2.2 Творческая работа (эссе)

1) Рассмотрите типы нравственного поведения: эгоист, альтруист, прагматик и нигилист, — и поразмышляйте, какие из них встречаются в нашем обществе сегодня чаще всего.

2) Согласны ли вы с утверждениями К.Леонтьева и Ф. Ницше, что человека нужно любить не за то, что он человек, ибо просто человек – это животное, и, следовательно, надо любить человека, если он пророк, царь, гений, герой… Значит ли это, что только некоторые люди достойны любви и уважения?

3) Сохранились ли сегодня такие свойства российского народа, которые Н.Бердяев считал основополагающими: преклонение перед государством и анархизм, жестокость и доброта, индивидуализм и страсть перед всякими объединениями, национализм и универсализм, всечеловечность, искание Бога и воинствующий атеизм, смирение и наглость, рабство и бунт?

4) Можно ли среди окружающих нас людей встретить циников, стоиков, эпикурейцев, или это все жизненные установки далекого прошлого?

5) Согласились бы вы жить в платоновском государстве, где философы управляют, стражники охраняют, ремесленники работают? Здесь каждый, согласно Платону, счастлив, поскольку занимает свое место, согласно своим способностям и не мечтает ни о чем другом…

6) Если прав Ж. -Ж. Руссо, что ребенка с детства заставляют слепо подчиняться, с детства его принуждают, с детства он живет в искусственно стесненных взрослыми обстоятельствах, а он, видимо, прав, то откуда появляются свободные, нравственно ответственные люди?

7) Остались ли по-прежнему актуальными слова Ф. Ницше о том, что современный деятельный человек – злостный бездельник, ибо его деятельности недостает самого главного. Самое главное дело начинается тогда, когда человек остается один на один с собой, когда нужно решать самые главные вопросы: зачем ты живешь, для чего пришел в этот мир?

8) И мораль, и право – два регулятора поведения людей, только право принуждает, заставляет, а мораль взывает к человеку, к его совести, к его долгу. Возможно ли в будущем такое состояние общества, когда все будет регулироваться только моральными законами, а право отомрет?

9) Можем ли мы сказать о себе, что мы более нравственны, чем наши родители, наши предки? Мы ведь более образованны, больше знаем о мире.

10) Изменится ли что-нибудь в нравственной жизни человечества, если благодаря успехам науки человек станет бессмертным? Может быть, отпадет и надобность в морали?

11) Почему любовь к природе является важнейшим этическим принципом?

12) Многие научные открытия настоящего и будущего могут погубить человечество. Может быть, следует запретить некоторые направления научного поиска или это будет аморальным действием?

13) Осталось ли верным положение, что в России всегда существовало неприязненное отношение к богатству и успешным людям, что задерживало развитие эффективной экономики? Или здесь что-то изменилось?

14) Некоторые экологи считают, что животные имеют такое же право на жизнь, как и мы и поэтому нужно отказаться от мяса, от ношения мехов, изделий из натуральной кожи, запретить охоту и рыболовство, эксперименты на животных. Может ли человечество пойти на такой шаг, или это только беспочвенные мечтания?

— А может мы с тобой в кино как-нибудь сходим вместе?— Джоел, я тут совершила большую глупость.

Я Я рассказала брату о том, что произошло — Это плохо?— Нет-нет-нет, но он рассказал родителям. Мы католики. А Питт сказал им, что ты еврей.— О, но я атеист. Вернее, прагматик-нигилист. Или, скорее, экзистенциалист.

ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ

ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ

Причина наших разочарований часто в том, что нас нет в настоящем, мы заняты воспоминаниями или ожиданиям.

Эльчин Сафарли (100+)

О чем ты думаешь… когда ты смотришь на луну?

Я? — «О тебе… и чуточку о вечном…»
Что в этом мире мы, — не бесконечны,
Но каждый хочет, отыскать свою звезду.

Андрей Кено (40+)

Я ни о ком не буду говорить плохо, но расскажу всё хорошее, что знаю о каждом.

Бенджамин Франклин (100+)

Лично я люблю землянику со сливками, но рыба почему-то предпочитает червяков. Вот почему, когда я иду на рыбалку, я думаю не о том, что люблю я, а о том, что любит рыба.

Дейл Карнеги (50+)

Однажды я начал видеть, как некоторые люди терпят поражение не из-за того, что не умеют считать, — а из-за неумения понять, почему так произошло. Отговорки они умели находить, но понять — нет!

Павел Дуров (10+)

Мне часто приходилось раскаиваться в своих словах, но ни разу я не пожалел о том, что промолчал.

Публий Сир (50+)

Всю свою жизнь я искал истину (смысл жизни). И единственное о чем я жалею, это о потраченном времени, чтоб в итоге понять… Истина в том, что истины нет. Живите и наслаждайтесь жизнью, не задавая ей вопросов.

Энтони Хопкинс (20+)

В жизни я слышал многое — клятвы, обещания, комплименты, но лучшее, что я слышал — тишина. В ней нет лжи.

Неизвестный автор (1000+)

Мы редко думаем о том, что имеем, но всегда беспокоимся о том, чего у нас нет.

Артур Шопенгауэр (100+)

Мы многого не понимаем в этом мире. Но это не значит, что этого нет.

Гримм (30+)

Дмитрий Быков — Один — Эхо Москвы, 28.05.2021

Д. Быков― Доброй ночи, дорогие друзья! Вот теперь мне кажется, вы меня слышите. Доброй белой ночи, хочется мне сказать, потому что мы вещаем из петербургской студии «Эха Москвы» в отеле «Гельвеция». И напротив меня стоит Юнис — добрый дух этого отеля, потому что слово «владелец» или «менеджер» здесь звучит, скажем так, непозволительно фамильярно. Это создатель этой студии и, в общем, главный посредник между нами.

Я приехал сюда на книжный форум, который проходит на Дворцовой площади. Проходит, по-моему, исключительно удачно, хотя в городе настоящий транспортный коллапс, отчасти связанный с непредсказуемыми перекрытиями, отчасти с подготовкой к Петербургскому экономическому форуму.

Но всё-таки мне нравится сама по себе ситуация, когда в здании Генерального штаба проходят творческие встречи, когда писатели во множестве заполняют Генеральный штаб. Ведь, в сущности, литература и есть генеральный штаб национального духа.

Мне очень понравилось видеть здесь Таню Устинову, которая провела упоительную встречу. Знаете, вот что странно: каким-то образом люди, занимающиеся массовой культурой — детективной литературой, женским детективом, женским романам — как-то более доброжелательны к читателю, чем априори угрюмые, настроенные на общение только с узким кланом своих авторы элитарной литературы. По-моему, в этом смысле нам есть чему поучиться у масскульта. Тем более, что Устинова — это масскульт исключительно качественный, уровня ее любимого Троллопа.

И я счастлив был с ней обняться при полном зале, сбежавшемся на нее смотреть.

Видел я и друга моего Андрея Аствацатурова — ныне директора Набоковского музея, и с упоением слушал, как он читал отрывки из своей ныне переиздаваемой «Скунскамеры». Лишний раз обнял Юзефовича. Вообще приятные люди собрались, и приятно с ними разговаривать. Александр Мелихов, само собой. Особенно приятно видеть их потому, что они по отношению ко мне старшие. Относительно большинства писателей я уже старший, к сожалению — мне так горько об этом думать.

Вот, в частности, у нас сейчас в студии Лео Каганов — мой любимый фантаст и один из любимых поэтов. Ему позавчера исполнилось 49 лет. Приятно думать, что это уже почти 53, то есть это уже всего на 4 года меньше, чем мне. Люди знают, что он в студии. Каганов сегодня, конечно, почитает. Я его позвал, хотя «Один» и не предполагает гостей — всё-таки «Один». Ну уж раз я в Петербурге, то у меня есть уникальная возможность немножко с Лео Кагановым поговорить.

Д.Быков: Чем глупее, чем пародийнее тюрьма, тем она в каком-то смысле садичнее

Что касается будущей лекции — понимаете, темы, предлагаемые мне, довольно разнообразны. Мне пока, во всяком случае, больше всего нравится тема «Русский научный роман». Это «Искатели», «Иду на грозу» и «Зубр» Гранина, это «Встреча на далеком меридиане» — русский роман, хотя и написанный американским автором, но на русском материале. Это и бесчисленные романы о русских ученых, как, например, «Другая жизнь» Трифонова, написанная об историке, или «Долгое прощание», написанное о нем же, то есть об историке Реброве. Много есть вариантов. Но в любом случае, русский научный роман — это серьезная тема. Может быть, мы поговорим об этом.

Есть тема поговорить об Илье Авербахе. Много раз я откладывал этот разговор, но здесь, в Питере, тем более белыми ночами, как раз самое время. И довольно много просят поговорить о Льве Шестове, потому что я давно анонсировал эту лекцию. Пожалуйста, можно и о нем. Посмотрим. В общем, посмотрим, кто победит. [email protected] остается моим постоянным адресом.

Я немножко поотвечаю на вопросы, а потом приглашу в студию Каганова, потому что действительно не так часто у нас появляется возможность повидаться. Каганов долгое время жил в Москве, а так получилось, что сейчас он живет в Петербурге. Хотя наше виртуальное, заочное общение не прекращается ни на минуту, но интересно посмотреть, как меняется его мироощущение.

Я задал ему тот вопрос, который очень часто задают мне самому, и который меня очень тревожит — вопрос о том, где найти стимулы для работы в сегодняшней России, где слово не весит вообще ничего. Слово в суде, слово в газете, в журналистском расследовании, в печати. Что бы вы ни сказали, они сделают с вами то, что они хотят. Это очень интересный феномен. А вот как в этих условиях садиться (ну, садиться, конечно, за письменный стол, а не то, что вы подумали) и писать роман? Вот как это делать, где найти стимул?

Подожди, Каганов, я тебя еще об этом не спросил. А то он уже на низком старте. Подожди, отвечу на 3 вопроса, и потом тебя позову. O, как все бурно радуется на форуме, что Каганов живой и настоящей. Да, представьте себе, живой, настоящий, живущий в Петербурге. Все спрашивают, когда будет роман. Будет роман, не беспокойтесь.

«Как вы видите личность Витгенштейна? Как вам такой ряд Толстой-Джойс-Витгенштейн?». Это вопрос от постоянного и очень любимого слушателя Spinal Hamlet — Спинальный Гамлет или, если угодно, спинальная деревушка.

Ряд довольно парадоксальный. Что может объединять этих людей? Я думаю, только одно — стремление к выражению последний правды и страстная тоска по ней, потому что она никак не выражается. И Джойс, и Толстой, и Витгенштейн всё время полагали, что им как-то не удается сформулировать главное, высказать самое заветное слово.

Толстой говорил, что всё ложь, что каждое слово ложь. Что даже воробей, кажется, делает вид, будто клюет зерно. Как замечательно написала Лидия Гинзбург, такая поэтика тотального недоверия. Это может иметь под собой какие-то основания. Витгенштейн, который кричал «Всё ложь!», потому что каждая формулировка неточна, каждое слово мимо цели. Ну и Джойс, который всё время стремится к такому тотальному реализму, к выражению невыразимого. И наверное, в этом смысле он заслуживает постановки в тот же ряд.

Тем более, что тотальный реализм Джойса, безусловно, имеет корни как в поэтике Толстого с его физиологическим, социальным, моральным реализмом — в общем, со стремлением показать правду со всех углов, и с идеями Витгенштейна, который тоже всё время стремится к точнейшему слову.

Все эти люди отличались одним — крайней бескомпромиссностью. НРЗБ поэтическую программу, свою литературную программу. Кстати говоря, Витгенштейн — это ведь прежде всего литератор, который творит в такой ницшеанской, афористической, фрагментарной традиции. Я думаю, что его логико-философский трактат именно как художественное произведение недалеко ушел от «Так говорит Заратустра».

Что мне кажется очень важным? Понимаете, если уж действительно, как вы предложили, объединять в один ряд Толстого, Витгенштейна и Джойса, главная их задача — это осуществить свою литературную программу любой ценой. Пожалуй, еще у Флобера была та же степень бескомпромиссности. Сделать не то, что от меня ждут, и не то, что будет хорошо продаваться, и не то, что будет популярно, и не то, что будет воспринято, а сделать то, что я хочу сделать. Понимаете, то, что, кроме меня, не сможет сделать никто.

Вот в этом смысле они классические модернисты, люди модерна. Люди, у которых поверх человеческого сочувствия, сострадания, поверх всякого психоложества стоит желание реализовать свою мысль в трудной, ими изобретенной, никем больше не апробированной в форме. Наверное, это. Это хороший ряд, безусловно.

Лена Ефимова присылает нам доброе письмо. Интересуется, можно ли с нами со всеми тут увидеться в Петербурге. Да, конечно, мы увидимся, Лена. Спасибо вам большое! И вообще чаще напоминайте о себе. Приходит всё больше писем в поддержку Авербаха.

Д.Быков: Чем глупее, чем пародийнее тюрьма, тем она в каком-то смысле садичнее

Вот интересный вопрос: «Почему многим нравится «Приглашение на казнь»? После всего, что мы читали о терроре, тюрьмах и каторге, читать набоковскую версию скучно и даже противно. Это детский сад, а не тюрьма, кощунственная насмешка. Это и не тюрьма, и не казнь, а просто больница, хоспис. И вообще какая-то махровая метафорика, не имеющая ничего общего с реальностью».

Видите ли, это частый упрек Набокову. Потому что на фоне, скажем, таких кошмаров, которые описаны у Оруэлла в «1984», или кошмаров, которые мы знаем по Кафке, даже на фоне буквальных ужасов, реальных ужасов ХХ века набоковская мистерия выглядит странно.

Но ведь понимаете, во-первых, те терзания, те муки, которые претерпевает Цинциннат, ничуть не меньше тех мук, которые претерпевал Бухарин в той камере, про которую я говорил применительно к книге «Слабые» Павловского и Гефтера, где буквально воспроизведены реальные протоколы предсмертных разговоров Бухарина в камере.

Понимаете, любой человек, ожидающий казни, страдает ровно так же, как Цинциннат Ц. И то, что Набоков в гротескной, сатирической, фантастической форме это рассказывает, ничуть не снимает накала происходящего. Во-вторых, всё-таки метафоры Набокова делают, мне кажется, как раз его тюрьму более ужасной, чем тюрьма реальная. Потому что это обобщает тюрьму. Это дает обобщенный образ тюрьмы.

Не говоря уже о том, что набоковское издевательство над человеческой природой, смягченное, такое как бы кукольное — оно ничуть не менее страшно, чем самая брутальная тюрьма XX века. Потому что, понимаете ли, чем глупее, чем пародийнее тюрьма, тем она в каком-то смысле садичнее.

Неслучайно одна из слушательниц «Приглашения на казнь» сказала, что эта книга — апофеоз садизма. Действительно, когда вас терзают реальные брутальные палачи или когда вас терзают смешные пародийные куклы, мучения ваши одинаковы. И даже, мне кажется, в случае с куклами они как-то оскорбительнее для человеческой природы.

И потом не будем забывать о том, что Набоков писал первый вариант «Приглашения на казнь», когда в больнице оказалась Вера, его жена, которая должна была родить Дмитрия, и был очень высокий шанс, что у нее случатся преждевременные роды. И Набоков писал это в страшном ужасе, в страхе за ее жизнь, за жизнь ребенка.

А вы знаете, что он Веру боготворил. Он писал, что его отношение к жене доходило просто до кувады, до самопожертвования. Кувада — это такой обряд, когда муж кончает самоубийством, чтобы спасти жену. У индейцев такое есть. Это описано в «Индейском поселке» у Хемингуэя, если вы помните. Так что чувства, которыми вдохновлялось «Приглашение на казнь», были чувствами ужаса и невероятной тоски. Поэтому это как-то странно, путем какой-то дикой эмпатии в романе отразилось.

Кроме того, я думаю, что сравнения «Приглашения на казнь» с Кафкой и Оруэллом, которые так бесили Набокова, неправомочны. Потому что хотя Кафка великий художник, а Оруэлл посредственный, Набоков — художник совсем другого генезиса.

«На прошлой передаче вы говорили, что Георгий Эдельштейн заметил: «Школа учит прежде всего обязательности». Отец Георгий Эдельштейн — отец Юлия Эдельштейна, принявшего гиюр и сделавшего карьеру в Израиле — вряд ли знал, что его сын станет министром здравоохранения. Как вы смотрите на такие зеркальные антагонистические воззрения отца и сына?». Я совсем не думаю, что они антагонистичны. Я думаю, что тут причина в другом. На самом деле дети чаще всего выражают какие-то наши тайные намерения, наши тайные мечты и их осуществляют.

Вот сегодня так получилось, что оба моих сына находятся одновременно в Питере. Младший приехал вместе со мной, потому что самостоятельно он пока путешествовать не может, хотя уже ворует еду со стола и с наслаждением пожирает чужие бутерброды. А Андрюша приехал показывать свой спектакль — он у меня артист и режиссер.

Л.Каганов: Я считаю, что вообще хорошо пишется под гнетом — в хорошем смысле

И вот я с двумя сыновьями здесь довольно много общаюсь и вижу, что дети — это выражение наших тайных мечтаний, осуществление наших намерений. Я всю жизнь мечтал быть артистом и иметь отношение к театру. Когда я смотрю на Андрея, на его круг, на его девушек, на его друзей, коллег, на его спектакли, я вижу, что он осуществляет мои тайные намерения. И любой, кто наблюдал за своими детьми, замечает, что они свободнее, они веселее. Главное, они осуществляют то, что мы не смогли.

Поэтому и сын отца Георгия Эдельштейна, видимо, каким-то чудом реализует его несвершившиеся в России, по разным причинам неосуществившиеся тайные мечты. Приглядывайтесь к вашим детям — они сделают за вас то, на что у вас не хватило храбрости.

Все воют, чтобы я показал Каганова. Каганов действительно здесь. Поздравляем его с 49-летием! Я бы хотел, чтобы он сейчас не только почитал стишки (он хорошо пишет стихи — мы все это знаем), но чтобы он ответил на важный для всех нас вопрос: где он берет силы для литературы в условиях, когда литература совершенно никому не нужна и ни на что не влияет. Каганов, иди сюда, надевай вот эти наушники, и ближайшие 15 минут твои.

Л. Каганов― Всем привет! Спасибо, Дима! Я как раз сейчас читал ленту Фейсбука. Там товарищ Тимур Максютов пишет: «Математическая литература. Один Дмитрий Быков с презентацией «Истребителя» собрал вчетверо больше зрителей, чем 7 петербургских прозаиков с круглым столом про мужской характер». Дима, это так? Спасибо!

Значит, у меня есть некоторое время, благосклонно выделенное Димой. Я почитаю. Наверное, поговорим о классике — сегодня у нас литературная передача. Есть такая старинная русская игра — писать стихи «У попа была собака». Я недавно тоже написал стихи разных стран и народностей.

Жил монах во храме Будды,
Звали Су Кин Нос.
У него невесть откуда
Был любимый пес.

Как-то на столе в горшочке
Пес сумел найти
Аппетитные кусочки
Мяса на кости.

И вернувшись с медитаций,
Наш монах был зол:
«Где мой ужин? Чем питаться?
Опустевший стол.

Съел негодник даже кости!
Это полный шок!»
Пса монах убил от злости.
Порубил в горшок.

И опомнившись, от горя
Плакал три часа.
И себе домой он вскоре
Взял другого пса.

Сказка учит быть добрее
И любить собак.
Но у нас пока в Корее
Каждый день вот так.

Еврейская народная:
У раввина Бен Ицхака,
Строгого во всём,
Много лет жила собака —
Сторожила дом.

В ночь субботы, ближе к часу,
Пакостный зверек
Потихоньку скушал мясо,
Что раввин берег.

У раввина тоже нервы:
Плача и крича,
Он бы пса убил, наверно,
Тут же сгоряча.

Но нельзя: идет суббота,
А ведь, как-никак,
Это всё-таки работа —
Убивать собак.

Программистская:
Нам поставил тут задачку
Главный инженер:
Завести себе собачку
В фирме, например.

И жила собачка с нами
В офисе, в углу,
Страшно топая ногами,
Стоя на полу.

Что могло бы, кроме пляса,
С ней произойти?
Но собачка съела мясо —
Весь отдел айти:

Сэма, Патрика и Билли,
Джессику и Пэм…
Мы собачку бы убили,
Но не знаем, чем.

Мы ее закрыли просто
В нашем гараже.
Фирма-то — Динамикс Бостон,
Поняли уже?

Казацкая:
Жил казак, а с ним собака.
И была у ней
Родословная, однако,
Голубых кровей.

За породу ей давали
Выставки собак
Планки, ордена, медали
И почетный знак.

А когда их больше стало,
Чем у казака,
От обиды он кинжалом
Ей проткнул бока.

И медальки перевесил
Он на свой пиджак.
И теперь румян и весел
Ходит в нем казак.

И последняя — физическая:
Жил да был ученый Эрвин,
У него был кот.
Этот кот был важный термин
В множестве работ.

Кот был в ящик заточенный,
Ящик заперт был.
И убил кота ученый…
Или не убил.

Я смотрю, Дима знает физику. Дима, возвращаю тебя микрофон… Где я беру силы писать? На самом деле хороший вопрос. Вообще история нам подсказывает, что писали лучше всего под гнетом. Вспоминается рассказ Логинова, как ему снился сон. Там у него был длинный сон, и он его красочно рассказывает. Во сне какая-то гадалка его привела к большой кадушке, где хранилась квашеная капуста. A в одной под гнетом сидел, как она сказала, поэт Дурилло. И когда он ее спросил, почему поэт сидит в кадушке под гнетом, она сказала: «А с поэтами только так и надо. Иначе они не работают».

Я считаю, что вообще хорошо пишется под гнетом — в хорошем смысле. То есть когда есть, во-первых, задача, есть какая-то цель, есть какие-то рамки, в которые надо войти (пусть это будут цензурные рамки, пусть это будет желание сделать книгу с подтекстом или еще что-то), очень хорошо получается.

Д.Быков: Наша эпоха как раз для литературы совсем неблагоприятна

Потому что, например, Булгаков писал в атмосфере цензуры, Стругацкие писали в атмосферы цензуры. И не то чтобы у них у всех была хорошая судьба. Но они работали и, возможно, им это помогало работать. Потому что когда цензура спала и стало можно всё — мы помним литературу 90-х. Литература 90-х не принесла нам ничего особенного — кроме, видимо, только Пелевина.

По моему опыту, мне очень хорошо пишется, когда у меня есть очень четкая необходимость и какая-то очень важная задача. Я лучше всего писал либо на заказ, когда от меня требовал работодатель, либо на конкурс, когда надо в срок сдать какой-то текст. Поэтому, честно говоря, Дима, я не вижу проблем.

У нас сейчас подходит очень хорошее время для писателя. Во-первых, можно писать в стол. Это давно забытое чувство, когда ты пишешь в стол и знаешь, что тебя не издадут, и очень хорошо, если этого никто не увидит. Потом у нас приходит время эзопова языка, когда опять можно писать двусмысленно — и нужно писать двусмысленно. Потому что если ты не пишешь двусмысленно, то уже рискуешь нарваться. Тебе скажут: «Вот здесь пропаганда, а вот здесь призыв». Не надо такого. Надо действительно писать так, чтобы не было ни призыва, ни пропаганды а все, кому интересно, читали между строк.

Поэтому с каждым днем у нас приходит время всё больше и больше интересное и ценное. И мне кажется, это отличный стимул использовать это для писательства. Ты так не считаешь, судя по улыбке? Сейчас я передам Дмитрию трубку.

Д. Быков― Спасибо! Тут масса восторгов от того, что люди увидели живого Каганова и очень удивлены тем, что он такой молодой. Нет, это он просто выглядит хорошо. На самом деле он уже седой.

Нет, я так не считаю. Более того, я считаю, что наша эпоха как раз для литературы совсем неблагоприятна. Потому что и прессинга нет, а есть полная невесомость, полное безразличие к печатному слову. Вы можете написать всё, что угодно, но ни одно журналистское расследование не приведет к реальному расследованию. Они же решили, что интеллигенция — это, по их собственному выражению, дрисня, как они говорят в романе «Ожог» у Аксенова. Это не те, кто им угрожает.

Поэтому мне кажется, что сегодня мы наблюдаем такую, если хотите, ответку. Я сегодня как раз на «Дилетантских чтениях» пытался развить эту мысль. Меня спросили, каким образом связаны история и литература. Вопрос-то был на самом деле о том, при каких обстоятельствах литература становится в основном исторической, обращается к прошлому. Но я его немножко перевернул.

Было время, когда в России литература обнулила историю. Это случилось в 1917 году, когда культура восстала и обрушила базис, разрушила государство. Конечно, российская революция была футуристической, на 90% культурной, как мне кажется. Это было именно восстание надстройки против примитивного монархического, в общем, довольно устаревшего, в некоторых отношениях мертвого базиса. Ну а сейчас пошла ответка.

Сказал же другой великий петербуржец Михаил Борисович Пиотровский, что движение на Запад сегодня — движение беженцев, движение террористов, движение просто нетерпимых граждан, которым не нравится карикатура — это такой спустя 800 лет ответ на эпоху крестовых походов.

Это нормально. И мне это в каком-то смысле даже понятно. Ну вот сегодня такая ответка со стороны государства, со стороны истории. Она, история, обнулила литературу. Она сделала ее ничего не значащей, ничего не говорящей. Ну что делать? Видимо, такой довольно закономерный итог развития 7 веков российской светской культуры, которая больше не может повлиять ни на что. Мне трудно заставлять себя писать, но я пишу, решая свои частные, личные проблемы, пытаясь разобраться с собственной психикой.

«Спасибо за прекрасного гостя!». Да и ему спасибо. У нас сидит еще прекрасный гость — кстати говоря, тоже замечательный поэт. Он будет во второй половине эфира. Это пока в порядке интриги.

«Будет ли новый роман Каганова?». Конечно, будет.

«О чем ваш новый роман? Вы, кажется, заинтриговали на встрече со зрителями». Была такая встреча в Питере, где я рассказывал о новом романе. Я не могу, не хочу и не буду рассказывать, о чем он. Но могу сказать, что его тема — multiple disorder.

«За счет чего выжил театр? Казалось бы, у кино гораздо больше возможностей и сцену подобрать, и в компьютере подрисовать. Все сколько-нибудь значимые оперы уже экранизированы. А театр жив. За счет чего?». Понимаете, как раз театр-то жив за счет того, что он, как древнейшее синкретическое искусство, нацелен на живое и непосредственное взаимодействие со зрителем.

Д.Быков: Проблема в том, что театр бывает либо очень хорошим, либо очень плохим

Никакой экран, сколь угодно укрупняющий лицо артиста (кстати, Леонид Филатов, царство ему небесное, говорил, что такое укрупнение очень вредит театральному мастерству и актерскому мастерству, что это гротеск, что так быть не должно), не передаст магии прямого взаимодействия со зрителем.

Люди, которые как-то возвращают это непосредственное взаимодействие — Вырыпаев, в наибольшей степени сегодня Дмитрий Крымов (наверное, мой любимый режиссер из ныне работающих) или Миндаускас Карбаускис, которого я тоже очень люблю, рассчитывают именно на живое взаимодействие с залом, на безумную энергетику театра as it is, как он есть.

Понимаете, проблема в том, что театр бывает либо очень хорошим, либо очень плохим. И поэтому когда это живое взаимодействие превращается Бог знает во что, то есть в имитацию, в такой гипсокартон, тогда вообще непонятно, зачем это нужно. Театр — это живое дело. Он исчезает в записи. Вот за счет этой энергетики он может существовать. А если нет этой энергетики, тогда всё, собственно, идет прахом априори.

