ИНСТИНКТ — это… Что такое ИНСТИНКТ?

(от лат. instinctus – побуждение) – видовое приспособительное поведение, в основе к-рого лежат врожденные, безусловные рефлексы. Понятие И. ведет свое происхождение от ύρμή (стремление, побуждение) стоиков. Хризипп впервые применил это понятие для характеристики инстинктивного поведения птиц и др. животных. Науч. анализ проблемы И. начинается с 18 в. Франц. врач и философ Ламетри связывал проявление И. с телесной организацией животных и строением их нервной системы. Он подметил автоматичность инстинктивных действий. Далее намечаются попытки понять происхождение И. Его определяют то как редукцию ума (Кондильяк), то как зарождающийся ум (Де Руа). Франц. ученый Фредерик Кювье уловил нек-рые характерные признаки И. (врожденность и стереотипность). Ламарк в своей книге «Философия зоологии» (т. 1–2, 1809) выводит происхождение И. животных из унаследованных привычек, возникших в результате удовлетворения жизненно важных потребностей. Один из первых рус. эволюционистов Рулье доказывает происхождение И. как реакции, выработанной видом на протяжении его истории в ответ на определ. воздействия внешней среды. Дарвин признает две возможности происхождения И.: из разумной деятельности в результате унаследования приобретенных свойств и благодаря естественному отбору, сохранявшему случайно возникшие, но полезные для вида вариации более простых инстинктов. И. определялся Дарвином как видовое приспособит. поведение. Но Дарвин не вскрыл причины изменчивости И. Дарвина затрудняло разграничение инстинктивных и «разумных» способностей животных, а в связи с этим и различение психики животных и сознания человека (см. Психика, Сознание). В 20 в. в связи с успехами экспериментальной биологии понимание проблемы И. углубляется. Инстинктивное поведение определяется как прирожденная видовая целесообразная деятельность, возникающая в ответ на определ. внешние стимулы и под влиянием внутр. раздражителей, изменения состава крови (гуморальных факторов) и деятельности желез внутр.

секреции (половых, гипофиза, щитовидной железы и др.). Сеченов и Павлов вскрыли физиологич. механизмы, лежащие в основе поведения животных. И. определяется Павловым как сложнейший безусловный рефлекс, посредством к-рого осуществляется постоянная связь организма со средой. Главнейшие И.: питания (пищевой), самосохранения (оборонительный), размножения (половой, родительский), ориентировочный, общения (стайный, стадный). Формирование инстинктивной деятельности связано с развитием анатомо-морфологич. структур, прежде всего нервной системы данного вида животного. Регулирование инстинктивной деятельности беспозвоночных животных осуществляется головными ганглиями, у позвоночных – подкорковыми частями головного мозга. Инстинктивные реакции животных обычно сопровождаются резко выраженными изменениями дыхания, кровообращения, секреторных функций. В чистом виде, т.е. как безусловнорефлекторная реакция, И. проявляется лишь в самом начале своего действия (нек-рые И. появляются по мере вырастания и созревания организма, напр. половой И.). По мере того как животное вступает в контакт с различными раздражителями внешней среды, на базе безусловных рефлексов образуются условнорефлекторные связи. В конкретном поведении животного имеется сложное взаимодействие видового (филогенетич.) и индивидуально приобретенного (онтогенетич.) опыта (А. Н. Промптов и Л. В. Крушинский). У беспозвоночных животных инстинктивная деятельность преобладает по сравнению с индивидуально приобретенной и достигает большой сложности. Инстинктивное поведение в основном является стереотипным и целесообразным лишь при постоянстве внешних условий, а при резком изменении условий оно становится нецелесообразным (напр., при нарочитом продырявливании человеком ячеек в сотах пчелы продолжают наполнять ячейки медом). Однако уже у насекомых наблюдается на фоне постоянства инстинктивной деятельности ее пластичность, изменчивость в деталях. Это дает возможность перестройки инстинктивного поведения насекомых посредством постепенного изменения внешних условий и выработки желаемых для человека навыков путем образования условных рефлексов. Так, напр., используя И. медосбора пчел, их можно выдрессировать на посещение определенных видов цветов в целях повышения перекрестного опыления полезных с.-х. растений (напр., клевера). В своих специальных исследованиях рус. ученые В. А. Вагнер и С. И. Малышев доказали эволюц. изменение И. у насекомых и паукообразных. У позвоночных животных участие условнорефлекторных связей в поведении значительнее, чем у беспозвоночных; оно возрастает в филогенезе и по мере развития особи и обогащения ее связей со средой. Для проявления И. необходимо наличие безусловных сигнальных стимулов, напр. половой И. птиц и млекопитающих пробуждается при появлении комплекса эколого-сексуальных факторов. Для птиц сигнальными раздражителями являются: длина светового дня, гнездовой микроландшафт и др. (Ю. А. Васильев), для млекопитающих (копытных) – резкий температурный скачок, внезапное появление зелени, особи другого пола и др. (А. А. Машковцев). И. у человека играют подчиненную роль, т.к. его поведение определяется общественным бытием, социальными отношениями и складывается на базе специфич.

форм высшей нервной деятельности, к-рые тормозят и держат под своим контролем И. Психика человека в результате его общественно-историч. развития качественно отличается от психики животных. Поведение человека носит сознательный характер. Теории определяющего влияния И. на поведение человека (фрейдизм и др.) опровергаются наукой и реакционны по социальному содержанию. См. также Поведение. Лит.: Дарвин Ч., Инстинкт, 2-е посм. изд., СПБ, 1896; Морган Л., Привычки и инстинкт, пер. с англ., СПБ, 1899; Циглер Г. Э., Инстинкт. Понятие инстинкта прежде и теперь, пер. с нем., П., 1914; Вагнер В. [Α.], Биологические основания сравнительной психологии, т. 1–2, СПБ–М., 1910–13; его же, Что такое инстинкт, СПБ–М., [б. г.]; Боровский В. М., Психическая деятельность животных, М.–Л., 1936; Васильев Г. Α., Физиологический анализ некоторых форм птенцового поведения, в сб.: Рефераты работ учреждении отделения биологических наук АН СССР за 1941–43, М.–Л., 1945; Губин А. Ф., Медоносные пчелы и опыление красного клевера, М. , 1947; Промптов А. Н., Об условнорефлекторных компонентах в инстинктивной деятельности птиц, «Физиологический журнал СССР», 1946, т. 32, No 1; его же, Очерки по проблеме биологической адаптации поведения воробьиных птиц, М.–Л., 1956; Тих Η. Α., Онтогенез поведения обезьян. Формирование рефлексов цепляния и хватания у обезьян, в сб.: Тр. Сухумской биологич. станции Акад. Медицинских наук СССР, т. 1, М., 1949; Машковцев Α. Α., Значение для биологии учения И. П. Павлова о высшей нервной деятельности, «Усп. современной биологии», 1949, т. 28, вып. 4; Павлов И. П., Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных, Полн. собр. соч., 2 изд., т. 3, кн. 1–2, М.–Л., 1951; Фролов Ю. П., От инстинкта до разума, М., 1952; Слоним А. Д., Экологический принцип в физиологии и изучение инстинктивной деятельности животных, в сб.: Материалы совещания по психологии (1–6 июля 1955), М., 1957; Ладыгина-Котс H. H., Развитие психики в процессе эволюции организмов, М., 1958; Малышев С. И., Перепончатокрылые, их происхождение и эволюция, М., 1959; Крушинский Л., Инстинкт, БМЭ, 2 изд., т. 11.

Н. Ладыгина-Котс. Москва.

Философская Энциклопедия. В 5-х т. — М.: Советская энциклопедия. Под редакцией Ф. В. Константинова. 1960—1970.

Человек :: Выпуск №4 :: Миф об инстинкте

1. Басс Д. Эволюция сексуального влечения: стратегии поиска партнеров. М.: Альпина Паблишер, 2017.

2. Вагнер В. Что такое инстинктъ. Спб.; М.: Издание т-ва М.О. Вольфъ, б.г.

3. Вагнер В. Биологические основания сравнительной психологии. Т. 2. Инстинктъ и разумъ. СПб.: Изданiе т-ва М.О. Вольфъ, 1913.

4. Вагнер В.А. Сравнительная психология: Избранные психол. труды. 2-е изд., стер. М.: Изд-во Московского психолого-социального ин-та; Воронеж: Изд-во НПО «МОДЭК», 2010.

5. Дарвин Ч. Происхождение видов. М.: Государственное изд-во сельскохозяйственной литературы, 1952.

6. Дарвин Ч. Происхождение человека и половой отбор. Выражение эмоций у человека и животных // Дарвин Ч. Собр. соч.: в 9 т. Т. 5 М.: Изд-во АН СССР, 1953.

7. Дембовский Я. Психология животных. М.: Изд-во иностранной литературы, 1959.

8. Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М.: Республика, 1998.

9. Макъ-Дауголлъ У. Основныя проблемы соцiальной психологiи. М.: Книгоиздательство «Космосъ», 1916.

10. Малиновский Б. Научная теория культуры. М.: О.Г.И., 1999.

11. Малиновский Б. Секс и вытеснение в обществе дикарей. М.: Изд. Дом ГУ ВШЭ, 2011.

12. Слоним А.Д. Инстинкт. Л.: Наука, 1967.

13. Федорович Е.Ю. Развитие поведения животных в онтогенезе как результат их взаимодействия с окружением // Вопросы психологии. 2011. № 6. С. 56–65.

14. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М.: Республика, 1994.

15. Хайнд Р. Энергетические модели мотивации // Моделирование в биологии. М.: Изд-во Иностранной литературы, 1963. С. 273–298.

16. Хекхаузен Х. Мотивация и деятельность. Т. 1. М.: Педагогика, 1986.

17. Allport G.W. Personality: A psychological interpretation. NY.: Holt, 1937.

18. Beach F.A., Jaynes J. Effects of early experience upon the behavior of animals // Psychological Bulletin. 1954. Vol. 51, N 3. P. 239-263. DOI: 10.1037/h0061176

19. Denny M. R., Ratner S. C. Comparative psychology: Research in animal behavior. Oxford, England: Dorsey, 1970.

20. Goldstein K. The organism. New York: American book company, 1939.

21. Griffiths P. E. Instinct in the ‘50s: The British reception of Konrad Lorenz’s theory of instinctive behavior // Biology & Philosophy. 2004. Vol. 19. N 4. Р.609-631. DOI: 10.1007/sbiph-004-0537-z.

22. Haraway M., Maples E., Jr. Species-typical behavior // Comparative Psychology: a handbook / eds. Greenberg G., Haraway M. M. NY.: Garland/Taylor & Francis. P., 1998. P. 191–197.

23. Kuo Z.Y. Giving up instincts in psychology // Journal of Philosophy. 1921. N 18. P. 645–664.

24. Kuo Z.Y. 1929 The net result of the anti-heredity movement in psychiatry// Psychological Review. 1929. N 36. P.181–199.

25. Lehrman D.S. A Critique of Konrad Lorenz’s Theory of Instinctive Behavior // The Quarterly Review of Biology. 1953. Vol. 28, N 4. P. 337–363. DOI: 10.1086/399858

26. Lehrman D.S. On the organization of maternal behavior and the problem of instinct // L’instinct dans le comportement des Animaux at de L’Homme / ed. Grasse P. P. Paris: Masson & Cie, 1956. P. 475–520.

27. Lehrman D.S. Semantic and Conceptual Issues in the Nature-Nurture Problem // Development and Evolution of Behavior / eds. Aronson L., Tobach E., Lehrman D., Rosenblat J. San-Francisco: Freeman. 1970. P. 125–146.

28. Lorenz K. The Companion in the Bird’s World // The Auk. 1937. Vol. 54, N 1. P. 245–273.

29. Lorenz K. The Comparative Method in Studying Innate Behaviour Patterns // Symposia of the Society for Experimental Biology. N. 4. 1950. P. 221–268.

30. Lorenz K. Das sogennante Böse. Vienna: Borotha-Shoeeler, 1963.

31. Maslow A.H. Motivation and Personality. 2-nd ed. NY.: Harper and Row, 1970.

32. Murray H.A. and others. Explorations in Personality. NY.: Oxford University Press, 1938.

33. McDougall W. An Outline of Psychology. 4th ed., revised. London: Methuen & Co, 1928. XXII+456 p.

34. Schneirla Т. C., Rosenblatt J. S. «Critical Periods» in the Development of Behavior // Science. 1963. Vol. 139, N 3559. P. 1110-1115. DOI: 10.1126/science.139.3559.1110

35. Schneirla Т. C., Rosenblatt J. S., Tobach E. Maternal behavior in the cat // Maternal Behavior in Mammals / ed. Rheingold H. N. Y.: Wiley. 1963. P. 122–168.

36. Stone C.R. Comparative psychology. Westport, CT: Greenwood Press. 1951.

37. Thorpe W.H. The definition of some terms used in animal behaviour studies // Bulletin of Animal Behavior. 1950. N 8. P. 34–40.

38. Tinbergen N. The Study of Instinct. Oxford: Clarendon. 1951.

39. Watson J.B. Behavior: An introduction to comparative psychology. N Y.: Holt, 1914.

40. Watson J. B. The behaviorist looks at instincts // Harper’s. 1927. N 155. Р. 228–235.

Инстинкты в поведении животных и человека реферат по психологии

Инстинкты в поведении животных и человека До сих пор не существует четкого определения понятия «инстинкт», отражающего все стороны этого сложного биологического явления, характеризующегося переплетением врожденных и приобретенных в процессе индивидуального развития организма компонентов. В связи с этим предпочитают говорить не об инстинкте, а об инстинктивном поведении, которое может быть достаточно четко выделено в общем комплексе поведенческих реакций животного. С позиций современной биологии инстинкт — это врожденная и строго координированная форма поведения животного, осуществляемая под влиянием основных биологических потребностей. Инстинкт отражает полезный опыт предыдущих поколений данного биологического вида, реализуемый в поведенческих реакциях животного, направленных на получение результата, полезного для данного животного в целом. Представление об инстинкте возникло в глубокой древности. Древнегреческий философ Хрисипп использовал его для описания поведения птиц и других животных. Связь инстинкта с телесной организацией животного, его нервной системой, а также «автоматический характер» его действия подчеркивал французский мыслитель и врач Ж.Ламетри. С течением времени менялись взгляды на инстинкт. Так, одни ученые считали, что он явился следствием редукции ума (т.е. снижения умственных способностей), другие, наоборот, рассматривали его как «зародыш» ума. По Ч.Дарвину, инстинкт сформировался в результате унаследования свойств, приобретенных в процессе разумной деятельности, и естественного отбора свойств, случайно возникших и полезных для данного вида животных. И.М. Сеченов и И.П. Павлов выявили рефлекторный характер инстинкта. Способность к инстинктивному поведению передается по наследству, причем как отмечал еще Ч.Дарвин, особенности эти жестко запрограммированных действий столь же характерны для животных определенного вида, как и особенности строения их тела. Разнообразие и удивительная целесообразность наблюдаемых в природе видов инстинктивного поведения всегда считались одним из самых таинственных явлений жизни. Понять, почему пчелы строят соты или как паук плетет свою паутину, можно лишь с позиции эволюционного учения. Все живые существа на нашей планете в течение миллионов лет встречаются с такими повторяющимися явлениями природы, как смена времен года, дня и ночи и др.; животные строят свои жилища, встречаются с врагом или стараются избежать встречи с ним, ищут полового партнера и т.п. Начальные стадии этих явлений стали сигналами, оповещающими организм о наступлении последующих стадий, что позволяет живому существу к ним подготовиться. Эту способность живых организмов строить свою деятельность с учетом тех событий, которые должны произойти в ближайшем или отдаленном будущем, академик П.К.Анохин назвал « опережающим отражением действительности». Под воздействием естественного отбора выделялись те животные, которые обладали наилучшими генетическими запрограммированными способностями распознавать наиболее важные для данного вида сигналы, поступающие из окружающей среды, и реагировать на них необходимыми действиями. Любые отклонения в передаваемой по наследству информации об инстинктивных действиях в ходе эволюции подвергались строгой проверке. Животные — носители вредных для вида отклонений — погибали, а полезные отклонения становились достоянием всего вида и его характерным признаком. У животных ученым известно три основных типа психической деятельности, а именно, рефлекторная деятельность, инстинктивная деятельность и деятельность, которую условно можно обозначить как «деятельность разумного типа». В данной работе нас интересует тип психической деятельности, именуемый инстинктивной деятельностью. Инстинктивная деятельность является целесообразной, наследственной и до известной степени машинообразной, но отличается, например, от рефлекторной, своей гораздо большей сложностью. Здесь мы обычно изменяется при индивидуальном развитии организация и образ жизни особи, например, когда личинка превращается в куколку и т.д. Мы видим, таким образом, что инстинкты суть приспособления, во многих случаях очень сложные и биологически весьма важные, и что приспособления эти являются вполне стойкими, т. е. повторяются у каждой особи неизменно из поколения в поколение. Таким образом, инстинкты являются наследственным признаком. Ввиду этого инстинкты эволюируют точно так же, как и прочие наследственные признаки, т.е. крайне медленно и постепенно, посредством суммирования наследственных мутаций инстинктов. Инстинкты составляют тот тип наследственных изменений, который является способом, посредством которого животные приспособляются к очень медленным, но вместе с тем и очень значительным изменениям среды. При изменении инстинктов посредством наследственного изменения, наследственно изменяется самое поведение животных; в некоторых случаях это изменение поведения происходит без изменения строения органов, в других сопровождает его, так как эволюция нового активного, а часто пассивного, органов всегда требует изменения поведения животного. Если мы возьмем членистых и членистоногих животных, начиная от аннелид и кончая насекомыми и пауками как высшими представителями, то увидим, что здесь прогрессивно развивалась деятельность рефлекторно- инстинктивного типа, так что у высших представителей членистоногих, насекомых и пауков инстинкты достигают высокой степени сложности и совершенства. У многих общественных и одиноких насекомых и очень многих пауков мы должны признать, что психическая деятельность этого типа достигает необычной высоты, сложности и целесообразности: строительные инстинкты пауков, общественные и строительные инстинкты насекомых, инстинкты заботы о потомстве у тех и других и т.д. В каждом из таких инстинктов мы имеем длинный ряд очень точно регулированных и строго повторяющихся действий, которые при обычных условиях существования представляют самые удивительные примеры приспособления животных к совершенно определенным условиям существования. Но даже у тех форм членистоногих, у которых инстинкты достигли высокой степени сложности и совершенства, психическая деятельность этого типа, который мы обозначили как «разумный», стоит относительно весьма низко. В типе членистоногих прогрессивно эволюировали наследственные изменения поведения, инстинкты, и у высших представителей их, у насекомых, мы находим необыкновенно сложные и совершенные, приспособленные ко всем деталям образа жизни инстинктивные действия. Вся жизнь общественного насекомого введена в строгие рамки, подчинена строго определенной рутине. Каждый повторяющийся случай обыденной жизни муравья или паука служит стимулом, вызывающим к деятельности определенную инстинктивную реакцию: все правила поведения наследственны и даны раз и навсегда. Но этот сложный и совершенный аппарат инстинктивной деятельности является вместе с тем и крайне громоздким: если происходит изменение в условиях среды, то изменение деятельности, посредством которого животное может приспособиться к новым условиям (если оно к ним приспособляется этим путем, а не развитием новых органов), совершается необыкновенно медленно, так что к быстрым изменениям животное этим путем приспособиться не может. Таким образом, мы здесь имеем тип животных очень совершенных, с высоко стоящей психикой, но у которых пластичность организации не превышает пластичности, достигаемой посредством наследственного изменения организации. Природа и структура инстинкта лучше всего проявляются у хищных млекопитающих. Инстинктивное поведение не совершается само по себе. Прежде всего должно возникнуть соответствующее биологическое влечение (мотивация). Например, при появлении чувства голода животное начинает активно исследовать окружающую среду, отыскивая с помощью органов чувств внешние сигналы, которые помогут удовлетворить возникшую потребность. Это так называемая поисковая (подготовительная) фаза инстинктивного поведенческого акта по добыванию пищи. Она продолжается до тех пор, пока не будет найден пусковой раздражитель — внешний сигнал, запускающий жестко запрограммированную и строго координированную инстинктивную двигательную реакцию. Например, вид или голос добычи будет тем пусковым раздражителем, который вызывает у хищника определенную последовательность двигательных реакций (подкрадывание, нападение, схватывание, умерщвление жертвы, а иногда перенос туши в другое место). Инстинктивные действия, соответствующие заключительной фазе, т.е. собственно акт еды, практически одинаковы для всех животных данного вида. Инстинктивные реакции целесообразны лишь при постоянстве условий окружающей среды; при резком же их изменении они становятся нецелесообразными. Например, инстинктивная оборонительная реакция ежа (свертывание в колючий клубок) теряет свое назначение, когда он оказывается застигнутым автомобилем на шоссе. Формы инстинктивной деятельности разнообразны, иногда очень сложны, например деятельность насекомых птиц и других животных по добыванию пищи, постройке гнезда и выведению потомства (Никто не учит птицу строить гнездо, а ведь когда она впервые приступает к постройке, то делает это так же, как и все птицы ее вида. Певчий дрозд вымазывает лоточек глиной, а белобровик этого не делает. Ремез строит из растительного пуха сложное гнездо в виде мешочка, подвешенного к ветвям дерева), сезонные перелеты птиц (Много было догадок и предположений о том, почему птицы улетают на зиму и как они находят при перелетах дорогу. У некоторых птиц, например, у кукушек, сначала отлетают молодые, а затем взрослые, старые птицы. Следовательно, молодым никто не показывает дорогу на зимовку) и т.д. Тем не менее инстинктивная деятельность всегда совершается по шаблону, и только длительные изменения условий существования могут вызвать в ней сдвиги или привести к формированию нового инстинкта. Жизнь каждого животного, где бы оно ни обитало, проходит под неизбежным влиянием окружающей среды. Смена времен года и связанные с ней изменения в световом и температурном режиме, изменение состава и более говорить на нем; ни один человек не имеет врожденных задатков пользоваться той или иной системой счета. Любая форма обучения строится на основе инстинкта, которые постепенно отступают на второй план, а ведущую роль начинают играть уже приобретенные новые связи. С этих позиций воспитать человека значит прежде всего выработать способность подавлять и направлять инстинктивную деятельность в необходимое русло. Вместе с тем следует учитывать, что в ряде случаев, когда контроль коры мозга за нижележащими, подкорковыми структурами ослабевает (например, в состоянии сна, опьянения, при действии наркотиков и т.д.), инстинктивная деятельность проявляется в яркой форме (например, в форме повышенной сексуальности, агрессивности и т.д.). Инстинкт — это комплекс двигательных актов или последовательноcть действий, свойственных организму данного вида, реализация которых зависит от функционального состояния животного (определяемого доминирующей потребностью) и сложившейся в данный момент ситуации. Инстинктивные реакции носят врожденный характер, и их высокая видовая специфичность часто используется как таксономический признак наряду с морфологическими особенностями данного вида животных. Этологи обычно определяют инстинкт как жестко фиксированный комплекс действий организма, характеризующийся неизменной и непроизвольной «центральной программой», реализация которой определяется внешним экологически значимым стимулом. В реализации жестко фиксированных двигательных программ инстинктивных реакций пусковую функцию выполняют внешние стимулы. Внешние раздражители, составляющие в своей совокупности пусковую ситуацию, получили название «ключевые раздражители», или релизеры. Каждый ключевой стимул запускает соответствующий ему комплекс стереотипных действий. Ключевые раздражители являются такими признаками внешней среды, на которое животные могут реагировать независимо от индивидуального опыта врожденным поведенческим актом. Для каждого ключевого стимула в центральной программе поведения существуют механизмы запуска соответствующей поведенческой реакции, реализация которой не зависит от последствий для организма. Таким образом, представляется, что пусковые стимулы воздействуют на поведение животных как бы принудительно, заставляя их выполнять определенные инстинктивные комплексы действий, невзирая на воспринимаемую животным общую ситуацию. Инстинктивные реакции наделяют животных набором адаптивных реакций, которые находятся в состоянии «готовности» и возникают при первой же их необходимости. Богатый набор инстинктов создает явные преимущества для ряда низших животных, но особенно для животных с коротким сроком жизни (например, насекомые) или лишенных родительских забот. Множество факторов и ценнейших этологических наблюдений содержится в трудах замечательных ученых-этологов: К. Лоренца, У. Крэга, Ж. Фабра, Н. Тинбергена, Р. Шовена, Р. Хайнда, О. Менинга, Д. Дьюсбери и др. В основе этологического исследования поведения лежит изучение «морфологии поведения» — детальное описание отдельных форм поведения и обусловливающих его механизмов. Протекание инстинкта, по К. Лоренцу и У.Крэгу, можно представить в виде схемы: эндогенное побуждение (потребность) — ключевой спусковой стимул — комплекс стереотипных действий (последовательность двигательных актов) — «завершающий акт». Обычно компоненты комплекса фиксированных действий развертываются в строго определенной хронологической последовательности движений. Последовательность движений определяется механизмами центральной нервной системы или генетически детерминированной «моторной программой», структура которой мало зависит от афферентного входа. Согласно современным представлениям относительно простые ключевые стимулы только запускают стереотипную реакцию (по принципу «все или ничего»), но никак не определяют детали ее реализации. В литературе неоднократно отмечалась возможность эндогенной модуляции и реализации программы комплекса действий вхолостую, т.е. без видимого воздействия извне. Однако при анализе организации поведения часто допускалась недооценка либо внешних детерминант (факторов среды), либо внутренних (наличия специфического мотивационного состояния). В последние годы сложилась общая схема организации инстинктивного поведения. По этой схеме ключевой раздражитель может запускать соответствующую ему программу поведенческого акта на основе «жестких», генетически детерминированных синаптических связей между сенсорными и двигательными системами. При этом действие разворачивается по принципу «ключ-замок» и реализуется в стереотипном двигательном акте. Такой поведенческий акт осуществляется вне зависимости от общей внешней ситуации. Однако в организации сложного инстинктивного поведения значительную роль в перераспределении приоритетов реакций выполняют внутренние детерминанты поведения. Актуализированная (доминирующая) потребность и возникшее на ее основе мотивационное возбуждение повышают чувствительность сенсорных систем, избирательно настроенных на внешние стимулы, адекватные данной потребности. При этом осуществляется селективная активация нервных центров, связанных с формированием и запуском определенных программ двигательных актов, направленных на поиск ключевого раздражителя. В результате селективной настройки афферентных, центральных и эфферентных звеньев центральной нервной системы появление стимула, адекватного доминирующей потребности, становится эффективным для запуска определенного стереотипного рефлекторного акта. Эта схема организации инстинкта хорошо согласуется с имеющимися литературными данными о механизмах поведения. Первоначальная картина принципов нейронной организации поведенческого акта сложилась в результате исследований на низших животных. Существенным достижением для понимания механизма запуска стереотипных действий, реализации «моторных программ» было открытие командных нейронов — клеток, активация которых запускает соответствующий поведенческий акт, однако сами они не являются Инстинкты в поведении животных и человека. План I. Различные взгляды на природу инстинкта. II. Инстинкты в поведении животных и человека. 1. Инстинктивная деятельность животных. 2. Инстинктивная деятельность человека. III. Особенности организации инстинкта. Список использованной литературы: 1. Психологический журнал, Северцов А.Н. «Эволюция и психика», 1982 г. 2. «Большая медицинская энциклопедия» под редакцией Б.В.Петровского, М.: «Советская энциклопедия», 1987 г. 3. Тинберген Н., «Поведение животных», М., 1985 г. 4. Н.Н.Данилова, А.Л.Крысова «Физиология высшей нервной деятельности», М., «Учебная литература», 1997 г.

