Что такое графомания?
Графомания — это состояние, при котором человек испытывает навязчивый импульс или желание писать. При описании состояния здоровья этот импульс настолько серьезен, что страдающий человек может даже не писать понятным или грамматическим языком или проявлять большой интерес к вещам, которые он или она пишет. В других контекстах этот термин может использоваться для словесной девальвации работы писателя или для описания отношения большей группы. При использовании таким образом термин является несколько образным, описывая отношение к письму, а не фактическое принуждение к письму.
Как заболевание, графомания не имеет единственной причины. Субъективный опыт принуждения к письму также может быть довольно личным. Независимо от того, страдает ли человек от графомании или просто активно занимается письмом, обычно это зависит от результатов и условий жизни этого человека. Человек, который пишет навязчиво, но чье письмо приводит к долгой карьере успешного романиста, может страдать от этого состояния, но это не имеет значения, так как болезнь диагностируется только в тех случаях, когда она мешает жизни человека.
Технически это условие не то же самое, что графорея, которая является совершенно бессмысленным излиянием слов в письменной форме. Обычно считается, что графомания имеет основу в разумном общении, ценность которого может быть предметом дискуссий. Составление относительно связных предложений на любом языке является определяющим отличием между этими двумя условиями. Другое связанное условие, названное typomania, вовлекает одержимость видеть свое имя в печати. Это условие значительно отличается тем, что имеет социальный аспект.
Когда человек, который явно не страдает психическим расстройством, описывается как имеющий графоманию, предполагаемый эффект обычно является уничижительным. Этот любительский диагноз часто используется для человека, который пишет, но не является профессиональным писателем, и никогда не будет, а также для людей, которые публикуются, но не имеют квалификации. Единственная цель использования термина графомания таким образом состоит в том, чтобы обесценить работу писателя. По сути, обвинение человека в наличии графомании равносильно утверждению, что видение ценности в письме этого человека является симптомом психического заболевания.
Этот термин, к сожалению, сильно зависит от контекста для его определения. Это всегда связано с большим количеством письма, но в некоторых случаях это даже не применяется к одному человеку. Например, можно сказать, что культура страдает от графомании, если она, как группа, позволяет производить и публиковать большое количество легкомысленных письменных произведений. Такое использование, возможно, более распространено, чем любой медицинский диагноз, и должно интерпретироваться с учетом позиции говорящего.
ДРУГИЕ ЯЗЫКИ
ГРАФОМАНИЯ КАК ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПРИНЦИП — Геннадий Муриков — LiveJournal
Что такое графомания? Вопрос кажется, на первый взгляд, странным. Большая Российская Энциклопедия определяет это понятие как «болезненное влечение к усиленному и бесплодному писанию, бесполезному сочинительству» (Т. 7). А изданная ещё в годы советской власти Краткая Литературная Энциклопедия помещает о графомании довольно большую статью, в которой это явление определяется как «болезненная страсть к сочинительству, не подкреплённая природным дарованием. Г. обычно возникает на почве наивного представления о лёгкости и общедоступности писательского труда, а также в результате переоценки собственных творческих возможностей». В качестве своего рода классика графомании упоминается граф Д.И. Хвостов, старший современник Пушкина, при жизни которого вышло даже его семитомное собрание сочинений, переиздававшееся трижды. От себя добавим, что буквально несколько лет тому назад впервые за 150 лет издан сборник избранных произведений упомянутого автора, так что мы вправе сказать, что дело графомании живёт и побеждает.
Оба приведённых определения графомании так же, как и целый ряд других в разных словарях и энциклопедиях, содержат в себе понятие болезненности – это вытекает из содержания самого слова, которое включает в себя корень «мания». Мания – это категория, несомненно, относящаяся к области психиатрии, так как в переводе с греческого означает безумие, навязчивое пристрастие к чему-либо. Но уже само это определение, сразу обращает наше внимание на то, что для графомана на первый план выдвигается не результат его «творческих» усилий, а скорее сам процесс сочинительства, то ли скрывающий, то ли, напротив, выявляющий особенности его личности. Преувеличенное внимание к личности автора и его самовыражению. Разумеется, при том условии, что с какой-то другой, более общей точки зрения, ни личность графомана, ни его литературная деятельность особенного значения не представляет. Графоман как бы говорит своему предполагаемому читателю: «Смотрите, какой я великий. Любите меня. Уважайте меня, восхищайтесь мной!». Один из авторов Прозы ру в Интернете Владим Сергеев иронически определяет графомана так: «Графоман — это писатель, в полной мере ощутивший глубину и гениальность собственных произведений. Лишь косность читателей не позволяет им оценить фундаментальность его творений».
В каждой шутке, как известно, только доля шутки. Так и здесь. В самом деле, косность читательской среды, разве это не объективная реальность? Конечно же, да. Любой, кто хоть каким-нибудь боком причастен к литературе, знает, как непросто найти и завоевать своего читателя, а тем более достичь популярности. Помолчим уж о более высоких уровнях признания. Однако всё же между графоманией и литературой более высокого уровня разница есть, и она весьма существенна. Кое-какие заметки в этом плане мы и постараемся сделать. Общий размер проявления графомании практически необозрим: только в Интернете на сайтах Проза ру и Стихи ру на 17 мая зарегистрировано соответственно 70 863 и 212 287 русскоязычных авторов, которыми опубликовано более семи миллионов произведений, не говоря уже о других сайтах и печатных изданиях. «Нельзя объять необъятное»; поэтому ограничимся только рассмотрением печатной продукции некоторых санкт-петербургских литераторов.
Уже упомянутая КЛЭ отмечает, что к графомании подталкивает лёгкая доступность к возможностям публикации так же, как и чрезмерные похвалы льстецов из окружения автора. Можно заметить, что и отсутствие внимания критики к большинству публикуемых литературных произведений тоже способствует этому явлению. Можно смело сказать, руководствуясь приведённой выше статистикой, что вообще никогда в России не было такого количества пишущих и интересующихся литературой людей. Это же поистине настоящий «золотой» век – куда там Пушкину и его окружению. А между тем, все, сколько-нибудь популярные издания, постоянно сетуют на падение интереса к литературе, снижение тиражей, увлечение примитивными формами поп-искусства и т.д. Какая ложь! Никогда ещё не бывало, чтобы у нас столько писали, издавали, а может быть, и читали.
Конечно, другой вопрос: что именно пишут, читают и издают. Вот тут-то и начинается разговор о графомании.
В журнале «Аврора» (2009, №1) опубликована статья А. Абрамова «Кого можно называть “русским национальным поэтом”», в которой автор тоже касается обозначенной нами проблемы, но как бы «от противного». Иными словами, есть действительно русские национальные поэты, к каковым автор причисляет, кроме классиков русской литературы ХIХ века, также . Рубцова, В. Соколова, Р. Рождественского, А. Жигулина и некоторых других. Затем следуют поэты похуже – это А. Ахматова, Б. Пастернак, О. Мандельштам, С. Есенин, и наконец, совсем плохие: И.Бродский и Е. Евтушенко. Остальные в поле зрения автора пока не попали.
Такое своеобразное членение русскоязычного поэтического творчества – это, разумеется, прерогатива критика и редколлегии журнала. Предоставим читателю самому разобраться в этом вопросе, тем более, что никаких определённых мотивировок в статье не предложено. Но зато нам предоставляется благоприятная возможность продолжить эти исследования и определить, только ли этими тремя степенями можно обозначить уровень дарования некоторых современных литераторов.
Открываем последний номер известного в определённых кругах санкт-петербургского журнала (бывшего альманаха) «Сфинкс» (2009, вып. ХV). На первой же странице опубликовано, видимо, программное стихотворение Т. Карпенко «Сфинксы». Оно начинается так:
А на небе облака,
Словно ватные комочки.
Прилетят издалека,
Распахнутся как платочки,
Отражаясь в синеве,
Проплывают по Неве.
Обычно говорят: простенько и со вкусом. Мы скажем, конечно, простенько, но вкуса здесь никакого и не бывало. Как раз та простота, которая, пожалуй, похуже воровства. Малограмотный лепет пятилетнего ребёнка, который только что научился не то, что писать, но и говорить. Как поётся в известной детской песенке: «Тридцать три коровы — стих родился новый, как стакан парного молока», зато и «очень вырос наш поэт», то есть поэтесса – аж попал в журнал «Сфинкс». А ещё через страницу наивно-кокетливо сетует Ирэна Сергеева:
Дворцовая, Манежный,
Нева и Летний сад…
А где наш город прежний?
Остался лишь фасад.
Эта поэтесса давно известна своим умением «глаголом жечь сердца людей». Своему стилю она не изменяет и здесь. Видимо, для сравнения в этом же номере напечатаны и детские стихи. Вот, скажем, Аня Максутова (4-ый класс):
Была одна берёзка –
Зелёная листва.
С ветерком играла,
А бегать не могла.
Ей-богу, не хуже!
В 2008 году на литературном горизонте появился как бы возрождённый альманах «Окно», впервые вышедший в виде сборника в 1989 году. На одной из первых страниц опубликован многозначительный Манифест творческой группы «Окно»». Читая его, мы с большим интересом узнаём, что «Прекрасное – это вечная категория», а например, «Время – категория вымышленная». Дальше ещё интереснее: «Мироздание объективно, а слово – это начало творения». Правда, остаётся совершенно непонятным, почему такого рода признания объявлены манифестом. Что же здесь, собственно говоря, манифестируется? Впрочем, тексты, опубликованные вслед за этим документом, вполне адекватны подобным подростковым откровениям:
Я слушал звёзды,
Я кружил во сне –
Там белый снег с величием и свистом
Стремился по небесной крутизне. ( В. Морозов),
или ещё того же автора:
А вдали, у леса на краю,
Где река катает волны громко,
Я таким же маленьким стою
И смотрю на своего потомка.
Но не все стихотворения сборника отмечены такой простотой, есть совершенно другие, красивость которых, далеко оставляет за собой границы любого поэтического вкуса:
Я купила янтарные бусы,
Я смешала лимонный ветер
С горьким запахом синего вкуса
Тишины листвы на рассвете. ( М. Токажевская)
Это не просто «красиво», это прямо-таки галантерейно, даже гламурно. Как сказано в предисловии к этой подборке — «тончайшая кружевная вязь», «прихотливый лабиринт».
«Я –дух бестелесный,я –призвук,
Тень тени и тень отраженья. ( Ю. Санников)
А ведь ещё сто лет назад Константин Бальмонт насмешливо писал:
Моё несчастье несравнимо
Ни с чьим, о подлинно, ни с чьим:
Другие – дым, я – тень от дыма,
Я всем завидую, кто дым.
Так и кажется, что классик поэзии серебряного века что-то слизнул у Ю. Санникова, который «сам не знает, стряхивая пот,/ Чем завершить свой замысел великий».
Последние выпуски литературных альманахов, как мы уже видели, показывают нам немало образцов замечательного творчества современных стихотворцев, читая которые не знаешь, плакать или смеяться. Плакать там, где автору хочется выглядеть глубокомысленным, а смеяться там, где поэт настраивается на возвышенный лад, потому что излюбленным жанром современной графомании стала автопародия, присутствия которой авторы даже не замечают. Например, Татьяна Семёнова, ничтоже сумняшеся, пишет:
Двухтысячное рождество,
Предчувствуя всей женской сутью,
Найти связующую нить,
И Млечные Пути вскормить
Готова я своею грудью. («Изящная словесность», 2009, №1 (14)).
К сожалению, эта поэтесса плоховато усвоила школьные правила русского языка, так как не справляется с элементарными нормами употребления деепричастного оборота: «И нервное дыханье ощущая/ Мне было и уютно и приятно» (там же).
Но некоторые авторы этого издания достаточно самокритичны:
Мыслят, рифмуют… А лезет серятина.
Видимо, это и есть – «отсебятина» ( Виталий Дмитриев, там же).
Однако наивно думать, что графомания сводится только к попыткам выдать беспомощное стихотворчество за действительный и полноценный литературный труд. Ссылки на косность читателей – здесь слабая подмога. И хотя, конечно, приятно создать и поддерживать культ собственной маленькой личности, воображая себе её большой и значительной, от литературной действительности вряд ли так просто спрячешься. Создание же всякого рода видимости, мнимости – путь, как известно, ведущий в тупик.
Опаснее графомания идейная. Это ещё один её важнейший род: штампы в таком случае охватывают не только словарный запас или образную систему произведения; безвкусица и банальности самоочевидны, и хорошая редакторская работа могла бы помочь автору, особенно если он начинающий, штампованным становятся само мироощущение автора, его идеи, верования, представления.
Суть графомании в этом ракурсе – подсознательное чувство внутренней несостоятельности, комплекс духовной неполноценности. Отсюда стремление хвататься за внешнее, видеть высшую ценность в чём-нибудь вещественном, а что ещё хуже – в очередной идейной глупости, коль скоро графоману пришлось взяться за идею. Разумеется, хочется «прислониться» к чему-то сильному, значительному. Так культ маленькой личности перерастает сам собой в культ личности, если не большой, то высокопоставленной. Все известные в истории «культы» рождались именно таким образом. Не будем ходить далеко, все помнят замечательное:
Сквозь грозы сияло нам солнце свободы,
И Ленин великий нам путь озарил.
Нас вырастил Сталин на верность народу,
На труд и на подвиги нас вдохновил. ( Из раннего творчества С. Михалкова и Эль- Регистана).
Или немного менее известное: «на дубу высоком, да над тем простором/ два сокола ясных вели разговоры,/ первый сокол Ленин, второй сокол Сталин…» (перевод М. Исаковского). Во второй половине пятидесятых годов прошлого века всё это было списано и приказано забыть под соусом культа личности. Но великая традиция не иссякает, и вот из номера в номер журнал «Невский альманах» печатает удивительные откровения Василия Денисюка. Хочется привести эти тексты полностью.
О президенте России
Я президента понимаю
И вот ему моя рука….
Ему страну лишь доверяю!
Другим? Не видится пока…
По-братски, по-мужицки надо,
От всей души, вот так, как есть!
В его простом лучистом взгляде:
Надежда видится и честь!
Он молод, но решает мудро,
Чтоб хорошо жилось скорей!
Стране сейчас пока что трудно,
Ну, а ему – ещё трудней!
Мы- о себе… а он – о каждом,
И это вовсе не слова…
Как накормить, одеть всех граждан
Болит его лишь голова! ( «Невский альманах», 2008, №5).
А в последнем номере «Невского альманаха» (2009, №2) то же стихотворение, правда, без первого четверостишия и с небольшим исправлением (вместо «по-братски, по-мужицки надо» напечатано: «толково, по-мужицки надо») полностью перепечатано. Автор специально подчёркивает, что посвящено оно не президенту Д.А. Медведеву, а именно бывшему президенту В.В. Путину, несмотря на то, что в его жизни «произошли изменения». И автор «с мужицкой прямотой» заявляет: «Он спас Россию». Теперь такой холуяж и лизоблюдство называются «мужицкой прямотой»? А особенно трогательно, как В.Денисюк восхищается «его простым лучистым взглядом», «доверяет» В.В. Путину всю страну и протягивает ему свою «мужицкую» руку. До таких перлов наша поэзия с начала пятидесятых годов прошлого века вроде бы ещё не поднималась. Впрочем, жемчужины созревают десятилетиями, и как пела Алла Борисовна Пугачёва: «То ли ещё будет, ой-ой-ой!».
Следует отметить, что санкт-петербургская критика немедленно откликнулась на этот замечательный текст. В альманахе «Русское слово» (2009) Евгений Раевский в так называемых «Полемических заметках о творчестве Василия Денисюка» пишет, что «чёткий поэтический путь выбрал наш поэт», который, говоря о президенте России, «явно сопереживает с ним о проблемах нашего многотрудного времени, о будущем России, о её прошлом и настоящем».
Правда, этой статье предпослан эпиграф из М. Антокольского: «Великие люди близки к сумасшествию». Возможно, это и правда, только не совсем ясно, относится ли это к В. Денисюку или к герою его стихотворного посвящения, но известную долю иронии можно предположить.
Само собой разумеется, что работа по созданию культа личности может происходить не только в области светской идеологии, но и в религиозной сфере. Тут уже «культ личности» превращается в откровенное идолопоклонничество. Таким образом, нашими петербургскими поэтами не первый уже год создаётся культ покойного митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна. Мы решаемся об этом писать, предполагая внутренним ощущением, что усопший митрополит с возмущением отверг бы такого рода культ. Но вот что пишут наши «инженеры человеческих душ»:
Тринадцать лет не заживает рана,
Которая нам всем нанесена
Кончиною владыки Иоанна, —
горько печалится А. Родосский.
Теперь уже в раю за верных чад
Он молится, и отступают беды.
Всё живо в памяти: и добрый взгляд,
И пастырские мудрые беседы, —
продолжает Т. Егорова. А О. Юрков словно подводит итог:
Владыко! Мир зависит от тебя.
От твоего всезнания, умения,
Обряда, убеждения, терпения.
Ты жил и умер, ближнего любя. (О. Юрков, «Митрополит Иоанн»).
Впрочем, это, конечно, не итог: на эту тему написаны уже десятки стихотворений. Наверное, все эти поэты искренни. Но обидно, что жизнь и кончина о. Иоанна стала «темой», разменной монетой. Возможно, что в ожидании вполне земных благ, если не от лица РПЦ, то, по крайней мере, одобрения от тех, кто также обращается к аналогичной «тематике».
Говорить и писать на так называемую православную тему, то и дело истово осенняя себя крестом, в некоторых кругах наших стихотворцев стало почти что обязательным для того, чтобы они признавали друг в друге «своих». Это вроде как бы опознавательный знак для того, чтобы быть включённым в некий загадочный тайный орден, в котором все друг друга узнают буквально по запаху. О том, что при этом забываются не только нормы этики, но и элементарный здравый смысл, и разговоров нет:
Спасительные льются речи,
В глазах сияет доброта.
Заботливо пасёт овечек
Служитель истинный Христа,—
так отзывается о духовном подвиге протоиерея Иоанна Миронова, уже упоминавшаяся нами Т. Егорова. Не правда ли остроумно? И она же делится с читателями такими итогами своих наблюдений:
А когда над Введенским собором
Станет месяц в сиянье златом,
Богоматерь проходит дозором,
Осеняя обитель крестом.
