Содержание

ДОГМАТИЧЕСКИЙ — это… Что такое ДОГМАТИЧЕСКИЙ?

ДОГМАТИЧЕСКИЙ
ДОГМАТИЧЕСКИЙ

ДОГМАТИ́ЧЕСКИЙ, догматическая, догматическое (книжн.).

1. Основанный на догмах, на предпосылках, которые принимаются в качестве непререкаемых (филос.).

2. (в качестве кратк. употр. догматичен, догматична, догматично). Категорический, не допускающий возражений. Догматический тон.

Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935-1940.

.

Синонимы:
  • ДОГМАТИКА
  • ДОГМАТИЧНЫЙ

Смотреть что такое «ДОГМАТИЧЕСКИЙ» в других словарях:

  • ДОГМАТИЧЕСКИЙ — (от догмат).

    Основанный на известных положениях, не допускающих сомнений. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Чудинов А.Н., 1910. ДОГМАТИЧЕСКИЙ основанный на догматах, построенных на отвлеченных положениях. Словарь… …   Словарь иностранных слов русского языка

  • догматический — См …   Словарь синонимов

  • ДОГМАТИЧЕСКИЙ — ДОГМАТИЧЕСКИЙ, ая, ое. 1. см. догматизм. 2. Основанный на положениях, к рые принимаются как догмы. Догматическое мышление. 3. Не допускающий возражений, категорический. Д. тон. Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949 1992 …   Толковый словарь Ожегова

  • догматический — догматический. догматичный …   Идеографический словарь русского языка

  • догматический — 1. ДОГМАТИЧЕСКИЙ, ая, ое. к Догма, Догматик и Догматизм. 2. ДОГМАТИЧЕСКИЙ, ая, ое. к Догмат и Догматика …   Энциклопедический словарь

  • Догматический — I прил. 1. соотн. с сущ. догматика, связанный с ним 2. Свойственный догматике, характерный для неё. II прил. 1. соотн. с сущ. догматик II, догматизм, связанный с ними; догматичный 1.. 2. Свойственный догматику [догматик II], характерный для него; …   Современный толковый словарь русского языка Ефремовой

  • Догматический

    — I прил. 1. соотн. с сущ. догматика, связанный с ним 2. Свойственный догматике, характерный для неё. II прил. 1. соотн. с сущ. догматик II, догматизм, связанный с ними; догматичный 1.. 2. Свойственный догматику [догматик II], характерный для него; …   Современный толковый словарь русского языка Ефремовой

  • догматический — догматический, догматическая, догматическое, догматические, догматического, догматической, догматического, догматических, догматическому, догматической, догматическому, догматическим, догматический, догматическую, догматическое, догматические,… …   Формы слов

  • догматический — догмат ический …   Русский орфографический словарь

  • догматический — …   Орфографический словарь русского языка


ДОГМАТ — информация на портале Энциклопедия Всемирная история

ДОГМАТ — основное положение христианского вероучения, имеющее, как учит христианская Церковь, Божественное происхождение; источники догмата — Священное Писание и Священное Предание.

Тер­мин «догмат» упот­реб­лял­ся как языческими фи­ло­со­фа­ми, так и хри­сти­ан­ски­ми ав­то­ра­ми в различных зна­че­ни­ях. Ев­се­вий Ке­са­рий­ский в сво­ей «Цер­ков­ной ис­то­рии» тер­ми­ном «догмат» обо­зна­ча­ет дек­ре­ты се­на­та (II, 2), императорские эдик­ты (IV, 6), ука­зы и рас­по­ря­же­ния ме­ст­ных вла­стей (IV, 26), цер­ков­ное уче­ние (IV, 26), по­ста­нов­ле­ния по­ме­ст­ных со­бо­ров (V, 23; VI, 43), но так­же ере­си (VII, 6, 31). На­чи­ная с IV века тер­мин «догмат»  в цер­ков­ном упот­реб­ле­нии всё ча­ще ис­поль­зу­ет­ся для обо­зна­че­ния хри­сти­ан­ско­го ве­ро­уче­ния.

По­ни­ма­ние догмата как фор­му­лы ве­ры, как вы­ра­же­ния то­го, во что ве­ри­ли «все все­гда и по­всю­ду», воз­ни­ка­ет в древ­ней Церк­ви. Са­мы­ми древ­ни­ми дог­ма­тическими сво­да­ми яв­ля­ют­ся Сим­во­лы ве­ры, а так­же ран­ние Кре­щаль­ные сим­во­лы. Впо­след­ст­вии к ним бы­ли при­сое­ди­не­ны дог­ма­тические по­ста­нов­ле­ния Все­лен­ских со­бо­ров и дог­ма­тические по­ста­нов­ле­ния по­ме­ст­ных со­бо­ров, ут­вер­ждён­ные на Трулль­ском со­бо­ре (691 год).

В цер­ков­ной тра­ди­ции за­кре­пи­лось мне­ние, что, в си­лу осо­бой ав­то­ри­тет­но­сти, к дог­ма­ти­че­ским мож­но от­не­сти по­ста­нов­ле­ния Кон­стан­ти­но­поль­ско­го со­бо­ра 879-880 годов, Кон­стан­ти­но­поль­ских со­бо­ров 1341-1351 годов (о сущ­но­сти Бо­жи­ей и энер­ги­ях, пред­став­ляю­щих со­бой не­твар­ную Бо­же­ст­вен­ную бла­го­дать). Дог­ма­тическое зна­че­ние при­да­ёт­ся так­же Ис­по­ве­да­нию ве­ры святителя Гри­го­рия Па­ла­мы (1351 год), Ис­по­ве­да­нию ве­ры святителя Мар­ка Эфес­ско­го (на Фер­ра­ро-Фло­рен­тий­ском со­бо­ре).

Од­на­ко пол­но­та ве­ро­учи­тель­ной ис­ти­ны не на­хо­дит все­ча­ст­но­го от­ра­же­ния в дог­ма­тических оп­ре­де­ле­ни­ях. Догмат — это ско­рее гра­ни­цы ис­ти­ны. Дог­ма­тические тек­сты ро­ж­да­ют­ся из опы­та бо­го­по­зна­ния и по­яв­ля­ют­ся в ви­де ве­ро­учи­тель­ных оп­ре­де­ле­ний как ре­зуль­тат это­го опы­та. Со­глас­но цер­ков­но­му ве­ро­уче­нию, ос­но­ва дог­ма­тических ис­тин и оп­ре­де­ле­ний под­креп­ля­ет­ся так­же опы­том ду­хов­ной жиз­ни хри­стиа­ни­на. Ба­зой дог­ма­тических ис­тин яв­ля­ет­ся, таким образом, не вы­вод, а ви­де­ние, ко­то­рое дос­ти­жи­мо толь­ко че­рез ду­хов­ное ста­нов­ле­ние ве­рую­щей лич­но­сти, че­рез при­ча­ст­ность к опы­ту Церк­ви. «Вы, — пи­шет апостол Па­вел, об­ра­ща­ясь к хри­стиа­нам Ко­рин­фа, — по­ка­зы­вае­те со­бою, что Вы — пись­мо Хри­сто­во, че­рез слу­же­ние на­ше на­пи­сан­ное не чер­ни­ла­ми, но Ду­хом Бо­га жи­во­го, не на скри­жа­лях ка­мен­ных, но на пло­тя­ных скри­жа­лях серд­ца» (2 Коринфянам 3:3).

Догматы в эпоху Вселенских соборов

По­яв­ле­ние дог­ма­тических оп­ре­де­ле­ний не бы­ло обу­слов­ле­но лишь внутренней не­об­хо­ди­мо­стью цер­ков­ной жиз­ни: лже­уче­ния, ере­си но­си­ли ан­ти­цер­ков­ный ха­рак­тер, уг­ро­жа­ли един­ст­ву Церк­ви — в борь­бе с ни­ми Цер­ковь фор­му­ли­ро­ва­ла своё ве­ро­уче­ние. I Все­лен­ский со­бор (325 год) в по­ле­ми­ке с ариа­на­ми сфор­му­ли­ро­вал в Ни­кей­ском сим­во­ле ве­ры догмат о еди­но­су­щии От­ца и Сы­на, но раз­ли­че­нии Их ипо­ста­сей.

II Все­лен­ский со­бор (381 год) под­вёл ито­ги ари­ан­ских спо­ров, ут­вер­дил ве­ру в Святого Ду­ха, рав­но­че­ст­но­го по бо­же­ст­ву От­цу и Сы­ну, при­нял Ни­кео-­Кон­стан­ти­но­поль­ский сим­вол ве­ры. III Все­лен­ский со­бор (431 год), оп­ро­вер­гая хри­сто­ло­гию не­сто­ри­ан­ст­ва, от­стаи­вал име­но­ва­ние Де­вы Ма­рии Бо­го­ро­ди­цей. IV Все­лен­ский со­бор (451 год) сфор­му­ли­ро­вал догмат о двух при­ро­дах и еди­ной ипо­ста­си Бо­го­че­ло­ве­ка. V Все­лен­ский со­бор (553 год) был со­б­ран для раз­ре­ше­ния про­дол­жав­ших­ся хри­сто­ло­гических спо­ров. VI Все­лен­ский со­бор (680-681 годы) вы­сту­пил про­тив мо­но­фе­лит­ст­ва и мо­но­энер­гиз­ма, VII Все­лен­ский со­бор (787 год) — про­тив ико­но­бор­че­ст­ва, со­ста­вив ве­ро­оп­ре­де­ле­ние об ико­но­по­чи­та­нии. Таким образом, дог­ма­тическое оп­ре­де­ле­ние не по­ро­ж­да­ло но­вых догматов, но са­мо ро­ж­да­лось из догматы, из­на­чаль­но су­ще­ст­вую­ще­го в дог­ма­тическом со­зна­нии Церк­ви.

Современное положение догматов в Православной церкви

Пра­во­слав­ная цер­ковь счи­та­ет, что в си­лу Бо­же­ст­вен­но­го про­ис­хо­ж­де­ния догматы ни из­ме­нять их, ни уве­ли­чи­вать, ни со­кра­щать их ко­ли­че­ст­во ни­кто не мо­жет; в то же вре­мя это не оз­на­ча­ет, что пре­кра­ти­лось рас­кры­тие догматов: оно не пре­кра­ти­лось, по­сколь­ку не пре­кра­ща­ют­ся за­блу­ж­де­ния, вы­зы­ваю­щие не­об­хо­ди­мость ох­ра­не­ния чис­то­ты пра­во­сла­вия.

Догматы в католицизме.

Ка­то­лическая дог­ма­тическая тра­ди­ция на­шла своё от­ра­же­ние в так называемой тео­рии дог­ма­тического раз­ви­тия. Ка­то­ли­че­ская цер­ковь при­зна­ёт не толь­ко воз­мож­ность, но и не­об­хо­ди­мость по­яв­ле­ния но­вых догматов. Ею бы­ли при­ня­ты догматы о без­оши­боч­ном учи­тель­ст­ве («не­по­гре­ши­мо­сти») па­пы Рим­ско­го как пре­ем­ни­ке святого апостола Пет­ра, о не­по­роч­ном за­ча­тии Пре­свя­той Де­вы Ма­рии, о взя­тии Пре­свя­той Де­вы Ма­рии в Не­бес­ную Сла­ву с ду­шой и те­лом.

Догматы в исламе

При­ме­ни­тель­но к другим ми­ро­вым ре­ли­ги­ям о догматах воз­мож­но го­во­рить толь­ко в от­но­ше­нии ис­ла­ма. Дву­мя основными догматами ис­ла­ма яв­ля­ют­ся догмат о еди­ном Бо­ге и догмат о бла­гой мис­сии про­ро­ка Му­хам­ме­да.

© Большая Российская Энциклопедия (БРЭ)

В серии «Учебник бакалавра теологии» вышел учебник «Догматическое богословие» протоиерея Олега Давыденкова / Новости / Патриархия.

ru

26 марта 2021 г. 17:45

В рамках общецерковного проекта подготовки корпуса учебных пособий «Учебник бакалавра теологии» Издательским домом «Познание» совместно с Православным Свято-Тихоновским гуманитарным университетом переиздан учебник «Догматическое богословие» доктора богословия, кандидата философских наук протоиерея Олега Давыденкова.

Это учебное пособие ранее получило признание среди преподавателей и студентов духовных школ и зарекомендовало себя как одно из лучших учебных пособий по догматике. 

Догматическое богословие — это основной профильный предмет высших духовных учебных заведений. Необходимость досконального знания студентами догматов и учения Православной Церкви заключена в их важности для личного духовного спасения и для спасения других, к чему, собственно, и призван священник.

Автор продолжает традицию русской классической догматической мысли XIX — начала ХХ столетий; в то же время учитывает и лежащие в русле церковного Предания важнейшие богословские изыскания православных авторов XX столетия.

Книга изложена современным, живым языком и вводит студента в сферу догматического, богословского знания, раскрывает исторические контексты появления догматических споров, знакомит с видными представителями разных богословских школ.

***

Проект «Учебник бакалавра теологии» Издательского дома «Познание» — создание полного комплекта учебников по всему спектру учебных дисциплин для бакалавриата духовных школ Московского Патриархата, а также светских учебных заведений, осуществляющих обучение на теологических кафедрах. Проект осуществляется под непосредственным наблюдением Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла и Высшего Церковного Совета Русской Православной Церкви. Руководит проектом ректор Общецерковной аспирантуры и докторантуры митрополит Волоколамский Иларион. Серия «Учебник бакалавра теологии» предусматривает выпуск около 60 учебных пособий, подготовленных по единому образовательному стандарту.

Протоиерей Олег Давыденков — российский богослов, религиовед, философ и переводчик; профессор Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, кандидат философских наук, доктор богословия, доцент; клирик московских храмов свт. Николая в Кузнечной Слободе и Пресвятой Троицы в Вишняках.

Пресс-служба ОЦАД/Патриархия.ru

Догматический принцип в политико-психологических исследованиях культурно-цивилизационных систем


скачать Автор: Ракитянский Н. М. — подписаться на статьи автора
Журнал: Век глобализации. Выпуск №3(35)/2020 — подписаться на статьи журнала

DOI: https://doi.org/10.30884/vglob/2020.03.10

Ракитянский Николай Митрофанович, д. психол. н., профессор МГУ имени М. В. Ломоносова more

В статье представлен концептуальный анализ догматического принципа, показано его методологическое значение как для политико-психологических, так и для гуманитарных исследований в целом. Автор рассматривает эволюцию понятия догмы (дóгмата) в историческом, правовом, философском, политологическом и теологическом аспектах. Сформулирован тезис о догмах как доминантной контекстуальной системе и как основании для формирования парадигм политического мышления. В работе обсуждаются закон контекста, его психологическое содержание, механизмы и функции, а также его связь с догматическим принципом. Сделан вывод о том, что догмы обладают интегративным свойством, являются фактором социализации, формируют системную модель мира в сознании масс людей. Автор отмечает, что переход от догматического мышления к диалектическому осуществляется посредством рефлексии как процесса осознаваемой психической активности. Высказано мнение о том, что догматическое мышление обусловлено объективными законами субъективного мира.