Этологический подход к пониманию сущности и причин агрессии человека

В истории зарубежной психологии имеются различные подходы к пониманию и объяснению сущности и причин агрессивного поведения человека. Несмотря на различия, отмечается стремление выработать единую теоретико-методологическую основу для изучения человеческой агрессии, интегрировать различные концепции для разработки новых, перспективных технологий исследования этого явления. В современной зарубежной психологии наблюдается отказ от абсолютизации какого-либо одного фактора, детерминирующего человеческую агрессию. Возросла роль факторов природной и социальной среды в возникновении агрессии. Имеется тенденция к многофакторному пониманию причин агрессии, в котором учитываются различные ее детерминанты.

Описание и объяснение природы человеческой агрессии в зарубежной психологической науке раскрывается в нескольких теориях, наиболее распространенными из которых являются инстинктивные концепции, берущие свое начало еще от З. Фрейда и К. Лоренца, теория фрустрации (Дж. Доллард, Н. Миллер и др.), теории социального научения (А. Бандура), теория социального влияния (Дж. Тедещи и др.), теория переноса возбуждения, когнитивные модели агрессивного поведения и др.

В представленной работе мы рассмотрим этологический подход к пониманию агрессии и агрессивности человека, начало которому было положено в трудах К. Лоренца. Отмечая, что термин «агрессия» чрезвычайно часто употребляется в самом широком контексте, К. Лоренц писал, что «для обывателя понятие агрессии связано с самыми разнообразными явлениями обыденной жизни, начиная от драки петухов и собак, мальчишеских потасовок и т.п. и заканчивая в конце концов войной и атомной бомбой» [4. С. 221]. В теории К. Лоренца агрессия человека уподобляется агрессии животных и объясняется это чисто биологически – как средство выжить в борьбе с другими существами, как средство защиты и утверждения себя, своей жизни через уничтожение или победу над соперником.

Этологический подход исходит из биологизаторской трактовки агрессии как особого врожденного инстинкта и, по сути, представляет собой модернизированную форму социального дарвинизма. Именно поэтому его и следует рассматривать как исторически первую в идейном плане попытку объяснения природы агрессии – через прямую аппеляцию к биологической природе человека. В основе этого подхода лежит известный постулат учения Ч. Дарвина, гласящий: изменить человека относительно его биологической наследственности и врожденных наклонностей можно лишь в той мере, насколько это реально в результате естественного отбора и специальных упражнений [6. С. 8].

Основными представителями этологического подхода явились К. Лоренц, Т. Томпсон, Р. Ардри, Дж.П. Скотт. Они развивали идею присущей человеку врожденной инстинктивной агрессивности и доказывали, что эволюция так и не выработала в людях способности и потребности в обуздании своих инстинктов. Р. Ардри прямо писал, что человек «генетически запрограммирован на совершение насильственных действий», и что он «бессилен против инстинктов собственной природы», которые «неотвратимо ведут его к социальным конфликтам» (Bandura A., 1973).

Следуя сформулированному Торпом (Torp, 1966) ошибочному положению о том, что « вряд ли в поведении животных можно найти хотя бы один аспект, который не имел бы отношения к проблеме поведения людей», этологи рассматривают агрессивное поведение людей как спонтанную врожденную реакцию. Эта точка зрения нашла отражение в трудах К. Лоренца. К. Лоренц (Lorenz K., 1966) писал, что внутривидовая агрессия у людей представляет собой совершенно такое же самопроизвольное инстинктивное стремление, как и у других высших позвоночных животных. По его мнению, в организме человека, как и животного, накапливается своего рода энергия агрессивного влечения, причем накопление происходит до тех пор, пока в результате соответствующего пускового раздражителя она не разрядится. В качестве примера К. Лоренц указывает на подростка, который при первом знакомстве со сверстником сейчас же начинает с ним драться, поступая так же, как в аналогичном случае поступают обезьяны, крысы и ящерицы. К. Лоренц пишет, что агрессия является «подлинным инстинктом – первичным, направленным на сохранение вида» [7. С. 39].

В рамках этологического подхода агрессия рассматривается как целесообразный инстинкт, выработанный и закрепленный в процессе эволюции. К. Лоренц утверждал, что существует связь между «естественной историей агрессии», описывающей влечение к борьбе у животного, влечение, направленное против своих сородичей, и «агрессиями в истории человечества». Более того, он ясно высказался в пользу биогенетической природы агрессивности человека, заявляя, что «пагубный по своим размерам агрессивный инстинкт, который как дурное наследие и по сей день сидит у нас, у людей в крови» был пронесен через многие тысячелетия как результат генетической селекции (K. Lorenz, 1965).

Агрессия, по К. Лоренцу, является инстинктом не смерти (как, например, у З. Фрейда), а сохранения жизни и вида, и поэтому, таким же инстинктом, как и все остальные. Дискутируя по поводу учения З. Фрейда об инстинктах, К. Лоренц пишет: «Агрессия, проявления которой часто отождествляются с проявлениями «инстинкта смерти», — это такой же инстинкт, как и все остальные, и в естественных условиях так же, как и они, служит сохранению вида и своей жизни [4. С. 5].

В этологии выделяется несколько функций внутривидовой агрессии (Tinbergen N, 1993, Lorenz К., 1994). К ним относятся: функция территориальности, функция полового отбора, родительская функция, функция иерархии, функция партнерства и др. Лоренц подчеркивает роль агрессии во взаимодействии инстинктов внутри организма. «Агрессия играет роль в концентре инстинктов; она бывает мотором – «мотивацией» — и в таком поведении, которое внешне не имеет ничего общего с агрессией, даже кажется ее противоположностью» [7. С. 39].

Человек унаследовал от «братьев своих меньших» инстинктивные механизмы включения, реализации и завершения агрессивного поведения( обеспечивающееся определенными мозговыми структурами), а также субъективно положительный эмоциональный компонент его (воодушевление, подобное инстинктивному триумфальному крику седых гусей), способный стать автономным мотивом агрессии [11].

К. Лоренц считает, что между различными человеческими популяциями все же имеются различия в их изначальной (врожденной) степени агрессивности, что сложилось в результате естественного отбора. В качестве примера чрезвычайно агрессивного народа он приводит племя индейцев Юта. По мнению Лоренца, человек агрессивен, т.к. произошел от приматов. Поскольку последние являются травоядными животными, то у них совершенно отсутствует присущий хищникам «инстинкт убийцы». У хищников для сохранения вида должен был в результате эволюции возникнуть механизм, тормозящий внутривидовую агрессию, т.к. «инстинкт убийцы», направленный на себе подобных привел бы к полному вымиранию вида. У гоминидов же необходимости в таком механизме не было (природа не могла предусмотреть, что в руках «голой обезьяны появится смертоносное оружие) [4].

Инстинктивная природа человеческой агрессии отстаивалась также в психоаналитической модели З. Фрейда. З. Фрейд выделил два фундаментальных инстинкта – инстинкт жизни (созидательное начало в человеке, Эрос) и инстинкт смерти (Танатос – начало разрушительное, с которым и связывается агрессивность). Влечение к смерти, по З. Фрейду, побуждает к саморазрушению, и агрессия является механизмом, благодаря которому это влечение переключается: разрушение направляется на другие объекты, в первую очередь, на других людей. Мак Даугол (1926) в качестве причин агрессии признавал «инстинкт драчливости», заложенный в человеке от природы. Мюррей (1938) в число первичных потребностей человека ввел и потребность в агрессии, побуждающую искать случаи атаковать с целью принести вред. А. Маслоу в своей монографии «Мотивация и личность» провел анализ проблемы, является ли деструктивность инстинктоидной. Под инстинктоидными Маслоу понимает свойства личности, несводимые к инстинктам, но имеющие некоторую природную основу. Маслоу сделал заключение, что агрессивность – не инстинкт, но инстинктоидна, т.е. подобна инстинкту [3. С. 171].

К. Лоренц считает, что сравнение человека с животным «не покажется столь обидным, если рассмотреть разительное неумение человека управлять своим поведением по отношению к представителям своего же биологического вида», и что в этом отношении человек «не совершил ни малейшего прогресса в деле овладения самим собой». К. Лоренц полон пессимизма в отношении силы здравого смысла и чувства ответственности современного человека: «Имея в руках атомные бомбы, а в центральной нервной системе – эндогенные агрессивные инстинкты вспыльчивой обезьяны, современное человечество основательно утратило свое равновесие [10. С. 109].

К. Лоренц, как и З. Фрейд, считает, что человеку не дано справиться со своей агрессивностью, он может только направить ее в нужное русло [4]. К. Лоренц пишет, что «в душе инстинкт агрессии – наследство человекообразных предков, с которым его рассудок не может совладать», главная опасность инстинкта состоит в его спонтанности [7. С. 39]. Вместе с тем Лоренц все же допускает возможность регуляции человеческого поведения и отводит определенную роль воспитанию, возлагает надежды на усиление моральной ответственности за свое будущее. Настораживает тот факт, что опирающиеся на работы Лоренца другие исследователи не только поддерживают инстинктивную природу агрессии, но и утверждают, что люди при всем желании не в состоянии осуществлять контроль над проявлениями своей агрессивности [9. С. 10].

Подход К. Лоренца к пониманию и объяснению феномена агрессии критиковался как самими этологами (R.F. Hindd, 1994), так и психологами (A. Montaque, 1968, 1976) не только за рискованный перенос на человека результатов, полученных в исследовании животных, или за утверждение о снижении уровня агрессии человека путем различных состязаний, но и за недостаточное фактическое обоснование.

С позиции социально-исторического детерминизма этологов критиковал В. Холличер. На богатом историко-антропологическом материале он убедительно показал, что отождествление процессов функционирования животного мира и человеческого общества ведет к затушевыванию не только социальных факторов, но и практически всех иных образований, которые свойственны человеку как общественному существу [10]. Есть и другие веские аргументы: так, например, до сих пор не обнаружены прогнозировавшиеся этологами «гены агрессивности», нет никакого реального подтверждения и представлениям К. Лоренца об особой «агрессивной энергии» животных и человека. Некоторые критики постоянно упрекают этологов в том, что в своих теоретических построениях они откровенно забывают об очевидной изменчивости человеческого поведения и, в частности, о вариативности человеческих проявлений агрессии [6. С. 9].

Отечественные психологи также выступали с критикой этой теории. Н.Д. Левитов отмечал необходимость подчеркивания различий между агрессивным поведением животных и человека: первое понятие всецело остается в рамках сугубо биологических закономерностей, в то время как агрессивное поведение группы людей или конкретного человека определяется социальными, общественно-историческими условиями. Ф.В. Бассин справедливо писал, что само употребление одного и того же термина в применении к агрессии животного и агрессии человека – неоправданно и вносит путаницу. Это два различных феномена. «Что общего, — указывал он, — между склонностью зверя нападать на собратьев, опирающейся на инстинкты, индивидуальной и агрессией как общественным явлением у человека?» [1. С. 55]. Такие экстраполяции неверны уже хотя бы потому, что проблемы агрессии и насилия в человеческом обществе не могут быть решены исключительно с помощью врожденных биологических факторов [8. С. 85].

Другой известный натуралист А. Сторр обогатил наблюдения и выводы К. Лоренца другими аспектами. В своей книге «Человеческая агрессивность» (1968) он придерживается мнения Лоренца и подчеркивает, что «…у человека, как и у других животных, агрессивное стремление является устойчивой наследственностью, от которой невозможно избавиться и которая является абсолютно необходимой для выживания (Storr A., 1996). Он раскрывает положительную функцию агрессивности, которая стремится к сохранению вида и отдельного индивида. А. Сторр делает вывод о том, что «физиологический механизм агрессивности, агрессивное переживание и поведение, являясь на самом деле «инстинктивными» в том смысле, что это природная автоматическая возможность, которая легко разгорается» (Storr A., 1966).

Следует отметить, что объяснение агрессивности в рамках теории Лоренца-Сторра является достаточно упрощенным, так как при сравнении поведения человека и животного не учитывается очень серьезный аспект, а именно то, что социальное влияние и обучение играют несомненно большую роль в развитии человека, чем животных.

В соответствии с современным пониманием, с точки зрения этологии, агрессия, будучи инстинктивно предопределенным и социально обусловленным поведением, напрямую связана с удовлетворением важных жизненных потребностей. Блокирование одной из них вызывает усиление агрессивных тенденций. На уровне индивида патологический или непатологический характер агрессии определяется как соответствующим качеством фрустрируемых потребностей, так и количественными характеристиками агрессивного поведения, а, кроме того, — его социальной направленностью [11].

Как отмечают Ю.С. Шевченко, М.А. Дерягина, Н.С. Валентович (2001), этологический подход к изучению человеческой агрессии представляется перспективным как в более широких рамках общей антропологии, так и с точки зрения конкретной психотерапевтической парадигмы. Этолого-физиологический анализ позволяет проследить всю последовательность проявлений агрессивного поведения, начиная с морфологических мозговых структур и заканчивая видоспецифическими моторными паттернами (Хайнд, 1975; Eibl-Eibesfeldt, 1985; Корнетов, 1990; Самохвалов, 1993; Stoff, 1996; Дерягина, 1997). Специфический набор моторных актов (мимики, позы, жеста, вокализации) составляют картину той или иной формы поведения, представляющую невербальный канал коммуникации, интегрированный на корково-подкорковом уровне. Эти двигательные параметры и составляют типологию агрессивного поведения.

Знание этологических проявлений агрессивного поведения, выражающегося в мимических, позных и жестовых (а также вокальных) двигательных актов позволяет выявить, а следовательно, предупредить развитие агрессивных тенденций, в том числе в различных этнических группах. О.В. Хренниковым (1997) был составлен глоссарий маркеров агрессивного поведения человека, представленного в виде элементов агрессивно-предупредительного, агрессивно-конфликтного и агрессивно-контактного поведения; определен половой диморфизм в типологии, структуре агрессивного поведения, а также в интенсивности проявлений элементов агрессии в общем контексте поведения; выделена типологическая специфика агрессивного поведения различных этнических групп, проявляющаяся в приоритете определенного канала коммуникации (мимика, поза, жест). Выявлены этнические различия в структуре развертывания агрессивной акции от демонстрации элементарных одиночных элементов агрессивного поведения до сложных моторных комплексов. Этологический метод позволяет прогнозировать развитие агрессивной активности (в том числе и скрываемой) по латентным признакам с учетом этнической (лингвистической) принадлежности человека [11].

Таким образом, упрощенная трактовка сущности и природы человеческой агрессии в работах К. Лоренца стала основой современного этологического подхода к ее изучению, который позволяет расширить возможности своевременного выявления, прогнозирования, контроля и коррекции агрессивного поведения.

От инстинкта к Человечности //Психологическая газета

Начнём, пожалуй, с эксперимента, показывающего связь поведения с инстинктами. Крыс вначале обучали быстро находить хлеб в экспериментальной камере, а затем, во время обеда, рядом помещали клетку с крысой, которая получала удар током. Крысы слышали писк боли и разделились на 3 группы в своем поведении: первая группа крыс отказывалась от еды и не подбегала к хлебу; вторая группа продолжала бегать и есть, не обращая внимание на страдания соседа; третья группа быстро хватала корм и убегала с ним в другой угол клетки, отворачивалась от жертвы и поедала корм. Кто-то может подумать, что это отвратительно, не гуманно. Но как же поведение мышек похоже на поведение человека!

Животные

Вершиной всех животных инстинктов является инстинкт самосохранения (индивидуальное проявление), сохранения вида (коллективное проявление). От него идут все остальные инстинкты, а от них уже мы наблюдаем поведенческие феномены: физиологические (прием пищи, сон и др.) забота (опека), игра, обучение, ухаживание, создание семьи, рождение детей, агрессия (в том числе и направленная на себя), альтруизм, сопереживание, иерархия, выстраивание границ, замещение, лень (экономия сил), любопытство, подражание, преодоление сопротивления (трудолюбие и достижение цели).

Таким образом, сама природа уже вложила во все живое необходимый и исчерпывающий запас поведенческих моделей для сохранения вида, его адаптации и постоянства.

Регулирует этот процесс эмоциональная сфера: если животному хорошо, значит оно делает все правильно, если плохо – неправильно. Учится животное именно на базе своих положительно и отрицательно окрашенных эмоций.

Почему же поведение животных, участвующих в эксперименте, отличалось? Дело в том, что выраженность того или иного инстинкта у всех разная. Скажем, болевой порог тоже у всех отличается — кому-то при одном и том же давлении на кожу становится больнее раньше, кому-то позже. И эта вариабельность проявляется во всем, включая и инстинктивное поведение. Поэтому одни животные были более, а другие менее чувствительны к страданиям своих сородичей.

