже упомянутых ранее в этой статье, качественного анализа ложноположительных случаев DID за последние 20 лет не проводилось. Большинство исследований были количественными и сравнивали пациентов с ДРИ и имитаторов с точки зрения когнитивных функций (Boysen and VanBergen, 2014). Этот интерпретирующий феноменологический анализ представляет собой идиографическое исследование, в котором изучаются личные переживания и значение, приписываемые конфликтующим эмоциям и поведению у шести женщин, которым ранее был поставлен диагноз ДРИ и которые были направлены в Исследовательский центр травм и диссоциации для повторной оценки.В нем исследуется, как они пришли к выводу, что у них есть ДРИ, и что заставило клиницистов предположить, что эти пациенты могут страдать от этого расстройства.

Материалы и методы

Это исследование проводилось в Польше в 2018 и 2019 годах. Богатый качественный материал, собранный в ходе углубленной клинической оценки, был подвергнут интерпретативному феноменологическому анализу (IPA), популярной методологической основе в психологии для изучения личного опыта людей и интерпретации явлений ( Смит и Осборн, 2008).IPA был выбран для более глубокого понимания того, как пациенты, которые подтвердили и идентифицировали себя с диссоциативным расстройством идентичности, понимали диагноз и что для них означало быть классифицированными как ложноположительные случаи во время повторной оценки.

Интерпретативный феноменологический анализ использует феноменологические, герменевтические и идиографические принципы. Он использует «двойную герменевтику», в которой участники делятся своим опытом и интерпретациями, а затем исследователи пытаются осмыслить и прокомментировать эти интерпретации.IPA использует небольшие однородные, специально отобранные образцы, и данные тщательно анализируются в каждом конкретном случае (Smith and Osborn, 2008; Pietkiewicz and Smith, 2014).

Процедура

Это исследование является частью более крупного проекта по изучению изменений сознания и диссоциативных симптомов в клинических и неклинических группах, проводимого в Исследовательском центре травм и диссоциации, финансируемого Национальным научным центром и одобренного Советом по этике SWPS Университет социальных и гуманитарных наук.Потенциальные кандидаты зарегистрировались сами или были зарегистрированы поставщиками медицинских услуг через приложение, интегрированное с веб-сайтом www.e-psyche.eu. Они заполнили демографическую информацию и выполнили онлайн-тесты, в том числе: анкету соматоформной диссоциации (SDQ-20, Pietkiewicz et al., 2018) и контрольный список опыта травмы (Nijenhuis et al., 2002). С пациентами с повышенными баллами SDQ-20 (выше 28 баллов) или с теми, кто был направлен для дифференциальной диагностики, были проведены консультации, и, если диссоциативные симптомы подтвердились, их пригласили принять участие в углубленной клинической оценке, включающей серию интервью, записанных на видео и проведенных. в офисе исследователя первым автором, который является психотерапевтом и супервизором, имеющим опыт работы в области диссоциации.В Польше нет золотых стандартов диагностики диссоциативных расстройств. Первое интервью было частично структурированным, открытым и касалось истории болезни пациента, основных жалоб и мотивов участия. Он включал такие вопросы, как: Что побудило вас принять участие в этом исследовании? Каковы ваши основные трудности или симптомы в повседневной жизни? Как вы думаете, что их вызвало? Затем были заданы дополнительные вопросы, чтобы изучить опыт участников и их смысл. За этим последовало интервью по симптомам травмы и диссоциации (TADS-I, Boon and Matthess, 2017).TADS-I — это новое полуструктурированное интервью, предназначенное для выявления диссоциативных расстройств по DSM-5 и ICD-11. TADS-I несколько отличается от других полуструктурированных интервью для оценки диссоциативных расстройств. Во-первых, он включает значительный раздел о соматоформных диссоциативных симптомах. Во-вторых, он включает раздел, посвященный другим симптомам, связанным с травмой, по нескольким причинам: (1) для получения более полной клинической картины возможных сопутствующих заболеваний, включая симптомы посттравматического стрессового расстройства и сложного посттравматического стрессового расстройства, (2) для лучшего понимания (возможных ) диссоциативная организация личности: диссоциативные части пациента содержат многие из этих коморбидных симптомов, и с этими симптомами часто связаны амнезия, голоса или переживания деперсонализации; и (3) лучше различать сложные диссоциативные расстройства, расстройства личности и другие расстройства оси I и ложноположительный DID.Наконец, TADS-I также стремится различать симптомы патологической диссоциации, указывающие на разделение личности, и симптомы, которые связаны с сужением или понижением сознания, а не со структурной диссоциацией личности. В настоящее время проводится валидационное тестирование TADS-I. Интервью TADS продолжительностью от 2 до 4 часов обычно проводились сессиями по 90 минут. Записи интервью были оценены тремя специалистами в области здравоохранения, имеющими опыт работы в области диссоциации, которые обсудили каждый случай и согласованно поставили диагноз на основе МКБ-10.Дополнительное обследование психического состояния провел третий автор, психиатр, также имеющий опыт дифференциальной диагностики диссоциативных расстройств. Он собрал медицинские данные, перепроверил наиболее важные симптомы, сообщил о результатах и ​​обсудил показания к лечению. Качественные данные, собранные у шести пациентов из 85, были отобраны для этого интерпретирующего феноменологического анализа на основе следующих критериев включения, которые могут гарантировать однородность выборки, ожидаемой от исследований IPA: (а) женщина, (б) ранее диагностированная или отнесенная к правилу in / out DID, (c) подтверждение и идентификация с DID, (d) диссоциативное расстройство, не подтвержденное в оценке.Интервью с каждым участником этого исследования варьировались от 3 часов 15 минут до 7 часов 20 минут (в среднем: 6 часов).

Участники

Участниками этого IPA были шесть пациенток в возрасте от 22 до 42 лет, которые были отобраны из 86 человек, обследованных в более крупном исследовании, посвященном диссоциации и изменениям сознания в клинических и неклинических группах. (Участники более крупного исследования соответствовали критериям разных диагнозов, и у семи из них был «подлинный» ДРИ). Эти шесть пациентов не соответствовали критериям DID на интервью TADS-I, но считали себя подходящими для этого диагноза.Четверо из них имели высшее образование, двое окончили среднюю школу. Все они сами зарегистрировались в исследовании, надеясь подтвердить свой диагноз, но двое (Ольга и Катя) были направлены психиатрами, а остальные — психотерапевтами. Все они приехали издалека, что показало их сильную мотивацию к участию в оценке. Четверо ранее получали психиатрическое лечение, а пятеро проходили курс психотерапии из-за проблем с эмоциональной регуляцией и отношениями. В случае Виктории и Доминика психотерапия включала работу с диссоциативными частями.Ни один из них не вспомнил о физическом или сексуальном насилии, но трое (Доминик, Виктория и Мэри), следуя советам терапевтов, пытались найти такие травмирующие воспоминания, чтобы оправдать свой диагноз. Все они чувствовали себя эмоционально пренебрегаемыми носителями в детстве и подвергались эмоциональному насилию со стороны значимых других. Ни один из них не сообщил о симптомах, указывающих на существование автономных диссоциативных частей. Ни у одного из них не было симптомов, указывающих на амнезию в отношении повседневных событий, но четверо заявили, что не помнят отдельные ситуации, связанные с конфликтующими эмоциями, стыдом, чувством вины или разговорами, во время которых они были больше сосредоточены на внутренних переживаниях, чем на своих собеседниках.Ни у кого не было симптомов посттравматического стресса (например, навязчивые травматические воспоминания и избегание), аутоскопических явлений (например, внетелесных переживаний) или клинически значимых соматоформных симптомов. Ни у одного из них не было слуховых вербальных галлюцинаций, кроме четырех, которые были сильно погружены в грезы и воспринимали воображаемые разговоры как вполне реальные. Все они искали информацию о DID в литературе и Интернете. Для получения дополнительной информации о них см. Таблицу 2. Их имена были изменены для защиты их конфиденциальности.