Ключевые слова: догматический принцип, догматическое мышление, догма, дóгмат, диалектическое мышление, закон контекста, контекстуализация, деконтекстуализация, рефлексия. 

The dogmatic principle in the political and psychological studies of cultural-civilizational systems

Nikolay M. Rakityansky. 

The article proposes a conceptual analysis of the dogmatic principle and also shows its methodological significance for political and psychological, and humanitarian research in general. The author examines the evolution of the concept of dogma in historical, legal, philosophical, theological and political aspects. He also formulates the idea of dogmas as a dominant contextual system and as the basis for the formation of the basic paradigms of political thinking. This article discusses the law of context, its psychological content and functions, as well as the link of the concept with a dogmatic principle. It is concluded that dogmas have an integrative property; they are a factor of socialization and form a systemic model of the world in mass consciousness. The transition from dogmatic to dialectical thinking occurs via reflection as a process of conscious mental activity. The author suggests that dogmatic thinking contains the objective laws of the subjective world.

Keywords: dogmatic principle, dogmatic thinking, dogma, dialectical thinking, law of context, contextualization, decontextualization, reflection.

В век глобализации фундаментальные ценностные ориентации политических масс, как и прежде, определяются монотеистическими системами исповедания: восточным христианством, западным христианством, исламом и первой из них – иудаизмом. Собственно, эти конфессии и определяли столетиями архитектонику глобального человечества. Они представляют собой ключевые доминанты онтологического и психологического ареала мирового сообщества как единой планетарной метасистемы. Кроме того, каждая из них определяет фундаментальные различия культурно-цивилизационных систем [Чумаков 2019: 91–94]. Все они, опираясь на догматический фундамент, в течение длительного исторического периода составляли основу мировоззрения, истоки жизненной позиции и философию существования, определяли базовые установки мышления людей, живущих в пространстве монотеизма и за его пределами.

Догматы прямо или косвенно детерминируют природу и специфику политической власти нации, ее экономический уклад, устроение права, нравственность, духовность и саму судьбу цивилизаций и государств. Современная политика по сей день осуществляется в контексте тысячелетней религиозной практики и является ее следствием и результатом. Но в наше время те или иные монотеистические доктрины в результате апостасийных процессов и секулярной подмены подвергаются трансформации, результаты которой находят выражение в экспансии разного рода политических идеологий [Задорожнюк 2008]. Эти и иные обстоятельства и проблемы побуждают нас к постановке и обсуждению следующих вопросов.

Догматический принцип: подход к проблеме

Со времен европейского Просвещения к словам «догма», «догмат» и «догматика» сложилось довольно негативное отношение ввиду их неразрывной связи с теологией монотеизма, и примерно с этого же исторического момента начался процесс секуляризации этих концептов [Просвещение…]. По мнению британского политического философа Д. Грея, мы и до сих пор «живем среди неразобранных руин проекта Просвещения, который был главным предприятием Современности» [Грей 2003: 280].

В Античности у термина «догма» было социально-юридическое значение, исторически предшествовавшее его философскому смыслу, в пространстве которого догмы со временем стали выполнять роль основополагающих метафизических утверждений, и на них, в свою очередь, строились аксиология, нравственные, социальные, эстетические, политические и другие учения [Кырлежев 2010: 680–681].

В русском языке используются две формы этого концепта: форма, образованная от именительного падежа, – собственно «догма», и форма, образованная от родительного падежа, – «дóгмат», которые семантически равнозначны. Первая редакция чаще находит применение в научной литературе, а вторая использовалась в дореволюционных источниках, и в настоящее время к ней обращаются, когда говорят о религиозных догмах [Канаков 2016: 90–103].

Догма является объемным понятием, и в гносеологическом плане оно соотносится с такими категориями, как допущение в научном поиске, парадигма в философии, аксиома в математике, постулаты в физике, доктрины в идеологии и политике. Здесь вполне уместно вспомнить о догматизме законов И. Ньютона, И. Кеплера, Д. И. Менделеева, Н. Бора и других выдающихся ученых, признавая, что догматизм есть составная часть большинства наук, где под догмой понимается система базовых постулатов учения или научного направления.

Между тем не только политика, международная дипломатия, идеология, но и правовые системы, выступая регуляторами поведения людей, также строятся на догматических основаниях [Антанович 2006: 332–337]. Право в своих нормах закрепляет политический строй общества, механизм функционирования государства, регламентирует политические отношения, регулирует деятельность субъектов политической системы и пр. Так, благодаря разработкам догматической традиции право состоялось как фундаментальный социальный институт, положенный в основу устройства современных цивилизаций [Михайлов 2012]. Без правовой догматики недостижимо согласие в правовых понятиях и невозможна нормотворческая, правоприменительная деятельность [Арановский 2003: 23].

В широком смысле наше мировосприятие предполагает приобретение знаний догматически, то есть априорно (аподиктически), в готовом виде, на веру, и это знание не требует каких-либо аргументов и доказательств, формируя тем самым догматическое мышление [Пуйман 1999: 63]. К примеру, Г. В. Ф. Гегель в «Феноменологии духа» соотносил догматический способ мышления с непосредственным знанием [Гегель 1992: 21].

Мир современного человека, как и прежде, в известной мере строится на получаемой им информации, и он, даже не выходя за порог, может оказаться практически где угодно. Но при этом он привычно соглашается с тем, что будет смотреть на мир чужими глазами – догматически. Профессор В. А. Кутырев по этому поводу заметил, что иметь по всем вопросам свое мнение – задача непосильная. Приходится верить [Кутырев 2006: 220].

Как видим, догма выполняет важные познавательные функции, на что в свое время указывал К. Г. Юнг. При этом он считал, что религиозные догматы выполняют не только психологическую, но и насущную психотерапевтическую роль. По его словам, они предохраняют человека от непосредственного соприкосновения с огромной психической энергией, закрепленной в истории психического развития в идее божественного, и адаптируют образы коллективного бессознательного, рационализируя их в форме абстракций[Юнг 1991: 160–162].

Осознание этой логики познания, которая дается далеко не всем, требует от человека рефлексивного усилия, направленного на понимание и усвоение отмеченного догмой пространства знания. Собственно, рефлексия, будучи механизмом осознаваемой психической активности, и определяет фазовый переход от догматического мышления к диалектическому. Поэтому мы можем говорить о том, что догматическое мышление, будучи многомерным феноменом нашего субъективного мира, – не колючая проволока, запрещающая выходить за очерченные пределы. Это, скорее, дверь, через которую можно войти в просторы, обычно недосягаемые и часто не замечаемые [Остапенко 2009]. Осознание, понимание и преодоление догм опосредствуются рефлексивными процессами, в результате чего мы актуализируем свой субъектный ресурс [Гребенникова 2013], реализуем креативный потенциал, выходим за пределы самого себя и преобразуем то, что нам дано догматическим восприятием мира [Леонтьев 2010].

В обществах монотеистической культуры, когда человек в процессе своего взросления из «естественного индивида» [Ананьев 2000: 5, 16, 51–61] становится социальным субъектом, у него априорно формируются догматически детерминированные установки мышления в контексте той культурно-цивилизационной системы, к которой он принадлежит [Ракитянский 2013б]. Как видим, строй догматического мышления объективно становится фактором социализации. Он обладает интегративным свойством, формирует целостную модель мира в сознании масс людей. Другими словами, каждый человек сызмала получает знание об основах устроения жизни, которое в своей сущности и есть вера; и эти две сферы – знание и вера – не только не разъединимы, но даже и не различимы [Лосев 2008: 152–159].

Тем не менее мы привычно воспринимаем суждения о догматах как о некой архаичной и нелепой системе религиозного сознания, которая будто бы состоит из ограничений и запретов, «мешает свободному развитию» личности, ее «творческой самореализации», «ограничивает» креативное мышление и прочее [Герасимов 2008]. Именно это восприятие по своей сути также является догматичным. Но при этом одно слово – догма – вызывает у нас реакцию как минимум в форме настороженности или раздражения. Однако наше понимание догмата как некоего запрета, наложенного на мысль, неверно в том отношении, что догмат никогда не затрагивает и не определяет те дела и заботы, которые находятся в сфере повседневной жизни.

Как видим, весьма актуальным аспектом в понимании догм является то обстоятельство, что догматичность мышления для большинства людей является неосознаваемой и потому практически невидимой, так же как давление атмосферного столба или закон всемирного тяготения.

Закон контекста

В чем причина этой неосознанности? Мы уясняем не только конкретные факты, стимулы и ситуации, но и общий контекст как нечто неизменное для различных событий. Однако как раз этот привычный контекст довольно быстро выбывает из нашего сознания [Аллахвердов 2000: 364]. Мы можем назвать этот процесс контекстуализацией. Обратное происходит, когда информация меняется либо субъективно, либо объективно. Тогда контекст вновь обнаруживается, он снова осмысливается, и в таком случае речь идет о том, что он деконтекстуализируется [Баарс 2020]. В этом плане, следуя за У. Джеймсом [Джеймс], мы можем говорить о законе контекста, в соответствии с которым стабильные, неизменные компоненты внутреннего и внешнего мира уходят из нашего сознания [Аллахвердов 2000: 380].

Так, в повседневной жизни мы обычно не задумываемся, например, об уникальности своей личности или самобытности собственной биографии – все наши особенности выступают по отношению к большинству актуальных проблем как неизменный контекст. При этом мы можем интерпретировать свое «Я» как сложную контекстуальную организацию – как устойчивый, инвариантный и при этом доминантный контекст, который мы не осознаем. Но, подобно любому контексту, «Я» имеет аспекты, которые могут быть деконтекстуализированы и пережиты как объекты сознания. Эти превращенные в объекты сознания аспекты «Я» могут затем использоваться для построения психологической модели самого себя.

Или, например, осмысление тех или иных обыденных событий не предполагает ни одновременного осознания языка, которым мы пользуемся, ни названия города, в котором они произошли, ни времени года. Все это составляет тот устойчивый, неизменный фон, который не осознается до тех пор, пока к этому контексту не будет привлечено осознанное внимание. То есть получить сознательный доступ к контекстам можно через их деконтекстуализацию, или, говоря другими словами, путем рефлексивного опосредствования [Карпов 2004: 9]. По мнению профессора Б. Баарса, контекст в известном смысле состоит из того, к чему мы уже адаптировались, и он служит той основой, относительно которой выявляется, определяется и осознается новая информация.

Человек как социальное существо объективно контекстуален – он всегда включен в многомерную среду. Он существует в природном, антропологическом, культурно-цивилизационном, ментальном, политическом и, наконец, духовном пространстве. В психологическом плане он неразрывно связан с этими пространствами и, наконец, в определенной мере имплицитно или эксплицитно включает в себя эти пространства [Леонтьев 2010: 131–132]. Иначе говоря, все мы живем в тех и иных контекстах, однако все возможные контексты нельзя ни зафиксировать, ни перечислить [Аллахвердов 2000: 431]. Контекст – это как раз то, что всегда наглядно, привычно и не осознаваемо, поскольку люди не обращают внимания на то, что исходно представляется им очевидным. Но контекстуальная система может быть деконтекстуализирована нами посредством рефлексивного усилия, чтобы снова стать частью сознательного опыта.

Как видим, контекстуальные ограничения при их осознании становятся деконтекстуализированными, но дело это чрезвычайно трудное. Вместе с тем усомниться в адекватности контекста или сделать его предметом рефлексивного усилия – это отнюдь не безнадежный труд. Так, теория относительности А. Эйнштейна деконтекстуализировала постулаты И. Ньютона о пространстве и времени, а создатели квантовой механики сделали то же самое с допущениями А. Эйнштейна о детерминизме. Однако деконтекстуализировать чьи-то постулаты не каждому по силам [Баарс 2020].

Таким образом, догмы, в контексте которых мы живем с рождения, привычно воспринимаются нами как инвариантные, неизменные структуры, как истины а priori. Они не требуют фиксации внимания и не вызывают у нас каких-либо вопросов. Это обусловлено тем психологическим обстоятельством, что априорно усвоенные образы, представления, понятия, ценности, самоочевидные истины и догмы по закону контекста У. Джеймса переходят в базовое содержание сознания и… перестают осознаваться [Аллахвердов 2000: 386]. Поэтому человеку, находящемуся в контексте того или иного менталитета, чрезвычайно сложно увидеть и понять, в чем именно состоит его догматическая обусловленность. И мы со всем этим живем, мечтаем и говорим о свободе, демократии, возможности независимого выбора, субъектности…

Проблема взаимодействия с контекстами как аспект догматического мышления находится за пределами внимания политологов, политических психологов и представителей других наук о человеке и обществе. Может быть, потому что они сами испытывают сложности деконтекстуализации того пространства, в котором живут и работают. Так, если, например, набрать в поисковой строке словосочетание «политический контекст», то содержательной трактовки мы в результате поиска не найдем.

Между тем каждая культурно-цивилизационная система в течение исторического времени создает свои доминантные политические и иные контексты, которые мы не осознаем и не изучаем. И здесь нельзя не согласиться с профессором А. И. Юрьевым в том, что все коммерческое и политическое давление на поведение масс целиком строится на законах и механизмах бессознательного [Юрьев 2006: 22], где закон контекста занимает не последнее место.

Догмы как доминантная контекстуальная система

Совокупность догматов того или иного монотеизма или же доминирующей атеистической идеологии, которая также есть догмат [Лосев 2008: 156], является основанием для формирования ментальных матриц, и они уже как унифицированные коды объединяют массы людей, которые длительное время живут в контексте преобладающего априорного знания, словно в своеобразной гравитационной системе, недоступной для непосредственного восприятия. При этом ментальная матрица выступает в качестве доминантной программы организации мышления, в русле которого этнос или народ развивает и реализует самобытные социокультурные, экономические и политические практики [Ракитянский 2013а: 55–81].

Что касается религиозных догматов, то мало кто сейчас знает, что говорят они только о Боге. Так, в христианстве, самой догматической религии мира, не существует догматов, которые регламентируют повседневное поведение человека или предписывают то, какими должны быть культура, право, наука, экономика или политический строй. Чтобы в этом убедиться, достаточно ознакомиться с «Символом веры»[1]. Он содержит краткое и точное догматическое изложение сущности христианского вероучения и является официально признанной словесной формулой, которая структурирована двенадцатью частями (членами) [Петр (Люилье), Лосский 2008]. По объему «Символ веры» умещается на одной странице текста [Закон… 1998]. Каждый человек, осознанно и ответственно принявший христианство, эти положения знает, принимает и исповедует независимо от своих частных мнений и переживаний, причисляя себя к составу Церкви.