Человек

Что же у человека? Наше поведение тоже весьма разнообразно, но помимо инстинктов, нашими реакциями управляет еще кое-что. Почему мы так часто страдаем и мучаемся, вместо того, чтобы пребывать в гармонии с окружающим миром? Почему у нас так много конфликтов, недоразумений, расстройств, слез и истерик, агрессии и злости, отчаяния и всего того, что «одним словом» можно назвать «эмоциональным дисбалансом»?

Ответ лежит на поверхности… Человек как существо, наделенное разумом, руководствуется в своем поведении (помимо инстинктов) идеальными установками. Чего сами себе надумали, того и ждем. А если надумали неправильно, а если не получаем того, что надумали, а если один думает так, а другой иначе? А если ничего не надумали?

У Человека вершиной, образующей поведение, является ожидание.

Приведу пример. Пришло время обеда и мы хотим есть. Это безусловный рефлекс, основанный на инстинкте самосохранения. Но мы себе сформировали ожидание относительно того, что хотим скушать и теперь это выглядит примерно так: «Хочу кушать, а что хочу? Борщ. Пойду куплю свеклу, капусту и так далее, сварю и поем, м-м-м, вкуснятина». То есть, мы сначала сформировали идеальный результат, а потом его пошли реализовывать. И хорошо, когда так, но бывает же совсем иначе… Мы не подумали заранее об этом борще, а резко захотели, пришли в кафе, сели, а там борща не оказалось или он не того вкуса. А если мы вообще не сформировали тот самый идеальный результат, то тут как лотерея: если повезет, останемся довольными обедом, а нет, то поедим, что придется, без особого энтузиазма. А если в процессе наслаждения едой нам вдруг расскажут неприятную новость? Или мы вдруг сами вспомним о важном деле? То станем реагировать как те крысы в начале статьи.

То есть, наши ожидания являются модуляторами инстинктов и регуляторами нашего поведения. Но разница в том, что главная цель инстинктов, рефлексов и потребностей – сохранение вида в индивидуальном и коллективном проявлении, а главная цель ожиданий – сохранение психоэмоционального баланса, индивидуального и коллективного. Но мы, люди, едва ли это осознаем, к сожалению.

А когда мы не «включаем» голову и не регулируем наше поведение собственными ожиданиями, то мы поддаемся инстинктам и стереотипам поведения. Автоматизированность поведения также является инстинктивной и биологически оправданной ради сохранения энергии.

Как же сделать свое поведение более эффективным? Как правильно сформировать ожидания? Как не расстроиться если что-то пойдет «не так»? Как совместить без конфликта свои ожидания с ожиданиями других людей?

Ожидания являются идеальным продолжением инстинктов и связаны именно с ними, но эволюционно появились позднее.

Ожидания бывают

Правомерные – это те, которые способствуют лучшей адаптации в коллективе. Например, родители вправе ожидать от детей хорошей успеваемости в школе, соблюдения правил дорожного движения, бережного отношения к имуществу. Это все «ложится» на инстинктивную потребность в обучении.
Неправомерные – это те, которые не способствуют лучшей адаптации в коллективе. Например, мама ожидает от сына, что тот станет хоккеистом/футболистом, а ребенок этого не хочет, страдает от нагрузок, испытывает стресс. Но мама при этом, не видит суть, а думает, что если отступит, то сын вырастет слабым, не будет доводить дело до конца…
Индивидуальные – это те, которые мы себе формируем сами, осознанно. Например, когда решаем получить второе высшее образование и связать судьбу не с экономикой (которая была выбрана неосознанно), а с ботаникой. Или выбрать свой темп работы, не гонясь за достижениями других. Или отдать ребенка в обычную школу, если ему тяжело в гимназии.
Коллективные – это те, которые поощряет и формирует общество. Мы идем по этому проторенному пути неосознанно. Например, стремиться к счастью, «позитивно» мыслить – такие ожидания таят в себе много опасностей, ввиду своей «однобокости», жизнь намного «богаче» на обстоятельства, нужно быть гибким и реально оценивать шансы. Либо «сглаживать» конфликты – если конфликт не вытащить наружу (фактически не создать), то и решить его не получится. Либо стремиться к успеху и материальному достатку – может появиться хронический стресс на этом пути и эмоциональные «срывы». Коллективные ожидания зачастую бывают неправомерными.
Осознаваемые – те, в которых мы отдаем себе отчёт. А именно: формируем и чётко себе представляем цель, мысленно моделируем результаты её достижения, планируем действия для её реализации.
Неосознаваемые – это как раз те, которые достались нам от значимых людей. Их можно назвать и сценарными, потому что они происходят от копирования поведения своих близких.

Если человек ранее не усвоил опыт своих сородичей в определенной сфере и не сформировал ожидания, то его поведением могут руководить инстинкты.

Пример из практики

За психологической консультацией обратилась мама мальчика 6 лет, который боялся контакта с насекомыми, особенно летающими и кусающими. Страх доходил до паники, из-за возможности встретить насекомое ребенок отказывался гулять, купаться. В данном случае ни пример поведения родителей, ни объяснения не помогали, ребенок страдал. Страдали и родители. Поскольку у мальчика был сильно выражен инстинкт самосохранения (он берег себя от возможных повреждений повсеместно: не залезал высоко на детской площадке, не купался там, где глубоко даже с жилетом, не любил батуты и аниматоров), то нужно было сформировать у него ситуативную сферу ожиданий с помощью техники «эмоционального замещения». Делать это следовало в 2 этапа: на первом этапе нужно было заранее планировать предстоящее, но это не всегда возможно, а на втором этапе — работать по ситуации. Испугался шмеля, отошли из «горячей точки» и начали балансировать эмоции: проговорить сначала, чего я боюсь делать или что я боюсь, что сделает кто-то (я боюсь, что меня укусит шмель и мне будет больно), затем переформулировать ожидание (я перестал бояться, что меня укусит шмель, я так рад, что не замечаю шмелей, они перестали меня волновать). Такая балансировка успокаивает мозг, человек начинает сам искать нужные доводы в пользу нового ожидания и стремиться его подтвердить. Но проговаривать это нужно до тех пор, пока не закрепится новый результат встречи со шмелем. Как только становится страшно, необходимо заменять одно ожидание, негативное, другим, позитивным. Мальчик справился с ситуацией, мама научилась технике и с успехом применяет ее в остальных случаях.

Психологические рекомендации

• Знать свои ожидания;
• Говорить о своих ожиданиях другим;
• Конструктивно разрешать межличностный конфликт ожиданий (когда один ожидает одного, а другой другого) путем социального договора, который заканчивается формулой «и ты доволен – и я доволен»;
• Уважать право других на свои ожидания;
• Узнавать у других об их ожиданиях;
• Контролировать инстинктивное поведение.

Чтобы стать ХОЗЯИНОМ своего поведения

Разделите свою жизнь на сферы и проанализируйте, что вы ожидаете от себя в этих сферах, от своих близких и дальних людей. Правомерны ли ваши ожидания? Индивидуальные они или коллективные?

Запомните: обиды, гнев, слезы, «заедание» и многие другие негативные переживания – все это от нереализованных ожиданий. Страх, тревога – от несформированных или негативно сформированных ожиданий. А положительные эмоции – от реализованных или запланированных ожиданий, индивидуальных или коллективных.

Но такое эффективное поведение – это большой труд. Ведь каждый раз, когда мы будем злиться, обижаться, грустить, испытывать страх, мы должны будем анализировать, какие ожидания не реализовались, пока не сформируется «автоматизм» такого мышления.

Полезно жалеть себя и других, ведь ваши или их ожидания не оправдались, как правило, после этого напряжение уходит.

Анализируйте раздражение других людей, какие их ожидания вы не оправдали, поговорите с ними, ведь их ожидания могут быть неправомерными.

Применяйте технику «подушки безопасности» для своего эмоционального баланса: когда чего-то ждете, одинаково представьте, что будет с вами, если это случится и что будет, если не случится. Такая техника позволяет натренировать свою эмоциональную независимость от внешних обстоятельств, соответственно приходит спокойствие, а с ним вы станете и здоровее, и энергичнее. Однако помимо спокойствия необходимы адекватные действия, то есть, нужно делать то, что нужно в конкретной ситуации, одним лишь спокойствием дело не решить. Движение к задуманному ожиданию – это просто последовательность необходимых действий.

Используйте технику «эмоционального замещения», с помощью которой можно не только сбалансировать свои эмоции, но и приучиться легко справляться как с негативными ожиданиями, так и с инстинктивными реакциями, как в описанном выше случае.

Соблюдая эти простые правила, не перестаешь удивляться, как много мы НЕ знаем о том, чего ждем сами и чего ждут другие, как много всего мы делаем автоматически, неосознанно, как много в нас инстинктивного поведения и коллективных ожиданий… Познавание себя – это самое увлекательное занятие длиною в жизнь, и именно эта возможность дана Человеку!

ФГБНУ НЦПЗ. ‹‹Медицинская психология››

Существуют преимущественно непосредственно жизненные раздражения, с помощью которых возникает эффективность у животных, и определенные центры, вокруг которых она группируется: принятие пищи, половое влечение, самозащита. Эти группы мы называем инстинктами.

Возникает раздражение из какой-нибудь подобной группы и пробуждает, как можно полагать, сильное разлитое аффективное состояние, разряжающееся в моторных реакциях. Эти моторные разряжения соответствуют, как мы видели, в той же степени человеческим формам выражения радости, вожделения, страха и ненависти, в какой они являются одновременно и полезными, т. е. заключают в себе акты приближения, устрашения или бегства в отношении предмета, возбуждающего аффект. Подобные формы реакции, которые выражение аффекта и выражение воли (т. е. тенденциозные, имеющие целевой характер, направление на объект) представляют соединенными в одно целое, мы обозначаем как реакции влечений (Triebreaction), сильные же, но темные разлитые эффективные процессы, которые мы предполагаем за ними, — как влечения (Trieb). Также и обнаружения эффекта у маленьких детей заключают в себе гораздо больше тенденциозного, чем у взрослого, мы ясно видим цель, которую ребенок желает достигнуть при помощи их, и мы улыбаемся этому. Взрослому, у которого двигательные механизмы для выражения аффекта и воли сильно дифференцированы, удается с гораздо большим трудом заставить волевые тенденции моторно войти в формы выражения эффекта. Он либо реагирует на какое-нибудь положение рефлекторно, движениями, служащими для выражения аффекта (эти последние непроизвольны), либо, имея определенную цель, пытается произвольно воспроизвести формы выражения аффекта; в последнем случае у большинства людей они выходят «деланными» и «театральными», т. е. мы чувствуем несовместность двигательных актов между собой, они не переходят плавно друг в друга.

Понятия «влечение» и «инстинкт» часто употребляются в одинаковом значении, и их нельзя отделить друг от друга. При этом «влечение» обозначает сам аффективный процесс, «инстинкт» же — специальную, как бы отчеканенную, формулу действия, в которой аффект себя проявляет.

Лучше всего различие между инстинктивным и разумным (основанным на размышлении, целесообразным) действиями можно уяснить, пользуясь понятиями Альвердеса: действия человека и животных состоят из постоянных (К-константы) и переменных (П) элементов, причем под постоянными элементами следует понимать перешедшую по наследству (не через традицию) неподвижную по своей формуле часть действия, «готовый наследственный капитал способов поведения» (Бюлер), под переменными, — напротив, часть действия, которое приспособляет живое существо к меняющимся условиям среды самостоятельно, неодинаковым образом. Постоянные и переменные части не абсолютно противоположны друг другу, э являются конечными пунктами ряда переходов. Так и в неподвижные инстинктивные механизмы (например, постройка гнезда птицей) входят переменные, приспособленные к ситуации компоненты (при выборе места для гнезда и применении материалов). Действия, в которых превалируют постоянные элементы, называют инстинктивными или действиями, основанными на влечении, те, в которых преобладают переменные элементы, — разумными или основанными на размышлении, целесообразными действиями.

При этом бросается в глаза, что у человека гораздо больше разумных действий, чем у животных. Почти все у человека со дня рождения должно быть упражняемо и выучиваемо, только весьма немногие из самых жизненных формул действия, как, например, сосание новорожденного или половой акт взрослого, даны без опыта, в инстинктивной форме. Но не следует забывать, что и самые изменчивые в отдельных своих проявлениях человеческие действия в основе имеют инстинктивный компонент; общая тенденция направления определена наследственно, конкретное выполнение происходит в соответствии с интеллектом. Таким образом, противопоставление «природы» и «культуры», ведущее свое происхождение от рационалистической философии, особенно от Руссо, и действующее еще также в психоаналитической теории, верно только весьма условно.

Такие сложные культурные установления, как этика, государство и религия, брак, обычаи и нравы, являются непроизвольно и свободно выдуманными искусственными продуктами законодателей, жрецов, каст, но, повторяясь в своих основных направлениях в психологии народов и будучи сильно окрашены аффективно (а не рационально прежде всего), они коренятся в народном сознании. Инстинктивно внедрены в сознание не только те установки, которые у человека стараются обозначить преимущественно как влечение, например сексуальность, но также и предрасположение к подавлению влечений, к социальному приспособлению, из которых формируются этические нормы.

Во многих случаях бывает трудно отделить способы поведения человека, ставшие устойчивыми и привычными благодаря традиции, от закрепленных, благодаря наследственности, в виде инстинктов. Многие из переданных традицией обычаев и социальных порядков первобытных народов (например, порядки заключения брака) по своей устойчивости и однообразию стоят недалеко от инстинктов животных; в своей основе они, вероятно, имеют постоянные инстинктивные компоненты (например, встречающееся у некоторых видов животных инстинктивное избегание инцеста как корень экзогамии) и по своему биологическому способу действия и относительной целесообразности подобны инстинктам.

Как инстинктивные, так и разумные действия направлены на биологическую целесообразность. При этом целесообразность инстинктивных действий — суммарная, целесообразность разумных — ситуативная, т. е. приспособленная к отдельной ситуации. Преимущество разумных действий лежит именно в этой лучшей приспособленности к отдельному случаю, а недостаток — в тяжести заучивания и затруднительности при каждом их начале. Преимущество инстинктивного действия заключается в его постоянной готовности к употреблению, молниеносной быстроте и автоматической верности его применения; его недостатком можно считать неподвижность, которая при смене ситуации может производить прямо противоположное тому, на что оно целесообразно направлено и благодаря чему оно часто причиняет индивидууму серьезный вред. В жизни животных есть гротескные примеры этого: например, стрекоза, которая, как машина для пожирания, отгрызает свою собственную заднюю часть тела, когда последняя оказывается близко ко рту, или Фолькельтовский паук, который может схватить свою добычу в раз навсегда сделавшейся привычной ситуации, т. е. в гнезде, а при другом положении может умереть с голоду рядом с мухой. У человека преимущества и недостатки обоих способов поведения можно хорошо сравнить в синдромах ужаса и паники и при многих близких к инстинктам истерических механизмах.

Мотивация и личность. Глава 6. Инстинктоподобная природа базовых потребностей — Гуманитарный портал