Так и ощущаешь всеми фибрами духа, души и плоти этот новоявленный «ночной дозор».
Но, конечно, наиболее ярко «идея» божественного присутствия во всех проявлениях земного бытия выражена у Т. Егоровой в стихотворении «Монастырские вороны», в котором поэтесса даже в вороньем карканье усматривает явление высших сил:
Над обителью смиренной
Всё гремит вороний грай:
Монастырь благословенный
Для ворон, быть может, рай.
Шелестят деревьев кроны,
Вишни, яблони цветут….
По-вороньему вороны
Славу господу поют!
Эти строки не нуждаются в комментарии: они говорят сами за себя, потому что таким же образом можно сказать, что и червяк, оставляя слизь, поёт славу господу своей слизью, и что любая машина шумом мотора или визгом тормозов слагает гимн господу. Однако поэтесса не замечает внутренней пародийности своих стихов, потому что в её стихослагательском энтузиазме, как и вообще в мировосприятии, напрочь отсутствует одно важное чувство — чувство юмора.
Произведения графоманов всегда патологически серьёзны. Игровая природа творчества им непонятна и чужда. Да и может ли быть иначе? Графоман всегда то откровенно, а то как бы исподволь, любуется собой, восхищается каждым «утончённым» движением своего внутреннего «я», всей своей деятельностью создавая культ этого «я». Графомания – оплот и страж штампованного мировосприятия (разумеется, если исключить откровенную глупость), поскольку, не чувствуя опоры в духовной свободе, графоман жадно ищет, за что бы зацепиться. Ну, и подвёртываются, как мы уже говорили, разные банальности, стереотипы, те или иные идолы, которые воспринимаются в меру собственных способностей. Чувство юмора неизменно показывает зыбкость так называемых «установлений здравого смысла», пугает и раздражает. И когда оно появляется, то вместе с ним появляются и проблески дарования даже у весьма заурядных стихослагателей.
Отправляясь в лес за грибами, поэт И. Константинов пишет:
Я – вне партий, и мне всё равно,
Мне-то что до делишек разных?
И подобно батьке Махно
Режу белых и режу красных.
Я бреду, и внимательный взгляд
Не пропустит ни лист, ни былинку.
Вот он – белый, аристократ!
Режу гада, кладу в корзинку.
Столько сил извожу не напрасно я:
Труд усилен – финал ускорен.
В листья прячешься, сволочь красная! –
Вырезаю его под корень. (….)
И счастливый , тащу домой
Целый короб многопартийности. («Грибы» из сборника: «Смех по причине»).
Мы так подробно остановились на стихотворной компоненте работы графоманов вовсе не потому, что это явление отсутствует в других литературных жанрах. Просто написать стихотворение, «не хуже, чем у других», гораздо проще, чем написать рассказ, повесть, а тем более, пьесу. Но это не значит, что в этих областях графомания отсутствует. Более того, когда мы в произведении любого рода и жанра видим уже отмеченный выше основополагающий принцип – культ своего «я», и больше ничего, желание лишний раз увидеть своё имя в печати, чтобы проникнуться сознанием своей значительности, мы смело можем сказать: Это графомания! Речь идёт, разумеется, не о том, что «я» художника – это прорыв в неизвестное, подлинное новаторство, а о том, что это «я» — объект преклонения для самого пишущего, и не более того.
Тягостными результаты такого самоощущения были уже в советское время. Так называемый «моральный кодекс строителя коммунизма» требовал от каждого этого строителя, а тем более пишущего, сверять свой шаг с тем или иным параграфом этого документа. Да ведь по сути каждый советский человек должен был быть в душе немного милиционером, выполняющим нелёгкий труд наблюдения за ближним своим, тем самым осуществляя важную государственную задачу. Всё это вдвойне и втройне относилось к литераторам. Казалось бы, нынче ситуация должна была бы измениться. Но не всё так просто. Мы уже говорили, что графомания опирается на стереотипы, на штампы, как на свою первооснову, а эти стереотипы тысячами нитей связывают нас с прошлым. Свежий взгляд на вещи при этом как бы автоматически исключается.
Не так давно петербургский писатель А.Белинский выпустил солидный том «семейной хроники» под названием «Письма прошлого века». Эта книга заключает в себе бытовую переписку автора с его ныне покойной женой Ф.А. Белинской. Автор прямо пишет, что приведённые письма «вряд ли представят интерес для широкого круга читателей». Чистейшая правда! Это всего лишь материалы для семейного архива, опубликованные небольшим тиражом (200 экземпляров). Но зато до каких мелочей обожествлена там личность самого Анатолия Белинского. Мельчайшие детали его быта, привычек, пустяковых событий поданы так, как будто бы они являлись атрибутами некоего земного божества. Причём это отнюдь не продукт «литературных мечтаний» отягощённого годами писателя. Все эти черты были заметны в творчестве А.Белинского и раньше. Несколько лет назад он издал сборник прозы «Равный богам». Уже название его намекало на что-то очень и очень знакомое по школьным прописям эпохи развитого социализма: «равный богам» — это человек в его «созидательном порыве» во имя переустройства общества. Это человек, который «звучит гордо», соцреалистический демиург. Так оно и есть: все произведения, вошедшие в сборник, даже «историческая» повесть о жизни Древнего Египта исполнены пафоса социального прогресса, причём кое-где комментарии к этому даются на таком уровне: «Человечество идёт к лучшему – это стратегия его движения. (…) А всякая попытка сказать «нет» напоминает действия крокодила из детской сказки, который тушил пожар пирогами и блинами». Такой вот у нас Кандид появился в начале двадцать первого века. Хотя всё это вовсе не смешно, а демонстрирует въяве, насколько деградировали у нас понятия о добре и зле, искренности, чести и благородстве, превратившись в набор мещанских установок.
Все «положительные» герои А.Белинского, также, как и он сам, – люди непьющие, высоконравственные в семье и быту; все отрицательные герои – естественно, пьяницы, бабники и просто воришки. Как не припомнить тут Онегина, Раскольникова или Федю Протасова? Что бы сказал о них А.Белинский? Кое где, особенно в повести «Хлеб этих лет», он, даже не скрываясь, повторяет все штампы горбачёвской пропаганды.
И ещё одна важная примета графомании – необычайное многословие, занудная болтливость автора. На сотнях страниц ведут картонные герои сборника свои бесконечные диалоги о прогрессе, гуманизме и др. Эта мнимая реальность, также как и иллюзорность свидетельств о прошлом, заключённых в его переписке с покой ной женой, говорят о том, что настоящая реальность автору бесконечно чужда и даже вообще не видна. Да и как её можно заметить, если ты чувствуешь себя, «равным богам»?
Банальное, «узаконенное» в пошлостях, выглядит надёжным, а новое, неожиданное представляется опасным, чужим, «не нашим». Поистине, «как бы чего не вышло»! Очень чувствительно для графоманов понятие «дозволенного» и «недозволенного». Здесь всегда требуется оглядка на власть. Любую: виртуальную так же, как и реальную. Что-то «Там» скажут?
Пожалуй, можно сделать вывод, что сам феномен графомании зиждется не только на культе своей личности, но и на глубинном чувстве страха перед жизнью, перед действительностью, которая может оказаться и постоянно оказывается далеко не такой, какой она представляется отуманенному самомнением взгляду графомана…
Эта тема в принципе выглядит неисчерпаемой. Примеров – хоть отбавляй, и разговора не может быть о том, чтобы как-то ограничить, а тем более исчерпать список графоманов. Мы по мере сил постарались лишь слегка наметить основные контуры этого явления, исходя из сегодняшних литературных реалий.
Май 2009 г.
Опрос о графомании. Часть 2. «Иногда графоманскими, некачественными могут казаться новаторские и в чем-то необычные произведения»
Напомним базовые вопросы для раскрытия темы . 1. Что такое графомания в вашем понимании? Как ее можно определить? 2. Может ли графоман осознавать, что он именно графоман, или нет? Почему это происходит, на ваш взгляд? 3. Какую роль в развитии графомании играет окружение графомана? Насколько престижным может быть статус поэта или писателя для его ближайшей аудитории? 4. Можно ли поделить ли графоманию как явление на «поэтическое» и «прозаическое» направления? 5. Видите ли вы в графомании какое-то положительные значения для современной литературной ситуации? Анна Голубкова – поэт, прозаик, критик, сотрудница Российской государственной детской библиотеки и соредактор и координатор проекта сетевого литературно-художественного альманаха «Артикуляция». Анна Голубкова. Фото из личного архива. 1. Мы все пользуемся словом «графомания» в обыденной жизни, но в более или менее официальном разговоре всегда делаем поправку, что можно быть графоманом в хорошем смысле этого слова — то есть любви к письму вообще. Но любовь к письму вообще и стремление передать на бумаге или экране компьютера свои ощущения и впечатления — это одно. А оценка получившегося результата со своей читательской точки зрения — совершенно другое. И есть ведь еще позиция литературоведа-исследователя, который может найти интересное буквально в любом произведении, сколь плохим или сырым оно бы ни было. Более того, иногда графоманскими, некачественными могут казаться новаторские и в чем-то необычные произведения. Поэтому я пользуюсь термином «графомания» исключительно в позиции читателя, чтобы отобрать интересные для меня тексты и таким образом хоть как-то структурировать свою читательскую стратегию. И тут еще важен временной фактор — чем меньше у меня времени на чтение, тем строже мои критерии отбора, и наоборот. А вот, скажем, моя позиция редактора прозаического раздела интернет-альманаха «Артикуляция», как бы странно это ни звучало, на самом деле гораздо мягче и либеральнее моей читательской позиции. Как редактор я стараюсь учитывать ограниченность собственного восприятия и давать шанс текстам, которые, быть может, не стала бы читать в часы досуга. 2. Графомания, на мой взгляд, это свидетельство в первую очередь грубости восприятия, неспособности различать оттенки слов и значений. Именно отсюда происходит неумение выстроить фразу, создать объемный полноценный образ, прописать от начала и до конца событийный или эмоциональный сюжет. Залог литературного успеха — это вера в себя и одновременная способность критически отнестись к тому, что ты делаешь. А это требует развитого эстетического и логического аппарата, это требует большого труда — как в начале, так и на всем протяжении творческого пути. Поэтому графоман, на мой взгляд, это в первую очередь человек, который ленится работать по-настоящему, экономит силы и время и старается как бы постоянно «схалтурить». 3. Главную роль, как мне кажется, тут играет высокий статус литературы на всем постсоветском пространстве. Несмотря на постоянные жалобы, что люди в России почти перестали читать, статус писателя и поэта по-прежнему остается достаточно значимым. Вероятно, именно это и играет дополнительную мотивирующую роль в деятельности графомана. Кроме того, принадлежность к великой русской литературе может еще выступать в качестве некой психологической компенсации. И тут, наверное, нельзя будет сказать ничего утешительного — чем хуже у нас работают социальные лифты, тем больше будет появляться таких «самодеятельных» поэтов и прозаиков. 4. Стихи, скажем прямо, писать проще, особенно недостаточно качественные. Они не требуют много времени, в отличие от прозы, особенно ее крупных жанровых форм. Поэтому самодеятельных стихотворцев значительно больше, чем прозаиков. Какие-то другие градации, кроме количественной, вводить тут, на мой взгляд, смысла не имеет. 5. Нет, не вижу. Было бы гораздо лучше, если бы люди могли выразить себя на других общественных поприщах — в политике, общественной деятельности, острых дискуссиях, акционизме, перформансах, если бы они могли развиваться и продвигаться по социальной лестнице, а не замещать все это псевдолитературной деятельностью. Каждый должен заниматься своим делом с полной самоотдачей, а не делать безуспешные попытки замещения одного другим. Да и уникальная роль литературы в российской общественной жизни также не кажется мне положительной. Разумеется, эта ситуация рано или поздно изменится. Но, как сказал классик, жить в эту пору прекрасную… Мария Черняк. Доктор филологических наук, профессор кафедры русской литературы Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. Мария Черняк. Фото из личного архива. 1. Сразу должна сказать, что тема нашего разговора очень актуальна. И вопрос о том, что такое графомания и как ее определить возникает очень часто. Казалось бы чего проще: графомания – от латинского слова grapho – «пишу» и mania – «страсть, безумие», т.е. это болезненная страсть к сочинительству, не подкрепленная природным дарованием. Но когда пытаешься осмыслить этот феномен, то оказывается все значительно сложнее. Мне кажется, что Светлана Бойм в своей книге «Общие места. Мифология повседневной жизни» точно описала психологический аспект этого явления: «Графоман угрожает престижу высокой литературы, нарушая не только эстетические нормы, существующие в данном обществе, но и этикет поведения. В России графомания, писательское недержание – это массовое осложнение от высокой болезни литературы. Выражается она не просто в желании писать, но и в желании быть литератором. Героическое жизнетворчество писателя, соперника вождей, вдохновляет графомана не меньше, чем сам акт письма. Графомания – это одновременно мания писания и мания величия». Часто слово графоман воспринимается как синоним бездарности, причем бездарности амбициозной, воинствующей, а графоманские тексты рассматриваются как плохая, низкокачественная литература, лишь имитирующая внешние признаки искусства слова. В графоманских текстах используются штампы, постоянно повторяются одни и те же темы и решаются они примерно одинаковыми средствами, в них преобладает неиндивидуальное, внеличное. К слову, актуальность этого феномена давно признается и в научной среде. Можно вспомнить очень любопытную монографию «Феномен творческой неудачи в литературе» (под редакцией А. В. Подчиненова и Т. А. Снигиревой). 2. Не знаю – нужно спросить у графоманов (смайлик). Хотя, мне кажется, что в глубине души некоторые осознают. Иногда это бывает своеобразным вариантом «кокетства». Так, любопытно в этой связи признание Т. Устиновой в одном из интервью: «Я – законченный графоман. Всегда писала, все подряд. У меня две ярко выраженные степени идиотизма: первая – боязнь высоты, а вторая – я все время должна что-то писать» (интервью «В моих романах нет гурманов» на ресурсе www.komok.ru ). Или можно посмотреть «Учебник по графомании» журналиста Алексея Виноградова, который, по его же словам «на три года отправил самого себя на сайт «Проза.ру», а потом еще больше года пробыл на «Самиздате» библиотеки Мошкова» для того, чтобы изнутри понять природу этого явления. Правда, для этого пришлось, как признается Виноградов, самому «стать графоманом и даже по целому году держать на обоих этих сайтах первое место в рейтинге по читаемости». Отличие плохого писателя от хорошего, по словам Б. М. Эйхенбаума, часто связано с нарушением границ личного и общественного пространства, с излишним одомашниванием или, наоборот, чрезмерной театрализацией литературного поведения. Феномен графомании в определенной степени размывает границы между литературой и повседневностью. 3. На самом деле, мне кажется, что окружение очень важно. Когда, например, на условных графоманских сайтах в комментариях к тексту можно увидеть восторженные отзывы «наивных» читателей, когда текст еще и неплохо монетизируется, то самоощущение графомана растет как на дрожжах. И потом любую профессиональную критику он уже воспринимает в штыки. Здесь уместно вспомнить, что Ю. Щербинина связывает феномен графомании с особенностями коммуникативного поведения современного человека, который «приговорен к говорению». «Ему необходим постоянный эффект присутствия в коммуникации. Остановка или отсутствие речи тождественны исчезновению. И прав лишь говорящий, а молчащий априори не прав. В этом смысле графомания – письменный аналог логореи, ставшей негласным способом выживания в нынешней речевой действительности». Стремительное развитие интернет-технологий, появление разных платформ (Литрес.Самиздат, Читром, Литнет и др. ) позволили графоманам обходиться без издательств и редакторов и выйти к читателям напрямую. Как говорят специалисты, настоящим магическим словом, превратившим тыкву в карету, а графомана в профессионального писателя, стало слово «прода», т.е. монетизация продолжения полюбившихся историй. Мне было очень интересно познакомиться с работой Анны Мурашовой «Портал litnet.com: литературная конвенция и авторские репутации литературы». Вот это как раз про значение окружения. Очевидно, что Литнет – это сообщество, устроенное по определенным законам: поглавная публикация, возможность через комментарии влиять на текст и сама возможность комментариев – основные отличительные механизмы сообщества, появившиеся благодаря изменению технологического процесса. Именно окружение, новые стратегии создания текстов и широкие возможности их размещения — замечательная питательная среда для графомании. Престиж? Мне кажется, что это и есть вопрос об окружении, о котором я говорила выше. Повторюсь: короля делает свита, а графомана – наивный, малообразованный читатель с отсутствием литературного вкуса (и нередко с глубинными психологическими проблемами). 4. Не очень поняла вопрос. Есть графоманы поэты, есть – прозаики. 5. Пожалуй, только одно: феномен графомании стал интересовать самих писателей и стал темой современной прозы, ее сюжетостроительным материалом. Так, например, вспоминается роман Вс. Бенигсена «ВИТЧ». Автор придумывает аббревиатуру: ВИТЧ – Вирус Иммунодефицита Талантливого (или Творческого) Человека, проявляющийся в одержимости творчеством у посредственностей и дилетантов. Графомания есть одно из типичнейших проявлений ВИТЧ. Самая большая беда, по Бенигсену, заключается в том, что люди, снедаемые творческой серостью изнутри, «в свою очередь пожирают нас и нашу культуру», самим своим существованием дискредитируют и обесценивают подлинно значимые достижения в области искусства. В романе формулируется несколько базовых критериев выявления опасного вируса. Во-первых, стереотипность и штампованность, «освобождающие читателя-зрителя от мыслительного процесса», во-вторых, навязывание этих стереотипов как анонимно установленной нормы, тотальной усредненности, в-третьих, отсутствие саморефлексии. Или еще: имитация графомании как стилистический прием используется, например, в творчестве Е. Гришковца. Его стилистическое косноязычие, приборматывание, паузы, постоянные повторения, блуждание по кругу во многом отражает речевое поведение читателя XXI века. В романе «Асфальт» героем становится бизнесмен средней руки, безликий человек. Этот «стертый» персонаж начинает писать «историю человека, который ждет и хочет любви».Тема графомании как явления современной культуры отражается и в заголовках произведений современной беллетристики: Ю. Кувалдин «Графоман», Г. Щекина «Графоманка», А. Шалин «Графомания», Б. Рублов «Роман с графоманами», М. Ардов «Монография о графомане» и др. А вообще, как всякий паразит, графомания, паразитирующая на письменной культуре, сначала истощает и обессиливает ее, а затем начинает медленно убивать или размывать. В начале нулевых Ольга Славникова заметила, что «скоро литература из занятия профессионального превратится в занятие любительское». Похоже, это случилось. Ольга Балла (Гертман). Журналист, книжный обозреватель, эссеист, литературный критик. Заведующая отделом критики и библиографии журнала «Знамя», заведующая отделом философии и культурологии журнала «Знание – сила». Ольга Балла. Фото из личного архива. 1. По моему разумению – не просто страсть к письму и зависимость от него (эдак сколько больших писателей окажутся у нас в графоманах!), но то же плюс некритичность к собственной текстовой продукции, отсутствие литературного вкуса и – примерно на равных с некритичностью, но вообще-то надо бы на первое место поставить – отсутствие литературного дара, чувства слова. Страшно трудно определить, что такое это последнее; но когда оно есть – обыкновенно чувствуется. 2. Поскольку выше мы включили в рабочее определение графомании отсутствие критичности, то, по идее, не должен. На самом же деле я себе легко представляю и человека, который любит писать, но понимает, что делает это плохо, никогда не сможет делать хорошо, а отказаться от писания тоже не готов – это ему даёт, ну, допустим, интенсивность жизни. (Скажем, литературным вкусом и образованием он обладает, потому что и умён, и образован, и начитан, а талантом нет, потому что, как ни таинственно, талант – это помимо и ума, и образования). Вот он и пишет, но, понимая, что – графоман, – никому не показывает. – В таком случае модифицируем определение: графомания – страсть к письму плюс отсутствие таланта. 3. Так в общем виде и не скажешь, смотря какое окружение, каковы у него ценности. Мне кажутся примерно равновероятными оба варианта: (1) окружение, любя графомана, любит и его писания (особенно если с литературным вкусом и кругозором у окружения не очень хорошо), читает их, цитирует и жаждет им публикации, а автору – славы; (2) графомана, как истинного гения, окружение не понимает, раздражается им и высмеивает его (даже независимо от того, престижен ли в глазах этого окружения статус поэта как таковой: поэт, говорят они графоману, — это Мандельштам, а ты кто такой, ха-ха-ха!), и он продолжает писать своё в романтическом одиночестве с печатью отверженности на челе. 4. Думаю, что нет. Графомания остаётся таковою, какие бы тексты её носитель ни продуцировал, — за что ни возьмётся – всё будет она (а то ведь можно добавить ещё направление эссеистическое, афористическое, а также критические статьи и философские трактаты). 5. Положительные значения графомании? Как ни странно, да. Она расшатывает и проблематизирует границы, о которых следует помнить, что они не абсолютны. Графоман (тот, кого мы таковым считаем) – живое напоминание нам о том, что границы литературы, литературной нормы – это то, чему стоит быть предметом постоянной основательной рефлексии. Литературный дар и чувство слова, упомянутые нами в начале – предметы таинственные, а понимание их, в свою очередь, — довольно жёстко культурно обусловлено. И по сей день есть люди, для которых, например, Хлебников – графоман; а среди его современников, скорее всего, их было гораздо больше, просто с тех пор он врос в культурные границы и они стали, предположительно, шире. Владимир Новиков. Советский и российский филолог, педагог, литературный критик и прозаик, колумнист. Доктор филологических наук (1992), профессор кафедры литературно-художественной критики и публицистики факультета журналистики МГУ, академик Академии русской современной словесности. Владимир Новиков. Фото: scientificrussia.ru Еще в 1999 году Владимир Иванович Новиков написал и опубликовал в журнале «Знамя» статью «От графомана слышу!». Она вся – развернутое доказательство того, как трудно определить понятие графомании и «персонифицировать» графомана. Владимир Иванович любезно разрешил использовать в опросе цитаты из его статьи, но это настолько плотно спаянный и цельный материал, что мы не будем дробить его на отдельные тезисы, а приведем ссылку на исходный текст. Впрочем, однажды в сетевой полемике под неким «шедевром» Владимир Новиков сказал: «…тут, наверное, уместен и даже необходим диагноз «графомания» (хотя я категорически против слова «графомания» как полемического ярлыка в разговоре о профессионалах…). Графоман (настоящий, клинический) пишет так, как может. Ответственность за него должны нести руководители писательских союзов, принимающие графоманов в свои ряды, те, кто давали графоманам рекомендации и т. д. Надо их публично срамить, называя фамилии, выносить им вотумы недоверия, в общем – презирать». Очень точное замечание, но, боюсь, в ходе этого опроса мы выяснили, что существует сразу несколько литературных институций, которые по тем или иным соображениям не «презирают», а, напротив, «пестуют» графоманов… И региональные писательские союзы среди этих институций, пожалуй, самые, нет, не безобидные, но слабосильные – обладающие узко ограниченной сферой влияния и стремительно теряющие авторитет даже в глазах молодых земляков. Надеемся, наша публикация внесет свою, пусть скромную, лепту в формирование в обществе отношения к графомании как к творчеству непрофессиональных – не наделенных талантом и навыками письма – литературных субъектов.