Христианство по своей догматической сути, как и любой монотеизм, теоцентрично, оно не допускает произвольного истолкования своих догматов. В других монотеистических религиях нет такого краткого и точного символа веры – ортодоксии, но есть развернутый свод обязательных нормативных действий, правил, ритуалов и обрядов – ортопраксия.

Для большинства религий характерен акцент на ортопраксии как на дисциплине внешнего религиозного поведения. Так, мусульманин в первую очередь должен соблюдать законы шариата. Иудею надлежит следовать предписаниям своего Закона в толковании мудрецов и раввинов. В иудаизме, например, представление о Боге и о других предметах веры в конкретной и четко структурированной словесной формуле не выражены, и последователь иудаизма может верить, как хочет. Но вместе с тем его поведение в практической жизни жестко регламентировано множеством правил.

Христианское догматическое богословие как религиозная наука следует за важнейшими и всеобще необходимыми положениями Божественного Откровения, которые сформулированы Церковью на семи Вселенских соборах [Карташев 2017]. Собственно, этими принципами, а не частными или групповыми мнениями, определяется вера человека. Догматическое богословие отличается от самого установления догмата тем, что оно систематизирует однажды открытую в догмате его разумную необходимость [Лосев 2008: 151].

Понимание догмата как «ступени восхождения», «могучего орудия творческого перерождения мира, творческого его развития», «лестницы к небу и Богу» представлено в философии Н. А. Бердяева. Он полагал, что религиозные догматы содержат в себе знания метафизического характера и касаются первооснов бытия [Бердяев 1994: 90].

Против понимания религиозного догмата как навязчивой идеи выступал Э. Фромм, считая, что «догмат в значительной степени обусловлен реальными политическими и социальными мотивами», поскольку «означает открытую принадлежность к определенной группе» [Фромм 1998: 86]. Религиозный догмат может изменять самый ум того, кто его исповедует: такие люди отличаются от тех, что формировались на основе иной догматической концепции [Лосский 2010: 22]. Неудивительно, что люди, принадлежащие к различным культурам, нациям, идеологиям и религиям, зачастую не способны понять друг друга, поскольку, например, их политические ценности, политические же представления, восприятие власти [Шестопал и др. 2019], как и в целом организация мышления, обусловлены различными системами догматов.

Догматы выражаются в форме понятий, закрепляют объект верований в рациональной форме в качестве категорий, по своей гносеологической природе представляют собой результат внерациональных форм познания, касаются области трансцендентного и выходят за границы человеческого мышления [Канаков 2016: 100]. Профессор С. С. Глаголев не без оснований считал, что догматы – это идеалы, к которым нужно стремиться, а не пугала, от которых нужно бежать. По его словам, бездогматизм есть бессодержательность и проповедь незнания, но человечество ищет знания, ищет истины [Глаголев 1905: 28]. Из чего можно заключить, что религиозные догмы отражают доктринальный уровень религии, особенности вероучения и закрепляют отдельные религиозные представления и идеи как абсолютные, предельные, сущностные, конечные, целеполагающие, наивысшие характеристики бытия [Канаков 2016: 99].

Здесь мы делаем акцент на том, что в догматах сформулирована предельная цель жизни человека – самоутверждение личности в вечном бытии. Они вводят его в структурированный и обязательный для всех верующих порядок взаимодействия с окружающим миром, который определяется не самим миром, а догматической формулой, содержащей обетование абсолютного Бога.

Как видим, догматические системы исповедания, повествуя только о Боге, в течение тысячелетий служат опорой менталитета, средоточием высших ценностей каждого человека, принимающего эти догматы. Само догматическое мышление как матрица или инвариантная структура объединяло религиозные, а впоследствии и секулярные группы людей, пользующихся средствами своих верований. Те и другие длительное время жили в локусе преобладающего догматического вероисповедания как в контексте сверхсознательной доминанты.

Догматическое мышление непреложно воспроизводилось в ментальных проявлениях обыденной и общественной жизни, во всех сферах знания, образования, права, науки, философии, культуры, экономической и политической деятельности. Понятия, установки, стереотипы, нормы мышления, традиции и ценности в результате этого процесса со временем стали неотъемлемой частью не только сознания, но и других – подсознательных, а также сверхсознательных – компонентов психики верующих и неверующих людей. Ментально-догматическая самобытность из поколения в поколение возобновляется и утверждается ее носителями – субъектами менталитета как нечто само собой разумеющееся, не требующее каких-либо объяснений и доказательств. Осознаем мы это или нет, но в России большинство ее граждан по-прежнему живет в пространстве православных догматов и ценностей, стандартов мышления и поведения [Ракитянский 2019: 41].

Таким образом, в масштабе геополитических образований общность базисных догматических установок обусловливает их единство. Так, например, с западно-христианской догматической установкой связано единство НАТО, ЕЭС и других геополитических структур в этом менталитете. Исламской догматической установкой определено единство исламского мира как такового, независимо от многочисленных противоречий, национальных и государственных границ. Политически оно представлено Исламской конференцией, Большой исламской восьмеркой (D-8) и другими структурами.

Применительно к монотеистическим менталитетам геополитическое единство не обязательно представлено реальным государством или территорией, о чем можно судить на примере иудаизма, который в течение тысячелетий, не имея независимого государства, сохранял свою устойчивость и самостоятельное политическое существование благодаря неизменной базисной религиозно-ментальной установке. И, наконец, также с догматической установкой связано геополитическое единство России и ряда союзных с ней государств [Можаровский 2002].

Догматический принцип

Весьма важным в политической психологии является вопрос поиска, выявления и определения как фундаментального основания менталитета, так и возможностей его научного изучения. И здесь догматический принцип А. Ф. Лосева не только открывает нам в качестве смыслового ядра менталитета любого этноса, народа и нации «утвержденность вечных истин бытия», но также становится важнейшим методологическим средством исследования глобальных ментальных систем.

Поколения людей различного социального и политического статуса – правители, элитные группы, обыватели – опирались и по сей день ориентируются на догматические смыслы жизни. «Догмат, – пишет А. Ф. Лосев, – есть система теоретического разума, выдвинутая тем или иным религиозным опытом и откровением веры. Он есть всегда рефлексия над религиозным опытом, а не просто непосредственное вéдение. Догматика никогда не прекращалась и не прекратится в человечестве. Догмат же всегда есть научно-диалектическая система или принцип ее» [Лосев 2008: 147, 149–150, 152, 190]. Именно поэтому догмат формирует структуру сверхсознательного или надсознательного [Симонов 1994: 60–68], по сути внеприродного [Льюис 2006: 382] феномена, то есть массовой веры, которая и является фундаментом менталитета.

Догмат как истина, а priori принимаемая на веру политической, военной, духовной, культурной, хозяйственно-управленческой элитой, формирует смыслообразующие устремления, вектор мышления, воли и верований общностей людей, программирует особенности их жизни и деятельности, воззрения, намерения, чувствования, мотивы и поступки.

В соответствии с догматическим принципом догмат как первичная система априорного знания об устройстве мироздания и смысле человеческого существования, являясь ядром менталитета, обусловливает и характер политической власти целой страны, особенности системы права, ее экономический уклад, нравственность, духовность, саму жизнь и судьбу народов и их политических элит, государств, каждого отдельного человека.

Идеи А. Ф. Лосева развивал В. В. Можаровский в изучении религиозно-ментальных истоков политики. Он показал, что догмат представляет собой такие установки веры, которые утверждаются как всеобщие для всего исповедания, а также такие установки, которые не могут быть выведены с помощью мышления, иначе догмат оказался бы излишним и мог бы быть заменен положениями наличной логики. Первая часть определения показывает отличие догматических установок веры внутри монотеизма, вторая его часть показывает несводимость базисной установки догматической веры к естественному языческому типу мышления.

Догматический базис каждого монотеистического менталитета из поколения в поколение утверждается их носителями – субъектами менталитета – как нечто само собой разумеющееся, не требующее каких-либо объяснений, аргументов и доказательств [Можаровский 2002: 23–24, 42–43]. Вся история существования и развития, проблемы безопасности и выживания любого народа, элит, государств, их политическое устроение определяются выбором и безусловным утверждением тех или иных догматических столпов бытия.

Между тем устойчивые национальные и региональные традиции, охватывающие массы людей как ментальная практика повседневной жизни, по-своему догматичны, при том что они не обладают свойствами трансцендентальности [Ракитянский, Сунь 2016]. Традиции обязательно догматичны, – пишет В. А. Кутырев, – они получены через откровение и переживание от предков без всякого обоснования своей целесообразности. Они служат почвой коллективного или индивидуального бессознательного в чистой или сублимированной форме. Из традиций, которые являются органической частью живой культуры, и произрастают наши мысли [Кутырев 2001: 98].

В отличие от политеистических (идолопоклоннических, языческих) традиций и верований, монотеистическая, религиозно-догматическая вера есть осуществленность мировоззрения и специфическое, субстанциональное, принципиальное утверждение себя в вечности [Лосев 2008: 134]. По мнению У. Джеймса, вера при этом является необходимым фактором истины и сама себя подтверждает [Джеймс 1997: 66]. В монотеизме предмет веры выступает ценностью высшего порядка, и этот предмет находится вне природы и космоса, то есть он трансцендентен. В христианстве суть веры определил апостол Павел: «Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом… Верою познаем, что веки устроены словом Божиим, так что из невидимого произошло видимое» [Евр. 11:1].

Монотеистическая вера имеет для масс людей соборный характер и выражена концептом догмата, следование которому предполагает безусловное соблюдение общих норм и правил, независимо от своего языка, расовой, национальной или этнической принадлежности. Догматы как выделенные богословием фундаментальные устои религиозной веры раскрывают те самые «невидимые вещи» как предметы для всеобщего и необходимого исповедания. Догматически определяемая структура веры раскрывает внутреннюю предметность и содержание менталитета. Именно к ней сводятся самые существенные различия, которые позволяют отделить один менталитет от другого [Ракитянский 2020: 117–118].

Религиозный аспект менталитета не сходен с национальным не только границами своего распространения, но и внутренней структурой. Например, ислам охватывает многочисленные этносы и народы на всех континентах. Все представители национальных менталитетов в лоне христианской цивилизации, верующие и неверующие, соотносят себя с догматами, традициями, нормами и правилами независимо от языка, культурных особенностей и расовой принадлежности.

Завершая наше исследование, отметим, что догматические основания менталитета формировались с момента возникновения у человечества самосознания. Догматы, догматическое мышление и менталитет любого политического субъекта неотделимы от религии, духовной культуры и культуры в целом, в пространстве которой он развивался, притом что в нынешнюю эпоху секуляризма важность самой религии может стоять далеко не на первом месте в иерархии жизненных предпочтений и ценностей современных людей. При снижении уровня религиозности, даже при ее утрате, мышление людей остается неизменно догматичным.

Политические догмы, существующие в современном глобальном контексте, имеют под собой многовековые исторические, культурно-цивилизационные, философские, религиозные и психологические основания. Они детерминируют политическую деятельность, а также гносеологические установки, принципы, нормы, средства и приемы политологической практики. При этом политологическое сообщество современной России демонстрирует в целом безразличное отношение к этой теме. Понятия догматического мышления, политической догмы не представлены в научной и учебной литературе, не включены в концептуальный состав и категориальный строй как политических, так и других социально-гуманитарных наук.

Предварительные итоги

Чтобы обобщить сказанное, представляется возможным сделать ряд довольно простых, но важных теоретических и методологических выводов.

Догматический принцип, кроме своего непосредственного значения, имеет более широкий, собственно методологический смысл – он предполагает возможность изучения закономерностей, механизмов и проявлений догматического мышления.

Догматическое мышление – неотъемлемая функция человеческого сознания как и восприятие, представление, переживание, познание, прогнозирование, целеполагание, память.

Догматическое мышление непреложно подчиняется объективным законам субъективного мира.

Догмы обладают интегративным свойством, являются фактором социализации и ментализации, формируют у правящих элит парадигмы политического мышления, устойчивые модели мира и стереотипные представления в сознании политических масс.

Преодоление догматической генерализации сознания и возможность перехода политических субъектов к инновационному, проектному мышлению осуществляется посредством рефлексии как надситуативного, метасистемного уровня организации деятельности.

Современная политика, как и прежде, осуществляется в контексте как тысячелетней религиозно-догматической, так и современной секулярно-догматической практики и является ее следствием и результатом.

В политико-психологических исследованиях глобальных политических миров методологический потенциал и эвристический ресурс концепта догмы/догмата позволяет осуществлять исследования глубинных основ как национальных менталитетов [Ракитянский 2010], так и менталитетов культурно-цивилизационных систем [Его же 2020].

Литература

Аллахвердов В. М. Сознание как парадокс / В. М. Аллахвердов // Экспериментальная психологика. Т. 1. СПб. : Изд-во ДНК, 2000.

Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. М. : Наука, 2000.

Антанович Н. А. Политика и право: проблемы взаимодействия в современном обществе // Новейшая история (1991–2006 гг.): государство, общество, личность. Минск : Наука, 2006. С. 332–337.

Арановский К. В. Конституционная традиция в российской среде. СПб., 2003.

Баарс Б. Когнитивная теория сознания [Электронный ресурс]. 2020. URL: //file:///H:/-

%20ПРОЕКТ%20[2020]/2%20часть.%20ДОГМА%20/Баарс%20Б.%20КОГНИТИВНАЯ% 20ТЕОРИЯ%20СОЗНАНИЯ.pdf.

Бердяев Н. А. Философия свободы / Н. А. Бердяев // Соч. М., 1994.

Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа. СПб. : Наука, 1992.

Герасимов Е. Н. Гносеологические корни и психофизиологические предпосылки возникновения догматизма: сб. ст. Киев : Екмо, 2008.

Глаголев С. С. Задачи русской богословской школы. Сергиев Посад, 1905.

Гребенникова Е. В. Субъектность личности: теоретические аспекты проблемы // Вестник ТГПУ (TSPU Bulletin). 2013. № 6(134). С. 140–142.

Грей Д. Поминки по Просвещению: Политика и культура на закате современности. М. : Праксис, 2003.

Джеймс У. Психология [Электронный ресурс]. URL: //https://rusneb.ru/catalog/000199_000009_003642927/viewer/.

Джеймс У. Воля к вере. М., 1997.

Задорожнюк И. Е. Гражданская религия в США: социально-философский анализ: автореф. дис. … д-ра филос. наук. М., 2008.

Закон Божий, составленный по Священному писанию и изречениям Святых Отцов как практическое руководство в духовной жизни. М. : Сретенский монастырь, 1998.

Канаков Д. В. Определение понятия религиозной догмы // Вестник Моск. ун-та. Сер. 7. Философия. 2016. № 4. С. 90–103.

Карпов А. В. Психология рефлексивных механизмов деятельности. М. : Изд-во Ин-та психологии РАН, 2004.