Теория инстинктов Необходимость пересмотра теории инстинктов Теория базовых потребностей, о которой мы говорили в предыдущих главах, настоятельно требует пересмотра теории инстинктов. Это необходимо хотя бы для того, чтобы иметь возможность дифференцировать инстинкты на более базовые и менее базовые, более здоровые и менее здоровые, более естественные и менее естественные. Более того, наша теория базовых потребностей, как и другие аналогичные теории [353, 160, неизбежно поднимает ряд проблем и вопросов, которые требуют немедленного рассмотрения и уточнения. В их ряду, например, необходимость отказа от принципа культурной относительности, решение вопроса о конституциональной обусловленности ценностей, необходимость ограничения юрисдикции ассоциативно-инструментального научения и тому подобного. Имеются и другие соображения, теоретические, клинические и экспериментальные, которые подталкивают нас к переоценке отдельных положений теории инстинктов, а, быть может, даже к её полному пересмотру. Эти же соображения заставляют меня скептически отнестись ко мнению, особенно широко распространившемуся в последнее время в среде психологов, социологов и антропологов. Я говорю здесь о незаслуженно высокой оценке таких личностных черт, как пластичность, гибкость и адаптивность, о преувеличенном внимании к способности к научению. Мне представляется, что человек гораздо более автономен, гораздо более самоуправляем, нежели предполагает за ним современная психология, и это моё мнение базируется на следующих теоретических и экспериментальных соображениях: Концепция гомеостаза Кэннона (78), инстинкт смерти Фрейда (138) и тому подобное. Эксперименты по изучению аппетита, пищевых предпочтений и гастрономических вкусов [492, 491. Эксперименты Леви по изучению инстинктов (264–269), а также его исследование материнской сверх-опеки (263) и аффективного голода. Обнаруженные психоаналитиками пагубные последствия раннего отлучения ребёнка от груди и настойчивого привития навыков туалета. Наблюдения, заставившие многих педагогов, воспитателей и детских психологов-практиков признать необходимость предоставления ребёнку большей свободы выбора. Концепция, лежащая в основе роджерсовской терапии. Многочисленные неврологические и биологические данные, приводимые сторонниками теорий витализма (112) и эмерджентной эволюции (46), современными эмбриологами (435) и такими холистами как Гольдштейн (160), — данные о случаях спонтанного восстановления организма после полученной травмы. Эти и ряд других исследований, которые я буду цитировать далее, укрепляют моё мнение о том, что организм обладает гораздо большим запасом прочности, гораздо большей способностью к самозащите, саморазвитию и самоуправлению, чем нам казалось до сих пор. Кроме того, результаты последних исследований ещё раз убеждают нас в теоретической необходимости постулирования некой позитивной тенденции к росту или к самоактуализации, заложенной в самом организме, тенденции, в корне отличной от уравновешивающих, консервационных процессов гомеостаза и от реакций на внешние воздействия. Многие мыслители и философы, в числе которых столь разные, как Аристотель и Бергсон, в той или иной форме, с большей или меньшей прямотой уже предпринимали попытки постулировать эту тенденцию, тенденцию к росту или к самоактуализации. О ней говорили и психиатры, и психоаналитики, и психологи. О ней рассуждали Гольдштейн и Бюлер, Юнг и Хорни, Фромм, Роджерс и многие другие учёные. Однако самым весомым аргументом в пользу необходимости обращения к теории инстинктов служит, наверное, опыт психотерапии и особенно опыт психоанализа. Факты, которые предстают перед психоаналитиком, неумолимы, хотя и не всегда очевидны; перед психоаналитиком всегда стоит задача дифференциации желаний (потребностей, импульсов) пациента, проблема отнесения их к разряду более базовых или менее базовых. Он постоянно сталкивается с одним очевидным фактом: фрустрация одних потребностей приводит к патологии, тогда как фрустрация других не вызывает патологических последствий. Или: удовлетворение одних потребностей повышает здоровье индивидуума, а удовлетворение других не вызывает такого эффекта. Психоаналитик знает, что есть потребности ужасно упрямые и своевольные. С ними не удастся сладить уговорами, задабриваниями, наказаниями, ограничениями; они не допускают альтернативы, каждую из них может удовлетворить только один-единственный, внутренне соответствующий ей «удовлетворитель». Эти потребности крайне требовательны, они заставляют индивидуума осознанно и неосознанно искать возможности для их удовлетворения. Каждая из таких потребностей предстаёт перед человеком как упрямый, непреодолимый, не поддающийся логическому объяснению факт; факт, который нужно воспринимать как данность, как точку отсчёта. Весьма показательно, что практически все существующие течения психиатрии, психоанализа, клинической психологии, социальной и детской терапии, несмотря на принципиальные расхождения по многим вопросам, вынуждены сформулировать ту или иную концепцию инстинктоподобия потребностей. Опыт психотерапии заставляет нас обратиться к видовым характеристикам человека, к его конституции и наследственности, вынуждает отказаться от рассмотрения его внешних, поверхностных, инструментальных привычек и навыков. Всякий раз, когда терапевт сталкивается с этой дилеммой, он отдаёт предпочтение анализу инстинктивных, а не условных, реакций индивидуума, и именно этот выбор служит базовой платформой психотерапии. Столь насущная необходимость в выборе вызывает сожаление, потому что, и мы ещё вернёмся к обсуждению этого вопроса, существуют иные, промежуточные и более важные, альтернативы, предоставляющие нам большую свободу выбора; одним словом, дилемма, упомянутая здесь, — не единственно возможная. И всё же сегодня уже очевидно, что теория инстинктов, особенно в тех формах, в каких она представлена Мак-Даугаллом и Фрейдом, нуждается в пересмотре в соответствии с новыми требованиями, выдвигаемыми динамическим подходом. Теория инстинктов, бесспорно, содержит ряд важных положений, пока не оценённых должным образом, но в то же время явная ошибочность её основных положений затмевает достоинства других. Теория инстинктов видит в человеке самодвижущуюся систему, она основывается на том, что человеческое поведение детерминировано не только внешними, средовыми факторами, но и собственной природой человека; она утверждает, что в человеческой природе заложена готовая система конечных целей и ценностей и что при наличии благоприятных средовых воздействий человек стремится избежать болезни, а следовательно желает именно того, в чём действительно нуждается (что хорошо для него). Теория инстинктов опирается на то, что все люди составляют единый биологический вид, и утверждает, что поведение человека обусловлено теми или иными мотивами и целями, присущими виду в целом; она обращает наше внимание на тот факт, что в экстремальных условиях, когда организм всецело предоставлен самому себе, своим внутренним резервам, он проявляет чудеса биологической эффективности и мудрости, и факты эти ещё ждут своих исследователей. Ошибки теории инстинктов Считаю необходимым сразу же подчеркнуть, что многие ошибки теории инстинктов, даже самые возмутительные и заслуживающие резкого отпора, ни в коем случае не неизбежны или внутренне присущи данной теории как таковой, что эти заблуждения разделялись не только последователями теории инстинктов, но и её критиками. Наиболее вопиющие ошибки теории инстинктов — ошибки семантические и логические. Инстинктивистов вполне заслуженно обвиняют в том, что они изобретают инстинкты ad hoc, прибегают к понятию инстинкта всякий раз, когда не могут объяснить конкретное поведение или определить его истоки. Но мы, зная об этой ошибке, будучи предупреждены о ней, конечно же, сумеем избежать гипостазирования, то есть смешения факта с термином, не станем строить шаткие силлогизмы. Мы гораздо искушённее в семантике, нежели инстинктивисты. Сегодня мы обладаем новыми данными, предоставленными нам этнологией, социологией и генетикой, и они позволят нам избежать не только этно- и классоцентризма, но и упрощённого социального дарвинизма, которым грешили ранние инстинктивисты и который заводил их в тупик. Теперь мы можем понять, что неприятие, которое встретила в научных кругах этнологическая наивность инстинктивистов, было излишне радикальным, излишне горячим. В результате мы получили другую крайность — теорию культурного релятивизма. Эта теория, широко распространённая и пользовавшаяся большим влиянием в последние два десятилетия, сейчас подвергается жёсткой критике (148). Несомненно, пришла пора вновь направить наши усилия на поиск межкультурных, общевидовых характеристик, как это делали инстинктивисты, и мне думается, что мы сумеем избежать как этноцентризма, так и гипертрофированного культурного релятивизма. Так, например, мне кажется очевидным, что инструментальное поведение (средство) детерминировано культуральными факторами в гораздо большей степени, чем базовые потребности (цели). Большинство анти-инстинктивистов 1920–1930 годов, такие, например, как Бернард, Уотсон, Куо и другие, критикуя теорию инстинктов, говорили главным образом о том, что инстинкты нельзя описать в терминах отдельных реакций, вызванных специфическими раздражителями. В сущности, они обвиняли инстинктивистов в приверженности бихевиористскому подходу, и в целом они были правы, — инстинкты действительно не укладываются в упрощённую схему бихевиоризма. Однако сегодня такая критика уже не может считаться удовлетворительной, потому что сегодня и динамическая, и гуманистическая психология исходят из того, что никакая мало-мальски значимая, целостная характеристика человека, никакая целостная форма активности не может быть определена только в терминах «стимул-реакция». Если мы утверждаем, что любой феномен нужно анализировать в его цельности, то это ещё не означает, что мы призываем игнорировать свойства его компонентов. Мы не против того, чтобы рассматривать рефлексы, например, в контексте классических животных инстинктов. Но при этом мы понимаем, что рефлекс — это исключительно моторный акт, инстинкт же помимо моторного акта включает в себя биологически детерминированный импульс, экспрессивное поведение, функциональное поведение, объект-цель и аффект. Даже с точки зрения формальной логики я не могу объяснить, почему мы должны постоянно делать выбор между абсолютным инстинктом, инстинктом, завершённым во всех его компонентах, и не-инстинктом. Почему бы нам ни говорить об остаточных инстинктах, об инстинктоподобных аспектах влечения, импульса, поведения, о степени инстинктоподобия, о парциальных инстинктах? Очень многие авторы бездумно употребляли термин «инстинкт», используя его для описания потребностей, целей, способностей, поведения, восприятия, экспрессивных актов, ценностей, эмоций как таковых и сложных комплексов этих явлений. В результате это понятие практически утратило смысл; практически любую из известных нам человеческих реакций, как особо отмечают Мармор (289) и Бернард (47), тот или иной автор может отнести к разряду инстинктивных. Основная наша гипотеза состоит в том, что из всех психологических составляющих человеческого поведения только мотивы или базовые потребности могут считаться врождёнными или биологически обусловленными (если не всецело, то хотя бы в определённой степени). Само же поведение, способности, когнитивные и аффективные потребности, по нашему мнению, не имеют биологической обусловленности, эти явления есть либо продуктом научения, либо способом выражения базовых потребностей. (Разумеется, многие из присущих человеку способностей, например, цветовое зрение, в значительной степени детерминированы или опосредованы наследственностью, но сейчас речь не о них). Другими словами, в базовой потребности есть некий наследственный компонент, который мы будем понимать как своеобразную конативную нужду, не связанную с внутренним, целеполагающим поведением, или как слепой, нецеленаправленный позыв, вроде фрейдовских импульсов Ид. (Ниже мы покажем, что источники удовлетворения этих потребностей также имеют биологически обусловленный, врождённый характер.) Поведение целенаправленное (или функциональное) возникает в результате научения. Сторонники теории инстинктов и их оппоненты мыслят в категориях «всё или ничего», они рассуждают только об инстинктах и не-инстинктах, вместо того, чтобы задуматься о той или иной мере инстинктивности того или иного психологического феномена, и в этом состоит их главная ошибка. И в самом деле, разумно ли предполагать, что весь сложнейший набор человеческих реакций всецело детерминирован одной лишь наследственностью или вовсе не детерминирован ей? Ни одна из структур, лежащих в основе сколько-нибудь целостных реакций, даже самая простая структура, лежащая в основе сколько-нибудь целостной реакции, не может быть детерминирована только генетически. Даже цветной горошек, эксперименты над которым позволили Менделю сформулировать знаменитые законы распределения наследственных факторов, нуждается в кислороде, воде и подкормке. Если уж на то пошло, то и сами гены существуют не в безвоздушном пространстве, а в окружении других генов. С другой стороны совершенно очевидно, что никакая из человеческих характеристик не может быть абсолютно свободной от влияния наследственности, потому что человек — дитя природы. Наследственность выступает предпосылкой всего человеческого поведения, каждого поступка человека и каждой его способности, то есть, что бы ни сделал человек, он может это сделать только потому, что он — человек, что он принадлежит к виду Homo, потому что он сын своих родителей. Столь несостоятельная с научной точки зрения дихотомия повлекла за собой ряд неприятных последствий. Одним из них стала тенденция, в соответствии с которой любую активность, если в ней обнаруживался хоть какой-то компонент научения, стали считать неинстинктивной и наоборот, любую активность, в которой проявлялся хоть какой-то компонент наследственности — инстинктивной. Но как мы уже знаем, в большинстве, если не во всех человеческих характеристиках с лёгкостью обнаруживаются и те, и другие детерминанты, а значит и сам спор между сторонниками теории инстинктов и сторонниками теории научения чем дальше, тем больше начинает напоминать спор между партией остроконечников и тупоконечников. Инстинктивизм и анти-инстинктивизм — две стороны одной медали, две крайности, два противоположных конца дихотомии. Я уверен, что мы, зная об этой дихотомии, сумеем избежать её. Научной парадигмой теоретиков-инстинктивистов были животные инстинкты, и это стало причиной очень многих ошибок, в том числе их неспособности разглядеть уникальные, чисто человеческие инстинкты. Однако самым большим заблуждением, закономерно вытекающим из изучения животных инстинктов, явилась, пожалуй, аксиома об особой мощности, о неизменности, неуправляемости и неподконтрольности инстинктов. Но аксиома эта, справедливая разве что применительно к червям, лягушкам и леммингам, явно непригодна для объяснения человеческого поведения. Даже признавая, что базовые потребности имеют определённую наследственную базу, мы можем наделать кучу ошибок, если будем определять меру инстинктивности на глазок, если будем считать инстинктивными только те поведенческие акты, только те характеристики и потребности, которые не имеют явной связи с факторами внешней среды или отличаются особой мощностью, явно превышающей силу внешних детерминант. Почему бы нам не допустить, что существуют такие потребности, которые, несмотря на свою инстинктоидную природу, легко поддаются репрессии, которые могут быть сдержаны, подавлены, модифицированы, замаскированы привычками, культурными нормами, чувством вины и тому подобным (как это, по-видимому, происходит с потребностью в любви)? Словом, почему бы нам не допустить возможность существования слабых инстинктов? Именно эта ошибка, именно такое отождествление инстинкта с чем-то мощным и неизменным, скорее всего, и стало причиной резких нападок культуралистов на теорию инстинктов. Мы понимаем, что никакой этнолог не сможет даже на время отвлечься от идеи о неповторимом своеобразии каждого народа, и потому с гневом отвергнет наше предположение и присоединится к мнению наших оппонентов. Но если бы все мы с надлежащим уважением относились и к культурному, и к биологическому наследию человека (как это делает автор данной книги), если бы мы рассматривали культуру просто как более мощную силу по сравнению с инстинктоидными потребностями (как это делает автор данной книги), то мы бы уже давно не видели ничего парадоксального в утверждении о том, что наши слабые, хрупкие инстинктоидные потребности нуждаются в защите от более устойчивых и более мощных культурных влияний. Попытаюсь быть ещё более парадоксальным — по моему мнению, в каком-то смысле инстинктоидные потребности в каком-то смысле сильнее тех же культурных влияний, потому что они постоянно напоминают о себе, требуют удовлетворения, и потому что их фрустрация приводит к пагубным патологическим последствиям. Вот почему я утверждаю, что они нуждаются в защите и покровительстве. Чтобы стало совсем понятно, выдвину ещё одно парадоксальное заявление. Я думаю, что вскрывающая психотерапия, глубинная терапия и инсайт-терапия, которые объединяют в себе практически все известные методы терапии, кроме гипноза и поведенческой терапии, имеют одну общую черту, они обнажают, восстанавливают и укрепляют наши ослабленные, утраченные инстинктоидные потребности и тенденции, наше задавленное, задвинутое в дальний угол животное Я, нашу субъективную биологию. В самом очевидном виде, самым конкретным образом такую цель ставят только организаторы так называемых семинаров личностного роста. Эти семинары — одновременно психотерапевтические и образовательные — требуют от участников чрезвычайно больших трат личностной энергии, полной самоотдачи, невероятных усилий, терпения, мужества, они очень болезненны, они могут длиться всю жизнь и всё равно не достичь поставленной цели. Нужно ли учить собаку, кошку или птицу как быть собакой, кошкой или птицей? Ответ очевиден. Их животные импульсы заявляют о себе громко, внятно и распознаются безошибочно, тогда как импульсы человека чрезвычайно слабы, неотчётливы, спутаны, мы не слышим, что они шепчут нам, и поэтому должны учиться слушать и слышать их. Неудивительно, что спонтанность, естественность поведения, свойственную представителям животного мира, мы чаще замечаем за самоактуализирующимися людьми и реже — за невротиками и не очень здоровыми людьми. Я готов заявить, что сама болезнь — это ничто иное, как утрата животного начала. Четкое отождествление со своей биологией, «животность» парадоксальным образом приближают человека к большей духовности, к большему здоровью, к большему благоразумию, к большей (организмической) рациональности. Сосредоточенность на изучении животных инстинктов повлекла за собой ещё одну, возможно, ещё более страшную ошибку. По неким непонятным, загадочным для меня причинам, объяснить которые смогли бы, наверное, только историки, в западной цивилизации утвердилось представление о том, что животное начало — это дурное начало, что наши примитивные импульсы — это эгоистичные, корыстные, враждебные, дурные импульсы. 22 Теологи называют это первородным грехом или голосом дьявола. Фрейдисты называют это импульсами Ид, философы, экономисты, педагоги придумывают свои названия. Дарвин был настолько убеждён в дурной природе инстинктов, что основным фактором эволюции животного мира счёл борьбу, соревнование, и совершенно не заметил проявлений сотрудничества, кооперации, которые, однако, легко сумел разглядеть Кропоткин. Именно такой взгляд на вещи заставляет нас отождествлять животное начало человека с хищными, злобными животными, такими как волки, тигры, кабаны, стервятники, змеи. Казалось бы, почему нам не приходят на ум более симпатичные звери, например, олени, слоны, собаки, шимпанзе? Очевидно, что вышеупомянутая тенденция самым непосредственным образом связана с тем, что животное начало понимается как плохое, жадное, хищное. Если уж так необходимо было найти подобие человеку в животном мире, то почему бы не выбрать для этого животное, действительно похожее на человека, например, человекообразную обезьяну? Я утверждаю, что обезьяна как таковая, в общем-то, гораздо более милое и приятное животное, чем волк, гиена или червь, к тому же она обладает многими из тех качеств, что мы традиционно относим к добродетелям. С точки зрения сравнительной психологии мы, право же, больше похожи на обезьяну, чем на какого-нибудь гада, а потому я ни за что не соглашусь с тем, что животное начало человека — злобное, хищное, дурное (306). К вопросу о неизменности или немодифицируемости наследственных черт нужно сказать следующее. Даже если допустить, что существуют такие человеческие черты, которые детерминированы одной лишь наследственностью, только генами, то и они подвержены изменениям и, может быть даже, легче, чем любые другие. Такая болезнь как рак в значительной степени обусловлена наследственными факторами, и всё-таки учёные не оставляют попыток искать способы профилактики и лечения этой страшной болезни. То же самое, можно сказать об интеллекте, или IQ. Нет сомнений, что в известной степени интеллект определяется наследственностью, но никто не возьмётся оспаривать тот факт, что его можно развить при помощи образовательных и психотерапевтических процедур. Мы должны допустить возможность большей вариативности в области инстинктов, чем допускают это теоретики-инстинктивисты. Очевидно, что потребность в познании и понимании обнаруживается далеко не у всех людей. У умных людей она выступает как насущная потребность, тогда как у слабоумных она представлена лишь в рудиментарном виде или отсутствует вовсе. Так же обстоит дело и с материнским инстинктом. Исследования Леви (263) выявили очень большую вариативность в выраженности материнского инстинкта, настолько большую, что можно заявить, что некоторые женщины вовсе не имеют материнского инстинкта. Специфические таланты или способности, которые, по-видимому, обусловлены генетически, например, музыкальные, математические, художественные способности (411), обнаруживаются у очень немногих людей. В отличие от животных инстинктов, инстинктоидные импульсы могут исчезнуть, атрофироваться. Так, например, у психопата нет потребности в любви, потребности любить и быть любимым. Утрата этой потребности, как мы теперь знаем, перманентна, невосполнима; психопатия не поддаётся лечению, во всяком случае, с помощью тех психотерапевтических техник, которыми мы располагаем в настоящее время. Можно привести и другие примеры. Исследование эффектов безработицы, проведённое в одной из австрийских деревень (119), как и ряд других аналогичных этому исследований, показало, что продолжительная безработица оказывает не просто деморализующее, а даже разрушительное воздействие на человека, так как угнетает некоторые из его потребностей. Будучи однажды угнетёнными, эти потребности могут угаснуть навсегда, они не пробудятся вновь даже в случае улучшения внешних условий. Аналогичные этим данные получены при наблюдениях за бывшими узниками нацистских концлагерей. Можно вспомнить также наблюдения Бэйтсона и Мид (34), изучавших культуру балинезийцев. Взрослого балинезийца нельзя назвать «любящим» в нашем, западном, понимании этого слова, и он, по всей видимости, вообще не испытывает потребности в любви. Балинезийские младенцы и дети реагируют на недостаток любви бурным, безутешным плачем (этот плач запечатлела кинокамера исследователей), а значит, мы можем предположить, что отсутствие «любовных импульсов» у взрослого балинезийца — это приобретённая черта. Я уже говорил, что по мере восхождения по филогенетической лестнице мы обнаруживаем, что инстинкты и способность к адаптации, способность гибко реагировать на изменения в окружающей среде начинают выступать как взаимоисключающие явления. Чем более выражена способность к адаптации, тем менее отчётливы инстинкты. Именно эта закономерность стала причиной очень серьёзного и даже трагического (с точки зрения исторических последствий) заблуждения — заблуждения, корни которого уходят в древность, а суть сводится к противопоставлению импульсивного начала рациональному. Мало кому приходит в голову мысль, что оба этих начала, обе эти тенденции инстинктивны по своей природе, что они не антагонистичны, но синергичны друг другу, что они устремляют развитие организма в одном и том же направлении. Я убеждён, что наша потребность в познании и понимании может быть столь же конативной, как и наша потребность в любви и принадлежности. В основе традиционной дихотомии «инстинкт-разум» лежат неверное определение инстинкта и неверное определение разума — определения, при которых одно определяется как противоположное другому. Но если мы переопределим эти понятия в соответствии с тем, что нам известно на сегодняшний день, то мы обнаружим, что они не только не противоположны друг другу, но и не так уж сильно отличаются одно от другого. Здоровый разум и здоровый импульс устремлены к одной и той же цели; у здорового человека они ни в коем случае не противоречат друг другу (но у больного они могут быть противоположны, оппозиционны друг другу). Имеющиеся в нашем распоряжении научные данные указывают на то, что для психического здоровья ребёнка необходимо, чтобы он чувствовал себя защищённым, принятым, любимым и уважаемым. Но ведь как раз этого и желает (инстинктивно) ребёнок. Именно в этом смысле, чувственно и научно доказуемом, мы заявляем, что инстинктоидные потребности и рациональность, разум синергичны, а не антагонистичны друг другу. Их кажущийся антагонизм не более чем артефакт, и причина тому кроется в том, что предметом нашего изучения служат, как правило, больные люди. Если наша гипотеза подтвердится, то мы сможем, наконец, решить извечную проблему человечества, и вопросы вроде: «Чем должен руководствоваться человек — инстинктом или разумом?» или: «Кто главный в семье — муж или жена?» отпадут сами собой, утратят свою актуальность ввиду очевидной смехотворности. Пастор (372) со всей убедительностью продемонстрировал нам, особенно своим глубоким анализом теорий Мак-Даугалла и Торндайка (я бы добавил сюда и теорию Юнга и, может быть, теорию Фрейда), что теория инстинктов вызвала к жизни множество консервативных и даже антидемократических по своей сути социальных, экономических и политических последствий, обусловленных отождествлением наследственности с судьбой, с безжалостным, неумолимым роком. Но это отождествление ошибочно. Слабый инстинкт может обнаружиться, выразиться и получить удовлетворение только в том случае, если условия, предопределяемые культурой, благоприятствуют ему; плохие же условия подавляют, разрушают инстинкт. Например, в нашем обществе пока невозможно удовлетворение слабых наследственных потребностей, из чего можно сделать вывод, что условия эти требуют существенного улучшения. Однако взаимосвязь, обнаруженную Пастором (372), ни в коем случае нельзя считать ни закономерной, ни неизбежной; на основании этой корреляции мы можем лишь ещё раз заявить, что для оценки социальных явлений нужно обращать внимание не на один, а по меньшей мере на два континуума явлений. Противопоставление, выраженное континуумом «либерализм-консерватизм», уже уступает место таким парам континуальных антагонизмов как «социализм-капитализм» и «демократизм-авторитаризм», и эту тенденцию мы можем проследить даже на примере науки. Например, сегодня можно говорить о существовании таких подходов к изучению общества и человека, как экзогенно-авторитарно-социалистический, или экзогенно-социал-демократический, или экзогенно-демократически-капиталистический и так далее. В любом случае, если мы сочтём, что антагонизм между человеком и обществом, между личным и общественным интересом закономерен, неизбежен и непреодолим, то это будет уход от решения проблемы, неправомерная попытка игнорировать само её существование. Единственным разумным оправданием такой точки зрения можно счесть тот факт, что в больном обществе и в больном организме этот антагонизм действительно имеет место. Но даже в этом случае он не неизбежен, как это блестяще доказала Рут Бенедикт (40, 291, 312). А в хорошем обществе, по крайней мере в тех обществах, которые описала Бенедикт, этот антагонизм невозможен. При нормальных, здоровых социальных условиях личный и общественный интерес ни в коем случае не противоречат один другому, напротив, они совпадают друг с другом, синергичны друг другу. Причина живучести этого ложного представления о дихотомичности личного и общественного заключается только в том, что предметом нашего изучения до сих пор были в основном больные люди и люди, живущие в плохих социальных условиях. Естественно, что у таких людей, у людей, живущих в таких условиях, мы неизбежно обнаруживаем противоречие между личными и общественными интересами, и беда наша в том, что мы трактуем его как естественное, как биологически запрограммированное. Одним из недостатков теории инстинктов, как и большинства других теорий мотивации, была её неспособность обнаружить динамическую взаимосвязь и иерархическую систему, объединяющую человеческие инстинкты, или инстинктивные импульсы. До тех пор, пока мы будем рассматривать импульсы как самостоятельные, независимые друг от друга образования, мы не сможем приблизиться к решению множества насущных проблем, будем постоянно вращаться в заколдованном кругу псевдопроблем. В частности, такой подход не позволяет нам отнестись к мотивационной жизни человека как к целостному, унитарному явлению, обрекает нас на составление всевозможных списков и перечней мотивов. Наш же подход вооружает исследователя принципом ценностного выбора, единственно надёжным принципом, позволяющим рассматривать одну потребность как более высокую по сравнению с другой или как более важную или даже более базовую по отношению к другой. Атомистический подход к мотивационной жизни, напротив, неизбежно провоцирует нас на рассуждения об инстинкте смерти, о стремлении к Нирване, к вечному покою, к гомеостазу, к равновесию, ибо единственное, на что способна потребность сама по себе, если её рассматривать в отрыве от других потребностей, — это требовать своего удовлетворения, то есть собственного уничтожения. Но для нас совершенно очевидно, что, удовлетворив потребность, человек не обретает умиротворения и тем более счастья, потому что место утоленной потребности тут же занимает другая потребность, до поры не ощущавшаяся, слабая и забытая. Теперь она наконец-то может заявить о своих претензиях во весь голос. Нет конца человеческим желаниям. Бессмысленно мечтать об абсолютном, полном удовлетворении. От тезиса о низменности инстинкта недалеко до предположения о том, что самой богатой инстинктивной жизнью живут душевнобольные, невротики, преступники, слабоумные и отчаявшиеся люди. Это предположение закономерно вытекает из доктрины, согласно которой сознание, разум, совесть и мораль — явления внешние, наружные, показные, не свойственные человеческой природе, навязанные человеку в процессе «окультуривания», необходимые как сдерживающий фактор его глубинной природы, необходимые в том же смысле как необходимы кандалы закоренелому преступнику. В конце концов, в полном соответствии с этой ложной концепцией формулируется роль цивилизации и всех её институтов — школы, церкви, суда и органов правопорядка, призванных ограничить низменную, разнузданную природу инстинктов. Эта ошибка настолько серьёзна, настолько трагична, что мы можем поставить её на одну доску с такими заблуждениями, как вера в богоизбранность верховной власти, как слепая убеждённость в исключительной правоте той или иной религии, как отрицание эволюции и святая вера в то, что земля — это блин, лежащий на трёх китах. Все прошлые и настоящие войны, все проявления расового антагонизма и религиозной нетерпимости, о которых нам сообщает пресса, имеют в своей основе ту или иную доктрину, религиозную или