Графомания — Статусы
И снова мне придется убеждать адресата, что мы самотек не печатаем, что рубрику «Строфы» у нас ведет отдел поэзии журнала «Новый мир», что в этой рубрике у нас публикуются ведущие, признанные российские поэты. А внутри будет грызть червячок. Потому что хоть это и правда, но не вся правда. Но ведь не обижать же человека, не говорить ему прямо: извините, но ваши стихи — графомания.
А почему, собственно, графомания, может спросить он в ответ. И почему я вправе решать, какие стихи графоманские, а какие нет? У меня что, на столе стоит портативный «графоманиметр»? Неужели есть четкий, понятный и всеми признанный способ отделить графоманские стихи от неграфоманских?
Ответить трудно. Потому что нет никакого «графоманиметра» и быть не может. Легко физикам опровергать псевдонаучный бред о «торсионных полях» или историкам — «новую хронологию» Фоменко. Есть четкие критерии, есть внятная методология… Но когда речь заходит о поэзии, все становится крайне зыбким. Графомания — это что? Ошибки в размере? Примитивная рифмовка? Заезженные образы? Да ничего подобного! Все это может быть и в настоящих стихах. А у графоманских все может быть в порядке с поэтической техникой. И тем не менее, стоит только прочитать несколько строф — и понимаешь: чистейшей воды графомания.
Причем ведь графоманские стихи и плохие стихи — это не всегда одно и то же. Плохие стихи могут быть и у хорошего поэта, и графоманское стихотворение может понравиться ценителям поэзии. Всякое бывает.
Я шестнадцатый год веду подростковое литературное объединение. И каждый раз, когда ко мне приходят новые ребята, сочиняющие стихи, говорю им так: «Все стихи делятся на хорошие, плохие и никакие. Хорошие — когда ты испытал некое душевное переживание и сумел выразить в таких словах, что и другие примерно то же почувствовали. Плохие — когда переживание ты испытал, а вот подходящих слов не нашел. И, наконец, никакие стихи — когда ничего ты не испытывал, а просто сумел выехать на технике стихосложения, замаскировать рифмами и метафорами пустоту, дырку в поэзии.
Конечно, схема очень примитивная, ее легко разбить вопросами «а что такое душевное переживание?», «а с чего ты взял, что вот тут переживание было, а тут — не было?», «а что, если от стихов, которые ты считаешь никакими, кто-то в голос рыдает?». Ответить нечего, потому что действительно в поэзии не существует объективных критериев. И мнение большинства в ней тоже мало что значит. Сколько было в истории примеров, когда современники не понимали и не признавали поэта, и лишь спустя многие десятилетия, а то и века потомки понимали, какой же это был мощный талант.
Проблема усугубляется еще и тем, что в наше время вообще все культурное пространство — и в том числе поэзия — потеряло, говоря языком математики, связность. То есть раскололось на какие-то островки, тусовки, кружки… Кого сейчас можно назвать современными поэтами первой величины? Окружение журналов «Арион» и «Воздух» назовет одни имена, те, кто следит за работой премии «Поэт» — другие, а почитатели издательства и клуба ОГИ — третьи.
И все-таки попытаюсь дать свою версию — что же такое графоманские стихи. Думаю, дело вовсе не в качестве поэтического письма (хотя у графоманов оно чаще всего действительно ниже всякого плинтуса), а во внутренней мотивации пишущего. Графоману очень хочется написать стихи. Его душу греет сам факт, что он говорит не прозой, а поэзией. Им движет не столько глубокое внутреннее переживание, сколько — назовем вещи своими именами! — страсть тщеславия. О чем стихи, каково их качество — эти вопросы волнуют графомана в меньшей степени, чем сам по себе акт творения. Потому, кстати, чаще всего он пишет много — чудовищно много. У профессиональных поэтов почти никогда не бывает такой плодовитости.
О графоманах — православных и не только (+ видео)
Но тщеславие действует и дальше, когда стихи уже написаны. Графоман подпадает под обаяние собственного текста и видит в нем то, чего никто, кроме него, увидеть не способен. Графоман предпринимает титанические усилия, чтобы опубликоваться — ему мало написанного ручкой в блокноте, теперь это должно быть издано типографским способом, и чтобы тираж побольше, и рецензии, рецензии! Главный вопрос, который он задает редакторам, — будете ли публиковать, и как только узнаёт, что нет — тут же прерывает общение. Критический разбор стихов ему в лучшем случае неинтересен, в худшем же — вызывает агрессию. Графоман не хочет учиться, он заранее уверен, что пишет на высшем уровне.
А вот гонорар графомана чаще всего не волнует, он готов публиковаться за свой счет — лишь бы опубликоваться!
А почему стихи эти чаще всего плохие — понять несложно. Во-первых, талант вообще явление довольно редкое, а во-вторых, все душевные и интеллектуальные силы графомана уходят не на работу с текстом, а вовне — на раскрутку своей поэтической продукции. Будь вся эта энергия направлена на сами стихи — возможно, что-то бы и получилось.
Очень частый случай графомании — это стихи, которые представляют собой правильно зарифмованные мысли автора. Рассуждения на какие-то высокие темы, нравоучения, воспоминания… Есть очень простой способ понять, что эти стихи по форме — не стихи по существу. Записать их прозой, поменяв порядок слов, разрушив внутренний ритм. Если в их восприятии ничего не изменится, если читатель вынесет из прозаического варианта ровно то же, что и из поэтического — значит, и незачем было облекать это содержимое в стихотворную форму.
И — вернусь к тому, с чего начал! — отдельно стоит поговорить о поэзии православных авторов. Тут, как мне кажется, граница между стихами графоманскими и стихами просто плохими гораздо заметнее. Позволю себе использовать свое определение плохих стихов — то есть стихов, вдохновленных искренним глубоким чувством, но не вылившихся в адекватные слова. Так вот, всерьез верующий человек пусть не всегда, но хотя бы иногда испытывает глубокие религиозные переживания, ощущает присутствие Божие, ощущает свою греховность, ощущает духовную радость в молитве и в церковных таинствах. И вот это чувство ему хочется, не расплескав, воплотить в стихи*. Но чем глубже и выше чувство, тем труднее эта задача, тем меньше годятся для ее решения лобовые средства — то есть церковная лексика, постоянные упоминания свечей, крестов, куполов и так далее.
Потому-то так много бывает плохих православных стихов. Подчеркиваю — не графоманских, а просто плохих. Они мотивированы не тщеславием, а искренним, живым чувством. Увы, не получилось. Для меня как для редактора — даже безотносительно вопросов публикации в «Фоме» — это самый тяжелый случай. Нельзя же обижать людей, прямо высказываясь о качестве присланного. Может, они этими стихами спаслись от греха уныния, может, вытащили себя из поистине адских бездн, а я им — «не стихи это, бездарно это». Тут уже вопрос этический, а не поэтический.
Но, увы, бывает и православная графомания. Стихи, в которых те же самые свечи, кресты и купола маскируют пустоту. Человеку хочется написать что-нибудь «православненькое», и не просто написать — а напечататься! Разумеется, с благороднейшей целью — побороться за дело Православия, обличить всяческую тьму, наставить на истинный путь заблудших, и так далее, и тому подобное. Опыт показывает, что такие люди наиболее нетерпимы к критике, от обороны они легко переходят к нападению и негативное мнение об их православных стихах воспринимают как «наезд» на православную веру как таковую. С такими говорить проще. Хотя еще проще — просто молча игнорировать.
Но что же мне делать с конвертом на столе? Подсказал бы кто более опытный… Но у более опытных — те же проблемы. Остается просто молиться — и об авторах нестихов, и о себе — чтобы не впасть в грех осуждения. Правда, получается — так себе…
* Глубокое исследование современной духовной поэзии см. в статье И. Б. Роднянской «Новое свидетельство. Духовная поэзия. Россия. Конец XX — начало XXI века». «Новый мир», №№3—4, 2011 г. — Ред.
Редактор журнала «Фома»
Мэтт Рафф «Канализация, Газ & Электричество» — отзыв Hermanarich
Сразу скажу — я не считаю что графомания это плохо или все графоманы бездарны. Нет, графомания это болезнь — вне шкалы «хорошо-плохо», это просто такая данность. Как синдром Жиля де ля Туретта — в нервных тиках нет ничего хорошего, конечно, но осуждать больного человека в системе «хорошо-плохо» тоже нельзя. Это вот такая данность. И как больной синдромом Туретта не может себя контролировать — так не может себя контролировать и графоман. Маниакальная форма его реализации выражается в создании текста. Графоманы бывают очень талантливыми — как по мне, Марсель Пруст был очень талантливым графоманом (глубоко фрустрированным, конечно) . Пусть меня закидают камнями — но у Л.Н. Толстого тоже наблюдались схожие симптомы — мы видим что писал он и когда мог, и когда не мог, и когда хотел, и когда не очень хотел — явно написание текстов для него носило терапевтический характер (как натура крайне энергичная, Л.Н. Толстой находил «отдохновение» не только в писательстве, о чем все знакомые с его биографией очень хорошо знают). Поэтому осуждать этот текст только за то что он графоманский — я не буду. Но все-таки оценку нельзя объяснить без более глубокого проникновение в суть графомании — а значит нам придется её произвести.
Характерные признаки графомании
Графомания избыточна. Там, где обычный писатель напишет одну строчку, писатель времён Рабле — 3-4 строчки, постмодернист либо одно слово, либо 15 строчек (но эти 15 строчек все-таки будут подчинены какой-то глобальной идее) графоман будет писать максимально много. Старательно перечитав своей текст графоман снабдит его дополнительными пояснениями, придаточными, введет новые элементы, которые никак не повлияют на его глобальный замысел (ибо его нет, см. следующий пункт). Избыточность текста один из главных симптомов болезни — закономерно, что из него вытекают и другие побочные эффекты, в частности отсутствие главной идеи.
Графоманские тексты не имеют ядра повествования. Графоман пишет ради того, чтоб писать. Он эклектичен и всеяден, протеичен и многолик. Он может начать с антиутопии, перескочить на социальную драму, продолжить детективом, вклиниться боевиком, и все это закончится ничем. Графоман пишет ради того чтоб писать — а не ради главной идеи. Как только идея перестает давать ему пищу для создания текста — он легко с ней расстанется, и начнет писать что-то другое. Философия, любовная линия, боевик, драма, ужасы, сатира — все это только топливо для его печи. Он может на несколько часов расписать вам что-то, и такое внимание у нормального писателя обязательно укажет на то, что данный объект еще вернется — у графомана же этот объект исполнил свое предназначение в момент описания. Ружья Чехова были предназначены для стрельбы — исполнение их функции сводилось к тому, чтоб выстрелить. Ружья Графомана стреляют в момент развешивания, вернее, их развешивание и есть стрельба.
Графоман зациклен на себя. Поскольку графомания это болезнь психическая — он не может выйти за рамки самого себя. Текст графомана это отражение графомана, но никак не выход «за» рамки личности, его продуцирующей. Графоман в своем тексте не создает, он переносит; работает он с объектами, которыми он окружён. Вот наше произведение — вроде дело происходит в будущем, но те 30 лет, отделяющие героев от происходящих событий не принесли ни новых имен в сфере философии, ни новых имен в музыкальной сфере, ни новых технологических открытий. Автор не смог выпрыгнуть за рамках тех объектов, которые его окружают. Поэтому в самом начале нас встречает дичайшая сцена, когда журналистка лезет фотографировать Ганта, хотя даже 3-и года назад представить подобное было уже невозможно — для этого были радиоуправляемые дроны (писатели-антиутописты всегда аккуратны — и Оруэлл , и Хаксли с самого начала вводят детали, позволяющие безошибочно определить — перед нами будущее). Графоман не может прогнозировать будущее, т.к. он пишет не для этого, а повинуясь своей болезни. Великий Жюль Верн тоже не избежал обвинений в графомании — но он совершал то, что невозможно для графомана — он давал некие элементы будущего, модели будущего, которые в его время просто не существовали. Если он и был графоманом — то он был невероятным графоманом-прозорливцем (хотя никаким графоманом он не был). Когда говорят, что Голубое сало Сорокина это графомания, я адресую человека к началу данного произведения — это пример новояза но не скроенного из известных нам слов, а именно совершенно нового новояза, того, который непонятен людям прошлого (т. е. читателям). Графоман на такие выверты не способен — магистральное течение его текста совершенно иное.
Графоман не может остановиться. Увидев какую-то жилу — он начинает её эксплуатировать, пока не высосет до дна. Будь то шутка, повествование, еще что — все станет топливом и сгорит в этой печи.
Зазвонил телефон. Обе вздрогнули. Джоан с облегчением перевела дух, осознав, насколько была взвинчена: ее волновало, что она говорит обо всем этом как-то походя, недостаточно эмоционально.
Но когда на втором звонке рука инстинктивно схватилась за пистолет, она поняла, что недостаток эмоций в данном случае не проблема.
— Возьми трубку, — сказала она на третьем звонке.