Карташев А. В. Вселенские соборы. Ч. 1. М., 2017.

Кутырев В. А. Культура и технология: борьба миров. М., 2001.

Кутырев В. А. Философский образ нашего времени (безжизненные миры постчеловечества). Смоленск, 2006.

Кырлежев А. И. Догматы христианские // Новая философская энциклопедия: в 4 т. Т. 1. М., 2010. С. 680–681.

Леонтьев Д. А. Личность в непредсказуемом мире // Методология и история психологии. 2010. № 5(3). С. 120–140.

Лосев А. Ф. Диалектика мифа. М. : Академический проект, 2008.

Лосский В. Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. Сергиев Посад, 2010.

Льюис К. С. Пока мы лиц не обрели. СПб. : Библиополис, 2006.

Михайлов А. М. Формирование и эволюция юридической догматики в романо-германской традиции (XII–XIX вв.): автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2012.

Можаровский В. В. Критика догматического мышления и анализ религиозно-ментальных оснований политики. СПб. : ОВИЗО, 2002.  

Остапенко А. А. Христианский антиномизм как возможная методология психолого-педагогической науки // Вестник ПСТГУ IV: Педагогика. Психология. 2009. Вып. 3(14). С. 10–122.

Петр (Люилье), архиеп., Лосский В. Н. Толкование на символ Веры. М. : Благовест, 2008.

Просвещение и Французская революция [Электронный ресурс]. URL: https://tvkultura.ru/video/show/brand_id/20903/episode_id/2253985/.

Пуйман С. А. Педагогика: основные положения курса. Минск : ТетраСистемс, 1999.

Ракитянский Н. М. Сарматизм – ментальная основа Республики Речи Посполитой // Информационные войны. 2010. № 3(15). С. 80–87.

Ракитянский Н. М. Иудейский менталитет. Политико-психологическое эссе // Вестник Моск. ун-та. 2013а. № 12(4). С. 55–81.

Ракитянский Н. М. Сверхсознание как фактор формирования политического менталитета // Полис. 2013б. № 6. С. 236–245.

Ракитянский Н. М. Ментальные исследования политических миров. Saarbrücken : Lap Lamert Akademic Publishcing, 2016.

Ракитянский Н. М. Опыт рассмотрения референций политической ментализации британских элит. Политико-психологическое эссе. Ч. 2 // Вестник Московского университета. Сер. 12: Политические науки. 2019. № 3. С. 28–43.

Ракитянский Н. М. Ментальные исследования глобальных политических миров. М. : Изд-во Моск. ун-та, 2020.

Ракитянский Н. М., Сунь Ц. Опыт концептуального моделирования китайского политического менталитета. Ч. 1 // Вестник Моск. ун-та. Сер. 12. 2016. № 2. С. 57–79.

Симонов П. В. О двух разновидностях неосознаваемого психического: под- и сверхсознании // Бессознательное: сб. ст. Т. I. Новочеркасск : Агентство Сагуна, 1994. С. 60–68.

Фромм Э. Догмат о Христе. М., 1998.

Чумаков А. Н. Глобальный мир: столкновение интересов. М. : Проспект, 2019. С. 91–94.

Шестопал Е. Б., Вагина В. В., Пасс П. С. Новые тенденции в восприятии власти российскими гражданами // Полития. 2019. № 4(95). С. 67–83.

Юнг К. Г. Психология и религия / К. Г. Юнг // Архетип и символ. М., 1991. С. 160–162.

Юрьев А. И. Психология бессознательного / А. И. Юрьев // Стратегическая психология глобализации: Психология человеческого капитала. СПб. : Logos, 2006. С. 22.

References

Allahverdov V. M. Soznaniye kak paradox [Consciousness is like a Paradox] / V. M. Allahverdov // Eksperimental’naya psikhologika [Experimental Psychology]. Vol. 1. St. Petersburg : Publishing House of DNA, 2000.

Ananyev B. G. Chelovek kak predmet poznaniya [Man as an Object of Knowledge]. Moscow : Nauka, 2000.

Antanovich N. A. Politika i pravo: problemy vzaimodeystviya v sovremennom obshchestve [Politics and Law: Problems of Interaction in Modern Society] // Noveyshaya istoriya (1991–2006 gg.): gosudarstvo, obshchestvo, lichnost’ [Recent History (1991–2006): State, Society, Personality]. Minsk : Nauka, 2006. Pp. 332–337.

Aranovsky K. V. Konstitutsionnaya traditsiya v rossiyskoy srede [Constitutional Tradition in the Russian Environment]. St. Petersburg, 2003.

Baars B. Kognitivnaya teoriya soznaniya [Cognitive Theory of Consciousness]. 2020. URL: //file:///H:/-%20PROJECT%20/2%20part.%20DOGMA%20/Baars%20B.%20 Cognitive%20THEORY%20CONSCIOUSNESS.pdf.

Berdyayev N. A. Filosofiya svobody [Philosophy of Freedom] / N. A. Berdyayev // Soch. [Op.]. Moscow, 1994.

Hegel G. V. F. Fenomenologiya dukha [Phenomenology of the Spirit]. St. Petersburg : Science, 1992.

Gerasimov E. N. Gnoseologicheskiye korni i psikhofiziologicheskiye predposylki vozniknoveniya dogmatizma: sb. statey [Epistemological Roots and Psychophysiological Prerequisites for the Emergence of Dogmatism: collected works]. Kiev : Ekmo, 2008.

Glagolev S. S. Zadachi russkoy bogoslovskoy shkoly [Tasks of the Russian Theological School]. Sergiyev Posad, 1905.

Grebennikova E. V. Sub’yektnost’ lichnosti: teoreticheskiye aspekty problem [Subjectivity of Personality: Theoretical Aspects of the Problem] // Vestnik TGPU (TSPU Bulletin). 2013. Vol. 6(134). Pp. 140–142.

Gray D. Pominki po Prosveshcheniyu: Politika i kul’tura na zakate sovremennosti [Enlightenment Wake: Politics and Culture at the Sunset of Modernity]. Moscow : Praxis, 2003.

James W. Psikhologiya [Psychology]. URL: https://rusneb.ru/catalog/000199_000009_ 003642927/viewer/.

James W. Volya k vere [Will to Faith]. Moscow, 1997.

Zadorozhnyuk I. E. Grazhdanskaya religiya v SSHA: sotsial’no-filosofskiy analiz [US Civil Religion: A Socio-Philosophical Analysis]: Ph.D. dissertation abstract. Moscow, 2008.

Zakon Bozhiy, sostavlennyy po Svyashchennomu pisaniyu i izrecheniyam Svyatykh Ottsov kak prakticheskoye rukovodstvo v dukhovnoy zhizni [The Law of God, Compiled According to the Holy Scriptures and the Sayings of the Holy Fathers as a Practical Guide in Spiritual Life]. Moscow : Sretenskiy monastyr’, 1998.

Kanakov D. V. Opredeleniye ponyatiya religioznoy dogmy [The Definition of Religious Dogma] // Vestnik Moskovskogo universiteta. Series 7. Filosofiya [Philosophy]. 2016. No. 4. Pp. 90–103.

Karpov A. V. Psikhologiya refleksivnykh mekhanizmov deyatel’nosti [Psychology of Reflexive Mechanisms of Activity]. Moscow : Institute of Psychology RAS, 2004.

Kartashev A. V. Vselenskiye sobory [Ecumenical Councils]. Part 1. Moscow, 2017.

Kutyrev V. A. Kul’tura i tekhnologiya: bor’ba mirov [Culture and Technology: the Struggle of the Worlds]. Moscow, 2001.

Kutyrev V. A. Filosofskiy obraz nashego vremeni (bezzhiznennyye miry postchelovechestva) [The Philosophical Image of Our Time (Lifeless Worlds of Posthumanity)]. Smolensk, 2006.

Kirlezhev A. I. Dogmaty khristianskiye [Christian Dogmas] // Novaya filosofskaya entsiklopediya [New Philosophical Encyclopedia]: 4 vols. Moscow, 2010. Vol. 1. Pp. 680–681.

Leontiev D. A. Lichnost’ v nepredskazuyemom mire [Personality in an Unpredictable World] // Metodologiya i istoriya psikhologii [Methodology and the History of Psychology]. Vol. 5. No. 3. 2010. Pp. 120–140.

Losev A. F. Dialektika mifa [The Dialectic of Myth]. Moscow : Akademicheskiy proyekt, 2008.

Losskiy V. N. Ocherk misticheskogo bogosloviya Vostochnoy Tserkvi. Dogmaticheskoye bogosloviye [Essay on the Mystical Theology of the Eastern Church. Dogmatic Theology]. Sergiyev Posad, 2010.

Lewis K. S. Poka my lits ne obreli [Until We Found Faces]. St. Petersburg : Bibliopolis, 2006.

Mikhailov A. M. Formirovaniye i evolyutsiya yuridicheskoy dogmatiki v romano-germanskoy traditsii (XII–XIX vv.) [The Formation and Evolution of Legal Dogma in the Roman-Germanic Tradition (12th – 19th Centuries)]: Legal Sciences candidate dissertation abst-ract. Moscow, 2012.

Mozharovsky V. V. Kritika dogmaticheskogo myshleniya i analiz religiozno-menta-l’nykh osnovaniy politiki [Criticism of Dogmatic Thinking and Analysis of the Religious-Mental Foundations of Politics]. St. Petersburg : OVISO, 2002.

Ostapenko A. A. Khristianskiy antinomizm kak vozmozhnaya metodologiya psikho-logo-pedagogicheskoy nauki [Christian Antinomism as a Possible Methodology of Psychological and Pedagogical Science] // Vestnik PSTGU IV: Pedagogika. Psikhologiya. 2009. Vol. 3(14). Pp. 10–122.

Petr (Liuille), аrchbishop, Lossky V. N. Tolkovaniye na Simvol very [Interpretation of the Symbol of Faith]. Moscow : Blagovest, 2008.

Prosveshcheniye i Frantsuzskaya revolyutsiya [Enlightenment and the French Revolution]. URL: // https://tvkultura.ru/video/show/brand_id/20903/episode_id/2253985/.

Puyman S. A. Pedagogika: osnovnyye polozheniya kursa [Pedagogy: the Main Provisions of the Course]. Minsk : TetraSystems, 1999.

Rakityansky N.M. Sarmatizm – mental’naya osnova Respubliki Rechi Pospolitoy [Sarmatism – the Mental Foundation of the Republic of the Commonwealth] // Informatsionnyye voyny. 2010. No. 3(15). Pp. 80–87.

Rakityansky N. M. Iudeyskiy mentalitet. Politiko-psikhologicheskoye esse [Jewish Mentality. Political and Psychological Essay] // Vestnik Moskovskogo universiteta. Series 12. 2013a. No. 4. Pp. 55–81.

Rakityansky N. M. Sverkhsoznaniye kak faktor formirovaniya politicheskogo mentaliteta [Superconsciousness as a Factor on the Formation of Political Mentality] // Polis. 2013b. No. 6. Pp. 236–245.

Rakityansky N. M. Mental’nyye issledovaniya politicheskikh mirov [Mental Research of Political Worlds]. Saarbrücken : Lap Lamert Academic Publishing, 2016.

Rakityansky N. M. Opyt rassmotreniya referentsiy politicheskoy mentalizatsii britanskikh elit. Politiko-psikhologicheskoye esse [The Experience of Considering the References of Political Mentalization of British Elites. Political and Psychological Essay]. Part 2 // Vestnik Moskovskogo universiteta. Series 12. Politicheskiye nauki [Political Sciences]. Moscow : MSU Publishing House, 2019. No. 3. Pp. 28–43.

Rakityansky N. M. Mental’nyye issledovaniya politicheskikh mirov [Mental Studies of Global Political Worlds]. Moscow : MSU Publishing House, 2020.

Rakityansky N. M., Sun C. Opyt kontseptual’nogo modelirovaniya kitayskogo poli-ticheskogo mentaliteta [Experience of Conceptual Modeling of the Chinese Political Mentality]. Part 1 // Vestnik Moskovskogo universiteta. Series 12. 2016. No. 2. Pp. 57–79.

Simonov P. V. O dvukh raznovidnostyakh neosoznavayemogo psikhicheskogo: pod- i sverkhsoznanii [On Two Varieties of the Unconscious Mental: Sub- and Super-Con-sciousness] // Bessoznatel’noye: sb. statey [Unconscious: collected works]. Vol. I. Novocherkassk : Saguna Agency, 1994. Pp. 60–68.

Fromm E. Dogmat o Khriste [Dogma of Christ]. Moscow, 1998.

Chumakov A. N. Global’nyy mir: stolknoveniye interesov [Global World: Clash of Interests]. Moscow : Prospect, 2019. Pp. 91–94.

Shestopal E. B., Vagina V. V., Pass P. S. Novyye tendentsii v vospriyatii vlasti ros-siyskimi grazhdanami [New Trends in the Perception of Power by Russian Citizens] // Politiya. 2019. No. 4(95). Pp. 67–83.

Jung K. G. Psikhologiya i religiya [Psychology and Religion] / K. G. Jung // Arkhetip i simvol [Archetype and Symbol]. Moscow, 1991. Pp. 160–162.

Yuriev A. I. Psikhologiya bessoznatel’nogo [Psychology of the Unconscious] /
A. I. Yuriev // Strategicheskaya psikhologiya globalizatsii: Psikhologiya chelovecheskogo kapitala [Strategic Psychology of Globalization: Psychology of Human Capital]. St. Petersburg : Logos, 2006. P. 22.


* Ракитянский Николай Митрофанович – д. психол. н., профессор МГУ имени М. В. Ломоносова. E-mail: [email protected].

[1] Никео-Цареградский Символ веры, Константинопольский Символ веры – строгая догматическая формула христианского вероисповедания, введенная на Втором Вселенском соборе в 381 г., утвержденная на Четвертом Вселенском соборе в 451 г. как полное раскрытие учения о Троице.

Размещено в разделах

Паронимы «догматический» и «догматичный» — значение и разница слов

Паронимы «догматический» и «догматичный» — значение и разница слов
  1. Словарь паронимов
  2. Д
  3. догматический — догматичный

Слова «догматический» и «догматичный» являются паронимами — созвучными и схожими в написании словами, но имеющими разное значение. Слова образуют паронимическую пару части речи имя прилагательное. Тип паронимов: неполные. Объясним значение, покажем разницу слов на примерах.

Печатать

Разница в написании и ударении: догмати́ческий и догмати́чный.