философскую, внушающую человеку неверие в себя и в других людей, уничижающую природу человека и его возможности. Любопытно, но подобного ошибочного взгляда на человеческую природу придерживаются не только инстинктивисты, но и их оппоненты. Все те оптимисты, которые уповают на лучшее будущее человека — средовики, гуманисты, унитарии, либералы, радикалы, — все с ужасом открещиваются от теории инстинктов, ошибочно полагая, что именно она обрекает человечество на иррациональность, войны, антагонизм и закон джунглей. Инстинктивисты, упорствуя в своём заблуждении, не желают отказываться от принципа роковой неизбежности. Большая часть из них давно утратила всякий оптимизм, хотя есть и такие, которые активно исповедуют пессимистический взгляд на будущее человечества. Здесь можно провести аналогию с алкоголизмом. Одни люди скатываются в эту бездну стремительно, другие — медленно и постепенно, но результат один и тот же. Неудивительно, что Фрейда часто ставят в один ряд с Гитлером, ибо их позиции во многом схожи, и нет ничего странного в том, что такие замечательные люди как Торндайк и Мак-Даугалл, руководствуясь логикой низменной инстинктивности, пришли к антидемократическим выводам гамильтоновского толка. А ведь на самом деле, достаточно лишь перестать считать инстинктоидные потребности заведомо низменными или дурными, достаточно согласиться хотя бы с тем, что они нейтральные или даже хорошие, и тут же сотни псевдопроблем, над решением которых мы безуспешно ломаем головы уже много лет, отпадут сами собой. Если мы примем эту концепцию, то в корне изменится и наше отношение к научению, возможно даже, что мы откажемся от самого понятия «научение», которое непристойно сближает процессы воспитания и дрессировки. Каждый шаг, приближающий нас к согласию с нашей наследственностью, с нашими инстинктоидными потребностями, будет означать признание необходимости удовлетворения этих потребностей, будет снижать вероятность фрустрации. Ребёнок в меру депривированный, то есть ещё не до конца окультуренный, ещё не расставшийся со своим здоровым животным началом, без устали стремится к восхищению, безопасности, автономии и любви, и делает это, конечно же, по-своему, по-детски. Чем мы встречаем его усилия? Умудрённый опытом взрослый человек, как правило, реагирует на детские выходки словами: «Да он рисуется!» или: «Он просто хочет привлечь к себе внимание!», и эти слова, этот диагноз автоматически означают отказ во внимании и участии, повеление не давать ребёнку того, чего он ищет, не замечать его, не восхищаться им, не аплодировать ему. Однако, если мы научимся считаться с этими детскими призывами к любви, восхищению и обожанию, если мы научимся относиться к этим мольбам как к законным требованиям, как к проявлениям естественного права человека, если мы будем реагировать на них с тем же участием, с каким относимся к его жалобам на голод, жажду, боль или холод, то мы перестанем обрекать его на фрустрацию, станем для него источником удовлетворения этих потребностей. Такой воспитательный режим повлечёт за собой одно-единственное, но очень важное последствие — отношения между родителем и ребёнком станут более естественными, спонтанными, веселыми, в них будет больше приязни и любви. Не подумайте, что я ратую за тотальную, абсолютную вседозволенность. Прессинг инкультурации, то есть воспитания, дисциплины, формирования социальных навыков, подготовки к будущей взрослой жизни, осознания потребностей и желаний других людей, в какой-то степени, разумеется, необходим, но процесс воспитания перестанет раздражать нас и ребёнка только тогда, когда его будет окружать атмосфера приязни, любви и уважения друг к другу. И уж, конечно, не может быть и речи ни о каком потакании невротическим потребностям, дурным привычкам, наркотической зависимости, фиксациям, потребности в знакомом или любым другим не инстинктоидным потребностям. И наконец, нельзя забывать о том, что кратковременная фрустрация, жизненный опыт, даже трагедии и несчастья могут иметь благоприятные и целительные последствия. Концепция инстинктоидности базовых потребностей Все вышеизложенные соображения позволяют мне выдвинуть гипотезу о том, что базовые потребности по своей природе (в определённом смысле и в определённой степени) конституциональны, или наследственны. Я прекрасно понимаю, что такого рода гипотеза сегодня не может быть подкреплена убедительной аргументацией хотя бы потому, что пока ещё не разработаны соответствующие генетические и неврологические техники исследования потребностей. Если же мы попытаемся произвести анализ на другом уровне, например, на поведенческом, семейном, социальном, этнологическом, то наверняка получим такие результаты, которые вряд ли смогут послужить подтверждением нашей гипотезе, за исключением тех редких случаев, когда роль конституции, наследственности очевидна и несомненна. Здесь мы представим те немногие из имеющихся в нашем распоряжении эмпирических и теоретических данных, которые можно рассматривать как косвенное подтверждение данной гипотезы. Советую также обратиться к (298). Главной причиной, побудившей нас выдвинуть новую гипотезу, стало неприятие всех прежних теорий мотивации. Бихевиористы и приверженцы теории среды с позором изгнали теорию инстинктов из научного обихода, в результате чего поведение и мотивация оказались сведены к простому ассоциативному научению. Я не погрешу против справедливости, если скажу, что нынешняя психология совершенно не учитывает динамику внутренней жизни, игнорирует проблему ценностей и высших целей, проблемы базовых потребностей и их удовлетворения/фрустрации, а, следовательно, ничем не может обогатить концепцию здоровья, психопатологии и психотерапии. Для того, чтобы доказать этот тезис, нет нужды прибегать к пространным рассуждениям, достаточно сказать, что клинические психологи, психиатры, психоаналитики, психотерапевты, социальные работники почти не используют в своей работе теорию бихевиоризма. Они упрямо продолжают свой практический поиск, и в результате мы имеем обширную, но очень шаткую структуру клинических данных, ибо эта структура не имеет под собой крепкого фундамента теории. Клиницисты всё же скорее практики, чем теоретики. Но если они пытаются опереться на какую-то теорию, то избирают некую неоформленную разновидность динамической теории, в которой фундаментальная роль отводится инстинктам, то есть некую осовремененную модификацию фрейдовской теории. Те из психологов, которые не работают в клинике, в большинстве своём признают инстинктоидную природу только за физиологическими позывами, такими как голод, жажда и другими; опираясь на пресловутый механизм обусловливания, они считают все остальные, более высокие потребности усвоенными, приобретёнными. По их мнению, ребёнок научается любить своих родителей только потому, что те кормят, купают и одевают его. Любовь, в такой интерпретации, становится побочным продукт удовлетворения физиологической потребности, предметом некоего бартерного соглашения, объектом купли-продажи. Мне не приходилось слышать ни об одном эксперименте, который подтвердил бы обоснованность такой точки зрения на потребности в любви, в безопасности, в принадлежности, в уважении, в понимании и так далее; она принимается априорно, как данность, не требующая доказательств. Её живучесть я могу объяснить только тем, что никто до сих пор не удосужился проверить её справедливость. Впрочем, результаты экспериментов с обусловливанием не только не подтверждают, но и напротив, косвенно опровергают эту точку зрения: они показывают, что вышеназванные потребности проявляют себя скорее в роли безусловных реакций, на основании которых затем выстраиваются условные реакции. При оперантном обусловливании, которое основано исключительно на «внутренних подкреплениях», эта инстинктоидность принимается просто как нечто само собой разумеющееся, и всё это называется теорией научения. Кстати, эта теория постоянно вступает в противоречие с нашим повседневным, житейским опытом, ибо оставляет очень многие вопросы без ответов. Отчего мать так жаждет ухаживать за своим ребёнком, с такой щедростью осыпает его «вознаграждениями?» В чём здесь её выгода? Почему беременная женщина согласна терпеть токсикоз и родовые муки, почему эта боль желанна для неё? Если мы рассуждаем о сделках и соглашениях, если во главе всего мы ставим принцип qui pro quo, то стоят ли эти соглашения таких хлопот? Что имеют в виду детские врачи, когда говорят, что ребёнку мало только пищи, только тепла и сухих пеленок, что ему необходима любовь? Почему они так настойчивы, почему у нас складывается впечатление, что любовь выше и важнее всех этих «вознаграждений?» Может быть, они преувеличивают? Какую мать ребёнок будет любить больше — ту, которая его хорошо кормит и одевает, но не любит, или же ту, которая плохо кормит и одевает, но любит его? Масса вопросов не дают нам покоя. Что такое вознаграждение — пусть даже физиологическое? Видимо, мы должны понимать, что речь идёт именно о физиологическом удовольствии, ведь нас настойчиво пытаются убедить в том, что все другие удовольствия вырастают из физиологических. Что нужно для того, чтобы удовлетворить потребность ребёнка в безопасности? Не подвергать его грубому обращению, не ронять на пол, не хлопать в ладоши над ухом и не строить страшных гримас? Казалось бы, что ещё нужно ребёнку? Но тогда почему он с такой радостью, с таким удовольствием откликается на улыбку и ласковое воркование матери, почему так жаждет её поцелуев, её теплых объятий, почему просится к ней на руки? Что значит удовольствие, что значит «вознаграждение» для матери, когда она дарит ребёнку своё тепло и ласку, когда кормит и жертвует своими удобствами ради его интересов и нужд? Данные исследований, проводившихся в последнее время, убеждают нас в том, что не только само вознаграждение, но и способ вознаграждения выступает в роли фактора поощрения, подкрепления. Что это значит для концепции вознаграждения? Можем ли мы сказать, например, что регулярность кормления поощряет голод? Какую из потребностей поощряет попустительский стиль воспитания? Или уважительное отношение к нуждам ребёнка? Если мы будем отнимать ребёнка от груди и сажать его на горшок не тогда, когда этого хочется нам, а тогда, когда этого хочется ему, — какую из его потребностей мы подкрепим? Почему у воспитанников детских домов и у приёмных детей, несмотря на хороший уход, то есть, несмотря на хорошее физиологическое вознаграждение, так часто обнаруживаются психопатологические симптомы (158)? Если любовный голод в конечном итоге — лишь разновидность физического голода или его последствие; если и то, и другое мы готовы назвать голодом, то почему плотный обед не спасает нас от любовного голода? Концепция канализирования потребностей, выдвинутая Мёрфи (350), по моему мнению, способна ответить на многие из этих вопросов. Мёрфи пишет, что между безусловным и любым другим стимулом может возникнуть условная связь. Мёрфи называет эту связь условной отчасти и потому, что этот случайный стимул служит всего лишь сигналом, сам по себе он не может обеспечить удовлетворение потребности. Если говорить о физиологических позывах, таких как голод, то совершенно очевидно, что индивидуум не может довольствоваться сигналом — только истинный удовлетворитель может утолить его позыв. Только пища может утолить голод. В обыденной жизни сигнальное научение происходит постоянно, оно полезно для индивидуума ровно в той мере, в какой полезен звонок перед обедом. Гораздо более важным типом научения выступает канализирование. Канализирование — это не только установление ассоциативной связи между двумя стимулами, одновременно с этим идёт процесс познания того, какие объекты могут удовлетворить ту или иную потребность, а какие — не могут, какие удовлетворяют её лучше, а какие — хуже; человек научается предпочитать. Очень важным мне кажется замечание автора о том, что здоровое удовлетворение потребностей в любви, в уважении, в понимании и тому подобном возможно только посредством канализирования, то есть с помощью истинного, внутренне соответствующего удовлетворителя. Если мы сталкиваемся с удовлетворением потребности при помощи случайных, ассоциативных удовлетворителей, как это бывает, например, при фетишизме, то, скорее всего, мы имеем дело с неврозом или с невротической потребностью. Не менее важными мне представляются эксперименты Харлоу и его коллег, осуществлённые в Лаборатории приматов штата Висконсин (175–178). В одном из экспериментов, теперь уже широко известном, исследователи отлучали новорождённых обезьян-шимпанзе от их матерей и помещали их в клетку к суррогатным матерям — к манекенам, имитирующим взрослую обезьяну. При этом одни манекены были сделаны из металлической проволоки и на них была пристроена бутылочка с молоком, а каркас других манекенов был задрапирован ворсистой тканью и бутылочек с молоком на них не было. Все детёныши отдали предпочтение мохнатым манекенам, они жались к тряпичной мамаше и карабкались по ней большую часть времени, вспоминая о существовании проволочной кормилицы только на время еды. Детёныши обезьян не были ограничены в еде, но были лишены материнской ласки. Став взрослыми, они отличались от обычных обезьян, в частности, у них был полностью атрофирован материнский инстинкт. По-видимому, пища и кров — далеко не достаточные условия для нормального развития, даже у обезьян. Принятые ныне биологические критерии инстинкта оказываются почти бесполезными, когда мы приступаем к рассмотрению человеческих инстинктов, и не только из-за того, что мы имеем в своём распоряжении недостаточно эмпирических данных, но и потому, что сами эти критерии вызывают сомнения. Советую обратиться к работам Хоуэлла [201, 202, которые открывают новую возможность для преодоления этой трудности. Как уже говорилось выше, серьёзной ошибкой ранних инстинктивистов было слишком пристальное внимание к животному происхождению человека и недооценка глубинных отличий, отделяющих человека от животного мира. Теперь мы в состоянии выявить в работах инстинктивистов одну характерную тенденцию, которая ещё совсем недавно казалась всем естественной и бесспорной. Я говорю о тенденции универсально-биологического определения инстинкта, о стремлении создать такое определение, которое охватывало бы все инстинкты у всех животных. В соответствии с подобной предпосылкой, если учёный не находил у животных аналога какого-либо импульса или побуждения, обнаруженного у человека, то он относил такой импульс ipso facto к разряду неинстинктивных. Разумеется, всякий импульс, всякая потребность, проявляющиеся как у человека, так и у животных, например, потребность в пище, в кислороде, могут быть отнесены к разряду инстинктивных в силу своей универсальности. Но это, однако, не опровергает возможности существования специфических инстинктоидных импульсов и потребностей, присущих только человеку, таких, например, как потребность в любви, которая не свойственна ни одному из представителей животного мира, кроме шимпанзе и человека. Почтовые голуби, черви, кошки — каждый вид имеет свои уникальные инстинкты. Почему же мы отказываем в такой возможности человеку? Принято считать, что по мере восхождения по филогенетической шкале от низших видов к высшим, инстинкты один за другим исчезают и их место занимают приспособительные реакции, основанные на возросшей способности к обучению, мышлению и коммуникации. Если определять инстинкт, опираясь на наблюдения за низшими животными, если рассматривать его как сложную совокупность, образуемую врождённым позывом, способностью к восприятию этого позыва, инструментальным поведением, инструментальными навыками и наличием объекта-цели (а возможно, и аффективным аккомпанементом — если, конечно, нам удастся разработать мало-мальски объективную технику его регистрации), то подобная точка зрения будет вполне обоснована. При таком определении инстинкта мы обнаружим, что у белых крыс со всей отчётливостью проявляются половой, материнский и пищевой инстинкты (в числе других), тогда как у обезьян в чистом виде обнаруживается один лишь материнский инстинкт. Пищевой инстинкт у них модифицирован, а от полового инстинкта остался только инстинктивный позыв. Обезьяна вынуждена учиться выбору сексуального партнёра и эффективному исполнению полового акта (304). У человека не обнаруживается уже ни одного из этих (и других) инстинктов. Он сохранил лишь сексуальный и пищевой позывы и, возможно, материнский позыв (263), но очень слабо выраженный, а инструментальное поведение, навыки, селективность восприятия и объект-цель приобретаются им только в процессе научения (главным образом посредством канализирования потребностей). Человек не обладает инстинктами, у него обнаруживаются только рудиментарные остатки или следы инстинктов. Особую важность имеет культуральный критерий инстинкта, суть которого сводится к вопросу: «Является ли данная конкретная реакция независимой от культуры?», но, к сожалению, наше знание о нём пока не подкреплено однозначными эмпирическими данными. Лично я, например, склонен считать, что данные экспериментов в целом подтверждают мою теорию или, по меньшей мере, не противоречат ей. Однако справедливости ради следует отметить, что другие исследователи, анализируя эти же данные, могут прийти к совершенно иным выводам. Поскольку мой полевой опыт ограничивается весьма непродолжительным пребыванием в одной из индейских резерваций, а проблема, которую мы пытаемся поднять, требует скорее этнологических, нежели психологических, исследований, то я не буду углубляться в неё. Выше я уже пытался привести аргументы в защиту своей точки зрения о том, что базовые потребности по природе своей инстинктоидны. Фрустрация базовых потребностей приводит к психопатологии, с этим соглашаются все клиницисты. (Другое дело — невротические потребности, привычки, зависимости, потребность в знакомом, инструментальные потребности; их фрустрация не вызывает патологии.) То же самое можно сказать, но в очень узком, специфическом смысле, о потребности в завершении, потребности в стимуляции и потребности в самовыражении, самоосуществлению. (По крайней мере, этот ряд потребностей можно дифференцировать на операциональной или прагматической основе; необходимость такой дифференциации продиктована многими соображениями, как теоретического, так и практического характера.) Если все ценности созданы и насаждаются обществом, культурой, то почему попрание одних ценностей приводит к психопатологии, а попрание других — нет? Мы научаемся есть три раза в день, пользоваться вилкой и ножом, правильно сидеть за столом, говорить «спасибо» после еды. Мы выходим на улицу одетыми и обутыми, спим на чистом белье, изъясняемся не жестами и ужимками, а словами. Мы едим говядину и свинину, но не едим кошек или собак. Мы умываемся, принимаем душ, стремимся получить хорошую оценку на экзамене, стремимся к тому, чтобы зарабатывать много денег. Однако фрустрация любой из этих привычек, как правило, не становится источником непреодолимого страдания, а иногда может даже пойти на пользу человеку. В определённых ситуациях, например, в условиях туристического похода, мы с удовольствием и облегчением отказываемся от них, осознавая их внешний характер. Но человек не может отказаться от потребности в любви, в безопасности, в уважении, не может отбросить эти ценности как лишние, несущественные. Похоже, что мы вправе предположить за базовыми потребностями особый психологический и биологический статус. Есть нечто, что отличает их от привычек и повседневных человеческих желаний. Они должны быть удовлетворены, иначе человек заболеет. Удовлетворение базовых потребностей вызывает последствия, которые можно назвать хорошими, желательными, здоровыми. Я использую здесь термины «хороший» и «желательный» скорее в биологическом смысле, нежели в их априорном звучании, я могу предложить даже операциональное определение этих понятий. Когда я говорю о хороших, желательных последствиях, я имею в виду те последствия, которые полезны для организма, к которым стремится любой здоровый организм, те, которые он выбирает. Эти соматические и психологические последствия были рассмотрены выше, в главе, посвящённой базовому удовлетворению, и здесь я не буду подробно останавливаться на них. Можно внести лишь одно, очень существенное, уточнение. В предлагаемом мною критерии желанности нет ничего эзотерического или ненаучного, его несложно обосновать с помощью экспериментальных данных, ведь рассматриваемая проблема, в сущности, мало чем отличается от проблемы выбора бензина для автомобиля. Одна марка бензина лучше другой, автомобиль, заправленный лучшим бензином, будет работать лучше, эффективнее. Практически все клиницисты отмечают, что организм, ощущающий себя в безопасности, удовлетворяющий свои потребности в любви и уважении, работает лучше — эффективнее работает восприятие, он более эффективно использует свои способности, он чаще приходит к верным выводам, он лучше переваривает пищу, он менее подвержен болезням и так далее. Тот факт, что базовую потребность невозможно удовлетворить при помощи случайных, несоответствующих ей, неадекватных «удовлетворителей», заставляет нас рассматривать источники базового удовлетворения отдельно от всех иных удовлетворителей. Следуя своей природе, организм устремляется к этим уникальным источникам, он ощущает, что никакие иные, случайные удовлетворители не могут удовлетворить эту потребность, не смогут обмануть её, в отличие от потребностей, обусловленных привычкой, или невротических потребностей. Именно этой обязательностью вызван тот факт, что в конечном итоге удовлетворение любой базовой потребности связано со своим специфическим удовлетворителем при помощи механизма канализирования, а не ассоциативными связями (350). С этой точки зрения любопытно проанализировать эффекты, которые вызывает психотерапия. Мне представляется, что все основные психотерапевтические методы, по крайней мере, эффективные методы основной упор делают на укреплении и усилении базовых, инстинктоидных потребностей человека, одновременно стараясь ослабить или свести на нет так называемые невротические нужды. Это наблюдение кажется особенно справедливым в отношении тех видов терапии, которые декларируют принцип невмешательства в глубинную, сущностную природу человека, — в ряду таких терапевтов можно назвать Роджерса, Юнга, Хорни и других. Эти учёные предполагают за любым человеком внутреннюю, сугубо индивидуальную природу, их терапевтический принцип заключается не в том, чтобы творить личность пациента с нуля, de novo, а в стремлении высвободить ее, помочь ей раскрыться, подтолкнуть её к росту и развитию. Если с помощью инсайта и снятия внутренних запретов пациент избавляется от некой реакции, то мы вполне резонно можем считать эту реакцию чужеродной, не свойственной организму. Если же инсайт наоборот усиливает, укрепляет эту реакцию, то мы можем рассматривать её как сущностную, глубинную реакцию личности. Следуя логике Хорни (143), поставлю вопрос так: если мы помогаем пациенту избавиться от тревоги и обнаруживаем, что он стал более нежным и любящим, менее враждебным, то не свидетельствует ли это о том, что любовь более естественна для человека, чем ненависть и враждебность? Психотерапевтическая практика — настоящая сокровищница данных для исследователя, задавшегося целью создать теорию мотивации, теорию самоактуализации, теорию ценностей, теории научения и познания (в самой широкой интерпретации этих понятий), теории развития и деградации. Нам остаётся только сожалеть о том, что эффекты психотерапии до сих пор не стали объектом целенаправленного научного изучения. Данные предварительных клинических и теоретических исследований, посвящённых проблеме самоактуализации, ясно указывают на особый статус базовых потребностей человека. Удовлетворение именно этих, а не каких-либо иных, потребностей служит условием здоровой, полноценной жизни (см. главу 11). Кроме того, как показывают наблюдения за самоактуализирующимися людьми, в большинстве своём эти люди принимают и приветствуют своё импульсивное начало, предпочитают ладить с ним, остерегаются игнорировать или подавлять его. Однако нам опять приходится с глубоким сожалением признать, что и эта проблема, как и проблема психотерапевтических эффектов, ещё не исследована должным образом. В антропологической науке, исповедовавшей принцип культурного релятивизма, первый ропот недовольства поднялся в стане исследователей-полевиков, которые довольно быстро поняли, что этот принцип подразумевает существование гораздо более глубоких различий между людьми разных культур, нежели наблюдали они, изучая представителей этих культур. Первым и самым важным уроком, вынесенным мною из моего достаточно кратковременного пребывания в резервации Черноногих индейцев, стало осознание того факта, что каждый индеец — это прежде всего человек, индивидуальность и только потом представитель племени Черноногих индейцев. Нельзя отрицать различий, разделяющих индейца и белого человека, но эти различия — ничто по сравнению с тем, что объединяет их. Индейцы, как и все остальные люди, знают, что такое гордость, они хотят нравиться, ищут уважения и признания, стремятся избежать тревоги. Конституциональные различия, известные нам на примере представителей нашей культуры, например, такие как разница в уровне интеллекта, активности, эмоциональности, обнаруживаются и между представителями всех других культур. У меня складывается впечатление, что даже в тех случаях, когда мы наблюдаем «чисто» культуральные поведенческие проявления, их зачастую можно трактовать как всеобщие, универсальные человеческие реакции, реакции, на которые способен любой человек, окажись он в аналогичной ситуации. Я говорю здесь о таких реакциях как, например, реакция на фрустрацию, тревогу, горе, победу, приближающуюся смерть и так далее. Разумеется, впечатления, о которых я говорю, неотчётливы и приблизительны, я не могу подтвердить их цифрами и диаграммами, и потому их вряд ли можно назвать научными. Но собранные вместе, эти впечатления в совокупности с теми наблюдениями, фактами и предположениями, которые были представлены выше, и с теми гипотезами, о которых я скажу далее, среди которых гипотеза о слабости инстинктоидных потребностей, неожиданное наблюдение независимости, высокой степени личностной автономности самоактуализирующихся людей и их высокой сопротивляемости социальным влияниям, возможность отделения концепции здоровья от концепции болезни, — всё это убеждает меня в необходимости переосмысления взаимосвязей, объединяющих личность и культуру. Наконец, это поможет нам осознать важную роль внутренней, интраорганизмической предопределённости, свойственной, по крайней мере, здоровой личности. Понятно, что принявшись «творить» человека без учёта его внутренней, организмической структуры, мы вряд ли услышим от него крики боли; ясно, что подобная лепка не вызовет мгновенные, очевидные патологические эффекты, вроде перелома костей. Однако, по мнению большинства клиницистов, патология в этом случае неизбежна. Если она сразу и не проявит себя, то затаится в скрытом виде, и в конце концов обязательно скажется, не раньше, так позже. Именно поэтому мне кажется оправданным и логичным искать причины невроза в раннем подавлении насущных (хотя и очень слабых) требований организма. Неподчинение социальным нормам и требованиям, сопротивление, которое оказывает человек давлению культуры во имя сохранения собственной целостности и собственной внутренней природы, должно стать предметом самых тщательных психологических и социальных исследований. И тогда, возможно, мы обнаружим, что так называемый «адаптированный» человек, тот, который легко и охотно подчиняется разрушительным влияниям культуры, не менее болен, чем какой-нибудь правонарушитель, преступник или невротик, каждый из которых своими реакциями демонстрирует, что «есть ещё порох в пороховницах», что у него ещё достанет храбрости и нахальства, чтобы помешать обществу переломить его. Из этого соображения вытекает другое, которое на первый взгляд может показаться странным, и даже нелепым парадоксом, ставящим все и вся с ног на голову. Образование, цивилизация, разум, религия, закон, правительство — большинство людей воспринимает эти институты как силы, направленные на обуздание инстинктивного начала человеческой натуры, как сдерживающие, репрессивные силы. Но если принять нашу точку зрения, если согласиться с тем, что цивилизация более опасна для инстинктов, чем инстинкты для цивилизации, то нам, возможно, придётся пересмотреть и это наше представление. В конце концов нам, может быть, придётся согласиться с тем, что образование, закон, религия и тому подобное, должны поступить в услужение базовым потребностям человека, должны оберегать, сохранять, укреплять и поощрять такие инстинктоидные человеческие потребности, как потребность в безопасности, в любви, в самоуважении и в самоактуализации. Я убеждён, что стоит нам принять изложенную выше точку зрения, как мы тут же преодолеем многие из традиционных философских дихотомий, такие как «биология-культура», «врождённое-приобретённое», «субъективное-объективное», «самобытное-всеобщее» и так далее, этот ряд можно продолжать до бесконечности. Моя убеждённость зиждется ещё и на том, что так называемые раскрывающие методы психотерапии, терапевтические техники, направленные на раскрытие и развитие «самости» человека, техники личностного роста подталкивают человека к обнаружению и обнажению своей объективной, биологической природы, своего животного начала, видовых характеристик, приближают его к познанию своей истинной Сущности. Практически любой психотерапевт, к какой бы школе он ни принадлежал, столкнувшись с неврозом, ставит перед собой вполне конкретную задачу — обнаружить, выявить базовую, истинную, реальную сущность человека, обнажить и высвободить ядро его Я, сердцевину его личности, угнетённую тяжестью внешней болезни. С особой прямотой эту задачу сформулировала Хорни (199), заявив, что терапевт должен пробираться через «псевдо-Я» пациента к его «реальному я». Понятие «самоактуализация» также содержит скрытый акцент на осуществление личностного Я, на воплощение в действительность единственно реальной, хотя и потенциальной, сущности человека. Поиск Себя — это, в общем-то, то же самое, что и «становление» человека, становление тем, кто ты есть. Я бы назвал этот процесс «дочеловечиванием», или индивидуализацией, или поиском подлинности (166). Очевидно, что, как бы мы ни назвали этот процесс, главное в нём — осознание человеком того, что он есть на самом деле, осознание своей биологической, конституциональной природы, которая одновременно и уникальна, и универсальна, то есть присуща всем представителям рода человеческого. Именно к этому ведут своих пациентов все психоаналитики, сколь бы разными ни были их теоретические взгляды. Любой психоаналитик пытается помочь пациенту осознать его потребности, импульсы, эмоции, помогает пациенту понять, что ему нравится и что причиняет боль. Такое осознание по сути своей феноменологично, это феноменология собственного животного начала, раскрытие собственной биологии посредством её познания и проживания — можно называть это субъективной биологией, интроспективной биологией, прочувствованной биологией или придумать какие-то другие названия. Опять же, какие бы названия мы ни изобретали, суть останется неизменной, и заключается она в субъективизации объективного, то есть в субъективном познании объективного, в раскрытии специфических видовых характеристик человечности. Это индивидуальное познание общего и универсального, личное раскрытие безличного и надличного (и даже трансчеловеческого). Одним словом, инстинктоидная природа человека должна изучаться и субъективными, и объективными методами, и в процессе поиска себя, и традиционными метода наблюдения. Биология не может быть только объективной наукой, в ней обязательно должен присутствовать субъективный компонент. Перефразируя слова Мак-Лэйша, выражу свою мысль так: «Не ищи в человеке смысла. Человек — он и есть человек».

Теория мотивации инстинктов

Что мотивирует поведение? Является ли то, как мы ведем себя, тем, с чем мы родились, или это то, что развивается по мере того, как мы стареем и из-за нашего опыта? Какие данные подтверждают основу мотивации?

Что такое теория инстинктов?

Согласно теории мотивации инстинктов, все организмы рождаются с врожденными биологическими наклонностями, которые помогают им выжить. Эта теория предполагает, что инстинкты управляют всем поведением.Итак, что такое инстинкт?

Инстинкты — это целенаправленные и врожденные модели поведения, которые не являются результатом обучения или опыта.

Например, у младенцев есть врожденный рефлекс укоренения, который помогает им искать сосок и получать пищу, в то время как у птиц есть врожденная потребность к миграции до зимы. Оба эти поведения происходят естественно и автоматически. Их не нужно изучать, чтобы отображать.

Сила инстинктивного поведения

У животных инстинкты — это врожденные склонности к спонтанному участию в определенной модели поведения.Примеры этого включают собаку, трясущуюся после того, как она намокла, морская черепаха, ищущая океан после вылупления, или птица, мигрирующая перед зимним сезоном.

Этолог Конрад Лоренц продемонстрировал силу инстинктов, когда смог заставить молодых гусей запечатлеть на себе отпечаток. Он отметил, что гуси привязываются к первому движущемуся объекту, с которым они сталкиваются после вылупления, которым в большинстве случаев являются их матери. Однако, убедившись, что он был первым, с чем столкнулись гуси, они вместо этого прикрепились или запечатлелись на нем.

У людей многие рефлексы являются примерами инстинктивного поведения. Рефлекс укоренения, как упоминалось ранее, является одним из таких примеров, как и рефлекс сосания (рефлекс, при котором младенцы начинают сосать, когда палец или сосок оказывает давление на нёбо).

Рефлекс Моро — это реакция испуга, наблюдаемая у детей младше 6 месяцев, а рефлекс Бабкина — это когда младенцы открывают рот и сгибают руки в ответ на потирание ладоней.Младенцы проявляют эти инстинктивные реакции, когда сталкиваются с раздражителями в окружающей их среде. Например, прикосновение к щеке младенца заставит ребенка повернуть голову и искать сосок.

Теория мотивации инстинктов

Психолог Уильям Макдугалл был одним из первых, кто написал о теории мотивации инстинктов. Он предположил, что инстинктивное поведение состоит из трех основных элементов: восприятия, поведения и эмоций. Он также выделил 18 различных инстинктов, включая любопытство, материнский инстинкт, смех, комфорт, секс и поиск еды.

Психиатр Зигмунд Фрейд использовал широкий взгляд на мотивацию и предположил, что человеческое поведение определяется двумя ключевыми силами: инстинктами жизни и смерти. С другой стороны, психолог Уильям Джеймс выявил ряд инстинктов, которые, по его мнению, необходимы для выживания. . Сюда входили такие вещи, как страх, гнев, любовь, стыд и чистота.

Наблюдения по теории инстинктов

Теория инстинктов предполагает, что мотивация в первую очередь биологическая.Мы проявляем определенное поведение, потому что оно помогает выживанию. Миграция перед зимой обеспечивает выживание стада, поэтому поведение стало инстинктивным. Мигрировавшие птицы имели больше шансов выжить и, следовательно, с большей вероятностью передали свои гены будущим поколениям.

Итак, что именно можно назвать инстинктом?

В своей книге Exploring Psychology автор Дэвид Дж. Мейерс предполагает, что для того, чтобы быть идентифицированным как инстинкт, поведение «должно иметь фиксированный образец для всего вида и быть разученным.«

Другими словами, поведение должно происходить естественно и автоматически у всех организмов этого вида. Например, у младенцев есть врожденный рефлекс укоренения, который заставляет их болеть за сосок и сосать его. Такое поведение неизвестно и естественно встречается у всех человеческих младенцев.

Врачи часто ищут отсутствие таких инстинктивных рефлексов, чтобы выявить потенциальные проблемы развития.

Критика теории инстинктов

Хотя теорию инстинктов можно было использовать для объяснения некоторых форм поведения, критики считали, что у нее есть некоторые существенные ограничения.Среди этих критических замечаний:

• Инстинкты нельзя легко наблюдать или научно проверить
• Инстинкты не объясняют все виды поведения
• Простое обозначение чего-либо как инстинкта ничего не объясняет, почему определенные формы поведения проявляются в определенных случаях, но не проявляются в других

Хотя есть критика теории инстинктов, это не означает, что психологи отказались от попыток понять, как инстинкты могут влиять на поведение.

Современные психологи понимают, что, хотя определенные тенденции могут быть запрограммированы биологически, индивидуальный опыт также может играть роль в том, как отображаются реакции.

Например, хотя мы могли бы быть более биологически подготовлены к тому, чтобы бояться опасного животного, такого как змея или медведь, мы никогда не проявим этот страх, если не столкнемся с этими животными.

Другие теории о мотивации

Помимо теории инстинктов, были предложены и другие теории, помогающие объяснить мотивацию. К ним относятся:

• Теория мотивации возбуждения , которая утверждает, что люди ведут себя определенным образом, увеличивая или уменьшая свое возбуждение
• Теория мотивации влечения , в которой людей «заставляют» вести себя определенным образом, чтобы уменьшить внутреннее напряжение, вызванное неудовлетворенными потребностями
• Теория ожидания , в которой утверждается, что наша мотивация будет расти вместе с предполагаемой желательностью ожидаемого вознаграждения
• Гуманистическая теория мотивации , которая утверждает, что поведение является результатом стремления к самоактуализации
• Теория мотивации , в которой мы делаем выбор, чтобы получить максимальное удовольствие и минимизировать боль

На самом деле ни одна из этих теорий, включая теорию инстинктов, не может полностью объяснить мотивацию.Вероятно, что компоненты всех этих теорий, а также теорий, которые еще не предложены, интегрированы таким образом, что приводит к мотивации поведения людей.

Instinct: Определение и объяснение — Видео и стенограмма урока

Примеры инстинктов

Инстинктивное поведение было выявлено у самых разных видов. Инстинкты служат разным целям и проявляются на разных этапах развития в зависимости от цели каждого из них и вида, в котором они существуют.В этом разделе мы рассмотрим некоторые из наиболее выдающихся инстинктов как у людей, так и у нечеловеческих существ, а также исследуем цель каждого инстинкта.

Нечеловеческие инстинкты

Когда времена года меняются и приближается зима, многие виды медведей готовятся к спячке . Запасы пищи становятся дефицитными, а экстремальные погодные условия затрудняют выживание. Гибернация — это сложный набор поведения. Для этого необходимо знать время года, выполнять задачи по подготовке к переходу в спящий режим, переходить в спящий режим и выходить из спящего режима в нужное время; довольно сложный процесс, мягко говоря.

Точно так же миграция у китов — это сложный набор форм поведения, который приводится в движение сигналами окружающей среды. Некоторые киты мигрируют из-за нехватки пищи, а другие — в целях спаривания. Как и в случае гибернации, миграция — непростая задача. Это требует много энергии и усилий.

Уникальность этих сложных наборов поведения заключается в том, что медведей и китов не нужно объяснять, почему спячка или миграция важны или даже как это сделать.Оба вида вынуждены делать это в результате либо сигналов окружающей среды, либо врожденных побуждений, которые коренятся в стремлении выжить.

Человеческие инстинкты

Как люди, мы во многом отличаемся от других видов животного царства, но схожи тем, что наша нервная система настроена на участие в определенных инстинктивных формах поведения. Вам когда-нибудь приходилось учить кого-нибудь спать? Или съесть? Наверное, нет, правда? Еда , питье и сон — это три довольно важных набора поведенческих паттернов.Человеческие младенцы рождаются со способностью делать все это без необходимости наблюдать или учиться у взрослых. В то время как младенцы полагаются на взрослых в плане доступа к безопасным местам, где можно поесть, и к запасам пищи, учить правилам приема пищи и сна не нужно.

Подобно спячке и миграции, эти инстинкты выживания приводятся в движение нервной системой в ответ на сигналы окружающей среды и потребность в удовлетворении внутренних побуждений. Потребность в питании для поддержания жизни и сна для правильного роста и развития — это сложные наборы инстинктивных форм поведения, которые мы просто знаем, как делать с того дня, как родились.

Краткое содержание урока

Инстинкт — это набор поведения, которому не нужно учиться и которое приводится в действие в ответ на сигнал окружающей среды или внутреннее побуждение. Инстинкты отличаются от рефлексов тем, что рефлексы представляют собой простые реакции на стимулы, тогда как инстинкты включают гораздо более сложные наборы поведения. Инстинкты существуют у самых разных человеческих и нечеловеческих видов. Миграция , спячка , ест , пьёт и спит — это примеры инстинктивного поведения.Большинство инстинктов обусловлено необходимостью выживания либо в ответ на сигналы окружающей среды, либо на внутренние сигналы самого организма.

Инстинкт | Психология вики | Фэндом

Оценка | Биопсихология | Сравнительный | Познавательная | Развивающий | Язык | Индивидуальные различия | Личность | Философия | Социальные |
Методы | Статистика | Клиническая | Образовательная | Промышленное | Профессиональные товары | Мировая психология |

Животные · Этология животных · Сравнительная психология · Модели животных · Контур · Показатель

---

Инстинкт — гипотетическая конструкция, объясняющая возникновение инстинктивного поведения.

Термин «инстинкт» в психологии впервые был использован в 1870-х годах Вильгельмом Вундтом. К концу XIX века наиболее повторяющееся поведение считалось инстинктивным. В обзоре литературы того времени один исследователь зафиксировал 4000 человеческих «инстинктов», применив этот ярлык к любому повторяющемуся поведению. ^{[ необходима ссылка ]} По мере того, как исследования становились более строгими, а термины лучше определялись, инстинкт как объяснение человеческого поведения стал менее распространенным.На конференции в 1960 году под председательством Фрэнка Бича, пионера сравнительной психологии, и на ней присутствовали светила в этой области, применение этого термина было ограничено. ^{[ необходима ссылка ]} В 60-х и 70-х годах учебники все еще содержали некоторые обсуждения инстинктов в отношении человеческого поведения. К 2000 году обзор 12 самых продаваемых учебников по вводной психологии выявил только одно упоминание об инстинктах, и это было в отношении ссылки Зигмунда Фрейда на инстинкты «id». ^{[ необходима ссылка ]} . В этом смысле инстинкты, по-видимому, стали рассматриваться как все более излишние в попытках понять психологическое поведение человека.

Некоторые фрейдистские психоаналитики сохранили термин инстинкт для обозначения человеческих мотивационных сил (таких как секс и агрессия), иногда представленных как Эрос — инстинкт жизни и Танатос — инстинкт смерти . Термин « движущие силы » был заменен термином « движет », чтобы исправить первоначальную ошибку в переводе работы Фрейда. ^{[ необходима цитата ]}

Психолог Абрахам Маслоу утверждал, что у людей больше нет инстинктов, потому что у нас есть способность преодолевать их в определенных ситуациях. Он чувствовал, что то, что называется инстинктом, часто определяется неточно, и на самом деле это значит, что побуждает . Для Маслоу инстинкт — это то, что нельзя игнорировать, и поэтому, хотя этот термин и применялся к людям в прошлом, теперь он уже не применяется. ^[1]

В книге Instinct (1961) установлен ряд критериев, по которым инстинктивное поведение отличается от других типов поведения.Чтобы считаться инстинктивным, поведение должно: а) быть автоматическим, б) быть непреодолимым, в) возникать в какой-то момент развития, г) быть вызвано каким-либо событием в окружающей среде, д) иметь место у каждого представителя вида, f ) быть немодифицируемым, и g) управлять поведением, для которого организм не нуждается в обучении (хотя организм может извлечь выгоду из опыта, и в этой степени поведение можно изменить). ^[2]

В классической статье, опубликованной в 1972 году ^[3] , психолог Ричард Хернштейн осуждает мнение Фабра об инстинктах.

В биологии [править | править источник]

Жан-Анри Фабр, энтомолог, считал инстинктом любое поведение, не требующее познания или сознания. Фабр вдохновлялся его интенсивным изучением насекомых, поведение некоторых из которых он ошибочно считал фиксированным и не подверженным влиянию окружающей среды. ^[4]

Инстинкт как концепция потерял популярность в 1920-х годах с появлением бихевиоризма и таких мыслителей, как Б. Ф. Скиннер, которые считали, что наиболее важное поведение — это усвоение.Эти убеждения, как и убеждение Фабра в том, что большинство форм поведения были просто рефлексивными, также оказались слишком упрощенными, чтобы объяснить сложное эмоциональное и социальное поведение людей.

Интерес к врожденному поведению снова возник в 1950-х годах благодаря Конраду Лоренцу и Николаасу Тинбергену, которые проводили различие между инстинктом и усвоенным поведением. Наше современное понимание инстинктивного поведения животных во многом обязано их работе. Например, при импринтинге у птицы есть чувствительный период, в течение которого она узнает, кто ее мать.Как известно, на ботинках Конрада Лоренца был гусиный след. После этого гусь будет следовать за тем, кто носит сапоги. Личность матери гуся была изучена, но поведение гуся по отношению к сапогам было инстинктивным … ^{[ цитата необходима ]}

1. ↑ Абрахам Х. Маслоу, Мотивация и личность Глава 4, Пересмотр теории инстинктов
2. ↑ Мандал, Ф. Б. (2010) Учебник поведения животных . PHI Learning Pvt. ООО п.47. ISBN: 8120340353, 9788120340350
3. ↑ Р. Дж. Харрнштейн (1972). Природа как воспитание: бихевиоризм и доктрина инстинктов. Поведение 1 (1): 23–52.
4. ↑ Хью Раффлз (2010). Инсектопедия , Книги Пантеона.

Как работает инстинкт? | Психология сегодня

Как именно только что вылупившийся паук плетет идеальную паутину, характерную для его или ее вида, даже не видя такой паутины, не говоря уже о том, чтобы научиться ее плести? Откуда бабочки знают, что делать? Почему собаки и кошки ведут себя как собаки и кошки? Почему кролики так себя ведут? Инстинкт — один из возможных ответов.Люди, особенно психологи, давно считают инстинкт важным фактором, определяющим поведение. Но как работает инстинкт? Каковы соответствующие механизмы, которые позволяют инстинкту функционировать так, как он работает?

В настоящее время мы хорошо понимаем, как люди учатся через формирование памяти. Эту информацию можно использовать, чтобы понять, как работает инстинкт, потому что жесткое инстинктивное поведение является полной противоположностью гибкого наученного человеческого поведения. Может даже существовать континуум синаптической гибкости между обучением и памятью, с людьми на одном конце и такими существами, как пауки, на другом.

Оба конца континуума обучающей памяти адаптивны. Зависимая от опыта гибкость в течение длительного периода развития позволяет людям приобретать сложные навыки и разумное поведение. Предустановленная жесткость позволяет избежать рисков и опасностей, связанных с развитием и воспитанием, за счет возможности «взрослого» поведения с самого начала, что подводит нас к теме эволюции.

Evolution

Инстинкты, очевидно, эволюционировали вместе с остальными частями организма посредством тех же принципов изменчивости и естественного отбора, которые управляют и объясняют филогенетическую эволюцию.Здесь мы говорим о поведенческой эволюции как о параллели филогенетической эволюции. Мы знаем, что ДНК — это генетический механизм, который опосредует филогенетическую эволюцию, но может ли она также отвечать за поведенческую эволюцию и инстинкт? Если да, то как именно это может произойти? Какие механизмы могут позволить унаследовать поведение?

Информация о механизме

Вычислительные модели обучения и памяти позволяют нам лучше понять, как функционируют основные соответствующие биологические механизмы, поскольку симуляции оживляют причинно-следственные связи.Особый интерес представляет то, как обучаются искусственные нейронные сети (ИНС), известные как коннекционистские модели нейронных сетей с параллельной распределенной обработкой. Я обсуждаю эти методы в своей книге (Tryon, 2014) Когнитивная нейробиология и психотерапия: сетевые принципы единой теории , но резюмирую их ниже. Эта технология известна как машинное обучение , потому что компьютеры могут моделировать обучение и память человека и животных. Эта технология также упоминается как deep learning в знак признания ее замечательной способности моделировать человеческое познание с помощью коннекционистских моделей нейронных сетей.

Среди заметных достижений в этом отношении — когда компьютер IBM Deep Blue выиграл чемпионат по шахматам у людей в 1997 году. Когда IBM Watson выиграла чемпионат Jeopardy у людей в 2011 году. Когда IBM Watson выиграла в безлимитном техасском холдеме Heads-up у людей. в 2015 году. Когда Google Deep Mind выиграл чемпионат AlphaGo у людей в 2016 году. В некоторых из этих случаев машинам приходилось учиться «понимать» естественный язык так же, как это делают люди. Во всех этих случаях машинам приходилось различать тонкие взаимосвязи, формулировать стратегии и делать это более эффективно, чем лучшие эксперты-люди.Bengio (2016) обобщил основные достижения в области искусственного интеллекта в популярном журнале Scientific American . Энгелкинг (2017) проанализировал прогресс, достигнутый Институтом искусственного интеллекта Аллена; крупнейший в стране некоммерческий институт искусственного интеллекта, основанный в 2014 году в журнале Discover .

Давайте подробнее рассмотрим соответствующие механизмы, которые позволяют обучаться через формирование памяти. Я ограничиваюсь обсуждением основных принципов, чтобы не вдаваться в слишком много технических деталей.Эти принципы относятся к моделированию нейронных сетей и к биологическим системам. Я считаю, что этих принципов достаточно, чтобы вы в целом понимали, как могут работать инстинкты.

Первый принцип заключается в том, что нервная система — это сеть нейронных сетей, состоящая из множества нейронов. По оценкам, у людей 100 миллиардов нейронов. Подсчитано, что даже нервная система пауков насчитывает около 100 000 нейронов. Каждый нейрон человека соединяется со многими другими нейронами. В некоторых случаях один нейрон человека может соединяться с 10 000 других нейронов.По оценкам, человеческий мозг содержит 100 триллионов синапсов. Мы знаем, что генетика, ДНК, отвечает за построение нейронных сетей во время эмбриологического развития. Мы также знаем, что разные существа имеют разную ДНК, которая отвечает за их разные нервные системы.

Второй принцип заключается в том, что нейроны у всех видов связаны с другими нейронами синапсами, крошечными промежутками, в которые секретируются нейротрансмиттеры. Некоторые из этих нейромедиаторов способствуют передаче электричества от одного нейрона к другому.Другие нейротрансмиттеры подавляют электрическую проводимость от одного нейрона к другому. Мы знаем, что генетика, ДНК, отвечает за создание этих синапсов. Поэтому кажется вполне возможным, что возбуждающие / тормозные свойства синапсов могут быть установлены во время их строительства, а не изменены опытом. Эта возможность является центральной для объяснения того, как работают инстинкты, представленного ниже. Это может быть реализовано путем подавления или удаления генов, обеспечивающих зависимую от опыта синаптическую гибкость.

Большой объем научных знаний подтверждает точку зрения, что синапсы имеют центральное значение для обучения и памяти (Hell & Ehlers, 2008). Гибкое человеческое обучение требует, чтобы возбуждающие / тормозные свойства синапсов могли быть установлены через зависящие от опыта механизмы синаптической пластичности. Искусственные нейронные сети, такие как те, что участвуют в компьютерных чемпионатах, упомянутых выше, моделируют примитивные нервные системы с помощью компьютеров или нейроморфных чипов. Смоделированные нейроны связаны смоделированными синапсами, называемыми весами связи, потому что они математически связывают смоделированные нейроны друг с другом.Входы в эти ИНС изначально не приводят к значимым желаемым выходам, потому что смоделированные синапсы еще не установлены на свой оптимальный уровень. Уравнения используются для моделирования механизмов пластичности, зависящих от биологического опыта. Они используются для постепенного изменения и оптимизации весовых коэффициентов соединений во время испытаний с моделированием обучения, чтобы ИНС, наконец, функционировала эффективно, как это проиллюстрировано вышеупомянутыми компьютерными чемпионатами. Центральным моментом здесь является то, что способность полностью обученной «взрослой» ИНС правильно выполнять все чудесные функции, которые она может выполнять, напрямую зависит от конечных уровней возбуждения / торможения, которые характеризуют моделируемые синапсы.Проблема установки всех весов соединений на оптимальные уровни слишком сложна для непосредственного программирования. Процесс обратной связи, основанный на опыте, необходим для того, чтобы эти смоделированные синаптические уровни пришли в оптимальное состояние. Обычно требуется обширное обучение, прежде чем ИНС сможет работать на высоком уровне. Подобный процесс управляемой опытом синаптической модификации позволяет задействовать все когнитивные и моторные навыки, приобретаемые людьми в процессе обучения.

Instinct, по-видимому, устанавливает синаптические связи на «взрослые» значения во время эмбриологии.Другими словами, гены, ответственные за построение синапсов как часть нейронных сетей, опосредующих инстинкт, по-видимому, также устанавливают свои функциональные свойства на оптимальные возбуждающие или тормозящие уровни, которые воспроизводят то, что было бы достигнуто, если бы сеть прошла через этап строгого и всестороннего развивающего обучения. ДНК, кажется, кодирует окончательные «взрослые» синаптические значения в случае пауков, где инстинкт, кажется, доминирует над их поведением. Генетика, по-видимому, оказывает меньшее, но все же заслуживающее внимания влияние на то, что называется биологически подготовленными формами поведения, такими как наш страх высоты и темноты.

Способность ДНК представлять свойства отдельных синапсов в сложных нейронных сетях объясняет, как поведение может быть унаследовано. Это объясняет, как пауки могут плести сложную паутину вскоре после вылупления. Это также объясняет, почему собаки и кошки ведут себя по-разному. Генетическая изменчивость объясняет индивидуальные различия в поведении или, другими словами, почему пауки одного и того же вида могут вести себя несколько по-разному или почему отдельные собаки и кошки различаются по темпераменту.

инстинктов: цель и теории | Дети

В этой статье мы поговорим о: — 1.Определение инстинктов 2. Природа инстинктов 3. Цели 4. Теории 5. Классификация 6. Модификация.

Определение инстинктов :

Слово «инстинкт» происходит от латинского слова «Instinctus», что означает побуждать к мотивации. Впоследствии оно использовалось в смысле любого природного дара, позволяющего живому организму реагировать определенным образом без опыта и обучения. В целом замечено, что за некоторыми моделями поведения, которые проявляются даже с самого рождения и которым не усвоили, скрываются некоторые врожденные предрасположенности (или инграм-комплексы, если использовать психологическую терминологию).Птица готовит гнездо; оса собирает мед, младенец плачет о молоке, ребенок в страхе убегает от быка, подростков привлекает противоположный пол и т. д.

Различные психологи дали ряд определений:

1 Ллойд Морган определяет:

Инстинктивное поведение включает:

(i) Выполнение сложных последовательностей действий, затрагивающих весь организм, в то время как как.

(ii) Эти виды деятельности имеют биологическое значение для вида.

(iii) Выполняются одинаково всеми представителями вида, и

(iv) Не требует обучения.

2. Р.С. Вудворт:

Р.С. Вудворт определяет инстинкты как «невыученные мотивы».

3. Это Макдугалл:

Это Макдугалл дал подробное объяснение инстинктов и их функций.

Он определяет:

Инстинкт — это врожденная или унаследованная ментальная структура, которая заставляет своего обладателя выполнять определенные конкретные действия в определенных ситуациях: это естественный импульс, которым управляют животные, очевидно, независимо от разума или опыта.

1. Макдугалл дает лучшее описание инстинкта в следующем определении:

(i) Инстинкт — это унаследованная или врожденная психологическая предрасположенность,

(ii) которая заставляет его обладателя воспринимать объекты и обращать на них внимание. или идеи определенного класса,

(iii) испытывать эмоциональное возбуждение определенного качества при восприятии такого объекта и

(iv) действовать в отношении него определенным образом или, по крайней мере, испытывать и импульс к такому действию.

Давайте проанализируем это определение:

(1) Во-первых, инстинкт — это врожденная предрасположенность.

(2) Во-вторых, при наличии этого инстинкта человек воспринимает определенные конкретные объекты.

(3) В-третьих, инстинкт вызывает чувство, возбуждение.

(4) В-четвертых, инстинкт побуждает человека действовать определенным образом.

Короче говоря, инстинкт — это врожденная склонность, которая порождает триединство поведения (когнитивные т.е., восприятие объекта, аффективное, т. е. чувство определенным образом, и конативное, т. е. действующее определенным образом). Когда ребенок видит приближающегося к нему быка, врожденный животный инстинкт спасения срабатывает мгновенно. Во-первых, он воспринимает объект, во-вторых, испытывает чувство страха, в-третьих, он пытается убежать.

Увидеть быка — это познавательный опыт, боязнь — аффективна, а убежать — условна. Инстинкт, проявленный в этой ситуации, настолько спонтанный и естественный, что мы не можем поверить, что кто-то и проинструктировал ребенка действовать таким образом.

Природа инстинктов :

1. Инстинкт — это психофизическая предрасположенность:

Инстинкт включает как разум, так и тело. Инстинктивное поведение бывает не только умственным, но и физическим.

2. Инстинкт — это естественная врожденная склонность:

Это унаследованный или врожденный инграмма-комплекс или предрасположенность, определяющая поведение его обладателя определенным образом. Это не приобретенное или усвоенное поведение.

3.Инстинкт целенаправлен:

Поскольку инстинкт выполняет биологическую цель жизни и играет важную роль в эволюции жизни. Каждое предыдущее поколение в процессе продолжения своего вида передает следующему поколению некоторые тенденции с целью выживания и сохранения. Инстинкты выполняют цель жизни.

4. Инстинктивное поведение постоянно:

Оно установлено в каждом живом организме и не может быть отменено.

5.Инстинкты универсальны:

Инстинкты в некоторой мере и размах присутствуют даже в низшем живом организме. Они есть даже у высших животных и у всех людей. Следовательно, они универсальны. Единственные вариации касаются их значимости на определенном уровне развития или у отдельных людей.

У некоторых людей одни инстинкты более выражены, а у других — другие. Не все инстинкты проявляются одновременно во время рождения.Половой инстинкт остается бездействующим до полового созревания. Стадный инстинкт проявляется не раньше трехлетнего возраста.

Цели инстинктов :

Инстинкты целенаправленны.

Цели в целом три:

(i) Самосохранение,

(ii) Сохранение расы и

(iii) Социальная жизнь.

Живой организм, прежде всего, замечает и реагирует на те объекты окружающей среды, которые могут повлиять на благополучие человека.Итак, первая цель инстинкта — защищать интересы жизни, спасать жизнь от любой опасности и преодолевать препятствия в адаптации к окружающей среде.

Животное ищет пищу, живет стадами, чтобы защитить себя от вражеской агрессии, убегает при малейшем намеке на опасность, строит гнездо (в случае птиц) для защиты жизни от неблагоприятных погодных условий, проявляет драчливость по отношению к своему врагу. и ему любопытно знать особые ситуации в окружающей среде, чтобы удобно адаптироваться.

Во-вторых, цель инстинктивного поведения — сохранить свой вид. У сексуального инстинкта нет другого оправдания, кроме увековечения расы. Он снова подкрепляется родительским инстинктом, так что рожденные младенцы находятся под защитой и питаются.

В-третьих, у инстинктов есть еще и социальная цель, помимо двух вышеупомянутых биологических целей. Даже низшие животные живут стадами и проявляют стадный инстинкт. Муравьи и пчелы всегда живут группами. Овцы и козы никогда не живут изолированно.Этот инстинкт также проявляется у детей, когда они объединяются в банды. Человек в целом социальное животное. Он жаждет компании, в которой проявляет ряд инстинктов, например самоутверждение.

Теории инстинктов :

1. Макдугалл Гормическая теория :

Макдугалл объясняет, что важнейшим признаком психической структуры любого живого организма является деятельность. Эта деятельность является фундаментальным свойством жизни и имеет различные названия e.g., «Elan Vital» (воля к жизни), жизненное побуждение, жизненный принцип и «либидо». Сэр Перси Нанн назвал его «Horme». Макдугал обнаруживает гормический принцип в поведении растений, животных и людей. Этот Хорм работает ниже уровня отчетливого осознания. Наша кровь циркулирует, мы дышим, сопротивляемся болезням, перевариваем пищу. Все это гормоны.

Горм является источником жизнедеятельности, действующим на всех уровнях жизни, как в индивидуальном, так и в расовом смысле. В ходе восходящего движения эволюции происходит раздвоение первоначального горма, и у нас появляются два основных инстинкта самосохранения и сохранения расы.Даже самый низший из живых организмов, например амеба, проявляет удивительную двойную тенденцию.

На более высоком уровне развития жизни вступает в действие третий инстинкт — стадный инстинкт. Образно говоря, у нас есть три ветви ствола дерева горма, две из них важные, а третья несколько меньше. В ходе эволюции Гормическое дерево развивается и растет, распространяя все больше и больше ветвей в виде разнообразных инстинктов.

В первом случае Макдугал открыл три основных инстинкта (самосохранение, сохранение расы и стадный инстинкт).Позже он обнаружил семь, а недавно обнаружил, что целых четырнадцать проистекают из трех первоначальных инстинктов. Таким образом, все инстинкты возникают из одного великого принципа — Horme. Эта теория называется гормической теорией. Американские психологи давно отказались от этой теории. Они заменили инстинкты побуждениями, побуждениями, потребностями или мотивами.

2. Теория Фрейда :

Фрейд провел независимое исследование человеческих мотивов, проводя исследования и лечение невротиков.Он обнаружил, что преобладающим инстинктом в человеке является сексуальный инстинкт. Секс Фрейда имеет очень широкий смысл.

Затем он находит инстинкт эго, который включает кормление, отступничество, самоутверждение и страх. Третий основной инстинкт, упомянутый Фрейдом, но не принятый современными психологами, — это инстинкт смерти. По его словам, инстинкт смерти порождает враждебность между мужчинами и группами и восстание против власти внутри и вне семьи.

Ученик Фрейда Адлер придавал большее значение инстинкту эго, чем половому инстинкту.Секс — основа всей человеческой деятельности, но в то время как Фрейд отводит ему первое место, Адлер отводит ему только второе место.

Классификация инстинктов:

Инстинкты классифицируются по-разному:

1. Некоторые психологи упоминают два основных инстинкта — самосохранение и сохранение расы.

2. Фрейд упоминает эго, секс и инстинкт смерти.

3. Килпатрик упоминает пять:

(1) Самосохранение,

(2) Деторождение,

(3) Стационарность,

(4) Приспособляемость,

(5) Следование идеалу.

4. Древер упоминает два инстинкта:

(1) аппетитный и

(2) реактивный.

5. Торндайк называет два типа — индивидуальный и социальный.

6. Вудворт называет инстинкты необученными побуждениями.

Он упоминает следующие невыученные мотивы:

(1) Органические потребности, такие как голод, жажда, отдых и сон,

(2) Половой мотив,

(3) Материнская любовь или материнский мотив,

(4) Мотив побега,

(5) Военное поведение,

(6) Исследование,

(7) Манипуляция,

(8) Социальный мотив и

(9) Преодоление сопротивления или мотив господства .

7. Макдугал упоминает 13 инстинктов, общих для всех животных (включая человека), и еще один инстинкт смеха, присущий только человеку. По его словам, каждому инстинкту соответствует эмоция. Четырнадцати инстинктам соответствует четырнадцать соответствующих эмоций.

Список инстинктов и эмоций приведен ниже:

8. Индийские психологи назвали десять бхав как движущие силы человека. Бхавы напрямую соответствуют некоторым эмоциям, упомянутым выше.

Список бхавов приведен ниже:

Четыре эмоции, которые не были представлены в индийском списке:

(i) Аппетит,

(ii) Чувство собственности,

(iii) Творчество и

(iv) Одиночество.

Вышеупомянутые десять — это более или менее постоянные эмоции (называемые стхайи-бхавами), но есть гораздо больше вспомогательных эмоций, и их общее количество достигает тридцати трех. Все это показывает, что в списке Макдугала и индийских специалистов прошлого много общего.Даже список, данный Макдугалом, ни в коем случае не окончательный. Этот тип классификации не идеален и не является последним словом, которое нужно сказать по этому поводу.

Модификация инстинктов :

Хотя инстинкты являются постоянной чертой поведения и личности человека, они могут быть изменены.

Модификация возможна следующими способами:

(1) Репрессия,

(2) Ингибирование,

(3) Замена,

(4) Перенаправление

(5) Сублимация и

(6) Катарсис.

Возможны ли модификации?

Когда мы сравниваем инстинкты животных с инстинктами людей или примитивных племен с инстинктами современных цивилизованных сообществ, мы приходим к выводу, что инстинкты можно изменять. Собака кусает в гневе, ребенок тоже может кусать, но взрослый человек редко проявляет свой гнев таким образом. Бык агрессивен физически, нецивилизованный человек также проявит свой гнев через физическую агрессию, но цивилизованный человек будет агрессивным, используя отточенные методы.

Он может подать протест, он может подать уведомление или он может подать иск в суд. Лев удовлетворяет свое пристрастие, поедая сырое мясо, первобытный человек также ел сырое мясо, но современный человек имеет изысканные блюда и следует особым манерам за столом. С ростом цивилизации происходит изменение инстинктивного поведения. Животное проявляет инстинкты на более низком уровне; человек на более высоком уровне. Среди мужчин также, чем более цивилизован человек, тем более утонченным и отполированным будет его инстинктивное поведение.

Практическое наблюдение подтверждает тот факт, что некоторые ситуации вызывают изменение инстинктов. Кондиционирование может иметь место в некоторых ситуациях. Птица может не испугаться охотника с первого взгляда. Но когда охотник использует свое ружье, птица в страхе улетает. В следующий раз она боится охотника даже при отсутствии ружья.

Птица кондиционируется при виде охотника. Ребенок боится лягушки. Но когда его заставляют самому ловить лягушку, его первоначальный страх уходит.Ребенок имеет привычку ссориться. Когда его снова и снова наказывают, он не ссорится. Подросток впервые видит пошлые картинки.

Его привлекают непристойные позы кинозвезд. Он получает от этого удовольствие. Он будет часто посещать такие картинки для большего возбуждения сексуального инстинкта. Таким образом, инстинкты могут быть изменены в том смысле, что определенный инстинкт будет преобладать над другим или станет более мощным, или будет действовать на более низком или более высоком уровне, или иметь различные способы реализации того же самого.

Разница между инстинктивным поведением животных и человека заключается главным образом в использовании интеллекта. Животные не руководствуются разумом, в отличие от человека. В некоторой степени некоторые насекомые также руководствуются интеллектом, но степень интеллекта очень низкая. Низшие животные могут инстинктивно реагировать только на один объект без каких-либо изменений, но человеческие инстинкты пластичны и гибки.

Человек получает образование благодаря пластичности и приспособляемости инстинктов.Человек не раб своих инстинктов. Он модифицирует их, очищает от их грубой формы и применяет их для достижения более высоких целей, формируя свой собственный индивидуальный характер, совершенно отличный и возвышенный по сравнению с характером животных. «Эти инстинкты, тем не менее, являются кирпичиками, из которых вылеплен индивидуальный характер». По словам Росс, «инстинкты — это сырой материал характера, и на протяжении всей своей задачи педагог должен иметь дело с ними».

Каким образом можно изменить инстинкты для формирования характера, будет рассмотрено ниже:

1.Подавление инстинктов:

Инстинкты нельзя уничтожить, но их можно подавить. Некоторые учителя, придерживавшиеся жесткой дисциплины, запретили смеяться в классах. Учителя в гурукулах обуздали сексуальный инстинкт подростков. Был затронут строгий контроль. Современные психологи приходят к выводу, что репрессии губительны.

Течение инстинктивного потока можно остановить, построив плотину против него, но в какой-то момент течение выйдет за пределы плотины. Сдерживаемая энергия детей не может оставаться подавленной долгое время.Их инстинкты должны найти прямой или косвенный выход. Следовательно, репрессии невозможны и опасны.

2. Запрещение :

Другой способ модификации — запрет, или наложение ограничений, или противодействие. Ограничение может быть наложено путем создания среды, в которой невозможен стимул для возбуждения. Можно запретить говорить или смеяться в классе, запретив их. Если не дается возможность проявить драчливость или гнев и не возникает ссор дома или в школе, эти два инстинкта ослабеют из-за недостатка практики и отсутствия проявления.Сексуальный инстинкт можно охладить страхом или гневом, т. Е. Предоставив противоположный инстинкт. Индийские поэтики составили список противоположных эмоций.

Самоутверждение противоположно подчинению, отталкивание противоположно сексу, гнев противоположен страданию и т. Д. Если в игру вступает противоположный инстинкт, исходный инстинкт ослабляется. Но все же инстинкт не может умереть ни одним из двух методов торможения (а именно ограничением и противодействием).

3.Замена :

Инстинктивное поведение может быть заменено другим. Мальчик удовлетворяет свой инстинкт познания, собирая карандаши, украденные из ранцев других учеников. Если его попросят собрать марки, спичечные коробки, окаменелости или фотографии, эти действия будут хорошей заменой кражи. Он сможет удовлетворить свой стяжательский инстинкт. Игра в помещении может заменить игру на открытом воздухе. Разведка удовлетворяет инстинкт стадности и может заменить формирование банды.

Любовь к собаке может заменить бездетную мать. Комментарии о крикете могут быть хорошей заменой игре спортсмена, который стал инвалидом. Страх перед экзаменом — хорошая замена страху перед гоблинами. Во всех этих случаях инстинкт удовлетворяется, но через новую ситуацию, которая может заменить исходную ситуацию. Новая ситуация может быть очень выгодной. Замена может работать ограниченно. Невозможно заменить какой-либо инстинкт, например, сексуальный инстинкт.

4. Перенаправление:

В этом случае инстинкт перенаправляется или направляется на новый путь. Инстинкт приобретения можно использовать при сборе книг и других материалов. Таким образом, изменение может быть осуществлено только в проявлении. Инстинкт драчливости обычно проявляется в ссорах с другими. Его можно перенаправить на борьбу с врагами и спасение более слабых людей от несправедливости. Наблюдатель в классе показывает свой гнев на тех, кто шумит.Перенаправление также имеет ограниченную область применения. Опять же, это может решить проблему на мгновение, но это не постоянное решение.

5. Сублимация:

1. Значение:

Слово «сублимация» происходит от латинского слова «Sublimatio», что означает «поднимать» или «поднимать». Это слово впервые было использовано Фрейдом в связи с возвышением сексуального инстинкта до эстетического творчества. Таким образом, сублимация была своего рода заменой или перенаправлением полового инстинкта проявлением на возвышенном плане.

Не состоящий в браке человек может реализовать свой сексуальный инстинкт, занимаясь искусством, рисованием, музыкой, танцами и всем подобным эстетическим творчеством. Вместо того, чтобы работать на чувственном плане, он будет работать на более высоком уровне интеллектуального восприятия красоты. Фрейд использовал этот термин в связи с половым инстинктом, но теперь он используется для более широкого значения, охватывающего все инстинкты и эмоции.

Итак, сублимация отвлекает инстинктивную энергию на замену, которая лучше одобряется обществом.По словам Росса, «сублимация — это слово, используемое для описания процесса перенаправления инстинкта от его примитивной биологической цели к цели, которая поднимает социально и индивидуально». У. М. Рыбурн определил это как «действие по линии инстинкта с использованием определенного типа энергии, поступающей по определенному каналу инстинкта, но с действием, направленным на более высокий уровень».

2. Типы:

Макдугал предложил два типа сублимации:

(i) интеллектуальная сублимация и

(ii) моральная сублимация.

Первое предполагает только смену средств при неизменной цели. Мы теперь придерживаемся рафинированной диеты вместо сырого мяса.

В случае моральной сублимации меняется даже цель. Это свойственно только людям. В этом случае инстинкт перенаправляется в лучшее русло поведения, а энергия, стоящая за ним, используется в общественно полезной деятельности. Бездетная вдова может проявить материнский инстинкт, работая в детском саду, школе или приюте. Мальчик может сублимировать свой инстинкт любопытства в научных увлечениях.

3. Сублимация и образование:

Вся задача образования состоит в том, чтобы сублимировать грубые и грубые инстинкты ребенка. Учитель поставит телегу впереди лошади, если подавит инстинкты ребенка. Он должен дать ребенку возможность двигаться по течению, а не против течения. В противном случае, если инстинкт подавлен, он найдет косвенное выражение нежелательными способами. Отсюда необходимость сублимации.

4. Метод сублимации.Это предоставит учащимся здоровую отдушину для их растущего интереса.

5. Сублимация определенных инстинктов:

(i) Любопытство может быть сублимировано из импульса подглядывать за бесполезными и нежелательными объектами до энтузиазма по поводу чудес науки. По словам Росса, «вся наука начинается с чудес, а вся ткань современной науки представляет собой памятник возвышенному любопытству». Ребенка с самого начала нужно мотивировать узнавать все больше и больше о своем окружении и других полезных вещах, представляющих интерес.Его наблюдательность и рассудительность следует развивать, чтобы достичь сублимации этого инстинкта.

(ii) Драчливость может быть направлена ​​на игры. Боевой инстинкт можно сублимировать, чтобы сыграть матч с противоположной командой и победить ее. Подобную кампанию или крестовый поход можно вести против неграмотности, болезней и невежества.

(iii) Побег может быть сублимирован от страха к личному «я» до страха сделать что-либо, что может нанести вред группе, сообществу и нации, к которой он принадлежит.

(iv) Слуховой инстинкт можно сублимировать в тренинге для командной работы и совместных проектов. Скаутинг, руководство девушками и общественная деятельность — лучшие средства сублимации стадного инстинкта.

(v) Приобретение может быть сублимировано, направив ребенка к сбору образовательно ценных вещей, таких как картинки, марки, монеты и различные виды предметов. В позднем детстве ребенок может собирать цветы, насекомых, перья, листья, книги и альбомы по изучению природы.Такое хобби не только удовлетворит инстинкт приобретения, но и защитит от воровства, а также обучит ребенка путем получения ценной информации об окружающей его среде, географических фактах и ​​научных фактах о растениях, насекомых и животных.

(vi) Самоутверждение можно сублимировать, давая ребенку возможность доказать свою ценность в любой деятельности, например, в играх, атлетике, дебатах, драматургии, учебе и т.д. , хорошая инсценировка, хорошее пение и хорошая организация занятий.Наблюдатели, организаторы и капитаны, капитаны домов могут быть назначены для удовлетворения их самовыражения. Каждый ребенок пытается самоутвердиться или выпендриваться. Студентки могут демонстрировать свою моду. Цель состоит в том, чтобы привлечь внимание других.

(vii) Подчинение, противоположное самоутверждению, может быть сублимировано, чтобы сделать ребенка дисциплинированным, послушным и упорядоченным. Единственная трудность состоит в том, что учитель может вызвать реакцию в умах учеников, если он не будет сочувствовать им, помимо того, что он является приверженцем дисциплины.Опять же, если этот инстинкт не используется должным образом и не управляется, он может привести к развитию комплекса неполноценности.

(viii) Сексуальный инстинкт может быть сублимирован в творчестве любого рода, особенно в области эстетики и изящных искусств, таких как искусство, живопись, вышивка, музыка, драматургия, танцы, сочинение стихов. В этой связи следует иметь в виду, что сублимация сексуального инстинкта имеет ограниченные возможности.

Мы не можем сделать каждого ребенка гением для создания прекрасных произведений искусства. На той или иной стадии другой сексуальный инстинкт должен найти удовлетворение.Но на стадии подросткового возраста правильное образование и сеть художественной деятельности будут иметь большое значение для использования либидо подростка в плодотворных задачах, которые являются общественно полезными.

6. Роль учителя:

Учитель должен понять грубость детских инстинктов и попытаться сублимировать их. Он не мог подавить свои инстинкты, потому что это вызовет комплексы и психические конфликты. Подавленные инстинкты могут проявляться в нежелательной форме и препятствовать росту ребенка.Учитель должен организовать сеть занятий, чтобы предоставить широкие возможности для сублимации инстинктов. Он должен знать точный способ изменения каждого инстинкта и соответственно планировать.

Теории инстинктов, влечения и возбуждения

Теория инстинктов

Уильям Джеймс (1842–1910) внес важный вклад в ранние исследования мотивации, и его часто называют отцом психологии в Соединенных Штатах. Джеймс предположил, что поведение определяется рядом инстинктов, которые помогают выживанию.С биологической точки зрения, инстинкт — это видоспецифический образец поведения, которому не научились. Однако между Джеймсом и его современниками возникли серьезные разногласия по поводу точного определения инстинкта. Джеймс предложил несколько десятков особых человеческих инстинктов, но у многих его современников были свои собственные списки, которые отличались. Защита ребенка матерью, желание лизать сахар и охота на добычу были среди человеческих поступков, которые во времена Джеймса считались истинными инстинктами.Эта точка зрения, согласно которой человеческое поведение определяется инстинктами, подверглась изрядной критике из-за неоспоримой роли обучения в формировании всех видов человеческого поведения. Фактически, еще в 1900-х годах было экспериментально продемонстрировано, что некоторые инстинктивные формы поведения являются результатом ассоциативного обучения (Faris, 1921).

Рис. 1. (a) Уильям Джеймс предложил инстинктивную теорию мотивации, утверждая, что поведение определяется инстинктами. (б) У людей инстинкты могут включать в себя такие формы поведения, как стремление младенца прижаться к соску и сосание.(кредит b: модификация работы «Mothering Touch» / Flickr)

Теория привода

Другая ранняя теория мотивации предполагала, что поддержание гомеостаза особенно важно для управления поведением. Вы можете вспомнить из своего предыдущего чтения, что гомеостаз — это тенденция поддерживать баланс или оптимальный уровень в биологической системе. В системе организма центр управления (который часто является частью мозга) получает входные данные от рецепторов (которые часто представляют собой комплексы нейронов).Центр управления направляет эффекторы (которые могут быть другими нейронами) для исправления любого дисбаланса, обнаруженного центром управления.

Согласно теории влечений мотивации отклонения от гомеостаза создают физиологические потребности. Эти потребности приводят к состояниям психологического влечения, которые направляют поведение на удовлетворение потребности и, в конечном итоге, возвращают систему к гомеостазу. Например, если вы давно не ели, уровень сахара в крови упадет ниже нормы. Этот низкий уровень сахара в крови вызовет физиологическую потребность и соответствующее состояние влечения (т.е. голод), который направит вас на поиски и употребление пищи. Прием пищи устранит чувство голода, и, в конечном итоге, ваш уровень сахара в крови вернется к норме.

Вся деятельность направлена ​​на снижение напряжения, вызванного потребностями и побуждениями. Таким образом, снижение влечения является психологическим механизмом, лежащим в основе как деятельности, так и обучения. Какое бы поведение ни привело к снижению напряжения (и, следовательно, влечения), оно будет повторяться до тех пор, пока не станет привычным. Привычка — это модель поведения, которой мы регулярно занимаемся.После того, как мы начали поведение, которое успешно снижает влечение, мы с большей вероятностью будем придерживаться этого поведения всякий раз, когда столкнемся с этим влечением в будущем (Graham & Weiner, 1996).

Есть два типа дисков: первичный и приобретаемый. Первичные побуждения — это силы внутри человека, которые запускаются биологическими потребностями, такими как голод и жажда. Эти побуждения производят случайную активность (вспомните эксперименты Скиннера на животных). Эта деятельность по существу не имеет направления до тех пор, пока не будет удовлетворена потребность.Какое бы поведение ни удовлетворяло потребность, в конечном итоге оно превращается в привычку в процессе уменьшения и подкрепления влечения.

Приобретенные диски включают в себя желание денег, любви, занятий спортом, сочинения или создания музыки. Они не возникают из-за биологической потребности. Скорее, они приобретаются в процессе ассоциации с первичным влечением. Теория влечений предполагает, что почти все психологические мотивы являются приобретенными влечениями.

Теория мотивации влечения обеспечивает основу теории поведенческого обучения (обсуждается в следующем разделе) и, в отличие от теории инстинктов, до сих пор имеет своих сторонников.Внешние подкрепления (например, деньги или хорошие оценки) рассматриваются как стимулы, активирующие приобретенные побуждения. Поведение, которое играет важную роль в получении каждого стимула, усваивается путем сочетания процессов уменьшения влечения и подкрепления.

Теория возбуждения

Расширения теории влечений принимают во внимание уровни возбуждения как потенциальные мотиваторы. Как вы помните из своего исследования обучения, эти теории утверждают, что существует оптимальный уровень возбуждения, который мы все пытаемся поддерживать (рис. 3).Если мы не возбуждены, нам станет скучно, и мы будем искать какую-нибудь стимуляцию. С другой стороны, если мы чрезмерно возбуждены, мы будем вести себя так, чтобы уменьшить наше возбуждение (Berlyne, 1960). Большинство студентов испытывали потребность в поддержании оптимального уровня возбуждения в течение своей академической карьеры. Подумайте, какой стресс испытывают студенты к концу весеннего семестра. Они чувствуют себя перегруженными бесконечными экзаменами, бумагами и важными заданиями, которые необходимо выполнить вовремя.Вероятно, они жаждут отдыха и расслабления, которые ожидают их во время продолжительных летних каникул. Однако как только они заканчивают семестр, не проходит много времени, прежде чем им становится скучно. Как правило, осенью к началу следующего семестра многие студенты с удовольствием возвращаются в школу. Это пример того, как работает теория возбуждения.

Рисунок 3. Здесь изображена концепция оптимального возбуждения по отношению к выполнению задачи. Производительность максимальна при оптимальном уровне возбуждения и снижается во время недостаточного и чрезмерного возбуждения.

Так каков оптимальный уровень возбуждения? Какой уровень дает лучшую производительность? Исследования показывают, что обычно лучше всего умеренное возбуждение; когда возбуждение очень высокое или очень низкое, производительность обычно ухудшается (Yerkes & Dodson, 1908). Подумайте об уровне своего возбуждения при сдаче экзамена в этом классе. Если ваш уровень очень низкий, например, от скуки и апатии, ваша производительность, скорее всего, пострадает. Точно так же очень высокий уровень, например крайняя тревожность, может парализовать и мешать работе.Рассмотрим пример команды по софтболу перед турниром. У них есть возможность выиграть свою первую игру с большим отрывом, поэтому они вступают в игру с более низким уровнем возбуждения и проигрывают менее опытной команде.

Но оптимальный уровень возбуждения — более сложный, чем простой ответ, что средний уровень всегда лучше. Исследователи Роберт Йеркес (произносится как «Йерк-ЭЕС») и Джон Додсон обнаружили, что оптимальный уровень возбуждения зависит от сложности и сложности выполняемой задачи (рис. 4).Эта взаимосвязь известна как закон Йеркса-Додсона , который гласит, что простая задача выполняется лучше всего, когда уровни возбуждения относительно высоки, а сложные задачи лучше всего выполнять, когда уровни возбуждения ниже.

Рисунок 4. Наилучшая производительность задач достигается, когда уровни возбуждения находятся в среднем диапазоне, когда сложные задачи лучше всего выполнять при более низких уровнях возбуждения, а простые задачи лучше всего выполнять при более высоких уровнях возбуждения.

Что такое обучение? | Введение в психологию

Что вы научитесь делать: объяснять обучение и процесс классической обусловленности

В этом разделе вы узнаете об обучении.Возможно, это не «обучение», как вы обычно думаете об этом слове, потому что мы не говорим о том, чтобы идти в школу, или учиться, или даже прилагать усилия к тому, чтобы что-то запомнить. Вместо этого вы увидите, что один из основных типов поведенческого обучения, которым мы занимаемся, — это просто автоматический процесс ассоциации, известный как классическая обусловленность. При классическом кондиционировании организмы учатся связывать события, которые постоянно происходят вместе, и исследователи изучают, как рефлексивный ответ на стимул может быть сопоставлен с другим стимулом — путем тренировки ассоциации между двумя стимулами.Эксперименты Ивана Павлова показывают, как формируются связи «стимул-реакция». На Уотсона, основателя бихевиоризма, большое влияние оказали работы Павлова. Он проверял людей, вызывая страх у младенца, известного как Маленький Альберт. Его результаты показывают, что классическая обусловленность может объяснить, как развиваются некоторые страхи.

Цели обучения

• Распознать и определить три основные формы обучения — классическое обусловливание, оперантное обусловливание и обучение с наблюдением.

Обучение

Птицы строят гнезда и мигрируют с приближением зимы.Младенцы сосут грудь своей матери. Собаки стряхивают воду с мокрой шерсти. Лосось плывет против течения, чтобы нереститься, а пауки плетут замысловатые сети. Что общего у этого, казалось бы, несвязанного поведения? Все они представляют собой невыученное видов поведения. И инстинкты, и рефлексы — это врожденное поведение, с которым рождаются организмы. Рефлексы — это двигательная или нервная реакция на определенный раздражитель окружающей среды. Они имеют тенденцию быть проще, чем инстинкты, предполагают деятельность определенных частей и систем тела (например,д., рефлекс коленного рефлекса и сужение зрачка при ярком свете) и затрагивают более примитивные центры центральной нервной системы (например, спинной мозг и продолговатый мозг). Напротив, инстинкты — это врожденные поведения, которые запускаются более широким спектром событий, таких как старение и смена времен года. Они представляют собой более сложные модели поведения, включают движение всего организма в целом (например, сексуальную активность и миграцию) и затрагивают высшие центры мозга.

И рефлексы, и инстинкты помогают организму адаптироваться к окружающей среде, и их не нужно учить.Например, у каждого здорового ребенка есть сосательный рефлекс, присутствующий при рождении. Младенцы рождаются с умением сосать сосок, искусственный (из бутылочки) или человеческий. Никто не учит ребенка сосать, как никто не учит вылупившуюся морскую черепаху двигаться к океану.

Обучение, подобно рефлексам и инстинктам, позволяет организму адаптироваться к окружающей среде. Но в отличие от инстинктов и рефлексов, усвоенное поведение предполагает изменение и опыт: обучение — это относительно постоянное изменение поведения или знаний, которое является результатом опыта.В отличие от врожденного поведения, описанного выше, обучение предполагает приобретение знаний и навыков на основе опыта. Оглядываясь назад на наш сценарий серфинга, Джулиану придется проводить гораздо больше времени, тренируясь со своей доской для серфинга, прежде чем он научится кататься на волнах, как его отец.

Обучение серфингу, как и любой сложный процесс обучения (например, изучение дисциплины психологии), включает сложное взаимодействие сознательных и бессознательных процессов. Обучение традиционно изучается с точки зрения его простейших компонентов — ассоциаций, которые наш разум автоматически создает между событиями.Наш разум имеет естественную тенденцию связывать события, которые происходят близко друг к другу или последовательно. Ассоциативное обучение происходит, когда организм устанавливает связи между стимулами или событиями, которые вместе происходят в окружающей среде. Вы увидите, что ассоциативное обучение занимает центральное место во всех трех основных процессах обучения, обсуждаемых в этом модуле; классическое обусловливание имеет тенденцию включать бессознательные процессы, оперантное обусловливание имеет тенденцию включать сознательные процессы, а обучение с наблюдением добавляет социальные и когнитивные слои ко всем основным ассоциативным процессам, как сознательным, так и бессознательным.Эти процессы обучения будут подробно обсуждены позже, но будет полезно иметь краткий обзор каждого из них, когда вы начнете исследовать, как понимать обучение с психологической точки зрения.

При классическом обусловливании, также известном как условное обусловливание Павлова, организмы учатся связывать события — или стимулы, — которые постоянно происходят вместе. Мы переживаем этот процесс на протяжении всей нашей повседневной жизни. Например, вы можете увидеть вспышку молнии в небе во время шторма, а затем услышать громкий раскат грома.Звук грома естественным образом заставляет вас подпрыгивать (громкие звуки действуют рефлекторно). Поскольку молния надежно предсказывает надвигающийся удар грома, вы можете связать их и прыгнуть, когда увидите молнию. Психологи изучают этот ассоциативный процесс, сосредотачиваясь на том, что можно увидеть и измерить, — на поведении. Исследователи спрашивают, если один стимул вызывает рефлекс, можем ли мы тренировать другой стимул, чтобы вызвать тот же рефлекс? При оперантном обусловливании организмы снова учатся связывать события — поведение и его последствия (подкрепление или наказание).Приятные последствия побуждают к такому поведению в будущем, тогда как наказание сдерживает такое поведение. Представьте, что вы учите свою собаку Ходору сидеть. Вы говорите Ходору сесть и угостите его, когда он это сделает. После неоднократных переживаний Ходор начинает ассоциировать сидение с получением угощения. Он узнает, что в результате сидения он получает собачье печенье (рис. 1). И наоборот, если собаку наказывают за то, что она демонстрирует поведение, ее заставляют избегать такого поведения (например,г., получив небольшой электрошок при пересечении границы невидимого электрического забора).

Рисунок 1 . В оперантном обусловливании реакция связана со следствием. Эта собака узнала, что в результате определенного поведения она получает угощение. (кредит: Кристал Рольф)

Наблюдательное обучение расширяет эффективный диапазон как классической, так и оперантной обусловленности. В отличие от классической и оперантной обусловленности, при которой обучение происходит только через непосредственный опыт, обучение с наблюдением — это процесс наблюдения за другими и последующего имитации того, что они делают.Многие люди и животные учатся с помощью наблюдений. Чтобы получить представление о дополнительном эффективном диапазоне, который дает обучение с помощью наблюдений, рассмотрим Бена и его сына Джулиана из введения. Как наблюдение может помочь Джулиану научиться серфингу, в отличие от обучения методом проб и ошибок? Наблюдая за своим отцом, он может имитировать действия, которые приносят успех, и избегать действий, ведущих к неудаче. Можете ли вы вспомнить, что вы узнали, как делать после просмотра кого-то другого?

Все подходы, описанные в этом модуле, являются частью особой традиции в психологии, называемой бихевиоризмом.Однако эти подходы, которые вам представят, не представляют собой всего исследования обучения. Отдельные традиции обучения сложились в разных областях психологии, таких как память и познание, поэтому вы обнаружите, что другие разделы этой книги дополнят ваше понимание темы. Со временем эти традиции имеют тенденцию к сближению. Например, в этом модуле вы увидите, как познание стало играть большую роль в бихевиоризме, более радикальные приверженцы которого когда-то настаивали, что поведение запускается окружающей средой без каких-либо промежуточных мыслей.

Посмотри на это

Чтобы получить краткий обзор и обзор основных различных типов обучения, посмотрите психологию CrashCourse ниже. В этом модуле мы рассмотрим каждую из этих тем более подробно.

Подумай над

• Каково ваше личное определение обучения? Как ваши представления об обучении соотносятся с определением обучения, представленным в этом тексте?
• Какие вещи вы узнали в процессе классической обусловленности? Оперантного кондиционирования? Наблюдательное обучение? Как вы их узнали?

Глоссарий

ассоциативное обучение: форма обучения, которая включает соединение определенных стимулов или событий, которые происходят вместе в окружающей среде (классическая и оперантная обусловленность)

инстинкт: неизученных знаний, включающих сложные модели поведения; Считается, что инстинкты более распространены у низших животных, чем у людей

обучение: изменение поведения или знаний, возникшее в результате опыта

рефлекс: неизученная, автоматическая реакция организма на раздражитель в окружающей среде

.

No related posts.