Только надо быть человеком, который этой энергетикой умеет управлять. Как управлял ею Эфрос. Как довольно цинично, но беспощадно точно управлял ею Любимов. Как умел это делать (и умеет до сих пор) Додин. Понимаете, это очень трудно — направлять эти энергетические потоки. Делать кино в каком-то смысле гораздо проще. Я бы даже сказал, как-то технологичнее. Театр — это не технология. Или технология более высокого уровня.

Это гениально умел делать Вахтангов, который действительно владел театральной энергетикой, и страшным образом в «Принцессе Турандот», в этом холщовом, грубом, нищем спектакле 20-х годов это сохранилось. Я думаю, что ранняя смерть Вахтангова оборвала одну из самых живых линий в истории русского театра.

Таиров умел, наверное. Мейерхольд тоже, говорят, феноменально. Но ведь мы ничего не знаем о Мейерхольде. Ничего не сохранилось. Даже подробнейшее записи режиссерских разработок таких спектаклей, как так и не выпущенная «Как закалялась сталь», дают очень приблизительное представление. Я тут, кстати, недавно послушал запись любимовского «Пугачева». Она плохо сохранилась, но всё равно какой-то безумной энергией веет от этого. Театр — самое хрупкое дело.

Спасибо за спасибо насчет «Истребителя»!

«Как вы относитесь к прозе Евгения Клюева?». Стихи его мне больше нравятся, но Евгений Клюев хороший писатель.

«Как вы знаете, перед своим уходом Максим Марцинкевич писал: «Со всеми выводами Евгения Понасенкова против пропагандистских мифов я согласен. А учитывая его имидж с перстнями и шарфами, представляю, как от его высказываний должно бомбить аудиторию»».

Видите ли, Максим Марцинкевич, при всём уважении к его трагедии и памяти (и царствие ему небесное), для меня, безусловно, личность очень сложная, далеко мне не симпатичная. Хотя мне очень жаль, что он погиб. Он имел какие-то потенции к переустройству, переформатированию своих взглядов. И вообще живой лучше мертвого уже потому, что живой может измениться. Но Марцинкевич никак не представляется мне экспертом ни в плане русской истории, ни в плане Понасенкова. Что касается Понасенкова, это талантливый спорный человек. Я во многом могу с ним не соглашаться, но что он человек отважный, отрицать не могу.

«Остается ли актуальным мнение Чаадаева, что исторический путь России пространственный, тогда как западный связан со временем, идеями и ценностями? Не потому ли англосаксы, сочетая пространственный путь в технологическим, оказались самыми продвинутыми?».

Понимаете, Чаадаев говорил не совсем об этом. И вообще нужно прочесть не одно, не только первое «философическое письмо», а все. Их там, по-моему, 8. Хотя я могу ошибаться — у меня сейчас нет времени посмотреть. В любом случае, Чаадаев имел довольно сложные взгляды на миссию России, на ее будущее, и пространством ее далеко не ограничивал.

Что касается ценностей, это старый, еще римский взгляд, выраженный, по-моему, еще в 9-й песне «Энеаиды»: «Ты же, о римлянин, рожден править ценностями и учить людей, приносить племенам правила и принципы». На самом деле это римский взгляд. Как сказано у Кушнера, «и на секунду, если не орлиный, то римский взгляд на мир я уловил». Это римский взгляд.

Россия на самом деле, мне кажется, имеет иную миссию. Ее функция в мире — такой улавливающий тупик. Самые опасные идеи, приходя в нее, гибнут. Наверное, жить в такой стране не очень приятно, но ее миссия, тем не менее, такова — служить могилой самых опасных тенденций, как-то всасывать их, абсорбировать и обезвреживать.

Д.Быков: Я не исчерпываюсь тем, что я наполовину еврей, наполовину русский, москвич и так далее

Те, кому не нравится эта миссия, или кому в ней трудно жить, наверное, могут выбрать какую-то более динамичную часть мира. Если принять такой антропный, эпштейновский взгляд на мир, рассматривать Землю как единый могучий организм, то Россия в этом организме, наверное, спина, спинной хребет. Она должна быть неподвижна. Кому хочется подвижности, могут переехать в какие-то другие части света.

«Как долго великий русский народ будет заимствовать жизненный опыт у маленького еврейского народа?». Нет, это вы, конечно, упрощаете ситуацию. Поскольку всякая аналогия не столько упрощает, сколько уплощает. Но вы правы в одном: некоторая зависть, которая присутствует в русской идее, ей сильно вредит.

Это такое желание быть евреем. Вот эта вечная закомплексованность у многих авторов — у Цымбурского, у Крылова: что евреи так спаяны, а мы не так спаяны. Может быть, эта спаянность и характерна как раз для малых народов. Может быть, как раз цветущая сложность не нуждается в такой железной, механистической солидарности — что вот если ты еврей, то я буду тебе помогать в любом случае, потому что я тоже еврей.

Мне такая идея не очень нравится. Мне кажется, что национальность вообще не всё определяет в человеческом облике. Чем больше человек свободен от этого детерминизма, чем меньше он подавлен вот этой принадлежностью к этносу, тем он сложнее и интереснее.

Я не исчерпываюсь тем, что я наполовину еврей, наполовину русский, москвич и так далее. Все имманентности довольно скучны. Поэтому я не считал бы нужным, не считал бы престижным, правильным, прогрессивным в такой степени зависеть от своей национальной идентичности. Мне кажется, что чем дальше русские будут от этой матрицы, тем они будут любопытнее.

«Каков ваш прогноз: что будет с Россией и режимом, когда начнется новая «гонка на лафетах»?». Задолго до «гонки на лафета»х режим будет изменен, переформатировае. Поверьте мне.

«Расскажите о тех методах, которые позволяют вам в плохую погоду чувствовать себя на 24, а в хорошую на 15?». Знаете, да, это цитата из меня. Приятно. Я занят тем, что до сих пор пытаюсь как-то выразить себя, пытаюсь найти какие-то способы самовыражения. А это занятие, не позволяющее стареть.

Слава Богу, вокруг меня люди, которые мне помогают. Я не очень озабочен бытом, не очень думаю о нем. Не много думаю о болезнях. При этом я, слава Богу, достаточно здоров физически. Поэтому те вещи, которые старят — быт, жадность, хвори, корысть, разнообразные карьерные соображения — меня это не очень занимает. Я как-то позволяю себе прыгать и порхать, и это меня сохраняет.

«Своим любимым фильмом Артемий Троицкий назвал абсурдистскую трагикомедию «Барабаниада» Овчарова. Любите ли вы Овчарова, помните ли этот фильм?». «Барабаниаду» я считаю шедевром. И это единственный фильм, о котором в этом году нет никаких разговоров. Это очень точная, смешная и вообще прелестная картина. Сергей Овчаров мне кажется гениальным режиссером. И «Оно», и «Сад»… Да, вот мне, кстати, присутствующие здесь зрители, которые еще не разошлись после «Дилетантских чтений», передают свою солидарность.

«Как вы относитесь к фигуре Леонида Каннегисера? Нравятся ли вам его стихи, посвященные Есенину?». Стихи его плохие. Главная заслуга Каннегисера в истории литературы и вообще в истории — это убийство Урицкого, который, впрочем, был сравнительным вегетарианцем на фоне остальных больших большевизанов и большевиков.

Д.Быков: Я как-то позволяю себе прыгать и порхать, и это меня сохраняет

Я считаю, что Каннегисер — несчастный, заблуждавшийся мальчик, но трогательный, по-своему мужественный. Может быть, героический, но, по-моему, глупый и несформировавшийся. Это не его проблема. Он не успел ничего сделать. Он именно такой гумилевец, но при этом не успевший побыть конкистадором. Трагическая судьба, как и почти у всех молодых петербургских литераторов.

А если бы он выжил, если бы он не сделал этого? Он бы умер в блокаду почти наверняка. Не было хороших вариантов судьбы у этих людей, у этого поколения. Я не знаю, куда надо было бежать. Может быть, в Африку. Но Каннегисер — понимаете, он не был талантливым поэтом. Как мне кажется, он был таким героем действием, романтическим персонажем. И его ужасно жалко, конечно. Самое ужасное, что Урицкого тоже жалко.

«В прошлом эфире вы пламенно поздравляли Веллера. Ко многим пожеланиям хочется присоединиться, но говорить о высоких моральных качествах на том самом месте, с которого был брошен пресловутый стакан — это всё же too much. Если бы этот стакан был брошен не в Бычкову, а в вас, повлияло бы это на ваше мнение о человеке?».

Понимаете, Веллера, простите за каламбур, нельзя исчерпать этим стаканом. Да и вообще стаканом Веллер не исчерпывается. Веллер — первоклассный писатель. История его отношений с Бычковой долга и, в общем, разнообразна. И с «Эхом» тоже. И, опять-таки, не сводится к бросанию стакана. Сорваться может любой. Это частое явление.

Если бы Веллер бросил стакан в меня, я бы как-нибудь с этим смирился. Хотя относительно наших отношений мне его абсолютно не в чем упрекнуть. Он всегда был безупречно корректен, доброжелателен. А несколько раз он меня просто спас.

Понимаете, на ваш вопрос я могу вам ответить таким часто уже цитировавшимся в этой программе моим диалогом со Славоем Жижеком. Жижек написал книгу «13 уроков у Ленина». Я его в интервью спросил: «Неужели вы не понимаете, что Ленин вас расстрелял бы первым?». На что он ответил: «Такие мелочи не могут смущать философа». Ну подумаешь, бросил бы он в меня стакан. Ну и я бы в него что-нибудь бросил. И обошлось бы. Почему-то в меня он никогда стакан не бросал. Вот как-то так получилось.

«С каких альбомов Щербакова лучше начать знакомство с ним?». Понимаете, у меня всегда было ощущение, что нужно знакомиться с творчеством автора в хронологической последовательности. Ранний Щербаков невероятно привлекателен, обаятелен и как-то совсем не сопротивляется читательской, зрительской и слушательской любви. А более позднего Щербакова нужно, конечно, слушать уже более или менее понимая его систему ценностей, его образную систему и вообще его поэтику.

«Соболезнования в связи с уходом Нины Шацкой. Расскажите о ней». Нина (для меня она и была Нина, как Леонид Алексеевич Филатов был для меня Лёня) была для меня довольно близким другом. Пока он был жив, я часто у них бывал. Она была великолепная актриса, ослепительная красавица, Таганская Маргарита. Но не это меня в ней пленяло. Пленяла меня в ней ее совершенно невероятная, такая лебединая верность, преданность ему. И конечно, после ухода Филатова это была уже не жизнь.

Знаете, есть такая точка зрения, довольно идиотская, распространяемая обычно людьми, которые понятия не имеют об артистах, о режиссерах, о писателях. Такая точка зрения, что богемная жизнь не предполагает верности. Что богемная жизнь это такая легкость отношения к базовым вещам. Вот Нина Шацкая — неслучайно, что ее сын стал священником. У нее было какое-то совершенно истовое, какое-то, не побоюсь этого слова, сакральное, святое отношение к мужу.

Филатов достался ей нелегко. Они же, как Мастер с Маргаритой, как Булгаков с Еленой Сергеевной, дали слово год не общаться. Но потом оказалось, что это сильнее, чем они, и она к нему ушла. И это была удивительная пара. Красивые, необычайно талантливые, умные, с полуслова друг друга понимавшие.

Шацкая была умна, что называется, от живота. Она понимала его стихи, как никто, и вообще его понимала, как никто. Тем более, что Лёня — он же был, понимаете, при всей своей язвительности, как он сам сформулировал, злой и добрый. Он был, конечно, злой в том смысле, что он умел изловчиться и ударить. Он умел отомстить, он умел понять чужую слабость и на ней сыграть. Но он был невероятно добрым в том смысле, что максимум его требований был обращен на себя.

Д.Быков: Главная программа современной российской власти — это удержаться наверху, а там трава не расти

И вот Нина была в этом ему равна. Мало того, что она тоже была невероятно пластичная, невероятно гибкая актриса, очень точно умевшая найти интонацию. Но она была еще и человек абсолютной женской преданности, невероятной доброты и святости. И найдя свой идеал, она уже не отступала от него ни шагу, ни слова.

Они никогда не ссорились, как и Булгаков с Еленой Сергеевной. При том, что они были сложные люди. Они идеально друг друга понимали. И в том, что Филатов после инсульта, после почечной недостаточности… У него была так называемая злокачественная почечная гипертония — это болезнь, при которой смертность составляет очень высокий процент. Его вытащили, конечно, понятное дело, Ярмольник, Адабашьян, друзья. Но его вытащила Нина. Вытащила своей безумной энергией.

Я ненавижу слово «энергетика», но своей любовью она его тащила 10 последних лет, когда он так болел и когда он начал уже восстанавливаться, начал опять выходить на сцену после трансплантации почки. Если бы не пневмония, он жил бы еще долго. Конечно, Нина вытащила его. И львиная доля ее сил ушла на него.

И при этом Филатов страшно гордился, что она к нему ушла. Он говорил в интервью. Я его спросил: «Лёня, о чем я, собственно, вас не спросил? О чем бы вы хотели поговорить?». Он говорит: «А я удивляюсь, почему вы ничего не спросили про Нину. Ведь это же мой самый громкий роман, роман на всю жизнь. Вообще Нина — самое интересное, что было в моей жизни».

Действительно, это была такая удивительная, трудно доставшаяся, трудно победившая любовь, что он не переставал этим гордиться. Большой молодец был Филатов. Но Филатов был вообще человек невероятного таланта. Кстати, многие правы, сейчас его вспоминают: конечно, он был прежде всего не пишущий актер, а иногда играющий в театре поэт. Поэт совершенно удивительного класса.

Я считаю, что они, конечно, должны лежать вместе. И надо как-то собрать денег, чтобы на Ваганьково сумели демонтировать его монумент и захоронить там Нину. Потому что разлучать их, по-моему, после того, как они и так прожили в разлуке первую половину жизни — мне кажется, это совершенно неосновательно.

«Если стихотворение превратилось в песню, как избавиться от музыки, навязанной композитором? Например, в стихах из «Иронии судьбы»». Знаете, уже никак не оторвешь стихи из «Иронии судьбы» от музыки Таривердиева. «И никого не будет в доме» мы будем петь на эту музыку.

Это даже не касается отдельных стихов. Просто, понимаете, иногда композитору, особенно если этот композитор — бард, чувствующий стихи по определению, удается подобрать на конкретный метр такую мелодию, что от нее уже не избавишься. Вот я всё равно всегда буду петь про себя «Золотистого меда струя из бутылки текла» на мотив «О Володе Высоцком я песню придумать хотел». Ничего не сделаешь — Окуджава для большинства своих размеров нашел абсолютную музыку.

Я понимаю, что это, в общем, не так, что это скорее вредно. Ну от этого не абстрагируешься. И хорошая песня, хорошее словесно-музыкальное единство — это такая же нерасторжимая вещь, как иногда, скажем, песня и видеоряд, или как пьеса и ее трактовка. Уже никуда не деться от интонации Высоцкого в монологе Хлопуши. Хотя он считал, что копирует интонации Есенина.

Вопрос про Дяченок, про «Мир ведьмы»: «Является ли путь добра, который выберут новые ведьмы, путем соглашательства с новыми инквизиторами ради самосохранения?». Нет, совсем нет! Напротив, новые ведьмы научатся ускользать от новых инквизиторов, чувствовать новых инквизиторов. Они сумеют быть отдельными от них.

Я думаю, что следующее поколение ведьм будет просто недосягаемо для инквизиторов. Задача заключается не в том, чтобы помириться, и не в том, чтобы победить, и не в том, чтобы выработать какое-то единение, какие-то компромиссы — нет. Задача заключается всего лишь в том, чтобы научиться быть невидимыми для них.

И я уверен, что если Марина и Сережа заново обратятся к этому миру, они изобразят мир, в котором ведьмы отдельно, а инквизиторы отдельно. Это наше будущее. Наше будущее не в том, чтобы сталкиваться, а в том, чтобы, как сказал Валерий Попов, проходить между прутьями.

«Кто вам больше нравится Павел Мейлахс или Петр Мейлахс?». Так вот счастливо получилось, что у Александра Мелихова оба сына пишут прозу — Павел и Петр. Я дружу с обоими. Как вам сказать? Выбрать, так обидишь. Проза Павла Мелихова более элегична, более рассудительна, может быть, более исповедальна. Проза Петра гораздо веселее и динамичнее. Я не могу сказать, что мне больше нравится кто-то из них.

Д.Быков: Главная задача любой диктатуры — сделать так, чтобы талант, ум, способности ничего не значили

Кстати, тут интересный случай, когда Саша Мелихов… Я уж могу его так называть — хотя он старше меня на 20 лет, но мы давно дружим. Проза Саши Мелехова — это такие мелиховские горки, такие беспрерывные горки, скольжения по парадоксам, по рискованным сравнениям. Стиль у него очень плотный, напряженный. Каждая страница содержит массу идей. И вот он как-то идеально разлегся пополам, как говорят про карточную масть в преферансе, как-то поделился между своими сыновьями. Вся парадоксальность и злоба — ну, не злоба, а, скажем так, энергия отрицания досталась Пете. А вся и элегичность, тоска, лирика досталась Паше.

Что мне больше нравится? В разных вариантах нравятся разное. Во всяком случае, мне нравится, что из одного хорошего писателя вот так неожиданно проросли два совершенно новых автора. Я бы очень желал, чтобы мои дети при всех трудностях, которые выпали мелиховским, столь же наследовали лучшему во мне. Но получится ли это, я не знаю.

Тут чрезвычайно интересный вопрос про Чехова и Метерлинка. Но на него я отвечу уже после новостей.

НОВОСТИ.
РЕКЛАМА.

Д. Быков― Так, если я правильно понимаю, мы можем продолжать. Тут, понимаете, проблема в том, что когда я не в студии «Эха», когда я в любимой «Гельвеции» у Юниса, в нашей петербургской эфирной студии, я просто не вижу себя. У меня здесь нет видеотрансляции — у вас, кстати, тоже. Поэтому я не всегда понимаю, когда вступать. Но вроде так всё работает.

Значит, предложений по лекциям пока равное количество по Авербаху и по научному роману.

«Как можно спасти создателя «NEXTы»?». Да видите ли, если захотеть, то можно. Есть масса способов коллективного давления на обезумевшего диктатора. Конечно, ключевая роль принадлежит России. Но судя по тому, что Россия как-то пока не желает помогать бойкоту, не желает помогать самолетам, обитающим Беларусь, не желает их принимать, она, к сожалению, следует моему прогнозу, а именно поддерживает любого диктатора, который цепляется за власть.

Действительно, главная программа современной российской власти — это удержаться наверху, а там трава не расти. Соответственно ведут себя и любые диктаторы, которые ради сохранения режима личного диктата готовы угробить экономику, население, будущее — неважно.

Но если захотеть, то можно оказать должное давление, потому что диктатуры сейчас представлены в мире меньшинством, и меньшинством довольно жалким. Просто поразительная наглость этих людей, их поразительная готовность обнулить мир… Обнуление — это их главный термин: обнулить мир, обнулить смысл, обнулить историю. Вот, собственно, главная задача любой диктатуры — сделать так, чтобы слово ничего не значило, чтобы талант, ум, способности ничего не значили. Сделать так, чтобы возобладала мораль гопника.

Это, понятное дело, очень безрадостная ситуация. Пока мир не научился ей ничего противопоставлять. Но он научится, не думайте. Любой скрипач, которого гробят гопники во дворе, вырастает и реализуется. Так примерно и здесь.

Если захотеть, то и Протасевича, и Сапегу можно вытащить, можно спасти. Во всяком случае, можно гарантировать им жизнь, а если захотеть, то и свободу. Вопрос, захотят ли. Вопрос, научатся ли когда-нибудь эти прекраснодушные европейцы как-то понимать, что это не Протасевича держат в тюрьме, и не Сапегу, а это им, что называется, проводят по губам понятно чем. Вот это хотелось бы как-то им внушить.

«В этом году Нижний Новгород отмечает 800-летие. Расскажите о ваших отношениях с этим городом». Я в этом городе снимал вместе с Давидом Ройтбергом фильм о Горьком для Ленинградского телевидения. Часто выступал в этом городе со стихами. Люблю этот город, люблю его людей.

Но при этом меня всегда настораживает тайная жестокость, скрытая жестокость, живущая в нем, которую и Горький хорошо чувствовал, и о ней написал. Купеческий, богатый, сильные город, русское Чикаго со всеми плюсами и минусами Чикаго. Приезжать туда всё равно очень люблю.

«Как по-вашему, почему Капоте особенно любим на Юге?». Потому что готика, иррациональность. Потому что готическое мировоззрение для юга характерно. «Мир лежит во зле».

«Есть ли в «Других голосах» отзвуки чеховского?». На уровне фактуры, на уровне мастерства — нет. А на уровне мировоззрения, вот этого ощущения, что мир действительно лежит во зле или, по крайней мере, что и до, и после рождения нас ожидает тьма — да, наверное.

Д.Быков: Если захотеть, то и Протасевича, и Сапегу можно вытащить, можно спасти

«Только что пришла новость, что миллионер Цепкало предложил силовикам Белоруссии 11 млн. евро за арест Лукашенко. Мне кажется, скорее силовики арестуют самого Цепкало. Что думаете вы по этому поводу?». Я думаю, что пытаться вбить клин между диктатором и его силовиками — довольно безнадежное занятие. Потому что он им психологически свой. Он им родной. Точно так же, как пытаться с помощью санкций вбить клин между народом, захваченным диктатурой, и властью.

Любые санкции до какого-то момента, до падения власти будут только сплачивать народ вокруг диктатора. Я могу вам объяснить, почему это происходит. Я много раз об этом говорил. Простите, приходится ссылаться, но если мы сделали уже почти 400 выпусков, то естественно, что иной раз в чем-то и повторишься. Я ведь тот же самый.

Проблема в одном. Пропасть между, допустим, Россией и всем остальным миром гораздо больше, чем пропасть между российской властью и российским населением. Поэтому в критических ситуациях население всегда будет сплачиваться с властью. Это элементарный «стокгольмский синдром».

Точно так же, как пропасть между, допустим, Белоруссией и остальным миром гораздо больше, чем пропасть между Лукашенко и его силовиками. Конечно, она есть, эта пропасть, она никуда не денется. Но прочий мир всё равно гораздо более отделен, гораздо более принципиально непостижим для человека, прожившего последние 30 лет в Белоруссии.

Но дело в том, что ведь «стокгольмский синдром» — понимаете, на чем он основан? Заложники и террористы вместе пережили тот опыт, который освободителям одинаково непонятен. Или, иными словами, грех себя цитировать, но «палач и жертва знают одно — в этом они равны». У них есть тот общий опыт, который непостижим для соседа, или для партнера, или для любого освободителя. Поэтому, естественно, в момент штурма они объединяются против спасителя.

Это как в замечательном «Апокалипсисе» Мела Гибсона: жреца и заложника объединяет то, что они принадлежат к одной культуре, а Кортес и его публика принадлежат к культуре другой. Поэтому люблю я или не люблю Мела Гибсона, но «Апокалипсис» касается одной из фундаментальных проблем человеческого сообщества.

Поэтому никаких силовиков нельзя подкупить, чтобы они арестовали диктатора. Диктатор и силовики одной крови, а так называемые европейские освободители — другой. И ничего вы не сделаете с этим. Свой — грязный, вонючий, отвратительный, бесчеловечный, но свой — всё равно ближе, чем доброжелательный, с чистыми зубами чужой.

«Вам не раз доводилось отвечать на вопрос, как добиться взаимности у любимой девушки. А как вообще эту девушку встретить?». Знаете, главная проблема, как сказал однажды один знаменитый буддист, не в том, что ваши желания не исполняются, а в том, что вы не знаете своих желаний, не знаете, чего хотите.

Если вы четко знаете, чего вы хотите, встреча со своей девушкой — это вопрос довольно небольшого времени. Потому что, во-первых, вселенная непостижимым образом отзывается на наши желания. Во-вторых, знаете, именно в Питере мне хочется вспомнить стихи Геннадия Григорьева с рефреном «Как бы я с этой женщиной жил», где сказано:

И теперь, наконец, наяву,
Не во сне, наконец, а на деле,
Как я с женщиной этой живу?
Да как сволочь — глаза б не глядели.

Понимаете, проблема заключается в том, чтобы быть готовым к исполнению вашего желания. Знаете, «от исполненных молитв проливается больше слез, чем от неуслышанных». Это сказала Тереза Авильская. Точно так же, как и «Бойтесь ваших желаний — они сбываются».

Хорошо, ну вот вы встретите девушку вашей мечты. А делать с ней вы что будете? Понимаете, с ней же надо жить как-то. Надо ей что-то предложить. Надо ей показать те перспективы, чтобы она не заскучала, не затосковала, не прокляла момент встречи с вами. Поэтому когда будете готовы, тогда и встретите.

«Возможно, мой вопрос покажется вам неумным». Ну почему же? «Если нравятся Лермонтов, Тургенев, Пастернак, Гессе, Фромм, Керуак, Стейнбек, что их объединяет?». Нонконформизм. Кроме Пастернака, который в своем нонконформизме видел скорее проблему, чем заслугу.

«Знакомы ли вы шоу «Что было дальше», и что о нем думаете?». Нет, не знаком. Я, к сожалению, этого не смотрю.

«Большое удовольствие перечитывать «Квартал». Спасибо!». Спасибо вам! «Квартал» — моя любимая книга из моих.

«В чем вы видите минусы и провалы системы ЕГЭ? Останется ли этот экзамен надолго в России?». ЕГЭ плох только одним: исчезает культура устной речи, культура доказательств. Понимаете, в России начетнические знания, способность ответить на тест никогда не была доминирующей. В России важно уметь доказывать свою правоту, уметь говорить, уметь формулировать.

Потому что Россия — страна вербальной культуры по преимуществу. Не визуальной, не юридической, не фактологической, а именно вербальной. В России речь всегда была таким способом, если угодно, позиционировать себя, способом доказывать свое гражданственное мужество. Поэтому мне кажется, что ЕГЭ, демонстрируя именно уровень знаний, но не уровень понимания как-то несколько уплощает, опять-таки, жизнь. Думаю, что ненадолго. В исторической перспективе, впрочем, всё ненадолго.

Д.Быков: Любые санкции до какого-то момента, до падения власти будут только сплачивать народ вокруг диктатора

«Вы предсказывали, что власть доведет всё до абсурда и выстрелит себе в обе ноги. Можно ли считать ситуацию с самолетом в Белоруссии таким «черным лебедем»?». Нет, еще нельзя. Ситуация с «черным лебедем» в Белоруссии еще впереди.

Понимаете, вообще то, что человек уровня, класса, типа Лукашенко в Белоруссии до сих пор остается у власти, можно объяснить только очень низкой резистентностью народа, высочайшей степенью его покорности и тотальной поддержкой России.

В принципе, Лукашенко, особенно если учесть уровень тех фейков, которые сейчас запускаются им, и той жестокости, которую он демонстрирует — это, конечно, самоубийца, объективно говоря. Но, видите ли, что очень раздражает население? И не просто раздражает, а я бы рискнул сказать, что развращает.