догматический


Значение
1. Основанный на догмах или догматах, излагающий их, относящийся к догматике. (Употребляется в словосочетаниях терминологического характера.) 2. Свойственный догматику, относящийся к нему.
Примеры словосочетаний
• 1) догматическая литература, философия;
• догматическое учение, богословие;
• 2) догматическое мышление, заявление.
Примеры предложений
[Стоднев] знал всю догматическую литературу старообрядчества и православия, наизусть читал тексты священного писания. (Ф.Гладков, «Повесть о детстве»)— Всякий обязан делать то, что ему кажется правдой, — отвечала она каким-то догматическим тоном. (И.Тургенев, «Странная история»)

догматичный


Значение
Содержащий элементы догматизма, отвлечённый, абстрактный, схематичный.
Примеры словосочетаний
• догматичные взгляды, рассуждения, положения доклада.
Примеры предложений
В работе преобладал догматичный способ изложения.

Примечание. В значениях «бездоказательный», «категорический» слова догматический и догматичный продолжают оставаться синонимами: догматический (догматичный) подход, догматические (догматичные) высказывания.

Юридическая догматика и догматическое мышление в российской доктрине права | Глухарева

1. Жуков В.Н. Юриспруденция как наука: возвращение к забытым истинам // Государство и право. 2017. № 9. С. 12.

2. Мальцев Г.В. Понимание права: Подходы и проблемы. Москва: Прометей, 1999. С. 148-149.

3. Муромцев С.А. Что такое догма права? // Юриспруденция в поисках идентичности: сборник статей, переводов, рефератов / под общ. ред. С.Н. Касаткина. Самара: Самар. гуманит. акад., 2010. С. 163-165.

4. Тарановский Ф.В. Энциклопедия права. 3-е изд. Санкт-Петербург: Лань, 2001. С. 338-342.

5. Градировский С.Н. Восстановление оснований догматического мышления как условие формирования мышления // Archipelag.ru. URL: http://www.archipelag.ru/agenda/gospel_povestka/konferens_r_vs_r_2012/text12/ (дата обращения: 16.05.2017).

6. Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства: учебник. Москва: Инфра-М, 1999. С. 382.

7. Давыдова М.Л. Юридическая техника: проблемы теории и методологии. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2009. С. 100.

8. Малахов В.П. Право в контексте форм общественного сознания: Принцип правопонимания. Москва: Юнити-Дана, 2015. С. 16.

9. Тарасов Н.Н. Методологические проблемы юридической науки. Екатеринбург: Изд-во Гуманит. ун-та, 2001. С. 250.

10. Алексеев С.С. Восхождение к праву: Поиски и решения. 2-е изд. Москва: Норма, 2002. С. 227.

11. Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. Вып. 4. Москва: Изд. Бр. Башмаковых, 1912. С. 271.

12. Трубецкой Е.Н. Энциклопедия права. Санкт-Петербург: Лань, 1998. С. 27.

13. Петражицкий Л.И. Теория государства и права в связи с теорией нравственности. Санкт-Петербург: Лань, 2000. С. 410-507.

14. Михайлов А.М. Генезис континентальной юридической догматики: монография. Москва: Юрлитинформ, 2012. С. 34-35.

15. Честнов И.Л. Практическая, человекоцентристская юриспруденция — выход из тупика догматизации права // Энциклопедия права или интегральная юриспруденция? Проблемы изучения и преподавания: Материалы седьмых философско-правовых чтений памяти акад. В.С. Нерсесянца / отв. ред. В.Г. Графский. Москва: Норма, 2013. С. 50.

16. Касаткин С.Н. Значимость правовой теории: Интегративность, догматика, вызовы контекста // Энциклопедия права или интегральная юриспруденция? Проблемы изучения и преподавания: Материалы седьмых философско-правовых чтений памяти акад. В.С. Нерсесянца / отв. ред. В.Г. Графский. Москва: Норма, 2013. С. 107.

17. Пермяков Ю.Е. Классическая литература как союзник права // Энциклопедия права или интегральная юриспруденция? Проблемы изучения и преподавания: Материалы седьмых философско-правовых чтений памяти акад. В.С. Нерсесянца / отв. ред. В.Г. Графский. Москва: Норма, 2013. С. 121.

18. Давид Р., Жоффре-Спинози К. Основные правовые системы современности: пер. с фр. Москва: Междунар. отношения, 1996. С. 19-20.

19. Карапетов А.Г. Политика и догматика гражданского права: исторический очерк // Вестник Высшего арбитражного суда. 2010. № 5. С. 10.

20. Гамбаров Ю.С. Гражданское право. Общая часть. Москва, 2003. С. 131-132.

21. Иеринг Р., фон. Юридическая техника / пер. с нем. Ф.С. Шендорфа. Москва, 2008. С. 20.

22. Шершеневич Г.Ф. Гражданское право. Задачи и методы гражданского правоведения. Казань: Типо-литография Императорского ун-та, 1898 // «ВСЕ О ПРАВЕ». URL: http://www.allpravo.ru/library/doc99p0/instrum1916/item1920.html (дата обращения: 28.07.2017).

23. Аверин М.Б., Никитин П.В., Федорченко А.А. Догматический метод научного познания в юриспруденции // История и методология юридической науки: курс лекций: 2009-2017 // Российская правовая академия Министерства юстиции Российской Федерации. URL: http://distance.rpa-mu.ru/files/mg/imun/pr.html (дата обращения: 03.03.2017).

24. Философский энциклопедический словарь / С.С. Аверинцев и др. Москва, 1989. С. 179.

25. Энциклопедия эпистемологии и философии науки. Москва: «Канон+», РООИ «Реабилитация», 2009. С. 208-209, 437, 455, 1092.

26. Лебедев С.А. Философия науки: краткая энциклопедия (основные направления, концепции, категории). Москва: Академ. проспект, 2008. С. 609-610.

27. Словарь по этике / под ред. И.С. Кона. Москва: Полит. лит-ра, 1975. С. 74.

28. Малахов В.П. Методологические и мировоззренческие проблемы современной юридической теории. Москва: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2011. С. 15-20.

29. Егоров С.Н. Аксиоматические основы теории права. Санкт-Петербург: Лексикон, 2001. С. 16-26.

30. Розин В.М. Юридическое мышление. Алматы, 2000.

31. Цвайгерт К., Кетц Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. В 2 т. Т. 1. Основы: пер. с нем. Москва: Междунар. отношения, 2000. С. 38-39.

32. Васильев А.М. Правовые категории: Методологические аспекты разработки системы категорий теории права. Москва: Юрид. лит-ра, 1976. С. 54.

Определение догматики Merriam-Webster

собака · мат · ic | \ dȯg-ˈma-tik , däg- \ варианты: или реже догматический \ dȯg- ˈma- ti- kəl , däg- \ 1 : характеризуется выражением или выражением мнений очень сильно или положительно, как если бы они были фактами. догматический критик 2 : догмы или относящиеся к ней (см. Догму)

Определение догматики Merriam-Webster

собака · коврик · ics | \ dȯg-ˈma-tiks , däg- \ : ветвь богословия, которая пытается интерпретировать догматы религиозной веры.

догматика — определение и значение

  • Если так, то кажется, что термин догматический действительно потерял всякий смысл и может быть применен к любому, кто считает, что принципы, которыми они руководствуются, препятствуют определенным решениям определенных проблем.

    Он сделан из людей.

  • В более строгом смысле термин догматический факт ограничен книгами и устными дискурсами, и его значение будет объяснено ссылкой на осуждение Иннокентием X пяти утверждений, взятых из посмертной книги Янсения, озаглавленной

    Католическая энциклопедия, том 5: Отцы епархии милосердия

  • Между тем, Фэй Глинистер написала отличную статью, которая пытается разрушить то, что она называет догматической верой современными историками в книге «Завуалировано и раскрыто: раскрытие римского влияния в эллинистической Италии 2009».

    Архив 2010-09-01

  • Между тем, Фэй Глинистер написала отличную статью, которая пытается разрушить то, что она называет догматической верой современными историками в книге «Скрытые и раскрытые: раскрытие римского влияния в эллинистической Италии 2009».

    Размышляя над фразой «capite velato»

  • Этот уничижительный оттенок еще сильнее усиливается термином догматический , используемым для описания человека с твердыми убеждениями, который не открыт для рациональных аргументов.

    Приводя глупых: издание Джоанн (Настоящая синяя).

  • Это, в свою очередь, достигается с помощью того, что он определяет как догматическое сомнение, а не картезианское сомнение, которое считает все ложным, чтобы найти первый несомненный принцип, бесполезное предприятие, согласно Томазиусу.

    Немецкая философия XVIII века до Канта

  • Сам Кант различал два типа философии, которые он назвал догматическими, и критическими.

    Очерк истории христианской мысли со времен Канта

  • Но, похоже, ключ в том, чтобы знать, когда сказать: «Нет, я собираюсь не соглашаться по поводу того, того или того, и этого», и не увлекаться догматическими спорами о Пути.

    Кристин Кэтрин Руш »Руководство по выживанию фрилансера: ложь, мошенники и счетчики чуши (сетевая часть 5)

  • Ваше определение догматично является проблемой, потому что вы никогда не оправдали его.

    Bukiet on Brooklyn Books

  • Ваше определение догматично является проблемой, потому что вы никогда не оправдали его.

    Bukiet on Brooklyn Books

  • Определение для изучающих английский язык из Словаря учащихся Merriam-Webster

    догматичный / dɑgˈmætɪk / имя прилагательное

    / dɑgˈmætɪk /

    прилагательное

    Определение DOGMATIC для учащихся

    [более догматичный; наиболее догматичный] неодобрительно

    : выражение личных мнений или убеждений, как если бы они, безусловно, верны и не подлежат сомнению

    — догматически

    / dɑgˈmætɪkli / наречие [более догматично; наиболее догматично]

    — догматизм

    / ˈDɑːgməˌtɪzəm / имя существительное [noncount]

    — догматик

    / ˈDɑːgmətɪst / имя существительное, множественное число догматики [считать]

    Догматика — значение, использование, примеры

    прилагательное

    • Утверждение того, что мнение является авторитетным или неопровержимым
    • Негибкость или отказ изменить свои взгляды в свете аргументов или фактов, бросающих вызов устоявшимся убеждениям

    Использование

    Хотя в целом люди склонны сильно отождествлять себя со своими убеждениями, мы все знаем, что один человек слишком настойчив в своих мнениях.Будь то новый начальник, который настаивает на том, что есть только один способ закончить вашу работу, или тот друг, который использует любую возможность для прозелитизма своих политических убеждений, мы все сталкиваемся с людьми, которые особенно серьезно относятся к своей личной философии. Когда кто-то решительно продвигает индивидуальные идеи, он переходит от верного приверженца к догматическому .

    Слово догматический иллюстрирует субъективную идею, которая выдвигается как однозначно истинная.Хотя он чаще всего используется в отношении религии или политики, где личные убеждения, как правило, наиболее жесткие, догматический может применяться к идеям любого рода. Когда говорится о человеке, это описывает кого-то, кто непреклонен в том, что их взгляд на спорную тему неопровержим. Используемый таким образом догматический обычно сопровождается некоторым контекстом, чтобы прояснить вопрос, который человек претендует на истинность. Мнение или концепция сами по себе также могут быть охарактеризованы как догматические , когда они предлагаются в качестве единственно правильного взгляда на тему, где существует множество альтернатив.Однако в любом из этих случаев догматика показывает идеологически мотивированную неверную характеристику спорного вопроса как решенного или бесспорного.

    Пример: Он был так догматичен в отношении центральной роли орехов в здоровом питании, что отказался изменить это, столкнувшись с исследованиями, препятствующими употреблению орехов.

    Пример: Превосходство компьютеров Mac было для нее настолько догматичным понятием, что она даже не рассматривала другие бренды, когда пришло время заменить ее старый.


    Когда догматический был впервые использован в английском языке в начале 17 века, он фактически принял форму существительного, описывая философов или врачей, которые основывали свою практику на рассуждениях, а не на опыте. Это происходит от латинского dogmaticus и до этого греческого dogmatikos , что означает «относящийся к доктринам». Dogmatikos происходит от корневого слова dogma , которое восходит к греческому слову dokein , что означает «казаться хорошим» или «верить».«Английское существительное было преобразовано в прилагательное где-то в середине — конце 17 века.

    Догматически: Это наречие описывает отказ принимать во внимание другие школы мысли, относящиеся к настоящему действию.

    Пример: Он догматично шел по тому же маршруту, что и всегда в школу, не интересуясь более быстрой тропой, пересекающей парк.

    Догматичность: Эта альтернативная форма прилагательного догматический может использоваться для сравнения, чтобы обозначить точки из спектра сопротивления другим взглядам на проблему.

    Пример: Он проявил догматичность в выражении своих политических взглядов в Твиттере, что начал терять последователей.

    Догматизм: Это существительное обозначает качество восприятия своей веры по спорным вопросам как безошибочно истинной.Кроме того, это означает, что сторонник этой веры не взвешивал противоположные аргументы или доказательства относительно своей точки зрения.

    Пример: Догматизм отрицателей изменения климата прошел долгий путь, чтобы помешать действиям экологических активистов по продвижению к более устойчивым экологическим практикам.

    Из книги Элизабет Гилберт Ешь, молись, люби:

    Традиционно я отвечал трансцендентным мистикам всех религий.Я всегда с захватывающим дух возбуждением отвечал любому, кто когда-либо говорил, что Бог не живет в догматическом писании или на далеком престоле в небе, но вместо этого пребывает очень близко к нам — гораздо ближе, чем мы можем вообразить, дыша прямо через наши сердца.

    Гилберт выражает здесь, что она не рассматривает и не практикует свою духовность в строго узком, или догматическом, смысле какой-либо одной религии, а ищет ее в повседневной жизни вокруг себя.

    • Догматические убеждения хотят, чтобы их принятие было автоматическим .
    • Некоторые собачников догматичны в предпочтении собак кошкам.

    Раскройте в себе лингвиста! Каково ваше собственное толкование догматического . Вы использовали догматический в игре? Приведите пример предложения или литературную цитату.

    Опасности догматизма — Институт Альберта Эллиса

    Кристен А. Дойл, доктор философии.

    Догматизм был определен как необоснованный позитив во мнениях; высокомерное утверждение мнений как истины. На протяжении всей истории, и, конечно, в последнее время, у нас есть пример за примером догматических убеждений, приводящих к печальным результатам. Мы видим это в нашем правительстве, в нашей религии и в наших отношениях. Когда мы придерживаемся догматических убеждений, мы, по сути, закрываем свой разум для альтернативных точек зрения и мнений.Терапия рационального эмоционального поведения предполагает, что иррациональные убеждения являются догматическими по своей природе, несовместимы с эмпирической реальностью, нелогичны и мешают людям достичь своих целей. Догматизм доставляет людям неприятности, когда они игнорируют доказательства, не поддерживающие их образ мышления, когда люди проявляют подтверждающую предвзятость (отфильтровывают доказательства, которые идут вразрез с их убеждениями) и когда люди не могут мириться с противоречивыми точками зрения.