Таблица 2. Участники исследования.

Исследователи

Главный исследователь (IJP) — психотерапевт, научный руководитель и исследователь в области психологии общественного здоровья и клинической психологии. Второй соисследователь (RT) — психиатр, психотерапевт и супервизор. Третий соисследователь (ТБ) — клинический психолог, психотерапевт, супервизор и эксперт-консультант по судебной психологии, который также разработал TADS-I.Все они являются наставниками и тренерами Европейского общества травм и диссоциации, обладающими значительным опытом в оценке посттравматических состояний. Первый соисследователь (АВ) имеет степень магистра психологии и доктор философии. кандидат. Она также проходит стажировку в качестве психотерапевта. Все авторы закодировали и обсудили свое понимание данных. На их понимание и интерпретацию симптомов, о которых сообщили участники, повлияли их базовые знания и опыт в диагностике и лечении пациентов с расстройствами личности и диссоциативными расстройствами.

Анализ данных

Дословная транскрипция была сделана для всех видеозаписей, которые были проанализированы вместе с заметками исследователей с использованием программного обеспечения для качественного анализа данных — NVivo11. В исследовании использовались последовательные аналитические шаги, рекомендованные для IPA (Pietkiewicz and Smith, 2014). Для каждого интервью исследователи просматривали запись и несколько раз внимательно читали ее. Они индивидуально делали заметки о языке тела, выражениях лиц, содержании и использовании языка, а также записывали свои интерпретирующие комментарии, используя функцию «аннотации» в NVivo10.Затем они разбили свои заметки на новые темы, присвоив описательные метки (узлы). Затем команда сравнила и обсудила их кодировку и интерпретацию. Они проанализировали связи между темами в каждом интервью и между случаями и сгруппировали темы в соответствии с концептуальным сходством в основные темы и подтемы.

Проверки достоверности

Во время каждого интервью участникам предлагалось привести примеры, иллюстрирующие сообщаемые симптомы или переживания. Были заданы уточняющие вопросы, чтобы обсудить смысл, который участники хотели передать.В конце интервью им также задавали вопросы, чтобы убедиться, что их ответы были исчерпывающими. Исследователи тщательно обсудили каждый случай, а также сравнили свои пояснительные примечания, чтобы сравнить свое понимание содержания и его значения (вторая герменевтика).

Результаты

Участники этого исследования объяснили, как они пришли к выводу, что страдают от ДРИ, получили знания о синдроме и личности пациента с ДРИ и как это повлияло на их повседневную жизнь и отношения.Во всех интервью фигурировали пять основных тем, перечисленных в таблице 3. Каждая тема обсуждается и проиллюстрирована дословными выдержками из интервью в соответствии с принципами IPA.

Таблица 3. Основные темы, выявленные в ходе интерпретационного феноменологического анализа.

Тема 1: Подтверждение и идентификация с помощью диагноза

Все шесть участников надеялись подтвердить, что у них есть DID. Они читали книги и просматривали Интернет в поисках информации о диссоциации, а также смотрели видео на YouTube, в которых люди описывали разные личности.Доминик, Виктория, Мэри и Карина сказали, что этот диагноз им предложил специалист по психическому здоровью. Доминик вспоминает, как в 15 лет консультировалась с психиатром, потому что у нее были проблемы с контролем гнева дома или в общественных местах. Первоначально она обнаружила, что описания пограничной личности достаточно хорошо отражают ее переживания, но психиатр опроверг эту идею и рекомендовал дальнейшую диагностику диссоциативного расстройства. Однако девушка отказалась ехать в больницу для наблюдения.

Во время спора с мамой я почувствовал, как будто какая-то невероятная сила взяла верх, и я разбил стекло в шкафу рукой. Это было похоже на то, что ты находишься под контролем инопланетной силы. Я начал читать о пограничном состоянии и подумал, что у меня это есть. Я нашла об этом веб-страницу и сказала маме, что мне нужно обратиться к психиатру. Я пошел на консультацию и рассказал ей свою историю. Эта дама сказала: «Дитя, у тебя не пограничная личность, а множественная личность». Она хотела оставить меня в психиатрическом отделении, но я не согласился остаться для наблюдения.(Доминик).

Это побудило Доминика исследовать новый диагноз. Карина также сказала, что ей было рекомендовано искать информацию о DID, когда врач предположил, что она, возможно, страдает этим.

Когда мне было 11, у меня были проблемы в школе и дома. Другие дети смеялись надо мной. Моя мама отвела меня к врачу, и он сказал, что у меня пограничный синдром, но позже у меня диагностировали тревожное расстройство. Этот врач также предположил, что у меня ДРИ, и сказал, что мне нужно больше узнать об этом диагнозе. (Карина).

Виктория и Мэри поделились схожими историями о психотерапевтах, предполагающих существование диссоциативных частей, которые с готовностью приняли эту новую категорию как хорошее объяснение агрессивных импульсов или проблем с воспоминаниями о ситуациях, вызывающих чувство вины или стыда. Однако Доминик и Виктория подчеркнули, что, помимо чувства эмоциональной покинутости, они не могли отследить каких-либо серьезных травм в раннем детстве, хотя терапевты утверждали, что такие события должны присутствовать у диссоциативных пациентов.

Понятия не имею, зачем мне это [DID]. Мой терапевт искал доказательства детской травмы, что звучит как простейшее объяснение, но я не чувствую, что у меня были ужасные воспоминания, которые я выбросил из своего сознания. (Виктория).

Катя и Ольга много лет лечились у психиатров от тревожности и депрессии. Изучив информацию о различных психических расстройствах, они пришли к выводу, что у них ДРИ. Они думали, что между их личным опытом и опытом людей, публикующих отзывы о нескольких личностях, есть сходство.

Я пытался понять эту битву изнутри, что привело меня к застою. Я не знала, как это описать, но недавно купила книгу Исцеление фрагментированных личностей переживших травму , и там все было объяснено. Некоторые из этих вещей я обнаружил сам, а некоторые были для меня новыми. (Ольга).

Впоследствии Катя представила своему врачу обзор литературы о ДРИ, пытаясь убедить его, что у нее это расстройство.

Тема 2: Использование понятия диссоциативных частей для оправдания путаницы в идентичности и конфликтующих эго-состояний

После того, как участники осознали идею множественности личностей, они, казалось, построили внутреннюю реальность и оправдали противоречивые потребности, импульсы или поведение как выражение диссоциативных частей.Они упомянули о том, что не уверены в том, кто они такие, и о том, что испытывают трудности с распознаванием личных эмоций, потребностей или интересов. Некоторые из них чувствовали, что это связано с негативным представлением о себе как о никчемных, неважных и не заслуживающих выражения того, что они чувствовали или хотели. Виктория сказала, что предпочла бы определять себя глазами других:

Мой терапевт спросил, чего я хочу или в чем нуждаюсь. Оказалось, что без ожиданий или предпочтений других людей, к которым я обычно приспосабливаюсь, я не знал бы, кто я и чего хочу.Обычно я занимаюсь хобби своих друзей и делаю то, что, по моему мнению, доставляет им удовольствие. В противном случае, думаю, я им не понравлюсь и откажется от меня, потому что мне нечего предложить. (Виктория).