Понимаете, почему я любил раннего Кабакова? Например, «Подход Кристаповича». У него там довольно убедительно было показано, что да, сопротивление злу иногда приводит к катастрофическим результатам, к опасным результатам. Но сопротивление злу всё-таки, при всех его минусах, не так опасно, как покорность. Потому что покорность развращает и приводит к состоянию полной гнили. Зрелище наглого, безнаказанного, торжествующего зла гораздо аморальнее, чем любое сопротивление. Вот за эту мысль я Кабакова очень любил.

За 30 лет (скоро уже 30 лет), что Лукашенко правит Белоруссией, он развратил страну до предела именно зрелищем безнаказанных убийств, безнаказанного невежества, безнаказанного хамства. Вообще зло, которое на глазах у страны, на глазах у мира торжествует, внушает страшную мысль о том, что так и надо, что так теперь и будет. Пока Дракон без Ланцелота, в отсутствие Ланцелота управляет всеми этими эльзами, шарлеманями и бургомистрами, он внушает им, что на него нет никакой силы и что, может быть, и нет никакого добра. И что, может быть, так и надо.

Понимаете, возникает такая поэтика «так и надо», поэтика скорбного, довольно лицемерного, фарисейского, но всё-таки примирения. «Это у нас судьба такая». «Это уж нам, верно, так на роду написано». Но это примиренчество — самое страшное. Потому что когда насилуют детей, и приговаривают: «Это уже, верно, так и надо», «Это вырабатывает кротость», «Да нам надо не протестовать, а у себя в домах убираться» (ну, такая поэтика «Вех») — это растление. Грубейшее, жесточайшее растление.

Вот сегодня Дымарский тоже меня спрашивает: «Вы говорите: великая культура не созидается под звон тюремных ключей. А как же послереволюционная российская реальность?». Так российская реальность после революции как раз и была опровержением диктатуры. Она была на самом деле разрушением монархической системы. «Сегодня рушится тысячелетнее «Прежде»…».

В 20―е годы при всех их минусах, при всем их железном военном коммунизме, продразверстке, концлагерях и прочих мерзостях, она, по крайней мере, возникла после крушения чудовищно глупой, чудовищно устаревшей, чудовищно проворовавшейся, насквозь гнилой диктатуры, насквозь гнилой автократии. Со смертными казнями, с измывательствами, с идиотским милитаризмом. Всё это кончилось. И после этого настала пусть недолгая, пусть иллюзорная, но всё-таки свобода.

У нас не была разрушена Бастилия — своя Бастилия осталась, и, более того, новые Бастилии начали строиться. Но, тем не менее, русская революция всё-таки вдохновлялась идеей о том, что предельное, дошедшее до абсурда зло будет наказано. А долго терпеть его, вечно жить в ощущении, что нам так и надо, что мы ничего другого не заслуживаем, и что это и есть наша историческая судьба — большего растления трудно представить себе.

А когда это вбивают в голову детям, то это еще и растление малолетних. Особенно когда всеми силами пропагандируется идея, что главной целью России было создание государства. Государство, вот эта угнетающая, насилующая, лгущая машина является якобы главным историческим итогом развития российского населения.

Мы давно привыкли к Александру Проханову как к такому милому фрику. Но ведь вещи, которые он говорит, абсолютно античеловечны. Не надо уж к Проханову так легко-то относиться. То, что он вещает — это на самом деле совершенно неприкрытая мерзость. И очень многие люди, кстати, готовы уже ему поверить. Безнаказанная мерзость начинает внушать людям чудовищную мысль о том, что их страна ничего другого не заслуживает. Если вы так думаете — ради Бога. Но зачем же, собственно, другим-то это внушать?

«Что вы можете сказать о сказках Евгения Пермяка?». Ну, «Терра-Ферро» на меня когда-то производила очень большое впечатление. Тем более она была хорошо издана. Сказки Евгения Пермяка — это продолжение уральского мифа. Такой промышленный миф. Конечно, не того качества, что Бажов, но Евгений Пермяк — хороший уральский писатель.

Д.Быков: Пропасть между Россией и остальным миром гораздо больше, чем пропасть между российской властью и населением

«Как вы думаете, есть ли душа у собак? Те, что жили у меня, точно имели». Есть такая версия, что хозяева могут наделить собак бессмертной душой. Какое-то подобие души у собак есть. Есть ли у комаров, не знаю, но у собак, думаю, есть. Некоторые собаки лучше людей.

«Какая книга, кроме Библии, поможет поверить в Бога?». «Иисус Неизвестный» Мережковского. Оно вводит в то состояние, в котором огненная сущность христианства становится понятна. Современники Мережковского считали его книжником, ничего в нем не понимали. Он сложный, умный писатель, довольно тонкий. Я думаю, что понимание Мережковского у нас еще впереди.

Ну и, конечно, исповедь блаженного Августина. Если человек не понимает исповеди Августина, он вряд ли готов к пониманию христианства. Потом, очень много христианской поэзии. Вот, кстати говоря, «История моих бедствий» Абеляра — нет, она не приближает к христианству. Мне кажется, что эта книга слишком эгоцентрична. А вот переписка Элоизы с Абеляром, в особенности письма Элоизы — да, конечно.

«Можно ли будет увидеть вас на салоне?». Нет, я уже там свое отговорил.

Спрашивают меня об одном поэте. Я очень плохо отношусь к этому поэту, и вообще еще как-то не люблю мужского кокетства и не люблю мужского сплетничества. Именно поэтому называть этого поэта не буду.

«Вы сказали, что испытываете недоверие к суровым мужикам, которые притворяются романтичными и сентиментальными. Но уверяю вас, такое сочетание бывает». Да, бывает. Спасибо, я тоже, в общем, понимаю, что бывает. Но оно немножко отдает дурновкусием.

Понимаете, сентиментальный человек, который педалирует свою брутальность, а особенно брутальный человек, который настаивает на своей сентиментальности — мне всегда вспоминается… Я часто цитирую Матвееву, потому что она очень афористична:

Не лучше и тогда, когда в железе строчек
Лежит нетающего сахара кусочек.
Железо в сахаре — не лучший вариант.
Я, в общем, тоже называю это железом в сахаре.

«Как вы относитесь к людям, которые живут вне политики, заняты своим делом, полагают, что в мире много несправедливости, но дело важнее?». Мирон, когда совесть заменяется профессионализмом, это классическая ситуация фаустианства. Ситуация мира, который впал во власть дьявола. Это хорошо не кончается. Есть очень много таких людей — пошлых фарисеев, пошлейших. Это еще терпимо в условиях автократии. Но в условиях диктатуры это уже смешно.

Ну и очень пошло, когда человек говорит: «Да мало ли — кушаем нормально, есть что покушать (они почему-то очень любят слово «кушать»), денюжка есть» (они почему-то очень любят слово «денюжка», особенно через «ш»). O, это так омерзительно! «Ну и чего нам лезть? Нам же неплохо. А когда Россия жила лучше? Если сравнить, так всегда бывало хуже». У них на глазах ребенка насилуют, а он ходит вокруг этого ребенка: «Да ладно, денюшка есть, кушаем, какаем — всё хорошо».

Это омерзительно. И люди, которые отделываются «теорией малых дел» — это приемлемо в условиях такой мягкой диктатуры. Но в условиях абсурда, который нарастает, в условиях запрета на элементарные вещи это просто подлость. Нормальная подлость, и надо так и говорить. «А я вот работаю, я делаю свое маленькое дельце, холю свое маленькое тельце» — ну и сиди с ним.

«Нет места убеждениям в мире, где с тобой могут сделать всё, что угодно». Да, вы правы. Ну а кто виноват, что с вами могут сделать всё, что угодно? С вами могут сделать только то, что вы позволяете с вами сделать. Вот и всё.

«Когда детям можно начинать читать Джозефа Конрада?». Я думаю, такие вещи, как «Сердце Тьмы» — лет с 15-ти. А такие вещи, как «Тайфун» — лет с 11-ти. Конрад — он как Грин. Это два поляка, два моряка. Один Гриневский, другой Корженевский. Грина надо читать лет с 8-12 и Конрада лет с 12. «Лорд Джим», я думаю, идеальная детская книга, подростковая. Я вообще Конрада очень люблю.

«Отравление Навального, захват в заложники его и тысяч других несчастных людей просто за то, что они люди — это форменное издевательство. Ничтожества стряпают безумные законы, затыкают рты, арестовывают, сажают самолеты и убивают. Когда уже все поймут, что эта власть объявила войну своему народу?». Да они всё поняли. Они просто считают, что народ не заслуживает другой власти и любит эту власть.

Это ненадолго. Я продолжаю утверждать, что это ненадолго. Или деградация народа, деградация социума станет просто необратимой. Ну и тогда «рода, обреченные на сто лет одиночества, вторично не появляются на земле». Знаете, ведь неслучайно сначала написаны «Сто лет одиночества», а потом «Осень патриарха».

Про Нину Шацкую сказал. Авербах — хорошо, поговорим об Авербахе.

Д.Быков: Никаких силовиков нельзя подкупить, чтобы они арестовали диктатора

«Знакомы ли вы с критиком Юрием Павловым?». Впервые слышу. Господи, сколько удивительных людей и вещей, о которых я ничего не знаю!

«Ваше мнение о Льве Шестове, забытом, но актуальном». Понимаете, Лев Шестов не только не забыт. Лев Шестов — один из самых актуальных философов нашего времени. Его книга «Только для не боящихся головокружений», его «Апофеоз беспочвенности» считаются основой русского экзистенциализма. Хотя что такое русский экзистенциализм, я до сих пор сформулировать не могу.

Но Шестов, безусловно, один из замечательных парадоксальных мыслителей. Просто меня немножко смущает, что разрушая чужие системы, он ревностно оберегает свою. И мне кажется, что Шестов прежде всего замечательный писатель. Как и большинство русских философов, мыслителей, он прежде всего виртуозный публицист, а иногда просто замечательный автор лирических монологов почти уровня Достоевского. Шестов вообще человек чрезвычайно яркий. Но это не ученый. Собственно говоря, философия, как мы знаем, никогда и не была в России строгой наукой.

«Близится день рождения моей бывшей девушки, с которой в канун Нового года мы расстались глупо и некрасиво, наговорив друг другу гадости. Как достичь пушкинского великодушия типа «Я вас любил»? Понимаю, что невозможно склеить разбитую вазу, но не хотелось бы казаться ей плохим человеком. Что можно сказать если не в свое оправдание, то хотя бы для какой-то реабилитации?». Видите ли, Дима, это, к сожалению, сугубо индивидуальная штука, и вам самому решать. Но я продолжаю настаивать на том, что склеенного не воротишь, и после первого разрыва бессмысленно к чему-то возвращаться.

Бывают такие пары, которые по 20 лет сбегаются-разбегаются и находят в этом удовольствие. Но мне кажется, это такой способ извлечь эмоцию. Вам не девушка важна, а те эмоции, которые она позволяет это ощутить. Может быть, те стихи, которые она вам позволяет написать. Сама же девочка является для вас, в общем, не более, чем предлогом.

Ты не хранишь и пары строк
В мозгу убогом.
Твой идеал — давать толчок,
Служить предлогом.

Не вспоминая этих ног
И этой пасти,
Он не напишет восемь строк
О свойствах страсти.

Мне кажется, это такое довольно эгоистическое и слишком творческое отношение к женщине. Потом, если вы расстались, наговорив друг другу гадостей, реабилитировать себя в собственных глазах вы можете скорее всего тем, что это любовь.

Любовь очень редко выражается в таком тайном доброжелательстве. «Я вас любил так искренно, так нежно, как дай вам Бог любимой быть другим» — у Пушкина это, мне кажется, скорее элегантная формула прощания, но вовсе не прощание как таковое.

Когда он любил по-настоящему и страдал по-настоящему, то это такие стихи, как «Сожженное письмо», где «Но если…» — финальная оборванная строчка. Как сказал Белинский, «здесь весь пыл в душе оскорбленного африканца». Ну, там, может, не африканца, но оскорбленного ревнивица.

Вот «Сожженное письмо» — это любовь. «Но если…» — вот это гениальная формула. Пушкин в зените своего расцвета очень точно сформулировал. А «Я вас любил так искренно, так нежно» — это не очень-то я вас и любил. То есть в мирное расставание при сильной любви я не очень-то и верил. Расставание — это такой же праздник, скорбный праздник, как встреча, и он вряд ли может оказаться мирным. Если он мирный, значит, чувства уже в значительной степени изжиты, уже перестали быть другими.

«Общеизвестно, что Солженицын соотносил себя с Лермонтовым». Ну, это вам общеизвестно. Мне это, честно говоря, в новинку. Солженицын, как мне кажется, соотносил себя не с Лермонтовым, а вообще с таким архетипом гения. Скорее всего, в этом смысле с Пушкиным. Не могу найти между ними никаких сходств, кроме одного. Сказал же, собственно, Толстой, что Лермонтов пришел как власть имущий. Может быть, вот эта авторитарность дискурса была и в Солженицыне.

«Посоветуете ли вы читать большую прозу Андерсена?». Я, кроме «Гипнотизера», у него большую прозу не читал. Это талантливая проза, но сказки, конечно, гораздо ярче.

«Александр Проханов утверждает: России сегодня нужнее всего оборонные заводы и алтари. А что по-вашему сейчас нужнее всего России?». Видите ли, с точки зрения Проханова, Россия будет читать Проханова только при том условии, если в ней будет много оборонных заводов и алтарей. То есть если ее интеллектуальный уровень значительно понизится. Тогда Проханова можно принимать за писателя и за духовного вождя.

В принципе, России сегодня нужнее всего образование, культура и серьезный разговор о главных вещах. В этом смысле я солидарен с теми, кто считает, что сегодня у России есть уникальный шанс — многое передумать, переучредить, начать с нуля. В общем, серьезно переосмыслить мир. Катастрофическая ситуация — это всегда ситуация переосмысления и новой ответственности, новой серьезности.

А Проханов — это, мне кажется, досадное недоразумение, которое надо забыть. Причем такое юродствующее, пошлое, всё время выделывающееся недоразумение. Он был таким недоразумением уже в 1993 году, да, в общем, и в 1989. А сейчас это еще и устаревшее недоразумение. Я вообще не понимаю, кем надо быть, чтобы всерьез относиться к Проханову. Нет никакого Проханова. Забыли Проханова и дальше пошли.

Кстати говоря, Проханов — это, в общем, еще самый безобидный, самый безопасный из агрессивных славянофилов. Есть люди, мне кажется, гораздо более противные. Ему я иногда даже, грешным делом, немного сострадаю, потому что есть же более хитрые, менее простодушные.

Д.Быков: Лукашенко, если учесть уровень фейков, которые он запускает — это самоубийца

«У некоторых студентов к 4-му курсу пропадает драйв и мотивация. Что им посоветуете?». Сменить профессию. Если у тебя сменился интерес, затмились творческие способности — ну что, займись чем-нибудь другим. Тем, что тебя интересует. Жить-то тебе, в конце концов.

«Что вы думаете о творчестве Степана Писахова и Бориса Шергина?». Писахов не столько творец, сколько собиратель фольклора. Шергин, конечно, создатель. Человек, который, подобно Леониду Соловьеву с его стилизациями и, конечно, с его «Насреддином», не столько собирает фольклор, сколько собственную авторскую речь умудряется стилизовать под фольклор. Кстати, и Платонов времен своих поздних сказок делал то же самое. Конечно, «Волшебное кольцо» — это чистый Шергин. Шергин — гениальный писатель, мне так кажется.

«Как вы думаете, на что современный Коростышевский должен кодировать читателя? Ведь интернет сегодня недостаточен». Дело не в интернете. На что кодировать? «Хватит терпеть». Понимаете, вот только на это. Хватит терпеть. Коростышевский должен кодировать на это. Терпила — позорник. Терпела — предатель человеческого облика. Терпила — тварь.

Единственное, что достойно человека — это менять мир. Вот этот пафос ненависти к революции — дескать, надо смиряться, самоограничиваться — это в России всегда после поражения больших освободительных движений. Как было после «оттепели».

Вот правильно мне пишет один мой друг — спасибо ему, что слушает: «Если в доме завелись крысы, надо ставить крысоловки. Конечно, можно повесить плакат «Надоели, уходите!», но крысы не умеют читать». Да, справедливо, увы. Другое дело, что расстреливать крыс — это тоже не метод. Понимаете, надо грязь убирать в доме — тогда крысы не заведутся.

«Вы отказываетесь понимать, что наши соседи не желают России быть сильной и независимой. Игнорировать наличие иностранного вмешательства — та же крайность, что и ситуация осажденной крепости». Ну давайте я не буду вам лишний раз доказывать, что когда Россия была слабой и уязвимой, они ей как раз помогали. В 90-е годы они могли бы растащить ее, лишить ее всего, а они слали сюда гумпомощь. Предлагали свои, пусть неверные, рецепты спасения.

Вам нравится думать, что Россия одна, что не было ленд-лиза, что ей никто не помогал, что она всегда одна спасала мир. Что вокруг нее враги. Вам, наверное, и в жизни нравится все свои неудачи объяснять тем, что кругом враги, все вас ненавидят.

Оля, это такая очень удобная точка зрения. Кругом клевета, доносчики, вам все завидуют, а у вас так сложилось, что у вас есть вся таблица Менделеева в желудке, и вы действительно лучшая. А вас все не любят. И одиноки вы потому, что все кругом коварные завистницы и отбирают ваших мужчин.

В общем, есть такое правило, есть такая модель поведения. Она неопровержима. Невозможно найти аргументы, по которым она неправильная. Она эстетически непривлекательная. И потом, по делам их узнаете их. Понимаете, по результатам же видно. Человек, который уверен, что вокруг него враги и завистники, скорее всего, проживет одинокую жизнь и встретит одинокую старость. Вот и всё. А человек, который настроен на солидарность, на совместную работу — у него что-то получится.

Я ничего не могу возразить на вашу мировоззренческую позицию. Ну нравится вам думать, что они не позволят нам быть сильными… Как можно не позволить человеку быть сильным, если он сильный? Как можно не позволить реализоваться, если он гений? Ерунда это всё! Что это за разговоры: коварные враги не позволяют России стать сильной? Да если вы такая сильная, кто вам может что-то не позволить?

Почему вы всё время валите всё на английских шпионов, как у вас там ниже в письме? А ваши шпионы что — бездействуют? Почему против вас так сильны английские шпионы? Вы посмотрите на эту Британию — это же прыщ на карте! А вы первая по территории страна, самая могучая, самая великая. И лучшие радиослушатели в ней есть, Оля, такие как вы. Что же вы позволяете британским шпионам такое с собой делать? Если с вами всё время это делают, может быть, вы как-нибудь не так себя ведете?

«Как вы считаете, в произведении Кафки «Превращение» Грегор реально был жуком или он сошел с ума?». Какая разница? Ему так казалось. У него отношения с родственниками были такие, как если бы он был жуком.

«Ленинградская проза НРЗБ. Спасибо за наводку на «Скунскамеру»!». Миша, по многим вашим письмам до этого я успел убедиться, что литературного вкуса у вас нет. Но если вам понравилась «Скунскамера», то значит, Андрей Аствацатуров умудряется действовать даже на такого читателя, как вы.

«Спасибо за лекцию про Абеляра!». Спасибо вам! «Можно ли сказать, что философ — это Мастер, и любовь к нему тоже маргаритовская?». Вы совершенно правы, Олег. В этой ситуации философ выступает в функции Мастера. Тем более, что Абеляр всё время настаивает на своем профессиональном таланте, на своем профессионализме, на своей творческой уникальности. Да, наверное.

Д.Быков: России сегодня нужнее всего образование, культура и серьезный разговор о главных вещах

«Что из историй Щелкунчика и Крысолова есть в произведениях Роулинг?». Пока ничего. Потому что Крысолов — это первый фаустианский персонаж, первый мегапрофессионал. А в Хогвартсе профессионал один — это Дамблдор. Ну, может быть, Макгонагалл. Но там нет фаустианской темы, потому что это христологический сюжет. Может, она появится. Может, какие-то намеки на нее есть в истории Снейпа, но тоже не до конца.

«Сегодня 135 лет Ходасевичу. Можно ли что-нибудь почитать из него?». Знаете, я очень люблю Ходасевича и очень люблю его стихи, но как-то вот читать его у меня сегодня совершенно нет настроения. Тем более, что мои любимые… А вообще почему нет? Давайте почитаем. Я вообще у Ходасевича больше всего люблю стихи из «Тяжелой лиры». Но давайте прочитаем вторую балладу. У него две баллады. Первая — это «Сижу, освещаемый сверху».

Дело в том, что москвич Ходасевич состоялся в Питере. Именно в Питере промежуточном, голодном, нищем начала 20-х годов. И вот, наверное, Ходасевич, каким мы его знаем и любим — это Ходасевич времен романа с Берберовой, времен этого перелома, времен стихотворения, написанного уже позже, в Сарове «Эх, капитан». Но вот из «Европейской ночи» я больше всего люблю вот это:

Мне невозможно быть собой,
Мне хочется сойти с ума,
Когда с беременной женой
Идет безрукий в синема.

Мне лиру ангел подает,
Мне мир прозрачен, как стекло,
А он сейчас разинет рот
Пред идиотствами Шарло.

За что свой незаметный век
Влачит в ничтоженстве таком
Беззлобный, смирный человек
С опустошенным рукавом?

Мне хочется сойти с ума,
Когда с беременной женой
Безрукий прочь из синема
Идет по улице домой.

Ремянный бич я достаю
С протяжным окриком тогда
И ангелов наотмашь бью,
И ангелы сквозь провода

Взлетают в городскую высь.
Так с венетийских площадей
Пугливо голуби неслись
От ног возлюбенной моей.

Тогда, прилично шляпу сняв,
К безрукому я подхожу,
Тихонько трогаю рукав
И речь такую завожу:

«Пардон, мсье, когда в аду
За жизнь надменную мою
Я казнь достойную найду,
А вы с супругою в раю

Спокойно будете витать,
Юдоль земную созерцать,
Напевы дивные внимать,
Крылами белыми сиять,

Тогда с прохладнейших высот
Мне бросьте перышко одно:
Пускай снежинкой упадет
На грудь спаленную оно».

Стоит безрукий предо мной,
И улыбается слегка,
И удаляется с женой,
Не приподнявши котелка.

О чем это? Да о том, что когда вы начинаете каяться перед идиотами за то, что неправильно живете, идиоты, как правильно, не могут вас понять, как это ни печально.

«Никогда не слышал от вас отзывов о Дине Рубиной. Как вы к ней относитесь?». К тому, что она писала в России — с восторгом, а к поздней прозе — со скепсисом. Но всё равно ей спасибо, она молодец.

«Горизонтальные связи еще не так сильны и развиты, чтобы успешно противостоять безграничному весу и давлению». Кто вам это сказал? Мне кажется, вполне достаточно.

«Что вы посоветуете отвечать на слова «Если вам что-то не нравится, уезжайте из страны»?». Да то же самое отвечать: «Если я вам не нравлюсь, вы уезжайте». «Нет, друзья, не хочу я к вам ехать — пусть к вам едет советская власть».

«Ваш любимый морской роман?». «Морской волк» Джека Лондона и упомянутый «Тайфун» Конрада.

«Кто бы выиграл шахматную партию Кэрролл-Набоков?». Выиграл бы Набоков, но Кэрролл бы не обратил на это внимания. Он бы, что-нибудь такое насвистывая, ушел.

Теперь у нас остается время поговорить о русском научном романе, потому что в последний момент он обогнал Авербаха. Об Авербахе поговорим через неделю. Значит, что касается русского научного романа. Старт его, как и старт всей серьезной русской литературы XX века, был дан в 60-е годы века XIX, когда настал настоящий золотой век русской прозы, и когда появились персонажи типа Базарова.

Собственно, бюхнерова «Stoff und Kraft» («Материя и сила»), которую читает Базаров и которую он рекомендует дать Николаю Петровичу — это и есть основа позитивистского мировоззрения, основа такого миросозерцания, при котором в основе всего лежит именно наука.

Это очень важно понимать, когда речь идет о Базарове. Базаров ведь не просто нигилист. Отрицать всё — это скорее задача Ситникова и Кукшиной, которые ничего не понимают. Это скорее задача крикливого Аркадия. Базаров режет лягушку — вот его главное занятие. Он эмпирик. Он считает, что надо исходить из того, что можно потрогать, пощупать, доказать. Из реальности, самой грубой и жесткой, как он ее видит.

Д.Быков: Позитивистское мышление чревато очень серьезными и очень трагическими последствиями

Таких людей в русской прозе XIX столетия появилось довольно много. Предельным развитием такого типа стал фон Корен из чеховской «Дуэли» — биолог, о чьих научных занятиях мы не имеем ни малейшего понятия, но биология некоторым образом определила его мышление. Он такой ницшеанец. Он как «Волк» Ларсен у уже упомянутого Джека Лондона в «Морском волке». Он верит в более сильные куски закваски, в то, что побеждают сильнейшие.

Это такое вырождение русского романа, при котором сила заменяет собой правду. Базаров еще не верит, что он сила. В нем слишком сильны предрассудки. Он слишком человек. Ему и мать жалко. А вот фон Корену уже никого не жалко, и он убил бы Лаевского.

Дело в том, что позитивистское мышление чревато очень серьезными и очень трагическими последствиями. Человек научного, позитивистского склада, для которого сама идея Бога антинаучна, с неизбежностью приходит к социальному дарвинизму, к рацио. А если мыслить рационально, то и старуху надо убить, потому что старуха — прыщ на человечестве, прореха. В общем, Плюшкин прореха, а старуха уже даже, пожалуй, злокачественная опухоль на человечестве. Да и вообще, если рационально подходить к миру, у нравственности нет ни единого сколько-нибудь убедительного обоснования.

Поэтому русский научный роман — это роман по преимуществу базаровский, атеистический. Более того, это роман в своем развитии плавно упирающийся прямо в арцыбашевского «Санина». Потому что Санин — сила, такой жеребец. Моральных ограничений у него нет в принципе.

Несколько сложнее в этом смысле конфликт 60-х годов. Потому что, понимаете, конфликт физиков и лириков возник не на пустом месте. Конечно, это отвлечение, конечно, это демагогия — всё это «и в космосе нужна ветка сирени». И, конечно, знаменитое эренбурговское письмо инженеру Полетаеву. Дело в том, что на внучке инженера Полетаева я как раз был женат первым браком, и поэтому хорошо знаю эту коллизию от Инги Игоревны Полетаевой, его дочки.

Дело в том, что инженер Полетаев, который обратился к Эренбургу со своим письмом, был, в общем, логичен и прав, доказывая, что физик, который слишком лиричен — это плохой физик. Речь шла о Фредерике Жолио-Кюри, который действительно, в отличие от жены, был физиком так себе, насколько я понимаю.

Проблема именно в том, что в 60-е годы в России прагматика и религия или, иными словами, прагматика и мораль вступают в непримиримой клинч. С одной стороны, люди науки, которые отрицают религию, но отрицают вместе с тем и сакральность государства, и государственную иерархию. Это по преимуществу диссиденты. Ведь Сахаров был атеистом. И атеизм естественным образом входит в его мировоззрение, потому что он противник всяких культов. А с другой стороны, люди, которые настаивают на своей высокой моральности, но которые ненавидят науку и прагматизм именно за их якобы бездуховность, за их бездушность.

Вот мы в России сейчас живем в условиях того же ложного, фальшивого противопоставления. Надо сказать, что это противопоставление больное, потому что Базаров и Павел Петрович — это оба продукты абсолютно больного общества. На самом деле прагматизм и порядок, прагматизм и мораль не противопоставлены. Они взаимно обусловлены. И противопоставлять Базарова Павлу Петровичу глупо именно потому, что они — искусственно разлученные половинки единого целого.