    Подумайте о своих прошлых или настоящих отношениях.Подумайте о своей профессиональной истории. Можете ли вы вспомнить время, когда догматизм со стороны партнера или коллеги по работе приводил к разногласиям? С догматизмом приходит жесткость. Жесткость мышления может привести к неадаптивным эмоциональным и поведенческим последствиям. Люди, которые придерживаются догматических убеждений и не допускают альтернативных объяснений, часто обнаруживают, что испытывают гнев, когда их ожидания расходятся с реальностью.

    Более здоровый альтернативный образ мышления, который предлагает REBT, — это гибкая, более предпочтительная философия жизни.У всех нас может быть свое мнение — когда мы доводим его до догматических требований, мы попадаем в беду. Когда я нахожусь на сеансе с человеком, который придерживается догматических убеждений, и очевидно, что это имеет негативные последствия для его / ее отношений, я часто спрашиваю: хочешь ли ты быть правым или хочешь быть счастливым? ? Я рекомендую вам время от времени проверять себя. Сохраняйте свои предпочтения и уважайте их. Только убедитесь, что вы не доводите их до догматизма.

    Догматизм проявляется в заниженном поиске информации в условиях неопределенности.

    Значимость

    Догматики неохотно ищут новую информацию для уточнения своих взглядов, часто искажая при этом политический, научный и религиозный дискурс. Когнитивные движущие силы этого сопротивления плохо изучены. Здесь мы изолируем влияние неопределенности на поиск информации с помощью задачи принятия решений на низком уровне. Мы показываем, что люди, придерживающиеся догматических взглядов, с меньшей вероятностью будут искать информацию до принятия решения и с меньшей вероятностью будут использовать колебания неопределенности для направления своих поисков.Наши результаты подчеркивают когнитивный механизм, который может способствовать формированию догматических мировоззрений.

    Abstract

    Когда знаний мало, адаптивно искать дополнительную информацию, чтобы устранить неопределенность и получить более точное мировоззрение. Предубеждения в таком поведении, связанном с поиском информации, могут способствовать сохранению неточных взглядов. Здесь мы исследуем, связаны ли предрасположенности к поиску информации на основе неопределенности с индивидуальными различиями в догматизме, явлении, связанном с укоренившимися убеждениями в политическом, научном и религиозном дискурсе.Мы рассмотрели этот вопрос в задаче перцептивного принятия решений, что позволило нам исключить мотивационные факторы и выделить роль неопределенности. В двух независимых выборках генеральной совокупности ( n = 370 и n = 364) мы показываем, что более догматичные участники с меньшей вероятностью будут искать новую информацию для уточнения первоначального перцептивного решения, что приводит к снижению общей точности убеждений, несмотря на аналогичное исходное качество решения. Моделирование «испытание за испытанием» показало, что участники-догматики меньше полагались на внутренние сигналы неопределенности (уверенности) при поиске информации, что снижает вероятность их поиска дополнительной информации для обновления убеждений, основанных на слабых или неопределенных исходных доказательствах.Вместе наши результаты подчеркивают когнитивный механизм, который может способствовать формированию догматических мировоззрений.

    Бесконечный поток выбора информации — определяющая черта современности (1). Мы отвечаем за сбор информации, критически важной для нашего здоровья (2), выживания демократий (3) или сохранения планеты (4). Эти решения искать информацию, в свою очередь, являются решающим фактором наших убеждений. Когнитивная наука широко изучала поиск информации, давая нам богатый эмпирический и теоретический взгляд на эти варианты выбора (5–8).Это исследование показывает, что люди предпочитают искать информацию, подтверждающую их убеждения и имеющую положительную значимость, например, когда мы читаем дополнительную новость о победе политической партии, пользующейся поддержкой. Этот тип мотивированного поиска очевиден как в лабораторных экспериментах (9–11), так и в реальных данных (12–14).

    Напротив, нормативные рамки предполагают, что неопределенность, а не валентность, должна определять, где и когда мы должны искать информацию (5, 7, 15). В отсутствие внешней обратной связи люди полагаются на сигналы внутренней уверенности, чтобы направлять такой поиск информации, основанный на неопределенности.Байесовские оптимальные агенты должны искать дополнительную информацию, когда они не верят в принятое решение, потому что вероятность ошибки перевешивает затраты на дополнительную информацию (16). Эмпирические данные подтверждают такие прогнозы (17, 18), показывая, что люди с большей вероятностью будут искать информацию, если они выражают низкую уверенность (т. Е. Более высокую неопределенность) в своих решениях.

    В повседневных ситуациях как мотивационные влияния, так и неудачи в поиске информации на основе неопределенности могут привести к предвзятым или неточным убеждениям, хотя и с помощью различных механизмов.Например, человек, который не верит в изменение климата, скорее всего, предпочтет средства массовой информации, которые опровергают его наличие (19), укрепляя ранее существовавшие убеждения. С другой стороны, люди, сомневающиеся в науке о глобальном потеплении (20), могут не принять никаких мер в связи с этой неопределенностью и, как следствие, не искать дополнительных, потенциально корректирующих данных. В обоих этих случаях нежелание искать корректирующую информацию является одним из потенциальных источников догматизма, мировоззрения, которое предполагает жесткое сохранение своих убеждений (21⇓ – 23) независимо от их точности (24).Масштабы этого мировоззрения широки и выходят за рамки конкретных вопросов и позиций, затрагивая политические (25), научные (26) и религиозные дебаты (21, 26). Предыдущие анкетные исследования предполагают связь между таким догматическим стилем мышления и желанием искать дополнительную информацию (21, 27). Однако остается неизвестным, как мотивация и неуверенность способствуют этому явлению.

    Здесь мы обращаемся к этому вопросу, используя точный анализ поиска информации на основе неопределенности в контексте низкоуровневой задачи принятия решений, связанных с восприятием.Используя точность вычислений, обеспечиваемую этим подходом, мы проверяем (как на исследовательской, так и на репликационной выборках), объясняют ли индивидуальные различия в чувствительности к неопределенности склонность придерживаться догматических убеждений. Наш подход основан на предыдущих исследованиях влияния уверенности на поиск информации (17, 28) и позволяет нам исключить возможные мотивационные влияния: участники вряд ли подойдут к такой низкоуровневой задаче с корыстными интересами или предварительными знаниями и не должны по-разному оценивают полезность дополнительной информации.Более того, получение оценок уверенности от испытания к испытанию позволило нам сделать вывод о том, как участники используют неопределенность для управления своим поиском.

    Результаты

    Мы изучили выборку из 370 взрослых в США (исследование 1) и воспроизвели все ключевые результаты в независимой второй выборке из 364 участников из США (исследование 2). Обе выборки были набраны через Amazon Mechanical Turk и включали широкий диапазон возрастов и образовательных уровней (подробности см. В Материалы и методы и SI Приложение ).Сначала участники выполнили задание по поиску информации, а затем ответили на ряд анкет, которые позволили нам измерить общую жесткость убеждений и догматизм, политические убеждения, авторитаризм и нетерпимость к противоположным политическим взглядам (подробности относительно вопросников см. В Материалы и методы ) . Эта методология основывается на нашем предыдущем исследовании того, как догматичные люди формируют чувство уверенности (24).

    Измерение догматизма.

    Мы определили степень догматизма на основе факторного анализа, примененного к батарее вопросников (рис.1). Размах этой батареи позволил нам количественно отделить догматизм от других, возможно связанных, конструктов и изучить их взаимодействие. Самая экономная факторная структура включала три фактора, охватывающих 40% дисперсии анкеты. Первый фактор представляет позицию индивидов в лево-правом политическом спектре, а второй фактор описывает их общий догматизм и жесткость мировоззрения (21). Третий фактор отражает различия в убеждениях относительно превосходства политических предпочтений участников (фактор, связанный с догматизмом, но также теоретически независимый от него) (22).В то время как этот последний фактор специфичен для политической политики, догматизм представляет собой более широкую конструкцию, которая описывает общий способ, которым придерживаются верований и в соответствии с ними действуют (23, 29, 30). Таким образом, догматизм выходит за рамки конкретных политических предпочтений, что очевидно, например, в связи между догматизмом и религиозным фундаментализмом (21).

    Рис. 1.

    Либеральные и консервативные крайности политического спектра связаны с более высоким уровнем догматизма и превосходства убеждений. ( A ) Факторный анализ выявил трехфакторную структуру, лежащую в основе ответов на многочисленные анкеты, оценивающие политические убеждения, авторитаризм и жесткость убеждений.Определялись три фактора: 1) «политическая ориентация» (от либеральной до консервативной), 2) «догматизм», представляющий определенность убеждений в целом в предметной области, и 3) «политическое превосходство убеждений», характеризующее уверенность участников в конкретных политических убеждениях. Загрузки пунктов для каждого вопроса представлены отдельными анкетами, обозначенными цветами. ( B D ) Мы исследовали взаимосвязи между этими конструкциями, исследуя индивидуальные оценки для каждого фактора (объединенные данные из исследований 1 и 2 нанесены на график).( B и C ) Мы заметили, что комбинированная линейно-квадратичная модель лучше всего подходит для взаимосвязи между политической ориентацией и догматизмом, а также между политической ориентацией и политическим превосходством убеждений. ( D ) Отношения между догматизмом и политическим превосходством убеждений лучше всего характеризовались линейной зависимостью (см. SI Приложение для получения дополнительной информации о факторном анализе).

    Сначала мы исследовали взаимосвязь между политической ориентацией людей, догматизмом и политическим превосходством убеждений ( SI Приложение , Таблица S2).Мы обнаружили как положительную линейную (исследование 1: β линейное = 0,16, P = 0,001; исследование 2: β линейное = 0,24., P <10 −6 ) и квадратичное ( исследование 1: β квадратичный = 0,35, P <10 −13 ; исследование 2: β квадратичный = 0,37, P <10 −13 ) отношения между политической ориентацией и догматизмом по обоим образцам. Эти данные показывают, что люди как в крайне левом, так и в крайнем правом политическом спектре демонстрируют усиленный догматизм, но, что интересно, этот рост догматизма более заметен для тех, кто находится в крайнем правом (см.рис.1, Материалы и методы и SI Приложение , Таблица S1 для получения дополнительной информации). И наоборот, отрицательная линейная (исследование 1: β линейное = −0,33, P <10 −10 ; исследование 2: β линейное = −0,32, P <10 −9 ) и положительный квадратичный (исследование 1: β квадратичное = 0,43, P <10 −20 ; исследование 2: β квадратичное = 0.34, P <10 −10 ) взаимосвязь между политической ориентацией и политическим превосходством убеждений показывает, что люди как на крайнем левом, так и на крайнем правом фланге демонстрируют повышенную веру в превосходство своей соответствующей политической позиции, но в большей степени — на крайнем левом. . Наконец, мы обнаружили положительную линейную связь между превосходством политических убеждений и догматизмом, что указывает на то, что более догматические субъекты также были более уверены в превосходстве своих конкретных политических убеждений (исследование 1: β = 0.26, P <10 -06 ; исследование 2: β = 0,14, P = 0,006).

    Поиск измерительной информации.

    Затем мы проверили нашу основную гипотезу о связи между догматизмом и поиском информации на основе неопределенности. Чтобы проверить это, мы предложили участникам задачу перцептивного поиска информации (рис. 2; подробности см. В разделе «Материалы и методы », ), где они получали денежное вознаграждение за правильную оценку того, какое из двух мерцающих прямоугольников содержит большее количество точек.В каждом испытании участникам сначала давали начальную пару квадратов, они делали беспричинное суждение о том, какой прямоугольник содержит больше точек, и одновременно сообщали о своей уверенности в этом суждении. После этого первоначального решения участников спросили, хотят ли они увидеть дополнительные доказательства, чтобы повысить точность своего решения. Если участники решали увидеть эту дополнительную информацию, им предлагался другой набор мерцающих точек. Эта дополнительная информация всегда была полезной (правильный вариант продолжал иметь большее количество точек) и представлялся при более высокой силе стимула (большая разница точек).Мы установили переменную стоимость за просмотр этой информации путем вычета баллов, что позволило одновременно оценивать чувствительность участников к стоимости информации. Если участники решали не видеть больше информации, вместо этого они видели два пустых черных ящика в течение идентичного времени, и им не снимались баллы. Наконец, независимо от того, решили испытуемые просмотреть дополнительную информацию или нет, их попросили предоставить окончательное решение и рейтинг уверенности. Чтобы побудить испытуемых стремиться к максимально возможной общей точности, им платили только за их выполнение этого окончательного решения.

    Рис. 2.

    Пример экспериментального испытания. Сначала участники должны были оценить, есть ли в левом или правом квадрате больше мерцающих точек. Затем они выбрали, хотят ли они снова увидеть более сильную и полезную версию этого стимула, что стоит им 5 или 20 баллов. Увидев либо этот дополнительный стимул, либо пустые квадраты, они снова решили, в каком квадрате больше точек. Мы компенсировали участникам точность только этого окончательного решения (100 баллов за правильное суждение; 0 баллов за неправильное суждение).Участники оценили свою уверенность (по шестибалльной шкале от «конечно слева» до «уверенно справа») как при первоначальном, так и при окончательном решении. Сложность первоначального решения фиксировалась индивидуально заданной разницей в количестве точек, что приводило к точности ~ 71%. Сила доказательств после принятия решения была привязана к этой заранее определенной разнице точек, чтобы упростить окончательное решение (информация о калибровке стимула представлена ​​в Материалы и методы и SI Приложение ).

    Во-первых, мы подтвердили, что участники использовали дополнительную информацию адаптивно (см. Материалы и методы для получения подробной информации и SI Приложение , рис. S2 для обзора). Участники предпочли чаще видеть дополнительную информацию после первоначальных ошибок (исследование 1: β = −0,76, P <10 −69 ; исследование 2: β = −0,77, P = 10 −52 ) и с большей вероятностью примут окончательное решение после просмотра дополнительной информации (исследование 1: β = 1.23, P <10 −80 ; исследование 2: β = 1,12, P <10 −74 ). Аналогичным образом, изучение индивидуальных различий в поиске информации показало, что участники, которые чаще искали дополнительную информацию, также лучше принимали окончательные решения (исследование 1: β = 0,68, P <10 −50 ; исследование 2: β = 0,71, P <10 −56 ) и получил более высокий выигрыш (исследование 1: β = 0.43, P <10 −17 , исследование 2: β = 0,49, P <10 −22 ). Важно отметить, что участники также были чувствительны к затратам и реже искали информацию, когда она была дороже (исследование 1: β = −1,22, P <10 −58 ; исследование 2: β = −1,34, P <10 −66 ). Наконец, участники реже искали дополнительные доказательства, когда были более уверены в своем первоначальном решении (исследование 1: β = −2.02; P <10 −126 ; исследование 2: β = -1,93, P <10 -130 ), демонстрирующее, что внутренние сигналы неопределенности использовались для управления поиском информации.