С юных лет Доминик была склонна погружаться в мир фантазий, разрабатывая тщательно продуманные сценарии о людях, живущих в молодежном центре, управляемом злобным начальником. Различные персонажи в ее «Истории» олицетворяли ее особые черты, интересы и планы.

Ну, есть Джон, учитель и исследователь.Он преподает математику. У меня вообще нет математических навыков. Тим — философ и хотел бы обучать философов, поступить в докторантуру. Он хотел бы, чтобы я изучал философию, но остальная часть системы хочет, чтобы я беспокоился. Ральф — заботливая медсестра, и он хотел бы стать фельдшером. Трудно совместить все эти разные ожидания. Кто бы ни подошел впереди, у меня есть эти идеи. (Доминик).

Доминик не страдала амнезией и не нашла доказательств того, что она вела раздельную жизнь и занималась деятельностью, связанной с ее персонажами.Она продолжала работать драматургом и просто придумывала альтернативные сценарии своей жизни, выражаемые ее внутренними героями. В других частях интервью она называла их «внутренними голосами», но призналась, что никогда не слышала их акустически. Это были ее собственные яркие мысли, отражающие разные, противоречивые мнения или импульсы.

Катя сказала, что чувствует себя внутренне раздробленной. Были времена, когда она занималась определенными интересами, знаниями и навыками, но позже она изменила свои цели.Пятнадцать лет назад она отказалась от академической карьеры и перешла на пособие по болезни, когда стала инвалидом из-за проблем со здоровьем; она пережила это как большую потерю, неудачу, которая повлияла на ее чувство идентичности и цели.

В последние годы у меня усиливается чувство фрагментации идентичности. У меня проблемы с определением своей личности, потому что она меняется. Раньше я чувствовал себя более стабильным. У меня были более доминирующие версии самого себя, поэтому у меня было более сильное чувство идентичности.Например, 20 лет назад был этот ученый. Я учился и чувствовал себя ученым, посещая конференции. Теперь у меня этого нет, и я не знаю, кто я. […] У меня также меняются интересы и увлечения из-за разных личностей. Когда-то мне нравилась определенная музыка, я играл на гитаре, пел песни. Я больше этим не занимаюсь, я внезапно потерял ко всему этому интерес. (Катя).

Она описала изменения в своей профессиональной и социальной жизни в терминах переключения между диссоциативными частями.Хотя она придерживалась повествования от первого лица («Я учился», «Я играл» или «Я пел»), указывая на некоторое чувство непрерывности, она думала, что это доказывает существование двух или более отдельных личностей.

Участники также сообщили о мыслях, искушениях, импульсах или действиях, которые, казалось, вызывали противоречивые чувства. Приписывание им «чего-то внутри не-я» могло бы освободить их от вины или стыда, поэтому они использовали метафору того, что кто-то берет верх, входит в систему или переключается.Доминик считала неуместным выражать разочарование или гнев, но смирилась с мыслью, что это делают ее диссоциативные части.

Когда я злюсь на своего терапевта, на самом деле это не я, а кто-то внутри, который легко злится. Грег часто включается в таких ситуациях и говорит: «Скажи ей то и это». […] Однажды я пошел в магазин и обнаружил, что на этикетке указана цена не за целую упаковку батарей, а за одну. И вдруг Грег включился и поругался с кассиром.Я имею в виду, я сделал это, но был доволен его гневом. Это так странно, я бы так не отреагировал. Они просто заряжались неправильно, и я обычно игнорировал это, но Грег сказал: «Мне плевать на их ошибки. Я этого не приму ». Какая неудача! (Доминик).

Мэри сказала, что у нее есть части, которые выражают гнев, печаль и потребности, связанные с привязанностью. Она наблюдала за ними и позволяла вмешиваться, когда требовалась ситуация.

В моей жизни были ситуации, когда подросток должен был быть активным.Она защищала меня. Она готова к бою; Я совсем не такой. Я ненавижу насилие, а этому подростку нравится использовать силу, чтобы защитить меня. […] Мой терапевт посоветовал мне позвонить ей после этого интервью, если я почувствую себя плохо. Я не согласился с этим, но [внутренние] девушки расстроились и сказали мне, что мне нужна ее помощь. Они заставили меня подчиниться, поэтому я согласился позвонить ей, если почувствую себя плохо. Так было всегда. (Мэри).

Во время оценки ни один участник не представил доказательств существования автономных диссоциативных частей.Кажется, что описываемые ими внутренние персонажи олицетворяли неинтегрированные эго-состояния, которые раньше вызывали противоречивые чувства.

Тема 3: Изучение личного опыта через призму диссоциации

Чтение книг, веб-сайтов и просмотр видео людей, которые утверждали, что у них ДРИ, побудило их сравнивать себя, говорить о «множественности личностей» и выражать их. Участники познакомились со специальными терминами и узнали об основных симптомах, упомянутых в руководствах по психиатрии.

Я прочитал От первого лица множественного числа , что помогло мне понять, о чем идет речь. Драма одаренного ребенка и Тело держит счет . Стало появляться все больше и больше девушек. Есть 6-месячный ребенок, который появился всего 2 месяца назад, грустный 11-летний подросток и 16-летний подросток, который думает, что я неудачник. Я был подростком таким. Теперь у нее проблемы, и она замкнута, переключателей становится меньше, потому что она знает, что сначала нужно помочь малышке.(Мэри).

Ольга тоже вдохновлялась книгами. Она не только нашла сходство с пережившими травму, но и сделала новые открытия и подумала, что есть и другие переживания, о которых она раньше не подозревала. Виктория начала использовать методы, рекомендованные в литературе для стабилизации диссоциативных расстройств. Она сказала, что эти книги помогли ей понять сильные эмоции и улучшить концентрацию.

Это объясняет все, что со мной происходит, почему я так злюсь. Я также нашел полезными якоря.Я сосредотачиваюсь на определенных объектах, звуках или запахах, которые напоминают мне, где я нахожусь, вместо того, чтобы уходить в свои мысли. (Виктория).

Похоже, что изучение информации о DID способствовало изменению клинических представлений участников. Сначала они просто боролись с эмоциональной ответственностью или отстраненностью, внутренними конфликтами и проблемами концентрации. Позже они начали сообщать о вторжении диссоциативных частей или использовать клинические термины (например, воспоминания) для переживаний, которые не обязательно были клиническими симптомами.Доминик сказала, что персонажи ее рассказа часто «заходят в систему» ​​и берут на себя управление. Она продемонстрировала это во время интервью, изменив голос и войдя в «транс». Она создала свои собственные метафоры, объясняя эти переживания и сравнивая их с описанными в литературе. Она подчеркнула, что у нее никогда не было амнезии, и она осознавала, что происходило во время ее «транса».

Я думаю, что это форма диссоциации на эмоциональном уровне. Я много читаю … Мысли Билли Миллигана или Первое лицо множественного числа .Конечно, у меня нет изменения личности. У меня совместное сознание. Моя теория заключается в том, что мы подобны перчатке, все мы произошли от одного ствола, но мы подобны отдельным пальцам. (Доминик).

Хотя участники утверждали, что у них были воспоминания, они понимали их как внезапные воспоминания из прошлых воспоминаний, но не обязательно связанные с травмой. Катя сказала, что недавно вспомнила фотографию дома и сада, где она играла в детстве, и связала эти переживания с моментами радости.Карина также иллюстрировала свои воспоминания «вторжением счастливых воспоминаний», которые принадлежали другим личностям:

Иногда я начинаю смеяться, но это не мой смех, а смех чистой радости. Кто-то внутри меня очень счастлив и хочет рассказать о счастливых детских воспоминаниях, пошутить. (Карина).

Мэри сказала, что ее детская часть была ответственна за воспоминания и комментарии о текущих ситуациях. Однако позже она отрицала, что слышит голоса или у нее есть какие-либо другие симптомы Шнайдера.

Я слышу ее комментарии, что ей что-то не нравится. Меня могут переполнять эмоции, и у меня возникают воспоминания, связанные с этим ребенком. Например, есть триггер, и я могу видеть то, что видел этот ребенок. Она показывает мне, что происходило в ее жизни. (Мэри).

Участники обсуждали свои диссоциативные части, их имена и особенности, не проявляя ни избегания, ни страха, ни стыда. Напротив, они, казалось, получали удовольствие, улыбаясь, проявляя волнение и рвение приводить больше примеров своих необычных переживаний.В начале интервью Карина была полна энтузиазма и сказала: «Мое сердце бьется так быстро, как если бы я была в режиме борьбы или бегства».

Тема 4: Говорить о DID привлекает внимание

Не только множественные личности были полезной метафорой для выражения противоречивых чувств или потребностей (уже упомянутых в теме 2), но они также стали важной темой разговоров с семьей или друзьями.

Мой муж иногда говорит: «Я хочу поговорить с маленькой девочкой.«Затем он говорит, что я начинаю вести себя по-другому. Я также разговариваю со своим терапевтом разными голосами. Иногда она обращается к ним, задавая вопросы. Если вопросы задают напрямую, они отвечают, но иногда я не позволяю им говорить, потому что подростковая часть может быть очень злой и нападает на людей. (Мэри).

Мэри, возможно, было легче выразить свои потребности в зависимости и заботе, приписав их маленькой девочке, и, поскольку она чувствовала себя неловко из-за злости на терапевта, приписывание враждебных импульсов подростку могло дать ей чувство контроля и уменьшить чувство вины.Карина решила создать видеоблог для документирования диссоциативных частей и поделилась своими видео с людьми, интересующимися DID. Она сказала, что была удивлена, обнаружив клипы, в которых она выглядела ужасно, с размазанным макияжем по всему лицу, потому что она не помнила об этом. Однако она не показала, что это ее беспокоит. Она обсудила видео со своей лучшей подругой, фанатом DID, который посоветовал ей принять участие в исследовании, чтобы подтвердить свой диагноз. Они собирали доказательства в поддержку идеи о том, что у нее диссоциативное расстройство, которые она рассказывала одно за другим, прежде чем ее спросили о деталях.

Марк [ее друг] много читает о DID. Он говорит, что я иногда говорю высоким голосом, что не так, как обычно. Он обращается к нам во множественном числе. […] В некоторых из этих видео я не двигаюсь и не моргаю ни минуты. Я смотрю в какую-то точку, и на моем лице нет выражения. Я могу вспомнить вещи до этого момента, а позже обнаруживаю, что выгляжу как что-то из Creepypastas. Мне очень жаль людей, которым приходится это видеть… и я нашла свой дневник. Я веду дневники с семи лет.Иногда я не помню, что что-то написал. Мне нужно найти эти записи, потому что я хочу написать книгу о мире фантазий и внутренних конфликтах. (Карина).

Доминик и Катя также вели журналы для записи диссоциативных переживаний. Катя надеялась получить признание в качестве эксперта по опыту и развить свою карьеру в связи с этим. Она принесла с собой сценарий книги, которую надеялась опубликовать за один день.

Тема 5: Исключение DID ведет к разочарованию или гневу

Четыре участника были откровенно разочарованы тем, что их диагноз DID не подтвердился.Они сомневались, были ли их описания достаточно точными, или они ставили под сомнение понимание симптомов интервьюером. Катя также предположила, что из-за амнезии и изменений личности она не могла дать соответствующие ответы, подтверждающие ее диагноз.

Считаете ли вы, что я мог бы дать другие ответы, если бы вы задали эти вопросы 2 или 5 лет назад? Я, должно быть, стер некоторые примеры из своей памяти, и не все переживания принадлежат мне. Я знаю, что люди могут неосознанно изменять свои рассказы, и поэтому мне нужна была объективная оценка.[…] Никто не верил, что я устойчив к анестетикам, пока мне не диагностировали какие-то отклонения от нормы. Однажды в моем медицинском заключении было написано, что я ипохондрик. Одна подпись и все становится понятно всем. Иногда лучше иметь худший диагноз, но иметь его. (Катя).

Она ожидала, что диагноз узаконит ее неспособность установить удовлетворительные отношения, работать и стать финансово независимой. По этой причине она также настаивала на том, чтобы подготовленный для нее заключительный отчет содержал информацию о том, как она чувствовала жестокое обращение со стороны семьи или врачей, и раскрывала ее надежды требовать возмещения ущерба за причиненный ей вред здоровью.Мэри и Карина также были расстроены тем, что интервьюеры не поверили, что у них ДИД.

Можете представить, насколько это сложно? Я ничего не придумываю? Вы мне не верите. Я говорю вам вещи, и вы, должно быть, думаете со стороны взрослого: «Вы все это придумываете». Ничто не бесит меня больше, чем кто-то, кто пытается доказать другим, что они только что вообразили вещи. Они [диссоциативные части] снова чувствуют себя брошенными, как всегда! (Мэри).

Карина пыталась скрыть свое разочарование и утверждала, что рада, что у нее нет серьезного психического заболевания.Однако она думала, что ей нужно будет создать другую теорию, объясняющую ее симптомы. После собеседования она прислала еще несколько видеороликов, пытаясь доказать, что результаты оценки неточны.

Что насчет моих проблем? Я не умею устанавливать границы, у меня тревога, я боюсь, что может разразиться война. Если это не диссоциация, тогда что? Я прошел анализы, и они исключили какие-либо неврологические проблемы. Я пришел сюда и исключил другую возможность. Это некоторая информация, но я не слышал ничего нового.(Карина).

Только Виктория, похоже, обрадовалась, что ее диагноз DID не подтвердился. Она была рада обсудить, как проблемы с привязанностью или конфликты с выражением эмоций и потребностей повлияли на ее социальную жизнь и карьеру, и получить рекомендации по дальнейшему лечению. Она чувствовала себя освобожденной от необходимости раскрывать детские травмы, которые терапевт ожидал от нее как от диссоциативного пациента.

Я надеялся, что вы найдете другое объяснение моих проблем… того, что со мной не так, почему я чувствую себя такой чувствительной или отстраненной, потому что это раздражает.Я хотел бы знать, что происходит. Не думаю, что у меня была серьезная травма, но все хотят постоянно говорить о травме. (Виктория).

Обсуждение

МКБ-10 и DSM-5 предоставляют неадекватные критерии для диагностики ДРИ, в основном ограниченные пациентами, имеющими отчетливую диссоциативную идентичность со своими собственными воспоминаниями, предпочтениями и поведенческими паттернами, а также эпизодами амнезии (Американская психиатрическая ассоциация, 2013; Всемирная организация здравоохранения, 1993). . Поэтому клиницисты, не имеющие опыта ДРИ, могут ожидать, что пациенты будут сообщать о нарушениях идентичности во время консультации и спонтанно сообщать о проблемах с памятью.Однако специалисты по травмам рассматривают ДРИ как «расстройство скрытности», потому что пациенты часто находят свои диссоциативные симптомы странными и сбивающими с толку и не раскрывают их с готовностью из-за своего стыда и фобии внутренних переживаний (Steele et al., 2005, 2016; Van дер Харт и др., 2006). Вместо этого они склонны подрывать свою значимость, скрывать их и не сообщать о них во время консультаций, если их не спрашивают напрямую. Диссоциативные пациенты также могут не осознавать свою амнезию и игнорировать свидетельства того, что они совершили то, что они не могут вспомнить, потому что осознание этого слишком расстраивает.В отличие от этого, это исследование и исследование, проведенное в 1999 г. в Нидерландах Драйджером и Буном, показывают, что некоторые люди с расстройствами личности с энтузиазмом сообщают о симптомах ДРИ по книге и используют понятие множественности личностей для оправдания проблем с эмоциональной регуляцией, внутренним конфликты или привлечь внимание. Как и в случае с голландскими пациентами, польские участники были озабочены своими альтернативными личностями, и двое пытались представить «переключение» между частями. Их презентации были наивными и часто смешивались с непрофессиональной информацией о DID.Однако то, что они сообщили, может ввести в заблуждение клиницистов, неопытных в области диссоциации, или тех, у кого нет соответствующих инструментов, чтобы отличить настоящее диссоциативное расстройство от имитируемого.

Следовательно, понимание тонкостей клинических проявлений ДРИ, особенно тех, которые подробно не описаны в психиатрических руководствах, важно для разработки правильного диагноза и плана лечения. Различные клиницисты подчеркивают важность понимания качества симптомов и лежащих в их основе механизмов, чтобы на феноменологическом уровне различать пограничных пациентов и пациентов с ДРИ (Boon and Draijer, 1993; Laddis et al., 2017). Участники этого исследования сообщили о проблемах с идентичностью, регуляции аффекта и внутренних конфликтах по поводу выражения своих импульсов. У некоторых из них также были соматические жалобы. Эти симптомы характерны для расстройств личности, а также для диссоциативных расстройств, которые по своей природе являются полисимптомными. Однако качество этих симптомов и психологические механизмы, стоящие за ними, могут быть разными. Для дифференциального диагноза клиницистам необходимо ознакомиться с уникальной внутренней динамикой людей, у которых в результате травмы развилось структурное разобщение личности.Эти пациенты пытаются справиться с повседневной жизнью и избегать активных размышлений и обсуждения травмирующих воспоминаний или симптомов, связанных с ними. Из-за этого избегания им сложно говорить о диссоциативных симптомах с врачом. Помимо страха оказаться сумасшедшим и отправить в больницу, могут возникнуть внутренние конфликты, связанные с раскрытием информации. Например, диссоциативные части могут запрещать им говорить о симптомах или прошлом опыте.Этот конфликт иногда может быть обозначен выражением лица, непроизвольными движениями, спазмами, а также ощущается врачом в его или ее контрпереносе. Другими словами, это не только того, что пациентов говорят о своем опыте, но и того, как они это делают. Наблюдения терапевтов и контрперенос могут помочь в оценке качества избегания: насколько открыто или легко пациенты сообщают о симптомах или неблагоприятном жизненном опыте? Связано ли это с сильной деперсонализацией (отрешенностью от чувств и ощущений, отсутствием)? Есть ли свидетельства внутренних конфликтов, стыда, страха или ощущения блокировки при разговоре о симптомах (часто наблюдаемых по выражению лица, тона голоса)? Участники этого исследования хотели поговорить о том, как другие плохо обращались с ними, и хотели, чтобы это было задокументировано на бумаге.Трудные переживания в прошлом иногда вызывали у них сильные эмоции (гнев, негодование и глубокую печаль), но они не избегали исследования и передачи этих состояний. Напротив, они охотно делились подробным рассказом о своих печалях и о своих внутренних персонажах — множественных личностях, которые, как они были убеждены, у них есть. Они увлеклись DID и использовали различные ресурсы, чтобы ознакомиться с основными симптомами. Они также спонтанно сообщили о них, как будто хотели предоставить убедительные доказательства наличия ДРИ и были готовы отстаивать свой диагноз.Некоторые планировали свое будущее на основе этого (академическая карьера, написание книги или фильма). Во время интервью стало ясно, что некоторые воспринимают экзотический диагноз как возможность привлечь внимание и почувствовать себя уникальным, демонстрируя драму «невидимого ребенка» (см. Раздел «Тема 4»).

Понимание некоторых симптомов, выявленных в этом исследовании, может быть полезно для дифференциальной диагностики: вторжения, голоса, переключение, амнезия, использование языка, деперсонализация. Важно то, как они представлены пациентами и интерпретируются врачами.

Вторжения

Вызванные внешними или внутренними факторами (воспоминания или что-либо, связанное с травмой) диссоциативные пациенты, как правило, переживают травматический опыт заново. Другими словами, у них есть навязчивые воспоминания, эмоции или сенсомоторные ощущения, содержащиеся в диссоциативных частях, застрявших в травме. Помимо избегания, это еще одна характерная черта посттравматического стрессового расстройства, наблюдаемая в клинической картине пациентов с ДРИ (Van der Hart et al., 2010). Интересно, что участники этого исследования не показали никаких доказательств вторжений (образы, эмоции или соматосенсорные переживания, непосредственно связанные с травмой), а скорее проблемы с эмоциональной регуляцией (проиллюстрированные в разделах «Темы 1 и 2»).Отвечая на вопрос о навязчивых образах, эмоциях или мыслях, некоторые приводили примеры тревожных мыслей, атакующих самооценку и обвиняющих свое поведение. Это, однако, было связано с проблемами привязанности и трудностями с самоуспокоением. Они также выявили склонность предаваться этим самокритическим мыслям вместо того, чтобы активно их избегать, что часто случается с диссоциативными пациентами. Некоторые вторжения, о которых сообщают пациенты с ДРИ, носят соматоформный характер и связаны с диссоциативными частями, застрявшими во время травмы (Pietkiewicz et al., 2018). Хотя три участника этого исследования имели очень высокие баллы в SDQ-20, указывающие на то, что у них может быть диссоциативное расстройство (50–60 баллов являются обычными для DID), дальнейшие интервью показали, что они усугубили свои симптомы и, фактически, имели низкий уровень. соматоформной диссоциации. Это показывает, что результаты тестов следует интерпретировать с осторожностью, и клиницисты всегда должны спрашивать пациентов о конкретных примерах симптомов, о которых они сообщают.

голосов

Пациенты с ДРИ часто испытывают слуховые галлюцинации (Dorahy et al., 2009; Longden et al., 2019). Голоса обычно принадлежат диссоциативным частям и комментируют действия, выражают потребности, симпатии и антипатии и поощряют членовредительство. Впоследствии между «голосами» могут возникать конфликты, и отношения с ними довольно сложные. Dorahy et al., 2009 отмечают, что слуховые галлюцинации чаще встречаются при ДРИ, чем при шизофрении. У диссоциативных пациентов они более сложные и отзывчивые и появляются уже в детстве. В частности, детские голоса также следует ожидать при ДРИ (97% по сравнению с 6% при психозе).Ни одна из наших участниц не сообщала о слуховых галлюцинациях, хотя одна (Доминик) сказала, что у нее были воображаемые друзья с детства. Хотя это могло звучать как диссоциативный опыт, изучение их опыта показало, что она имела склонность погружаться в свой мир фантазий и ярко представлять персонажей своей истории (см. Раздел «Тема 2»).

Коммутаторы

Литература также показывает, что избегающие диссоциативные пациенты редко представляют терапевту автономные диссоциативные части до установления хороших отношений и уменьшения фобии к внутренним переживаниям (Steele et al., 2005). Внезапное переключение между диссоциативными личностями может происходить только тогда, когда у пациента возникает триггер, и он не может осуществлять достаточный контроль, чтобы скрыть свои симптомы. Два участника этого исследования (Доминик и Карина) пытались представить «альтернативных личностей», и они фактически объявили, что это произойдет, чтобы интервьюер не пропустил их. Позже они могли относиться к тому, что произошло во время предполагаемого переключения (без амнезии), сохраняя вид от первого лица (я говорил / делал).Напротив, диссоциативные пациенты испытывают много стыда и страха раскрыть свои внутренние части (Draijer and Boon, 1999). Если они узнают, что произошло переключение, они попытаются дать разумные объяснения вторжению частей тела и необычному поведению (например, я, должно быть, очень устал и пострадал от нового лекарства, которое принимаю).

Амнезия

Dell (2006) упоминает различные индикаторы амнезии у пациентов с ДРИ. Однако потеря памяти о неприятных переживаниях может происходить при различных расстройствах, обычно при поведении, вызывающем стыд или вину, или при действиях в условиях сильного стресса (Laddis et al., 2017). У всех пациентов в этом исследовании были проблемы с эмоциональной регуляцией, и некоторые сказали, что не могли вспомнить, что они говорили или делали, когда они были очень расстроены. С некоторой подготовкой они могли вспоминать и описывать события. По этой причине рекомендуется изучить доказательства амнезии в отношении приятных или нейтральных занятий (например, поход по магазинам или уборка, общение). Согласно Laddis et al. (2017) существуют разные механизмы, лежащие в основе проблем с памятью при личностных и диссоциативных расстройствах.

Использование языка

Участники этого исследования часто использовали клинический жаргон (например, воспоминания, переключение и чувство деперсонализации), что указывает на то, что они читали о диссоциативной психопатологии или получали психологическое образование. Однако зачастую они плохо понимали клинические термины. Хорошим примером в этом исследовании были «воспоминания» о нейтральных или приятных ситуациях, которые когда-то были забыты. Примеры кошмаров не обязательно указывают на повторное переживание травмирующих событий во время сна (как при посттравматическом стрессе), но выражают конфликты и возбуждение через символические, нереалистичные, иногда расстраивающие сны.Говоря о поведении других частей и их предпочтениях, они часто придерживались точки зрения от первого лица. Поэтому крайне важно просить пациентов предоставить конкретные примеры.

Деперсонализация

Отрыв от чувств и эмоций, телесных ощущений и внешней реальности часто присутствует при различных расстройствах (Simeon and Abugel, 2006). Хотя эти явления обычно связывают с диссоциацией, Holmes et al. (2005) подчеркивают различия между отстраненностью (которую могут испытывать как диссоциативные, так и недиссоциативные пациенты) и компартментализацией, связанной с существованием диссоциативных частей.Аллен и др. (1999) также подчеркивают, что крайняя поглощающая отстраненность может мешать замечанию чувств и телесных ощущений, а также памяти. Некоторые участники этого исследования имели тенденцию входить в состояния транса или погружаться в свою внутреннюю реальность, впоследствии отстраняясь от телесных ощущений. Они также описали свое чувство пустоты как отрешенность от чувств. Тем не менее, ни один из них не обнаружил доказательств наличия отчетливых диссоциативных частей. Некоторые из их заявлений могли вводить в заблуждение; например, когда они приписывали приступы гнева другим частям, а не мне (см .: Доминик в разделе «Тема 2»).Можно было бы предположить, что это свидетельство существования автономных диссоциативных частей. Однако у этих участников, похоже, были неинтегрированные, неприемлемые самосостояния, и они использовали концепцию DID, чтобы придать смысл своим внутренним конфликтам. В своем повествовании они придерживались повествования от первого лица. Ни один из них не предоставил убедительных доказательств крайних форм деперсонализации, таких как полное отсутствие ощущения тела или внетелесный опыт.

Может быть много причин, по которым у людей развиваются симптомы, напоминающие типичные для ДРИ.Предложения по поводу диссоциативного расстройства, сделанные медицинскими работниками, могут помочь людям оправдать и объяснить внутренние конфликты или межличностные проблемы. В этом исследовании несколько клиницистов предложили пациенту диссоциативное расстройство или ДРИ. Литература о множественных личностях и терапии, ориентированная на них, и использование таких выражений, как «части», «диссоциация», «переключатели», также могут способствовать проявлению таких симптомов. В этом исследовании объясняются также вторичные выгоды, такие как получение внимания и заботы.Дрейджер и Бун (1999) отмечают, что люди с пограничными чертами лица оправдывали постыдное поведение и избегали ответственности, приписывая свои действия «изменению личности». Такие люди могут объявить амнезию из-за вспышек гнева или ударов партнера. Другие объяснили свое замешательство в идентичности и крайнюю пустоту, используя модель DID. Все их участники сообщали об эмоциональном пренебрежении и чувствовали себя невидимыми в детстве, поэтому они приняли новую идентичность DID-пациента, чтобы заполнить внутреннюю пустоту (Draijer and Boon, 1999).Как и участники этого исследования, они были сердиты, когда этот диагноз был опровергнут во время оценки, как если бы врач отнял у них что-то ценное. Это показывает, что сообщать о результатах следует с пониманием, сочувствием и осторожностью. Пациенты и врачи должны понимать и обсуждать причины формирования идентичности DID-пациента, ее преимущества и недостатки.

В странах, где врачи менее знакомы с диссоциативной патологией, может быть более высокий риск как ложноотрицательных, так и ложноположительных диагнозов ДРИ.Последнее вызвано растущей популярностью этого расстройства в СМИ и социальных сетях. Люди, которые пытаются осмыслить свои эмоциональные конфликты, проблемы с привязанностью и трудности в установлении удовлетворительных отношений, могут найти концепцию DID привлекательной. Важно, чтобы врачи, которые исключают или опровергают DID, также предоставляют пациентам дружеские отзывы, которые поощряют использование лечения для решения их реальных проблем. Тем не менее, это все еще может вызывать сильные реакции у пациентов, чьи чувства и потребности игнорировались, отвергались или обесценивались другими значимыми людьми.Опровержение DID может быть воспринято ими как нападение, отнятие у них чего-либо или указание на то, что они лгут.

Ограничения и дальнейшие указания

Среди 85 человек, участвовавших в тщательной диагностической оценке, было шесть ложноположительных случаев ДРИ, и это исследование было сосредоточено на их личном опыте и значении, приписываемом диагнозу. Поскольку исследования IPA в высшей степени идиографичны, они по своей природе ограничены небольшим числом участников.В этом исследовании было два важных ограничения. Во-первых, информация об уровне психоформных симптомов не была предоставлена, потому что валидация польского инструментария, используемого для этой цели, не завершена. Во-вторых, TADS-I, используемый для сбора клинических данных о симптомах и диссоциации, связанных с травмой, также не был подтвержден. Поскольку в Польше нет золотых стандартов диагностики диссоциативных расстройств, видеозаписи диагностических интервью были тщательно проанализированы и обсуждены всеми авторами для согласования диагноза.Принимая это во внимание, рекомендуется провести дальнейшие качественные и количественные исследования для формулирования и подтверждения более конкретных диагностических критериев ДРИ и руководящих принципов дифференциальной диагностики.

Заключение

Клиницисты должны понимать сложность симптомов ДРИ и ответственных за них психологических механизмов, чтобы различать подлинные и имитированные посттравматические состояния. В этом исследовании выявлено несколько особенностей, которые могут указывать на ложноположительные или имитированные DID, показанные в таблице 4, которые следует учитывать при диагностической оценке.В Польше, как и во многих других странах, это требует более систематической подготовки психиатров и клинических психологов по диагностике, чтобы предотвратить недооценку и чрезмерную диагностику диссоциативных расстройств, в частности ДРИ. Нередко пациенты преувеличивают значения в анкетах самоотчета, когда их интересуют определенные симптомы. В этом исследовании все участники имели баллы выше порогового значения 28 по шкале SDQ-20 — показателю для оценки соматоформной диссоциации, который предполагает наличие у них диссоциативного расстройства.Однако во время клинического диагностического интервью они не сообщили о группе соматоформных или психоформных диссоциативных симптомов и не соответствовали критериям для диагноза какого-либо диссоциативного расстройства. Клиницистам также необходимо выходить за рамки номинальной реакции пациента, запрашивать конкретные примеры и замечать собственный контрперенос. Дрейджер и Бун (1999) отметили, что пациенты с ДРИ часто воспринимаются клиницистами как очень хрупкие, а изучение симптомов у людей с расстройствами личности (которые пытаются их усугубить и контролировать интервью) может вызвать усталость или даже раздражительность.Важно, чтобы врачи понимали свои собственные реакции и использовали их в диагностическом процессе.

Таблица 4. Красные флажки для идентификации ложноположительных или имитированных DID.

В то время как психообразование считается решающим элементом в начальном лечении диссоциативных расстройств (Van der Hart et al., 2006; Howell, 2011; Steele et al., 2016), пациенты, чей диагноз не был подтвержден тщательной диагностикой не следует поощрять оценку для развития знаний о симптоматике ДРИ, потому что это может повлиять на их клиническую картину и на то, как они осмысливают свои проблемы.Впоследствии это может привести к неправильному диагнозу и лечению, которое может стать ятрогенным.

Наборы данных, созданные для этого исследования, недоступны, поскольку данные содержат высокочувствительный клинический материал, включая медицинские данные, которые не могут быть переданы в соответствии с местными правилами. Запросы на доступ к наборам данных следует направлять на IP, [email protected].

Исследования с участием людей были рассмотрены и одобрены Советом по этике при Университете социальных и гуманитарных наук SWPS.Пациенты / участники предоставили письменное информированное согласие на участие в этом исследовании.

Авторские взносы

ИП собрал качественные данные, выполнил анализ и подготовил рукопись. AB-N расшифровал и проанализировал интервью и помог в обзоре литературы и подготовке рукописи. RT провел психиатрическую экспертизу и помог в анализе данных и подготовке рукописей. С.Б. помогал в анализе данных и подготовке рукописи. Все авторы внесли свой вклад в статью и одобрили представленную версию.

Финансирование

Номер гранта 2016/22 / E / HS6 / 00306 был получен для исследования «Интерпретативный феноменологический анализ деперсонализации и дереализации в клинических и неклинических группах».

Конфликт интересов

Авторы заявляют, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могут быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.

Список литературы

Аллен, Дж. Г., Консоль, Д.А., и Льюис, Л. (1999). Диссоциативная отслойка и нарушение памяти: обратимая амнезия или сбой кодирования? Compre. Психиатрия 40, 160–171. DOI: 10.1016 / S0010-440X (99)

-9

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Американская психиатрическая ассоциация (2013 г.). Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам (DSM-5) , Пятое изд. Арлингтон, Вирджиния: American Psychiatric Publishing.

Google Scholar

Бун, С., Дрейджер, Н.(1993). Дифференциация пациентов с MPD или DDNOS от пациентов с расстройством личности кластера B. Диссоциация 6, 126–135.

Google Scholar

Бун, С., Маттесс, Х. (2017). Интервью по симптомам травмы и диссоциации (TADS-I), версия 1.9.

Google Scholar

Бун, С. А., и Дрейджер, П. Дж. (1995). Screening en Diagnostiek van Dissociatieve Stoornissen. Лиссе: Swets & Zeitlinger.

Google Scholar

Бойзен, Г.A., и VanBergen, A. (2014). Моделирование множественных личностей: обзор исследований, сравнивающих диагностированное и смоделированное диссоциативное расстройство личности. Clin. Psychol. Ред. 34, 14–28. DOI: 10.1016 / j.cpr.2013.10.008

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бранд Б. Л., Веберман А. Р. и Франкель А. С. (2016). Оценка пациентов со сложным диссоциативным расстройством и моделирование диссоциации в судебно-медицинском контексте. Внутр. J. Law Psychiatry 49, 197–204.DOI: 10.1016 / j.ijlp.2016.10.006

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кунов П. М. и Мильштейн В. (1994). Мнимое или симулированное расстройство множественной личности: одиннадцать случаев. Диссоциация 7, 81–85.

Google Scholar

Дорахи, М. Дж., Бранд, Б. Л., Шар, В., Крюгер, К., Ставропулос, П., Мартинес-Табоас, А. и др. (2014). Диссоциативное расстройство идентичности: эмпирический обзор. Aust. Н. З. Дж. Психиатрия 48, 402–417.DOI: 10.1177 / 0004867414527523

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Дорахи М. Дж., Шеннон К., Сигар Л., Корр М., Стюарт К., Ханна Д. и др. (2009). Слуховые галлюцинации при диссоциативном расстройстве личности и шизофрении с историей травм в детстве и без: сходства и различия. J. Nerv. Ment. Дис. 197, 892–898. DOI: 10.1097 / NMD.0b013e3181c299ea

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Драйджер, Н., и Бун, С. (1999). Имитация диссоциативного расстройства идентичности: пациенты группы риска, терапевты группы риска. J. Закон о психиатрии 27, 423–458. DOI: 10.1177 / 009318539

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Фридл М., Драйджер Н. и Де Йонге П. (2000). Распространенность диссоциативных расстройств у стационарных психиатрических больных: влияние характеристик исследования. Acta Psychiatr. Сканд. 102, 423–428. DOI: 10.1034 / j.1600-0447.2000.102006423.x

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Холмс, Э.А., Браун, Р. Дж., Мэнселл, В., Фирон, Р. П., Хантер, Э. К., Фраскильо, Ф. и др. (2005). Существуют ли две качественно различные формы диссоциации? обзор и некоторые клинические последствия. Clin. Psychol. Ред. 25, 1–23.

Google Scholar

Хауэлл, Э. Ф. (2011). Понимание и лечение диссоциативного расстройства идентичности: реляционный подход. Нью-Йорк, Нью-Йорк: Рутледж.

Google Scholar

Международное общество изучения травм и диссоциации (2011).Руководство по лечению диссоциативного расстройства идентичности у взрослых, третья редакция. J. Trauma Dissociation 12, 115–187. DOI: 10.1080 / 15299732.2011.537247

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Ладдис А., Делл П. Ф. и Корзеква М. (2017). Сравнение симптомов и механизмов «диссоциации» при диссоциативном расстройстве личности и пограничном расстройстве личности. J. Диссоциация травм 18, 139–173.

Google Scholar

Леонард, Д., Бранн, С., и Тиллер, Дж. (2005). Диссоциативные расстройства: пути к диагностике, отношение врачей и их влияние. Aust. N. Z, J. Psychiatry 39, 940–946. DOI: 10.1080 / j.1440-1614.2005.01700.x

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Лонгден, Э., Московиц, А., Дорахи, М. Дж., И Перона-Гарселан, С. (2019). Слуховые вербальные галлюцинации: распространенность, феноменология и гипотеза диссоциации Психоз, травма и диссоциация: эволюция взглядов на тяжелую психопатологию .(Хобокен, Нью-Джерси: John Wiley & Sons Ltd.), 207–222.

Google Scholar

Nijenhuis, E., van der Hart, O., and Kruger, K. (2002). Психометрические характеристики контрольного списка травматических переживаний (TEC): первые результаты среди психиатрических амбулаторных пациентов. Clin. Psychol. Psychother. 9, 200–210. DOI: 10.1002 / cpp.332

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Пьеткевич, И. Ю., Хелка, А., и Томальский, Р. (2018). Достоверность и надежность польских онлайн-версий и бумажных версий вопросников соматоформной диссоциации (SDQ-20 и PSDQ-5). Eur. J. Trauma Dissociation 3, 23–31. DOI: 10.1016 / j.ejtd.2018.05.002

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Пьеткевич, И. Дж., И Смит, Дж. А. (2014). Практическое руководство по использованию интерпретативного феноменологического анализа в качественной исследовательской психологии. Psychol. J. 20, 7–14. DOI: 10.14691 / CPPJ.20.1.7

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Патнэм, Ф. У., Гурофф, Дж. Дж., Сильберман, Э. К., Барбан, Л., и Пост, Р. М.(1986). Клиническая феноменология расстройства множественной личности: обзор 100 недавних случаев. J. Clin. Психиатрия 47, 285–293.

Google Scholar

Сар, В. (2011). Эпидемиология диссоциативных расстройств: обзор. Epidemiol. Res. Int. 2011 г., 404538. DOI: 10.1155 / 2011/404538

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Симеон Д., Абугель Дж. (2006). Чувство нереального. Расстройство деперсонализации и потеря самости. Нью-Йорк, Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.

Google Scholar

Смит, Дж. А. и Осборн, М. (2008). «Интерпретативный феноменологический анализ», в Качественная психология: Практическое руководство по методам исследования , изд. Дж. Смит (Лондон: Sage), 53–80.

Google Scholar

Стил, К., Бун, С., и Ван дер Харт, О. (2016). Лечение диссоциации, связанной с травмой. Практический интегративный подход. Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: W. W. Norton & Company.

Google Scholar

Стил, К., Ван Дер Харт, О., и Нийенхейс, Э. Р. (2005). Фазо-ориентированное лечение структурной диссоциации при сложной травматизации: преодоление фобий, связанных с травмами. J. Диссоциация травм 6, 11–53.

Google Scholar

Томас, А. (2001). Мнимое и симулированное диссоциативное расстройство идентичности: клинические признаки наблюдались в 18 случаях. J. Trauma Dissociation 2, 59–77. DOI: 10.1300 / J229v02n04_04

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Ван дер Харт, О., Nijenhuis, E., и Steele, K. (2006). Призрачное «Я»: структурная диссоциация и лечение хронической травматизации. Лондон: W.W. Norton & Co.

Google Scholar

Ван дер Харт, О., Нийенхейс, Э. Р., и Соломон, Р. (2010). Диссоциация личности при сложных расстройствах, связанных с травмами, и EMDR: теоретические соображения. J. EMDR Pract. Res. 4, 76–92. DOI: 10.1891 / 1933-3196.4.2.76

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Всемирная организация здравоохранения (1993). Классификация психических и поведенческих расстройств МКБ-10: клинические описания и диагностические рекомендации. Женева: Всемирная организация здравоохранения.

Google Scholar

отдельных личностей исследованы | Природа

Два персонажа запускают разные мозговые сети.

У вас есть полный доступ к этой статье через ваше учреждение.

Тяжелая травма в детстве может вызвать появление альтернативных личностей.Кредит: © Corbis

Согласно новому визуализирующему исследованию, в одном человеческом мозге могут находиться две разные личности, и каждая личность, кажется, использует свою собственную сеть нервов, чтобы помочь вспомнить или подавить воспоминания.

Альтернативные личности обычно развиваются у детей, перенесших тяжелую травму или жестокое обращение. Состояние, называемое расстройством множественной личности или диссоциативным расстройством личности, по-видимому, помогает людям справиться с ситуацией, отсекая сложные воспоминания, заставляя их казаться, будто они произошли с кем-то другим.

Команда под руководством Симоне Рейндерс из университетской больницы Гронингена в Нидерландах использовала позитронно-эмиссионную томографию для сканирования мозга 11 пациенток с множественной личностью, когда они слушали автобиографические истории в каждом из двух состояний личности ¹ .

В одном образе пациенты признали травматическую историю своей собственной, и это вызвало срабатывание эмоциональных центров в их мозгу. Что касается другой личности, они сознательно не признавали сказку автобиографической, и она активировала более широкую сеть мозга, включая области, вовлеченные в самосознание или сознание.От этих регионов нельзя ожидать, что они будут активны среди людей с одной личностью, которые слышат истории, которые не о них самих.

«Мозг должен активно подавлять травмирующую информацию», — говорит Рейндерс. Она думает, что эти дополнительные области мозга подавляют автобиографические воспоминания и стирают их из воспринимаемого прошлого личности.

Демонстрация того, что мозг пациента активно блокирует травму, «является новым поворотом», — говорит психиатр Джеймс Чу из Гарвардской медицинской школы в Бостоне, штат Массачусетс.По его словам, другие исследования также показали, что разные личности могут активировать разные области мозга.

Пациенты с диссоциативным расстройством идентичности могут иметь личности, которые сильно отличаются друг от друга как эмоционально, так и физически. В одном примере, который приводит Рейндерс, одна из женщин могла играть в волейбол, а другая — возиться.

Это явление стало частью повседневного языка, используемого для описания шока, например, когда люди говорят: «Я был вне себя» или «Я разваливался».Но некоторые люди скептически относятся к тому, что диссоциативное расстройство личности является реальным состоянием, предполагая вместо этого, что пациенты могут быть ролевыми играми или притворяться.

Рейндерс надеется, что ее результаты помогут разрешить некоторые противоречия. Ее и другие исследования показывают, что разные состояния личности вызывают более серьезные изменения в мозгу, чем те, которые наблюдаются, когда люди просто меняют настроение. Но, прогнозирует Чу, «это в основном убедит людей, которые уже убеждены».

Об этой статье

Цитируйте эту статью

Pearson, H.Исследованы раздвоенные личности. Nature (2004). https://doi.org/10.1038/news040105-8

Скачать цитату

Поделиться этой статьей

Все, с кем вы поделитесь следующей ссылкой, смогут прочитать это содержание:

Извините, ссылка для совместного использования в настоящее время недоступно для этой статьи.

Предоставлено инициативой по обмену контентом Springer Nature SharedIt

Остерегайтесь другой стороны

% PDF-1.3 % 88 0 объект > эндобдж 89 0 объект > / Шрифт >>> / Поля [] >> эндобдж 83 0 объект > поток application / pdf