И вот отсюда попытка Гранина нащупать синтез, его попытка дать удивительный образ Тимофеева-Ресовского. В довольно виртуозной книге «Зубр» Тимофеев-Ресовский в первом издании ни разу не был назван по имени. Он действительно профилем был очень похож на зубра, и все понимали, о ком речь. Все понимали, о чем она написана. Было понятно, что он действительно тот самый репрессированный советским государством за пребывание в Германии, на самом деле абсолютно чистый создатель популяционной генетики.

Но Тимофеев-Ресовский удивительным образом сочетал нравственность и прагматику, религиозность и научность мировоззрения. А советский (и русский) научный роман был изначально ущербен потому, что вера в Бога понималась как атрибут государственный чувства, даже иногда государственного садизма. И тот иерархический абстрактный мир, который навязывался в качестве религиозного идеала, противопоставлялся науке с ее прагматизмом.

На самом деле самое прагматичное, что может быть (и это пытался доказать Чернышевский) — это нравственное поведение. Сейчас, кстати, эту мысль всё время в более простом варианте повторяет Ходорковский: «Если нет выгодной модели поведения, ведите себя морально».

И кстати говоря, Чернышевский, настаивающий на том, что мораль выгодна (а Чернышевский — это и есть представитель научного мировоззрения в русской прозе), натыкается на дикие опровержения со стороны Достоевского, потому что Достоевский утверждает, что прагматизм — это лакейство. Что действовать из интересов презренной пользы может только лакей Смердяков. Что рациональное недостойно человека, человек должен действовать так, как хочет его левая нога.

Вот как раз это и есть иррациональное мышление. Поэтому русский научный роман действительно всегда отличался некоторым лакейством, плоскостью, ужасной примитивностью. Это и есть результат болезненного патологического развития русской общественной мысли, когда прагматика противопоставлена морали.

Очень интересно, что в 60-е годы, например, даже в пьесе талантливейшего Радзинского «104 страницы про любовь» до известной степени противопоставлены вот эта романтическая стюардесса и ничего не понимающий прагматик — ее возлюбленный.

На самом деле я должен заметить, что именно гуманность, именно сочувствие человеку, даже до известной степени сентиментальность была присуща в России людям строго мыслящим, мыслящим научно. Что как раз из среды физиков, а не из среды гуманитариев выросли самые упертые и самые строго организованные диссиденты, которые настаивали на свободе, на гуманистическом отношении.

Д.Быков: Мы в России сейчас живем в условиях того же ложного, фальшивого противопоставления

Но дело в том, что гуманитарии — они же не имеют (во всяком случае, не имели тогда) строгой системы ценностей. Может быть, именно попытки интерпретировать гуманитарные науки строгим образом, попытки Лотмана или семиотического кружка Жолковского и Мельчука, попытки гуманитариев построить строгую науку были вот так по-диссидентски продуктивны.

Кстати говоря, если брать научные романы, то, наверное, таким романом может считаться (правда, это получается роман в рассказах) цикл автобиографических «виньеток» Жолковского, где речь идет о жизни и занятиях Московского семиотического кружка 60-70 годов.

Это были люди, которые замечательно умели сочетать научное и гуманитарное. И даже, в каком-то лотманском смысле, гуманитарное и религиозное — даже, пожалуй, рискну я сказать. И Умберто Эко тоже удивительным образом сочетал научность, адекватность мышления и при этом строгую его логичность.

Вот я думаю, что настоящий русский научный роман, который еще по-настоящему не написан — это, конечно, не такое автобиографическое эссе, как «Память памяти», вещь предельно субъективная. Это именно жизнеописание современного молодого ученого, молодого мыслителя.

В некотором смысле научным романом можно назвать и «Философию одного переулка» Пятигорского — безусловно, и, наверное, «Бесконечный тупик» Галковского. То есть это романы философские, в которых присутствует попытка, при всём субъективизме Галковского, всё-таки построить научный дискурс. Дело в том, что беда большинства современных российских романов — это отсутствие мировоззрения. А научный роман настаивает на необходимости мировоззрения.

Понимаете, вот если брать западные университетские романы, то, наверное, эталоном я бы назвал Малькольма Брэдбери «Обменные курсы», абсолютно гениальный роман, и приложение к нему «Посетите Слаку» («Зачем посещать Слаку?»). Умберто Эко с его научным романом.

Кстати, я рад сообщить, что в следующем «Дилетанте» у нас по заказу большинства читателей будет очерк именно об Умберто Эко. Я его немного знал. И вот Умберто Эко с его строжайшей дисциплиной дискурса, с его абсолютно научным мышлением и с его глубокой моральностью, с его гуманностью — это и есть попытка примирить, с одной стороны, мировоззрение строго научное, а с другой — гуманитарные ценности, которые в России так долго были разлучены, а теперь наконец собираются.

И философские романы, и романы гуманитарные, и романы исторические (кстати говоря, я считаю, что сейчас вот эта огромная историческая работа Александра Янова и историческая работа Акунина — это тоже, в общем, научные романы) — вот это, мне кажется, и есть, строго говоря, будущее российской литературы.

Потому что вне науки, вне научного мировоззрения, вне строгости осмыслить происходящее сегодня со страной просто по определению невозможно. Это опять будет болтовня. А мы сейчас ни в чем так не нуждаемся, как в базаровской строгости, только в отрыве от базаровского ригоризма. Там, где ложное противопоставление сменяется синтезом — там начинается новое. Спасибо! Через неделю услышимся уже живьем. Пока!

4 архетипа поведения: гедонист, нигилист, участник крысиных бегов и просто счастливый человек

На примере гамбургеров автор выделяет 4 архетипа поведения человека, характеризующийся специфичными для него психологическими установками и поведенческим образцом: Гедонист, Нигилист, Участник крысиных бегов и просто Счастливый человек

(мне кажется без гамбургеров было бы лучше, но что поделать, американский автор) 

Архетип Гедонизма

Первый архетипический гамбургер — вкусная, но вредная для здоровья булочка с сомнительной начинкой. Поедание такого гамбургера в настоящий момент было бы благом, поскольку доставило бы мне удовольствие («нынешнее благо»), но в будущем непременно обернулось бы злом, поскольку впоследствии я бы плохо себя чувствовал («будущее зло»).

Характерная особенность, определяющая собой архетип гедонизма, как раз и заключается в том, что все происходящее в настоящий момент воспринимается как благо, но в будущем непременно обернется злом. Гедонисты живут по принципу: «Стремись к наслаждениям и избегай страданий»; все их старания направлены на то, чтобы наслаждаться жизнью сегодня и сейчас, игнорируя потенциальные отрицательные последствия их поступков в будущем.

Гедонист ищет наслаждений и избегает страданий. Он заботится только об утолении собственных желаний и почти совсем не думает о будущих последствиях. Полноценная жизнь, по его мнению, сводится к последовательности приятных ощущений. Если в настоящий момент что-то доставляет ему удовольствие, это служит достаточным оправданием для того, чтобы этим заниматься, пока на смену прежнему увлечению не придет новое. Гедонист с энтузиазмом заводит новых друзей и возлюбленных, но как только их новизна меркнет, он моментально находит себе новые привязанности. Поскольку гедонист зациклен только на том, что происходит с ним в настоящий момент, он ради минутного удовольствия готов совершать поступки, которые впоследствии способны нанести ему громадный урон. Если наркотики приносят ему наслаждение, он будет их принимать; если ему кажется, что работа — это слишком трудно, он будет ее избегать.

Гедонист совершает ошибку, отождествляя любое усилие со страданием, а наслаждение — со счастьем. Мы не сможем найти счастье, если ищем только одних лишь наслаждений и избегаем страданий. И тем не менее гедонист, живущий внутри каждого из нас, в неизбывной тоске по какому-то райскому саду продолжает отождествлять труд со страданием, а безделье с наслаждением.

Михай Чиксентмихайи, который в своей научной работе исследует почти исключительно состояния наивысшей творческой активности и душевного подъема, утверждает, что «лучшие моменты в жизни человека обычно наступают тогда, когда его тело или ум напряжены до предела в добровольном стремлении выполнить какое-то трудное задание или совершить подвиг». Гедонистическое существование без борьбы — отнюдь не рецепт счастья.

Жить па гедонистический манер временами тоже бывает полезно. Тот, кто живет сегодняшним днем, молодеет душой — лишь бы в долгосрочном плане это не привело ни к каким негативным последствиям (вроде тех, которые бывают от приема наркотиков). Если мы немножко расслабимся, побездельничаем и порадуемся жизни — поваляемся на пляже, наедимся гамбургеров из «Мак-Дональдса», а потом еще полакомимся мороженым с фруктами и взбитыми сливками или просто поглазеем в телевизор, — мы от этого сделаемся только счастливее.

Вопрос: Вернитесь памятью в те времена — будь то единственный эпизод или достаточно длительный промежуток времени, — когда вы жили как гедонист. Что вы приобрели и что потеряли, живя подобным образом?

Архетип Крысиных Бегов

Второй тип гамбургера, который пришел мне на ум, — это безвкусная булочка с постной вегетарианской начинкой, приготовленная исключительно из полезных для здоровья ингредиентов. Поедание такого гамбургера было бы благотворно для будущего, поскольку вследствие этого я был бы здоров и хорошо себя чувствовал («будущее благо»), но в настоящий момент причинило бы мне одни неприятности, поскольку мне было бы противно жевать эту дрянь («нынешнее зло»).
Этому гамбургеру соответствует архетип крысиных бегов. С точки зрения «крысы», настоящее не стоит ломаного гроша по сравнению с будущим, и бедняга страдает во имя некой предвкушаемой выгоды.

Участники крысиных бегов отличаются прежде всего своей неспособностью получать удовольствие от своих занятий, а также своей неистребимой верой в то, что стоит им достичь какой-то конкретной цели — и они будут счастливы во веки веков.

Причина того, что вокруг нас так много людей, участвующих в крысиных бегах, кроется в нашей культуре, которая способствует укоренению подобных суеверий. Если мы заканчиваем семестр на одни десятки, то получаем подарок от родителей; если мы выполняем план на работе, то в конце года получаем премию. Мы привыкаем не думать ни о чем, кроме цели, которая маячит перед нами на горизонте, и не обращать внимания на то, что происходит с нами в настоящий момент. Всю свою жизнь мы гонимся за бесконечно ускользающим от нас призраком будущего успеха. Нас награждают и хвалят не за то, что происходит с нами в пути, а лишь за успешное завершение путешествия. Общество вознаграждает нас за результаты, а не за сам процесс; за то, что мы достигли цели, а не за то, что мы прошли тот путь, который к ней ведет.

Стоит нам только достичь намеченной цели, как мы немедленно испытываем чувство облегчения, которое так легко перепутать со счастьем. Чем тяжелее бремя, которое мы несем в пути, тем сильнее и приятнее испытываемое нами чувство облегчения. Когда мы путаем это минутное облегчение со счастьем, мы тем самым укрепляем иллюзию, будто счастливыми нас сделает простое достижение цели. Чувство облегчения, конечно же, имеет для нас определенную ценность — ведь оно приятно и вполне реально, — и все же не нужно путать его со счастьем.

Чувство облегчения можно считать своего рода негативным счастьем, поскольку его источник — это те же стресс и беспокойство, но взятые с обратным знаком. По самой своей природе облегчение предполагает неприятные переживания, и поэтому счастье, возникшее из чувства облегчения, не может длиться сколько-нибудь долго. Если у женщины, страдающей от мучительного приступа мигрени, вдруг перестанет раскалываться голова, то из-за одного только отсутствия боли она почувствует себя счастливейшим человеком на свете. Но поскольку подобному «счастью» всегда предшествует страдание, то отсутствие боли — это всего лишь минутное облегчение от чрезвычайно негативных переживаний.

К тому же чувство облегчения всегда является временным. Когда у нас перестает стучать в висках, само по себе отсутствие боли доставляет нам определенное удовольствие, но затем мы очень быстро привыкаем к этому состоянию и считаем его чем-то само собой разумеющимся.

Участник крысиных бегов, который путает облегчение со счастьем, проводит всю жизнь в погоне за своими целями, считая, что для счастья ему достаточно просто чего-то достичь.

Вопрос: не чувствуете ли вы время от времени, что вы точно такой же участник крысиных бегов? Если бы у вас была возможность взглянуть на свою жизнь со стороны, какой совет вы бы дали самому себе?

Архетип Нигилизма

Третий тип гамбургера — наихудший из всех возможных — одновременно и невкусен, и вреден для здоровья. Если бы я его съел, это причинило бы мне вред и в настоящем, поскольку у этого гамбургера отвратительный вкус, и в будущем, поскольку его поедание порядком подпортило бы мне здоровье.
Наиболее точная параллель для такого гамбургера — это архетип нигилизма. Он характерен для человека, который утратил вкус к жизни; такая личность не в состоянии ни наслаждаться минутными радостями, ни устремляться к великой цели.

В контексте этой книги нигилист — это человек, который разочаровался в самой возможности счастья и покорно смирился с тем, что в жизни нет никакого смысла. Если архетип крысиных бегов весьма удачно характеризует состояние человека, который живет ради светлого будущего, а архетип гедонизма — состояние человека, который живет сегодняшним днем, то архетип нигилизма в точности отображает состояние человека, который прикован цепями к прошлому. Те, кто смирились со своим нынешним несчастьем и заранее уверены, что такая же жизнь уготована им и в будущем, никак не могут выбросить из головы свои прежние неудачные попытки стать счастливыми.

Вопрос: Попробуйте вспомнить то время — будь то единственный эпизод или достаточно длительный промежуток времени, — когда вы ощущали себя нигилистом, неспособным выбраться из скорлупы своего тогдашнего несчастья. Если бы у вас была возможность посмотреть на эту ситуацию со стороны, какой совет вы бы дали самому себе?

И участник крысиных бегов, и гедонист, и нигилист — все они, каждый на свой лад, заблуждаются — неверно интерпретируют действительность, не понимают истинной природы счастья и не знают, что нужно для полноценной жизни. Участник крысиных бегов страдает вследствие «обманчивости любых достижений» — ложной веры в то, что если мы достигнем очень важной цели, то будем счастливы до конца своих дней. Гедонист страдает из-за «обманчивости текущего момента» — ложной веры в то, что счастье можно испытать, погрузившись в нескончаемый поток минутных наслаждений в отрыве от нашего жизненного предназначения. Нигилизм — это также заблуждение, неверная интерпретация действительности — ошибочная вера в то, что как ни крути, а счастье все равно недостижимо. Упомянутое заблуждение проистекает из неспособности усмотреть возможность синтеза между стремлением чего-то достичь и текущим моментом — некоего третьего пути, по которому можно будет выбраться из того незавидного положения, в которое мы попали.

Архетип Счастья

Однако эти три представленных мной архетипа отнюдь не исчерпывают всех возможных вариантов — остается еще один, который нам необходимо рассмотреть. Что вы скажете насчет гамбургера, который был бы ничуть не менее вкусен, чем тот, от которого я отказался, и в то же время ничуть не менее полезен для здоровья, чем постная булочка с вегетарианской начинкой? Гамбургер, который бы одновременно содержал в себе и нынешнее, и будущее благо?

Этот гамбургер суть живая иллюстрация архетипа счастья. Счастливые люди живут спокойно, пребывая в твердой уверенности, что те самые занятия, которые доставляют им массу удовольствия в настоящем, обеспечат им полноценную жизнь в будущем.

Иллюзия участника крысиных бегов заключается в том, что если он когда-нибудь в будущем сумеет достичь намеченной цели, то будет счастлив до конца своих дней; ему невдомек, что путь к цели ничуть не менее важен, чем сама цель. Иллюзия гедониста, наоборот, заключается в том, что для него важен только путь, но не цель. Нигилист, отчаявшись достичь цели и махнув рукой и на нее, и на путь к ней, полностью разочаровался в жизни. Участник крысиных бегов становится рабом будущего, гедонист — рабом настоящего, а нигилист — рабом прошлого.

Для того чтобы стать счастливым всерьез и надолго, необходимо получать удовольствие от самой дороги к цели, которую мы считаем достойной. Счастье не в том, чтобы взобраться на вершину горы, и не в том, чтобы бесцельно бродить по горам; счастье — это то, что мы испытываем, когда карабкаемся на вершину.

Наша главная цель — проводить как можно больше времени, занимаясь теми делами, которые являются для нас источником не только настоящих, но и будущих благ.

Вопрос: Вспомните один или два периода в вашей жизни, когда вы наслаждались одновременно настоящими и будущими благами.

Упражнение Четыре сектора

Опросы людей, которые регулярно ведут дневник, свидетельствует о том, что письменный отчет о событиях нашей жизни — как негативных, так и позитивных — способствует повышению уровня нашего душевного и физического здоровья.

На протяжении четырех дней подряд как минимум по пятнадцать минут в день пишите о том, что с вами происходило в каждом из этих четырех секторов. Напишите о тех временах, когда были участником крысиных бегов, гедонистом и нигилистом. В четвертый день напишите о счастливых временах в вашей жизни. Если вы растрогаетесь до такой степени, что захотите написать о каком-то конкретном секторе побольше, так и сделайте, но не пишите больше чем об одном секторе в день.

Не беспокойтесь насчет грамматики или правописания — просто пишите. Важно, чтобы в своем сочинении вы честно рассказали о тех эмоциях, которые вы испытывали когда-то или испытываете сейчас, а также о том, какой именно поведенческий сценарий вы осуществляли (то есть какие поступки вы тогда совершали) и какие мысли при этом были у вас в голове или возникли в ней во время написания этого текста .

Вот кое-какие инструкции по поводу того, что писать в каждом из этих четырех секторов:
• УЧАСТНИК КРЫСИНЫХ БЕГОВ. Расскажите о каком-либо периоде в своей жизни, когда вы чувствовали себя крысой, безостановочно бегущей вперед и вперед по беговой дорожке к «светлому будущему». Почему вы это делали? Какие блага приносила вам подобная жизнь, если, конечно, в этом для вас было какое-то благо? Какую цену вы за это платили или не платили никакой?
• ГЕДОНИСТ. Расскажите о каком-либо периоде в своей жизни, когда вы жили как гедонист или предавались гедонистическим радостям. Какие блага приносила вам подобная жизнь, если, конечно, в этом для вас было какое-то благо? Какую цену вы за это платили или не платили никакой?
• НИГИЛИСТ. Расскажите о самых тяжелых минутах в своей жизни, когда вы, махнув на все рукой, смирялись со своей горькой участью. Или о том, что происходило с вами в более длительный промежуток времени, на протяжении которого вы чувствовали себя беспомощным. Поделитесь самыми сокровенными чувствами и мыслями, которые вам приходили в голову тогда и теперь, когда вы пишете этот текст.
• СЧАСТЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК. Расскажите о каком-нибудь невероятно счастливом времени в своей жизни или о тех минутах, когда вы были особенно счастливы. Перенеситесь в своем воображении в то время, попытайтесь повторно испытать свои тогдашние эмоции и затем напишите о них.
Что бы вы ни писали, пока вы это пишете, ваши писания предназначаются только для ваших собственных глаз. Если же, закончив писать, вы захотите прочитать то, что у вас получилось, близкому человеку, вы, конечно же, вправе это сделать, но важно, чтобы при выполнении этого упражнения вы не чувствовали себя скованно. Чем больше вы сумеете открыться, тем больше пользы вы извлечете из своих писаний.

Сектор нигилизма и сектор счастья необходимо будет проработать еще как минимум дважды. Когда вы будете выполнять упражнение повторно, можно вспомнить те же самые события или написать о чем-нибудь другом. Время от времени пересматривайте заново все, что написали, — это можно делать раз в три месяца, раз в год или раз в два года.

по книге Тал Бен-Шахар: Научиться быть счастливым

также еще по книге ссылки:

Как мне стать счастливее?
Ритуалы, которые сделают вас счастливее
Выражайте благодарность

Образ Евгения Базарова 👍 | Школьные сочинения

В романе И. С. Тургенева “Отцы и дети” ярко отразился характер эпохи, изменения в русской общественной жизни, которые произошли в начале 60-х годов XIX века, когда на смену дворянской идеологии и культуре пришла идеология революционно-демократическая. Писатель показал борьбу двух общественных групп: старой либеральной дворянской интеллигенции, к которой принадлежат “отцы”, и разночинной интеллигенции, к которой относятся “дети”. Это борьба двух поколений.
Базаров – главный герой романа – сын скромного уездного лекаря,

“новый человек”, нигилист. У него небрежные манеры, даже внешность отражает характер героя – твердый, непокорный. Лицо у Базарова – “длинное и худое, с широким лбом, кверху плоским, книзу заостренным носом, большими зеленоватыми глазами и висячими бакенбардами песочного цвету, оно оживлялось спокойной улыбкой и выражало самоуверенность и ум”.

Говорит он кратко и отрывисто, не вынуждает себя к любезности, резок и грубоват, сам о себе говорит, что он “не мягкое существо”, что “изящная сторона жизни” ему недоступна. Отца он просит “не-нежничать”, а своего друга Аркадия – “не

говорить красиво”. Очень многое главный герой считает пустым романтизмом: он отрицает поэзию, музыку, искусство, любовь к природе.

Чем это объясняется? Базаров – прагматик. По образованию он врач.

Естественные науки привлекают его потому, что они опираются на точные экспериментальные данные. Базаров считает, что “порядочный химик в двадцать раз полезней всякого поэта”, а “природа не храм, а мастерская” – это кажется утверждениями незрелого человека. И в то же время наш герой – человек острого ума, волевая и честная натура.

Базаров не способен притворяться или лицемерить. Его ненависть к “безобразному состоянию общества” глубокая и искренняя. Он враг болтовни, довольно циничен и склонен к шутке.

Спрятанная под внешним равнодушием большая любовь к своим родителям очевидна, хотя он и не подает виду. Вопреки своему отношению к любви (а Базаров считает ее глупостью) он все же влюбляется. В своем чувстве к Одинцовой герой раскрывается как натура очень сильная: он сумел перебороть себя в минуту страсти.
Главный идейный противник Евгения Базарова в лагере “отцов” – Павел Петрович Кирсанов, даже живя в деревне не утративший аристократических привычек, “подчеркнутый” джентльмен. С первых же дней приезда Базарова в Марьино Кирсанов возненавидел Евгения. Он почувствовал в этом нигилисте сильного и умного противника. Все принципы Павла Петровича сводятся к одному – защитить старый порядок.

Базаров же стремится эти принципы уничтожить. По мнению Кирсанова, аристократия – движущая сила общественного развития, ее идеал – конституционная монархия; путь к идеалу – либеральный, то есть через реформы, гласность. Павел Петрович осуждает нигилистов за то, что те никого не уважают, считает их ненужными и бессильными: “Вас всего четыре человека с половиною”.

Базаров, правильно оценивающий людей, очень неохотно идет на споры, видя в них, очевидно, бесполезное сотрясание воздуха. Однако, когда старший Кирсанов все же вынуждает его к высказыванию своих взглядов, говорит прямо и жестко. Позиция автора в сценах споров неоднозначна: с одной стороны, он показывает несостоятельность Павла Петровича, с другой – не может согласиться с нигилистическим отрицанием “высоких материй”.
Мое личное отношение к Базарову двойственно. С одной стороны, он мне нравится: он умен, образован, честен, обладает большой силой воли. Все эти качества в человеке привлекают. Но, с другой стороны, я считаю, что надо сначала построить что-то новое, а потом ломать старое, а не наоборот.

Иначе может получиться так: сломав все, что было, мы не сумеем создать что-то новое. Также мне кажется нелепым отрицать все: природу, искусство, музыку, любовь, даже то, чего не знаешь. Как можно отрицать то, чего не знаешь?

Этого я не понимаю. Мне жаль Базарова, который в конце романа умирает. Вместе с ним умирают и те идеи, о которых он говорил. И все же…

Поместив в центр романа споры Базарова и Кирсанова, Тургенев недвусмысленно дал понять, кому из них принадлежит будущее. Базаров, по мысли автора, человек несовершенный, но “живой”, а не “застывший”, как Павел Петрович. Пусть главный герой романа пока одинок, он – предвестник будущих перемен.

«Такой яркий и противоречивый Троцкий» Историки о личности революционного вождя и его идеях, не устаревших и сегодня: Лекторий: Библиотека: Lenta.ru

В Международном «Мемориале» прошел круглый стол, посвященный одному из лидеров Октябрьской революции Льву Троцкому, — «Лев Троцкий в историческом и в современном общественно-политическом дискурсах». Модератор дискуссии историк, профессор кафедры гуманитарных дисциплин ИОН Российской академии народного хозяйства и государственной службы (РАНХиГС) Константин Морозов попросил участников встречи ответить на следующие вопросы: каково место и роль Троцкого в российской истории? Как из Троцкого — архитектора системы — вырос критик системы? Есть ли и в чем именно историческая ответственность Троцкого за срыв демократического пути развития России? А также справедливо ли расхожее мнение, что Троцкий — это неудавшийся Сталин? Каково место идей Троцкого в международном левом движении 20-30-40-х годов? И наконец, насколько актуальны идеи Троцкого сегодня? «Лента.ру» записала основные тезисы этой дискуссии.

Доцент НИУ «Высшая школа экономики» Павел Кудюкин:

Относительно многих политических фигур того времени существуют «белые» и «черные» легенды. Троцкий же выбивается из этой канвы, в отношении него нет белой легенды. Про Льва Давидовича распространены только черные легенды по всему политическому спектру — от левых до крайне правых. Понятно, почему он ненавистен монархистам, шовинистам и консерваторам. Понятно, почему его не любят либералы и смертельно ненавидят сталинисты. Из-за этих черных легенд он превращается в какое-то картонное пугало, далекое от настоящей исторической фигуры со сложной и извилистой траекторией развития политической мысли и практики, весьма незаурядного и недооцененного мыслителя в сфере экономики. Поэтому обсуждение Троцкого затруднено.

В общественном сознании есть устоявшееся мнение, что Троцкий — враг НЭПа и сторонник милитаризации труда. Его позиция во время Военного коммунизма переносится и на последующие годы, хотя это не так. В эмиграции, уже как критик сталинизма, Троцкий занимает совсем другие позиции. Сейчас, когда стали доступны работы самого Троцкого и про него, например «Лев Троцкий и политика экономической изоляции» Роберта Дэя, видно, что представление о Троцком как о недоделанном Сталине, человеке, программу которого выполнил Сталин, совершенно не соответствует реальности. У Троцкого была совсем другая программа, гораздо более реалистичная и прагматичная.

Кроме того, забывается, что Троцкий до большевистского периода тоже весьма интересен. Например, в его брошюре 1904 года, посвященной любимому учителю Аксельроду, которую ему припоминали постоянно во время внутрипартийной борьбы, мы можем увидеть очень интересные пророчества. Вообще, Троцкий — непризнанный в своем отечестве пророк. Его не вполне научные прогнозы, тем не менее, сбывались. В брошюре «Наши политические задачи» есть замечание о заместительстве как болезни российского социал-демократического движения. Это заместительство расцвело пышным цветом уже после революции 1917 года.