    Информационный поиск и догматизм.

    Затем мы спросили, отличаются ли более догматичные участники по своей склонности к поиску информации. С этой целью мы стремились объяснить различия в оценках факторов догматизма с помощью поведенческих мер, полученных из задачи поиска информации.В соответствии с нашей гипотезой, более высокий уровень догматизма был связан со сниженной готовностью искать информацию (исследование 1: β = -0,15, P = 0,005, R 2 = 0,02; Рис. 3 А ). Не было обнаружено значимых взаимосвязей с точностью первоначального решения (исследование 1: β = 0,02, P = 0,72) или общим уровнем достоверности (исследование 1: β = -0,03, P = 0,61), и наш анализ контролируется по ключевым демографическим переменным, включая возраст, пол и образование (см. рис.3 A и Материалы и методы для подробностей). Мы воспроизвели эту пониженную тенденцию для догматических субъектов искать информацию во второй независимой выборке в исследовании 2 ( β = -0,10, односторонний P = 0,039, R 2 = 0,01; рис. ), опять же при отсутствии различий в точности исходного решения ( β = -0,09, P = 0,13) и достоверности ( β = -0,03, P = 0,53). Чтобы оценить общую силу взаимосвязи между догматизмом и поиском информации, мы провели внутренний мета-анализ этого эффекта, объединив данные из обеих выборок (31).Это выявило устойчивый отрицательный эффект для обоих образцов ( β = -0,12, P = 0,002, R 2 = 0,012). В целом, наши результаты подчеркивают, что при отсутствии мотивационных факторов более догматичные участники ищут меньше информации, прежде чем принять решение, даже если эта информация может оказаться полезной.

    Рис. 3.

    Догматизм характеризуется сокращением объема информационного поиска, что приводит к менее достоверным суждениям. ( A ) Догматизм был предсказан сниженной готовностью искать дополнительную информацию перед принятием решения с учетом нескольких демографических переменных и переменных задач.Мы представляем стандартизированные коэффициенты β ± SE предикторов для исследования 1 (левые маркеры, n = 370) и исследования 2 (правые маркеры, n = 364). Эффекты в исследовании 2 были протестированы в одностороннем порядке на основе гипотезы направленности, полученной из исследования 1. * P <0,05, ** P <0,01 и *** P <0,001. Существенное влияние возраста было обнаружено только в исследовании 2, которое мы дополнительно обсуждаем в Приложении SI . ( B ) Уменьшение объема информационного поиска опосредовано менее точными общими окончательными суждениями у более догматичных участников (результаты посредничества для исследования 1 представлены на рисунке; ​​см. Основной текст для результатов исследования 2).

    Ключевой вопрос, возникающий в связи с этим открытием, заключается в том, пострадали ли окончательная точность и отдача более догматичных людей из-за их заниженного поиска информации или они просто искали информацию более эффективно. Здесь анализ посредничества (рис. 3 B ; подробности см. В материалах и методах ) показал, что более догматичные участники были на самом деле менее точными в своем окончательном решении (общий эффект: исследование 1, β = -0,11, P = 0,001; исследование 2, β = −0.09, односторонний P = 0,01), и что этот эффект был полностью опосредован пониженной готовностью искать информацию (опосредованный эффект: исследование 1: β = -0,08, P = 0,005; исследование 2: β = -0,05, односторонний P = 0,038; скорректированный прямой эффект, исследование 1: β = -0,03, P = 0,097; исследование 2: β = -0,03, P = 0,12 ). Чтобы получить метааналитическую оценку этого посреднического анализа, мы снова объединили данные из обоих исследований, чтобы установить, что наш эффект был стабильным для разных условий (общий эффект: β = -0.098, P = 0,0001; опосредованный эффект: -0,064, P = 0,002; скорректированный прямой эффект: -0,036, P = 0,016). Более догматичные участники также в целом зарабатывали меньше денег, что указывает на то, что их снижение поиска информации не повлекло за собой каких-либо стратегических выгод (исследование 1: β = -0,24, P = 0,008, R 2 = 0,02; исследование 2: β = −0,21, односторонний P = 0,009, R 2 = 0,01; объединенный внутренний мета-анализ: β = −0.23, P = 0,0003, R 2 = 0,017).

    Пробное моделирование информационного поиска.

    Затем мы стремились разработать более подробный отчет о том, как выбор догматичных людей, пытающихся получить информацию от одного испытания к другому, основывался на суждениях о доверии и стоимости информации. Эта модель может быть выражена как логистическая регрессия, предсказывающая выбор для поиска информации: P Поиск информации = 11 + exp − β0 + β1 ∗ Доверие + β2 ∗ Стоимость. Три β отражают три независимых поведенческих явления (рис.4 A и B ): различия в точке пересечения модели, β0, представляют собой общий сдвиг в готовности искать информацию; β1 показывает, насколько сильно на выбор участников при поиске информации влияет уверенность; β2 указывает на влияние стоимости информации на желание испытуемых искать дополнительную информацию.

    Рис. 4.

    Индивидуальные различия в доверительном поиске информации, полученные с помощью модели «испытание за испытанием». ( A ) Решение о поиске дополнительной информации было зафиксировано с использованием модели с тремя параметрами: точкой пересечения β0, параметром достоверности β1 и параметром стоимости β2 (здесь не показаны).( B ) Распределение параметров индивидуального уровня, отображающих в целом негативное влияние более высокой достоверности (β1) и более высокой стоимости (β2) на поиск информации. ( C ) Мы зафиксировали связанные с догматизмом различия в этих параметрах модели с помощью процедуры иерархической подгонки, при которой эмпирический априор каждого параметра изменяется в зависимости от другого набора параметров ρ, которые кодируют влияние оценок догматизма субъектов в иерархической схеме оценки. . ( D ) Апостериорное распределение параметров внедрения ρ, кодирующих обусловленные догматизмом сдвиги в средних параметрах.Мы обнаружили связанное с догматизмом уменьшение параметра сбора базовой информации (ρ0) и увеличение параметра, отражающего настройку поиска информации на доверие участников (ρ1). Никакого влияния догматизма на параметр стоимости (ρ2) не наблюдалось. Пунктирная вертикальная линия представляет нулевой эффект. ( E и F ) Догматики ищут меньше информации, чем умеренные, когда они не уверены. Чтобы визуализировать этот эффект, мы сравнили 10% наиболее догматичных участников с остальной частью выборки.Мы наносим на график ( E ) прогнозы модели и ( F ) фактические данные (медианы с верхним / нижним квантилями), усредненные по обоим уровням стоимости информации.

    Нас интересовало, был ли какой-либо из этих параметров связан с индивидуальными различиями в догматизме, т. Е. Был ли догматизм связан с общей тенденцией к поиску меньшего количества информации (β0), различным влиянием уверенности на поиск информации (β1), или измененная чувствительность к информационным затратам (β2).Таким образом, связь между каждым параметром β и догматизмом оценивалась непосредственно в иерархической структуре, так что параметр каждого человека (индексированный и ) был функцией среднего группового (µB) и их оценки догматизма (Dogmatismi). . Например, связь между догматизмом и общей тенденцией к поиску меньшего количества информации может быть формализована следующим образом: β0, i = µB0 + ρ0 ∗ Dogmatismi + εB0 Здесь ρ0 описывает связь между догматизмом и β0, а εB0 представляет индивидуальные вариации в этом параметр, не объясняемый догматизмом.Если вероятный интервал ρ0 не включает ноль, это указывает на значительную связь между догматизмом и β0 (32). Далее мы сообщаем 95% вероятных интервалов.

    Мы обнаружили, что у более догматичных субъектов были более низкие значения β0 (Рис. 4 D ; 95% CIρ0 = -0,40, -0,07), в соответствии с нашими независимыми от модели результатами, согласно которым участники-догматики демонстрируют более низкое поведение, связанное с поиском информации. Хотя мы не обнаружили связи между догматизмом и чувствительностью к стоимости (95% CIρ2 = -0,06, 0,07), догматизм был связан с более высокими значениями параметра достоверности β1 95% CIρ1 = 0.02, 0,27. Поскольку значения β1 в целом были отрицательными (распределение значений отдельных параметров см. На рис. 4 B ), этот положительный сдвиг свидетельствует о том, что решения людей с более высоким уровнем догматизма в отношении поиска информации были менее связаны с колебаниями субъективной уверенности, чем решения люди с более низким уровнем догматизма. Другими словами, участники с более высоким уровнем догматизма с меньшей вероятностью использовали чувство уверенности или неуверенности в поиске дополнительной информации.Вместе этот двойной сдвиг параметров β0 и β1 приводит к заметным различиям в поиске информации при низкой достоверности (высокая неопределенность). В этих испытаниях люди с более низким уровнем догматизма были более склонны (адаптивно) искать новую информацию по сравнению с людьми с высоким уровнем догматизма. Напротив, участники как с более высоким, так и с более низким уровнем догматизма демонстрировали схожие профили поведения, связанного с поиском информации, когда они были более уверены в своем решении (рис.4 E и F ).

    Информационный поиск и другие факторные оценки.

    Учитывая давние дебаты о различных когнитивных профилях либералов и консерваторов (33–36), мы также исследовали взаимосвязь между информационным поиском и политической ориентацией. Здесь мы обнаружили, что положение в политическом спектре (правое или левое) не было предсказано готовностью искать информацию (исследование 1: β = -0,07, P = 0,19; исследование 2: β = — 0.07, P = 0,23; SI Приложение , рис. S3). Кроме того, не было устойчивой связи между крайностью политических убеждений, индексируемой по абсолютной величине политической ориентации, и поведением в поисках информации (исследование 1: β = 0,07, P = 0,21; исследование 2: β = −0,13, P = 0,02; SI Приложение , рис. S3). Аналогичным образом, политическое превосходство политических убеждений не было связано с изменениями в поиске информации (исследование 1: β = 0.03, P = 0,62; исследование 2: β = -0,07, P = 0,24; SI Приложение , рис. S3).

    Обсуждение

    Мы показываем, что догматичные люди с меньшей вероятностью будут искать дополнительную информацию перед принятием решения. Упуская эту возможность, они, в свою очередь, склонны формировать менее точные общие суждения. Моделирование «испытание за испытанием» показало, что два фактора заставляли догматичных людей искать измененную информацию: 1) изменение общей готовности искать информацию и 2) снижение влияния уверенности на поведение, связанное с поиском информации.Вместе эти эффекты породили четкую закономерность: в то время как догматизм мало влиял на поиск информации после решений с высокой степенью уверенности, более догматичные субъекты с меньшей вероятностью (по сравнению с умеренными) искали дополнительную информацию, когда они не были уверены в своем решении.

    Ключевым аспектом наших результатов является то, что мы находим эту невыгодную схему поиска информации в задаче принятия решений на низком уровне. Это контрастирует с предыдущими исследованиями поиска информации в политической сфере, которые основывались на анкетах или экспериментальных задачах с явным политическим содержанием (27, 37).Используя нейтральную валентность и личную нерелевантность простых точечных стимулов, мы могли бы изолировать поведение, связанное с поиском информации, вызванное неопределенностью, от возможных мешающих эффектов мотивированных рассуждений. Наблюдение за таким эффектом в этой нейтральной обстановке согласуется с предположением, что общие когнитивные факторы предметной области вносят вклад в установки в реальном мире (38-40). Тем не менее, в большинстве реальных сценариев принятия решений вполне вероятно, что как мотивационные, так и когнитивные (обусловленные неопределенностью) эффекты вносят вклад в предвзятость при поиске информации (6), и интересно учитывать, что последнее может даже усилиться в наличие аффективных влияний.

    Наша модель «испытание за испытанием» показывает, что, хотя участники обычно используют внутренние сигналы неопределенности (оцениваемые с помощью рейтингов уверенности) для поиска информации, догматичные люди делали это в меньшей степени. Это указывает на общее изменение способа, которым уверенность направляет действия, процесс, обычно описываемый как метакогнитивный контроль (41). Предполагается, что метакогнитивный контроль регулирует не только поиск информации, но и другие явления, в которых усилия должны быть сопоставлены с точностью, такие как когнитивная разгрузка (42) или компромисс между скоростью и точностью (43).С теоретической точки зрения метакогнитивный контроль дополняет метакогнитивный мониторинг (41), который описывает процесс, который порождает и обновляет представления об уверенности. Однако, хотя метакогнитивному мониторингу уделялось значительное внимание с точки зрения нейронных (44, 45) и индивидуальных различий (24, 46), процессы метакогнитивного контроля остаются недостаточно изученными. Таким образом, такие исследования могут помочь понять движущие силы поиска измененной информации.Необходима также дальнейшая работа, чтобы разобраться в том, как различные модели формирования уверенности [например, архитектуры пострешения или второго порядка (47, 48)] влияют как на процессы мониторинга, так и на процессы управления и, в свою очередь, определяют взаимодействие доверия и поиска информации.

    Догматики с меньшей вероятностью искали информацию в ситуациях неопределенности по сравнению со своими сверстниками. На уровне одного испытания это соответствует тому, что окончательное суждение основывается на меньшем количестве доказательств, что в целом приводит к менее точным суждениям.Поскольку сомнительные решения также с меньшей вероятностью будут правильными, это означало, что догматичные люди с меньшей вероятностью будут искать противоречивые доказательства, когда они ошибались — форма предвзятости подтверждения. На более длительном временном горизонте и в отсутствие внешней обратной связи (49) такая самоусиливающаяся петля обратной связи может, в свою очередь, заставить догматиков думать, что их первоначальные суждения уже достаточно оптимальны и что вкладывать средства в получение дополнительной информации нет необходимости. Полезным продолжением нашей работы будет исследование того, как догматичные люди управляют поиском информации в ситуациях, охватывающих более одного испытания и требующих итеративного обучения.В таких сценариях адекватное управление компромиссом между разведкой и разработкой является центральным для эффективного обучения (5, 8), так что небольшие различия в тенденции к поиску информации, основанному на неопределенности, или против него, могут суммироваться и приводить к искаженным представлениям о реальности.

    Хотя психофизический подход предоставляет нам точный контроль, необходимый для характеристики поиска информации догматическими индивидами, наша задача обязательно надумана относительно реальных проблем принятия решений.Остается неизвестным, являются ли наблюдаемые здесь типы поискового поведения репрезентативными для реального поискового поведения, например, в Интернете (1). Однако мы можем с осторожным оптимизмом относиться к обобщаемости текущих результатов, учитывая общий характер нашей задачи и недавние наблюдения того, что реальное поведение соответствует когнитивным моделям исследования, основанного на неопределенности (50). Одно из различий между нашей парадигмой и реальными решениями — это гарантированная полезность будущей информации.Расчет меняется, когда первый источник заслуживает доверия, но будущая информация может быть ненадежной. В этом случае можно было бы лучше полагаться на первоначальное суждение и воздерживаться от поиска новой информации даже в случае сомнений.