Обратите внимание — насколько высушена тема одного телефонного звонка, как варварски он проэксплуатирован. Автор выжал из него все, притом что для повествования этот набор абсолютно избыточен — героиня была взвинчена и до этого, портрет её был нарисован, пистолет у неё уже был.
Источником могут быть и другие вещи:
— Бывшая жена миллиардера, — сказал Прохаска. — Она была главным начальником отдела рекламы в «Промышленных Предприятиях Ганта», ревизором общественного мнения. Давным-давно.
— Это еще не все, — добавил Хартауэр. — Она родилась из пробирки, незаконная дочь сестры Эллен Файн, монашки-нонконформистки, которая возглавила Поход католичек-женщисток еще тогда, в нулевых.
— Католичек-женщисток?
— Ну сам же знаешь: лесбиянки, которые сожгли рясы и хотели получить одобрение Папы, чтобы рожать детей.
— А, — выдохнул Эдди, который на самом деле ничего этого не знал. — Если ее матушка была монашкой-лесби, а муж — миллиардером, что она делает в канализации?
— Епитимья.
Здесь источником стал юмор автора (автор вообще любит пошутить) — и автор довел свой юмор до той самой грани, когда у читателя рот начинает раздираться зевотой. Шутка выдыхается где-то в середине, а оставшуюся часть уже стараешься быстрее преодолеть это болото. Все-таки хорошие анекдоты коротки — слишком длинный анекдот это почти никогда не смешно. Можно было бы сделать это мазком — но автор старательно размазывает этот мазок на как можно большую площадь. Все ради славного дела увеличения холста.
Графомания это работа на объем, а не на красоту. Помните живые блестящие диалоги, когда говорящего можно узнать по манере речи даже не видя, кто это говорит, как в рассказах О. Генри или Марка Твена , Антона Чехова или Максима Горького (особенно в пьесах двух последних)? Помните? Так вот забудьте! Их здесь не будет. Героев много и понять, кто же говорит какой текст, будет очень сложно. Ибо говорит это все один человек — автор. Герои одинаково шутят, герои со схожим ритмом в повествовании, герои мало отличаются даже характером речи, зависящим от уровня достатка и социального статуса. Характерные отличия тоже декларируются — но автор опять не может выйти за пределы самого себя. События тоже выветриваются молниеносно. Как мельтешение муравьев — вроде ты запоминаешь кто куда пошел, но в этой мельтешащей каше все быстро исчезает из головы. И мы обречены ходить в этом огромном поле очень долго, без надежды увидеть хоть что-то оригинальное.
О газ-квас-керогазе
Признаться, меня немного напугали сравнения с Адамсом . «Он смешной как Адамс и Пратчетт » — где-то прочитал я, и, признаться, мурашки забегали — Адамс мне вообще смешным не показался. Более того, как раз Адамс для меня на долгие годы и стал примером воинствующей графомании на фантастический манер (да простят меня всего его поклонники). От одного сравнения Адамса с Пратчеттом, которого я нежно люблю и считаю гением, становится как-то не по себе — остается только понять, от кого же тут больше? Увы, все пошло по худшему сценарию — больше тут было от Адамса. Дело даже не в невнятном сюжете, не в жанровой неопределенности, не в юморе, который есть, но он однообразен — дело именно в этом графоманском душке.
— Его забили до смерти, — сказала Джоан. — Книгой «Атлант расправил плечи».
Они все еще курили в оранжерее. Джоан убрала бегонии со столика на колесах и разложила бумаги по делу Чайнега, чтобы показать Змею.
— «Атлант расправил плечи», — спросила Змей, — это тот здоровый роман Айн Рэнд?
— Он.
— А по-русски ее имя начинается на букву «Э», как в слове «энтузиаст»?
— Вообще-то — на «А», как в слове «алчный», — ответила Джоан
Вот неплохая же шутка в самом начале — смешно и забавно. Но вот что начинается дальше? А дальше начинается графоманский ад — автору понравилась тема, и он не хочет её отпускать. Эти рабы еще не отработали для автора весь своей потенциал, не добыли всю словесную руду. А без словесной руды том не будет весить нужные тонны. Помните Маяковского?
Поэзия — та же добыча радия.
В грамм добыча, в год труды.
Изводишь единого слова ради
Тысячи тонн словесной руды.
Никогда это графоман не повторит — как это извести тысячи тонн? Как это графоман-поэт напишет короткий стих? Как это графоман-романист напишет короткий роман?
Честно, я бы простил даже графоманию (повторюсь, графоманы бывают и талантливыми) — но я не могу простить скуку. Мне было откровенно скучно это читать. И последняя треть книги, приобрёвшая нотки боевика, тоже не смогла меня повеселить.
Может это изысканынй стеб? Такая тонкая сатира? Нет, это не стеб и не сатира — сатиры здесь столько же сколько боевика или антиутопии — все это только топливо. Сгорев, оно даст новые слова. Но писалось все это не ради стеба или сатиры.
Как итог: Если я хочу почитать антиутопию — у меня будет целая палитра писателей-фантастов, начиная от Азимова и заканчивая Шекли . Нужны будут приключения в фантастическом мире — Гарри Гаррисон к моим услугам. Нужен будет трэш — есть Чак Паланик , тоже графоман, но значительно более талантливый. Нужна будет социальная философия под маской приключений? Есть Желязны , Дик и куча других фантастов, которые больше чем фантасты. Так зачем мне, спрашивается, лезть в подвал, где Мэтт Рафф четыре года создавал нетленку наедине с собой? Ради чего? Ради этих дивных строк?
Если живешь в США после Пандемии и у тебя черный любовник, сложность в том, что нельзя потребовать у него бросить пиратство и начать нормальную жизнь; а если у тебя разумная заботливая любовница все равно в какой стране и все равно в какую эпоху, сложность в том, что у нее нельзя потребовать не волноваться, когда с незаряженной рогаткой отправляешься на борьбу с Голиафом.
Ради фантазий как негры все вымерли? Ради воскрешения Айн Рэнд (Господи спаси!)? Ради образца фалометрии в виде самого высокого небоскреба (для будущего даже какая-то постыдно-устаревшая мечта — уже давно комплексы переросли в самую длинную яхту или самую большую капитализацию)? Нет ответа на этот вопрос — получается, зря полез.
Графоманов и графоманов. Графомания
Графомания как черта личности — это склонность проявлять болезненное влечение и гипертрофированное пристрастие к посредственному, бесплодному письму, многословному, пустому и бесполезному письму.
Семья графоманов в магазине: — Милый, возьми с собой пачку писчей бумаги, скоро выходные и я собираюсь написать пару глав своего следующего шедевра.Конечно, дорогой. Сейчас я просто выберу папку для своего портфолио. «А мои документы?» «Маленький сын чуть не выпрыгивает из штанов. — Придумал такое приключение — качать будешь! … Папа, а я могу стать художником-карикатуристом? Тогда я сразу напишу свои книги и нарисую по ним мультики. Так же интересно! Приходят домой: — Дорогой, а запасные ключи от моего офиса видели? Ну … подумала мать-графоманка, — Наверное, нет. И что? — Я только что отдал нашему сыну свой узелок поиграть, а теперь он закрылся в своем кабинете, захватив все стратегические запасы бумаги!
Графоман видит поцелуй Бога в каждой своей кляксе.Поэтому он никогда не исправляет свои тексты. Если Бог прошептал их, значит, они совершенны. Зачем их полировать? Пусть этим занимаются посредственности вроде Владимира Маяковского. Ведь именно он написал: «Поэзия — это то же добыча радия. В граммовой продукции, в годах работы. Вы истощаете одно слово ради Тысячи тонн словесной руды ». Или вот еще: «Стихи тяжелые, они готовы и к смерти, и к бессмертной славе. Стихи застыли, уста целевых, зияющих заголовков прижались ко рту.Любимое оружие, готовое броситься на стрелу, конница острот застыла, подняв заостренные пики рифмы.
Графоман уверен, что каждая его фраза уже отработана. Кому это не нравится, тот подлый завистник, интриган и критик. Графоман крайне болезненно реагирует на критику. Не требовательный и не строгий к себе, он воспринимает критику как открытую агрессию со стороны врагов и недоброжелателей. «Нужно иметь духовную слепоту, — думает графоман, чтобы не видеть совершенства в моих произведениях».
Михаил Веллер, обращаясь к теме графомании, пишет: «Графоман — страстный, бескорыстный писатель, которому не хватает способности самокритиковать, оценивать то, что он делает, и не имеет дара сравнения своего продукта с продукцией. других. Такая маленькая интеллектуальная патология. «
Признаком графомании часто бывает скорость стрельбы и плодовитость написанного. Но не всегда. История мировой литературы знает примеры, когда количество и качество написанного не противоречили друг другу.Лопе де Вега (1562-1635) — испанский писатель, поэт и драматург написал более 2000 пьес (до наших дней сохранилось 425). Исследователи творчества Александра Дюма подсчитали, что его плодородие нашло выражение в шестисот томах. Столько всего обычный человек не может прочитать за всю свою жизнь. А с учетом того, что многие представители нынешнего поколения с трудом читают, результат Дюма может их шокировать, нанести нервной системе непоправимый вред.
Графомантия — это следы невежества в писательской сфере.Великий писатель, прежде чем взяться за перо, кропотливо и настойчиво соберет и проанализирует необходимую информацию. Если его герои — врачи, он не будет лениться и глубоко изучит жизнь врачей, постарается постичь хотя бы азы своей специальности. Одним словом, доскональное знание объекта изображения — визитная карточка настоящего писателя.
Знаменитый мастер пера — Артур Хейли, работая над менялами, сумел получить разрешение двух крупных банков на изучение практически всего механизма работы финансовых институтов — ему даже разрешили присутствовать на заседаниях правления директора.Работая над проектом Evening News, Хейли, которому тогда было 66 лет, прошел специальный курс по борьбе с терроризмом в Англии: он взял на себя роль заложника, ел змей на уроках выживания, участвовал в тренировках по разоружению врага и сражениям в закрытых помещениях. После этого почти год он составлял план книги, развивал персонажей героев и структурировал собранный материал … И еще год работал над текстом.
Работая над романом «Детектив», Хейли по привычке досконально изучил материалы: он провел несколько недель в рейдах с полицией Флориды и получил доступ к архивам.В результате получился классический боевик с захватывающим началом и динамичным действием.
Графоман самодоволен, высокомерен и необычайно тщеславен. Жажда славы, славы и чести становится чуть ли не главной мотивацией его существования. Там, где царит самодовольство, творческая составляющая ума умирает. Графоман проявляет стойкое противодействие личностному росту, сторонится саморазвития. В жизни нельзя оставаться на прежнем уровне сознания. Человек либо прогрессирует, либо деградирует.Графоман в своем ярко проявившемся самодовольстве однажды схватился за перо, а затем скачет на старом багаже знаний. Незнание графомана приводит к ненадежному, примитивному тексту с бесконечным количеством грубых ошибок и нелепостей. Имея смутное представление об изображенном предмете, графоман то и дело «сидит в луже».
Когда уровень сознания человека растет, его вкусы меняются. То, что раньше доставляло удовольствие, теперь не вызывает никаких эмоций.Великий писатель постоянно совершенствуется. Его уровень сознания неуклонно повышается. Однако он самокритичен. Читая свои старые опусы, он может остаться недовольным написанным. Исправить что-либо уже невозможно, и это обстоятельство его сильно огорчает.
Графоман — антиперфекционист в литературе. Прочитав его юношеские стихи, он будет в полном восторге от собственного гения. Он понятия не имеет, почему лауреат Нобелевской премии по литературе продолжает упорно работать над уровнем своего писательского мастерства.Графоман — мыльный пузырь на литературном поприще … Завышенное самомнение — ярко проявляющееся качество его личности. Графоман постоянно переживает, что авторство его опусов кто-то может присвоить. Страх перед плагиатом лишает его сна и покоя.
Среди графоманов есть мега звезды. Такой звездой был граф Дмитрий Иванович Хвостов — герой бесчисленных эпиграмм и анекдотов, признанный при жизни настоящим «королем графоманов»:
Д.И. Хвостов «Ивану Ивановичу Дмитриеву»:
«Я сломаю ямб, то зацеплю рифму,
Не разорву стих ровно пополам,
То, гоня за лучшими словами,
закрой мою мысль густыми облаками;
Но мне нравится изображать муз на лире;
Люблю писать стихи и отправлять их в печать! «
Для графомании иногда нужно быть состоятельным человеком. Вы должны иметь хороший доход, чтобы покупать собственные книги. Хвостов издал семитомный сборник своих сочинений.При этом они выдержали три редакции при жизни автора!
Хвостов был по современным понятиям хорошим маркетологом. Обязательными получателями списка рассылки были епископы и митрополиты, такие государственные деятели, как Аракчеев и Паскевич, и даже сам прусский король. Однако самым лакомым куском для графомана были заведения — здесь он действительно мог развернуться. Таким образом, Академия наук получила от него 900 экземпляров трагедии Андромахи. Мало того: убежденный в своем «призвании» граф рассылал не только стихи, но и свои… перебор! Не стоит говорить о том, что он был к тому же заядлым читателем своих творений.
В литературных кругах был один характерный анекдот. Оказавшись в Петербурге, граф Хвостов истязал своего племянника Ф.Ф. Кокошкин (известный писатель), прочитав ему вслух бесчисленное количество своих стихов. Наконец Кокошкин не выдержал и сказал ему: — Простите, дядя, я дал слово к обеду, мне пора! Боюсь, что опоздаю, но я иду! — Что ты мне давно не говорила, моя дорогая! — ответил граф Хвостов.- У меня всегда наготове карета, я тебя подвезу! Но как только они сели в карету, граф Хвостов выглянул в окно и крикнул кучеру: «Сделай шаг!»
Из книги Ю. Тынянова «Пушкин»: «Граф Хвостов был замечательным человеком на литературной войне … Среди друзей Карамзина, особенно молодых, были люди, которые как бы были с Хвостовым, жили только с Хвостовым. с утра до вечера ходили в гостиные рассказывать новости о Хвостове… В своих стихах граф был не только бездарен, но и бесконечно дерзок. Он был уверен, что он единственный русский поэт с талантом, а все остальные ошибались … У него была только одна страсть — честолюбие, и он служил ей бескорыстно, разоряясь. Говорили, что на почтовых станциях, ожидая лошадей, он читал станционным смотрителям их стихи, и они тут же подарили ему лошадей. Многие, уходя из гостей, к которым наведывался граф Хвостов, находили в карманах графские сочинения, проткнутые им или его лакеем.Он щедро платил за хвалебные статьи в свой адрес. Он забросил все журналы и альманахи со своими стихами, и писатели выработали с ним особый язык, не эзоповский, а прямо Костовский — вежливый до насмешек. Карамзин, которому Хвостов ежемесячно присылал стихи для журнала, не публиковал их, а вежливо отвечал ему: «Ваше превосходительство, милостивый государь! Получил твое письмо с приложением »и т. Д. Стихи графа он называл« Приложением ». В Морском собрании в Санкт-Петербурге стоял бюст графа.Петербург. Бюст был несколько приукрашен: у графа было длинное лицо с мясистым носом, а у бюста были античные черты. Его слава достигла провинции. Популярная карикатура, изображающая поэта, читающего стихи дьяволу, и дьявола, пытающегося убежать, и поэта, держащего его за хвост, висела на многих почтовых станциях. «
Ковалев Петр
В трудах, неутомимо,
Путь безденежья и мучений
Ее следы в песках пустыни
Поэты все еще ищут…
Графомания как болезнь
Известное мнение представляет графоманию, с одной стороны, как болезнь, разновидность психического расстройства, вызванного пристрастием к письму. Он усугубляется невостребованностью, одиночеством и невозможностью реализовать свои амбиции. Кто такой графоман? Это определение относится к автору, чьи работы не принимаются обществом и с которым он сам категорически не согласен.
Но некоторых талантливых писателей тоже довольно долго не признают. А некоторые не получают признания при жизни. Гений и талант не укладываются в рамки общечеловеческих норм. Поэтому рассматривать, что такое графоман с этой точки зрения, бесполезно.
Бесполезность работ
Осенью цвет золота
Муза ставила сонеты.
Только слово отличает
Графоман от поэта.
Таким образом, он создает низкоуровневую фигуру в основном для собственной выгоды. Уровень работы оценивает только читатель.Его оценка — критерий того, кто такой графоман, а кто настоящий писатель … Есть и критики, и филологи, и другие специалисты, которые профессионально определяют качество произведения. Некоторая критика доходила до абсурда, как, например, нашумевшая статья «Графики и графоманы», в которой автор разыскивал ошибки Л.Н. Толстого.
Самую важную оценку дает сам автор произведения, беря на себя ответственность за то, что созданное им затронет души читателей.Для этого он должен вложить свои силы и душу. Если работа не окажет такого влияния, то он будет сильно разочарован. Получается, что графомания — это наказание человека за низкое качество работы.
И снова я не могу спать всю ночь,
Мучение — край передо мной.
Граница пылающего клинка
Между великолепием и бедностью.
Признаки графомании
В пустыне слов
среди битв фраз,
Где ветер перемен
не оставит и следа,
Мы ищем истину более одного раза
ведет в лабиринт бред.
Три группы графоманов
- Первая пишет ни о чем, но очень красиво, пытается создавать художественные образы … Но это отражает только хорошее образование.
- Неряшливый язык, но запутанный сюжет, который все еще можно редактировать.
- Имитация произведений или словесной чуши. Здесь более ярко проявляется, что такое графоман.
Тяга к признанию
Все хотят признания. Графоманы нападают на издателей, настаивая на публикации их «нетленных», или чаще публикуются за свой счет.У них иное представление о своих произведениях, чем у публики.
Графомания существует во многих разновидностях, но мы рассматриваем литературную.
Как правило, у графоманов нет аудитории. Собирать в принципе не могут, так как никому не интересны. Поэтому они остаются одни, усугубляя свое болезненное состояние.
Последний день красной осени выгорает листом.
Сегодня долго думал об этом и о том.
Может быть, это был даже не я.
Если бы они просто гуляли
Графоман не чувствует предмета.Может он правильно рифмуется, но между словами нет смысла. Скорее всего, это похоже на начертание линий для тех, кто не умеет рисовать, что дает некоторое сходство с портретом. Необходимо правильно направить всплеск эмоций и найти свой правильный путь. Но если тема и чтение увлекают читателя, то это уже не графомания.
Количественными работами назвать сложно. Промахи с информацией о том, что оценка работы должна быть за нее платой.Если не платят, то это графомания. Так бывает не всегда, но мыслящий и талантливый человек всегда найдет выход, чтобы получить вознаграждение за творчество. Даже если это небольшие деньги.
Кто такой графоман? Определение с положительной стороны
Писатели-неудачники представлены неудачниками и бездарностями, не обремененными особым интеллектом. Скорее всего — это крайность. Человек может быть вполне порядочным и образованным. Зарабатывать письмом ему совсем не обязательно.Он пишет для себя, и это так же сложно. Непрофессиональный текст и куча недостатков не означают отсутствия умений. Им нужны определенные знания и опыт, как и любому другому занятию. Каждый проходит период графомании, пока не начинает появляться что-то стоящее. Просто для одних требуется пара лет обучения, а для других — долгие годы … Это хорошо видно по обучению ремеслу художника, среди которых тоже может быть не один графоман.Мастер слова не имеет права ставить на человека презрительное клеймо только за то, что он не успел получить необходимое образование и пытается что-то написать самостоятельно.
Роль Интернета в развитии творчества
Что такое графоман в современном обществе? Теперь он исчез в Интернете среди других. пишущие люди … Можно творить прямо в отдельных блогах и порталах. Кто-то постепенно набирает навыки, а у читателей выбор расширяется.При этом за свободно публикуемые тексты платить не нужно. Если раньше между писателями и читателями была непреодолимая пропасть, то теперь все пишут. Очень хорошо, что в этот процесс вовлечены миллионы людей, и многим совершенно безразлично, наклеивают ли они на них ярлык или ставят на кого-то печать графомана или нет. Русский язык (как и другие языки) может восторжествовать и гордиться своей востребованностью.
Публикуйтесь, друзья, много лет,
Нет смысла останавливаться на дороге.
Когда Интернет умрет от вируса,
Мы будем здоровы на потрепанных страницах.
Следующий плюс графомании — спасение от одиночества и безделья. Для детей и молодежи он, несомненно, полезен, поскольку помогает ликвидировать неграмотность и развивать мышление. При этом значительно расширяется круг знакомств. Для старшего поколения графомания — средство и одиночество. Таким образом излечиваются травмы, которые нельзя сделать другими способами. Кроме того, в сети обязательно найдутся сочувствующие, готовые поддержать в трудную минуту.
Из вышесказанного следует вывод, что такое графоман: это человек, который обеспечивает широкий круг лиц полезной информацией, который сам справляется со своими внутренними проблемами.
2. Писатель и графоман. почувствуй разницу
Википедия дает нам следующее определение графомании: «Графомания (от греч. Γράφω — писать, рисовать, изображать и греч. Μανία — страсть, безумие, влечение) — это патологическое желание сочинять произведения, которые претендуют на публикацию в литературных изданиях, псевдонаучные трактаты и др.п. Графоманиакальные наклонности не редкость для сутяжных психопатов. «
» Графомания — это психиатрический термин, который подразумевает болезненное пристрастие к письму, чаще всего не представляющее какой-либо культурной ценности … Обычно произведения таких авторов стереотипны, невыразительны и не представляют интереса ни для читателей, ни для критиков. любое подобное заболевание, графомания, может быть более или менее тяжелым
Как и другие диагнозы в этой области, графомания не возникает на пустом месте и, в принципе, поддается лечению, в том числе лекарствами.
Как человек становится графоманом? На бумаге мы выражаем свои чувства, эмоции и переживания, иногда заводим дневники, в которых делимся болезненным, в стихах выражаем восторг или печаль, любовь или ненависть. Однако в большинстве случаев у человека много собеседников и помимо листа бумаги. А графоман — нет. Изначально одинокий, возможно, страдающий заниженной самооценкой или неспособностью поговорить с кем-то по душам, он начинает писать. Его творения — часть его болезненного и одинокого мира.Чем больше он их создает, тем меньше сознательно стремится к живому общению. Однако, ограничивая себя в контактах, графоман должен осознавать естественную тягу к общению, это заложено в личности на подсознательном уровне. Его рука снова тянется к листу бумаги.
Такого человека можно только пожалеть. Его работы кажутся ему гениальными, более того, он абсолютно искренне в это верит. Как и любой психиатрический больной, он не видит в себе признаков болезни, не может объективно оценить свой образ жизни.Именно поэтому графоманы крайне чувствительны к критическим высказываниям по поводу своей работы.
Для большинства авторов мнение их аудитории является стимулом к развитию, а также основным источником информации о недостатках их произведений. Люди, страдающие болезненным тягой к письму, этого лишены, а значит, у них нет возможности развиваться и совершенствоваться. В результате произведения, лишенные какой-либо литературной и духовной ценности, однообразны и неоригинальны.Со временем все контакты с внешним миром сводятся для графомана к демонстрации своих творений. И внешний мир именно по этой причине начинает его избегать.
Однако это тяжелый случай заболевания. В легкой форме графомания может быть связана с определенными временными состояниями. Например, любимого человека нет вдали, и письмо в этом случае — лучший способ отвлечься от переживаний, связанных с этим. После возвращения объекта похоти все приходит в норму, а симптомы графомании проходят сами собой.
Вы можете помочь графоману. Если отвлечь его от ручки и листа бумаги, предложить другие развлечения и интересы, не исключено, что при регулярном контакте с кем-то со временем он откажется от мысли о творчестве. Однако в случае тяжелой формы заболевания потребуется вмешательство специалиста, иначе, как и при любом другом подобном заболевании, последствия неквалифицированного воздействия могут быть фатальными. «
Обращаясь к издателям, редакторам, литературным агентам, графоманы испытывают тяжелый и болезненный опыт даже вежливых отказов и стараются как можно больше обидеть человека, отказавшегося публиковать.Иногда годами пишут оскорбительные письма, хотя это бывает редко.
Графоман не умеет воспринимать критику и требует, чтобы его произведения публиковались дословно, без редактирования. Книги издаются за свой счет (небольшие типографии охотно выполняют такие заказы), но здесь графомана ждет следующий удар: книжные магазины и книготорговцы практически не берут фолианты и буклеты с такими планами. До сих пор нет доступа к широкому рынку, славе, славе, чести и деньгам.Если писатель задает вопрос: «Разве я не графоман?», То еще не все потеряно и шанс на удачный исход очень велик.
Литературный институт, например, хорош тем, что учит критиковать других и принимать критику в отношении себя, редактировать произведения, шлифовать, иногда изменять много-много раз.
Грань между писателем и графоманом может быть очень тонкой, поскольку оба могут быть психически неуравновешенными. Вот только этот дисбаланс разной природы и этиологии.
И если настоящий художник (повторяю), просыпаясь от своего творческого забвения, иногда сам не может поверить, что это его слова, мысли, чувства, мазки, отпечатанные на этом листе бумаги или холсте, то графоман прекрасно понимает, что эти чудесные слова, образующие фразы, это он написал и никто другой. Ничего трансцендентного.
Если для художника характерна постоянная потребность превзойти самого себя, стать лучше, лучше писать, осмыслить по-другому определенные события, персонажи, действия, чтобы реализовать все грани своей личности, все, что лежит в основе эмбрион изначально спрятан в душе, генах и т. д., способность учиться, осмысливать жизнь, события по-новому, постоянно открывать что-то новое, неистово не отрицать некоторые вещи, не изучив их предварительно, способность временно имитировать, менять взгляды и отношения, способность колоссально работать много и изучать необходимый материал с разных сторон, то графоман к этим эмпиреям, извините за грубость, — к лампочке. Для него нет способности учиться, нет желания превзойти себя. Напротив, графоман изначально уверен в гениальности своих текстов, в том, что его зажимают, а все призы выдаются исключительно за тягу и за большие деньги (постель).Завидуя не музе, а благам и почестям, графоман мучительно стремится получить и то, и другое, несмотря на то, что его текст может быть полон не только клише, но и огромным количеством орфографических ошибок.
Если вы начинающий писатель, не поленитесь, изучите правила орфографии, возьмите сборник Розенталя («Справочник по орфографии и литературному редактированию») или, на худой конец, отдайте текст редактору, корректору и учителю русского языка в школе. . Честно говоря, эти услуги не такие уж и дорогие, но вполне возможно, что этот шаг будет первым на пути к публикации вашего текста.
Виктор Ерофеев: Наши гости: литературовед Наталья Иванова, писатель Арсен Ревазов и поэт, издатель, телеведущий Александр Шаталов. Тема нашей программы — кто такой графоман. О графоманах много говорят и в то же время графоман, как и масон, очень сложно отделить его как бы от литературы, от общества, почему возникают такие споры. В общем, хорошо: человек пишет, убийствами не занимается, не пьет, курит редко.Или, если он пьет, в то же время его энергия уходит на письмо, а не на какие-то насильственные действия. Это никого не беспокоит, кроме тех, кто занимается журналами, потому что они там свои работы несут. Поэтому, Наташа, я начинаю с вас, поскольку вы у нас опытный человек в издательском журнальном бизнесе. Скажите, какой процент рукописей, поступающих в журналы, называется рукописями графомана?
Наталья Иванова: Мы, конечно, не называем их графоманами. Но на самом деле поток колоссальный. Я думал, что люди возьмутся за дело, начнут открывать какой-то малый, средний бизнес, работать над разными работами, совсем не останется времени не только на то, чтобы писать, но и на то, чтобы какие-то рифмы приходили в голову. И я думал, что этот поток утихнет. Скажу, что в 80-е годы до перестройки были ужасные вещи. Преобладали поэтические графоманы. Стихи помню, запомнил на всю жизнь, принес стихотворение, стихотворение называлось «Ленин», а там были такие строчки: «Ильич встал, развел руками (имеется в виду в мавзолее), что делать? делать с мудаками? » Я навсегда запомню эти строки.Такие люди, они пришли в редакцию, они сейчас приходят, они стремятся все это прочитать вслух в обязательном порядке. Вы говорите: «Нет, я вижу только глазами». «Нет, позволь мне прочитать тебе». Человек думает, что этим убедит.
Виктор Ерофеев: Это так агрессивно.
Наталья Иванова: А есть еще более агрессивные. Однажды такой графоман меня просто запер в редакции. Было уже поздно, он приходил, долго ходил вокруг меня, мучил.И есть много способов избавиться от графомана, клянусь, я использовал все. Потом он мне сказал: «Ну, тогда прощай, и ключ будет в цветах». Он ушел. Я обнаружил, что редакция заперта, что я не могу выйти, ключей нет, и теперь меня замуровали. Я звонил, звонил. А потом, когда меня наконец спасли, я понял, что такое «ключ в цветах»: он бросил ключ в цветочный горшок. Вот графоман. А есть еще более порочные. Один из них подал в суд, например, на ответ редакции, что ваша рукопись нам не подходит по той или иной причине.Я пошел в Пресненский суд, объяснил себя и почувствовал себя абсолютным идиотом, потому что объяснять, что человек пишет какие-то письма, оттиски, вы имеете полное право не принимать это, в советское время это было очень сложно, действительно дошло до суда . Сейчас никто особо никому не должен, но психика некоторых графоманов не выдерживает. В целом, я думаю, несмотря на то, что 97% запросов поступает из так называемого гравитационного потока, кстати, это происходит не только в редакциях журналов, то же самое и в издательствах. ИД «ЭКСМО» и другие, они просто подвергаются нападкам со стороны таких людей. Очень сложно убедить человека, что лучше взять и уйти тихо и спокойно. Верните рукопись и приласкайте автора, чтобы не было последствий.
Виктор Ерофеев: Давайте перейдем к слову, которое звучит устрашающе — определение, определение. Саша, кто графоман, точное название нашей программы — кто графоман?
Александр Шаталов: В общем, это слово отрицательный характер, но я за десять лет привык говорить с экранов телевизоров, так как моя программа называлась «Графоманьяк», я сказал, что графоман — это не проклятие, а просто определение.Так называют людей, одержимых болезненной писательской манией. Это практически тавтологическое каноническое определение слова графоман. И собственно, почему я так говорю, потому что не хочу обидеть людей, которые восприняли это слово негативно. Лев Толстой считал себя и, на мой взгляд, даже писательским графоманом.
Виктор Ерофеев: Может по иронии судьбы?
Александр Шаталов: По иронии судьбы. Если вы пишете, это именно письмо, человек, который любит писать. Мы придаем этому слову отрицательный оттенок. Нормальный писатель не может не быть графоманом. Перед выходом в эфир мы поговорили о известном ведущем популярном прозаике Дмитрии Быкове. Действительно, это типичный образец графомана, хороший или плохой — не знаю. Но он пишет, как заметил Арсен, около трех тысяч страниц в год. Огромное количество статей, обзоров, стихов, прозы.
Виктор Ерофеев: Если вы построите определение, во-первых, это человек, который много пишет.Теперь что касается качества текста. Те стихи, которые читала Наташа, мне нравятся.
Наталья Иванова: В период постмодернизма из этого вырос Дмитрий Александрович Пригов. Просто нужно придумать определенного персонажа, что сделали Хармс, и Оленников, и хранители, и что сейчас делают концептуалисты. И это просто искреннее проявление души.
Виктор Ерофеев: Это больные люди?
Наталья Иванова: Я думаю, что на самом деле это болезнь, через которую должен пройти каждый, как проходит детство, все люди пишут, как проходят детство, как проходят юность. Потому что, если вспомнить Пастернака, на самом деле он быстро закончил этот период, и он перешел к настоящей поэзии, но раннюю прозу я считаю немного похожей на графомана. Или у него был период, когда он писал стихи, как будто собирался писать, лежа в беседке из плетеных березовых веток, и при этом писал очень жадно, когда говорил.
Александр Шаталов: То есть болдинская осень и все остальное — признак графомании?
Наталья Иванова: Нет, это признак графомании в хорошем смысле слова.
Виктор Ерофеев: В этом есть смысл?
Наталья Иванова: Есть.
Виктор Ерофеев: Арсен перед трансляцией выдвинул хорошее определение, только развернутого ответа не получил — графоман в законе. А что это такое?
Арсен Ревазов: Сам не знаю, что это, просто мне пришло в голову. Но я бы сравнил графоманию с некоторыми родственными состояниями, например, с болезненной любовью к пению, когда вы не умеете петь. Особенно караоке. Мы все были в компании людей, которые начинают петь караоке, не умеют петь, хотят петь, любят петь. На мой взгляд, очень похоже. Единственное, до страсти обычно не доходит.
Наталья Иванова: Они не хотят выступать на сценических площадках, но эти писатели хотят, чтобы их опубликовали.
Арсен Ревазов: Может, они хотят порепетировать. Здесь, на мой взгляд, графоман — это человек, который очень хочет писать, но толком не умеет писать.
Наталья Иванова: Уметь разное.
Виктор Ерофеев: Уметь или не иметь таланта?
Арсен Ревазов: Очень похоже. Вы умеете играть на пианино или у вас есть талант к игре на пианино? Бог знает. Пограничное состояние души.
Виктор Ерофеев: Знаете, если говорить о караоке, то я вам расскажу такую историю.Я не большой любитель ходить в эти клубы. Но когда-то несколько лет назад мы были в таком клубе, было караоке и это было модно, у всех было отличное настроение … Среди нас был Андрей Макаревич. А там оно как меню, как книга. Избранный: Андрей, пойди и пой караоке. OK. Хорошее настроение, все уже немножко накосячили. Он встал, спел и набрал 60% — это самый низкий балл. Он от души спел свою песню. Пойди и узнай. И если 90 не графоман, а если 60 — поймали.Он хорошо пел.
Арсен Ревазов: Насколько я знаю, рейтинговая система караоке связана с тем, соответствуете ли вы ритму песни или нет. Пел от души, ускоренно, синкопы были точно.
Виктор Ерофеев: А этого не простили?
Арсен Ревазов: Глупая машина набирает глупые очки.
Наталья Иванова: Бывает, что когда в редакцию приходит рукопись с неизвестным названием, почти пронумерованная, редактор оценивает, первый, кто прочитает, оценивает текст.Когда человек с именем приносит, но на самом деле, если честно судить, человек не умеет писать плавно или на взлете, бывают сбои, бывает, что человек пишет хуже, чем раньше, ужасно страдает от того, что не может не писать , но на самом деле дело может выйти из строя. И тогда возникают проблемы, что делать с этой рукописью и что происходит с человеком.
Александр Шаталов: Это оценка качества.
Наталья Иванова: И он не может писать.При этом сама болезнь принимает профессиональный характер. То есть профессиональное заболевание. И, возможно, стоит различать два типа графомании: допрофессиональная графомания и графомания та, о которой говорил Саша, которая является частью писательской профессии, профессиональной графоманией.
Виктор Ерофеев: Можете назвать имена. Графоман — позитивный тип.
Наталья Иванова: Также может быть очень отрицательным.
Александр Шаталов: В течение нескольких лет ко мне приходили известные писатели, так как на телевидении программа называлась «Графоманьяк», имела негативный оттенок, понятно, что в ней была нотка иронии. Но писателям пришлось подумать о том, как они применили это слово к себе. Я их, конечно, спросил. Поэтому, конечно, как ни странно, большинство писателей, в том числе Василий Аксенов, в том числе Владимир Войнович, в том числе все писатели, все они оценивали себя с этой точки зрения положительно, считают себя графоманами, потому что пишут, они не могут не пишут, пишут много.С другой стороны, я пригласил …
Виктор Ерофеев: Среди этих писателей и поэтов вы можете назвать кого-нибудь, кто иногда писал графоманские тексты?
Александр Шаталов: Знаете, я бы сказал, что есть плохие тексты.
Виктор Ерофеев: Неужели неудачники не графоманы?
Александр Шаталов: Неудачники не графоманы.
Виктор Ерофеев: То есть мы пашем по целине, определения графомании нет.
Пожалуй, «Полтава» — не самое удачное стихотворение Пушкина, но графомана ни с какой стороны.
Наталья Иванова: Если бы кто-то из присутствующих написал «Полтава», было бы неплохо.
Александр Шаталов: Но все время хотелось снять Егора Исаева в программе, потому что он живет рядом с вами в Переделкино и занимается разведением кур.
Наталья Иванова: Он не только разводит цыплят, но и публикуется в «Литературной газете».
Александр Шаталов: Фактически, единственный на сегодняшний день поэт — лауреат Ленинской премии.
Виктор Ерофеев: Вы имеете в виду поэта?
Александр Шаталов: Он обиделся. Он сказал: «Почему эта трансляция идет в« Графоманьяке »?» Для него это было болезненное чувство.Поэтому в нашей стране это слово имеет негативный контекст, и, собственно говоря, говоря об этом контексте, мы волей-неволей должны переходить к оценке.
Виктор Ерофеев: У нас, кстати, все слова окрашены определенной эмоциональной аурой. Сказав французу «графоман», все засмеялись и пошли дальше. А здесь все слова немного натянуты.
Александр Шаталов: У нашего собеседника Арсена сегодня его книга «Одиночество 12», я очень люблю эту книгу, считаю, что она одна из самых успешных за последний календарный год.
Арсен Ревазов: Я краснею.
Виктор Ерофеев: Я могу сказать всем слушателям, что Арсен действительно краснеет.
Александр Шаталов: Напомню, что книга называется «Одиночество 12», роман вышел в издательстве «Ad Marginum», он уже прошел три переиздания. То есть удачная хорошая книга.
Наталья Иванова: Правда? И я не мог дочитать.
Александр Шаталов: Судьба этой книги заключается в том, что рукопись принес автор, автор сначала был писателем-самоучкой, непрофессионалом. Можно ли его назвать графоманом или нет? Результатом работы стала работа автора совместно с редактором, с издательством, получилась книга, которая сегодня стала бестселлером.
Наталья Иванова: Саша, в какое время мы живем? Что становится нашим бестселлером?
Виктор Ерофеев: Так что сопротивляйся.Наталья сказала, что не дочитала и к тому же как-то не очень сочувственно смотрит на вас.
Арсен Ревазов: Ладно, так и должно быть. Совершенно нормальная история, я к ней привык. Дай бог им здоровья, три-пять переизданий — это все-таки ерунда. А семь-восемь переводов, на которые заключены контракты почти на все ведущие европейские языки и экзотические языки, например литовский, — это меня радует больше, чем относительный успех книги в России.В России у нас действительно такой успех — было продано 50 тысяч. Много переходили из рук в руки, читателей стало больше, потому что не все бегали, покупали в магазинах, многие брали взаймы у друзей. Мне плевать на это, я нисколько не горжусь этим и не горжусь этим. Почему я не графоман? Я не люблю писать и ненавижу писать. Я писал эту книгу три года, а последние шесть месяцев мучил и мучил.
Виктор Ерофеев: Легко ли пишет графоман?
Арсен Ревазов: Я считаю, что графоман не может не писать.Вот прошел год, от меня требуют либо продолжения, либо новой книги, не знаю какой. Опять же, я не тот, кого мучил, я написал три с половиной главы за год и, как вы понимаете, уверен, что я не графоман.
Наталья Иванова: Именно поэтому бывает, что автор одной книги. Если человек должен.
Виктор Ерофеев: Наибольшее количество самоубийств случается с писателями, которые пишут одну успешную книгу, а потом ничего.В Германии есть целый отдел самоубийств.
Наталья Иванова: Затем происходит другое, когда между книгами должно пройти несколько лет. Вы помните, что роман Михаила Шишкина «Взятие Измаила» и последний роман — пять лет. Одно дело графоман кончил, сразу садится за другое, на ум пришел один стих …
Виктор Ерофеев: Он должен быть показан. То есть он литературный эксгибиционист, он должен показать.
Наталья Иванова: Лучше даже прочитать и показать, как-нибудь попробовать распространить.
Виктор Ерофеев: Я помню, что в «Вопросах литературы» были люди, которые писали, не буду называть их имена, в целом они, наверное, не важны для широкой аудитории, но были люди, которые писали в ящик. Я ужасно боялся, что когда-нибудь мне покажут, потому что это были очень уважаемые люди. Вся жизнь прошла, поэтому ящик ни разу не открывали.
Наталья Иванова: Виктор, я вам еще одну вещь скажу, как отчасти своему коллеге. Многие литературоведы и литературоведы так пишут на столе, или уже не пишут на столе, а, наоборот, пытаются печатать. И, как правило, очень плохо получается.
Виктор Ерофеев: Это разные полушария?
Наталья Иванова: Я думаю они разные.Потому что одно полушарие является аналитическим, а другое — воображением, которое должно присутствовать при создании художественного текста.
Виктор Ерофеев: Лучше в литературе начинать с проституток и бандитов, чем с литературных критиков и журналистов?
Наталья Иванова: И я вообще не говорю о журналистах — это совсем другое письмо. Кстати, у нас получилось, давайте поговорим о тележурналистах, например, у нас есть тележурналисты, нам показалось, что фигура писателя упала, что функции литературы исчезли, что произошла делитературизация России. .Что русские больше не без ума от литературы. Самое главное для наших зрителей, и не только зрителей, — это телевидение, Доренко пишет книгу, Соловьев издает одну книгу за другой. Кого мы помним, все пишут книги.
Александр Шаталов: Андрюша Малахов пишет книгу о романе с бизнес-леди.
Наталья Иванова: Больные. Им нужно это доказать.
Виктор Ерофеев: Главный человек в стране по духовности — писатель и поэт.
Наталья Иванова: На самом деле, несмотря на то, что как бы ни гнили обстоятельства, на самом деле оказывается, что обнюхавший Васю, написавший три стихотворения, которые, тем не менее, запоминаются строчками или даже отдельным четверостишием, давно умер, но тем не менее является присутствует в крови русской литературы, для них это важнее этой очень важной должности. Саша другой, сначала он был поэтом, у него другой путь.
Александр Шаталов: Я об этом говорил.
Виктор Ерофеев: Можно ли совместить тележурналиста и поэзию? Рубинштейн на моем «Апокрифе» сказал, что ему было очень тяжело.
Александр Шаталов: Очень интересная тема, о которой вы упомянули, я разговаривал с Соловьевым, с Барщевским, известным юристом, юристом, разговаривал с Гришковцем. И мы как раз говорили на эту тему: почему успешный бизнесмен, в том числе и наш сегодняшний гость, вдруг в какой-то момент начинает писать прозу.
Виктор Ерофеев: Арсен, почему ты — бизнесмен — начал писать прозу?
Арсен Ревазов: Абсолютно идиотская история. Это очень просто и очень забавно. Я проснулся 1 мая 2002 года в ужасном похмелье от того, что копы в моей собственной квартире разбудили меня, ткнув меня автоматом в живот. Это была такая история. Предыстория тоже была забавной: было какое-то пьянство, тусовка, один из знакомых, который остался ночевать, сел за измену, решил, что его взяли в заложники, вызвал полицию.Приехавшая полиция выяснила, что заложников нет. Я ходил по квартире, проверял документы, разбудил. Но, в принципе, сам факт того, что ты просыпаешься в собственной квартире, и то, что копы будут твоим пистолетом, причем в бронежилетах, на меня, естественно, произвело впечатление. Более того, подчеркиваю, самое глубокое, тяжелое похмелье.
Виктор Ерофеев: Разве это не сон, не видение?
Арсен Ревазов: Это действительно было так.Я подумал, что было бы неплохо написать эту историю только потому, что она действительно была такой. Я это записал. Тогда я подумал, что мне нужно записать еще пару историй из жизни. Я понял, что в этих рассказах нет ничего абсолютно интересного, в них нет степени, они не интересны моим знакомым, тем более никому неинтересны. А потом я добавил к ним дипломы. Мало того, что приехали копы, я лежал пьяный, они нашли тело с отрубленной головой и еще рассказы об олигархах, которых я знаю, добавили дополнительную степень, какую-то жесткость и так далее.А уже получилось что-то похожее на прозу, получилось четыре-пять эскизов по пять страниц каждый. Веселый, веселый, с серьезным художественным образованием. А потом это случилось на два года.
Виктор Ерофеев: Твоя проза начинается с определенной степени. Если 11 градусов, как сухое вино, то это журналистика, а уже такое вино при 18 градусах 0 начинается прозой.
Арсен Ревазов: Как-то склеил, получилось шесть глав, все это было записано за три недели.
Виктор Ерофеев: Наташа, вы не цените такого писателя, чей диплом начинается с сорока?
Наталья Иванова: Я действительно понимаю, что массовая литература должна существовать.
Виктор Ерофеев: Это массовая литература?
Наталья Иванова: Конечно.
Виктор Ерофеев: А в чем разница между массой и графоманией?
Наталья Иванова: Человек получает деньги за массовую литературу.А за графоманию человек денег не получает. Есть очень тонкая линия. Есть издатель, понимающий, что он графоман в хорошем смысле этого слова, который пишет бесконечно. Вот Дарья Донцова — типичный графоман, получает деньги. Есть графоман, который на самом деле выпускает массовую литературу одноразового потребления, не имеющую ни послевкусия, ни истории. Но это все же бумажные салфетки, что-то. Людям это нравится, потому что это просто.
Александр Шаталов: Легко писать или легко читать?
Наталья Иванова: Один графоман сказал мне: стихи мои текут легко, как текут слюни.
Арсен Ревазов: У вас есть очарование, как бы там ни было.
Виктор Ерофеев: Вы помните, как Набоков сказал в одном из своих романов: «Интересно, почему рабочий класс так часто плюется»? Это наблюдение было любопытным.
Наталья Иванова: Теперь есть ридер и есть ридер. Есть потребительский читатель, которого важнее всего забыть. В поезде таких читателей больше всего, если идти в то время, когда он заканчивается в семь вечера, каждый из них опирается на книгу, как правило, это Донцова, это было время Марининой, сейчас Донцова.Почему? Потому что это дает возможность выйти из определенной ситуации, когда вокруг много людей, заключить договор с этим текстом, который вы заплатили, чтобы получить немного, но комфорт.
Александр Шаталов: У меня небольшой комментарий. Вы знаете, Даша Донцова постоянно говорит, собственно, с этим нельзя не согласиться, что она пишет тексты, рассчитанные на тех, кто болен. Это мнение Донцовой. И она убеждена, и это действительно так: в больнице эти тексты легко читать, а в больнице эти тексты отвлекают от болезненного состояния.Если люди читают такие книги, значит, общество находится в больном состоянии.
Наталья Иванова: Общество находится в состоянии, когда ему нужно отключиться от других в определенный момент.
Виктор Ерофеев: Ни один русский разговор не пройдет мимо темы о больном состоянии общества. А до этого мне было еще хуже.
Наталья Иванова: Я считаю, что на самом деле высокую литературу могут писать люди в странном состоянии и читать люди тоже не могут быть вполне нормальными, с точки зрения обычного человека.Но сейчас мы пришли к выводу, что такое количество писателей увеличивается, оно должно быть рассчитано на определенную аудиторию, которая также должна постоянно увеличиваться. Но если мы возьмем самые свежие данные о читающих в России, то окажется, что у нас есть молодые люди до 18 лет, которые читают книги в два раза меньше, чем в Великобритании. Или у нас более половины населения никогда не покупает и не читает книг. И это все время сокращается. Одна строка все время идет вниз — это строка читателя, а другая строка все время идет вверх — это количество увеличивающихся писателей.Скоро они перейдут, и после этого не будет хорошо. Фактически они уже пересеклись. Кстати, графомания в блогах. Меня спросили, почему?
Александр Шаталов: Наташа Интернетом не пользуется.
Наталья Иванова: Нет, все время пользуюсь Интернетом, в блоги не пишу. Как я могу не пользоваться интернетом? У меня есть журнал в Интернете. Я веду две колонки в Интернете.
Виктор Ерофеев: Должен сказать, что вы первый заместитель главного редактора журнала «Знамя».
Наталья Иванова: Кроме того, веду колонку на Полит.ру.
Виктор Ерофеев: Как дела со Знаменем, ладно?
Наталья Иванова: Ничего страшного со Знаменем. У нас несколько десятков тысяч посещений в месяц в Интернете.
Виктор Ерофеев: Вы когда-нибудь печатали тексты графоманов?
Наталья Иванова: Конечно.Если честно, конечно. Думаю, что в каждом номере так или иначе проникает какой-то графоманский текст. А теперь в какое интересное время вы говорите человеку: слушайте, ваш глава полностью графоман. Он говорит: «Да? Вы заметили? И это то, что я имел в виду. «Вы видели, вы мне польстили. Как вы это получили?
Виктор Ерофеев: Саша, а с графоманией бороться надо?
Александр Шаталов: Не думаю, что это необходимо.Я считаю, что Наташа ошибается в этих двух пересекающихся линиях, одна идет вверх, а другая вниз. На самом деле пишут гораздо меньше людей, чем раньше. Все время, как и многие, я был внутренним рецензентом, мне приходилось писать полторы тысячи внутренних рецензий в издательствах на тексты авторов-любителей. Среди этих авторов-любителей были Парщиков, Кедров и многие другие, ставшие впоследствии известными литераторами.
Виктор Ерофеев: Разве среди них не было графоманов?
Наталья Иванова: Кстати, образ графомана создал Николай Глазков, он его создал, из последних людей, создававших маску графомана, он был совершенно потрясающим поэтом.
Виктор Ерофеев: Как он творил?
Наталья Иванова: Сначала писали короткие, странные, он был поэтом-примитивистом, он создавал примитивные стихи, в которых отражалось небо из-под стола, и тому подобное. Практически наивное восприятие жизни, которое, конечно, неопытному человеку, но обычному человеку с псевдовкусом может показаться графоманией. Но на самом деле именно поэт показал, чего стоит окружавшая его официальная поэзия.
Виктор Ерофеев: А Асадов?
Наталья Иванова: Асадов — типичный графоман.
Александр Шаталов: Асадов сейчас воспринимается как абсолютный постмодернист. Его текст сегодня воспринимается как абсолютно отстраненный.
Наталья Иванова: У него просто не было концепции, нет концепции.
Арсен Ревазов: Стихи графомана должны быть второстепенными.Если вы говорите о каком-то авторе, да еще о котором люди вспомнят через 50 лет, очевидно, что в них есть зерно.
Виктор Ерофеев: В России XIX века, во времена Пушкина, был граф Хвостов, издававший себя, мы его помним, он был прекрасным графоманом.
Наталья Иванова: Но издавался за свой счет, не мучил.
Арсен Ревазов: Но есть исключения, которые правила доказывают.Если Герострата помнят, значит, помнят. Мне кажется, что элемент качества, понятно, что он субъективен, но какие-то объективные ощущения от качества текста тоже есть.
Наталья Иванова: Критерии существуют, но очень расплывчаты.
Арсен Ревазов: Сумма этих критериев дает некоторое представление о качестве текста. Мне кажется, что графоман — это человек, качество которого ниже среднего, а точнее ниже самого низкого, вернее, они второстепенные и неинтересные, по какому-то общепринятому мнению.Есть народное творчество, и мы знаем много анекдотов и много чего.
Наталья Иванова: Народное творчество — вещь совершенно потрясающая.
Виктор Ерофеев: А эти частушки.
Наталья Иванова: Несколько лет подряд ездил в фольклорные экспедиции, записывал — это фантастика.
Арсен Ревазов: Хочу сказать, что даже у графомана может быть две-три строчки.Как кошка ходит по машинке, а там ей достается часть «Евгения Онегина».
Виктор Ерофеев: Молодежь стирает черту. Ты, Саша, уже мужчина в возрасте, потому что тебя защищают.
Наталья Иванова: Я вам главное скажу. Главное, чтобы у каждой группы были свои критерии и было много литературы. И сегодня каждый выбирает себе литературу. А про литературные премии Дмитрий Пригов сказал совершенно замечательно: сказал, что у каждого должна быть своя номинация.Грубо говоря, у графомана должна быть своя номинация. То есть нельзя соревноваться по разным видам спорта, а инвалиды соревновались со здоровыми.
Александр Шаталов: Дмитрия Александровича следует отнести к разряду графоманов, или к разряду художников, или к разряду поэтов, или к разряду прозаиков? Конечно, он художник. Поэтому с литературной точки зрения он, конечно, стопроцентный графоман.
Наталья Иванова: Он прекрасно представляет невероятное количество персонажей и работает с ними. Мы опубликовали его рассказ в этом году, а теперь будем публиковать рассказы.
Виктор Ерофеев: Тебя это беспокоит?
Наталья Иванова: Мне так интересно, потому что истории совершенно разные.
Александр Шаталов: Интересно оценить графоман или не графоман.Если интересно, то не графоман, если не интересный, то графоман?
Виктор Ерофеев: Пишет романы.
Наталья Иванова: Вы читали?
Виктор Ерофеев: Прочитал и хочу спросить, с моей большой любовью к Пригову, не кажется ли вам, что это слабее его стихов?
Наталья Иванова: Мне кажется, что на самом деле он распространяет определенное понятие на эту прозу и тогда это интересно, а когда нет, то это нет.
Виктор Ерофеев: Получается, что если мы находимся под капотом концепций, значит, что-то происходит.
Наталья Иванова: Там все разваливается, персонажа нет, игры нет. То, что делает литературу, — нет.
Арсен Ревазов: Должна быть болезненная страсть.
Наталья Иванова: Плохо отношусь к графомании.
Виктор Ерофеев: Потому что вы издатель и редактор.
Наталья Иванова: Пусть мужик пишет, это лучше, чем водку пить.
Александр Шаталов: Пусть пишет плохо, чем громко поет.
Виктор Ерофеев: Или становится насильником, маньяком.
Наталья Иванова: Вы знаете, сколько художников — псевдо-художников.Они ходят или раскрашивают себя, или ходят в кружки.
Арсен Ревазов: Есть ли среди художников графомания?
Наталья Иванова: Не графомания, а артомания. Конечно, есть. Они никого не мучают, давайте сделаем выставку в Манеже.
Виктор Ерофеев: Кстати, это был единственный раз, когда мы вместе с Венечкой Ерофеевым сидели вместе на скамейке и смотрели на вышедших поэтов, это была фабрика Дукат, я помню всех запрещенных поэтов там, это было начало 1997 г.А те, кто сидели вместе, хлопали нас по плечу, мы все были единомышленниками, всем нам не нравилась определенная власть, и все они писали о Сталине, а некоторые писали такую классную порнографию. То есть они делились на тех и этих. Они вышли, и это было жуткое зрелище: они читали стихи и под аплодисменты уезжали со сцены. Это люди, которые писали о Сталине яростные стихи за 20-25 лет. Это была настоящая графомания. Дело в том, что тогда не читали эти стихи, говорили, что это опасно.Рукопись порнографии тоже считалась опасной, слишком мало показывали. И вдруг они вышли и вот так взорвались. Думаю, сегодня я пошел на программу и подумал: это ужасная участь, они 20 лет думали, что они поэты, что этими методами борются с властью. И вдруг пришла немного свободы, пока неизвестно, куда она повернет, они лопаются, и я их нигде не встречал. Я никогда не видел написанного ни одного текста. Я знаю, что некоторые ребята были чем-то ближе к Жене Поповичу, чем мне, из этих провинциальных ребят, он такой популярный, их тянуло.Я знаю, что кто-то напился, кто-то умер. Ужасная вещь.
Наталья Иванова: В общем, я езжу по провинции и вижу, что люди собираются в какие-то союзы писателей и приносят тексты, начинаешь смотреть на них и понимаешь, что не можешь сказать всю правду, потому что в человеке есть что-то, что нужно за которую он держится. Это очень страшно.
Виктор Ерофеев: Я много раз говорил, что ты любимый критик моей матери.И мне так кажется, кто-то в провинции сидит и думает — надо Иванову показать.
Наталья Иванова: А я всегда стараюсь найти, понимаю, что не буду печатать, но когда разговариваю с человеком.
Виктор Ерофеев: К тому же ты не только не напечатаешь, но и, если скажешь, что это хорошо, тоже себя продал.
Наталья Иванова: Воспитывать молодежь — дело очень опасное.
Александр Шаталов: Наташа авторитет, ты авторитет, авторитетов становится все меньше и меньше, поэтому эти молодые люди создают свой собственный критерий оценки. Поэтому мы наблюдаем, как в некоторых кругах появляются гениальные поэты, гениальные прозаики, пишут сами, оценивают себя.
Наталья Иванова: Саша, ты знаешь, каков мой критерий?
Александр Шаталов: Думаю, это хорошо.
Наталья Иванова: Я не привык писать, где мне не платят, я этим живу, я профессионал. Вот, если человек, есть такой критерий или нет?
Александр Шаталов: Главный редактор пишет в ЖЖ, главному редактору платят не за каждое сказанное слово.
Наталья Иванова: Но Сергей Чупринин выпустил словарь новой литературы, в котором посчитал количество, у него два огромных тома, он посчитал количество людей, которые издали книги за 90 лет.Речь идет об авторах, которые издавали книги в свободное время, в 90-е — начале 2000-х — 30 тысяч. А вспомните в справочнике Союза писателей, их было всего 11 тысяч. И все удивлялись, что у нас есть такая игра: открытая — знает этого человека как писателя, он проиграл.
Александр Шаталов: Когда исчезла материальная база. Если раньше графоманы пытались доказать, что они не графоманы, а писатели, вступить в Союз писателей и получить возможность некоторых привилегий, публикации некоторых книг, гонораров.То есть для них это была цель — профессионализация. Но сейчас этой цели нет.
Наталья Иванова: Он готов заплатить сейчас. 15 лет назад ко мне подошел молодой человек и сказал: вы знаете, я могу заплатить за обзор. И как много? — сказал я кошачьим голосом, — можешь мне заплатить?
Виктор Ерофеев: Ты сказал: пишешь, когда тебе заплатят.
Наталья Иванова: Нет, мне платят издательство, журнал, Интернет, я должен быть абсолютно чистым.
Виктор Ерофеев: Недавно я оказался в сложной ситуации. Меня пригласили в Лондон, и в Лондоне собрались писатели, поэты, пишущие по-русски и не живущие в России, из разных стран от Канады до Израиля. Все приехали. Представьте себе — концерт. Но в то же время это действие, которое французы поддержали бы в любом случае. Конечно, награды там раздавать было болезненно — это было непросто, мы с Бунимовичем беспокоились о своей внутренней репутации.Спрашивают: как тебе это нравится? Мне и подмигивает мне. Если французы хотят распространять свой язык … В конце 1980-х, когда его начали выпускать, все эмигранты жаловались: дети стесняются говорить по-русски на улицах Нью-Йорка, Лондона и так далее. А чем жертвовать? Или скажите, что все графоманы и дураки, или скажите, что вы поднимаете статус русского языка. Я, конечно, начал петь, что русский язык шаманский и что вообще, слава богу, на нем говорят, он становится первоклассным языком и так далее.Я меньше говорил о стихах. Но тем не менее мне показалось, что можно использовать энергию в мирных целях.
Наталья Иванова: Нью-Йорк издает «Новый журнал», в декабре этого года исполнится 65 лет. Есть и то, и другое. Но чаще всего бывает графомания.
Виктор Ерофеев: «Графоман в законе» — расшифровать.
Арсен Ревазов: Все понимают, что такое графоман в литературе, между нами и слушателями возник консенсус, плюс-минус.Графоманы в живописи, я только начал думать об этом, уверен, что графоманов-архитекторов или графоманов-композиторов мы вряд ли найдем.
Наталья Иванова: Мы найдем композиторов. Что касается архитекторов, конечно, архитекторов нет, но есть бумажная архитектура.
Арсен Ревазов: Скульптора-графомана мы даже не найдем.
Наталья Иванова: Я знаю имя этого скульптора-графомана, но не скажу.Думаю, все знают.
Арсен Ревазов: Ладно, есть исключение. Но все же количество поэтов и писателей-графоманов бесконечно велико и измеряется десятками тысяч.
Наталья Иванова: Потому что вам нужен карандаш и листок бумаги, но вы можете обойтись и без них.
Арсен Ревазов: Совершенно верно. Так что давайте попробуем назвать в законе графоманов тех, чьи тексты нам почему-то не нравятся, но признаны обществом, востребованы в обществе и так далее.
Виктор Ерофеев: Сыщик — графоман в законе.
Наталья Иванова: Во-первых, детектив никому не отдам, потому что мне нравится … Это спорная позиция. Ведь если кому-то что-то не нравится, это может свидетельствовать о развращенности самого человека, которому это не нравится, о неправильности его критериев. Здесь мы с вами не согласимся, кому нравится свиной хрящ, а кому он нравится.Я просто хочу сказать, что графоман — это та неуловимая субстанция, о которой даже люди с совершенно другими критериями, но профессионалы, присутствующие в литературе, всегда понимают, что графоман пришел. Несмотря на то, что мы совершенно разные.
Виктор Ерофеев: Действительно, когда я сидел в Лондоне, я задавался вопросом, как бы я это определил. Действительно, для концептуализма это было возможно. Было стихотворение: человек давно уехал за границу, живет в Канаде, и вдруг он встречает вьетнамца и говорит ему: спасибо, что однажды побывал в Советском Союзе… И это было так трогательно написано. А кто-то встал и сказал: это настоящая гражданская лирика.
Наталья Иванова: Я вообще против гетто. Оказывается, в гетто они были бедными. Гетто не допускается.
Арсен Ревазов: Я знаю, что объединяет все графоманские тексты — они наивны, все они наивны. Не могу себе представить умный графоманский текст.
Виктор Ерофеев: Графоманы всегда претенциозны.
Наталья Иванова: Я бы сказал, что это не обязательно пафос в тексте, но точно в человеке.
Виктор Ерофеев: На самом деле, мы никому не запрещаем быть графоманом. Могу признаться радиослушателям, что очень люблю общаться с литераторами, как-то сразу другая атмосфера и другой уровень программы.
Часто можно услышать от собеседника: « Да, он (она) графоман ».Однако кто такой графоман, ответить практически никто не может. Итак, кто такие графоманы и что такое графомания? Можно ли сказать об этих концепциях однозначно?
Первое слово здесь — «». Этот термин широко используется в мировой литературе. На его происхождение указывают два понятных греческих слова: grapho — писать, рисовать и mania — безумие, страсть, влечение. Так определяется графомания в известном «Толковом словаре психиатрических терминов» (В. М. Блейхер, И. В. Крук, 1996, Ростов-на-Дону, «Феникс»):
Графомания (от греч. Grapho — писать, рисовать, изображать и греч. Мания — страсть, безумие, влечение) — патологический стремление к составу произведений, претендующих на публикацию в литературных изданиях, псевдонаучных трактатах и т. Д.Графоманиакальные наклонности не редкость для сутяжных психопатов.
Там же отдельно выделено erophotography :
Эрофотомания (эрото + графомания). Тип графомании, тяга к написанию любовных писем, эротических рассказов душевнобольных, психопатических личностей.
Таким образом, графомания — это разновидность психического расстройства … Следовательно, графоман — психически больной человек. В повседневном определении графомании это прямо указывается: « ГРАФОМАНИЯ , графомания, пл.нет, жены. (от греческого grapho — пишу и mania — безумие) (мед). — Психическое заболевание, выражающееся в пристрастии к письму у человека, лишенного литературных способностей (http://dic.academic.ru). « Графомания — психическое заболевание. Бесплодная каракуля, письмо ради письма, связанное с манией величия, нарциссизмом». Это определение можно найти у Григория Климова, достаточно хорошо изучившего творчество известного психиатра и криминалиста Чезаре Ломброзо. Интересно читать книгу итальянца « Гений и безумие ».Однако в МКБ-10 (Международная классификация болезней) в разделе «Классификация психических и поведенческих расстройств» нет ни болезни, ни импульсного расстройства «графомания».
Вообще графомания больше характерна для психопатов. Определение касается, в частности, назойливых психопатов … Также, по мнению психологов (я не очень приветствую такую ссылку), среди графоманов много шизоидов. Психопат — (псих + греч. Pathos — страдание, болезнь) — страдающий психопатией, психопатическая личность.
Кто такие « раздражительных психопата »? Обратимся к чудаков :
Querulance (лат. Querulus — жалующийся) — неотразимый судебных дел, выражающихся в борьбе за свои права и ущемленные интересы. Кверулянт подает жалобы во все возможные инстанции, исковые заявления в суд. Любые решения, принятые по этим претензиям, оспариваются.
Кверулантизм характерен для параноидальных психопатических личностей.Наблюдается при параноидальном развитии и параноидном варианте параноидной шизофрении.
Сразу обратите внимание на слово « неотразимый », чтобы не перепутать с людьми, которые стремятся защитить свои интересы или ущемленные права.
Подводя итог, можно сказать, что графомания — это разновидность психического расстройства. В связи с этим важно знать, что только психиатр может его классифицировать.
Бытовое употребление (как в случае употребления «бред», «шизофрения») этого понятия: каракули … Или что-то вроде этого: «Вроде батюшка, ты графоман», «Мысль о том, что ты графоман, меня не покидает … Но вы должны знать, что психопаты — это здорово. Итак, Достоевский страдал графоманией. , например
Почему графомания определяется как болезнь? Поскольку тяга к письму патологическая, болезненно .
Среди графоманов мало талантливых людей, как с расстройствами влечения, так и с бритвами для бумаги, поэтому они производят что-то безвкусное, многословное и пустое.Однако писать хоть и не больно, но соблазнительно. В связи с этим в Интернете и книжных магазинах регулярно появляются работы низкого или просто плохого качества. Ведь графоманы стремятся опубликовать свои произведения. Интересно, что ни реакция читателей, ни аргументы критиков не могут заставить их отказаться от писательства. Графоманы объединяются в сообщества, устраивают конкурсы, обмениваются впечатлениями, отзывами типа « кукушка хвалит петуха …».
Вычислить графомана достаточно просто.Многие графоманы любят дебютировать с толстым романом — «Книгой всей моей жизни» (написанной за два месяца). Другие начинают с автобиографий (как будто их персона уже кому-то интересна). Лирика — это, конечно, разбитое сердце, свечи, фонарики, прощание и отличная рифма — любовь — кровь — снова — морковь. Авторская пунктуация не имеет ничего общего с синтаксисом. Грамотно написанный графоман просто хорошо образован.
Опыт показывает, что бороться с графоманией невозможно.Поэты и писатели не реагируют на критику, издаются в основном за свой счет. Опубликован в Интернете.
Конечно, писать нужно. Главное не забыть и случайно не подцепить страшную палочку графомании.
(При подготовке заключительной части материала использовалась статья из gazeta.univ.kiev.ua «Графоманьяки — это плохо».)
Графомания — признаки, причины, лечение
Графомания — психическое заболевание, которое проявляется у человека в пристрастии к письму при полном отсутствии литературных способностей.Страсть графомана пустая, многословная, однако он утверждает, что является издателем в литературно-публицистических журналах. Все, кто пишет об азартных играх, — графоманы. Принято считать, что графоман — плохо пишущий человек.
Графомания — знаки
Основные черты графомана — это необразованность, неспособность прогрессировать и неумение работать над собой. Следующие признаки графомании — нарушение связности текста, назойливое повторение образов, увлечение банальными образами, плагиат, нарушение синтаксических правил, стилистические ошибки и лексические изъяны.Работы графоманов шаблонны и скучны. Зависимость проявляется в многословном бесполезном письме и написании на бумаге. Графоман одержим своей идеей письма, и по возможности каждый предлагает прочитать его сочинения. Тенденции к графомании часто присущи расчетливым психопатам, шизофреникам с высоким самомнением, не позволяющим признать бесполезность их работ. Признаков мерной графомании быть не может, как не может быть единиц измерения таланта.Классический признак графомании — человек серьезно увлекается письмом. Самоирония отсутствует, юмор к его творчеству воспринимается болезненно. Творения графомана всегда с ним, и он в любой момент может предложить их оценить, но кроме смеха у людей они ничего не вызывают. Мучительное увлечение написанием текстов часто не представляет культурной ценности и не вызывает интереса читателей или критиков. Графомания может принимать как легкую, так и тяжелую форму, но, несмотря на это, она хорошо подходит для медикаментозного лечения.
Разновидностью графомании является эротографомания. В этом случае любовные письма необходимы для сексуального возбуждения с последующим удовлетворением.
Графомания — причины
Причины графомании — неуверенность, отстраненность, замкнутость, отчужденность, тяга к мудрости. Например, антисоциальный одинокий человек с заниженной самооценкой, у которого нет собеседников, кроме листа бумаги, полностью отдан письму. Графомания позволяет человеку излить душу на бумагу, а его творения представляют собой часть болезненного, а также одинокого мира.Интересно, что чем больше сочиняет графоман, тем меньше ему нужно и перестает стремиться к настоящему, живому общению. Но поскольку человек — существо социальное и общение заложено на подсознательном уровне, рука тянется к бумаге или клавиатуре компьютера. Таким образом, графоман реализует тягу к общению. Работы такого человека вызывают недоумение, а самого человека жаль. Только для графомана творения кажутся гениальными, в которые он искренне верит.Из-за психического заболевания, например, шизофрении, человек не может объективно оценить свое состояние, очень болезненно воспринимает критику творчества. Большинство прогрессивных талантливых авторов мнение публики учитывают, что это своего рода стимул для дальнейшего профессионального развития. Графоманы этого лишены и не могут профессионально развиваться, но и совершенствоваться. В результате их произведения не имеют как литературной, так и духовной ценности. Все они однообразны и неоригинальны.Через некоторое время все контакты в реальности сводятся только к демонстрации творений, на что внешний мир реагирует, избегая такого человека. Если рассматривать простую форму графомании, то она проявляется, когда любимого человека нет и нужно писать, чтобы отвлечься. После возвращения любимого человека все становится на свои места и исчезают симптомы графомании.
Графомания — лечение
Вы можете помочь графоману, если увлечены его новым увлечением, но если наблюдается тяжелая форма заболевания, то нужен специалист.Интернет постепенно заполняется и осваивается графоманами, которые создают виртуальный самиздат. В этом случае прогноз несколько неутешительный, так как больной сосет письменно. Поэтому эффективно могут помочь родственники, которые тактично, ненавязчиво пообщаются с графоманом, давая понять, что именно он интересен, как человек. Эффективной также будет поведенческая терапия, направленная на устранение робости и повышение самооценки, развитие у пациента уверенности, смелости.Так, постепенно внушая графоману, что есть искренние люди, которым он интересен, для которых он важен, он сможет отойти от ненужного письма.
Еще статей по теме:
• Одержимость • Эритрофобия
Серьезная игра: Графомания Самсона Камбалу
Самсон Камбалу, Graphomania .Вид установки. Изображение любезно предоставлено галереей James, The Graduate Center, CUNY. Фотография: Сэмюэл Дракслер.
Название Graphomania первой нью-йоркской выставки лондонского малавийского художника Самсона Камбалу — это отвлекающий маневр. Прекрасно подготовленное шоу состоит из девяти короткометражных фильмов, каждый «не более минуты», проецируемых на дымчато-серые стены галереи Джеймса Центра выпускников CUNY.В подъезде посетители встречают стол с яркой радугой из кусочков мела, которые им рекомендуется использовать на стенах галереи; рядом находится Рисунок 18 века , 2017, на котором Камбалу протирает рукой большой лист чистой белой бумаги на архитектурном чертежном столе. Название выставки, предложенный мел и этот вступительный фильм, кажется, обещают шоу о написании или, по крайней мере, о создании пометок и стирании пометок, но ни один из оставшихся восьми фильмов, которые изображают различные жесты исполнения в стиле конца XIX века. В фильмах актуальности столетия написание сюжетов тематизируется таким же явным образом.
Это мягкое неверное направление соответствует озорной игривой эстетике Камбалу. Камбалу известен прежде всего своим участником Holy Ball , 2000, в котором он оборачивал футбольные мячи в страницы Библии и приглашал посетителей «заниматься и изгнанием нечистой силы». делает что-то еще. В его недавнем творчестве по очень короткометражным фильмам, которые он называет «Nyau Cinema» в честь малавийской практики маскировки, такие эффекты достигаются с помощью ряда установленных им правил: «Аудио следует использовать экономно»; «Костюм должен быть из повседневной жизни» — вспоминают перечисленный манифест «Догме 95» датских режиссеров Ларса фон Триера и Томаса Винтерберга.Но там, где догма «обет целомудрия» преследовала строгую эстетику vérité, даже если настоящие фильмы иногда нарушали правила, шутливая чувствительность Камбалу очевидна в том, как он нумерует свои «Правила кинематографа Ньяу» от одного до десяти, но намеренно опускает номер четыре. .
Самсон Камбалу, Fast Talker , 2017.Цифровой фильм по-прежнему. Изображение любезно предоставлено галереей James, The Graduate Center, CUNY.
I Rehearse a Crucifixion , 2017, показывает, как Камбалу дополняет увесистый материал необычными, почти фарсовыми штрихами. Как и в других его фильмах о Ньяу — например, в позе при ходьбе с поднятыми руками, которая, возможно, отсылает к съемкам Майкла Брауна в Фергюсоне, штат Миссури, 9 августа 2014 года, — поза Камбалу на распятии несет в себе скрытую историческую боль.И все же композиция и мизансцена в фильме тонко подчеркивают его иконографическую значимость. Два бревенчатых столба, составляющих «распятие» — один установлен вертикально в земле, а другой удерживается горизонтально в руках Камбалу, — не прикреплены друг к другу или к Камбалу. Это позволяет ему начать съемку в положении сидя на корточках, повернувшись спиной к камере и опираясь на плечи, когда он медленно поднимается, чтобы встать, руки и столб полностью вытянут над головой. Эта последовательность движений приседания и вставания не вызывает ничего больше, чем жима штангиста, несочетаемого, хотя и неожиданно уместного, ассоциации в фильме о распятии.
Поскольку каждый фильм проходит быстро, как моргание глаза — некоторые длится всего пятнадцать секунд, — такие тонкости можно легко упустить. Например, ускоренная частота кадров Fast Talker , 2017, в которой Камбалу смотрит в камеру, когда он дергается, скрывает тень и изображает речь пантомимы, может казаться агрессивной по отношению к зрителю, пока, снова не посмотрев, как она зацикливается, вы не заметите, как его в основном боковые движения руками больше напоминают выразительную хореографию, чем яростные боксерские выпады. Другие фильмы играют со временем за счет использования обратного движения фотографии, например, когда в Angler , 2016, рыба, кажется, выпрыгивает из ручья в ожидающую руку Камбалу.Третьи — медленная и спокойная прогулка по открытому полю I Cross a Photograph , 2016 — проверяют, насколько удлиненным может выглядеть короткий временной интервал.
Самсон Камбалу, Я пересекаю фотографию , 2016. Цифровой снимок.Изображение любезно предоставлено галереей James, The Graduate Center, CUNY.
Самонастраиваемая форма Ньяу продолжительностью в одну минуту или меньше, Камбалу может показаться дистанцией спринтера, хорошо подходящей для продолжительности концентрации внимания в эпоху Интернета, но ему удается получить так много из такой короткой формы, смешивая попеременно размышления и шутливый тон в кратком и серьезном режиме его фильмов, связанных с правилами.Этот контраст заметно более тонок, чем очевидные несоответствия его библейских футбольных мячей. Но в отличие от некоторых других произведений искусства с шутливым духом, таких как садистские одноминутные скульптуры Эрвина Вурма, фильмы Камбалу о Ньяу — это больше, чем просто шутливые шутки. Зрители, побуждаемые к ответу, чувствуют шутку, а не ее предмет.
Самсон Камбалу Graphomania выставлен на обозрение в галерее Джеймса, The Graduate Center, CUNY, в Нью-Йорке до 13 января 2018 года.
Project MUSE — French Letters: Graphigny’s Graphomania
Еще в 1985 году команда, возглавляемая английским Шоуолтером, имела все основания радоваться, когда том почти шестисот страниц писем автора, имя которого не было нарицательным, соскользнуло с печатных машин Фонд Вольтера. Писательница Франсуаза де Граффиньи оставила свой след в различных литературных жанрах: необычно для женщины, она получила признание как драматург, хотя ее пьесы, в том числе ее шедевр Cénie (1750), так и не вернулись в репертуар. .Однако главным претендентом на известность при жизни был роман « Lettres d’une Péruvienne » [ Lettres d’une Péruvienne ] [ Lettres d’une Péruvienne ]. Впервые опубликованная в 1747 году, затем в расширенном исправленном издании в 1752 году, а затем в многочисленных переводах, она принесла ей статус знаменитости далеко за пределами Франции. Он служил, в частности, методом обучения итальянскому языку. В то время как роман потерял популярность в девятнадцатом веке, во второй половине двадцатого интерес к нему возобновился. Диссертация Э. Шоуолтер 1964 года была сосредоточена на книге Граффиньи, и к тому времени, когда вышел первый том ее писем, его уже начали преподавать, особенно в Северной Америке, коллегами, стремившимися разнообразить тексты, включенные в учебные программы.
Эпистолярные таланты Граффиньи были провозглашены в середине девятнадцатого века, когда влиятельный критик Шарль-Огюстен Сент-Бёв, всегда ищущий забытые таланты, чтобы отмечать их в своих регулярных статьях под названием Lundis , заявил о 31 сохранившемся послании, которое сохранилось. написанные ею были более достойны служить посмертной славе Граффиньи, чем ее художественные тексты. После серии транзакций, циркулировавших между различными частными владельцами, эти письма вместе со многими другими, написанными Граффиньи, оказались в коллекциях американских библиотек в году, когда в результате ряда разумных вложений они были захвачены. как потенциально интересные документы.Они могли бы пролежать там десятилетиями, если бы не Клод-Адриан Гельвеций, еще один писатель мертвых писем, с которым она была связана узами брака. В рамках проекта по публикации переписки последнего академические редакторы стремились обнаружить источники, которые могли бы пролить свет на их корпус. Им стало известно о существовании большого количества писем Граффиньи, и стало очевидно, что эта переписка также заслуживает внимания. Таким образом, вышло так, что вместо того, чтобы просто предоставить дополнительные примеры и иллюстрации для переписки известного философа, письма Франсуазы де Граффиньи были сочтены достойными, в свою очередь, быть опубликованными в тщательно аннотированном издании.Пятнадцать томов, к которым сейчас идет серия, предоставили бесценную информацию не только о таких крупных писателях эпохи Просвещения, как Вольтер, Эмили дю Шатле и Монтескье, но и о выдающихся французах из других слоев общества, включая Рамо, Вокансона и Ла Тур. Переписка также позволила идентифицировать авторов различных текстов, таких как те, которые содержатся в Recueil de ces Messieurs (который включает собственное Nouvelle espagnole Граффиньи) — посредством свидетельских показаний, а не предположений, но ее письма дополнительно содержат показал клад, предлагающий панорамный вид на множество малоизвестных аспектов французской жизни восемнадцатого века.
По размеру это исключительное соответствие. Всего более 2500 букв. Хотя некоторые из них принадлежат не самой Граффиньи, достаточно сравнить это число с цифрами из других корреспонденций женщин восемнадцатого века — например, их около 120 или около того в очень ценимых сериях, присланных Катрин де Сен-Пьер ее брату, писателю Бернардену де Сен-Пьеру — и вы уже знаете, почему они так важны. Но это еще не все; по самому их содержанию и характеристикам более или менее невозможно переоценить важность этих букв.Они рассказывают историю жизни — временами почти …
Вариант Денди Уокера и биполярное расстройство I типа с графоманией
Психиатрическое расследование. 2014 июл; 11 (3): 336–339.
, , иСердар Сулейман Кан
Исследовательская и учебная больница Анкары Ататюрк, Билькент, Анкара, Турция.
Görkem Karakaş Uurlu
Ankara Исследовательская и учебная больница Ататюрк, Билькент, Анкара, Турция.
Selcen akmak
Ankara Исследовательская и учебная больница Ататюрк, Билькент, Анкара, Турция.
Анкара Исследовательская и учебная больница Ататюрк, Билькент, Анкара, Турция.
Автор, ответственный за переписку: Сердар Сулейман Джан, MD. Исследовательская и учебная больница Анкары Ататюрк, улица Билкент 3, Анкара 06800, Турция. Тел .: +053240, Факс: +90 312 291 27 26, moc.oohay@naccsradresПолучено 20 мая 2013 г .; Пересмотрено 3 августа 2013 г .; Принята 29 августа 2013 г.
Copyright © 2014 Korean Neuropsychiatric Associationorg / licenses / by-nc / 3.0 /), которая разрешает неограниченное некоммерческое использование, распространение и воспроизведение на любом носителе при условии правильного цитирования оригинальной работы. Эта статья цитируется в других статьях в PMC.Abstract
Мозжечок, как известно, играет важную роль в координации и двигательных функциях. В некоторых недавних исследованиях считается, что он также участвует в модуляции настроения, когнитивных функций и психических расстройств. Мальформация Денди-Уокера — это врожденный порок развития, который характеризуется гипоплазией или аплазией червя мозжечка, кистозной дилатацией четвертого желудочка и увеличением задней черепной ямки.Когда объем задней черепной ямки нормальный, порок развития называется вариантом Денди Уокера. Пациент — 32-летний мужчина с 12-летним анамнезом биполярного расстройства I типа с маниакальными и депрессивными симптомами, включая дисфорический и депрессивный аффект, ангедонию, суицидальные мысли и поведение, мысли о страхе за будущее, чрезмерную разговорчивость и графоманию, повышенную энергию, нерегулярность. сон, потеря аппетита, повышенное погружение в проекты, раздражительность, агрессивное поведение, импульсивность. Магнитно-резонансная томография черепа была совместима с морфологическими особенностями Dandy Walker Variant.
Ключевые слова: Денди Уокер, биполярное расстройство, мозжечок
ВВЕДЕНИЕ
Мозжечок, как известно, играет важную роль в координации и двигательных функциях. 1 В некоторых недавних исследованиях считается, что он также участвует в модуляции настроения, 2 когнитивных и психических расстройствах. 3 Из этого аспекта ясно понять, что мозжечок выполняет регулирующую функцию по усилению и дополнению других функций мозга через прямые и косвенные цепи. 4 , 5 , 6 Согласно различным источникам данных, мозжечок может быть изменен при многих психических расстройствах, включая шизофрению, биполярное расстройство, униполярную депрессию, тревогу и синдром дефицита внимания с гиперактивностью. 5 , 7
Мальформация Денди Уокера — это врожденный порок, который характеризуется гипоплазией или аплазией червя мозжечка, кистозным расширением четвертого желудочка и увеличением задней черепной ямки.Когда объем задней черепной ямки в норме, порок развития называется вариантом Денди Уокера (DWV). 8
Биполярное расстройство — это хроническое состояние, продолжающееся всю жизнь, которое характеризуется необычными изменениями настроения, уровня энергии и поведения 9 и психотическими симптомами, такими как галлюцинации и бред. 10 Предполагается, что мозжечок вмешивается в патофизиологию биполярного расстройства. 11 Мозжечок через таламус соединяется с дорсолатеральной префронтальной корой, медиальной префронтальной корой, теменной и верхней областями, передней поясной извилиной и задним гипоталамусом.Это области, связанные с познанием и поведением. 12 , 13
Мозжечок также имеет связи с лимбической системой, которая может обеспечивать изменения эмоций и аффектов. 14 В ходе клинического исследования «когнитивно-аффективный синдром мозжечка» у пациентов с поражениями заднего и верхнего отдела мозжечка были описаны нарушения исполнительной функции, расторможенность поведения и эмоциональная дисрегуляция. 15 В литературе описан случай, включающий маниакальный эпизод, связанный с большой цистерной большой цистерны, пороком развития задней черепной ямки, который поражает мозжечок. 16
Мы стремились сообщить о случае 32-летнего мужчины с биполярным расстройством I типа с вариантом Денди Уокера.
CASE
Пациент A, 32-летний мужчина с 12-летним анамнезом биполярного расстройства I типа, обратился с маниакальными и депрессивными симптомами, включая дисфорический и депрессивный аффект, ангедонию, суицидальные мысли и поведение, мысли о страхе за будущее, чрезмерную болтливость и графомания, повышенная энергия, нерегулярный сон, потеря аппетита, повышенное погружение в проекты, раздражительность, агрессивное поведение, импульсивность в мае 2013 года.Он жаловался на снижение функциональности, отвлекаемость, грусть, мысли о самоубийстве, агрессивность, потерю интереса к своему окружению, забывчивость.
В анамнезе у него было три маниакальных и депрессивных эпизодов, которым ему был поставлен диагноз «биполярное расстройство I типа». Сообщений о злоупотреблении алкоголем и наркотиками не поступало.
Первый эпизод расстройства возник с манией величия и отсылки, повышенной самооценки, гиперактивности, полета идей, импульсивности, раздражительности, снижения потребности во сне, когда он поступил в амбулаторную психиатрическую клинику 12 лет назад.В то время ему поставили диагноз «психотическое расстройство» и назначили антипсихотические препараты (рисперидон) и холинолитики (бипериден). У него была ремиссия, но возникло несоответствие. Он перенес два других маниакальных эпизода, в частности, импульсивность, агрессивное поведение, графоманию, чрезмерную разговорчивость, отвлекаемость и раздражительность. Ему был поставлен диагноз «биполярное расстройство I типа» и ему дали стабилизаторы настроения (карбонат лития, вальпроат натрия), нейролептики (оланзапин, рисперидон), холинолитики (бипериден), и он трижды лежал в больнице в течение этого маниакального периода.
При контрольных визитах у него наблюдались депрессивные и когнитивные симптомы, такие как депрессивный аффект, снижение уровня энергии, психомоторная отсталость, гиперсомния, нежелание, дефицит внимания и рабочей памяти, ангедония, безнадежность, мысли о вине и страх перед будущей жизнью. А потом оланзапин и бипериден были отменены. При использовании циталопрама возникали некоторые гипоманиакальные симптомы, такие как чрезмерная болтовня, снижение потребности во сне, эйфорический аффект и сексуальная дисфункция. Затем к лечению были добавлены арипипразол 10 мг / день, бупропион 150 мг / день и циталопрам был отменен день за днем.В последующие дни он был госпитализирован, так как его симптомы не уменьшились. Когда он был выписан из больницы, ему лечили арипипразол 5 мг / день, дулоксетин 60 мг / день, вальпроат натрия 1250 мг / день. Познавательные и депрессивные симптомы повторились через 3 месяца после выписки из больницы. Его лечение было изменено на литий 1200 мг / день, венлафаксин 225 мг / день, кветиапин 600 мг / день в поликлинике. При последующем наблюдении у него проявились депрессивные и гипоманиакальные симптомы, включая дисфорический и депрессивный аффект, ангедонию, суицидальные мысли и поведение, мысли о страхе перед будущим, чрезмерную разговорчивость и графоманию, повышенную энергию, нерегулярный сон, снижение аппетита, повышенное погружение в проекты, раздражительность, агрессивное поведение. , импульсивность.Лечение венлафаксином было прекращено из-за маниакальных симптомов. Он не проявил реакции на терапию карбонатом лития. Таким образом, лечение карбонатом лития было изменено на вальпроат натрия.
Наконец, он находился под наблюдением в стационаре в течение двух месяцев с мая по июнь 2013 года. После 5 недель лечения вальпроатом натрия 1250 мг / день, кветиапином 500 мг / день его депрессивные и маниакальные симптомы улучшились. С другой стороны, его когнитивные симптомы, такие как рабочая память, внимание и дефицит обучаемости, остались неизменными.
Неврологическое обследование и электроэнцефалография в норме. Магнитно-резонансная томография черепа была совместима с морфологическими особенностями Dandy Walker Variant. Шкала визуально-моторных ощущений Бендера (BGVMSS), шкала визуальной моторной памяти Бентона (BVMMS), шкала памяти Вешлера (WMS) были применены для исследования организма. Внимание, дефицит рабочей памяти и трудности в обучении наблюдались в WMS. BVMMS выявила признаки церебральной органической патологии, такие как значительные ошибки при повороте и персеверации.Все они были совместимы с церебральной органической патологией. Шкала оценки мании молодого человека (YMRS), выполняемая до и после лечения. Во время лечения показатели YMRS снизились с 26 до 13. Пациенту также был проведен Миннесотский многофазный опросник личности (MMPI). Результаты MMPI были достоверными и показали увеличение гипокондриальной и истерической шкал (,,).
Увеличение большой цистерны, 4-го желудочка и агенезия вермиана.
Увеличение большой цистерны и других структур цистерны.
Гипоплазия полушарий мозжечка и увеличение листков.
ОБСУЖДЕНИЕ
Согласно недавним исследованиям, психические симптомы были связаны с вариантом Денди Уокера. Ранее было определено большое количество психических симптомов, от психотических до когнитивных и эмоциональных. 17 , 18 Хотя синдром Денди-Уокера обычно выявляется в раннем детстве, до 20 лет у пациента не было никаких неврологических симптомов.
Нейроны червя мозжечка играют роль в модуляции настроения. 19 Патологии червя мозжечка могут быть связаны с изменениями настроения и поведения. 20 В этом случае мы диагностируем биполярное расстройство I типа, проявляющееся эмоциональными, поведенческими и когнитивными изменениями с атрофией червя мозжечка, гемисферной атрофией и большой большой цистерной. Этот случай может способствовать ассоциации между патологией червя мозжечка и изменениями поведения, настроения и когнитивных функций.
Гиперография — это несоответствующее и постоянное поведение при письме. Считается, что это компульсивная активность, которая возникает в результате поражения бледного шара и двусторонних лобных долей. 21 Гиперография была обнаружена у 8% пациентов с височной эпилепсией. Это также симптом маниакальных и гипоманиакальных эпизодов биполярного расстройства. 22 В дополнение к этим знаниям компульсивное письмо может наблюдаться при шизофрении и лобно-височной деменции. 10 В свете обзора литературы не удалось найти никаких исследований о связи между вариантом денди-ходунка или другими пороками развития мозжечка и гиперграфией.
Нейропсихиатрические исследования подтверждают, что когнитивные симптомы, такие как язык (включая восприятие речи, лексический поиск и рабочую память), временная обработка, неявное обучение и дефицит памяти и визуального пространственного внимания, могут быть результатом поражений мозжечка, 23 , но роль мозжечок в познавательном процессе точно не изучены. 9 В данном случае к пациенту применялась шкала памяти Вешлера; Наблюдались дефициты внимания, рабочей памяти и обучаемости.Эти данные совместимы с идеей связи между патологией мозжечка и дефицитом внимания, обучения и памяти.