Дело царской охранки на Льва Троцкого, 1907 год

Фото: Ernest K. Bennett / AP

Мысли Троцкого о компилированном развитии во многом предвосхитили идеи второй половины XX века относительно развития стран третьего мира. Например, что в государствах с запоздалым капиталистическим развитием задачи буржуазной революции могут быть осуществлены только против буржуазии. С другой стороны, он недооценивает, что такие революции очень легко сваливаются в тоталитаризм. Это происходит, поскольку революции замахиваются на то, что по объективным причинам выполнить невозможно. Утопизм здесь ведет к тоталитаризму. В этом трагедия Троцкого как теоретика и практика. Он сначала создает систему, а затем с ней борется, но именно причастность к ее основанию не дает Троцкому дойти в своих выводах до конца. Это хорошо видно в книге «Преданная революция», где он описывает будущее, что произойдет с правящей кастой, где он описывает конкретные черты предстоящей перестройки в СССР. Но не делает последний шаг и не признает, что начатое ими в 1917 году — совсем не то, что они хотели, и не имеет отношения к социализму. Такие выводы делали некоторые его ученики, но он, по моему мнению, по психологическим причинам, сделать не смог.

Так же как Троцкий не решается сделать вывод из своего очередного гениального прозрения 1926 года, когда пишет, что если капитализм совершит еще один технологический прорыв и у него откроется второе дыхание, то окажется, что мы пересели с товарного поезда на пассажирский. Но капитализм едет в скором. Вывод прост: мы устроили революцию, которая нам не по силам. Но Троцкий его не делает, и понятно почему. Да и предсказание сбылось, когда он уже умер. Это случилось после Второй мировой войны.

Доцент кафедры истории общественных движений и политических партий исторического факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова Алексей Гусев:

При Сталине Троцкий выполнял роль Сатаны. В «священном писании» сталинизма, «Кратком курсе ВКП(б)» одна из сюжетных линий — это борьба сил света под руководством Сталина против сил тьмы, которые возглавляет Троцкий. Все чудовищные преступления приписывались ему: убийство, террор, шпионаж, предательство Родины, продажность всем спецслужбам мира. Во время Сталина формируется то, что можно назвать «дьявольским мифом».

В послесталинский период борьба с троцкизмом перестала быть главным идеологическим инструментом борьбы внутри КПСС, но он в ней остался. Его переместили из авангарда реакции и контрреволюции в обоз реакции. Так же, кстати, называлась одна из советских книг 1979-го — «В обозе реакции: троцкизм 30-70-х годов».

Лев Троцкий (справа) и командиры Красной армии, 1918 год

Фото: Global Look

В период перестройки с легкой руки генерала Дмитрия Волкогонова был запущен миф — Троцкий как демон революции. Демонический миф, таким образом, сохраняется, но меняется содержание. Из демона контрреволюции он становится демоном революции. Формируется образ Троцкого как ультрареволюционного экстремиста, врага НЭПа, сторонника казарменного социализма и т.д.

В 90-е годы в дело вступают авторы национал-патриотического направления, начинает формироваться новый миф. Пишут, что Троцкий — основной участник антирелигиозных кампаний начала 20-х, национал-нигилист, что он хотел использовать Россию как вязанку дров для разжигания мировой революции. Отсюда логичный переход к любимой теме русских патриотов — еврейскому вопросу, а тут происхождение Лейбы Бронштейна говорит само за себя.

В 2000-е годы мы видим синтез всех мифов, которые были ранее. Говорится, что Троцкий — представитель мировой закулисы, об этом, в частности, говорилось в фильме «Лев Троцкий. Тайна мировой революции», показанном на телеканале «Россия» в 2007 году. Троцкий в нем предстает как ставленник олигархических американских кругов, который дестабилизировал царский режим и устроил революцию, а затем мешал мудрому государственнику Сталину. Здесь собраны все мифы и проводится линия, что революции — это плохо, это заговор некой пятой колонны и иностранных агентов.

В 2011 году антитроцкизм получает новый импульс для развития — в стране появилось массовое оппозиционное движение. С этого момента Владимир Путин начинает вспоминать про Троцкого и троцкизм. В своих речах он минимум четыре раза его упоминал. В чем смысл данных упоминаний? Троцкий, по Путину, — это некий представитель дестабилизирующих сил, «те, кто там с белыми лентами ходят, — это троцкисты». Они хотят ввергнуть Россию в новое болото революции, и, естественно, за ними стоят враждебные иностранные силы. Какое это отношение имеет к реальному Троцкому и троцкизму? Конечно, весьма опосредованное.

В наследии Троцкого, по моему мнению, можно выделить три аспекта: 1) теория перманентной революции; 2) анализ и критика сталинизма; 3) попытка разработать теорию строительства нетоталитарного, небюрократического социализма. Именно благодаря этим трем аспектам идеи Троцкого привлекают внимание ученых и активистов левого движения к его наследию.

Насколько данные идеи актуальны сегодня? В идейно-политическом наследии Троцкого были и слабые, и сильные стороны, но сам факт, что современной пропагандой воскрешен идеологический жупел троцкизма, говорит о том, что определенные политические силы, которые формируют повестку великодержавного национализма, консервативной диктатуры, видят опасность в определенных аспектах наследия Троцкого. И это указывает на то, что идеи Троцкого сохраняют свою актуальность.

Доктор исторических наук, профессор кафедры гуманитарных дисциплин ИОН РАНХиГС, заместитель председателя Совета НИПЦ «Мемориал» Константин Морозов:

Если посмотреть библиотеку «Мемориала», приговоры 30-х годов, вы увидите совершено разные формулировки, но иногда следователи проявляли феноменальную изобретательность: «организация эсеровско-повстанческая, троцкистско-монархическая». Это было время, когда эсеров, монархистов и троцкистов объединяли в одну организацию, и никого не удивляло такое. Все подобные формулировки вели к одному концу, особенно после 1937 года. Но если в деле появлялась формулировка «троцкист», то это означало худший приговор.

Лев Троцкий принимает военный парад, 20 ноября 1922 года

Фото: AP

Для меня Троцкий — фигура противоречивая. Троцкий конца 20-х — начала 30-х годов, который борется за внутрипартийную демократию и вообще за демократию, фактически сталкивается с тем Троцким, кто в 1917 году выступил одним из конструкторов советской системы, сам прервал возможность демократического пути развития страны, парламентаризма. Он, вне всякого сомнения, свертывал многопартийность, боролся с инакомыслием. Можно вспомнить процесс над эсерами в 1922 году, где Троцкий сыграл заметную роль. Существует в единственном экземпляре рукописный документ с заседания Политбюро, с подписями участников, который до недавнего времени хранился в секретном архиве ЦК ВКП(б), в нем за расстрел четырех эсеров высказались Троцкий, Сталин и еще несколько человек. То есть, когда решался вопрос о вынесении реального расстрельного приговора, Троцкий был солидарен со Сталиным. Если бы эсеров тогда расстреляли, это фактически означало бы потерю шанса на дальнейший компромисс и переговоры с демократическими социалистами. Ситуацию спас Лев Каменев, который вынес вопрос на пленум ЦК, отменивший смертный приговор, но затем 12 подсудимых фактически были превращены в заложников с формулировкой, что в случае ведения эсерами контрреволюционной борьбы эти 12 человек будут расстреляны. С данной точки зрения Троцкий — противоречивая личность.

С другой стороны, Троцкий — яркая, пассионарная, искренняя личность, он очень выгодно отличается от Сталина и других коммунистов, которые чем дальше, тем больше омещаниваются. Как о них писали меньшевики: большевики — это бывшие революционеры, они уже хапнули власть, превратились в шкурников и выстраивают всю систему под себя. Троцкий, я считаю, своей критикой режима Сталина показал, что не все коммунисты — шкурники, не побоялся ради своих идеалов угроз смерти и боролся до конца. С этой точки зрения его фигура вызывает уважение, хотя и не перестает быть двойственной.

Доктор социологии, профессор Монреальского университета Давид Мандель:

На сегодняшний день, когда уже нет СССР, в условиях поражения рабочего класса как эксплуатируемого класса наемных трудящихся западные левые не считают особенно релевантными старые политические споры о природе СССР, которые в прошлом разделяли левые политические силы. Сейчас главная задача левых на Западе — разработать эффективную стратегию противодействия наступлению капитала и, в конечном итоге, перехода трудящихся в контрнаступление для установления новой власти и построения социализма.

Плакат времен НЭПа

В разгар холодной войны в Колумбийском университете, где был центр так называемой советологии, изучались разные варианты развития СССР кроме изложенного Троцким в «Преданной революции». А когда в 1991 году в результате революции сверху настал конец строя, который называли советским, то академические советологи были застигнуты врасплох и вынуждены признать, что им не удалось выработать теоретически обоснованный анализ советского строя, понять его суть. Однако это не помешало создать новую теорию о переходе России к развитому демократическому капитализму, так называемую транзитологию.

Будучи студентом этого университета, да и сейчас, я думаю, что у Троцкого уже в 1936 году был обоснованный анализ советского строя. Остановимся на одном его моменте. Когда западный мир был потрясен мощной репрессивной машиной СССР, Троцкий, наоборот, подчеркивал социальную хрупкость и слабость этой системы. Он представлял класс номенклатуры как политического гиганта на тоненьких социальных ножках. А гипертрофия политической структуры строя была вызвана, чтобы компенсировать эту слабость социальной поддержки. У номенклатуры не существовало идеологической легитимности. Хотя были выборы в советы и т.д., всем было понятно, чего они стоят. И у номенклатуры не имелось собственности, а это центральный момент для понимания всей политической советской системы. Как только Горбачев снял репрессивное давление на народ, конец данной формации был предрешен.

Троцкий считал, что СССР не являлся историческим строем. Это была нестабильная экономическая формация, замороженная между капитализмом и социализмом. Но она не являлась ни капитализмом, ни социализмом, а противоречивой смесью обеих систем.

Главное у Троцкого — это его аналитические способности, которые прекрасно показывают огромную силу марксистского анализа общества и истории. Метод, применявшийся Троцким к разным темам, в том числе когда предсказал в своей брошюре будущую революцию, он предвидел динамику 1917 года. Его анализ фашизма, письма к немецким рабочим, анализ испанской гражданской войны — очень глубокая работа. Это один из главных элементов политического наследия Троцкого.

Профессор Института экономики РАН Михаил Воейков:

В архиве РГАСПИ есть фонд Троцкого, я случайно наткнулся, там более семи тысяч документов, мало кто с ним работает, за год посещает не более 10 человек, из них половина — иностранцы. Есть, в том числе, лекции Троцкого в Свердловском университете 1923 года — «Основные вопросы экономического развития Российской Федерации», 250 страниц машинописного текста. Нигде все это до сих пор не опубликовано.

Несмотря на сложившийся вокруг Троцкого миф, он считал, что допущение капитализма возможно, писал об этом в начале 20-х годов. Тогда никто из большевиков не называл социализмом то, что было в стране. Все говорили, что госкапитализм. Позже, в 30-х, Сталин придумал, что это был социализм. Даже Рыков, будучи по-нашему премьер-министром, в докладе в 1928-м или 1929 году говорит: «У нас госкапитализм». То же самое можно найти в выступлении Георгия Сокольникова на XIV съезде партии в 1925-м: «Предприятия наши так называемые социалистические — это госкапиталистические предприятия, даже Госбанк — госкапиталистическое учреждение». Его немного покритиковали, но ни у кого из большевиков не было убеждения, что наступил социализм, тогда его только шли строить, как сейчас китайцы.

Троцкий считал, что мелкий бизнес и частная инициатива нужны. Но он писал в период НЭПа, что необходим государственный контроль за этим развитием, включение частной инициативы в единую народнохозяйственную стратегию плановой системы развития. Между прочим, сейчас многие экономисты пишут именно об этом, что необходим жесткий госконтроль за развитием нашего современного капитализма: иначе все разворуют. С экономической точки зрения Троцкий очень актуален и сегодня.

Фото: Mary Evans Picture Library / Global Look

Многие считают, что НЭП — детище Ленина, но это не так. Это программа меньшевиков на самом деле. Мало кто знает, что первым предложил ввести НЭП Троцкий. Еще в 1920 году он писал в Политбюро, что надо отказаться от продразверстки и переходить к НЭПу. Троцкий тогда был председателем Реввоенсовета, возглавлял Красную армию и ему поступало много жалоб от красноармейцев: «Пока мы тут воюем, дома к нашим семьям приходят с продразверсткой, и все забирают». Также он первым предложил Госплан еще в 1920 году.

Ведущий научный сотрудник Института Всеобщей истории РАН, профессор Высшей школы экономики, активист Конфедерации революционных анархо-синдикалистов Вадим Дамье:

Для анархистов, как общественно-политического движения, Лев Троцкий — фигура враждебная. Между ним и анархистами кровь, а такое не забывается.

Лев Троцкий представляет очень большой интерес, и он выгодно отличается от большинства членов большевистской партии. Здесь стоит отметить несколько факторов: его глубокая личная честность. Троцкий не прагматик. Это достоинство, за которое он заплатил жизнью. Троцкий не умел вести борьбу на чуждом ему поле, что явилось одной из причин его поражения.

Он, как верно писал Ленин, безусловно, самый талантливый и интеллектуально одаренный большевик. Троцкий это доказывал часто и неоднократно. И речь тут не о знаменитой истории, когда он в своем бронепоезде, в перерывах между заседаниями, читал французские романы в оригинале, а скорее о его колоссальной разносторонности. Он единственный из верхушки большевиков был, как говорится, open mind и описал то общество, к которому стремились социалисты и ради которого вроде бы и делалась революция. Описание коммунизма есть только у Троцкого в работе «Литература и революция». Стоит признать, что, в общем, там все изложено достаточно симпатично.

Лев Троцкий, 1940 год

Фото: Global Look

Второй момент — Троцкий как критик партийного централизма и партийной диктатуры. Имеется в виду ранний Троцкий, вместе с Розой Люксембург выступивший в острейшей полемике с большевиками, критикуя попытку создать партию, которая в дальнейшем должна была заменить государство, партию-государство. Он первым подверг подобную попытку критике и сделал это блестяще.

Троцкий почти единственный выступил с идеей, что русская революция не может быть чисто буржуазной, что в России возможна революция социалистическая. Он так говорил, когда в это не верили ни большевики, ни меньшевики, ни эсеры — никто. За исключением, пожалуй, эсеров-максималистов.

Анализируя приход к власти Сталина и победу бюрократии, Троцкий почти понял, что же на самом деле произошло. Он проводил параллели с французской революцией. Вплотную подошел к идее нового класса, но решающего шага в эту сторону не сделал. Для него до конца бюрократия оставалась кастой. Он держался за идею, что СССР — деформированное, но все-таки рабочее государство. Хотя, что в нем было рабочего, совершенно непонятно.

О его open minds свидетельствует, например, что Троцкий проявлял глубочайший интерес к проблемам психоанализа. Он один из немногих большевиков, кто рискнул это сделать. Очень интересно отношение Троцкого к проблемам искусства. В конце 30-х годов он вместе с Диего Риверой и лидером сюрреалистов Бретоном подписал знаменитый манифест об искусстве, в котором признал некоторые сюрреалистические принципы. Оговорив только, что искусство после революции должно быть полностью свободно, практически стать сферой анархии, а вот в политику следует внедрять культуру пролетариата.

И наконец, последнее, вопрос-пророчество Троцкого: а что, если капитализм не созрел для революции, а уже перезрел для нее? А что будет с обществом и цивилизацией, которая перезревает перемены, революцию? Когда уже нет класса, имеющего возможность осуществить смену этого общества. Троцкий привел пример Древнего Рима как абсолютно тупикового и не способного к переменам и революции. В таком случае, писал он, усиливается давление извне и происходит крах цивилизации. Как бы мы с вами не приблизились к этому самому моменту…

Могила Троцкого, Мехико, Мексика

Фото: Arco Images GmbH / Global Look

Это о плюсах, а теперь о минусах. Троцкий — один из палачей русской революции. Один из творцов красной контрреволюции. Что такое красная контрреволюция? Это отчасти то, что принято называть Военным коммунизмом: когда начинается назначенство, все посты занимаются представителями партии по назначению сверху, за дезертирство с фронта расстреливают, давят забастовки, участников забастовки подвергают угрозе голодной смерти, угнетается свободная мысль, выдавливаются представители других социалистических течений.

Троцкий не главный участник расправы с Махно, но принимал в этом участие. Конечно, нельзя забыть события в Кронштадте, по поводу которых он до последних дней жизни не выразил сожаления.

То, что Троцкий предложил НЭП, — это для нас скорее минус, чем плюс. Мы не являемся сторонниками НЭПа, как и военного коммунизма.

Ленин и Троцкий — социалистические якобинцы. Люди, которые хотели соединить несоединимое и в результате сели между всеми стульями. Они открыли путь новому классу, но не захотели ему передать власть. Остались при своей позиции, что диктатура просвещенных интеллектуалов может спасти общество. Не получилось. Троцкий до конца оставался верен идее, что именно партия должна взять всю власть, а советы — представлять собой какие-то органы для дискуссии. Но, тем не менее, Троцкий был обречен в борьбе со Сталиным. Чтобы победить, ему пришлось бы стать Бонапартом. Он не мог этого органически и в этом смысле сам себе подготовил тот самый ледоруб, который его погубил.

Сравнительная характеристика Базарова и Кирсанова в таблице

	Базаров Е. В.	Кирсанов П. П.
Внешний вид	Высокий молодой человек с длинными волосами. Одежда бедная, неопрятная. Не уделяет внимания собственной внешности.	Красивый мужчина средних лет. Аристократическая, «породистая» внешность. Тщательно следит за собой, одевается модно и дорого.
Происхождение	Отец – военный лекарь, небогатая простая семья.	Дворянин, сын генерала. В молодости вел шумную столичную жизнь, строил военную карьеру.
Образование	Очень образованный человек. Талантливый врач и целеустремленный исследователь. Знакомые пророчат Базарову большое будущее.	Обучался в пажеском корпусе. Мало начитан. Успехами в службе обязан скорее личному обаянию и семейным связям.
Важные личностные черты	Прагматик и циник. Главным мерилом ценности человека считает его полезность для общества.	Рыцарская натура. В человеке ценит его личность, чувство собственного достоинства.
Образ жизни	Много ест, любит вино в больших количествах. Рано начинает день, деятелен и активен.	Сдержан в пищевых привычках, мало пьет, любит комфортную жизнь.
Отношение к любви	Циничное: видит смысл в любви только с физиологической точки зрения. К серьезному чувству оказывается не готов.	Романтик. После смерти любимой женщины оставил блестящую карьеру. Опустошен духом.
Отношение к народу	Смешанное: сочувствует тяжелому положению бедноты и презирает ее невежество. Общается с крестьянами на равных.	Вслух восхищается народной культурой и патриархальным укладом, но брезгливо избегает прямого общения с крестьянами.
Отношение к семье	Презирает патриархальные ценности. Любит родителей, но отталкивает их. Критикует родных Аркадия в его присутствии.	Семейные ценности ставит превыше всего. Любит брата и племянника, оберегает их покой и благополучие.
Отношение персонажей друг к другу	Видит в старшем Кирсанове воплощение худших черт аристократии: бездеятельности и пустословия.	Считает Базарова угрозой устоявшемуся строю. Страшится духа разрушения, который несет новое поколение.
Речевые особенности	Грубая, простая речь. Активно употребляет фольклорные элементы.	Говорит грамотно, употребляет французские и английские фразы.
Поведение на дуэли	Много шутит, считает происходящее абсурдом. Не целится в соперника, ранит его случайно.	Серьезно относится к поединку. Терпит неудачу, но результатом дуэли удовлетворен.
Персонаж в финале	Умирает. Его могила символизирует единственную возможность примирения разных поколений.	Покидает Россию. За границей ведет яркую, но пустую жизнь. По определению автора, живой мертвец.

Может ли нигилизм быть прагматичным? на JSTOR

В этой статье профессор Стик исследует отношения между «нигилистическим» крылом критических исследований права и философами, на поддержку которых нигилисты полагаются. Автор сосредотачивает обсуждение на Джозефе Сингере, представительном нигилисте, и философе, на которого Зингер полагается больше всего, Ричарде Рорти, возродившем американский прагматизм. Профессор Стик утверждает, что Зингер, пытаясь использовать критику Рорти традиционной философии в качестве основы для своей собственной критики права и теории права, как неверно истолковывает Рорти, так и искажает традиционную теорию права.Автор приходит к выводу, что нигилизм как попытка создать эпистемологическую критику права и теории права ошибочен и что критические исследования права должны преследовать более прямую политическую критику.

Информация о журнале

The Harvard Law Review публикует статьи профессоров, судей, практикующих специалистов и запрашивает обзоры важных недавних книг от признанных эксперты. В каждом выпуске также есть статьи студенческих редакторов. Публикуется ежемесячно с ноября по июнь в Обзоре около 2000 страниц. за том.Все статьи — даже самые уважаемые авторитеты — подвергнуты строгому редакционному процессу, призванному отточить и усилить содержание и тон. Ноябрьский номер содержит предисловие к Верховному суду (обычно написанное известным ученый-конституционалист), комментарий к делу факультета, 25 заметок о делах (анализ студентами третьего курса важнейших решений предыдущего Срок полномочий Верховного суда), а также сборник судебной статистики. Февраль В выпуске представлен ежегодный проект «События в законе», в котором подробно рассматривается важной области права.

Информация об издателе

Основан в 1887 году будущим судьей Верховного суда Луи Д. Брандейсом, Гарвард Law Review — это журнал, полностью редактируемый студентами, формально независимый юридического факультета Гарвардского университета. Приблизительно девяносто студентов-редакторов делают все редакционные и организационные решения и вместе с профессиональным бизнес-персоналом из четырех человек выполняют повседневные операции. Помимо того, что он служит важным академическим форумом для юридических исследований, Обзор призван стать эффективным исследовательским инструментом для практических занятий. юристы и студенты юридических факультетов.Обзор также предоставляет возможности для его членам развивать свои собственные навыки редактирования и письма. Все студенческие сочинения без подписи, что отражает тот факт, что многие участники обзора, помимо автору и руководящему редактору, делать вклад в каждую опубликованную кусок.

«Трагический прагматизм Линкольна», Джон Берт

Было много способов думать об Аврааме Линкольне, нашем самом загадочном президенте, но образ его как морального философа не самый очевидный.У нас есть «Честный Эйб», великий разносчик американской легенды, Линкольн, политический деятель и архитектор Республиканской партии, и Линкольн, сообразительный обладатель исполнительной власти, как это изображено в недавнем фильме Стивена Спилберга.

Тем не менее, в нескольких работах проблема языка, риторики и политической мысли Линкольна находится в центре внимания. Среди них заслуживают почетного упоминания «Линкольн в Геттисберге» Гарри Уилса, «Величайшее выступление Линкольна» Рональда К. Уайта-младшего и «Авраам Линкольн как человек идей» Аллена Гельцо.Но первой и до сих пор лучшей попыткой продвинуть философское прочтение Линкольна была книга Гарри В. Яффо «Кризис разделенного дома», опубликованная в 1959 году.

Ученик философа Лео Штрауса, Яффа утверждал, что проблема между Линкольном и Дугласом. В 1850-е годы произошло столкновение между доктриной Линкольна о естественном праве и доктриной Дугласа о народном суверенитете. Это было, как заявил Яффо, идентично конфликту между Сократом и Фрасимахом в платоновской «Республике». Дуглас утверждал, что все, что хотят жители штата или территории, делает это правильно для них.Однако для Линкольна только предварительная приверженность моральному закону могла сделать людей свободными.

Оригинальность книги Яффо заключалась в его способности направить то, что казалось чисто историческим спором, на самые глубокие темы западной философской традиции. Речь шла о двух конкурирующих концепциях справедливости. Обращение Линкольна к «самоочевидной истине» равенства в Декларации независимости стало моральным критерием американской республики. Утверждение Дугласом народного суверенитета было заявлением о политике абсолютной силы, в которой вопросы справедливости в конечном итоге решаются волей большинства.Для Яффо любое отступление от трансцендентной доктрины чистого естественного права было равносильно скатыванию к релятивизму, историцизму и, в конечном итоге, к нигилизму.

Впервые за полвека у книги Яффо появился серьезный соперник. Джон Берт, профессор английского языка в Университете Брандейса, написал работу, которую должен будет прочитать каждый серьезный студент Линкольна, хотя только ее объем — более 800 страниц — а также плотность ее прозы могут отпугнуть всех, кроме самые бесстрашные линкольнофилы.Это исторический труд, представленный как аргумент о моральном конфликте, и философский труд, представленный как риторический анализ самых известных речей Линкольна. В отличие от Яффы, который проецировал Линкольна через долгую историю естественного права от Платона и Цицерона до Фомы Аквинского, Локка и американских создателей, Берт преломляет Линкольна через философию Канта, Ролза и современную либеральную политическую теорию. Он очень похож на Линкольн для нашего времени.

Берт начинает с проблемы разрешения конфликтов в открытом обществе.Предполагает ли либерализм согласие вокруг общей моральной основы — все люди созданы равными — или это просто modus vivendi для людей с разными ценностями и интересами, которые соглашаются работать вместе по чисто оппортунистическим причинам? Джеймс Мэдисон в «Федералисте № 10» подумал, что это второе. Он видел огромную республику конкурирующих фракций, которые будут сотрудничать, потому что ни одна из них не может собрать ресурсы для постоянного господства над другими. Но что происходит, как в случае с рабством в 1850-х годах, когда эти фракции перестают преследовать интересы, о которых можно договариваться, и становятся приверженцами принципов, лежащих в основе идентичности? Возможен компромисс по интересам; компромисс по принципам намного труднее.

Проблема морального компромисса находится в центре дебатов Линкольна-Дугласа. Во время основания, как сказал Линкольн, к рабству относились как к достойному сожаления злу, которое постепенно будет направлено на путь «окончательного исчезновения». Был даже некоторый позор за рабство, поэтому это слово не упоминается в Конституции. Но в последующих поколениях эта точка зрения радикально изменилась, и то, что когда-то считалось просто своеобразным институтом, стало рассматриваться Джоном К.Калхун и другие как «положительный товар», имеющий решающее значение для южного образа жизни. Укол Линкольна о том, что если рабство — это хорошо, то это благо, которое никто никогда не выбирал для себя, не имело никакого значения.

Приятным аспектом исследования Берта является то, что оно представляет дебаты между Линкольном и Дугласом как настоящие дебаты между двумя принципиальными политическими деятелями, которые изо всех сил пытаются понять свое время. Защита Дугласом народного суверенитета не была первым шагом по скользкой дорожке к нигилизму; это была попытка разрядить проблему рабства, вернув ее в законодательные органы штатов и территорий.Дуглас оставался верным мэдисонскому видению политики, которое стремится найти разумную золотую середину, в которой могут быть улажены разногласия. Его заявление о том, что ему безразлично, одобряют или отвергают рабство, было не просто проявлением бездушного ценностного нейтралитета, а попыткой доказать рабовладельцам Юга, а также северным антиаболиционистам, что он был человеком, с которым все из них могли заниматься бизнесом.

Линкольн стал рассматривать рабство как уникальное моральное зло, нечто, выходящее за рамки консенсуального общества.Есть некоторые вещи — например, налоги — которые подлежат заключению сделок, а другие — человеческое достоинство, например, — нет. Что касается рабства как института, Линкольн был готов вести переговоры; о рабстве как принципе он не стал бы. Это не означает, что Линкольн когда-либо пересекал территорию Уильяма Ллойда Гаррисона и аболиционистов Новой Англии, которые рассматривали компромиссы Конституции в отношении рабства как договор с Дьяволом. Этот вид идеализма высшего закона — представьте Таддеуса Стивенса в роли Томми Ли Джонса — может быть риторически привлекательным, но содержит в себе скрытые опасности.Самая очевидная опасность политики совести — это постоянная угроза насилия и войны. Для тех, кто не может или не хочет видеть вещи по-нашему, не может быть другого выхода, кроме силы оружия.

Линкольн никогда не поддавался нарциссизму прекрасной эмерсонской души, ставя чистоту своих убеждений выше закона. Он сохранил способность государственного деятеля относиться к своим противникам не как к врагам, которых нужно побеждать, а как к рациональным агентам, которых можно убедить с помощью аргументированных аргументов.Как он сказал своей аудитории в Пеории, штат Иллинойс, в 1854 году: «Я думаю, что у меня нет предубеждений против южан. Они такие, какими мы были бы в их ситуации ». Демократия значила для него больше, чем мэдисонский modus vivendi; он представляет собой приверженность структуре справедливости, уважающей моральную автономию свободных мужчин и женщин.

Если Линкольн Берта — либерал Ролза, ищущий чего-то вроде основных требований справедливости, то он также является человеком с трагическим чувством «отрицательных способностей».Этим Берт имеет в виду, что наши моральные концепции остаются настолько глубоко укоренившимися в нашей жизни и истории, что мы никогда не сможем полностью понять, что они влекут за собой, кроме как ретроспективно. Наши моральные обязательства развиваются с течением времени, и их невозможно объяснить на основе одних только основных принципов.

Например, когда в Пеории Линкольн назвал рабство «чудовищной несправедливостью», мог ли он представить, что это позже заставит его обеспечить принятие 13-й поправки? Или можно было предположить, что его должность в конечном итоге приведет к избранию нашего первого президента афроамериканского происхождения? Возможно нет.Линкольн Берта звучит как гегелевский философ, для которого наши моральные концепции становятся известны нам только со временем и в силу обстоятельств, которые никто — даже Линкольн — не может вообразить.

Именно здесь чтение Берта представляет собой серьезный вызов для Яффо. Для Яффо Линкольн был философским рационалистом, чья приверженность естественному праву исходила из почти геометрической логики; его последствия могут быть известны всем без всякой посторонней помощи. Вспомните сцену из «Линкольна» Спилберга, в которой он выводит необходимость равенства из тех же аксиоматических предпосылок, которые он вспоминает при чтении «Элементов» Евклида в молодости.

Но Берт видит в Линкольне историста, для которого наши моральные концепции возникают только с течением времени и способами, которые мы никогда не сможем полностью понять. Мы всегда смотрим на нашу жизнь как на мрачное стекло. «История демократии, с точки зрения Линкольна, — пишет Берт, — это история чего-то с судьбой, но эта судьба никогда полностью не понимается ни основателями, ни самим Линкольном». Но куда нас приведет эта судьба? Американская демократия продолжает развиваться. Остается без ответа вопрос, приведет ли судьба — темные и таинственные действия судьбы — в новое рождение свободы или в новую темную эпоху.

Берт утверждает, что решение Линкольна придерживаться принципиальной политики вместо заключения сделок было в конечном итоге актом веры, чем-то, выходящим за рамки одного только разума. Подобно библейскому Аврааму, которому велено принести в жертву своего единственного сына, он не мог знать, к каким последствиям могут привести его действия. Это не означает, что Линкольн попрощался с разумом, но его решения вести войну, освободить рабов и настаивать на расовом равенстве были выборами, которые могла прояснить только история.

Берт предлагает, но никогда прямо не спрашивает, В.W.L.D. вопрос — что сделал бы Линкольн? Каковы условия для компромисса в нашу эпоху сильной поляризации? Он признает, что после долгого обдумывания вопроса он не смог найти никого, кто справился бы с этим так же хорошо, как Линкольн. Позвольте мне предложить только имена Нельсона Манделы и Вацлава Гавела.

Пример Линкольна был редким, но не уникальным. Проблема с тем, чтобы сделать Линкольна настолько уникальным, состоит в том, что это выводит его из истории. Те, кто сегодня ссылается на наследие Линкольна, склонны видеть в нем либо макиавеллианца, обладающего политической властью, либо светского святого современной демократии.Каждая из этих точек зрения ложна. Линкольн напоминает нам, что управление государством требует внимания как к принципам, так и к компромиссу. Принцип без компромиссов пуст; компромисс без принципа слеп. Это ценный урок для наших политиков даже сегодня.

Профессор Блейк обсуждает возражения против прагматизма. Размышления Дьюи об образовании и его взгляды на философию в более общем плане характеризовались глубоким пониманием того, что Дьюи был так вовлечен в общественные дела и потому, что, как и Джеймс, он был публичной фигурой, которая почти в каждом действии, почти в каждом слове, казалось чтобы применить свои философские идеи к проблемам повседневной жизни, его работа почти мгновенно стала источником больших споров не только среди философов, но и среди других интеллектуалов.Сегодня это остается спорным вопросом. Прагматизм обычно подвергается критике с разных точек зрения. Его критиковали философская школа, известная как реализм , консервативные религиозные мыслители и критики слева. Рэндольф Борн был первым из ряда левых критиков, начавшихся во время Первой мировой войны и продолжавшихся до наших дней, которые утверждали, что прагматизм функционировал как своего рода извинение за существующее положение вещей в Соединенных Штатах. ; что он не может оказать существенного морального и политического сопротивления существующему набору социальных и институциональных отношений.Для Борна и его последователей прагматизм оказался недостаточным, когда пришло время сформулировать новые ценности и новые идеалы в ответ на эту систему. Прагматизм, настаивая на практической денежной ценности идей, свел идеи к простой целесообразности.

Среди философов, приверженных реалистической или объективистской концепции истины, Джеймс и Дьюи остаются подозрительными из-за их веры в то, что истины являются временными инструментами, используемыми для решения конкретных проблем, возникающих в результате жизни.Для философов, приверженных тезису о том, что знание необходимо проверять на предмет некой объективной истины, что истины должны быть основаны на каком-то основании определенного знания, Джеймс и Дьюи остаются фигурами, чья работа заслуживает осуждения, поскольку таким философам кажется, что своего рода притворство, в котором обоснована практически каждая идея или оправдана каждая целесообразная идея. Помимо такой философской критики, критика исходила из других кругов. Католические мыслители и консервативные религиозные мыслители в целом ответили на рост прагматизма, утверждая, что его критика универсальных истин, его критика догматизма была своего рода догматизмом и несла в себе следы глубокого антикатолицизма и секуляризма.Для таких мыслителей прагматизм открыл дверь моральному нигилизму, который Джеймс отождествлял с Ницше, своего рода релятивизму, глубоко опасному подходу к миру «все подходит». Слева, начиная с 1910-19 годов, и особенно во время Первой мировой войны, среди некоторых из наиболее ярых его сторонников возникла реакция против прагматизма, которые считали, что доктрина не оправдала себя в моменты большого политического и международного военного кризиса. . Сейчас не время говорить о дебатах вокруг Первой мировой войны, дебатах, в которых Дьюи играл столь заметную роль, но справедливо сказать, что его ученик и последователь, Рэндольф Борн, блестящий культурный критик и выпускник Колумбийского университета, который учился у Дьюи , был первым из целого ряда радикальных критиков прагматизма, которые утверждали, что прагматики, настаивая на том, что истинное — то, что работает, по существу парализовали воображение; они отключили творческие способности людей перед лицом несправедливого приказа.Иногда, как утверждали Борн и другие левые критики, истинно то, что не работает, что противоречит существующему положению дел, и нужно оставаться верным этой истине перед лицом враждебного окружения.

История, политика и борьба с туберкулезом

Автор

Включено в список:

• Fairchild, A.L.
• Оппенгеймер, Г.

Abstract

Туберкулез (ТБ) начал снижаться в западном мире в середине-конце 1800-х годов. В Соединенных Штатах болезнь отступила до середины 1980-х годов, когда эта тенденция была обращена вспять. Хотя эпидемия туберкулеза в США пошла на убыль благодаря вмешательствам в области общественного здравоохранения, она вызвала споры относительно относительной ценности адресных мер общественного здравоохранения по сравнению с широкой социальной реформой. Эта полемика, которая перекликалась с предыдущими дебатами, призывающими к структурной реформе программ общественного здравоохранения, была дополнительно усилена историческими и демографическими исследованиями Томаса Маккеуна.Его влиятельный тезис утверждает, что меры клинической и первичной профилактики мало повлияли на смертность от туберкулеза. В этом документе историческая литература используется для того, чтобы продемонстрировать, оказало ли общественное здравоохранение значительное влияние на снижение показателей смертности от туберкулеза в нескольких странах. В частности, в документе описаны аргументы и данные, подтверждающие эффективность двух основных мероприятий общественного здравоохранения с течением времени: разделение лиц, инфицированных легочным туберкулезом, и искоренение туберкулеза крупного рогатого скота. В этом обзоре подтверждается гипотеза о том, что меры общественного здравоохранения, наряду с другими факторами, привели к снижению показателей смертности от туберкулеза, начиная с конца 19 века.

Рекомендуемая ссылка

Fairchild, A.L. & Oppenheimer, G.M., 1998. « Нигилизм общественного здравоохранения против прагматизма: история, политика и борьба с туберкулезом «, Американский журнал общественного здравоохранения, Американская ассоциация общественного здравоохранения, т. 88 (7), страницы 1105-1117.

Рукоятка: RePEc: aph: ajpbhl: 1998: 88: 7: 1105-1117_9

Загрузить полный текст от издателя

Насколько нам известно, этот элемент недоступен для скачать .Чтобы узнать, доступен ли он, есть три варианты:
1. Проверьте ниже, доступна ли в Интернете другая версия этого элемента.
2. Зайдите на страницу провайдера действительно ли он доступен.
3. Выполните поиск элемента с таким же названием, который был бы имеется в наличии.

Цитаты

Цитаты извлекаются проектом CitEc, подпишитесь на его RSS-канал для этого элемента.

Цитируется:

1. Lönnroth, Knut & Jaramillo, Ernesto & Williams, Brian G.И Дай, Кристофер и Равильоне, Марио, 2009. « Драйверы эпидемии туберкулеза: роль факторов риска и социальных детерминант », Социальные науки и медицина, Elsevier, vol. 68 (12), страницы 2240-2246, июнь.

Исправления

Все материалы на этом сайте предоставлены соответствующими издателями и авторами. Вы можете помочь исправить ошибки и упущения. При запросе исправления укажите идентификатор этого элемента: RePEc: aph: ajpbhl: 1998: 88: 7: 1105-1117_9 .См. Общую информацию о том, как исправить материал в RePEc.

По техническим вопросам, касающимся этого элемента, или для исправления его авторов, заголовка, аннотации, библиографической информации или информации для загрузки, обращайтесь:. Общие контактные данные провайдера: https://www.apha.org .

Если вы создали этот элемент и еще не зарегистрированы в RePEc, мы рекомендуем вам сделать это здесь. Это позволяет привязать ваш профиль к этому элементу. Это также позволяет вам принимать потенциальные ссылки на этот элемент, в отношении которого мы не уверены.

У нас нет библиографических ссылок на этот товар. Вы можете помочь добавить их, используя эту форму .

Если вам известно об отсутствующих элементах, цитирующих этот элемент, вы можете помочь нам создать эти ссылки, добавив соответствующие ссылки таким же образом, как указано выше, для каждого ссылочного элемента. Если вы являетесь зарегистрированным автором этого элемента, вы также можете проверить вкладку «Цитаты» в своем профиле RePEc Author Service, поскольку там могут быть некоторые цитаты, ожидающие подтверждения.

По техническим вопросам, касающимся этого элемента, или для исправления его авторов, названия, аннотации, библиографической информации или информации для загрузки, обращайтесь: Кристофер Ф. Баум (адрес электронной почты указан ниже).Общие контактные данные провайдера: https://www.apha.org .

Обратите внимание, что исправления могут отфильтроваться через пару недель. различные сервисы RePEc.

Прагматический нигилизм. ПРЕДИСЛОВИЕ: Чтобы выразить… | Себастьяна Джонса

Платоновская аллегория пещеры … или что-то в этом роде.

ПРЕДИСЛОВИЕ: Чтобы выразить свои мысли, качество письма должно быть оправдано. В мышлении нет синтаксических ошибок и, следовательно, никаких ограничений, поэтому мышление намного эффективнее письма.Следует извинить за орфографические ошибки, неправильное использование пунктуации и т. Д.

I Всю жизнь люди идут по лезвию ножа, что является нашим восприятием.

С точки зрения микро, наши чувства позволяют нам лишь крошечное окно понимания того, на что похожа жизнь. Мы застряли в пещере Платона, но это не пещера, а крошечная щель, через которую можно увидеть, глядя на город, который является обществом, мы можем видеть только одну маленькую улицу и угол здания, время от времени. проезжает машина, и мы как бы можем сложить части воедино и угадать, на что похожа жизнь.По сути, наше восприятие всего очень ограничено и полностью основано на ограниченных примерах реальности, которую могут воспринимать наши органы чувств.

Следующее, что касается макроуровня, изучение истории может дать нам интересное представление о том, насколько хрупка наша связь и понимание всего. Историю времени и события, которые привели к тому, что общество стало таким, какое оно есть, можно сравнить с эффектом бабочки. Подобно тому, как одна крошечная бабочка может вызвать торнадо или разбить машину, общество такое, какое оно есть, основанное на крошечных небольших событиях (как по продолжительности, так и по важности в историческом смысле), которые легко могли быть разными.

Один из примеров этого можно увидеть на примере Дюнкерка. Немцы полностью окружили все войска на пляже, и мы были в очень плохом положении. Если бы Гитлер приказал своим танкам продолжать движение по пляжу, и если бы они атаковали всех людей, застрявших там, то подавляющее большинство войск Великобритании, Польши, Франции и Бельгии было бы убито. И Гитлер наверняка выиграл бы войну. По какой-то причине он прекратил наступление, и они не убили сотни тысяч солдат на берегу.Это было бы очень конкретное решение Гитлера, которое изменило бы абсолютно все. А представьте, сколько ситуаций в разных войнах было выиграно или проиграно одним простым решением. Каждая из этих битв могла закончиться по-своему, и в этой ситуации абсолютно все факторы, влияющие на нашу нынешнюю концепцию общества, были бы совершенно разными. Таким образом, общество и все, что мы понимаем в повседневном масштабе, существует только благодаря крошечным маленьким решениям в истории и большим большим решениям, но вы меня понимаете, общество — это своего рода случайность.И этот путь, по которому мы пошли, являясь нашим общим представлением об обществе, очень специфичен и мог идти в самых разных направлениях.

(нагружено псевдоисторией, пожалуйста, позвольте этому скользить.)

Это подтверждается тем фактом, что все такие разные, у всех нас такое разное понимание того, что такое жизнь, почему одно восприятие должно быть более правильным, чем другое. Все эти восприятия просто основаны на том, что мы можем видеть через фильтр, которым является наше сознание и восприятие.

Затем, на другом конце спектра, мы понимаем только крошечный кусочек нашего, казалось бы, огромного мира, так много людей в очень многих странах. Но затем, если мы увеличим масштаб и посмотрим на наши маленькие планеты, не относящиеся к делу, мы поймем, что абсолютно все, что мы понимаем обо всем, — это один крошечный кусочек пиццы на одном из тысяч складов, где хранятся миллиарды квадриллионов базиллионов пиццы. (Не самое научное число или аналогия)

Итак, мы находимся на некоторой случайной касательной, это все, что мы понимаем.Страшно не правда ли. Таким образом становится очень легко понять, что все бессмысленно.

И вот так мы пришли к нигилизму.

Блин.

Как только мы приняли это понимание своей несущественности, становится болезненно легко впасть в пропасть, которая является депрессией, или даже развить саморазрушительные чувства. Может быть, мы зайдем в Amazon и купим кожаную одежду, возьмем ирокез, купим черную помаду и будем напоминать людям о том, как все бессмысленно.

Но это не звучит весело, я хотел бы предложить альтернативный путь, я бы назвал его прагматическим нигилизмом.

Хотя мы понимаем, что все бессмысленно, мы также должны быть прагматичными. Независимо от того, что мы делаем в жизни, мы ничего не добьемся, но мы также ничего не добьемся, если ничего не будем делать, но я определенно утверждаю, что самодовольная жизнь, проведенная в агонии из-за нашей несоответствия, будет значительно менее увлекательной, чем достижение успеха зарабатывать деньги.Так что мы просто должны быть прагматичными. Если все бессмысленно, тогда давайте удовлетворим наши первобытные желания, давайте опустимся до наших низких уровней, давайте будем гедонистами, давайте перестанем философствовать и просто повеселимся. Давайте будем практичными.

Как однажды сказал один мудрый человек: «Свобода воли — это иллюзия, в которую стоит верить» (- Мейсон Лайкс), давайте перефразируем: «Общество — это иллюзия, в которую стоит верить.

Давайте посвятим свою жизнь достижению успеха в этой системе, независимо от того, насколько поверхностной она может казаться, это наверняка будет веселее.

Как Байден может извлекать уроки из истории в реальном времени

Бисмарк однажды сказал, что задача государственного деятеля состояла в том, чтобы слышать шаги Бога, шагающие по истории, и пытаться поймать его фалды, когда он проходит мимо. Президент США Джордж Буш согласился. В своей второй инаугурационной речи Буш утверждал, что «в истории есть приливы и отливы справедливости, но у истории также есть видимое направление, заданное свободой и Автором свободы». У президента Дональда Трампа был другой взгляд. Его стратегия национальной безопасности гласила: «Центральным звеном истории является борьба за власть.Настоящий период времени ничем не отличается ». Команда Буша видела, как история движется вперед по залитой солнцем тропе; команда Трампа увидела в этом мрачное вечное возвращение. Эти убеждения побуждали их заботиться о разных проблемах, ожидать разного от мира и проводить разную внешнюю политику.

Теории истории, фундаментальные представления о том, как устроен мир, обычно скорее предполагаются, чем аргументируются, и редко подвергаются серьезной проверке. Однако эти общие идеи устанавливают параметры для всех конкретных вариантов политики, которые делает администрация.Знать теорию истории администрации, и многое из остального легко заполнить.

Существует множество возможных исторических теорий, но они, как и теории Буша и Трампа, распадаются на два основных лагеря: оптимистический и пессимистический. Таким образом, администрация Клинтона следовала своей собственной версии удачной направленности — воспринимайте ее как Буша с менее мускулистым христианством. И раньше были верующие в темную и бурную ночь Трампа.

К сожалению, учитывая суть вопроса, никто не знает, что лучше — оптимисты или пессимисты.Политические теоретики боролись по этому поводу веками, и ни одна из сторон не побеждала. Несколько поколений назад к нам присоединились современные социологи, которые генерировали и проверяли множество теорий разными способами, но все же ни один из этих лагерей не смог превзойти другого. А затем, в последние несколько лет, история снова стала интересной и стерла некоторые из немногих вещей, которые, по мнению ученых, они узнали.

Как отдельные лица, президенты имеют твердые взгляды на эти вопросы. Как группа, они этого не сделали. Американская внешняя политика печально известна своей внутренней напряженностью.Его урывки и повороты нелегко вписываются в какую-либо единую теоретическую основу. Однако этот плюрализм оказался особенностью, а не ошибкой. Именно потому, что Вашингтон последовательно не придерживался какого-либо одного подхода к внешней политике, ему удалось избежать наихудших аспектов. Обладая геополитическими привилегиями, она медленно двигалась вперед, на протяжении веков переходя от периферийной безвестности к глобальной гегемонии. Его гениальность заключалась не столько в стратегической проницательности, сколько в способности сокращать убытки.

К настоящему времени кажется справедливым сказать, что споры между оптимистами и пессимистами никогда не будут окончательно разрешены, поскольку каждая точка зрения знает что-то важное о международной политике. Вместо того чтобы выбирать между ними, новая администрация должна держать обе истины в кармане, вынимая каждую из них по мере необходимости.

Изучение внешней политики США в основном получило доступ к администрации. Целью президента Джо Байдена должно быть ускорение процесса, позволяющее ему происходить в рамках администрации.Назовите это доктриной Байеса: вместо того, чтобы придерживаться своих априорных принципов, администрация должна постоянно их обновлять.

Для этого нужно сделать теоретиков, а не руководителей, настоящей командой соперников администрации, вынудив их делать реальные прогнозы и предлагать проверяемые практические советы, а затем в реальном времени наблюдать, чьи результаты окажутся лучше. При таком подходе поиск интеллектуальной честности важнее идеологии; то, что думают люди, имеет меньшее значение, чем то, могут ли они изменить свое мнение.Постоянный расчет предполагаемых шансов не всегда приносит выигрыш. Но это поможет администрации заблаговременно сбросить плохие руки, увеличивая со временем свои выигрыши.

ТЕОРИЯ ВОССТАНОВЛЕНИЯ И ПАДЕНИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ

Канонические современные утверждения пессимистических и оптимистических взглядов были изложены английскими философами Томасом Гоббсом и Джоном Локком в семнадцатом веке. Гоббс утверждал, что государства в международной системе были подобны индивидам в гипотетическом естественном состоянии до изобретения правительства.Живя в условиях анархии, не имея над собой верховного правителя, который мог бы обеспечивать порядок и безопасность, они находились в постоянном риске, в ловушке постоянной войны всех против всех, обреченных проводить вечность в борьбе за власть. Взгляд Локка был менее мрачным, а его версия естественного состояния — более снисходительной. Он не считал, что анархия обязательно вынуждает государства к неизбежному конфликту. Если бы они захотели, они могли бы избежать войны, сотрудничая, получая безопасность и защиту путем ассоциации.

Мир Гоббса и мир Локка выглядели совершенно по-разному, поэтому политикам было очевидно важно определить, какой из них лучше соответствует действительности.Если бы война была неизбежна, а любой период международного спокойствия был бы просто затишье перед новой бурей, государства были бы лохами, когда-либо ослабляя бдительность. Но если бы устойчивое мирное сотрудничество было возможно, они были бы дураками, если бы не пытались его достичь. 300 лет споры не прекращались. Пессимисты, как правило, последовали за Гоббсом и стали известны как «реалисты». Оптимисты были привлечены к Локку, и их стали называть «либералами». И история накапливала данные все выше и выше.

U.Всплески и повороты внешней политики С. нелегко вписываются в какую-либо единую теоретическую основу.

После Второй мировой войны исследователи международных отношений занялись этой проблемой. Они навели порядок в дискуссии и уточнили ее концепции. Они показали, как можно операционализировать реалистические и либеральные теории разными способами, используя разные переменные и процессы для получения разных результатов. Они проверяли теории с помощью изощренных методов и надеялись, что в конечном итоге их коллективные усилия приведут к большему пониманию.Исследования расширились, исследователи стали лучше, а работа стала более тщательной. Но ожидаемые знания не материализовались, и было трудно сказать, какая интеллектуальная основа была достигнута на самом деле. Из-за этого явного провала к XXI веку претензии на статус реализма, либерализма и рационалистического теоретизирования в целом были поставлены под сомнение в рамках дисциплины. Конкурирующие теоретические взгляды снова переросли в серьезные дискуссии, и ученые все чаще вообще отказывались от серьезных вопросов.Журналы публиковали статьи о «конце теории международных отношений». А потом мир начал сходить с рельсов.

Как обстоят дела сейчас? Либералы занимают оборонительную позицию. Они утверждали, что глобализация будет строиться сама на себе и все больше связывать мир воедино, но вместо этого она спровоцировала массовую реакцию, и государства стали использовать взаимозависимость в качестве оружия. Они считали, что демократия улучшается в своей основе и движется вперед на периферии, но сейчас она отступает и отступает.Они считали китайский авторитаризм обреченным на провал, но его успех превзошел все ожидания. Они проповедовали космополитизм, но оказывается, что все немного националисты (а в стрессовых ситуациях становится еще больше). Они утверждали, что нормы ограничивают поведение, но на самом деле бесстыдные люди могут нарушать их без последствий. Эти неудачи могут быть временными, и мир может снова встать на путь роста, по которому он, казалось, шел. А может и нет.

Между тем,

Реалисты, перешедшие на другую сторону этих ставок, чувствуют себя оправданными.Отношения между США и Китаем развиваются как классическая дилемма безопасности. Наиболее заметное внешнеполитическое достижение администрации Трампа — ее мирные соглашения между арабами и Израилем — стало результатом классической реальной политики. На практике это очень похоже на либеральную гегемонию. . . гегемония.

Тем не менее, картинка здесь тоже проблемная. Реализм подчеркивает относительную мощь государств, и это важно. Но то же самое делают лидеры, общественность, негосударственные субъекты, идеи, институты и все остальное.Между тем, война больше не может автоматически считаться величайшей опасностью, с которой сталкиваются страны. Пандемия вызвала больше смертей и экономических разрушений, чем что-либо, кроме ядерной войны или мировой войны, а изменение климата будет еще более значительным. Подобные глобальные проблемы плохо вписываются в реалистическую парадигму.

Проблемы еще глубже. «Исследователи международных отношений, — писал политолог Дэниел Дрезнер, — уверены в двух фактах: власть является определяющим понятием дисциплины, и нет единого мнения о том, что это понятие означает.”

Рассмотрим вопрос о том, как приходящие в упадок Соединенные Штаты должны реагировать на растущий Китай. Но сначала объясните, что в каждом из них растет и что падает. Военная сила? Экономический потенциал? Представления об этих долгосрочных тенденциях? Представления о готовности их развернуть? Ценность союзов каждой страны? Их национальная сплоченность и институциональная эффективность? Очевидно, что власть имеет множество форм и зависит от контекста. Это означает, что очевидный вопрос о U.Южнокитайский дифференциал мощности на самом деле довольно сложен.

Несмотря на зловещие предсказания реалистов о повторяющемся конфликте, наконец, войны великих держав не происходили в течение нескольких поколений. Никто точно не знает, что привело к так называемому долгому миру и сколько еще он продлится. Предложения включают удачу, ядерное оружие, историческую память, мощь и политику США, экономическую взаимозависимость, изменение систем ценностей и многое другое. Но какой бы ни была причина, до тех пор, пока этот беспрецедентный период мира между великими державами не будет нарушен, пессимистическим реалистам будет немного сложно утверждать, что оптимистичные либералы явно наивны.

Интересно, что диссиденты в области международных отношений — социологи, психологи, конструктивисты, критические теоретики, теоретики культуры, марксисты, феминистки, теоретики сетей и другие, не принадлежащие к мейнстриму США — пережили последние десятилетия лучше. Это не потому, что накопились их собственные выводы; они не сделали. Но ученые, привлеченные к этим подходам, сделали более мудрые ставки, чем рационалисты, реалисты и либералы, в отношении того, что в конечном итоге имело значение в политической жизни. Они сосредоточились на иерархии, а также на анархии, помогая им лучше видеть господство, когда оно происходит.Они были более настроены на социальные отношения. И они начали с лучших предположений об их основной единице анализа.

Теперь мы знаем, что люди когнитивно предвзяты против разума. Наш мозг запрограммирован на то, чтобы делать нас эмоциональными, непостоянными и племенными. Мы действуем в соответствии с личными смыслами, которые не обязательно пересекаются с сетями других. Диссиденты в международных отношениях восприняли эти факторы как отправную точку, а не как второстепенные мысли. Они смотрели на политических деятелей как изнутри, так и снаружи, сосредоточивая внимание на идентичности и ценили культуру и непредвиденные обстоятельства.Их подходы лучше подходили для мира, в котором политика идентичности занимает центральное место во всем, а небольшое количество людей может нанести огромный ущерб — не говоря уже о мире, в котором эти люди все больше живут через социальные сети, зависимые клиенты частных компаний от бизнес-модели, основанные на индивидуальной адаптации реальности, разжигании эмоциональной нестабильности и разжигании групповых конфликтов.

ДРАМА В СТОЛИЦЕ

Изучать эти странные частицы сложно.Сложно считать иррациональные числа. Например, множественные когнитивные недостатки людей делают их восприимчивыми к лжи, которая играет важную, но малоизученную роль в политике.

Обычная ложь, заведомо ложное высказывание неправды — обычное дело. Большой лжи, торгующей полноценной альтернативной реальностью, подобной вселенной Marvel, нет.

Большая ложь — это территория пророков и демагогов, людей, которые сами слышат божественные голоса или разыгрывают божество для других. Это замкнутые интеллектуальные парадигмы, защищенные от научной фальсификации.Как отмечает ученый Нина Хрущева, большая ложь «покрывает все и переопределяет реальность. В нем нет дырок. Ты . . . либо прими все это, либо все рухнет ». Чем больше ложь, чем дальше она от реальности, тем больше психической потенциальной энергии накапливается между ними. А когда наступает коллапс, энергия высвобождается внезапным всплеском. Это был такой катарсический взрыв, который обрушился на Капитолий США 6 января.

Был ли бунт выходящим из-под контроля политическим протестом? Попытка путча? Героическая защита республики от сатанинских педофилов? Это было все это и многое другое, потому что событие транслировалось одновременно на нескольких платформах — не только по обычным телеканалам, но и по внутренним мысленным каналам обманутых бунтовщиков.Это была история как трагедия и фарс вместе взятые; Среди пострадавших была и женщина, которая, как сообщается, была растоптана до смерти с флагом с надписью «Не наступай на меня».

Самое убедительное чтение дня — это иммерсивный театр, и не только потому, что участники марша пришли в костюмах. Он разыгрывался как массовая постановка « Вакханки » Еврипида, рассказа о таинственном лидере культа, который мстит городу, который проявляет к нему неуважение, доводя его жителей до неистового нигилистического буйства.Некоторые мужчины просто хотят смотреть, как горит мир. А некоторым толпам просто нравится, как это больно.

Практические последствия бунта вызывают глубокую тревогу. Но его теоретические выводы в большей степени. Например, один из ведущих сторонников рассматриваемой большой лжи, Питер Наварро, был решающим архитектором торговой политики администрации Трампа. Будет интересно увидеть, как основные исследования международной политической экономии включают теоретизацию заговора в основу своего анализа.

Большая ложь — это территория пророков и демагогов, людей, которые сами слышат божественные голоса или разыгрывают божество для других.

Между тем, захватив Капитолий, эти террористы сделали селфи, а не заложников. Как и большинство их предшественников в 1970-х, они хотели, чтобы за ними смотрело как можно больше людей, а не как много людей умерло. Но что, если бы среди них был еще более гордый мальчик, такой как Тимоти Маквей, бомбардировщик Оклахома-Сити 1995 года? Тогда можно было бы легко уничтожить весь Конгресс США вместе с вице-президентом.Будет интересно посмотреть, как этот эпизод повлияет на всевозможные оценки риска. Ясно, что обезглавить Соединенные Штаты не так уж и сложно. Столь же очевидно, что в последнее время этого не происходило не потому, что кто-то препятствовал этому, а потому, что почти никто не пытался.

Больше всего беспокоит то, что раскрыл инцидент о Трампе. Как сказал Боб Коркер, бывший сенатор-республиканец от Теннесси: «Единственный плюс, который вытекает из этого [это], люди могут воочию увидеть то, что все мы знали, и кто он на самом деле.Имея это в виду, представьте сценарий, при котором несколько сотен тысяч голосов пошли в обратном направлении в ноябре прошлого года, позволив Трампу выиграть президентский пост, а республиканцам сохранить Сенат, честно и справедливо.

В этой ветви мультивселенной 6 января в Вашингтоне все обстоит иначе. Приходит та же толпа, но намного больше. Они не хотят вешать вице-президента Майка Пенса; они хотят его обнять. Они не штурмуют Капитолий; они стоят снаружи и аплодируют, когда он удостоверяет переизбрание президента.Трамп тоже счастлив. И почему бы нет? Он становится верховным лидером самых мощных вооруженных сил мира, безоговорочно контролирующим свою партию и все три ветви власти, с официальной пропагандистской сетью и культом личности, в котором миллионы членов буквально поверят ему, а не своим собственным. глаза. Еще четыре года.

Этого не произошло. Но это могло легко иметь все последствия для всего, от внешней политики и торговли до американских идеалов и институтов и будущего курса международной политики.Демократия не восторжествовала. Ему повезло. Невозможно уйти от мысленного эксперимента, пораженного каким-то более широким историческим образцом, оптимистичным или пессимистическим. Он уходит, пораженный его радикальной случайностью.

ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА КАК ОРИЕНТИРОВАНИЕ

Некоторые призывают вообще отказаться от поиска более широкой теоретической основы внешней политики. «Великая стратегия мертва», — заявили Дрезнер и два других политолога, Рональд Кребс и Рэндалл Швеллер, на этих страницах в прошлом году.Спорили:

Сегодняшний мир — это мир взаимодействия и сложности, в котором самый прямой путь между двумя точками не является прямой линией. Беспорядочная, загроможденная и изменчивая сфера — это как раз та область, которая не признает предполагаемой добродетели великой стратегии: практического, прочного и последовательного плана на долгосрочную перспективу.

Обсуждать великую стратегию, писали они, «значит предаваться созерцанию пупка, пока мир горит. Так что пора действовать без него ». Они хотят, чтобы повестка дня администрации формировалась по частям, снизу вверх из отделов и на местах, а не исходила из головы какого-нибудь писаря в Вашингтоне, который думает, что знает, куда идет история.Вместо всеобъемлющих теоретических рамок они предлагают гибкость и постепенное экспериментирование.

Дрезнер, Кребс и Швеллер правы, когда утверждают, что упрощенные дорожные карты не очень полезны в работе с сегодняшним сложным международным ландшафтом, и как убежденным оптимистам, так и убежденным пессимистам, похоже, суждено проводить грубые и неполные исследования. Но это не повод выбрасывать карты. Это аргумент в пользу того, чтобы понять, как использовать две плохие карты одновременно.

В конце концов, внешняя политика — это не картография. Это спортивное ориентирование — безумные гонки по опасной, неизведанной территории. И теоретики не картографы, они тренеры: их работа — помогать игрокам лучше гоняться. Карты предоставляют важную информацию, но игроки должны использовать их в полевых условиях, стараясь двигаться как можно быстрее по сравнению с другими, не получая травм. Предлагая две плохие карты, умные игроки не выберут ни одну, ни выбросят обе. Они брали с собой и то, и другое, и использовали их. Политики должны делать то же самое, неся с собой реалистичные и либеральные карты мира, фильтруя и комбинируя их, насколько это возможно.

Первое, чему научится игрок с двумя плохими картами, — это не доверять полностью ни одной из них. Обучение со временем проявится, прежде всего, в предотвращении крайних неудач. Интересно, что это именно то, что Дрезнер и его соавторы находят в истории американской внешней политики — именно поэтому они предлагают прислушаться к индуктивной, экспериментальной мудрости практических политиков: «Толчок и притяжение между истеблишментом и его критиками и между исполнительной властью и Конгрессом в конечном итоге обуздали худшие проявления американской активности и предотвратили чрезмерную сдержанность.Шаблон есть, но неправильно закодирован. Соединенные Штаты не добились успеха, потому что действовали без теории. Он добился успеха, потому что опирался на несколько теорий.

Внешняя политика — это не картография, а спортивное ориентирование — безумные гонки по опасной, неизведанной территории.

Процесс работает так. Оптимистичная администрация, верящая, что мир можно улучшить, вторгается в развивающуюся страну (Вьетнам, Афганистан, Ирак и т. Д.) И пытается сделать ее похожей на Небраску.После многих лет тщетных и дорогостоящих усилий администрация свергнута и заменена пессимистичным преемником, который уходит. Может быть и наоборот. Пессимистическая администрация, думающая, что сотрудничество для лохов, пытается действовать в одиночку в мире — только для того, чтобы добиться небольшого результата и быть замененной на оптимистичных преемников, способных лучше работать с другими. Движущей силой дипломатического успеха США стало сочетание множественных внешнеполитических традиций, множественных догматических администраций и регулярных политических смен.

Американская внешняя политика всегда заключалась в том, чтобы летать вслепую, совершать ошибки и медленно, мучительно учиться тому, чего не следует делать. Но этот процесс разыгрывался бессознательно, через администрации и эпохи, а не внутри них. Признавая и выявляя образец, осознавая себя, страна могла владеть своим поведением и более сознательно контролировать и направлять его.

Отличный способ сделать это на практике дает исследование прогнозирования Филипа Тетлока, эксперта в области политической психологии.Тетлок начал с простого эксперимента: он попросил предполагаемых экспертов сделать конкретные прогнозы относительно будущих политических событий, а затем проверил, как они это сделают. Результаты показали, что Йейтс был прав: лучшим не хватало убежденности, в то время как худшие были полны страсти. Как писали на этих страницах в прошлом году исследователь международной безопасности Питер Скоблик и Тетлок:

Те, кто был уверен, что понимают движущие силы политической системы («ежи», по терминологии философа Исайи Берлина), жили значительно хуже, чем их более скромные коллеги, которые не стеснялись сложности, подходя к проблемам с большим любопытством и непредубеждением. («Лисы»).

Последовали новые эксперименты, включая турниры с большим количеством экспертов и любителей, повторение и уточнение результатов. В итоге сложилась картина того, что делали наиболее успешные прогнозисты: они сохраняли непредвзятость и гибкость мышления. Тетлок решил, что суть успешного прогнозирования заключается в объединении нескольких карт с хорошими правилами принятия решений для выбора из них, что означает объединение двух основных подходов к прогнозированию, сценарного планирования и вероятностного прогнозирования в единую структуру.Как выразились Скоблик и Тетлок:

Ответ заключается в разработке кластеров вопросов, которые дают ранние, предсказуемые признаки того, какое предполагаемое будущее может появиться, что позволяет политикам делать более разумные ставки раньше. Вместо того, чтобы оценивать вероятность долгосрочного сценария в целом, кластеры вопросов позволяют аналитикам разбивать потенциальные фьючерсы на серию четких и прогнозируемых ориентиров, которые можно наблюдать в краткосрочной перспективе.

Короче говоря, администрация Байдена не стоит перед трагическим выбором — пессимизм, оптимизм или просто его опровержение.Вместо реализма или либерализма он может выбрать прагматизм, истинную американскую идеологию. Ключевым моментом является использование различных теоретических традиций для разработки вероятных сценариев многих альтернативных вариантов будущего, разработки и отслеживания нескольких индикаторов, чтобы увидеть, какой из этих сценариев становится более вероятным, и честно следовать свидетельствам, где бы они ни происходили.

Такой подход к внешней политике не изменит мир. Но это позволило бы Соединенным Штатам ясно видеть мир и действовать в нем более эффективно.Что было бы неплохо для разнообразия.

Загрузка …
Пожалуйста, включите JavaScript для правильной работы этого сайта.

Смысл жизни — Энциклопедия Нового Света

Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идем? , одна из самых известных картин постимпрессиониста Поля Гогена.

Вопрос о смысле жизни , пожалуй, самый фундаментальный «почему?» в человеческом существовании. Он относится к цели, использованию, ценности и причине индивидуального существования и существования Вселенной.

Этот вопрос привел к широкому спектру конкурирующих ответов и объяснений, от научных до философских и религиозных объяснений и исследований в литературе. Наука, предлагая теории о том, как и что есть в жизни, имела ограниченную ценность в ответах на вопросы смысла — почему человеческого существования. Философия и религия стали более актуальными, равно как и литература. Различные философские позиции включают эссенциалистов, экзистенциалистов, скептиков, нигилистов, прагматиков, гуманистов и атеистов.Эссенциалистская позиция, утверждающая, что цель дается нашей жизни, обычно высшим существом, очень напоминает точку зрения авраамических религий.

В то время как философия подходит к вопросу о значении с помощью разума и размышлений, религии подходят к этому вопросу с точки зрения откровения, просвещения и доктрины. Как правило, у религий есть два общих самых важных учения относительно смысла жизни: 1) этика взаимной любви между людьми с целью объединения с Высшим Существом, носителем этой этики; и 2) духовное формирование к загробной или вечной жизни как продолжение физической жизни.

Научные подходы к пониманию жизни

Наука не может дать прямого ответа на вопрос о значении. Строго говоря, нет никаких научных взглядов на значение биологической жизни, кроме ее наблюдаемой биологической функции: продолжаться. Подобно судье, столкнувшемуся с конфликтом интересов, честный ученый всегда будет делать различие между своими личными мнениями или чувствами и степенью, в которой наука может поддержать или подорвать эти убеждения.Эта степень ограничивается открытием способов, которыми вещи (включая человеческую жизнь) возникли и объективно заданы, наблюдаемые законы и закономерности, которые могут намекать на определенное происхождение и / или цель, формирующие основу для возможного значения.

Каково происхождение жизни?

На вопрос «Каково происхождение жизни?» рассматривается в науках в областях космогенеза (для происхождения вселенной) и абиогенеза (для происхождения биологической жизни). Обе эти области являются довольно гипотетическими: космогенез, потому что никакая существующая физическая модель не может точно описать очень раннюю Вселенную (момент Большого взрыва), и абиогенез, потому что окружающая среда молодой Земли неизвестна, и потому что условия и химические процессы, на возникновение которых могли потребоваться миллиарды лет, невозможно (пока) воспроизвести в лаборатории.Поэтому неудивительно, что ученые были склонны использовать имеющиеся данные как для поддержки, так и для опровержения представления о том, что существует определенная цель возникновения космоса.

Какова природа жизни?

Отвечая на вопрос «Какова природа жизни (и вселенной, в которой мы живем)?», Ученые на протяжении веков предлагали различные теории или мировоззрения. Они включают, помимо прочего, гелиоцентрический взгляд Коперника и Галилея через механистическую часовую вселенную Рене Декарта и Исаака Ньютона, общую теорию относительности Альберта Эйнштейна, квантовую механику Гейзенберга и Шредингера в попытке понять Вселенная, в которой мы живем.

Ближе к концу двадцатого столетия, вооруженные идеями генно-центрированного взгляда на эволюцию, биологи начали предполагать, что, поскольку основной функцией жизни может быть выживание генов. В этом подходе успех измеряется не с точки зрения выживания видов, а на один уровень глубже, с точки зрения успешной репликации генов на протяжении эонов, от одного вида к другому и так далее. Такие позиции не затрагивают и не могут касаться вопроса наличия или отсутствия целенаправленного происхождения, а значит, и смысла.

Что ценно в жизни?

Наука, возможно, не в состоянии сказать нам, что является наиболее ценным в жизни в философском смысле, но некоторые исследования касаются связанных вопросов. Исследователи в области позитивной психологии изучают факторы, которые приводят к удовлетворению жизнью (и до них менее строго в гуманистической психологии), факторы социальной психологии, которые приводят к процветанию или неспособности младенцев к развитию, а также в других областях психологии вопросы мотивации, предпочтений и других факторов. люди ценят.Экономисты многое узнали о том, что ценится на рынке; социологи исследуют ценности на социальном уровне, используя теоретические конструкции, такие как теория ценностей, нормы, аномия и т. д.

Какова цель (чьей-либо) жизни?

Ученые-естествоиспытатели ищут цель жизни в структуре и функциях самой жизни. На этот вопрос также приходится ответить социологам. Они пытаются сделать это, изучая и объясняя поведение и взаимодействия людей (а также всех других типов животных).Опять же, наука ограничивается поиском элементов, которые способствуют достижению цели конкретной формы жизни (индивидов и обществ), но эти результаты могут быть только наводящими на размышления, когда речь идет об общей цели и значении.

Анализ телеологии, основанный на науке

Телеология — это философское и богословское исследование цели в природе. Традиционная философия и христианское богословие, в частности, всегда имели сильную тенденцию к утверждению телеологических позиций, основанных на наблюдении и вере.После скептицизма Дэвида Юма и агностических выводов Иммануила Канта в восемнадцатом веке использование телеологических соображений для доказательства существования цели, а значит, и целеустремленного создателя вселенной, подверглось серьезным испытаниям. Целенаправленное мышление — это естественная человеческая склонность, которую уже признал Кант, но это не делает ее законной в качестве научного объяснения вещей. Другими словами, телеологию можно обвинить в принятии желаемого за действительное.

Предполагаемое «разоблачение» телеологии в науке получило новый импульс благодаря достижениям в области биологических знаний, таким как публикация книги Чарльза Дарвина О происхождении видов (т.е., естественный отбор). Автор бестселлеров и биолог-эволюционист Ричард Докинз выдвигает свое объяснение, основанное на таких открытиях. По иронии судьбы, именно наука недавно дала новый импульс телеологическому мышлению, предоставив данные, убедительно свидетельствующие о невозможности случайного развития в создании Вселенной и возникновении жизни (например, «антропный принцип»).

Философия смысла жизни

В то время как научные подходы к пониманию смысла жизни нацелены на описание соответствующих эмпирических фактов о человеческом существовании, философы озабочены взаимосвязью между идеями, такими как правильная интерпретация эмпирических данных.Философы рассмотрели такие вопросы, как: «Является ли вопрос« В чем смысл жизни? » содержательный вопрос? «; «Что это на самом деле значит?»; и «Если нет объективных ценностей, то бессмысленна ли жизнь?» Некоторые философские дисциплины также нацелены на развитие понимания жизни, которое объясняет, независимо от того, как мы здесь оказались, что мы должны делать теперь, когда мы здесь.

Поскольку вопрос о смысле жизни неизбежно ведет к вопросу о возможном божественном происхождении жизни, философия и теология неразрывно связаны в этом вопросе.Будет ли ответ на вопрос о божественном создателе: да, нет или «неприменимо», возникнет вопрос. Тем не менее философия и религия значительно различаются в подходах к этому вопросу. Следовательно, они будут рассматриваться отдельно.

Essentialist просмотров

Взгляды эссенциалистов обычно исходят из предположения, что в людях, человеческой природе существует общая сущность, и что эта природа является отправной точкой для любой оценки смысла жизни.В классической философии, от идеализма Платона до рационализма Декарта, люди рассматривались как разумные существа или «разумные животные». Тогда соответствие этому врожденному качеству рассматривается как цель жизни.

Разум в этом контексте также имеет сильный ценностно-этический подтекст. Такие философы, как Сократ, Платон, Декарт, Спиноза и многие другие, придерживались своего мнения о том, какой вид жизни лучше (и, следовательно, наиболее значим). Аристотель считал, что стремление к счастью — это наивысшее благо, , и что оно достижимо благодаря нашей уникальной человеческой способности рассуждать.Представление о высшем благе как рациональной цели жизни все еще можно найти у более поздних мыслителей, таких как Кант. Сильный этический оттенок можно найти у древних стоиков, в то время как эпикуреизм видел смысл жизни в поисках наивысшего удовольствия или счастья.

Все эти взгляды объединяет допущение, что можно обнаружить, а затем практиковать все, что рассматривается как высшее благо посредством рационального понимания, отсюда и термин «философия» — любовь к мудрости. У Платона мудрость раскрытия истинного смысла жизни обнаруживается в связи с представлением о бессмертной душе, которая завершает свой путь в земной жизни, когда она освобождается от тщетных земных целей.В этом Платон прообразует важную для христианства тему — данную Богом вечную жизнь, а также представление о том, что душа — это добро, а плоть — зло или, по крайней мере, препятствие на пути к достижению истинной цели. В то же время концепция, согласно которой человек должен подняться над обманчивой видимостью, чтобы достичь правильного понимания смысла жизни, имеет связь с восточными и дальневосточными традициями.

В средневековой и современной философии взгляды Платона и Аристотеля были включены в мировоззрение, сосредоточенное на теистической концепции Воли Бога как определяющего фактора смысла нашей жизни, которая тогда рассматривалась как достижение нравственного совершенства способами, доставляющими удовольствие. Богу.Современная философия столкнулась с серьезной борьбой в попытках сделать эту точку зрения совместимой с рациональным дискурсом философии, свободной от каких-либо предрассудков. У Канта данное Богом и его воля отпали как возможная рациональная уверенность. Уверенность в отношении цели и смысла была перенесена от Бога к непосредственности сознания и совести, как это воплощено в учении Канта о категорическом императиве. Такое развитие постепенно привело бы к более позднему преобладанию экзистенциалистского обсуждения смысла жизни, поскольку такая позиция начинается с «я» и его выбора, а не с цели, данной «сверху».»

Упор на смысл как на судьбу, а не на выбор, еще раз расцвел бы в начале девятнадцатого века Немецкий идеализм , особенно в философии Гегеля, где общая цель истории рассматривается как воплощение Абсолютного духа . в человеческом обществе.

Взгляды экзистенциалистов

Экзистенциалистские взгляды на смысл жизни основаны на идее, что только личный выбор и обязательства могут придать любой смысл жизни, поскольку для человека жизнь может быть только его или ее жизнью, а не абстрактно заданной сущностью.Идя этим путем, мыслители-экзистенциалисты стремятся избежать атрибутов догматизма и выбирают более подлинный путь. Однако этот путь неизбежно полон сомнений и колебаний. С отказом от приверженности внешнему идеалу приходит ограничение уверенности только тем, что он выбирает.

Представление эссенциализма и экзистенциализма как строго разделенных течений, несомненно, было бы карикатурой, поэтому такое различие можно рассматривать только как определение общей тенденции.Однако совершенно очевидно, что философская мысль с середины девятнадцатого века была сильно отмечена влиянием экзистенциализма. В то же время мотивы страха, потери, неуверенности и страданий перед лицом существования, которое необходимо построить «из ничего», стали преобладающими. Эти события также необходимо изучать в контексте современных и современных исторических событий, ведущих к мировым войнам.

Универсальный экзистенциальный контакт с вопросом смысла обнаруживается в ситуациях крайнего бедствия, когда разбиваются все ожидаемые цели и задачи, включая самые заветные надежды и убеждения.Тогда перед индивидуумом встает животрепещущий вопрос, остается ли еще более фундаментальный, самопревосходящий смысл существования. Во многих случаях такие экзистенциальные кризисы были отправной точкой для качественной трансформации восприятия.

Сорен Кьеркегор изобрел термин «прыжок веры» и утверждал, что жизнь полна абсурда, и человек должен создавать свои собственные ценности в безразличном мире. По Кьеркегору, человек может иметь значимую жизнь (или, по крайней мере, жизнь, свободную от отчаяния), если человек связывает себя безусловным обязательством, несмотря на присущую ему уязвимость посреди наших сомнений.Таким образом, подлинный смысл становится возможным, когда человек достигает третьей, или религиозной, стадии жизни. Искренняя приверженность Киркегора, далекая от любой философии башни из слоновой кости, приводит его в тесный контакт с религиозно-философскими подходами на Дальнем Востоке, такими как буддизм, где достижение истинного смысла жизни возможно только тогда, когда человек проходит через несколько стадии до достижения просветления, которое само по себе является исполнением без какой-либо гарантии извне (например, уверенности в спасении).

Артур Шопенгауэр, хотя и не относящийся к категории философов-экзистенциалистов, предложил свой собственный мрачный ответ на вопрос «в чем смысл жизни?» определяя свою видимую жизнь как отражение своей воли и Воли (и, следовательно, жизни) как бесцельное, иррациональное и болезненное влечение. Таким образом, сущность реальности рассматривается Шопенгауэром как полностью отрицательная, единственное обещание спасения, избавления или, по крайней мере, избавления от страдания находится в отрицающих мир экзистенциальных установках, таких как эстетическое созерцание, симпатия к другим и аскетизм.

Мыслители двадцатого века, такие как Мартин Хайдеггер и Жан-Поль Сартр, представляют более крайнюю форму экзистенциализма, в которой экзистенциальный подход имеет место в рамках атеизма, а не христианства. С другой стороны, Габриэль Марсель является примером христианского экзистенциализма. По мнению Пола Тиллиха, смысл жизни заключается в неизбежном стремлении к какой-то высшей заботе, независимо от того, принимает ли она традиционную форму религии или нет. Таким образом, экзистенциализм — это ориентация ума, которая может быть наполнена самым разнообразным содержанием, приводящим к совершенно разным выводам.

Скептические и нигилистические взгляды

Скептицизм

Скептицизм всегда был сильным скрытым течением в истории мысли, поскольку неопределенность в отношении смысла и цели всегда существовала даже в контексте самой сильной приверженности определенной точке зрения. Скептицизм также можно назвать повседневной экзистенциальной реальностью для каждого человека, наряду с какими бы то ни было обязательствами или определенностью, которые там могут быть. Для некоторых это принимает на себя роль сомнения, которое нужно преодолеть или пережить.Для других это приводит к отрицательному выводу о нашей возможности делать какие-либо достоверные заявления о смысле нашей жизни.

Скептицизм в философии существует с древних времен, где он сформировал несколько школ мысли в Греции и Риме. Однако до недавнего времени явный скептицизм оставался позицией меньшинства. С крахом традиционных убеждений скептицизм становится все более заметным в социальной и культурной жизни. По иронии судьбы, из-за своей природы отрицания возможности определенного знания, это не позиция, которая произвела на свет крупных мыслителей, по крайней мере, не в чистом виде.

Философия Людвига Витгенштейна и логический позитивизм, а также вся традиция аналитической философии представляют особую форму скептицизма в том смысле, что они ставят под сомнение саму значимость таких вопросов, как «смысл жизни», вопросов, не содержащих поддающихся проверке утверждений. .

Нигилизм

В то время как скептицизм отрицает возможность определенного знания и, таким образом, отвергает любое утвердительное утверждение о смысле жизни, нигилизм сводится к полному отрицанию такого значения или ценности.Фридрих Ницше охарактеризовал нигилизм как опустошение мира и особенно человеческого существования от смысла, цели, постижимой истины или существенной ценности. Сам термин нигилизм происходит от латинского nihil, , что означает «ничего».

Таким образом, нигилизм исследует понятие существования без смысла. Хотя нигилизм имеет тенденцию к пораженчеству, можно найти силу и причину для празднования в разнообразных и уникальных человеческих отношениях, которые он исследует. С нигилистической точки зрения мораль бесполезна и занимает место в обществе только как ложные идеалы, созданные различными силами.Характеристика, которая отличает нигилизм от других скептических или релятивистских философий, заключается в том, что вместо того, чтобы просто настаивать на том, что ценности являются субъективными или даже необоснованными, нигилизм заявляет, что ничто не имеет ценности, как следует из названия.

Прагматики просмотров

Философы-прагматики полагают, что вместо истины о жизни мы должны искать полезное понимание жизни. Уильям Джеймс утверждал, что истину можно узнать, но ее нельзя искать. Таким образом, смысл жизни — это вера в цель жизни, которая не противоречит нашему опыту целенаправленной жизни.Грубо говоря, это можно применить так: «Смысл жизни — это те цели, которые заставляют вас ценить его». Для прагматика смысл жизни, вашей жизни можно открыть только на собственном опыте.

Прагматизм — это философская школа, зародившаяся в Соединенных Штатах в конце 1800-х годов. Прагматизм характеризуется упором на последствия, полезность и практичность как жизненно важные компоненты истины. Прагматизм возражает против точки зрения, согласно которой человеческие концепции и интеллект представляют реальность, и поэтому противостоит как формалистическим, так и рационалистическим школам философии.Скорее, прагматизм утверждает, что только в борьбе разумных организмов с окружающей средой теории и данные приобретают значение. Прагматизм, однако, не утверждает, что все, что является полезным или практичным, следует рассматривать как истину, или все, что помогает нам выжить только в краткосрочной перспективе; прагматики утверждают, что истиной следует считать то, что больше всего способствует человеческому благу в течение самого длительного периода времени. На практике это означает, что для прагматиков теоретические утверждения должны быть связаны с практикой проверки — т.е.е., что нужно уметь делать прогнозы и проверять их — и что в конечном итоге потребности человечества должны направлять путь человеческого исследования.

Гуманистические взгляды

Человеческие цели определяются людьми без всякого сверхъестественного влияния. Знание также не приходит из сверхъестественных источников, оно вытекает из человеческих наблюдений, экспериментов и рационального анализа, предпочтительно с использованием научного метода: природа Вселенной — это то, что мы видим.Как и этические ценности, которые проистекают из человеческих потребностей и интересов, проверенных опытом.

Просвещенный личный интерес лежит в основе гуманизма. Самым важным в жизни является человек и, в более широком смысле, человеческий род и среда, в которой мы живем. Счастье человека неразрывно связано с благополучием человечества в целом, отчасти потому, что мы социальные животные, которые находят смысл в отношениях, и потому, что культурный прогресс приносит пользу всем, кто живет в этой культуре.

Когда мир улучшается, жизнь в целом улучшается, поэтому, хотя индивидуум желает жить хорошо и полноценно, гуманисты считают, что это важно делать так, чтобы улучшить благосостояние всех. Хотя эволюция человеческого вида по-прежнему (по большей части) является функцией природы, эволюция человечества находится в наших руках, и мы обязаны продвигать ее к ее высшим идеалам. Точно так же развивается и сам гуманизм, потому что гуманисты признают, что ценности и идеалы, а следовательно, и смысл жизни могут изменяться по мере того, как наше понимание улучшается.

Доктрина гуманизма изложена в «Гуманистическом манифесте» и «Светской гуманистической декларации».

Атеистические взгляды

Атеизм в самом строгом смысле означает веру в то, что никакого Бога или Высшего Существа (любого типа или числа) не существует, и, в более широком смысле, ни Вселенная, ни ее обитатели не были созданы таким Существом. Поскольку атеисты отвергают сверхъестественные объяснения существования жизни, лишенные деистического источника, они обычно указывают на слепой абиогенез как на наиболее вероятный источник происхождения жизни.Что касается цели жизни, то нет единого атеистического взгляда. Некоторые атеисты утверждают, что, поскольку нет богов, которые указали бы нам, что нам ценить, нам остается решать самим. Другие атеисты утверждают, что какой-то смысл может быть присущ самой жизни, поэтому существование или несуществование Бога не имеет отношения к вопросу (версия дилеммы Euthyphro Сократа ). Некоторые считают, что жизнь — не что иное, как побочный продукт бездушных сил природы и не имеет скрытого смысла или великой цели.Другие атеисты безразличны к этому вопросу, считая, что говорить о смысле без указания «значения для кого» — бессвязная или неполная мысль (это также может соответствовать идее выбора смысла жизни для себя).

Религиозные подходы к пониманию жизни

Религиозные традиции мира предложили свои собственные доктринальные ответы на вопрос о смысле жизни. Эти ответы также остаются независимыми в качестве основных утверждений, основанных на утверждении, что они являются продуктом откровения или просветления, а не человеческого размышления.

Авраамические религии

Иудаизм

Иудаизм рассматривает жизнь как драгоценный дар от Бога; драгоценен не только потому, что это дар от Бога, но и потому, что для людей этот дар придает уникальность. Из всех существ на Земле люди созданы по образу Бога. Наша жизнь священна и драгоценна, потому что мы несем в себе божественный образ, а вместе с ним — безграничный потенциал.

Хотя иудаизм учит о духовном возвышении, соединении с Богом, он также учит, что вы должны любить своего ближнего: «Не ищите мести и не обижайтесь на кого-либо из своих людей, но любите своего ближнего, как самого себя» (Левит 19:18).Мы должны практиковать это в этом мире Олам Хазе , чтобы подготовиться к Олам Хаба (мир грядущий).

Каббала делает еще один шаг вперед. Зоар утверждает, что цель жизни — улучшить свою душу. Душа нисходит в этот мир и выдерживает испытания этой жизни, чтобы по возвращении к источнику достичь более высокого духовного состояния.

Христианство

Христиане черпают свои убеждения из Библии и верят, что любовь к Богу и ближнему — это смысл жизни.Чтобы достичь этого, человек должен попросить у Бога прощение собственных грехов, а также простить грехи своих собратьев. Прощая и любя своего ближнего, человек может принять Бога в свое сердце: «Но любите своих врагов, делайте им добро и давайте им взаймы, не ожидая получить ничего взамен. Тогда ваша награда будет велика, и вы будете сыновьями Всевышний, потому что он добр к неблагодарным и злым »(Луки 6:35). Христианство верит в вечную загробную жизнь и заявляет, что это незаслуженный дар от Бога через любовь Иисуса Христа, который должен быть получен или утрачен верой (Ефесянам 2: 8-9; Римлянам 6:23; Иоанна 3:16). -21; 3:36).

Христиане верят, что они проходят испытания и очищаются, чтобы иметь место ответственности с Иисусом в грядущем вечном Царстве. То, что делает христианин в этой жизни, определит его ответственность перед Иисусом в грядущем вечном Царстве. Иисус призвал христиан быть победителями, чтобы они могли разделить с ним славное правление в будущей жизни: «Побеждающему дам право сесть со мной на престоле моем, как я победил и сел. с Отцом Моим на престоле »(Откровение 3:21).

Библия утверждает, что это Бог, «в Котором мы живем, и движемся, и пребываем в нашем существе» (Деяния 17:28), и что бояться Бога — это начало мудрости, а отход от зла ​​- это начало понимания ( Иов 28:28). В Библии также говорится: «Итак, едите ли, или пьете, или все, что делаете, все делайте в славу Божию» (1 Коринфянам 10:31).

Ислам

В исламе конечная цель человека — искать удовольствия Аллаха, живя в соответствии с божественными указаниями, изложенными в Коране и традициях Пророка.Коран ясно заявляет, что вся цель создания человека — прославление и поклонение Аллаху: «Я создал джиннов и людей только для того, чтобы поклоняться Мне» (Коран 51:56). Поклонение в исламе означает свидетельствовать о единстве Бога в Его господстве, именах и атрибутах. Однако частью божественного руководства является раздача милостыни (закят), — один из пяти столпов ислама. Также относительно этики взаимности между людьми Пророк учит, что «Никто из вас [искренне] не верит, пока он не пожелает своему брату того, чего он желает для себя.» ^[1] Для мусульман жизнь была создана как испытание, и от того, насколько хорошо человек выполнит это испытание, будет зависеть, найдет ли он последний дом: Джанна (Небеса) или Джаханнам (Ад).

Эзотерическая мусульманская точка зрения, которой обычно придерживаются суфии, гласит, что вселенная существует только для Божьего удовольствия.

Религии Южной Азии

Индуизм

Для индусов цель жизни описывается пурушартхами , четырьмя концами человеческой жизни. Этими целями являются от низшей до высшей важности: кама (чувственное удовольствие или любовь), артха (богатство), дхарма (праведность или нравственность) и мокша (освобождение от цикла перевоплощений). Дхарма ассоциируется с общими моральными и этическими идеями, такими как честность, ответственность, уважение и забота о других, которые люди воплощают в жизнь в качестве домохозяина и члена общества. Те, кто отказывается от дома и карьеры, практикуют жизнь в медитации и аскезе, чтобы достичь мокши .

Индуизм — чрезвычайно разнообразная религия. Большинство индуистов верят, что дух или душа — истинное «я» каждого человека, называемое атманом, — вечно. Согласно монистическим / пантеистическим теологиям индуизма (таким как школа Адвайта Веданты), атман в конечном итоге неотличим от Брахмана, верховного духа.Брахман описывается как «Тот, у кого нет второго»; поэтому эти школы называются «недуалистическими». Согласно школе Адвайты, цель жизни — осознать, что атман (душа) тождественен Брахману, высшей душе. Упанишады утверждают, что всякий, кто полностью осознает атман как сокровенное ядро ​​своего «я», осознает свою идентичность с Брахманом и тем самым достигает мокши (освобождения или свободы). ^[2]

Другие индуистские школы, такие как дуалистическая Двайта Веданта и другие школы бхакти, понимают Брахмана как Высшее Существо, обладающее личностью.Согласно этим представлениям, атман зависит от Брахмана, и смысл жизни заключается в достижении мокши через любовь к Богу и по милости Бога.

Будь то недуалист (Адвайта) или дуалист (Двайта), , суть в том, что все люди глубоко взаимосвязаны друг с другом через единство атмана и Брахмана, и, следовательно, они не таковы. причинять друг другу вред, но заботиться друг о друге.

Джайнизм

Джайнизм учит, что каждый человек несет ответственность за свои действия.Джайнский взгляд на карму состоит в том, что каждое действие, каждое слово, каждая мысль, помимо видимого, производит невидимое, трансцендентное воздействие на душу. Этическая система джайнизма прежде всего способствует самодисциплине. Следуя аскетическим учениям Тиртханкара, или Джина, , 24 просветленных духовных учителей, человек может достичь точки просветления, где он или она обретает бесконечное знание и освобождается от цикла перевоплощений, выходящих за рамки кармы. .Это состояние называется Сиддхашила. Хотя джайнизм не учит существованию Бога (ов), аскетические учения Тиртханкара очень развиты в отношении правильной веры, правильного знания и правильного поведения. Смысл жизни заключается в достижении полного просветления и блаженства в Сиддхашиле путем их практики.

Джайны также верят, что все живые существа имеют вечную душу, jīva , и что все души равны, потому что все они обладают потенциалом освобождения.Итак, джайнизм включает в себя строгое соблюдение ахимса (или ахинса ), формы ненасилия, выходящей далеко за рамки вегетарианства. От пищи, полученной с неоправданной жестокостью, отказываются. Отсюда универсальная этика взаимности в джайнизме: «Как боль не нравится вам, так и другим. Зная этот принцип равенства, относитесь к другим с уважением и состраданием» (Saman Suttam 150).

Буддизм

Одно из центральных воззрений в буддизме — недвойственное мировоззрение, в котором субъект и объект являются одним и тем же, а чувство деятеля иллюзорно.По этой причине смысл жизни в том, чтобы стать просветленным относительно природы и единства вселенной. Согласно священным писаниям, Будда учил, что в жизни существует дуккха , что по сути является печалью / страданием, вызванным желанием, и его можно прекратить, следуя Благородному Восьмеричному Пути. Это учение называется Catvāry Āryasatyāni (на пали: Cattāri Ariyasaccāni ), или «Четыре благородные истины»:

1. Есть страдания (дуккха)
2. Причина страдания — влечение. (тришна)
3. Прекращение страданий (ниродха)
4. Есть путь, ведущий к прекращению страдания — Благородный Восьмеричный Путь

Буддизм Тхеравады продвигает концепцию Вибхаджавада (буквально «учение анализу»).Эта доктрина гласит, что понимание должно исходить из опыта стремящегося, критического исследования и рассуждений, а не слепой веры; однако священные писания традиции Тхеравадина также подчеркивают необходимость прислушиваться к советам мудрых, считая такой совет и оценку собственного опыта двумя тестами, по которым следует оценивать практики. Согласно Четырем Благородным Истинам, цель Тхеравадина — это освобождение (или свобода) от страданий. Это достигается достижением нирваны, , которое также завершает повторяющийся цикл рождения, старости, болезни и смерти.

Буддийские школы Махаяны принижают значение традиционного идеала Тхеравады освобождения от индивидуальных страданий (дуккха) и достижения пробуждения (Нирвана). В Махаяне Будда рассматривается как вечное, неизменное, непостижимое, вездесущее существо. Фундаментальные принципы доктрины Махаяны основаны на возможности всеобщего освобождения от страданий для всех существ и существовании трансцендентной природы будды, которая является вечной сущностью Будды, присутствующей, но скрытой и непризнанной, во всех живых существах.Важной частью природы будды является сострадание.

Сам Будда говорит об этике взаимности: «Тот, кто, ища счастья, насилует других существ, которые также желают счастья, не достигнет счастья в будущем». (Дхаммапада 10: 131). ^[3]

Сикхизм

Сикхизм рассматривает жизнь как возможность понять Бога-Творца, а также раскрыть божественность, заключенную в каждом человеке. Бог вездесущ (sarav viāpak) во всем творении и повсюду видим духовно пробужденным.Гуру Нанак Дев подчеркивает, что Бога нужно видеть «внутренним оком» или «сердцем» человека: преданные должны медитировать, чтобы продвигаться к просветлению. В этом контексте вездесущности Бога люди должны любить друг друга, и они не враги друг другу.

Согласно сикхизму, у каждого существа есть душа. В смерти душа переходит из одного тела в другое до окончательного освобождения. Путешествие души регулируется кармой поступков и действий, которые мы совершаем в течение нашей жизни, и в зависимости от доброты или проступков, совершенных человеком в своей жизни, они будут либо вознаграждены, либо наказаны в следующей жизни.Поскольку дух Бога присутствует во всей жизни и материи, душа может передаваться другим формам жизни, таким как растения и насекомые, а не только человеческим телам. Человек, который эволюционировал, чтобы достичь духовного совершенства в своих жизнях, достигает спасения — союза с Богом и освобождения от перерождения в материальном мире.

Восточноазиатские религии

В даосизме Taijitu символизирует единство противоположностей между инь и янь, описанное в теории тайцзи.

Конфуцианство

Конфуцианство рассматривает смысл жизни в контексте человеческих отношений.Характер людей формируется в данных отношениях с их родителями, братьями и сестрами, супругами, друзьями и социальными ролями. Необходимы дисциплина и образование, чтобы научиться гармонии и успеху в этих социальных контекстах. Таким образом, цель жизни — выполнять свою роль в обществе, проявляя честность, порядочность, вежливость, сыновнюю почтительность, верность, человечность, доброжелательность и т. Д. В соответствии с порядком в космосе, проявленным в Тянь (Небеса). .

Конфуцианство принижает значение загробной жизни.Даже после смерти людей они связаны со своими потомками в этом мире посредством ритуалов, глубоко укоренившихся в добродетели сыновней почтительности, которая тесно связывает разные поколения. Акцент делается на нормальной жизни в этом мире, по словам современного исследователя конфуцианства Вэй-Мин Ту: «Мы можем осознать высший смысл жизни в обычном человеческом существовании». ^[4]

Даосизм

Даосская космогония подчеркивает необходимость для всех людей и всех живых существ вернуться к изначальному или воссоединиться с Единством Вселенной посредством самокоррекции и самореализации.Это цель для всех приверженцев понять и быть в гармонии с Дао (Путь) приливов и отливов природы.

Согласно теологии даосизма, изначально все люди были существами, называемыми юаньлинь («изначальные духи») из Тайцзи и Дао, , и смысл жизни для последователей — осознать временную природу своего существования. и ожидается, что все последователи будут практиковать, оттачивать и вести свою земную жизнь посредством Сючжэнь (практика истины) и Сюшен (улучшение себя), как подготовку к духовному превосходству здесь и в будущем.

Смысл жизни в литературе

Понимание смысла жизни было центральной задачей литературы с древних времен. Начиная с Гомера и заканчивая такими писателями двадцатого века, как Франц Кафка, авторы исследовали конечный смысл через обычно косвенные, «репрезентативные» изображения жизни. Для древних человеческая жизнь возникла в матрице космологического порядка. В драматической саге о войне в «Иллиаде », «» Гомера или о великих человеческих трагедиях греческих драматургов, таких как Софокл, Эсхил и Еврипид, неумолимая судьба и махинации богов рассматриваются как подавляющие слабые средства смертных управлять своей судьбой. .

В средние века Данте обосновал свою эпопею « Божественная комедия » явно христианским контекстом, со смыслом, полученным из нравственной проницательности, основанной на неизменных законах Бога. Гуманисты эпохи Возрождения Мигель де Сервантес и Уильям Шекспир оказали влияние на гораздо более позднюю литературу, более реалистично изображая человеческую жизнь и положив начало устойчивой литературной традиции возвышения человеческого опыта как основы, на которой можно распознать смысл. За заметными исключениями, такими как сатирики, такие как Франсуа-Мари Вольтер и Джонатан Свифт, и откровенно христианские писатели, такие как Джон Мильтон, западная литература начала исследовать человеческий опыт в поисках ключей к окончательному значению.Литература стала методологией исследования смысла и представления истины, поднимая зеркало человеческой жизни.

В девятнадцатом веке Оноре де Бальзак, считавшийся одним из основоположников литературного реализма, исследовал французское общество и изучал психологию человека в огромной серии романов и пьес, которые он под общим названием Человеческая комедия . Гюстав Флобер, как и Бальзак, стремился реалистично анализировать французскую жизнь и нравы, не навязывая предвзятые ценности объекту своего исследования.

Романист Герман Мелвилл использовал поиски Белого кита в Moby-Dick не только как явный символ его поисков истины, но и как средство ее открытия. Литературный метод стал для Мелвилла процессом философского исследования смысла. Генри Джеймс ясно показал эту важную роль в «Искусстве фантастики», когда сравнил роман с изобразительным искусством и настаивал на том, что роль писателя в точности аналогична роли художника или философа:

«Как люди чувствуют жизнь, так они будут чувствовать искусство, наиболее тесно связанное с ней…. Человечество необъятно, а реальность имеет бесчисленное множество форм; … Опыт никогда не ограничен и никогда не бывает полным; это безмерная чувствительность, своего рода огромная паутина из тончайших шелковых нитей, подвешенная в обители сознания. ^[5]

Реалистические романисты, такие как Лев Толстой и особенно Федор Достоевский, писали «романы идей», воссоздающие русское общество конца девятнадцатого века с высокой правдоподобностью, но также представляя персонажей, которые формулировали важные вопросы, касающиеся смысла жизни.Эти вопросы слились в драматическую сюжетную линию романов « Преступление и наказание», и «Братья Карамазовы». В двадцатом веке Томас Манн в своем философском романе « Волшебная гора» старался осознать бедствия Первой мировой войны. Франц Кафка, Жан Поль Сартр, Альбер Камю, Сэмюэл Беккет и другие писатели-экзистенциальные писатели исследовали в литературе мир, в котором традиции, вера и моральная уверенность рухнули, оставив пустоту. Писатели-экзистенциальные писатели преимущественно обращались к вопросам смысла жизни, изучая боль, аномию и психологическую дислокацию своих вымышленных героев.В «Метаморфозе », «» Кафки, чтобы взять хорошо известный пример, чиновник просыпается однажды утром и обнаруживает, что превратился в гигантского таракана — новый факт, который он старательно старается включить в свои повседневные дела.

Концепция жизни, имеющей смысл, пародируется и пропагандируется, обычно косвенно, и в массовой культуре. Например, в конце Монти Пайтона «Смысл жизни», персонажу вручают конверт, в котором прописан смысл жизни: «Ну, в этом нет ничего особенного.Э-э, постарайтесь вести себя хорошо с людьми, не ешьте жир, время от времени читайте хорошие книги, прогуливайтесь и старайтесь жить вместе в мире и согласии с людьми всех вероисповеданий и наций ». Изображение смысла в щеках встречается реже, чем в фильмах и телепередачах, которые помещают смысл жизни в субъективный опыт человека. Это популярное постмодернистское понятие, как правило, позволяет человеку находить смысл, соответствующий его или ее склонностям, маргинализируя то, что предполагается быть датированными ценностями, в то же время несколько непоследовательно включив понятие относительности ценностей в абсолютный принцип.

Оценка

Вероятно, наиболее универсальными учениями о смысле жизни, которым следует следовать практически во всех религиях, несмотря на большое разнообразие их традиций и позиций, являются: 1) этика взаимности между людьми, «Золотое правило», заимствованное из высшее существо, называемое Богом, Аллахом, Брахманом, Тайцзи или Тиан ; и 2) духовное измерение жизни, включая загробную или вечную жизнь, основанное на требовании не предаваться внешнему и материальному аспекту жизни.Обычно связь этих двух вещей заключается в том, что этика взаимности является подготовкой в ​​этом мире к возвышению духовности и к загробной жизни. Важно отметить, что эти два составных элемента любого религиозного представления о значении являются общими для всех религиозных и духовных традиций, хотя этические учения джайнизма могут не основываться на каком-либо конечном божественном существе и конфуцианской теории непрерывного существования предков вместе с потомки могут не рассматривать загробную жизнь как потусторонний мир.Эти два универсальных элемента религий приемлемы также для религиозной литературы, для эссенциалистской позиции в философии и в некотором роде для экзистенциалистской позиции.

Научные теории могут использоваться для подтверждения этих двух элементов, в зависимости от того, является ли точка зрения религиозной или нет. Например, биологическая функция выживания и продолжения может быть использована в поддержку религиозной доктрины вечной жизни, а современная физика может считаться не исключающей некоего духовного измерения вселенной.Кроме того, когда наука наблюдает взаимность упорядоченного родства, а не случайное развитие во вселенной, она может поддержать этику взаимности в Золотом правиле. Конечно, если чья-то точка зрения нерелигиозна, то нельзя считать, что наука поддерживает религию. Однако в последнее время использование науки в поддержку религиозных утверждений значительно расширилось, о чем свидетельствует публикация множества книг и статей о взаимосвязи науки и религии. Важность научных исследований происхождения и природы жизни и Вселенной, в которой мы живем, получает все большее признание, поскольку было признано, что вопрос о смысле жизни требует большего, чем религиозные ответы, которые без научной поддержки опасаются, что они покажутся неуместными и устаревшими в век науки и технологий.Таким образом, религия вынуждена учитывать данные и систематические ответы, предоставляемые наукой. И наоборот, роль религии стала предлагать содержательное объяснение возможных решений, предлагаемых наукой.

Интересно отметить, что гуманисты, которые обычно отрицают существование Бога и загробной жизни, считают, что для всех людей важно любить и уважать друг друга: «Гуманисты признают человеческую взаимозависимость, необходимость взаимного уважения и родства. всего человечества. ^[6] Кроме того, большая часть светской литературы, даже без навязывания предвзятых ценностей, описывает красоту любви и уважения посреди ненависти и хаоса в человеческой жизни. Кроме того, даже здравый смысл дискуссии о смысле жизни может аргументируют существование вечной жизни, поскольку идея самоуничтожения в случае смерти, казалось бы, уничтожает смысл жизни вместе с самой жизнью.Таким образом, два универсальных элемента религий не кажутся нам полностью чуждыми.

Христианский богослов Миллард Дж.Эриксон видит в Божьем благословении для людей плодородие, размножение и владычество над землей (Бытие 1:28) как «цель или причину создания человечества». ^[7] Это библейское повествование, кажется, относится к этическому аспекту смысла жизни, который представляет собой взаимные отношения любви между умноженным человечеством и всем творением, сосредоточенным на Боге, хотя, если смотреть светскими глазами, это может быть довольно сложно. принять идеал такой Богом данной цели или смысла жизни, основываясь на простом наблюдении за ситуацией в мире.

Банкноты

1. ↑ Сорок хадисов Ан-Навави (перевод) Международный исламский издательский дом . Проверено 28 июня 2021 года.
2. ↑ Томас Мертон, Мысли на Востоке (Нью-Йорк: Издательство New Directions, 1995, ISBN 978-0811212939).
3. ↑ Дхаммапада: Путь мудрости Будды Буддийское издательское общество , 1985. Проверено 28 июня 2021 года.
4. ↑ Wei-Ming Tu, Конфуцианская мысль: Самость как творческое преобразование (Олбани: Государственный университет Нью-Йорка, 1985, ISBN 978-0887060069).
5. ↑ Генри Джеймс, Искусство фантастики Longman’s Magazine 4 (сентябрь 1884 г.). Проверено 28 июня 2021 года.
6. ↑ Принципы гуманизма Гуманистическая ассоциация Лондона и района . Проверено 28 июня 2021 года.
7. ↑ Миллард Дж. Эриксон, Введение в христианскую доктрину , изд. Л. Арнольд Хустад, 2-е изд. (Гранд-Рапидс, Мичиган: Baker Academics, 2001, ISBN 978-0801049194), 166.

Список литературы

• Эйер, А.Дж. Смысл жизни. Scribner, 1990. ISBN 978-0684191959
• Баггини, Джулиан. Что это такое ?: философия и смысл жизни. Oxford; Нью-Йорк: Oxford University Press, 2005. ISBN 978-0195300086
• Далай-лама. Смысл жизни. Публикации мудрости; Пересмотренное издание, 2000 г. ISBN 978-0861711734
• Дарвин, Чарльз. Происхождение видов. Signet Classics, 2003. ISBN 978-0451529060
• Дэвис, Пол. Пятое чудо: поиск происхождения и смысла жизни. Simon & Schuster, 2000. ISBN 978-0684863092
• Докинз, Ричард. Слепой часовщик: почему свидетельства эволюции открывают Вселенную без замысла. W.W. Нортон; переиздание, 1996 г. ISBN 978-0393315707
• Иглтон, Терри. Смысл жизни. Oxford University Press, 2007. ISBN 978-0199210701
• Эриксон, Миллард Дж. Введение в христианскую доктрину . Гранд-Рапидс, Мичиган: Baker Academics, 2015. ISBN 978-0801049194
• Франкль, Виктор Э. Человек в поисках смысла, 4-е издание. Карманные книги, 1997. ISBN 978-0671023379
• Гудье, Албан. Смысл жизни: католический ответ. Sophia Institute Press, 2002. ISBN 978-1928832614
• Хайш, Бернар. Теория Бога: вселенные, нулевые поля и что за всем этим стоит. Red Wheel / Weiser, 2006. ISBN 978-1578633746
• Льюис, Луиза. Эксперты не нужны: смысл жизни по-вашему! iUniverse, Inc., 2007. ISBN 978-0595429714
• Ловатт, Стивен К. Новые шкурки для старого вина: мудрость Платона для современного мира. Universal Publishers, 2007. ISBN 978-1581129601
• МакГрат, Алистер. Бог Докинза: гены, мемы и смысл жизни . Blackwell Publishing Limited, 2004. ISBN 978-1405125383
• Мертон, Томас. Мысли о Востоке. New YorkCity: New Directions Publishing, 1995. ISBN 978-0811212939
• Вт, Вэй-Мин. Конфуцианская мысль: самость как творческое преобразование. Олбани: Государственный университет Нью-Йорка, 1985. ISBN 978-0887060069
• Вернон, Марк. Наука, религия и смысл жизни. Palgrave Macmillan, 2007. ISBN 978-0230013414
• Уокер, Мартин Г. ЖИЗНЬ! Почему мы существуем…. И что мы должны делать, чтобы выжить. Dog Ear Publishing, 2006. ISBN 978-1598582437

Внешние ссылки

Все ссылки получены 28 июня 2021 г.

Источники общей философии

Кредиты

Энциклопедия Нового Света писателей и редакторов переписали и завершили статью Википедия в соответствии со стандартами New World Encyclopedia .Эта статья соответствует условиям лицензии Creative Commons CC-by-sa 3.0 (CC-by-sa), которая может использоваться и распространяться с указанием авторства. Кредит предоставляется в соответствии с условиями этой лицензии, которая может ссылаться как на участников Энциклопедии Нового Света, участников, так и на самоотверженных добровольцев Фонда Викимедиа.

No related posts.