    В итоге, мы выделяем общее сопротивление поиску дополнительной информации у более догматичных людей, различие, которое наиболее заметно, когда первоначальные решения сомнительны. Это сбивает с толку в нынешнем культурном ландшафте. В то время как Интернет открыл доступ к огромному количеству хорошо проверенной информации, фейковые новости по-прежнему распространены (1, 3).В таких случаях простого наличия корректирующей информации может быть недостаточно, чтобы предотвратить формирование у догматичных людей неподдерживаемых убеждений, потому что даже чувство неуверенности не вызовет корректирующее поведение, направленное на поиск информации. На системном уровне такие результаты предполагают, что правдивость первого контакта с новостью имеет решающее значение (51, 52). На индивидуальном уровне внедрение успешного поиска, основанного на неопределенности, может быть включено путем расширения обучения метакогнитивному мониторингу (53), чтобы также нацелить метакогнитивный контроль.Наконец, наше исследование показывает, что психофизические парадигмы в сочетании с экспериментальным моделированием поведения предоставляют важные инструменты для выявления механизмов, лежащих в основе догматизма, поляризации и их последствий (40).

    Материалы и методы

    Онлайн-набор и выборка.

    Оба исследования проводились онлайн, в них принимали участие взрослые люди из США через онлайн-рынок труда Amazon Mechanical Turk (54⇓ – 56). Они были одобрены Комитетом по этике исследований Университетского колледжа Лондона (№ 1260-003), и испытуемые дали информированное согласие.

    В исследовании 1 были проанализированы данные 370 субъектов (критерии исключения см. В приложении SI ). Мы основывали этот размер выборки на предыдущих исследованиях, проведенных для выявления межличностных различий в познании в политическом спектре (24, 38) и в расстройствах (46). Субъектам был выплачен базовый платеж в размере 1 доллара США, и они получили премию в размере до 6 долларов США в зависимости от их адекватного заполнения анкет и выполнения ими задачи по поиску информации (подробное описание см. В Экспериментальный план , Задача поиска информации . вознаграждения).50% участников составляли женщины (49,7% мужчины, 0,3% «другие / предпочел бы не говорить»), а средний возраст составлял 36,62 года (SD, 11,61; диапазон от 19 до 81 года; SI Приложение , рис. S1 A ). В исследовании 2 (повторение) мы проанализировали данные 364 участников с той же схемой оплаты, что и в исследовании 1. Априорный анализ мощности, основанный на величине эффекта поиска информации из исследования 1, определил размер нашей выборки в исследовании 2, что дало нам мощность выше 80% для выявления связи между догматизмом и средним поиском информации.Выборка состояла из 52% женщин (47% мужчин, 1% других лиц / «предпочел бы не говорить»; средний возраст 36,55 года; стандартное отклонение 11,09; диапазон от 18 до 74 лет; SI Приложение , рис. S1 A ). Участники обоих исследований происходили из широкого диапазона образовательных уровней, которые были сопоставимы с общим взрослым населением США ( SI Приложение , рис. S1 B ).

    Факторный анализ.

    Существуют серьезные споры о точной структуре политической идеологии и ее отношениях с родственными конструкциями, такими как догматизм (22, 25, 57).Как использовалось ранее (24), здесь мы провели несколько анкет, измеряющих политическую ориентацию, идентификацию с двумя основными партиями США, шкалу социального и экономического консерватизма (58), а также анкету, оценивающую конкретные политические позиции и веру субъектов в превосходство. этих позиций (22). Дополнительно оценивался правый и левый (59, 60) авторитаризм. Наконец, участники также заполнили анкету о догматизме (21). Мы провели факторный анализ (подробное обсуждение результатов см. В приложении SI ) с использованием функции fa () в пакете «Psych» R по всем 78 пунктам вопросника с использованием оценки максимального правдоподобия с наклонным вращением (oblimin).Это отражает методологию, ранее использовавшуюся для изучения политических убеждений (24) и психического здоровья (46). Мы определили количество факторов с помощью теста Кеттелла – Нельсона – Горсача (61), где резкое падение собственных значений указывает на точку, в которой сохранение дополнительных факторов не дает большого преимущества. Чтобы максимизировать точность оценок факторной нагрузки и факторных оценок, мы объединили настоящую выборку с выборкой из Rollwage et al. (24), где испытуемые заполнили одну и ту же батарею анкет.Это привело к общей выборке 2135 участников для факторного анализа. Мы наблюдали качественно похожую картину факторных нагрузок как для объединенной выборки из 2135 участников, так и для двух отдельных выборок.

    Экспериментальный дизайн.

    Стимулы.

    Мы использовали библиотеку JavaScript JsPsych (версия 5.0.3) (62) для программирования задачи и провели эксперимент на исследовательской онлайн-платформе Gorilla (63), к которой испытуемые могли получить доступ через свой браузер. Два черных квадрата, каждый по 250 пикселей в высоту и ширину, были представлены как дискриминационные стимулы, причем один квадрат располагался слева, а другой — справа от центра (см.рис.3 для обзора задач). Каждый квадрат состоял из 625 ячеек, случайным образом заполненных белыми точками, так что один квадрат базовой линии всегда содержал 313 точек, а другой целевой квадрат содержал большее число, определенное на этапе калибровки ( SI Приложение ). Во время каждого испытания на распознавание точек испытуемым предлагалось пять таких конфигураций по 150 мс каждая, чтобы создать впечатление мерцающих точек. В каждом испытании расположение отдельных точек каждой конфигурации в пределах одного квадрата было случайным.Однако разница в количестве точек между целевым и исходным квадратами оставалась неизменной в каждом испытании. Между испытаниями местоположение цели было псевдослучайным.

    Задача и порядок действий.

    Оба исследования следовали одному и тому же протоколу, и участники потратили около 45 минут на эксперимент, который был разделен на три части. Участники сначала получили информацию и сообщили свои демографические данные. После этого они сначала выполнили этап калибровки из 120 проб для индивидуального определения сложности задачи ( SI Приложение ), идентично предыдущим процедурам (24).Там участникам просто нужно было указать, какая из двух мерцающих точек содержит больше точек, нажатием клавиши «2» или «6» (с указанием влево и вправо) и получить обратную связь об их правильности через цветную рамку вокруг выбранного ими варианта. Затем последовало задание на поиск информации (рис. 2), в котором испытуемые не получали отзывов о правильности. Информационная задача состояла из четырех блоков по 25 испытаний в каждом. Затем участники заполняли вышеупомянутые анкеты.

    Информационно-поисковое задание.

    В ходе 100 испытаний задачи поиска информации участникам была представлена ​​сила стимула, определенная на этапе калибровки (исследование 1: среднее значение 73,80%; стандартное отклонение 6,57%; исследование 2: среднее значение 73,67%; стандартное отклонение 6.50. %). Как и на этапе калибровки, участники должны были решить, будет ли больше точек в левом или правом поле (первоначальное решение). Одновременно они выразили свою уверенность в этом решении, нажав одну из трех кнопок с каждой стороны, чтобы указать низкий, средний или высокий уровень достоверности (клавиши от «1» до «3» или от «5» до «7» в числовом ряду).Важно отметить, что задача поиска информации позволила участникам выбрать, хотят ли они увидеть второе, дополнительное отображение стимула, чтобы повысить точность их первоначального суждения. Испытуемые были специально проинструктированы о полезности этой информации. Если они решали снова увидеть стимул, испытуемые видели более сильную версию стимула (то есть, с более высокой разницей в точках; SI Приложение ). Если они решали отказаться от второго стимула, им вместо этого предлагались два пустых черных ящика, чтобы они не могли искусственно ускорить выполнение задания.Таким образом, единственными затратами, связанными с дополнительной информацией, было списание баллов (5 баллов или 20 баллов, в зависимости от блока). Независимо от того, решили ли испытуемые просмотреть дополнительную информацию или нет, они затем вынесли другое суждение (окончательное решение), указав как сторону, которая, по их мнению, содержала больше точек, так и их уверенность в этом окончательном решении (используя те же ключи ответа, что и для первоначального решения. ). Важно отметить, что мы только стимулировали точность этого окончательного решения: испытуемые получили 100 баллов за правильное и 0 баллов за неправильное окончательное решение.

    Выплата бонусов участникам была связана с их результатами в задании: они получали бонус в размере 2 долларов за выполнение задания и дополнительные 4 цента за каждые 100 баллов, заработанных за выполнение задания (средний бонус на основе баллов, исследование 1: среднее 3,11 доллара; стандартное отклонение 0,34 доллара; исследование 2: среднее значение 3,11 доллара; стандартное отклонение 0,35 доллара).

    Статистический анализ.

    Анализ задач.

    Мы провели несколько анализов, чтобы убедиться, что участники поняли задачу и смогли ее адекватно выполнить (см. SI Приложение , рис.S1 для обзора). Эффекты внутри участников (обзор см. В приложении SI , таблица S1) были исследованы с использованием иерархических моделей смешанных эффектов от испытания к испытанию, вычисленных и проанализированных в пакете «afex» (64). В частности, мы построили логистические модели с бинарными исходами в качестве соответствующих зависимых переменных и соответствующими предикторами в качестве фиксированных эффектов (подробности см. В приложении SI, приложение , таблица S1). Мы включили случайные пересечения и наклоны для каждого участника и использовали тесты отношения правдоподобия для получения значений P (65).Чтобы количественно оценить взаимосвязь между средним уровнем поиска информации субъектами и точностью их окончательного решения, мы создали общую линейную модель, используя функцию lm () в R. Все анализы проводились отдельно для двух исследований.

    Статистический анализ.

    Мы провели следующий регрессионный анализ с использованием функции lm () в R. Все анализы были выполнены отдельно для двух исследований, а эффекты были проверены как двусторонние, если не указано иное.

    • 1) Чтобы исследовать взаимосвязь между самими факторами, мы построили модели полиномиальной регрессии.В частности, мы построили эти модели для каждой возможной комбинации факторов и сравнили 1) линейную подгонку, 2) квадратичную подгонку и 3) комбинированную линейную и квадратичную подгонку на основе их байесовского информационного критерия (см. SI Приложение , Таблица S2 для обзор).

    • 2) Чтобы исследовать взаимосвязь между поиском информации и факторами, наблюдаемыми с помощью нашей анкеты, мы создали одну обобщенную линейную модель для каждого фактора, объясняя соответствующую дисперсию в этой оценке фактора посредством среднего количества запросов участников.Следуя предыдущей работе (24), мы контролировали следующие ковариаты: возраст, пол, образование, средняя успеваемость испытуемых и уровень уверенности при первоначальном решении, объективная сила стимула (обозначенная логарифмом разницы в точках) и результативность на основе более сильная версия стимула (записанная на этапе калибровки; см. SI Приложение ). Мы стандартизировали непрерывный результат и переменные-предикторы, чтобы получить стандартизованные коэффициенты β .Для важных переменных, представляющих интерес, мы вычислили значения R 2 путем сравнения дисперсии, объясняемой полной моделью, включая поиск информации, с моделью, исключающей этот предсказатель.

    • 3) Наконец, чтобы проверить, был ли догматизм связан с уменьшением количества очков, полученных за нашу задачу, мы создали ту же модель, что и для анализа поиска информации, но заменили предсказатель поиска информации очками, заработанными на задача.

    Чтобы выяснить, был ли догматизм связан со снижением точности окончательного решения и возникло ли это из-за пониженной склонности к поиску информации, мы провели анализ посредничества.Этот анализ проводился с использованием пакета «mediate» в R (66), который использует квазибайесовский метод Монте-Карло, основанный на нормальном приближении, для оценки значимости эффекта посредничества (67). Мы снова ввели ковариаты, использованные для исходного анализа поиска информации, в качестве контрольных переменных во все пути анализа посредничества. Чтобы провести внутренний мета-анализ поведенческих результатов, полученных в двух исследованиях, мы объединили две выборки в соответствии с рекомендациями Braver et al. (31) и применили тот же анализ, что подробно описан выше.

    Пробное моделирование.

    Чтобы исследовать основные механизмы, лежащие в основе поиска информации догматичными людьми, мы создали модель «испытание за испытанием», в которой изучались факторы, влияющие на решение человека искать дополнительную информацию. В частности, мы смоделировали выбор поиска информации как функцию уровня достоверности и текущей стоимости информации (см. Основной текст и приложение SI, приложение ).

    Поскольку классические методы, основанные на максимальном правдоподобии, часто могут давать зашумленные оценки с таким небольшим количеством точек данных, мы использовали процедуру иерархической подгонки (68).В такой иерархической модели индивидуальные параметры βi берутся из предварительного распределения на уровне группы. Например, для первых параметров β0, i мы можем записать следующее: β0, i∼NµB0, σB0

    Здесь µB0 представляет среднее значение генеральной совокупности, которое затем используется для оценки β0, i, отдельных параметров β0 для участник i , из распределения населения, N (µB0, σB0). Обычно параметры, полученные с помощью такого подхода, затем можно соотнести с внешней мерой различий между людьми.Однако эта процедура неоптимальна, поскольку она не предполагает изменчивости среднего значения совокупности в исходной модели, что, возможно, искажает или сводит к минимуму потенциальные отношения между параметром и внешними факторами (32). Чтобы сохранить преимущества иерархической подгонки, избегая при этом ошибок, связанных с индивидуальными различиями, здесь мы используем процедуру, недавно предписанную Moutoussis et al. (32). Там (рис. 4 C ) взаимосвязь между параметрами и индивидуальными различиями встроена в оценку самих параметров посредством априорной, так что: β0, i ∼ NµB0 + ρ0 ∗ Dogmatismi, σB0

    Чтобы уловить межличностные различия в параметре мы позволяем среднему значению распределения населения изменяться в зависимости от догматизма через встроенный параметр ρ0.Чтобы обеспечить точную иерархическую оценку, мы объединили выборки из обоих исследований и включили только субъектов, которые искали информацию как минимум по 5% и максимум по 95% испытаний. Таким образом, мы достигли общей выборки из 568 человек. Мы построили модель, используя язык программирования Stan (69), который использует разновидность выборки Монте-Карло цепи Маркова, выборки Гамильтона Монте-Карло, для оценки апостериорных значений по параметрам.

    Дополнительные сведения о подгонке модели и обсуждение влияния различных параметров на выигрыш участника представлены в Приложении SI .

    Благодарности

    Мы благодарим Э. Шульца за комментарии к более ранней версии рукописи и П. Даяна за полезные обсуждения исследования. Центр нейровизуализации человека Wellcome поддерживается за счет основного финансирования Wellcome Trust (203147 / Z / 16 / Z). Л.С. был поддержан стипендией Немецкого фонда академических стипендий. S.M.F. поддерживается стипендией сэра Генри Дейла, совместно финансируемой Wellcome Trust и Королевским обществом (206648 / Z / 17 / Z).

    Добавить комментарий

    Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *