Ребёнок и его шизофрения » KATABASIA: Эзотерритория психоккультуры
Всё не задаётся с самого начала. Неспокойное течение беременности, роды с осложнениями (например, из-за ножного предлежания плода), затянутый первый всхлип после пошлепываний, меланхоличные засыпания на груди во время кормления, трудные минуты первого общения, неустранимая тревога, щелочная истерика, жар с плачем, отвлеченный взгляд, мутизм лепета, неадекватные реакции, задержка в развитии – никак не сводятся в единый порок природы, пока не придёт понимание того, что ребёнок серьёзно болен психически.
Как любят выражаться врачи, «наследственный фактор» играет далеко не последнюю роль в шизофрении и примером тому все эти многочисленные клинические дела предков и пробандов – энциклопедии умопомешательств; истории неспокойных невротиков, семейных тиранов и безучастных меланхоликов, суеверных бабушек и одержимых отцов, городских сумасшедших и деревенских невменяемых, юридических недееспособных и церковных блаженых, негибких, ненормальных, невротичных, и ко всему прочему целая констелляция других подозрительных случаев неясного генеза, стертых маний, следов замалёванных расстройств и прочих полифонических палимпсестов.
Шизофрения у взрослых в этом смысле менее показательна. Взрослый, если его развитие хоть сколько-то дальше уровня начальной школы, слишком хорошо владеет языком, он подпал под его основание и не может выйти из-под власти языкового контура. Но ребенок ещё не успевает утратить глубинность усмотрения смысла («глубинность» здесь не синоним проницательности, а дословно: восприятие глубины тел).
Нам известны две фундаментальные логики смыслоусмотрения (устроенности бытия-в-мире): логика поверхности и логика глубины. Поверхность следует понимать не в качестве внешней ограничительной кромки физических вещей, как объясняет её геометрия, а как условие видимости мира, поскольку через свою поверхность мир себя кажет. Такое образование, как язык, живет на поверхности вещей, ведь, высказываясь о вещах, он репрезентует их в качестве безглубинных сущностей, которым можно приписать любые атрибуты; а действие языка как раз и заключается в предикации, атрибуировании и означивании.
Другая логика – это логика глубины, представленная, главным образом, понятием телесного, плотского, толстого и непроницаемого. Мы начинаемся в пространстве нашим телом, которое плотно и интенсивно. Потихоньку мы растем, но растем всегда изнутри, из глубины; мы едим – и в нас действуют смеси тел; мы теплые – и чувствуем разлитую по жилам медвяную теплоту; мы интенсивны в том смысле, что тяжелы и грузны.
Поверхность (вместе с языком) и глубина (вместе с телом) представляют собой два ряда, логика которых потихоньку усваивается ребенком. В течение интеллектуального онтогенеза эти два ряда идут независимо и параллельно, но между ними существует резонанс, благодаря которому при желании всегда можно перейти с одной серии на другую.
В какой-то момент для маленького шизофреника становится очевидным, что поверхность расколота (шизо): ни у вещей, ни у предложений, ни у событий больше нет ограничительного контура. Но самой поверхности от этого не становится меньше, как предполагал Делёз, она никуда при этом не исчезает; наоборот, раскол в вещах приводит к тому, что трещина высвобождает излишки поверхности, которые уже некуда девать и с ними никак не справиться. К тому же, когда поверхность раскалывается, пропадает её эфемерность и невесомость, как внезапно пропадает эфемерность изображения в зеркале, по которому идёт трещина. Трещина вводит в гладь зеркала нежелательную глубину и точно таким же образом для шизофреника оглубляется поверхность языка, который ранит, вот почему чья-то речь может показаться ему потоком выдуваемых маленьких дробинок и иголочек, которые царапают и терзают покровы его собственного тела.
Для ребенка, страдающего шизофренией, язык больше не инстанция первоисточника смысла.
Его существо расколото, и смысл вещей не монополизирован смыслом слов. Отныне слова и вещи стоят на одной ступени и имеют ценность только как выразители (или субституты) глубины или поверхности.
Отметим ещё и то, что эти две серии не прививаются ребёнку одинаково. Взрослые вообще ничего не знают о глубине и, к тому же, не чувствуют поверхности. Всё, чему они пытаются обучить, так это своего рода патернальному означающему – языку как грамматике. Причем речь не обязательно идёт о языке словесном. Возьмем рисование. Вначале здоровый ребенок не умеет конвертировать свои переживания в языке. Когда ребенок рисует, он рисует нечто и только потом даёт нарисованному название, так сказать, тематизирует то, что вышло (см. безличную форму глагола «вышло»). Но потом языковой сюжет становится первичным и ребенок рисует то, что заранее артикулирует в уме, налицо момент целеполагания. Конечно, едва кто из детских психологов отмечал, что это тематизирование явлено ребенку в качестве своеобразного языкового насилия: 
Не портит дело даже наличие обратной перспективы, которая может быть отнесена к полю стилистики – разделу языка, который усваивается последним уже в зрелом возрасте (если вообще усваивается). Но операция тематизирования и языкового управления совершенно невозможна, если ребенок шизофреник: поверхность и язык не так послушны, смысловые связи расстроены, ребенок ввергается в шум высвобождаемых поверхностей вещей, голосов, шуршащих складок,зловещее молчание тел и их глухих толщ:
Во всех агрессивных, угнетающих и странных сюжетах хотят видеть расщепление мышления и «утрату связей с действительностью» (sic!), хотя это самое неочевидное, ибо шизофреник как раз более всех близок к тому уровню, где вещи перестают казать себя и начинают говорить.
Даже кричать.
На рисунках детей, страдающих шизофренией, видны не только все виды аграмматичности, но так же и способы усмотрения глубин. У них заметна нетерпимость к пустым местам, статичность изображения, отсутствие чувства законченности. Страх пустоты шизофреников перекликается с другим их страхом – страхом необычных предметов, прежде всего, губ, глаз, рта, пошевеливания бровей. Для манифестации болезни это одно из общих мест, но мало кто замечал, что даже психически здоровый ребенок интересуется определенными вещами не так как интересуется всеми остальными. Только невнимательность взрослого не дает хода простейшему заключению: все предметы его интереса это глубины.
Отверстия, дырки, дырочки, поры, места тела, окруженные слизистыми оболочками, всегда кажется особенными для любого ребенка; они связаны с поглощением и высвобождением тел, то есть глубинной логикой; рот – с извержением звука в связке 
Чего уж говорить о шизофрениках, для которых такое полагание тела переброшено на окружающий мир. Если знать, что искать, то можно обнаружить это почти в любом анамнезе: «Петя Т. Со времени становления ходьбы наряду с обычной походкой периодически наступал только на носки. Не радовался, когда мать брала его на руки, ласкала. В основном прыгал, играл руками. Увидя детей, кричал, опрометью бежал от них. В дождь требовал, чтобы его подводили к
Для ребенка, страдающего шизофренией, мир раскрывается так, как однажды ему раскрылось его тело: мир не столько осязаем, сколько телесен, и окружащие предметы заставляют тело больного сливаться с ними, образуя монолит (тело без органов). Но вместе с модусом его приятия, миру приписывается предикат быть опасным, так же как он приписывается раскрытой собачьей пасти. Когда шизофреник смотрит на зубы, сочащуюся слюну, шершавый язык, он ощущает в пасти свою руку и от того пасть становится ещё страшнее.
«Витя Н. Стремился ходить по краю тротуара, хотя при этом ощущал страх. С 8 лет 1 мес. периодически в течение 1–2 нед. становился агрессивным, злобным, подолгу однообразно бегал по кругу, или из конца в конец комнаты. Появился страх белых зданий, панически бежал от них». «Дети в возрасте до 4 лет говорили, что им «страшно». Некоторые при этом отводили взгляд от определенных мест комнаты, отдергивали и прятали руки, словно боялись прикоснуться к чему-то. «Таня Л. маленькие пятна на стене называла клопами, боялась, что они её укусят, отстранялась от матери». «У детей 3–5 лет тематика фобий была сложнее, появлялся необычный страх дыма, огня, теней, облаков, складок одежды и т.п. Нередко даже у маленьких фобии отличались вычурностью. Например, дети боялись глаз, губ, смеха…» – т.е. отверстий самой природой проманифестированных как разрыв постоянства плоти.
Когда тела раскалываются, из их глубины бьёт их «нутрь», что для шизофреника кажется таким же потрясением, как для здорового человека увидеть отрезанную руку или ногу (причем, свою) и почувствовать весь надвигающийся кошмар ощущения того, что распадаешься на части без какой-либо боли.
Здоровые люди не хотят воспринимать глубинные тела, их не привлекает вся странность того, что в этих телах таится, льется или сыпется. Но не таковы дети, для которых – даже здоровых – глубина тел становится моментом интереса, залипания, словно фактура данных тел чуть-чуть, но подтекает.
Зина Т., больная шизофренией, как и Петя Т., наслаждалась своей манией тела-трубы, тела-канала, тела-пениса. «Спустя 4,5–6 мес., примерно в 5,5 лет, наступило улучшение. «Ожила», увлеклась играми в трубы и воду. Говорила, что будет «инженером по канализации», расспрашивала, как и куда течет вода по трубам, слушала, как она переливается в батареях. На улице заговаривала о трубах с незнакомыми людьми. Собирала старые, ржавые трубы, гладила их с наслаждением, несла домой. К 6 годам стала вновь капризной, плакала без причины. … Иногда терзала куклу, отрывала ей руки, ноги, откручивала голову, срывала платье. Изо дня в день повторяла одни и те же вопросы «Где кровь? А в ушах кровь? А в глазах есть кровь? Я люблю кровь пить».
Расковыривала себе руки и сосала из ранок кровь. Помногу раз в день требовала, чтобы процедурная сестра взяла у неё кровь… Стремилась оцарапать проходящих, объясняла свои поступки желанием посмотреть, как будет литься кровь. И задавала одни и те же вопросы «Течет у тебя из глаза кровь? Правда течет? Я говорю, что течет». Сама уставала от этих вопросов, но не могла остановиться». «…если поглубже полоснуть по пальцу ножом, из пальца обычно идёт кровь; если разом осушить пузырек с пометкой «Яд!», рано или поздно почти наверняка почувствуешь недомогание», – говорит Алиса, которая на протяжении двух книг вынуждена смещаться по контурам глубины (есть, расти, уменьшаться, складываться) и поверхности (говорить, отгадывать загадки, читать стихи и решать словесные парадоксы).
Отверстия кажутся ребенку опасными, они как бы выпускают свою глубину наружу, кусаются, тянут за уголок платьица, пытаются увлечь за рукав. Глаза «оживают на портрете», мальчик боится одушевленной звезды, «которая смотрит».
У других детей, страдающих шизофренией, появлялись и вовсе патологические влечения глубины, которая и притягивает и страшит: появлялся интерес к телу, стремление нанести повреждения, надавить, причинить боль и тут же погладить, поцеловать. Возникало желание обнажаться, онанировать (высвободить поверхность удовольствия, стыда и сожаления). В некоторых случаях «оживали» патологические игры, в которых отражался интерес к агрессии, казням и т.п. Скажем, дети придумывали игру в магазин, в котором «продавали яд» и «люди пачками умирали от этого яда» или говорили только о бомбах, складах оружия, с помощью которого они собирались «уничтожить всех людей» – словом, сделать всё, чтобы только успокоить порочный резонанс и высвобождающуюся энергию. Ваня К. больше всего боялся мыться, но был вынужден снова и снова вызывать свой страх в рисунках:
Наконец, приходит момент, когда и слова начинают ранить – слова превращаются в тело, а все его части (морфология слова) в ранимые слизистые оболочки.
Когда Кэрролл приезжал в Россию, его личной лингвистической травмой была словесная громада Zashtsheeshtschayjushtsheekhsya (причастие «защищающихся»), налетевшая словно из подворотни – настоящий перелом, кусаная рана и рваная плоть. У ребенка, страдающего шизофренией, язык постоянно становится его страданием, вот почему ему так сложно идти в своем языковом развитии дальше и подтягивать до этого уровня интеллект. В результате мутизма появляются неологизмы типа: «Рык, окына, орыка, камелета», «Модель- водель», «Аландея», «Крутель», «Палма».
Дима Е. (6 лет), объясняя свой рисунок, говорит про некого «страшного деда», которого называет «Сипла», который «режет всех, кто не слушается». У «деда» имеются «руната», «рага», «груга», которыми он режет детей. Все эти неологизмы – не причина банальной эхолалии, а результат того, что измерение смысла больше не резонирует между означающими и означаемыми, вместо этого спущенная поверхность входит в резонанс с тянущей глубиной телесных слов.
Достаточно взглянуть на кофейник Димы, чтобы увидеть это. Психиатр видит в нём аграмматичность несоразмерности частей, мы – его глубинность, объемность, интенсивность как тела, этот кофейник словно гудит своей плотью:
Бывает так, что ребёнок зачастую втянут в «заумь»: ото всюду возникают вопросы типа «Есть нет? Нет есть?», повторяющиеся представления становятся навязчивыми и тягостными самому ребенку. Чтобы как-то снять этот контур, дети придумывали ритуалы защитного характера. Чтобы не кашлять, надо подержаться за карман, коснуться мебели, пересчитать пуговицы, переставить с места на место обувь, по многу раз завязать и развязать шнурки, подержать руки в воде, помыть их или хотя бы намочить, смотреть лишь старые книги. «Саша С. (шизофрения) боялся заболеть, стал часто мыть руки. В саду часто бегал без разрешения к крану, стараясь их хотя бы намочить. В 5 лет научился считать и вскоре, как только возникло опасение заболеть, начинал считать. Испытывал от этого некоторое облегчение.
Постепенно стал требовать, чтобы ему объяснили, как считать до 50–60-100. Но затем счет перестал помогать. Вместо этого по совету матери стал молиться. Говорил о том, что ему докучают мысли и он должен просить бога освободить его от этого; или определенное число раз застегивать и расстегивать пуговицы, он не может также наступать на трещины и пятна на асфальте, чтобы с ним ничего не случилось. Говорит, что у него много разных уловок, чтобы защитить себя, но не раскрывает до конца какие, иначе они утратят свое действие».
Каждый ребенок шизофреник в той степени, в какой втянут в обмен с означающими и телами: не наступать на трещины, чтобы не заболеть, есть плесневелый хлеб, чтобы не бояться грозы и проч. Наконец, ребенок, страдающий шизофренией, находит то, что по своей природе схлопытает поверхности: мертвое, плесневелое, засохшее, и это отныне завладевает его сознанием. Он рисует мертвецов в могилах и тут же густо закрашивает их, «чтобы не видеть», но съедание землёй (глубинная логика) никак не отстает:
Многочисленные пациенты предпочитали мелкие сыпучие предметы (бусы, пуговицы, гайки), другие обращали внимание на качающиеся предметы: качели, листья, ветви.
Настоящим раем для многих были помойки и свалки, они с наслаждением копались в грязи, всё обнюхивали без какой-либо брезгливости.
В тело слова многие вставляли ненужные буквы, пропускали слоги, контаминировали вокабулы и рифмовали непонятные словосочетания: «Дзатцык –етцык». Нередко все это сопровождалось аграмматизмом, мутизмом и регрессом речи, фонографизмом Трамера, синдромом Павлова (речь в ответ на шёпот, разговор с самим собой).
Когда измученные родители, покидали, наконец, детскую, ребёнок их всё продолжал говорить – шептать сам с собой о чём-то в темноте – изо рта тянулась тонкая струйка сумасшествия, ручеек безумия, как сочащаяся струйка слюны из пасти бешеной собаки. Нередко на заданный вопрос дети начинали говорить по существу, но тут же отклонялись от темы и продолжали безостановочную и несвязную речь. Дети говорили буквально до изнеможения, до хрипоты, и если в начале речевого потока ещё могли однообразно ходить, то затем обычно садились, а говорить продолжали.
«Аа…ну детей, красцное…Никак не впускаете кабину…Дедушка закрыть хотел…Я Куплю марозы-зы-ной и нап-цып-лю уха…Ребят-ки нап-ца-ли-рвать…Он тебя в тюрьму…»
Смысл, запрятанный в слова для шизофреника не так интересен как смысл, воплощенный графически. Ребенку хочется рисовать «на фантастические темы», как это называют психиатры: пути на Марс, Остров Пасхи, давно вымершие животные, нервные окончания, микробы. Наконец, в рисунке мальчика, нарисовавшего Лень, хотят видеть то, что он попытался изобразить абстрактное понятие, хотя в его случае это довольно прозрачный намек, ибо он рисовал Лень как означающее, фонему [Л’эн’]:
Здоровым трудно отделить значение от означающего, когда мы говорим слово, мы тут же понимает его смысл, но для шизофреника всё не так очевидно, слово для него расколото, кое-где оно стало телом, калечащим само себя, ведь через кое-какие части смысл продолжает упорствовать. Как бы выглядел Олоф и как бы выглядел Рипс – очевидно, что первый высокий, худой и недалекий, а второй маленький, шустрый и задирчивый.
Как у Кэрролла злой и опасный – злопасный; хливкий, шорьки, пыряться; ува-ува и голова – боробордает с плеч; а потом эхолалии: Труляля и Траляля, потом контаминации: Бармаглот, Брандашмыг, Шалтай-болтай. Прекрасное слово-бумажник.
Ребенок, чувствующий телесность слов и метаморфозу поверхности, когда язык больше не скользит по ней, но тяжелеет и как черная дыра начинает затягивать в себя с увеличивающейся интенсивностью, видит, как из каждой вещи вытекают знаки: они манят, их хочется приручить и гладить, как та девочка которая гладила водопроводные трубы или тот мальчик, неистово рисовавший лампочки.
Ребенок не хочет видеть в живых существах то, что ему внушает позитивизм и просвещение: мордашки, усы, конические морды, лапки, утопающие в зеленой траве – шизофреник видит тела ещё втянутые в метаморфозу, тела калечимые, тела калечащие, микробы, фонящие нервные окончания – мир изображен излучающим свою интенсивность.
В рисунках ребенок, скорее, символист, чем натуралист, но символист страдающий: все эти шумящие на бумаге бездны вод, кричащая штриховка, животные и люди, имеющие эмбриональную конфигурацию (см.
рис. ниже). Олег К., например, выполнил рисунок, назвав его «Как разваливаются стены в изоляторе».
Порой шизофреник никак не может избавиться от эстетики разнообразных служебных вещей, вроде шин, лампочек. У Павлика Н. (6 лет) начиная со 2‑ого года жизни они мерещатся повсюду, в сюжете любого рисунка проступает патологическая лампочная тематика; крученый цоколь, вибрация нити накаливания, обтекающая прозрачная луковица, её пульсация: лампочка – настоящий сексуальный фантазм вроде некоторых частей тела, от которых даже у ребенка наступает возбуждение.
Гриша С. (5 лет)(шизофрения, вялое течение) испытывает влечение к изображению схем, таблиц, копирует выходные типографские данные книг, расписаний автобусов, журналов посещений, списки лекарств:
Вадим М. (шизофрения, приступообразное течение) страстно любил шины. Мальчика никогда не интересовала машина в целом, он разбирал её, брал себе все колёса, а остальное выбрасывал. Все его рисунки изобиловали шинами, он мог за сеанс исписать ими целый альбом.
Задания Вадим выполнял крайне неохотно, не любил писать слова, хотя с ним настойчиво этим занимались. В результате он приходит к своей мании через расщепленный язык и просит научить его писать – «Ярославский шинный завод», где, как он знает, изготавливают шины.
Но самое поразительное, как после лечения (в т.ч. и группового) проступает его шизофрения, как выгнанная в дверь препаратами, она лезет в окно; как знак расщепленный сопротивляется знаку репрессивному. Мальчику, конечно, дали загустителей щелочного процесса расщепления – показали, как надо рисовать и говорить, обозначив при этом нужную тематику. Точно так же поступили и с Гришей С., любителем схем, на примере которого показывают успехи лечения:
Но вишенки и яблочки, пусть даже коллажем, для него не интересны, и он рисует то, что продолжает вытекать на поверхность его языка – «1968» – потому что это его мания и его неистовость. А Вадим изображает шину возле дороги. Два потрясающих рисунка-свидетельства той самой сочащейся струйки безумия – это самые отчаянные рисунки, которые когда-либо были только нарисованы ребенком про борьбу репрессивного, но здорового кода и освободительного, но порочного раскодирования.
© Nevzdrasmion, 2012
* иллюстрации взяты из книги Болдырева С. А. «Рисунки детей дошкольного возраста, больных шизофренией»
Дорогой читатель! Если ты обнаружил в тексте ошибку – то помоги нам её осознать и исправить, выделив её и нажав Ctrl+Enter.
Views: 5 764
2012/01/27
Posted in:ПублицистикаTags: Невздрасмион
С. А. Болдырева «Рисунки детей дошкольного возраста, больных шизофренией» — отзыв countymayo
Я не очень люблю делать отзывы на профессиональную литературу. Знатоки раскритикуют, неспециалистам это скучно… Однако тема, которой я хочу посвятить сегодняшнюю рецензию, вполне на слуху, и не только из-за распространённого заблуждения «талантливый=сумасшедший».
Снежневский в предисловии называет работу С.А. Болдыревой «психоортопедической», т.е. корригирующей проявления патологии. Удивительно, с какими разными проявлениями оной патологии ей приходилось иметь дело внутри одной группы.
Трудно, когда кто-то в группе рисует в бессмертном стиле «палка-палка-огуречик» и стесняется, а кто-то обучен живописи и отвергает примитивные задания. А на группах Болдыревой один маленький пациент в остром психозе исчерчивает абстракциями страницу за страницей – не успеваешь подсовывать, другая лихорадочно пытается вспомнить руками, как её учили рисовать балерин в худшколе (выходит нечто несообразное), третий самозабвенно выкрикивает над пейзажем любимой помойки: «Доски летят в глаза, летят во все стороны, сейчас они всех вас убьют!», а четвёртый ежедневно со тщанием заштриховывает лист чёрным, алым, синим. Каждый раз одинаковый, рисунок получает новое название, но неизменно это смерч, в который мальчик попал два года назад. Автор признаётся, что для иных подопечных главным была дружеская, недисциплинарная обстановка, сложившаяся в группе. Ну, не порисовать, ну, карандаши погрызть… Сам по себе факт, что ребёнок мог сидеть за столом, был положительным.
Великим терпением была собрана и классифицирована немалая коллекция рисунков.
Для меня как для психолога очень значимо выделение признаков «здорового» и «нездорового» рисунка. Некоторые интересные факты о половых различиях: Девочки любят изображать: дома, картины природы, украшения, декоративное и орнаментальное оформление, детали лиц (кстати, голову они рисуют больших размеров, а стопы – меньших, чем мальчики), домашних животных, миниатюры, фигуры своего пола (в 97% случаев). Мальчиков, наоборот, интересуют динамические объекты: изображение солдат, лошадей, мчащихся всадников, вообще военная тематика, транспортные средства (поезда, пароходы, коляски, самолеты и т.д.), человечки в действии, без подробностей, фигуры своего пола (в 74% случаев). Мальчики лучше соблюдают пропорцию и перспективу, девочки более оригинальны и лучше определяют цвета.
Естественно, ни о какой диагностике по одному рисунку, как у нас любят делать господа психоложцы, не может быть и речи. Но определённые арт-признаки, когда не сходить ли нам к психоневрологу, стоит держать на заметке.
1) Изменилось количество рисования. Дитя буквально не отлипает от карандашей и красок (одной девочке толстинки-невидимки говорили, что она должна как можно больше рисовать) или, напротив, бежит их как чёрт ладана.
2) Изменилась тематика. Шизофрения неистощима, а главное, трудно отделить естественное дошкольное фантазирование от, скажем, неестественного. Но если малыш стал посвящать все изобразительные труды, допустим, лампочкам, страшилищам, концлагерям, свалкам, планам и схемам, собственным гландам, абстрактным понятиям, вымышленному океану Аландея, — лучше перебдеть. Страхи и агрессия, выраженные в рисунках, тоже должны настораживать, особенно вычурные. Для примера: названия рисунков. «Чудовище, сделанное как из тумана», «Головы в тарелках с пищей», «Узор как человек», «Дом-бандит нападает на хороший дом».
3) Изменилась техника рисунка. У изображённого предмета недостаёт основных частей (глаз на лице, окон в здании), или, напротив, части увеличены, деформированы, непропорциональны.
Особенно это относится к головам и лицам: они отягощены ненужными подробностями.
4) Специфические феномены, особенно символизм и вычурность, их у здоровых детей нет. Нарушение перспективы – только если особенно злостное. Геометризованные рисунки а-ля кубизм – сигнал насторожиться. Дошкольники редко бывают прирождёнными кубистами. Жаль, не удалось отсканировать рисунок 8-летнего Валерия Я. «Люди падают на землю»; такая иллюстрация к Хармсу! Распад, разорванность, нагромождения и наслоения – это похоже на Кандинского. Непонятность: намалёван треугольник, а согласно объяснению, это школа.
Шизофрения — не синоним свободы или таланта. Она болезнь, она страдание и разрушение, и многие рисунки вызывают чувство беспомощности и отвращение к мирозданию. Так с сознанием нельзя, даже если оно, сознание, само с собой так. И главный оптимистический заряд книги Болдыревой, читающейся, как в детстве пиратские одиссеи — шизофрения не есть приговор. Тот парнишка, который четыре года рисовал одни лампочки, согласно катамнезу, учится в общеобразовательной школе и овладевает радиоделом.
Вот где катарсис.
Рисунки размещены в комментариях для удобства пользователей.
Становится не по себе: 10 рисунков детей с шизофренией
Психолог собрала коллекцию детских творений и написала книгу под названием «Рисунки детей дошкольного возраста, больных шизофренией». Представляем вашему вниманию несколько из них.
Как отмечает автор книги С.А. Болдырева, девочки любят рисовать дома, уличные детали, природу, различного рода украшения и декоративные тонкости, а также домашних животных и, в основном, фигуры своего пола (в 97% случаев). Мальчики же предпочитают изображать какие-либо динамичные объекты, например, солдат, военную тематику, машины, скачущие лошади, людей в движении, фигуры своего пола (в 74% случаев). Перед вами некоторые из рисунков детей, болеющих шизофренией.
“Дед укусил елку”
Стоит отметить, что детям не давали определенную тему, они рисовали то, что приходило в голову.
Автор книги отмечает, что техника рисования этих детей, отличалась от техники рисования здоровых. У первых она была ниже.
“Птицы”, Аня М., 5 лет
Некоторые дети закладывали в рисунок смысл, понятный только им. Поэтому такие творения без объяснений ребенка невозможно понять. Психолог утверждает, что некоторые рисунки плохо выполнены не из-за психического состояния ребенка, а из-за низкого интереса к творчеству.
“Папа, мама и я”, Олег С., 6 лет
Рисунки детей отличались абстрактностью, размытостью реальности. Они чаще всего рисовали то, с чем сталкивались в повседневной жизни, что им ближе.
“Узоры на ковре”, Алеша К., 7 лет
Этот рисунок мальчик назвал “Узор на ковре”. На самом же деле он представляет собой смесь незавершенных предметов и символических фигур.
“Подобные рисунки наиболее типичны для страдающих шизофренией”, – пишет Болдырева
“Схема электросети”, Наташа М., 7 лет
Некоторые дети начинали рисовать нетипичные схемы на разную тематику.
Например, схему проезда на Марс, вымышленные океаны, планы шоссейных дорог.
“Буря”
Отмечается, что в таких детских рисунках краски не редко не соответствуют окружающей действительности: солнце может быть разукрашено черным цветом, небо зеленым, море красным и так далее. Распределение красок – произвольное. Так же как и композиция картин.
“Люди падают на землю”
По рисунку можно исследовать душевное состояние ребенка, утверждает психолог.
“От линии до линии – там все правда, идущая из глубины творящего”, – говорит В. Воронов
“Дом”, Алиса М., 6 лет
“Девочки думают”, Наташа М., 7 лет
“Человек”, Сережа И., 8 лет
попытка психоанализа – тема научной статьи по языкознанию и литературоведению читайте бесплатно текст научно-исследовательской работы в электронной библиотеке КиберЛенинка
ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ТВОРЧЕСТВО БОЛЬНЫХ ШИЗОФРЕНИЕЙ: ПОПЫТКА ПСИХОАНАЛИЗА
М.
М. Мучник, Т.Н. Новикова (Томск)
Аннотация. Исследованы рисунки больных шизофренией (17 больных параноидной шизофренией, предоставит более 200 рисунков). Материал, полученный в ходе исследования, рассмотрен с позиций психоаналитического направления. Ключевые слова: психодинамические механизмы шизофрении, нарциссизм, примитивные психологические зациты, оральные нарушения, аутизм, расщепление, стереотипии.
Психодинамические механизмы шизофрении
При анализе рисунков больных шизофренией нужно учитывать различные психодинамические концепции этого заболевания. Фрейдовская концепция шизофрении строится в соответствии с теорией нарциссизма. Он разделяет два понятия: первичный и вторичный нарциссизм. При этом первичный нарциссизм соответствует раннему периоду детства, когда либидо ребенка полностью обращено на себя, а не на внешние объекты.
Вторичный нарциссизм является результатом отщепления либидо от объектов на более поздних стадиях развития и обращения его вновь на себя [3]. При шизофрении происходит регресс к стадии первичного нарциссизма. Позднее понятие нарциссизма теоретики психоанализа неоднократно уточняли и развивали. Э. Фромм [11] считает необходимым разделять «злокачественную» и «доброкачественную» формы нарциссизма, при этом доброкачественный нарциссизм — условие нормального функционирования Эго, тогда как злокачественный приводит к различным типам патологии, в том числе и к шизофрении. X. Хензелер [10] выделяет незрелые нарцис-сические реакции и патологические, при этом незрелым соответствуют нарушения невротического круга, а патологическим — психотического. Р. Лэнг [4] вслед за Фрейдом называет шизофрению нарциссическим неврозом и добавляет, что шизофреники направляют либидо на себя и «убивают себя любовью».
Большой вклад в развитие нарциссической концепции шизофрении внесли труды К.
Абрахама [6]. В первой работе на эту тему «Психосексуальные различия истерии и Dementia precox» [6] он предполагает, что нарушение функции «Я» вторично по отношению к нарушениям в либидинозных сферах, когда утрачивается любовь к объекту и, соответственно, способность к сублимации. Он рассматривает психоз как регрессию на детскую ступень нарциссизма и аутоэротики, источником бреда величия считает аутоэротическую сексуальную переоценку.
Понятие расщепления по отношению к шизофрении впервые применил Э. Блейлер [6], который по-новому оценил концепцию болезни и предложил термин «шизофрения». Он писал, что при этом заболевании наблюдаются элементарные расстройства, которые проявляются в недостаточном единстве, в раздробленности и расщеплении мышления, эмоций и воли и субъективно-
го чувства личности. Расщепление при шизофрении Блейлер сравнивает с представлением Фрейда о специфике бессознательного: сосуществование бок о бок независимых друг от друга представлений [б].
Ассоциации у больных шизофренией утрачжвают связанность, часто характеризуются амбивалентностью, время и пространство не структурирует их, причинность теряется, «различные образы не отделены друг от друга, а существуют все одновременно и к тому же активны в своих проявлениях, они толпятся в сознании, и у шизофреника нет возможности защититься от них» [13].
А. Кемпинский [4] указывает на то, что благоприятной почвой для формирования расщепления является шизофреногенная семья. Раскалывается целостность личности вследствие психической защиты от двойственности ситуации. А. Кемпинскиий [4] добавляет, что в силу расщепления «Я» шизофреник находится в ситуации двойной ориентации, когда одна часть личности общается с внешним миром и становится чужой, а другая ориентирована на внутренний психотический мир. Возможно возникновение такой ситуации, когда в окружающей реальности не останется того, ради чего в нее стоит возвращаться.
Р.
Лэнг [7] отмечает, что шизофреник — это онтологически неуверенная и невоплощенная личность, у него отсутствует единство духовного и телесного. Он подчеркивает такой аспект расщепления, как наличие системы «ложного» Я.
Наиболее полно возникновение и развитие расщепления отражено в работах М. Кляйн [5]. Она утверждает, что расщепление является первичной формой отношения к объекту. Деление первоначального объекта на «хороший» и «плохой» порождает одно из фундаментальных чувств психотических больных — зависть к хорошему объекту. Как защита от зависти возникает спутанность «Я»: защищаясь от персекуторной тревоги, младенец использует примитивные защиты, такие как расщепление и проективная идентификация. М. Кляйн [5] раскрывает понятие шизоидно-параноидной позиции, которую переживает человек в период самого раннего детства, где коренятся истоки не только психотического заболевания, но и аутизма и расщепления. Описывая деструктивную критику, присущую параноидным шизофреникам, Кляйн [5] показывает схему появления преследователя.
Первоначально возникают зависть и ненависть, затем вина, и тогда хороший объект превра-
щается во враждебный и критический и появляется преследователь.
Расщепление является архаической психологической защитой и используется при параноидной шизофрении наряду с такими защитами, как проекция, примитивная изоляция и всемогущество.
Данное исследование посвящено анализу основных психодинамических механизмов, представленных в рисунках больных параноидной шизофренией.
Фиксация на ранних стадиях и оральность в рисунках
В рамках неофрейдистского направления большое внимание первым годам жизни уделяет М. Кляйн [5]. Она считает, что понять психотические черты можно, если заглянуть в психику ребенка, пребывающего на ранних стадиях развития.
М. Кляйн [5] отмечает доминирование оральных импульсов у младенца, в силу чего материнская грудь ощущается источником питания и — в более широком смысле -источником самой жизни. Переживая персекуторную тревогу, ребенок нуждается в защите и любви, предполагается, что мать будет способна защитить ребенка.
Личность на этом этапе переживает шизоидно-параноидную позицию, поэтому фрустрация и тревожная атмосфера способны вызвать заострение параноидных черт и представить реальность как опасную и враждебную, что может повлечь за собой неудовлетворение оральных импульсов, которые могут «пополняться» в течение жизни.
Шизоидно-параноидная позиция обусловливает и то, что материнская грудь как хороший объект, образуя ядро Эго и создавая жизненно важное пространство для роста, наталкивается на чувства обиды и ненависти. Такая ситуация способствует заострению шизоидно-параноидных черт.
Прохождение шизоидно-параноидной позиции относится к периоду довербальной стадии развития. Шизофрению относят к довербальнорму расстройству. Шизофреники регрессируют на ранние этапы детства, где кроются истоки дезинтеграции Эго и чрезмерной привязанности матери и ребенка [13].
Р. Лэнг [7] пишет о стремлении шизофреника вернуться в лоно матери, в ранний период своей жизни. Общее желание заботы и любви продиктовано регрессией и возвратом к первичному нарциссизму [5, 9, 13]. Неудачное приспособление к жизни «толкает» шизофреника к регрессии. Р. Лэнг [7] также отмечает оральность «Я» у шизофреников. Это проявляется поглощением окружающих, требованием к себе внимания и заботы через болезнь. Оральность шизофреника носит поглощающий характер, так как не находит выхода, в силу чего так и остается неудовлетворенной.
Возвращение больных шизофренией к раннему детству и всепоглощающая оральность определены специ-
фикой прохождения шизоидно-параноидной позиции, дезинтеграцией внутреннего ядра личности и отсутствием конгруэнтных отношений, порабощающей симбио-тической связью матери и ребенка [13].
Психика психотического больного затоплена бессознательным, это способствует возврату к раннему периоду жизни в силу вышеперечисленных причин.
О. Ранк [12] пишет о стремлении человека вернуться в пренатальное состояние. К.Г. Юнг [9] подчеркивает, что шизофрения — это возврат в раннее детство.
Рассмотрим, как архаичность переживаний больных шизофренией ярко проявляется в их рисунках.
Пациентка 3. изобразила свою болезнь в виде эмбриона. Болезнь — это черная оболочка, отделяющая её от окружающих. 3. — это человек без лица в позе зародыша. Изображение самого эмбриона может говорить о пассивности в отношении болезни, неспособности действовать, регрессии. Это подтверждают слова больной: «Люди бывают разные: добрые и весёлые. Я никакая, без эмоций. Я словно застыла».
«Внутренний мир» часто символически изображается в виде солнца независимо от возраста.
В образе солнца синтезированы символы инфантильности, аутизма, регрессии и «величия» пациентов (солнце обогревает всю планету, дает людям тепло, обеспечивает жизнь). Отмечается [4,7], что солнце — символ величия и символ, присущий работам детей раннего возраста. Именно в этом возрасте дети чувствуют себя всесильными [1].
Расщепление
Расщепление можно рассматривать как сквозную тему рисунков и комментариев к ним. Наиболее ярко оно проявляется в специфической фрагментарности рисунков. Части тела или любого другого объекта могут быть нарисованы отдельно друг от друга, разделены различными линиями или предметами. Отдельный фрагмент или малозначимая деталь могут представлять весь объект.
Больной Н. изображает на листе небольшую закорючку и комментирует: «Это я, это мускулатура рук, я много тренируюсь». Аналогичная каракуля в пиктограммах часто может означать морщинку на лбу («это мои мысли» или «это я — печальный»), настроение или сомнение («то так, то этак»), развитие и т.
д. Часто расщепление представлено в виде схематичного противопоставления: хорошо — плохо, верх — низ, прошлое -будущее. Пиктограммы могут представлять собой ряды, состоящие из плюсов и минусов, или черных и белых квадратиков, или стрелок, направленных в разные стороны («веселый праздник» — плюс, белый квадратик или стрелка вверх, «болезнь» — минус, черный квадратик или стрелка вниз, «вкусный ужин» — плюс и т.д.). Расщепление может отражаться в комментариях к рисункам. Например, интерпретируя рисунок по теме «Я и моя болезнь», больная говорит, что «всё хорошее забрали, плохое осталось». В комментарии присутствует разделение
на хороший и плохой объект. Расщепление часто проявляется в цветовой композиции рисунков. Как правило, используются контрастные цвета, без полутонов. Расщепление часто проявляется в стереотипных орнаментах, построенных на контрасте черного и белого, шахматная доска — наиболее распространенный из них.
Нарциссизм
Нарциссизм и аутизм являются наиболее распространенной темой в анализируемых рисунках.
Окружности, другие замкнутые и полые фигуры очень часто составляют или организуют рисунки больных. Люди часто изображены в рамках или в капсулах, отгорожены линиями от окружающего.
Больной П. использует в своих рисунках все перечисленные элементы. Он рисует свои ноги над линией, обозначающей край крыши, напротив он изображает свое лицо в зеркале, круглая рамка которого подчеркнута жирными линиями, рядом — капсула с многочисленными переходящими друг в друга зародышами. В рисунке отражены и нарциссизм и расщепление. Себя он представляет в рисунке расщепленным, фрагментиро-ванным. Ноги и лицо не только расположены отдельно, но и в разных плоскостях. Возможно, «Я» тут представлено на разных этапах развития — эмбриональная стадия, стадия зеркала, настоящее время (над пропастью).
Особенно ярко аутизм представлен в работах по темам: «Я и окружающие», «Я и одиночество», «Я и природа», «Я и космос».
Пациентка Н. изображает себя в виде красного креста в красном кругу, и это, в свою очередь, заключено в чёрный круг. Вся фигура отделена темно-синей полосой от окружающих. Кажется, что пациентка уже не видит возможности выхода из замкнутости и изоляции. Отчуждение проявляется как с ее стороны, так и со стороны людей, создается впечатление, что она и люди -это два изолированных мира. В рисунке она изображает мир людей, отделенный полосой темно-синего цвета от ее мира. С ее стороны на рисунке лишь невдалеке стоит дерево (елка), без корней и опоры. Это дерево, возможно, является отщепленной частью Я или объекта. Мир людей — это незаметная голубая полоса и две елки.
Учитывая то, что в рисунке «роль языка представлена в своей первобытной силе» [8], можно сказать, что пациентка «поставила на себе крест». Она замкнулась в своём внутреннем мире [4]. Отгороженность подчеркнута ею в рисунке трижды — красной, черной и синей линией.
Часто пациенты изображают себя в одиночестве, без людей, в окружении природы. Больная С. рисует себя в лесу, она одна, вокруг несколько деревьев и пустота. Она комментирует: «Я заблудилась в лесу, я одна, вокруг нет людей…».
В теме «Одиночество и Я» больная Л. рисует подъезд, лампочку и комментирует: «Я ощущала себя лампочкой в подъезде, где никого нет». В комментариях к рисунку
«Что такое хорошо и что такое плох)» звучат слова: «…Дверь открыта. Когда я поступит в отделение, то не хотела ни с кем общаться, я хотелабы, чтобы дверь моей души была открыта для других. Когда закрыто -это очень плохо».
Ярко проявляются особенности гарциссизма или аутизма при выполнении рисунков го определенным, заданным темам: «Я и космос», «Я и окружающие».
Одиночество подтверждается другими работами, которые выполнены темными краскаяи, и независимо от темы в рисунках представлен либ| один персонаж, либо одиночные символы.
что, возможно, говорит о наплыве архаических слсвв психики [4] и отчуждении от окружающего мира.
Некоторое разнообразие цветовой гаммы внешнего мира скорее объясняется привычностьо ощущения того, что мир существует сам по себе, а псвторение мелких предметов создает впечатление монотонности и однообразия внутреннего мира.
Пациент А. в своих рисунках отракает тему аутизма. В работе «Я и окружающие» он изображает окружающих в виде деревьев и костра с мелкими фигурами людей черного цвета, по его словам, он может быть любой изображенной фигурой. Все шображения нарисованы без опоры, каждый предмет с/ществует изолированно, в стороне от других. Несмотря на то, что рисунок посвящен одной теме, изображение разрозненно, предметы объединены скорее одним пространством, чем темой. Изолированность предметов подобна изолированности пациента в реальности.
В рисунках пациентов наряду с признаками нарциссизма нередко встречается тема симбюза, которая чаще всего проявляется в нарушении собственных границ и границ объектов.
Пациентка С. постоянно в примитивной форме изображает людей, при этом зачастую затрудняется сказать, где она, а где другие люди. В её рисунках не отмечается различий между изображенными персонажами. При этом «размыты» как собственные границы, так и границы других людей. Её рисунки состоят из растекающихся людей, очертаниями которых являются лишь окончания линий. Одни и те же персонажи стереотипно переходят из рисунка в рисунок, с одинаковыми формами и выражениями лица.
Пациент А. в рисунке «Я и окружающие» изображает себя и друзей в виде черных людей, стоящих вокруг костра. Все они без лиц, полностью закрашены чёрным цветом. Пациент затрудняется указать человека, которым является он, добавляет: «Я — это любая из этих фигур, не имеет значения, какая».
Эти и другие пациенты в основном затрудняются определить себя в рисунке. Изображение представляет для них целостную систему, из которой, по их словам, нельзя исключать какие-либо элементы.
Рисунок пациентки С. «Я и окружающие» представляет собой фигуру человека с желтыми контурами, без лица, без кистей рук и стоп, окруженного черными зигзагообразными линиями. Линии — это окружающие. Линии заходят на фигуру человека или тесно прилегают к ней. Пациентка не видит собственных границ и границ окружающих.
Навязчивое повторение
Природу навязчивого повторения 3. Фрейд рассматривает в работе «По ту сторону принципа удовольствия» [9]. 3. Фрейд представляет свои наблюдения за стереотипными формами поведения детей и отмечает их значение в психической жизни индивида. Стереотипные формы поведения выполняют защитную функцию, обеспечивая проработку негативных переживаний. Личность словно застревает на определенном этапе своего развития, пока не наступит облегчение и не закончится переработка бессознательного материала, вызвавшего тот или иной конфликт.
Основатель психоанализа рассматривает стереотипии на основе детской игры, ее повторяющихся действий и их символического значения. Он отмечает, что ребенок в игре вновь и вновь повторяет действия, которые в действительности носили деструктивный характер, и испытывает психическое облегчение, так как навязчивое повторение — это реализация вытесненных влечений.
А. Кемпинский [4] рассматривает работы искусства, в которых часто повторяются одни и те же элементы. Авторы работ-личности, пребывающие в психозе. Преодоление стереотипных форм поведения отмечается как прохождение определенного этапа заболевания. Он добавляет, что по повторяющимся деталям можно определить то, что беспокоит автора работ, а также пишет о том, что шизофреник не может освободиться от бредовых установок и от стереотипных форм активности.
Наряду с вышесказанным А.
Кемпинский [4] отмечает нехватку у больных шизофренией достаточных стереотипов психически здоровых людей, что затрудняет их адаптацию в реальности. Проработка и повторение одного и того же обеспечивает высвобождение дефекта, говорит А. Кемпинский, анализируя работы Стринберга. Он же добавляет, что персеверация шизофреников имеет символическое значение. Говоря о стереотипии, можно упомянуть взгляды И.М. Кадырова [2], который отмечает, что психотическая часть личности стремится к реставрации разрушенного внутреннего мира и к сохранению иллюзорного могущественного контроля над объектом в попытке восстановить поврежденное эго и избежать боли актуальной и потенциальной утраты объекта (шизоидно-параноидная позиция, по М. Кляйн [5].
Ж. Лапланш и Ж.-Б. Понталис [6] пишут о том, что вся информация, согласующаяся с аффектом, получает мощную под держку, иными словами, шизофреник мыслит только о том, что он желает, и ничего другого для него не существует.
Шизофреники словно возвращаются в свое детство и проигрывают те конфликты, которые коренятся в их бессознательном, что это не всегда влечет за собой положительный эффект, поскольку адаптивные защитные механизмы так и не вырабатываются. Однако благодаря стереотипным формам поведения шизофреники преодолевают хоть какую-то часть бессознательной информации [9].
Стереотипные символы в работах пациентов
В рисунках по различным темам пациенты изображают одни и те же предметы, символы, знаки. Люди изображаются в одинаковой манере, цветовой гамме, технике исполнения. В 47 из 71 рисунка больной Н. присутствуют люди. Отрицательная энергия или «иная сущность» отображается в рисунках 3. «То, что внутри меня», «Я и космос», «Мои сны». В 13 рисунках из 47 пациентка изображает «иную основу или сущность».
Кроме того, стереотипность символов значительна в период обострения психотического состояния и наблюдается угасание повторных символов в период выздоровления.
Каждый пациент рисовал в своем стиле, который складывался из повторяющегося из рисунка в рисунок сюжета, предпочтением одних и тех же цветов, расположением рисунка на листе, наличием специфических, индивидуальных символов.
Так, больная Л., которая в основном была поглощена идеей отношений с мужчинами, часто изображала людей и фаллические символы в виде гор, столбов, вытянутых предметов.
Повторяемость отмечается не только в том, что изображается один и тот же сюжет по разным темам, но и в том, что сами больные произвольно выбирали одну и ту же тему и рисовали столько, сколько им того хотелось.
Повторяются рисунки по темам: «Я побеждаю болезнь», «То, что меня волнует», «Мои сны», «Мои желания», «То, что меня беспокоит».
Сами темы показывают актуальность проблем и необходимость их психической проработки.
Стереотипия как отражение актуальных проблем пациентов
Пациентка С., которая долгое время отмечала то, что она слышит голоса своих одноклассников, постоянно рисует людей. Причем присутствие людей отмечается даже там, где, казалось бы, они не уместны или не связаны с темой.
Поражает выбор цветовой гаммы, все люди на протяжении всех 48 рисунков изображены коричневым цветом. Повторяемость детских символов отражает возврат к пе-
риоду раннего детства. Названия рисунков отражают оральность пациентки. Она постоянно говорит об оральном желании — съесть торт. Часто на различные темы она рисует сладости и главную мечту — торт (награду за выздоровление от мамы). Сюжеты ее рисунков стереотипно примитивны и однообразны. Скудность фантазии объясняется проработкой навязчивых переживаний, постоянством одних и тех же доминирующих тем — отношения с окружающими, неудовлетворенная оральность.
Тема «Моя судьба» изображается ею в виде квадрата и человека в нем. Рисунок примитивен и прозрачен. Все изображаемые ею люди лишены опоры в реальности. Несмотря на стремление изобразить активность, все статично.
Многократное прорисовывание одних и тех же деталей, по всей видимости, свидетельствует о наплыве бессознательного. В большинстве случаев рисунки изображаются вертикально, что свидетельствует о нарцис-сической значимости проблемы.
Также можно отметить, что обездвиженность, пребывание в больнице, наличие заболевания, страхи и всемогущество достаточно болезненно переживаются пациенткой и ищут своего разрешения.
Стереотипия позволяет увидеть, насколько регрессирует пациент, его бессознательные конфликты, отражение мыслей и динамику лечения.
Шизофреники в силу несформированности адаптивных механизмов психических защит тратят огромное количество психических сил на многократную переработку бессознательных конфликтов, которые присутствуют в их психической жизни и остаются значимыми длительное время.
Случай пациентки
Больная С. поступила в отделение с манифестацией параноидной шизофренией в возрасте 15 лет. Своей единственной подругой считает родную сестру, которая на год ее младше. Отношения с одноклассниками ухудшились в 10 классе. Проблемы начались с того, что появился страх произнести матерное слово. Девочка стала кодировать то, что хотела сказать. Родители стали замечать, что она стала задумчивой, медлительной, мота подолгу смотреть в одну точку. Стала слышать голоса одноклассников, доносящиеся из беседки. Голоса обращались к ней, хвалили ее или ругали, а она разговаривала с ними. Мысленно разговаривала с одноклассником, который, как она чувствовала, входит в нее и помогает нести ей тяжелые сумки. Чувствовала, что он читает ее мысли и может рассказать всем о том, что она матерится. Находясь в комнате, чувствовала, что кто-то присутствует рядом и следит за ней. Слышала голоса из Томска, находясь в Новосибирске.
Затем рассказала о происходящем с ней матери и была доставлена в отделение эндогенных заболеваний. Больная нарисовала 59 рисунков, из которых 48 включают изоб-
ражения человечков. Причем наличие людей не связано с темами работ.
Наблюдается повторяемость сюжета рисунка из работы в работу, и пациентка отмечает тс, что ей нравится рисовать. Она склонна копировать одга и тот же рисунок, перерисовывая его вновь и вновь, объясняя это тем, что рисунок получился не совсем таким, как она хотела. Каждый новый рисунок является точной копией старого. Повторяемость одинаковых работ уменьшается по мере динамики лечения одновременно с угасанием интереса к выполнению работ.
Далее хотелось бы остановиться ш рисунках пациентки 3., чьи работы вызывают наибольший интерес.
Пациентка 3. в возрасте 29 лет поступила в отделение эндогенных заболеваний по настоянию матери.
Мать была обеспокоена странным поведением дочери. В ходе беседы с врачом пациентка сообщила, что обратилась к экстрасенсу. Тот совершил над ней сатанинский обряд, позднее она чувствовала, как он вытасгавал из нее «различные сущности», лишил ее настоящего. Правую сторону заняла черная женщина, а в голове появились чужие мысли. Позднее пациентка стала слышать голоса. Голоса были как женские, так и мужские, поэтому она решила, что превращается в мужчину. Ощущает в себе «внедренную основу». Мир стал злым и чужим. В настоящее время она чувствует, как отрицательная энергия входит через правую сторону головы и выходит через правый глаз. Отмечает, что все ее мысли — чужие.
Расщепление является основным структурирующим механизмом ее симптоматики: она разделяется на «различные сущности», которые могут отделяться от нее, правое и левое в ней противопоставляются друг другу и символизируют разный пол, тело фрагментируется.
В рисунке «Я и моя болезнь» пациентка изображает себя в виде эмбриона грязно-желтого цвета, который окружает зародышевая оболочка.
3. отмечает состояние остановки времени с тех пор, как она заболела, говорит о себе как о застывшем человеке, неспособном жить.
Характерно, что после этих рисунков больная отметила интерес к окружающему и изменение эмоционального состояния, выразила готовность продолжать рисование. В дальнейшем рисунки по различным темам сопровождались отображением внутреннего схизиса и доминирующей идеи — внедрение некоей сущности. Внутренняя сущность изображается черным цветом и отражает отношение к своей болезни и к своему состоянию, а также пессимистический взгляд на будущее.
Расщепление отражено и в работе «Я и моя судьба». 3. видит два выхода: либо полное выздоровление, либо ухудшение своего состояния и безысходность. Выход в болезнь изображается безжизненной веткой. Пациентка символически передает внешнее и внутреннее оскудение, возникающее вследствие болезни. Ощущение глобального одиночества не только в реальности, а во Вселенной отражается в ее рисунках.
Будущее представляется пугающим и катастрофическим, день, мысли и
сны сжимаются в точку и изображаются в виде черного или коричневого пятна.
М. Кляйн [5] отмечает, что шизофреники относятся к оральным личностям, которые не могут удовлетворить свою оральность и проецируют свое стремление к «поглощению» на окружающих. Так, часто изображаются круги, спирали, рисунки не комментируются, однако создается впечатление, что это дыры, которые поглощают внимание и заботу окружающих, и поглощение это — бесконечно.
3. нарисовала более 70 рисунков за три месяца исследования. Рисование позволило установить доверительные взаимоотношения, обеспечивающие доступ к глубинным доминирующим бредовым переживаниям, а также помогло заметить изменение эмоционального состояния в период работы и внесло интерес к предлагаемому виду деятельности.
Предложенный материал позволяет сделать следующее заключение.
Художественное творчество больных шизофренией представляет интерес для исследования психодинами-
ческих механизмов. В рисунках прослеживается материал, касающийся расщепления, аутизма, нарциссизма и стереотипии, динамики лечения.
Благодаря рисованию, можно проследить динамику лечения пациентов, анализируя содержание рисунков, повторяемость сюжетов, смену цветовой гаммы, предпочтение тем.
Особенно ярко в рисунках шизофреников предстают символы расщепления: фрагментарность, расколо-тость «Я», прорисовывание отдельных частей себя в разных плоскостях рисунка, изображается схизис душевного и телесного.
Стереотипия проявляется в однообразности цветовой гаммы, повторяющихся сюжетах, выборе одних и тех же тем.
Материал, полученный в ходе рисования, дает возможность составить представление о глубинных аспектах проблем, сформировать целостное представление о пациентах, использовать полученные данные в терапевтической практике.
Литература
1. Блюм Дж. Психоаналитические теории личности. Екатеринбург: Деловая книга, 1999. 224 с.
2. Кадыров И.М. О невротических и психотических аспектах личности и их взаимодействии в психоаналитической психотерапии // Моск.
психиатр, жури. 1996. № 2 (12). С. 26-53.
3. Каплан И., Сэдок Б.Дж. Клиническая психиатрия: В 2 т. М.: Медицина, 1994. Т. 1. 672 с.
4. Кемпинский А. Психология шизофрении. СПб.: Ювента, 1998. 293 с.
5. Кляйн М. Зависть и благодарность. СПб.: Б.С.К., 1997. 96 с.
6. Лалланш Ж., Понталис Ж.-Б. Словарь по психоанализу. М.: Высш. шк., 1996. 623 с.
7. Лэнг Р. Расколотое «Я». СПб.: Белый кролик, 1995. 352 с.
8. Снегирёва Т.В. Смысл и символы в проективном рисунке // Вопросы психологии. 1995. № 6. С. 20-32.
9. Фрейд 3. Очерки по теории сексуальности. Минск: Попурри, 1997. 480 с.
10. Хэнзелер X. Теория нарциссизма: Энциклопедия глубинной психологии. Т. 1. М.: МГ «Менеждмент», 1998. С. 463-483. П. Эриксон Э. Детство и общество. СПб.: Менато: ACT Фонд «Унив. книга», 1996. 592 с.
12. Ялом И. Экзистенциальная психотерапия. М.: Класс, 1999. 408 с.
13. Яппе Г. Развитие фрейдовского понятия Я // Энциклопедия глубинной психологии. Т. 1. М.: МГ «Менеджмент», 1998. С. 433-463.
PSYCHOANALYSIS OF THE SCHIZOPHRENIA PATIENTS ARTISTIC CREATION M.
M. Muchnick, T.N. Novikova (Tomsk)
Summary. The article is devoted to researching of the schizophrenia patients drawings. 17 schizophrenia patients took part in the research, and
gave more than 200 drawings. The material received in the course of research, is considered from psychoanalytic positions.
Key words: psychodynamic mechanisms of schizophrenia, narcissism, primitive psychological protections, oral malfunctions, autism, splitting,
stereotypes.
Как живут люди с шизофренией: Lenta.ru
Шизофрения — тяжелое психическое нарушение, которым страдают более 20 миллионов человек по всему миру. Часто люди с этим заболеванием галлюцинируют, слышат голоса, видят то, чего нет на самом деле, и подвержены бредовым идеям. «Лента.
ру» при поддержке фармацевтической компании «Гедеон Рихтер» поговорила с людьми, у которых диагностирована шизофрения, и узнала, как определить психическое расстройство и что с этим делать.
У меня диагностировали параноидную форму шизофрении, когда я лежала в психиатрическом стационаре. Диагноз поставили практически сразу, после первого консилиума специалистов.
У каждого человека, столкнувшегося с шизофренией, болезнь протекает по-разному. Пусковой кнопкой к ее развитию может послужить что угодно — любой сильный стресс, роды, смерть близкого или употребление наркотиков.
Первые симптомы заболевания появились полтора года назад, мне было 27. Тогда я была магистрантом, преподавателем-стажером в одном из ведущих вузов страны. Все начиналось вполне невинно: я будто слышала мысли людей. В какой-то степени это было интересно — мне казалось, будто у меня проснулись сверхспособности. Я могла ехать в троллейбусе и слышать гул чужих мыслей: «надо забрать ребенка из сада», «мне грустно», «хочу купить телевизор».
И это в то время, когда у меня нет детей, и телевизор мне не нужен. К счастью, на качество жизни и на работу это никак не влияло, я могла контролировать это.
Спустя какое-то время краски начали сгущаться — это совпало с возросшим уровнем ответственности на работе и приближением срока защиты магистерской диссертации. Я больше не могла отстраняться от чужих мыслей, они буквально поселились в моей голове, места для меня самой уже не осталось. Когда я находилась в каком-либо обществе, я слышала невербальные угрозы от окружающих. Мне было страшно ездить в метро, потому что я была убеждена, что мои мысли может прочесть любой человек.
Изображение: Света Кобракова
Кульминацией стал экзамен по философии. Тогда я была убеждена, что кто-то вынул из моей головы мозг, поэтому я ничего не помню. Мне стало ясно, что со мной что-то не так.
Болезнь ухудшала мое состояние, становилось все труднее жить в мире, который будто бы ополчился против меня. Но в действительности против меня ополчился мой собственный мозг, что кажется еще более ужасающим.
Я рассказала все родителям, они забрали меня в родной провинциальный городок и отправили в центр пограничных состояний. Там мне выписали препараты-антипсихотики.
Наверняка все слышали выражение «страдающий шизофренией» — и это отлично описывает заболевание. Болезнь мучает, выматывает, делает существование непереносимым. Самое страшное — это, скажем, печать фатума, наложенная ею. Хроническая… неизлечимая… прогрессирующая… Все эти слова могильными плитами лежат на нас, людях с диагнозом.
Отгороженность от мира, невозможность реализации, инвалидизация, стигматизация — вот хоровод, с которым мы сталкиваемся. Мы никогда не сможем объясниться с этим миром, высказаться в него. Мы никогда не будем поняты, потому что это не объяснить так, как можно объяснить влюбленность, боль в ухе или отчаяние, которые так или иначе испытывали все люди.
Изображение: Света Кобракова
Есть люди с шизофренией, которые под наблюдением специалиста в результате многолетних проб разных препаратов смогли найти оптимальную схему лечения.
Хороший пример — это Элин Сакс, американская профессор, доктор наук. Ее книга «The center cannot hold» в определенный момент осветила мою жизнь надеждой и показала, что еще рано сдаваться — все можно изменить. Да, придется постоянно бороться, стать настоящим воином, но это того стоит.
Шизофрения — это повод к получению инвалидности, но не во всех случаях. Хотя я стою на учете в ПНД, инвалидности мне удалось избежать. И все же некоторые ограничения в жизни в целом и в работе в частности у меня есть. Я больше не могу преподавать, не могу водить автомобиль. Думаю, и на ответственных руководящих постах мне работа не светит.
Вылечиться полностью от шизофрении невозможно, но можно добиться стойкой ремиссии и полной социальной и трудовой реабилитации.
Людям с заболеванием необходима поддержка, поэтому родственникам «болящего» нужно быть готовыми бороться. Необходимы и максимально квалифицированные специалисты. А вот обращаться к изгоняющим бесов экстрасенсам, шаманам и магам нельзя ни в коем случае.
Так можно потерять очень ценное время, деньги и к тому же усугубить заболевание.
Изображение: Света Кобракова
Если вы замечаете, что между реальностью и тем, что происходит в вашей голове, большая разница — стоит идти к специалисту. Стоит быть всегда очень критичным к себе и включать рациональное мышление. То есть, к примеру, какова вероятность того, что вы земное воплощение какого-нибудь бога?
Я бы хотела обратиться ко всем, кто столкнулся с шизофренией: будьте сильными, не опускайте рук, не жалейте денег на специалистов и препараты — все это окупится вашим состоянием. Путь будет долгим и трудным, но он того стоит. Найдите тех, кто поймет вас, не стигматизируйте заболевание, лечитесь — и вы добьетесь ремиссии. Ну и занимайтесь по возможности творчеством.
В 2019 году компания «Гедеон Рихтер» вывела на российский рынок новый препарат, способный облегчить позитивную и негативную симптоматику заболевания
Шизофрения обычно кажется чем-то непоправимым.
Тут же рисуются картины об отсутствии будущего, о жизни в психбольнице. Но ведь на сегодняшний день это не так! Многие люди с диагнозом шизофрения вполне успешны — как профессионально, так и в личном плане.
Да, диагноз действительно сложно принять. Я рыдала, когда специалист предположил, что у меня шизофрения, — это как узнать, что ты смертельно болен, только не телом, а душой и разумом.
Есть проблема, что человеку с таким диагнозом, ничего не объясняя, специалисты назначают кучу достаточно тяжелых препаратов с огромным количеством побочных эффектов. И люди даже не понимают, зачем все это нужно и нужно ли это вообще. Люди не знают, что препараты можно менять, корректировать дозу. Это часто приводит к самовольному отказу от медикаментозного лечения, которое при правильном подборе препаратов дает возможность находиться в сознании. Еще каких-нибудь 50 лет назад такой возможности у больных не было!
Когда появились первые признаки заболевания, я даже не поняла, что это болезнь, — в этом ее коварство.
В какой-то момент я стала жить как бы в двух реальностях. И с каждым днем этих реальностей становилось больше. Это как жизнь в разных измерениях, в которых отличается не пространство, но твоя жизнь, опыт, судьба.
Это очень сложно описать… Представьте себе, что есть Вы, и есть другой Вы, только он в другом измерении. Возможно, в другом времени. Таких Вас много, и все они связаны. От действий каждого из этих личностей зависит их же будущее, будущее их близких и все события вокруг. Потом клубок разрастается до таких размеров, что невозможно это распутать. И наступает отчаяние. Как бездна, в которую стремительно затягивает, из которой не выбраться.
В какой-то момент я начала видеть разных существ, как будто из параллельной реальности. Одни были агрессивны и нападали на меня, другие защищали. Но я понимала, что это вижу только я, и никому об этом не говорила.
Изображение: Света Кобракова
Ну, а потом настал момент, когда некоторые симптомы вышли на поверхность.
Родные поняли, что дело плохо, и вызвали скорую. Я не была опасна ни для себя, ни для окружающих, поэтому поначалу медики не хотели увозить меня — для этого не было оснований. Но потом они увидели мои старые, многолетней давности, шрамы от самоповреждений, и именно эти шрамы стали поводом для помещения в стационар.
Я никому, ни одному человеку на свете не пожелаю заболеть этой болезнью. Сложно передать весь спектр чувств, которые приходится испытывать в состоянии психоза (у меня за последние полтора года таких было три). Ты попадаешь в обстоятельства, на которые не можешь повлиять никаким образом, и вместе с тобой, по твоей вине, здесь оказываются дорогие тебе люди. Что может испытывать человек, который, к примеру, уверен, что он заперт навсегда в своей квартире вместе со своими детьми, а в это время пришла ночь, которая никогда не закончится? Это страх и полное отчаяние.
Когда из психоза выходишь, начинается период восстановления. Это тоже очень непросто. Бывает очень сложно сделать хоть что-то — даже встать с кровати.
Бывает так, что наступает полная пустота внутри, и ты не чувствуешь ничего, вообще ничего — ни радости, ни печали, ни любви, ни боли или каких-то других переживаний. И здесь снова появляется чувство вины, потому что ты не можешь выполнять даже повседневные дела.
Однажды я чуть не вышла в окно шестого этажа, а рядом были мои дети. Это произошло не потому, что я хотела свести счеты с жизнью. Просто в тот момент в моей реальности я верила в то, что мое физическое тело неуязвимо. Но мне повезло, меня остановили. Свекровь, увидев меня стоящей у окна, спокойным голосом сказала: «Закрой его, пожалуйста». И я закрыла.
Изображение: Света Кобракова
В один момент я поняла, что нужна близким, детям, и это для меня важнее «сверхспособностей». И я должна сделать все, чтобы жить именно в реальном мире. Когда я поняла это, мое лечение стало осознанным. Я стала активнее сотрудничать со специалистами, слушать их рекомендации, искать информацию, читать литературу, связанную с психиатрией.
Это был большой труд, но для меня было важно вернуться — ради тех, кому я нужна. Ключ, на мой взгляд, как раз в этом: найти в себе силы признать, что ты болен, и начать лечиться.
Если вы родственник человека, который столкнулся с шизофренией, нужно понимать, что шизофрения — это не блажь, не придуривание, не лень, не умственная отсталость. Это болезнь, которую нужно лечить, и чем раньше начнешь — тем лучше. Желательно, чтобы лечение заключалось не только в наблюдении у специалиста, но и в работе с психотерапевтом, социальным работником, с участием в группах взаимопомощи.
Если в семье болеет один, то поддержка и помощь нужна всем. Проблема ведь не только у больного. Так или иначе эта ситуация отражается на всей семье. Для детей это вообще серьезная травма, поэтому нельзя табуировать эту тему, как-то замалчивать ее. Детям людей с заболеваниями психики нужна поддержка в этом вопросе.
Я хочу обратить внимание на слово «поддержка». Не опека. Не нужно ни в коем случае делать все за больного, это только вредит.
И не нужно нагружать его какой-то чрезмерной активностью, особенно если эта деятельность не в сфере его интересов. Нужно поддерживать и подбадривать его во всех начинаниях, талантах, способностях. По своему опыту знаю, что часто фраза «Выше нос, мы это преодолеем» порой важнее долгих мотивирующих разговоров.
У меня трое детей. Старшему было семь лет, когда я впервые попала в больницу. О том, что я больна, мы поговорили с ним не сразу. Тема была чуть ли не табуированной у нас в семье, да и я тогда не признавала в себе болезнь. Но было видно, что старший ребенок переживает. Все изменилось после третьего эпизода — тогда мы и поговорили. Я сказала, что во всем многообразии разных болезней есть еще и психические. Сын преобразился прямо на глазах, теперь он задает разные вопросы о заболевании, ходит со мной на мероприятия и довольно неплохо разбирается в теме психического здоровья. Дети способны понять, просто нужно называть вещи своими именами, хоть и страшно признаться во многом самому себе.
Около трех лет я принимала лекарства. На сегодняшний день мне удается обходиться без них. Я принимаю их изредка, когда чувствую в себе некоторые знакомые сигналы подступающего психоза. Но это бывает крайне редко — на фоне, например, сильной стрессовой ситуации. Я, конечно, довольна, что живу в наше время, и у меня есть шанс помочь себе медикаментами. Меня не мучают лоботомией, не надевают на меня мокрую тряпку, не подвешивают к потолку. Когда-то давно эти методы считались вполне себе адекватными, однако, как мы знаем сейчас, все это не имело результата или делало только хуже.
Изображение: Света Кобракова
Мне нравится сравнение шизофрении с гриппом, хоть оно и недостаточно корректно. Можно ли навсегда избавиться от гриппа? Нет. Какой-то период времени тебе плохо, надо принимать жаропонижающее и много пить, соблюдать постельный режим. А потом все прошло, и не нужно специально ничего делать, чтобы чувствовать себя хорошо. Но симптомы могут вернуться, и нужно быть к этому готовым.
Лечение позволяет жить полноценной жизнью. Но нужно понимать, что одних лекарств мало. Лекарства только дают возможность вернуться в реальность, чтобы полноценно поработать над более глубинными причинами болезни. Социальная активность и социальная реабилитация тоже очень важны.
Я считаю, что в моем случае большую роль сыграла деятельность, которая мне интересна, к которой у меня есть склонность. Кстати, именно психологи в стационаре рекомендовали мне всегда находить в себе силы для того, к чему есть интерес. Хобби и увлечения очень важны! Они придают сил.
Я просто хотела бы поддержать тех, кто узнал свои проблемы в моей истории. Я знаю, что таких людей много. И много людей, которые справились, ведут активную полноценную жизнь, реализуют себя. Если кто-то смог — значит, сможет и еще кто-то. Нельзя замыкаться в себе. Желаю сил, терпения и успехов на этом нелегком пути. Это большой труд, но результат действительно стоит того, чтобы потрудиться.
Материал подготовлен при поддержке фармацевтической компании «Гедеон Рихтер».
Истории и фотографии людей, которые живут с шизофренией
Шизофрения возникает у 0,3–0,7% населения. Согласно опросу ВЦИОМ, 38% россиян считают: людям с шизофренией следует «находиться подальше от других». Журналист, фотограф и автор паблика «Ты здесь не чужой» Арден Аркман сделал проект о тех, кто живет с шизофренией: он снимал героев в важных для них местах и узнавал, каково иметь шизофрению в России.
«Здравствуйте, я Саша, очень опасный зверь»
Саша, 20 лет
Минск — Санкт-Петербург. Блогер. Фотография сделана у Саши дома
В детстве у меня была склонность к патологическому фантазированию, но это особо не мешало жить и не отличало [меня] от других детей. В 11 лет были легкие слуховые галлюцинации — казалось, что меня зовет мама. Самые яркие проявления пошли лет в 15, после возвращения вытесненных воспоминаний о насилии.
В [минской] больнице санитарки били пациентов, особенно совсем маленьких детей из детдома. В отделении вообще было очень много насилия — психологического, физического и сексуального. Сейчас идет расследование по этому поводу, но полиция не совсем на моей стороне. Из‑за диагноза вместо жертв верят насильникам (насильники — врачи), фальсифицируют данные в медицинских карточках и говорят, что это просто «видения».
На словах мне ставили диссоциативное расстройство идентичности, но официально его никуда не занесли, сославшись на то, что в СНГ к этому диагнозу относятся c сомнением. Потом поставили шизофрению. Про диагноз знают все, я веду блог на эту тему и никогда не скрывала его. Зачем? Со стигматизацией психически больных нужно бороться, замалчивание только усугубляет проблему.
Я не принимаю таблетки: мне много раз меняли препараты, ничего не подходит, они делают только хуже и дают сильные побочные эффекты. В России я еще не обращалась за психиатрической помощью, но в Беларуси с этим все очень плохо.
Самое тяжелое — отношение общества и потребность постоянно доказывать, что я не опасный неадекватный маньяк. Из‑за диагноза мое слово стоит ниже слова человека, который совершил надо мной противоправное действие, ведь «ей могло показаться».
В соцсетях меня то и дело сравнивают с опасным, бешеным зверем, которого надо изолировать, в ПНД врачи видят во мне не личность, а бомбу замедленного действия, и это угнетает. Здравствуйте, я Саша, очень опасный зверь ростом в 157 сантиметров и весом в 43 килограмма, который обожает мопсиков, не может без чужой помощи открыть банку и частенько помогает людям. Приятно познакомиться, я опаснее медведя, потому что у меня шизофрения.
«Тебя не пора вязать?»
Екатерина, 19 лет
Санкт-Петербург. Фотограф. Снимок сделан во дворе психиатрической больницы
С четырех лет у меня были мысли о суициде.
Каждое пробуждение, если рядом не было взрослого, вызывало дикий страх и панику, будто меня оставили навсегда. Отец умер, когда мне было три года. С четырех до 14 лет я не верила в это и периодически видела его в толпе. Втихую повреждала себя: отрывала кожу, не давала заживать ранкам, выдирала пряди волос.
В больницу попала в 18 лет из‑за голосов, беспричинных психозов и навязчивых мыслей. Там смех или слезы были чреваты капельницами и повышенными дозировками. Привязать [к кровати] могли на сутки или неделю — все зависело от настроения медсестер. Бабушку в деменции привязали к стулу в коридоре, чтобы она всегда была в поле зрения, даже кормили привязанной. Туалетный вопрос решался утками и памперсами. Одна женщина поступила беременной, ее на скорой увезли рожать, а через несколько дней вернули в закрытое отделение. Вынудили отказаться от ребенка. Никто из персонала ее не поддерживал, хотя из‑за самих родов и отказа она очень страдала физически и морально.
Вообще, если больничное лечение подошло — это везение, если нет — вы можете думать, что так и должно быть.
Иногда врачи лишь заглушают острые симптомы, не разбираются в корне проблемы и не говорят, как с этим всем дальше жить. Отчасти ситуация такова из‑за сложности психиатрии как науки, отчасти — из‑за моральных устоев в нашей стране.
Близкие приняли диагноз спокойно, хотя одна из родственниц теперь меня боится. Некоторые приятели начали относиться слегка настороженно, обычное проявление эмоций становилось [для них] тревожным звонком: «Тебя не пора вязать?»
У меня бывает ощущение, что я не имею права на существование, отчего иногда [могу] не обратиться за помощью, не совершить что‑то по своей инициативе, порой не взять положенное.
Люди думают, что «психи» непременно опасны для общества, что лучше их вообще избегать и не допускать до каких‑либо должностей. На время лечения пришлось брать по учебе академический отпуск, а когда решила вернуться, мне понадобились справки о том, что могу продолжать обучение.
В них не было ни слова о том, что я лечилась в психиатрической больнице, — видимо, чтобы это не доставило проблем.
Болезнь точно сильно навредила мне, затормозила прогресс, много раз чуть не убила, навсегда сказалась на образе мышления, усложнила жизнь. С другой стороны, после стольких лет слепой войны я оказалась в лучших условиях и теперь сильнее многих. Шизофрения все еще со мной и всегда будет, иногда она напоминает о себе, но это дает контраст, чтобы ценить жизнь.
Подробности по теме
Психоактивистка Саша Старость — о публичном самобичевании, перформансах и шизофрении
Психоактивистка Саша Старость — о публичном самобичевании, перформансах и шизофрении«Меня дискриминировали только работники государственной психиатрии»
Андрей, 26 лет
Санкт-Петербург. Учится на ландшафтного архитектора. Фотография сделана у Андрея дома
С детства были истерики и плаксивость, но настоящие проблемы появились в 15–16 лет.
Сильные чувства возникали без причины, а картина мира усложнялась — знаки, символы, в центре [которых] был я, борец с космическими силами. Думал, что мне нужно совершить самосожжение, чтобы уподобиться Солнцу. Качество жизни ухудшилось, испортились отношения с матерью, нарастала социофобия.
Однажды мама вызвала психиатра, которая пришла ко мне домой, обсудила проблемы и предложила госпитализацию. Я согласился, но ожидания с реальностью не совпали. Санитары, приехавшие ко мне, грубили, напялили тяжелую смирительную рубашку: «Ты псих, это чтобы ты из окна не выпрыгнул». И увезли прямо из дома.
В больнице имени И.И.Скворцова-Степанова выдали дырявые штаны и рубашку, забрав мою одежду. Было ощущение тюрьмы: запрещено почти все, кроме предметов личной гигиены и книг. Персонал тоже был похож на тюремщиков, называл хроников «мясом». Одна из санитарок взяла под «покровительство» мальчика и ежедневно вкалывала ему внеочередные уколы нейролептика за мелкие нарушения распорядка дня.
Когда мальчик пожаловался заведующей, это прекратилось, но санитарку не уволили.
Диагноз мне раскрыли только спустя год после выписки под предлогом: «На многих пациентов оглашение диагноза действует шокирующе, некоторые кончают жизнь самоубийством». Из‑за приема таблеток моя личность сильно изменилась, ощущение потери и травмы остается до сих пор. Потом несколько лет спокойно жил без лекарств, пока не началась депрессия, и тогда я оформился в дневной стационар.
Бред дал мне понимание того, как зыбко может быть основание для уверенности в любой идее.
Я стал более осторожен и методичен из‑за понимания разрушительной силы иррациональности. Восприятие других изменилось — научился принимать гораздо большее число людей.
Сперва мама не принимала диагноз и верила, что со мной все нормально. Друзья же нашли в нем объяснение моих особенностей — изредка встречал сочувствие, однажды — романтизацию.
Меня дискриминировали только работники государственной психиатрии. Психотерапевты проявляли вопиющий непрофессионализм, один из них заявил: «Гомосексуализм — это болезнь». Только один врач относился хорошо, помог в назначении подходящих лекарств и понимании психического статуса. В целом о комфорте, доверии и субъектном, то есть человеческом отношении в психиатрии говорить не приходится, там [к пациенту] относятся как к вещи. Я всегда ощущал себя в свободном плавании, изредка получая подачки таблетками.
«Если бы шизофрения исчезла, я бы не знала, что делать»
Надежда, 18 лет
Кострома. Учится в медколледже. Фотография сделана в комнате Надежды
Галлюцинации начались в 12 лет, одна из них есть и сейчас: это хор без слов, будто звучание флейты без перебирания нот. Затем появился звук льющейся воды по ночам, голоса и апатия. Родители не поверили, обозвали фантазеркой, употребляющей наркотики.
Обе госпитализации — самое тяжелое время в моей жизни из‑за невозможности убежать от себя.
Первая врач обвиняла меня в симуляции симптомов, но лечение назначила. В детском отделении в палатах можно находиться только во время отбоя, обхода или тихого часа, [в остальное время] мы сидели на стульях у поста медсестры. За шум наказывали вязками (привязывали веревками к койке. — Прим. ред.) — они должны длиться не более полутора часов, но детей вязали на день или ночь.
Во взрослом отделении было два врача на 50 человек. У одной женщины от веревок были синяки и боли, но ее долго не отвязывали. Пожилую пациентку медсестра ударила по лицу за то, что та в коридоре звала маму. Самым грустным занятием была трудотерапия — мы вырезали и сшивали полоски ткани, делая ковер, потом его распускали и сшивали снова.
Отец считает диагноз фантазией и сейчас. Говорит, что я сломала себе всю жизнь: устроюсь уборщицей и умру от голода. Мать его поддерживает.
Мой девятилетний брат говорит, что шизофрении нет, потому что я не бегаю с топором за людьми.
Ужасно, что мозг промыт и у детей.
В школе меня травили не только из‑за диагноза, но и из‑за сексуальной ориентации. А когда в 10-й класс пришли новые люди, отношение улучшилось, они читали мой дневник в соцсетях.
Бывшая девушка говорила, что у нее тоже галлюцинации, но потом призналась, что все придумала. Такие попытки подражать оскорбительны. Теперь мы общаемся лишь как знакомые.
Болезнь сделала меня сильной и терпеливой. Если бы шизофрения исчезла, я бы не знала, что делать. Она дает синдром поиска глубинного смысла — то, что дико нравится, но и пугает. Это и знаки, и наплывы мыслей вроде «верит ли Бог в себя».
В нашей психиатрии сильно не хватает людей. Районный врач-психиатр — украшение кабинета. Маме он угрожал, что меня заберут с полицией прямо из школы. Жаловался, что сам больной из‑за паленой водки, но до галлюцинаций еще не допился. В больницах пациентов не информируют о том, что с ними происходит, в закрытых отделениях нет психотерапии.
Лично мне больница не помогла, а ограничение свободы и общения только навредило.
Подробности по теме
«Скажу — сразу уволят»: каково это — скрывать психическое расстройство от коллег
«Скажу — сразу уволят»: каково это — скрывать психическое расстройство от коллег«Я принимаю по 11 таблеток в сутки»
Александра, 20 лет
Жуковский. Работает в антикафе, будущий психолог. Фотография сделана во дворе дома Александры
Все началось в 15 лет с депрессии. Родители восприняли [ее] негативно, особенно папа со своим «ты все придумала». Вскоре начались голоса, мужские и женские, и галлюцинации в виде шифров, которые я записывала на бумаге. Голоса приказывали мне разносить эти шифры знакомым людям. Из галлюцинаций сейчас остались слои, которые движутся и пересекают все пространство. Раньше из‑за них было страшно выйти из дома: думала, что против меня заговор.
Еще я вижу глаз — это некая сущность, которая появляется на разных поверхностях и общается со мной. Обычно все это происходит осенью и зимой, а весной и летом затихает. Когда глаз уходит, мне даже грустно без него, успела полюбить его как друга.
Главврач в ПНД [психоневрологический диспансер] уговаривала родителей отправить меня в больницу насильно — они не согласились, и она стала угрожать, что лишит их родительских прав. Я и сама сейчас негативно отношусь к недобровольной госпитализации.
Считаю, что помощь через насилие — это не помощь.
Я легла в Научный центр психического здоровья на полтора месяца — там хорошие условия и врачи, вот только они все время врали, что у меня депрессия, а выписали с диагнозом «шизофрения». Считаю, что пациент должен знать правду о своем состоянии. Мне повезло, что в больнице не практиковали наказания и давали только современные препараты — схему лечения меняли больше 10 раз, когда возникали побочки.
Сейчас я пью три нейролептика, корректор и нормотимик — всего 11 таблеток в сутки. Это гораздо больше, чем обычно назначают при шизофрении, но я чувствую себя хорошо.
Мама относится к диагнозу спокойно, а папа до сих пор недоволен, считает, что он ошибочен и что нейролептики лучше не принимать. Из окружения отвернулась только бывшая лучшая подруга, остальные хорошо общаются, в том числе коллеги на работе и гости нашего кафе, которые тоже в курсе.
Благодаря болезни я стала лучше понимать людей, которые столкнулись с психическими проблемами. Раньше казалось, что со мной этого никогда не произойдет, но когда случилось, поняла, что никто от этой болезни не застрахован».
«Жил на улице полтора месяца как бездомный»
Денис, 40 лет
Зеленоград. Литератор и переводчик, член Союза писателей. Фотография сделана в районе, где находился Денис, когда жил на улице
Первый приступ случился в 23 года.
Казалось, что прохожие подают мне знаки, а цвета машин связаны с приказанием, которое «высшее правительство» отдает мне. Позже начались все виды галлюцинаций, которые ощущались как результат внешнего воздействия. Знакомый физик сказал: «Ну, допустим, мозг можно использовать как приемник. Но в нем же нет передатчика!» И тогда я задумался о том, что, возможно, это действительно заболевание, потому что такое явление, как беседа с голосами в голове, ограничивается пределами нервной системы больного. Чисто теоретически даже если бы мозг мог принимать сигналы извне в виде голосов, то он бы не смог с ними общаться. Часто непонимание этого вводит больного в заблуждение, будто бы он с кем‑то общается, хотя это лишь сбой в работе мозга.
Однажды я жил на улице полтора месяца как бездомный: жена везла на госпитализацию, но я испугался и сбежал от нее. Пил воду из реки, питался тем, что найду.
Когда жители обратили [на меня] внимание, пришлось покинуть тот район — долго шел пешком и отыскал заброшенную дачу в районе аэропорта [Шереметьево], из которой через три дня забрали с милицией.
О приступах и взаимоотношениях с близкими написал повесть «Сады, где текут реки», опубликованную в самиздате «Органон». За все время у меня было восемь госпитализаций. Все принудительные.
Друзья не отвернулись, но некоторые пренебрежительно высказывались — и я с ними расставался. Один друг приехал в гости во время моего приступа. После нашего разговора он сказал жене: «Это не Денис! Денис вообще вышел куда‑то покурить. Это другой человек, которого я не знаю». Вот эта дихотомия — тот или не тот человек — стала определяющим принципом, по которому со мной стали строить отношения друзья.
Инвалидность я оформил, когда меня сократили с работы. Это был сложный шаг, словно поставить на себе крест. Но другого выхода не было, надо на что‑то выживать. Из‑за этого статуса нельзя получить водительские права, при трудоустройстве в бюджетное или государственное учреждение (научно-исследовательский институт, государственная школа и много других учреждений) требуется справка от психиатра. Справка из ПНД и наркодиспансера потребовалась даже при устройстве на работу уборщиком лесопарка в ГБУ «Автомобильные дороги». Когда моя мама продавала квартиру, у нее потребовали справку о том, что она не наблюдается в ПНД, — это подавалось как обязательная процедура, значит, такие сложности могли возникнуть и у меня при решении вопросов с недвижимостью.
Я отношусь к своему заболеванию как к кресту, примириться с ним помогает религия. Люблю цитировать молитву святителя Димитрия Ростовского — ее смысл в том, что человек полностью вручает себя божьей воле, без которой и волос с его головы не упадет. Шизофрения показывает, насколько хрупок человек и его жизнь. Человек [с шизофренией] вынужден принимать лекарства, он более незащищен от «мира, открытого настежь бешенству ветров», чем здоровые люди. Надо спешить делать добрые дела и стоять на страже позитивных ценностей, которые даны нам в жизни. У меня семья, растет дочь, это придает определенный ценностный горизонт моей жизни.
Подробности по теме
Как общаться с близким, у которого психическое расстройство: 9 простых правил
Как общаться с близким, у которого психическое расстройство: 9 простых правил«Странности начались в результате насилия»
Ирина, 22 года
Москва. Фотография сделана в месте, где случилась первая попытка суицида Ирины
В 14 лет у меня начались первые романтические отношения с мальчиком, которому было 22. Однажды он приехал, схватил меня за руки, повалил на диван и изнасиловал. При попытках сопротивления он бил меня по лицу. Сказал, что если я расскажу об этом, моим близким будет плохо, и я молчала. Следующие два года он держал меня под тотальным контролем, унижал, заставлял готовить еду, убирать квартиру и удовлетворять. В результате насилия появились странности: было очень тревожно, до панических атак.
Казалось, что я жирная, некрасивая, лишняя в этом мире.
Появился голос, который орал на меня, обзывался, говорил, что без меня всем будет лучше и что я обуза для мамы. И я решила уйти. Взяла походный нож, сожгла дневник и пошла к гаражам.
Помню, как потеряла сознание и очнулась в больнице. Мама в тот день подписала согласие на психиатрическую госпитализацию, [в больнице] я была четыре месяца. Помню чувство, как будто меня предали.
В больнице было нельзя курить, но можно было заработать на пачку: стоять на раздаче во время приемов пищи или мыть туалет и душевую. Вечером отбирали оставшиеся сигареты и наказывали, поэтому перед отбоем я выходила на улицу и выкуривала всю пачку разом. Потом на комиссии я старательно играла «нормального человека», и меня даже сняли с учета в ПНД.
Работающую схему лечения подобрали только в платной клинике, а в государственной один психиатр писал работу по эффектам азалептина, в связи с чем все его отделение принимало только этот препарат.
Вне обострения мне ничего, кроме слишком быстрых мыслей, не мешает функционировать в мире. В обострении бывает непросто выходить из дома, есть еду, перемещаться на общественном транспорте. Симптомы сначала трудно отделить от своих мыслей и желаний, но со временем пришло осознание того, что это чуждое.
При ангине человек не воспринимает гной на миндалинах как часть себя — это проявление болезни, от него избавляются, используют лекарства. То же самое с ментальными расстройствами.
Многие знакомые, узнав о моем диагнозе не от меня, ограничили наше общение, а затем и вовсе исчезли из моей жизни, но я не жалею об этом. В медиа часто показывают шизофреников, «шизиков» как неуравновешенных психов, которые, стоит только отвернуться, зарубят топором и обмажутся кишками. Поэтому общество сторонится людей с психическими особенностями.
«Почему вас не закрывают? Почему вы ходите по улицам?»
Соня, 20 лет
Москва.
Курьер, учится на парикмахера. Фотография сделана в сквере, где любит гулять Соня
Я заболела в 14 лет, у меня сенестопатическая шизофрения — это когда кажется, будто по тебе кто‑то ползает. Всего было четыре госпитализации, в одной из больниц персонал запрещал нам заходить на пороги их кабинетов: боялись, что накинемся. Иногда медсестры ругали нас за то, что [мы] их бесим, говорили, что мы не больны и придуриваемся.
В школе социальная работница рассказала всем про диагноз. Одноклассники стали издеваться, а почти все учителя отказались меня учить.
Я ушла на индивидуальное обучение, занималась только у двух учительниц — английского и математики. Знания так и остались на уровне восьмого класса.
Мать считает, что я могу на нее наброситься, так и говорит: «Не подходи, я тебя боюсь». Отец все отрицает, запрещает принимать лекарства и угрожает перестать спонсировать в случае их приема.
У бабушки тоже шизофрения, параноидный тип, но даже она некоторые мои симптомы списывает на воспитание. Только друзья хорошо относятся, не считают похожей на маньяка. Родители некоторых из них сначала считали меня опасной и поменяли свое мнение при знакомстве. Бывшие парни в диагноз не верили, запрещали пить таблетки, хотя многие мои реакции списывали на то, что я истеричка, придуриваюсь или что забыла принять свои лекарства.
Я решила забить на личную жизнь, потому что с таким диагнозом она не светит.
Есть и другие ограничения: я хотела бы водить мотоцикл, работать медсестрой, но это невозможно. А еще по жизни трудно, когда из‑за расстройства мышления тяжело что‑то объяснить людям. Шизофрения — это наказание, из‑за нее мои мечты, скорее всего, никогда не исполнятся.
В нашей психиатрии не хватает нормальных человечных врачей и современных оригинальных лекарств. Сейчас я принимаю дженерик за две тысячи, а вот оригинал стоит семь, и разница в плане эффективности и переносимости огромна.
Когда я работала кассиром в «Пятерочке» и совмещала две работы, от недосыпа стала нервной, забывчивой и невнимательной. Вызвали к управляющей, она сказала, что я похожа на человека из психбольницы, я ответила, что отчасти это так, на что последовало возмущение: «Почему вас не закрывают? Почему вы ходите по улицам?» Вообще, люди с психическими расстройствами порой добрее и душевнее, чем здоровые.
Подробности по теме
Гениальный биполярник: опасна ли «мода» на психические расстройства
Гениальный биполярник: опасна ли «мода» на психические расстройства«Отец орал, что мне нужно дать по морде, и голоса пройдут»
Юлия, 32 года
Москва. Программистка. Фотография сделана у Юлии дома
С подросткового возраста был бзик на чистоте: перестирывала вещи, если их кто‑то касался, и мыла руки, если дотронулась до пола.
Однажды перед Новым годом я выдраила всю квартиру с хлоркой, включая шкафы. Это стало ежегодным ритуалом. Когда уехала в 21 год в США по Work and Travel, этот симптом исчез в один момент и больше не возвращался, наверное, потому что я оказалась далеко от семьи.
В Америке у меня через несколько лет появились паранойя и голоса. Мне казалось, нужно сделать что‑то неправильное, чтобы понять, как голоса отреагируют, настоящие ли они. И я разбила окна в комнате. Соседи вызвали полицейских, они отвезли в больницу. Палата была на двоих, кормили блюдами кухонь мира, мы там играли в настольные игры, приставку, занимались спортом. Не сравнить с российскими больницами, где грязь, ужасная еда, хамство, вязки и уколы в воспитательных целях, а сигареты выступают в качестве валюты, как в тюрьме. В США мне ставили депрессию с психозом, а в России уже шизофрению.
С родителями я не общаюсь. Они смеются надо мной, отказываются пойти на семейную терапию со словами: «Это же ты тут псих».
Отец по пьяни орал, что мне нужно дать по морде и голоса пройдут, показывал фильмы про бесноватых. Родители запретили рассказывать о диагнозе, но я выложила о нем информацию в соцсетях. На отношение друзей и коллег это никак не повлияло.
Диагноз мне почти не мешает: благодаря нейролептикам из симптомов остались только голоса перед сном, с ними можно жить. Но когда нужен день, чтобы отлежаться из‑за стресса, приходится просить отпуск задним числом. Разве моя болезнь не уважительная причина? Психиатр может дать только направление в стационар, но не обычный больничный. В целом из‑за болезни я потеряла несколько лет своей жизни, и всегда есть риск, что состояние станет нестабильным.
В Америке в психбольницы попадают, еще когда не все плохо, а у нас — когда человек уже потерял работу, стал бездомным или ушел в дефект. Пациентов нужно вовремя социализировать, возвращать к жизни, к работе. Я хожу к психотерапевтке, которая ушла из государственной психиатрии, потому что в ее арсенале были только советские лекарства, и все больные раз за разом возвращались в стационар.
Мне нравится буддизм, у его текстов есть терапевтическая польза — например, у «Тибетской книги мертвых», оказавшей влияние на Карла Густава Юнга, но цели просветления я перед собой не ставлю и отношусь к жизни и религии рационально благодаря пережитому опыту.
ФГБНУ НЦПЗ. ‹‹Стриндберг и Ван Гог››
Обращаясь к вопросу о связи шизофрении и творчества, мы должны заметить, что весьма общее понятие связи допускает весьма различные трактовки его смысла.
Прежде всего можно ограничиться такой постановкой вопроса: является ли шизофрения этих необыкновенных людей причиной или одной из причин создания их работ? В темных, загадочных глубинах физиолого-психологических зависимостей шизофренический процесс это фактор, влияющий на творчество, но не придающий этим шизофренического характера самому творению. Как те большие количества алкоголя, которые употреблял Бисмарк перед выступлением в рейхстаге, потому что так у него лучше получались речи не придавали его речам алкогольных тонов, примерно так же и шизофрения является хотя и значительно более протяженным во времени и куда более важным для экзистенции, но неспецифическим для творчества условием.
Во-вторых, вопрос может звучать так: если с шизофренией возникает изменение стиля, то, может быть, тогда шизофрения все же является его специфическим условием? И далее, могут ли подобные эффекты, которые, положим, у других индивидуумов могут возникать и без всяких таких условий, вызываться только шизофренией или, может быть, также и прогрессивным параличом, или другой болезнью мозга, или алкоголизмом и так далее? И, в-третьих, можно спросить: проявляется ли что-то от этой, допустим, специфической причины в самом творении? имеет ли творение специфические шизофренические особенности? Предпосылкой ответа на третий вопрос является утвердительный ответ на второй, а ответа на второй утвердительный ответ на первый. Причем ответы на все эти вопросы могут быть только эмпирическими. Малое количество известных на сегодняшний день случаев делает возможными лишь предварительные формулировки. Ведущаяся в настоящее время работа должна дать дополнительный материал, но все это еще лишь робкое начало.
Рассмотрим названные три вопроса на базе имеющихся фактических данных.
Вероятность того, что шизофрения у многих великих художников явилась одним из условий создания их творений, чрезвычайно велика, в чем нас убеждают совпадения во времени изменений творческого стиля со сменой стадий развития психоза и переменами в характере переживаний и творчества. Тем более что при значительном количестве изученных примеров такого рода, «случайность* подобных совпадений была бы невероятным чудом. На это можно возразить, что таков вообще характер развития гения: художник переживает нечто вроде откровения и быстро продвигается в развитии нового стиля. Этот процесс известен, с психозом никак не связан и не только возможен, но для гения даже характерен. Ясный ответ на это был бы возможен только после детального сравнительного исследования биографии и эволюции стиля какого-то развивавшегося стадийно нешизофренического гения. Однако, насколько мне известно, едва ли есть еще примеры, когда бы после долгой сознательной работы становление стиля совершилось бы так быстро и при этом привело к столь масштабным переменам, как это было, скажем, в случае Ван Гога.
Быть может, что-то подобное происходит при наступлении половой зрелости и в первые последующие за этим годы (или позднее как следствие некоторого теоретического решения у склонных к неподлинности людей). Но когда подобное устойчивое изменение начинается в середине четвертого десятка, тут всякий психологически реально мыслящий исследователь поставит вопрос о внедуховной причине. Однако решающим здесь является не только первое включение совершающегося в несколько месяцев стремительного развития, хотя оно и бросается в глаза, но и то, что кривая дальнейшего развития во времени продолжает быть связанной с внедуховным процессом и духовно может быть понята лишь отчасти. В своем непрерывном, долговременном развертывании гений создает для себя новые миры и растет в них. Больной гений тоже создает себе некий новый мир, но он разрушает себя в нем. И если теперь согласиться с тем, что во время шизофрении болезненный процесс является одним из условий создания художественного произведения, то, пожалуй, можно сказать, что это вполне бесполезное знание, ибо в нем не содержится ничего кроме того, что и так давно известно, именно: что всякое возбуждение нервной системы может высвобождать творческие способности у предрасположенных к этому людей.
Моя позиция здесь такова, что мне подобные общие положения вообще неинтересны, но меня в высшей степени интересуют, более того потрясают проявления необычных зависимостей, обнаруживающихся в отдельных конкретных случаях. Впрочем, вопрос о том, что меня интересует, не может считаться научным.
Обратимся к нашему второму вопросу: может ли некое положительно нами оцениваемое изменение стиля без рассмотрения его особенностей быть обусловлено не только одной шизофренией, но также и другими внедуховными процессами? Поскольку речь идет о долговременных изменениях, а не о разовых творческих актах или изобретении выразительных средств, то не могут привлекаться для сопоставлений краткое алкогольное опьянение, какое-то короткое соматическое заболевание и т. д. Поэтому мы должны сравнивать шизофрению с другими психотическими процессами или заболеваниями мозга. Мне не известно случаев и я считаю это крайне маловероятным, чтобы рассматриваемые нами трансформации являлись следствием алкоголизма, который изменяет всего человека.
Болезни (такие, например, какие имел Г. Т. Фехнер) хотя и вносят тот или иной новый элемент, скажем, некоторое обострение интересов, но никак не радикальное изменение стиля. Жизнь сохраняет некий единый общий рисунок, и если происходит надлом, он затрагивает не самые глубинные пласты, а какие-то более поверхностные. А вот последствия паралича сравнимы с последствиями шизофрении. Так, можно показать, что у Ницше (если мы согласимся считать его диагноз установленным, ибо представляется невероятным, чтобы в его случае речь могла идти о каком-то сочетании шизофрении и паралича) в связи с первым душевным переломом произошло и некое «изменение стиля». У него, таким образом, тоже два лица, и знаток Ницше в большинстве случаев прямо чувствует, принадлежит ли его произведение первому или второму его лицу.
Теперь уже можно ставить третий вопрос: вносит ли шизофреническое изменение стиля какие-то видимые специфические черты в произведение? Надо прибегнуть к сравнению и посмотреть, имеются ли тут доступные формулированию отличия от сходных изменений, обусловленных параличом; и нужно сопоставить на этот раз не биографически, а творчески работы художников-шизофреников друг с другом и творчество каждого из них с нешизофреническими «здоровыми» изменениями в творчестве гениальных людей.
Здесь открывается гигантская по масштабу задача, к решению которой сделано пока еще очень мало шагов.
Если психиатр обратится к произведениям Ван Гога 18881890 годов или Гельдерлина после 1802 года и перенесет себя во времена их создания, то еще до всякой своей науки он почувствует в них некую «шизофреническую атмосферу». В наши дни, вследствие похожести современных творений, это стало для наблюдателя много труднее, чем было, скажем, еще в 1900 году. Впрочем, подобные чувства и предчувствия не дают понимания, но лишь обозначают задачу. Они суть указания на то, что тут есть что-то такое, чему следует подыскать соответствующее представление и объективную формулировку. Но вначале нужно предотвратить некоторые легко могущие возникнуть недоразумения. «Шизофрения» отнюдь не строгое, но зато бесконечно богатое понятие, принимающее в разных взаимосвязях различные значения. Оно может обозначать все необратимые процессы, нетождественные известным органическим заболеваниям мозга или эпилепсии, оно может обозначать и психолого-феноменологически описываемый тип переживаний целый мир странного бытия души, для которого найдено множество более строгих частных понятий, но который так и не удалось удовлетворительно охарактеризовать в целом.
Эту чудовищную реальность опознают не по простым и явным объективным признакам, но как некую душевную тотальность (об экзистенции которой специалист часто делает вывод все же по отдельным известным ему «симптомам», но он не может быть уверен в своем выводе до тех пор, пока ему не станет ясно это целое). Здесь не может идти речи о том, чтобы, скажем, картины Ван Гога сделать понятнее, наклеив на них якобы что-то объясняющие этикетки «шизофренические». Однако тому, для кого экзистенция шизофренического мира принадлежит к существенным, потрясающим реалиям нашего бытия, эти картины могут дать надежду постичь в них нечто такое, что он не сможет с той же отчетливостью понять, наблюдая больных в клинике. Но во всяком случае первый шаг к этому его ощущение того, что он видит здесь нечто «неповторимое». Тот же, для кого все это искусство разложено на «совершенно понятные исторические взаимосвязи», или тот, кто не увидит, что эти работы неповторимы каким-то иным образом, по сравнению с произведениями любого просто оригинального художника, тот не почувствует того «толчка», который мне и не только мне дали эти картины, и тот не сможет поэтому и задавать вопросы, ибо у него не возникнет потребности прояснения, пока то, что должно быть прояснено, от него скрыто.
Следует предупредить еще одно возможное недоразумение. Попытки сделать формулируемой шизофреническую атмосферу этих произведений не означают, что произведения «больные». Дух пребывает по ту сторону противопоставления здорового больному. Но произведения, выросшие на почве процесса, признаваемого болезненным, могут иметь некий специфический характер, являющийся существенным моментом духовного космоса и тем не менее только тогда обретающий существование в реальности, когда указанный процесс создает для этого условия. Обывательски употребляя понятие «больной» для принижения художника или находя его вмешательство в общепризнанные взаимосвязи невежественным, мы становимся слепы к той действительности, которую мы по сей день способны представить себе лишь каузальной и которую никоим образом истолковать не в состоянии, более того, даже затрудняемся в формулировках быть может потому, что опутаны сетями ограниченных оценочных категорий такого понятийного аппарата, который нас все еще сковывает, тогда как мы уже чувствуем, что он преобразуется в направлении большей широты, свободы и подвижности.
Соединим теперь воедино те немногие фрагменты, которые мы нашли на нашем пути к постижению специфики этого мира.
Прежде всего поучительно сравнение Гельдерлина и Ван Го г а. Между Гельдерлином и Ван Гогом имеется существенное различие, корни которого отнюдь не в различии сфер их художественного творчества. Неземное и идеальное Гельдерлина противоположно приземленному и реалистическому у Ван Гога. Оба они личности трудно адаптирующиеся, но Гельдерлин нежный, сверх меры ранимый, Ван Гог же сильный и, при случае, когда он раздражен или стеснен, готовый к отпору. Это различие их исходного духовного характера не исключает их сходства во время шизофрении, которое, напротив, тем более бросается в глаза. Вначале посмотрим хронологически: после некоторой предварительной стадии мировоззренческого возбуждения, характеризующейся большой уверенностью и беззаботностью самосознания, и бросающихся в глаза изменений в их творчестве, которые ими самими и другими воспринимаются как рост и восхождение к вершине, возникает первая острая вспышка психоза, с повторениями через небольшие промежутки времени.
Творчество поначалу еще продолжается, оно мало вовлечено в болезнь и приносит нечто отчасти совершенно новое. Во все это время существует высокое напряжение между сильными переживаниями и дисциплинирующей практикой творчества. Очень большие нагрузки истощают организм и постепенно доводят силы распада до крайнего предела. Для обоих в это шизофреническое время мифические видения, мифическая данность несомненна, является ли она в более реалистических или в более идеальных образах. Искусство (и жизнь) в большей мере, чем раньше, приобретает значение, которое можно назвать метафизическим или религиозным. В произведениях все заметнее исчезновение гладкописи. «Грубые сближения» Гельдерлина аналогичны навязчивым контрастам на картинах Ван Гога. То, что обычно называют ощущением жизни, ощущением природы, ощущением мира становится у обоих более реалистичным, более непосредственным и, в то же время, метафизически более наполненным.
Но мир шизофрении широк. Его населяет масса иных фигур.
Мы наблюдаем там не только известные демонические освобождения духа в начале болезненных процессов, но и ужаснейшие сужения и опустошения сознания, мы наблюдаем первичную паранойю и машиноподобные перестройки. Если мы ограничимся теми несколькими случаями, которые описаны в данной работе, то Гельдерлин и Ван Гог вместе представят нам тип, диаметрально противоположный другому типу, представленному случаями Стриндберга и Сведенборга. Значение шизофрении для творчества Стриндберга и Сведенборга по существу лишь субстанциональное, материальное, тогда как у Гельдерлина и Ван Гога ею сообусловлена самая глубинная форма, само творимое. У первых ни на какой стадии не наступает собственно диссоциация, способность литературного производства сохраняется и в конечном состоянии. У вторых работы возникают в некоем бурном душевном движении, приближающем тот момент времени, начиная с которого процессы распада становятся все сильнее, и в конечном состоянии утрачиваются и творческая потенция, и способность литературного производства.
У Гельдерлина и Ван Гога продуктивность растет именно в начальной фазе и в годы первого острого периода, у Стриндберга же острый период девяностых годов как раз непроизводителен, и его главные вещи почти все созданы в конечном состоянии.
Эта противоположность указанных двух типов, как ни очевидно ее проявление в случаях этих выдающихся личностей, разумеется, лишь схема. И, скажем, всех шизофреников, являющихся поэтами, философами или художниками, в эту схему поместить не удастся. Так, например, если бы Кьеркегор и был шизофреником, что в настоящее время недоказуемо, поскольку о каких-либо грубых, брутальных симптоматических проявлениях у него этой болезни не известно, то он не принадлежал бы ни к одному из этих двух типов. Поскольку выдающиеся шизофреники это редкость, можно было бы подумать об исследовании в психиатрических учреждениях широкой массы больных шизофренией, пишущих стихи и картины, рисующих, занимающихся резьбой и т. п., чтобы охватить шизофреническую обусловленность в ее многообразии.
Разумеется, у массового шизофреника нет той гениальной предрасположенности, той почвы великих творцов, на которой только и могли «с позволения» шизофрении возникнуть их произведения. Тем не менее в собраниях психиатрических учреждений есть удивительные работы, которые уже начали подвергаться систематическому сравнительному изучению. На первом этапе речь должна идти не о том, чтобы все эти явления как бы привести к общему знаменателю, а напротив, о том, чтобы точнее понять и зафиксировать разнородное. Насколько плодотворным может оказаться истолкование этих массовых явлений по отношению к тем великим и наоборот, в настоящее время определить нельзя. Лично я пока что не встречал работ, сравнимых с произведениями Гельдерлина или Ван Гога, однако мне попадались работы, содержавшие отдаленный намек на тип работ Стриндберга и Сведенборга (Йозефсон), или не родственные ни одному из этих двух типов (Мерион). Но важнее всего то, что в шизофрении несомненно кроются и совершенно иные потенции, которые до сих пор еще не проявились в каком-либо гениальном больном: шизофрения это целый мир.
При изучении этих явлений следовало бы, среди прочего, обратить внимание на такие моменты: предпосылкой всякого понимания является хронология, то есть знание времени возникновения работ и времени постадийного развертывания болезненного процесса. Установление связи между этими двумя хронологическими рядами раскрывает значение инициальной фазы (то есть продромальной стадии и первого периода) и, далее, последующих острых периодов, в сопоставлении с более светлыми промежутками. Следовало бы также выяснить: имели ли место у больных в этих пограничных фазах какие-либо интуитивные феномены, так что впоследствии они лишь сами себе подражали; ощущается ли и может ли быть показано наличие вышеописанных напряжений (противоположности «материального» волнения души и дисциплинирующего формообразования) или же, наоборот, бесконечные рисунки, наброски и т. д. создавались совершенно спокойно, в ходе старательной, упорной работы. Поскольку многие больные начинают рисовать, писать и слагать стихи только в состоянии психоза (естественно, количество таких «художников» по отношению к общей массе шизофреников невелико, но их абсолютное число представляется не слишком малым), то следует посмотреть, какую роль играет обучение, как в плане техники, так и в плане формы, наиболее интересны в этом смысле будут, очевидно, больные, получившие художественное образование до психоза.
Отнюдь не невозможно, что в работы, производящие на зрителя или читателя определенное впечатление, больной вкладывал совсем иной смысл, то есть что эти работы воздействуют как произведения природы. Едва ли можно строго разделить но все же следовало бы различать художественно осознанные отображения, инстинктивные формы и совершенно случайные конгломераты, могущие каким-то образом художественно воздействовать. Наконец, было бы важно сравнить работы шизофреников прежнего времени (до 1900 года) с сегодняшними. Это могло бы проявить нечто специфическое, то, что свойственно шизофрении как бы вне времени. Знаменитые фигуры, виденные Гете на Сицилии (вилла Палагония), производят непосредственное впечатление ближайшего родства с современными работами шизофреников.
Тот факт, что при психическом заболевании возникает творческая активность, естественно истолковать как освобождение неких сил, которые прежде были скованы. Болезнь снимает оковы. Бессознательное начинает играть большую роль, взрывая цивилизационные ограничения.
Отсюда и близость к снам, к мифам и к детской психической жизни. Это представление об оковах и освобождении от них может иметь несколько смыслов. Наибольшей отчетливостью и наглядностью отличается картина явлений, возникающих при параличе. Если продукцию позднего Ницше понимать как порожденную его первоначальным духом, просто освободившимся от оков, то можно зайти очень далеко; но как раз тогда и почувствуется контраст по отношению к Ван Гогу и Гельдерлину. Мы полагаем, что здесь, скорее, чувствуются новые силы. Выше везде использовалась довольно необязательная картина пробуждения духа. Но опыт указывает на наличие такого духовного содержания, которого раньше не было. Это не только некая, быть может усиленная возбуждением продуктивность, которая тоже приводит к открытию новых средств, входящих затем в общий художественный обиход, нет, тут появляются новые силы, в свою очередь приобретающие объективный характер, силы, которые сами по себе духовны и не являются ни здоровыми, ни больными, но вырастают на почве болезни.
Отступление. Есть выдающиеся художники, заболевшие шизофренией, чьи патографии следовало бы написать, а работы привлечь для прояснения поставленных нами вопросов. Мы можем лишь указать на них.
1. Художником сопоставимого со Стриндбергом типа является Йозефсон. Как Сгриндберг ни в каком отношении, кроме самого факта психоза, не сравним с Гельдерлином, так Йозефсон не сравним с Ван Гогом. У Йозефсона наблюдается полное отсутствие связи между натуралистическими работами здорового периода, сделавшими его знаменитым, и работами периода болезни, на которых спокойно, неэкстатично запечатлено волшебное, демоническое содержание, не имеющее определенной формы. Как у Сведенборга между ранними естественнонаучными и поздними теософскими трудами существует пропасть, так существует она и у Йозефсона. Еще совсем недавно работы, относящиеся к периоду его психоза, не привлекали никакого интереса. Они «не могут считаться произведениями искусства в обычном смысле этого слова, в них что-то разбито, что-то смещено, происхождение их форм и пропорций следует искать в ослабевшем рассудке; тем не менее они несут на себе отпечаток исключительно богатой фантазии, душевной полноты постижения и взгляда, тонко чувствующего декоративность».
Так писал о Йозефсоне в статье 1909 года критик Волин (Wohlin. Kunst und Kiinstler. Jg. 7, s. 479 ff, иллюстрациями к статье служат многочисленные репродукции работ здорового периода и ни одной из времени болезни). Сравните статью Хартлауба 1920 года (Hartlaub. Genius, 2. Jg., Heft 1) с хорошими репродукциями работ периода психоза.
2. Необычайно интересным художником является Мерион. Его работы легко доступны в репродукциях: Ecke G. Meryon, in: Meisterder Graphik. Bd. XI, Leipzig (предисловие 1923 г.). Хорошее введение Экке дает представление о том влиянии, которое приобрели работы Мериона. Детали его биографии пока недостаточно изучены (Экке обращает внимание на существование его обширного и еще не оцененного по достоинству творческого наследия). Сообщу наиболее известные факты: родившийся в 1821 году и начавший в юности карьеру морского офицера, Мерион затем выходит в отставку и только в 1849 году начинает изучать гравировку. На протяжении всей жизни он ограничивается гравюрами, рассматривая свое искусство не как искусство, а как откровение вошедших с ним в контакт таинственных сил.
Одновременно с появлением его первых значительных работ (1850 1854 годы) начинается психическое заболевание, которое в 1858 году в первый раз приводит его в сумасшедший дом. В картине болезни преобладают галлюцинации, преследования («иезуиты») и другие классические симптомы. В 1866 году он снова оказывается в сумасшедшем доме в Шарантоне, где в 1868 умирает. В его художественном развитии нет собственно изменений стиля, оно начинается почти внезапно (и уже первые произведения оказываются вполне зрелыми), достигает своей единственной высшей точки в 1852 1854 годах, но затем происходит утрата творческой силы и независимости, хотя отдельные работы высокого уровня появляются и позднее. Кривая изменения продуктивности внешне и грубо может быть описана следующими количествами относящихся к отдельным годам копий и оригинальных гравюр: 18491850 всего 16 копий, 3 оригинала; 1851 1854 25 оригиналов и 1 копия; 1855 неожиданно пустой никаких оригиналов, 3 копии; 1857 вообще нет никаких работ; 1858 1 копия; 1859 опять ничего; 18601861 10 копий, 5 оригиналов; в последующие годы лишь отдельные работы; 1867 и 1868 уже больше ничего.
Итак: после двухлетнего обучения копированию несколько лет активной работы, в которые во время начинающейся болезни создаются несомненно великолепнейшие листы, затем вдруг провал, затем снова копии, столь же оригинального характера, как и переводы Гельдерлина, и копии Ван Гога. На поздних листах уже появляется шизофреническое содержание, например, драконы и другие чудовища в воздухе, в то время как таинственные силы прежнего времени находили свое выражение лишь в форме.
3. Наконец, назовем художника, который, насколько это известно, не был шизофреником, однако в те времена, когда подобные картины еще не были в моде, создал отдельные работы, с первого взгляда наводящие на мысль о шизофрении: Одилон Редон. Уже Пфайфер (цит. соч.) сравнивал рисунки явно чудесного содержания, сделанные здоровым человеком, с шизофреническими произведениями. Но в этом случае, на примере крупного художника, результаты, возможно, могли бы быть более значительными, ибо изначальные и серьезные интенции творчески одаренной личности нашли выражение в работах, сходных с работами шизофреников.
Однако и здесь печь идет о работах художников типа Иозефсона и искусстве большинства больных, а не о типе Ван Гога, равно как и не о типе Мериона. Литература о Редоне: A. Mellerio. Odilon Redon peintre, dessinateur et graver. Paris 1923; H. Floury, ed. Rue Saint Sulpice. 2. (Я благодарен Груле за возможность ознакомления с этим художником и этой книгой).
18-летний подросток создает рисунки на тему шизофрении, чтобы справиться с галлюцинациями
Искусство может быть спасательным кругом для людей, страдающих психическими расстройствами. После того, как в течение многих лет Кейт Феннер ставили неправильный диагноз, в 17 лет ей официально поставили диагноз шизофрения. Теперь, когда ей исполнилось 18 лет, у нее есть путь вперед, который включает в себя научиться справляться с симптомами расстройства ». художник », я просто не понимала, что это значит, пока не появилась моя психическая болезнь», — пишет она. «Я рисую много своих галлюцинаций, потому что рисование помогает мне с ними справляться.
”
Галлюцинации, которые испытывает Феннер, различаются. Например, она слышит голоса и случайные шумы, часто видит жуков и лица. Это стало источником вдохновения и предметом ее рисунков, посвященных шизофрении. В мощном искусстве есть чистая эмоция, которая изображает ту сторону беспорядка, которую мы обычно не видим. Это честно и открывает глаза тем, кто не болеет шизофренией, а также позволяет им лучше понять, через что кто-то может пройти.
Мухи — постоянная составляющая работы Феннера.Эти существа вместе с текстом иллюстрируют серьезное влияние депрессии на ее самооценку; они являются символом того, что она чувствует себя «бесполезной, как муха». Другие рисунки и картины являются прямым отображением того, что она видит во время галлюцинаций, или того, что она слышит в своей голове.
Нелегко так открыто рассказать миру о своих проблемах. Но, поступив так, Феннер надеется, что это поможет снять стигму с психических заболеваний и негативного образа их в СМИ.«Я лично чувствую, что СМИ изображают любые психические заболевания таким образом, что люди, страдающие от этого, выглядят некомпетентными, жестокими и ленивыми», — сказала она The Huffington Post UK.
«Хотя для некоторых это может быть так, большинство людей, которых я знаю, страдающих каким-либо психическим заболеванием, являются нормальными людьми. В средствах массовой информации не хватает изображения реальных людей, которым приходится с этим жить ». В результате люди, страдающие от этих недугов, боятся рассказывать о своих переживаниях.
Феннер хочет разорвать этот круг: «Я понимаю риск публичного высказывания о галлюцинациях и голосах, но я готов пойти на этот риск в попытке нормализовать психическое заболевание (сделав приемлемым для обсуждения и вдохновив людей на обращайтесь за помощью, если они в ней нуждаются) и просвещать людей.”
Кейт Феннер была диагностирована шизофренией в 17 лет. Чтобы справиться с ней, она создает картины о своих галлюцинациях.
Ее рисунки, посвященные шизофрении, позволяют увидеть расстройство, которое мы не часто видим, включая ее галлюцинации.
Мухи — распространенный мотив в творчестве Феннера. Они представляют собой влияние депрессии на ее самооценку.
Кейт Феннер: Instagram
My Modern Met предоставил разрешение на использование работ Кейт Феннер.Работа с искусством в случае шизофрении
Indian J Psychol Med. 2013 январь-март; 35 (1): 89–92.
Конрад Дж. Норонья
Программа пастырского консультирования, Университет Лойола, Мэриленд, Колумбия, Мэриленд, США
Программа пастырского консультирования, Университет Лойола, Мэриленд, Колумбия, Мэриленд, США
Адрес для корреспонденции: Д-р Конрад Дж. Норонха, Дом Игнатиуса, 4603 Миллбрук-Роуд, Балтимор, Мэриленд 21212, США. Электронная почта: moc.liamffider@darnokrd Авторские права: © Индийский журнал психологической медицины Это статья в открытом доступе, распространяемая на условиях Creative Commons Attribution-Noncommercial-Share Alike 3.0 Unported, что позволяет неограниченное использование, распространение и воспроизведение на любом носителе при условии правильного цитирования оригинальной работы.
Abstract
Шизофрения часто требует лечения на протяжении всей жизни. В этом исследовании искусство использовалось как терапевтический инструмент в терапии клиента с диагнозом шизофрения, наряду с медицинским лечением. Цель использования искусства состояла в том, чтобы дать возможность необщительному клиенту общаться. Рисунки клиентов использовались в качестве технологической среды. Прогресс был замечен в изменениях в социальном поведении и общении, о чем свидетельствует то, что он больше говорил, выражал чувства и лучше понимал.
Ключевые слова: Искусство , коммуникативное , некоммуникативное , шизофрения
ВВЕДЕНИЕ
Терапевт использовал искусство как среду процесса при работе с некоммуникативным клиентом. Клиент чувствовал себя комфортно при рисовании, и эти рисунки использовались в терапии. Искусство было безопасным вмешательством в этом диагностированном случае шизофрении.
CASE REPORT
Клиентом был 45-летний мужчина азиатского происхождения, родившийся в США, родившийся и выросший на Среднем Западе, никогда не состоявший в браке, недавно работавший и живущий с лицами, не связанными с родством, в независимом жилом доме.
.Присутствующий терапевт осмотрел его после того, как он находился в передвижном лечении в течение примерно 3 месяцев после выписки из стационара. В анамнезе он посещал отделение неотложной помощи как минимум 3 раза в день, потому что слышал голоса в своей голове. В анамнезе были мысли о самоубийстве, порезы, крики и проклятия при расстройстве. Он любил, когда ему напоминали, что его поведение было следствием психического заболевания, и ему нравились «успокаивающие слова». В начале терапии он только повторял то, что сказал терапевт. Он боялся «больших» вещей, боялся услышать свое имя и чувствовал, что вокруг него парит «медведь».
ИСТОРИЯ
История образования
Клиент бросил школу с минимальным опытом работы.
Психиатрические проблемы и история лечения
У клиента не было доказательств злоупотребления психоактивными веществами или других психических заболеваний. Доказательств криминального прошлого не было. Во время терапии он принимал рисперадол, хлорпромазин, бенитриптин, рисперадол конста, бенедрил и депроват ER.
Семейный и социальный анамнез
У клиента трое проживающих отдельно детей.Его сестра занималась лечением. Он не особо много говорил о своей семье, но упомянул, что хочет общаться со своими детьми и их матерью. Он не знал, где они жили.
Психосоциальный анамнез
Он держался подальше от других клиентов в мобильной клинике и мало общался за своим столом и уходом. Он расстроился нецензурной бранью. У него были очень базовые знания в области чтения и письма.
История болезни
В анамнезе был гепатит и хроническое психическое заболевание.
Религиозная, культурная и духовная история
Клиент не имел веры или духовной принадлежности. Он не ходил ни в какую церковь, но считал себя христианином.
Досуг и история развлечений
В свободное время он слушал компакт-диски в наушниках.
Сны
О сновидениях или кошмарах не сообщалось, но он сообщил о «воспоминаниях». Он не мог сказать, присутствовали ли в его снах те же воспоминания.
«Медведь» — одно из его воспоминаний.
ПСИХИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ
Внешний вид [1]
Клиент был растрепан с необрезанными грязными ногтями. Его лицо было маслянистым, немытым. Одежда была грязной на большинстве сессий. Клиент был ростом примерно 5 футов 7 дюймов и весом 150 фунтов. Гигиена улучшилась с помощью терапии.
Ориентация
Клиент был ориентирован на человека, место, время и ситуацию. Он был бдительным и полностью ориентированным в настоящее время.
Настроение и аффект
Настроение было злым, а аффект соответствовал настроению.
Восприятие
В настоящее время галлюцинаций нет ни зрительных, ни слуховых. У него были параноидальные мысли. На данный момент никаких навязчивых идей, компульсий и фобий.
Процесс мышления
У клиента были косность и слабые ассоциации, намеренный тон, паузы, нерегулярный ритм речи, что временами оказывалось давящим. Тестирование на дефекты речи не проводилось.
Содержание мысли
На первом сеансе он не мог ответить терапевту и просто повторял сказанное.
Он начал отвечать на вопросы и проявлять проницательность и суждение с третьего занятия. Он участвовал в трех сеансах, после чего начал нерегулярно посещать сеансы и стал сопротивляться.
Сон и аппетит
Спал хорошо, аппетит был хорошим.
ДИАГНОСТИКА И ПРОГНОЗ
AXIS I: 295,60 Шизофрения, недифференцированный тип, неуточненная картина [2,3]
AXIS II: 799,9 Отложено
AXIS III: Почечная недостаточность, гепатит в анамнезе
Социальная поддержка AXIS
хроническое психическое заболевание
AXIS V: 55 (настоящее время).
ЛЕЧЕНИЕ
Искусство использовалось как средство, позволяющее травмированным или необщительным клиентам общаться, привнося в сознание элементы бессознательного. На первом сеансе я был в растерянности, так как клиент просто повторял то, что было сказано. На втором занятии я держал на столе несколько чистых листов бумаги, цветные ручки и мелки и просил его нарисовать то, что он хотел выразить. Когда он начал рисовать, я увидел способ подойти к нему.
На каждом сеансе его просили нарисовать то, что было у него на уме в то время.Он стал более коммуникативным через искусство. Именно на сеансе, где он впервые определил фигуры на своих рисунках как фигуры его отца и матери, было организовано первое сопротивление. Его картины включали его «страхи» [] и «медведя», который постоянно парил вокруг него. Это был символ в его жизни, который он усилил до такого предела, что контролировал его функционирование. Следовательно, это нужно было контролировать. Посредством терапии была сделана попытка «разморозить (расплавить)» статую [], которой он имел тенденцию становиться, и помочь кричащему ребенку выйти [].Ему пришлось иметь дело с постоянным «убеганием» [] от своих страхов [], жестокого обращения, общества [Фигур и] и научиться сталкиваться с тем, что могла предложить жизнь, зная, что это возможно [].
Позволить кричащему ребенку появиться
Работать над тем, чтобы убежать от проблем
Попытка расплавить статую, которой он стал
Возможность развить самоощущение
Сильные стороны, которые он привнес в лечение, развивались на виду.
Его слабыми сторонами были забывчивость, спутанность сознания и плохие языковые навыки.В команде терапевт, социальный работник и штатный психиатр несли прямую ответственность за клиента. Вместе с социальным работником и терапевтом клиент определился со следующими целями.
Задача 1
Слуховые галлюцинации, в основном слышание того, как его зовут по имени, и других голосов в его голове.
Долгосрочные цели
Каждые 3 месяца клиент будет сообщать, что ему удобнее использовать свое имя и голоса в голове.
Вмешательства
Через искусство заставьте его понять, как делать что-то большее и меньшее
Используя «медведя» и его «имя» в искусстве и пытаясь заставить его сформулировать, как он сможет получить контроль над медведь и научись любить его имя
Для постепенного снижения чувствительности своего страха перед медведем, его отцом и другими людьми, которых он боялся, с помощью мягких игрушек или изображений медведей.
Краткосрочные цели
Клиент сообщит, что он пытался контролировать голоса в своей голове, еженедельно
Вмешательства
Остановка мыслей и внедрение мыслей
Упражнения на расслабление
Роль -играйте, чтобы поговорить с «другом» и «поговорить с чувством».
Проблема 2
Страх перед людьми, склонность оставаться в одиночестве и не общаться
Долгосрочные цели
Клиент сообщит, что он добился успехов по месту жительства и работы, в общении с людьми.Он будет посещать уроки лингвистики, чтобы улучшить свой словарный запас и дикцию.
Краткосрочные цели
Клиент будет работать над коммуникативными навыками:
Клиент будет общаться с другими клиентами на мобильном объекте и по месту жительства и станет более общительным
Клиент продолжит работу над улучшение речи. Клиент присоединится к лингвистическому классу.
ОБСУЖДЕНИЕ
Пациент был регулярно в течение трех сеансов, а затем стал нерегулярным.Я опасался диссоциации, и он становился все более психотическим, поскольку он также не принимал лекарства должным образом. Он встречался со мной через пару сеансов после первого первого сопротивления, но всегда с неохотой. Он хотел закончить терапию, так как сказал, что он более общителен, не имеет воспоминаний и не пойдет в отделение неотложной помощи.
Мы договорились встречаться раз в месяц в течение двух месяцев для двух завершающих сессий. Он не пришел на первую сессию, сославшись на то, что он нездоров, и вышел из второй сессии в гневе.Я был разочарован тем, что он не пришел, и беспокоился о декомпенсации. На последнем сеансе, когда он рассердился, я понял, что он пришел, приняв решение не продолжать, и что он был рассержен тем, что я упомянул, что мы решили провести два сеанса. Гнев клиента был неожиданностью, но я понял, что это было положительно для него, потому что до этого времени он не выражал никаких чувств, и его аффект часто не соответствовал его настроению.
Я волновался, зная, что он не может передавать или направлять свою энергию надлежащим образом, так как у него не было достаточных социальных навыков, и если бы был фактор социального стресса, он мог бы регрессировать.Я также понял, что не все дела достигают закрытия и становятся «нормальным» функционированием, но что я должен позволить клиентам достичь наивысшего уровня функционирования, а не устанавливать для них свои параметры. Отмечен прогресс, не был в реанимации через 5 месяцев после последнего посещения. Он жил самостоятельно и начал работать. Мы встречались в клинике, разговаривали друг с другом, и казалось, что он чувствует себя хорошо с его уровнем болезни. Был также отмечен прогресс в том, что он не боялся, что его называют по имени, и что он общался с людьми в центре и в своей резиденции.
Сноски
Источник поддержки: Нет
Конфликт интересов: Нет.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Цукерман, Эдвард. Нью-Йорк: Гилфорд Пресс; 2006.
Тезаурус клинициста. [Google Scholar] 2. DSM — IV- TR. VA: American Psychiatric Publication Inc; 2007. Американская психиатрическая ассоциация. [Google Scholar] 3. США: Альянс психоаналитических организаций; 2006. Психодинамическое диагностическое пособие-ПДМ. [Google Scholar]войдите в сознание больного шизофренией с помощью искусства, созданного людьми с болезнью — ViralNova
Войдите в разум шизофреника с помощью искусства, созданного людьми с болезнью — ViralNova Шизофрения — это сильное и беспощадное психическое расстройство, симптомы которого могут включать все, от ненормального социального поведения до слышимости голосов и незнания того, что реально.Это часто сопровождает другие, менее тяжелые психические состояния, такие как депрессия и беспокойство. Излишне говорить, что с совокупностью этих расстройств трудно справиться. 50 процентов людей с диагнозом шизофрения также борются со злоупотреблением психоактивными веществами как средством справиться.
Но есть люди, которые обратились к чему-то гораздо менее вредному, чтобы справиться со своим состоянием: искусству.
Следующие произведения созданы людьми, страдающими шизофренией. Хотя на некоторые из них может быть неудобно смотреть, их создателям эти работы помогают визуализировать волнения в их головах.Это делает резкую последовательность их мыслей немного более терпимой.
1. «Электричество заставляет вас плавать» Карен Блэр, женщины, страдающей шизофренией.
тамблер
2. Обратите внимание на разнообразие настроений, кистеподобных существ, вырастающих из головы этого человека, олицетворяющие смятение, которое иногда может вызвать шизофрения.
вместо
3. Эти две фотографии были сделаны неизвестным художником-шизофреником, пытающимся запечатлеть абстрактный кошмар своих мыслей.
тамблер
4. Это действительно похоже на кошмар.
тамблер
5. Этот безумно сложный рисунок был нарисован Эдмундом Монсиэлем, художником начала 1900-х годов, который считался шизофреником.
тамблер
6. Этот рисунок был найден в старом приюте, его художник был параноидальным шизофреником.
слегка деформированный
7. Подлое изображение болезни Эрика Баумана.
вместо
8. В 1950 году Чарльз Штеффен начал навязчиво творить подобное искусство на оберточной бумаге из психбольницы. Его одержимость трансформацией очень очевидна.
huffingtonpost
9. Этот художник страдает редким случаем параноидной шизофрении, вызывающей у него зрительные галлюцинации. Одно из этих видений — фигура по имени «Иссушитель», показанная ниже.
imgur
10.Жуткое, странное, но, вероятно, точное изображение шизофрении кажется внутренним.
тамблер
11. Эта статья, озаглавленная «Мотивы мании», изображает шизофрению как скрытую угрозу.
вместо
12. Карен Мэй Соренсен недавно начала раздвигать границы своего «безумия», размещая рисунки и картины в своем блоге, находясь на разных уровнях лечения.
karensearchformeaning
13.Серия картин Луиса Уэйна с изображением кошек начала 1900-х годов. Они фиксируют медленное погружение в различные уровни шизофренических эпизодов.
конец игры
14. Другой автор Draak. Обратите внимание на двуглавых субъектов в обеих пьесах.
Timypic
15. На этом изображении запечатлены слуховые галлюцинации, связанные с болезнью.
тамблер
16. Этот художник-шизофреник чувствует себя пойманным в ловушку всего этого.
тамблер
17. Джофра Драак нарисовала это в 1967 году, изобразив шизофренику Данте Ад.
тамблер
Возможно, мы никогда не узнаем, что значит быть в сознании человека, страдающего шизофренией. Самое близкое, что у нас может быть, — это такое искусство. Большая часть этого искусства может выглядеть пугающе и негативно, но перенос тревог на бумагу — это позитив для художников.
Вот как приготовить любимые угощения для грузовиков мороженого до окончания лета: нажмите «Следующая страница» ниже!
рекомендуется
© 2021 Great Life Publishing и GreaterGood.
Все права защищены. Принадлежит и управляется Great Life Publishing, компанией GreaterGood. Все благотворительные пожертвования выплачиваются Greater Good Charities благотворительным организациям в виде грантов.
Картины пациентов | Бюллетень по шизофрении
Изучите изображения пациентов, которые были изображены на обложках бюллетеня Schizophrenia Bulletin .
Просмотрите коллекцию учетных записей от первого лица, личного опыта людей, страдающих психическим заболеванием.
Том 44, Выпуск 2
Филииз Трагер Хайман
Филлис Трейджер Хайман была искалечена инфантильным параличом, но сосредоточила свое внимание на самоучке художника и мыслителя. В молодости был поставлен диагноз параноидной шизофрении и годы одурманенного тумана. Работа дала ей изящество жизни и избавила от хронической боли.
Том 44, Выпуск 3
Натан Вайр
Родился в Нью-Йорке. В детстве я переехал с семьей в Висконсин, где получил множество наград за свои художественные заслуги.В колледже я шесть с половиной лет учился на учебе, прежде чем переехать на восток, где меня окружало искусство. В настоящее время работаю сценаристом и графическим иллюстратором-фрилансером.
Том 44, Выпуск 4
Карен Уолтер
Четыре года я служил в армии и работал иллюстратором. Я получил степень изящных искусств в Ла Верне и Чаффи.Описывая себя, я бы сказал, что я чуток к нуждам других.
Том 44, Выпуск 5
Мэтью Бодетт
После того, как в 2004 году мне поставили диагноз «шизоаффективное расстройство», я начал создавать произведения искусства, исследующие мой постоянно меняющийся мир.
Сейчас, живя в Чикаго, я использую изобразительное искусство, перформанс и поэзию, чтобы вовлечь окружающие меня сообщества в диалог о психическом здоровье.Чтобы узнать больше о том, чем я занимаюсь, посетите mattbodett.com.
Том 44, Выпуск 6
Крейг Кейвуд
Я рисую с пяти лет. У меня было четыре года художественного образования. Шахматы — мое хобби.
Том 45, Выпуск 1
Робин Уэббер
Я художник-экспрессионист, акварелист, начал рисовать в 1992 году.Я родился в Солт-Лейк-Сити, штат Юта, в настоящее время живу в Коннектикуте. Вдохновленный акварелистом Гарольдом Петерсоном, я вскоре переключился на свой собственный стиль.
Меня очаровывают цвет и движение.
Том 45, Выпуск 2
Роберта Пейн
Я художник-аутсайдер, специализирующийся на мандалах и фэнтези.Я написал «Говоря с моим безумием: как я искал себя в шизофрении». Обученный учитель, я преподаю письмо и искусство молодым людям в Центре психического здоровья в Денвере.
Том 45, Выпуск 3
Жаклин Кларк
Когда я рос, рисовал на батарее в книжках-раскрасках… Моя мама (моя фальшивая мама) сказала: «Не могли бы вы … сделать свой собственный рисунок?» … Всего я нарисовал 208 масляных картин, которые были сожжены волшебной стеной, в которой я жил.
Мой ненастоящий папа вынул их из волшебной стены и положил в свой гараж.
Том 45, Выпуск 4
Аранда Майклс
Я родился в Скарсдейле, штат Нью-Йорк, и с 1970-х годов проживал в Портленде, штат Орегон, где я умер в 2010 году.Большую часть своей жизни я прожил с психическим заболеванием. Искусство было представлено мне как компонент лечения … Я получил степень бакалавра философии и степень магистра социальной психологии.
Том 45, Выпуск 5
Ян Кобе
На пике моей творческой энергии, когда мне было 27 лет, у меня началось психическое заболевание…. Из личного опыта я знаю, что выздоровление от психического заболевания возможно, и надеюсь, что, глядя на искусство, можно будет избавиться от клейма психических заболеваний и достичь лучшего понимания психических заболеваний.
Подросток изображает жизнь с шизофренией через поистине захватывающие рисунки
(Изображение: Кейт Феннер)18-летней Кейт Феннер из Лос-Анджелеса в семнадцать лет поставили диагноз шизофрения — тяжелое, длительное психическое состояние, описываемое как тип психоза.
Гарри « расстроен » тем, что королева « поддерживает отмену королевского патронажа » после интервью ОпрыСимптомы шизофрении включают галлюцинации, бред, спутанные мысли и изменения в поведении.
У Кейт были проблемы с щитовидной железой, и предполагалось, что в результате у нее возникли психологические симптомы.
https://www.instagram.com/p/BRb9oRUF2gj/?taken-by=awkwardapostrophe&hl=en
Кейт проследила за симптомами, поговорив со своим врачом, который объяснил ей, что все это значит.
«Галлюцинации вызывают у меня беспокойство и чувство злого умысла», — сказала Кейт Metro.co.uk.
«Они случаются регулярно. Слуховые галлюцинации — это обычное явление, поэтому это постоянный поток шума.
https://www.instagram.com/p/BRmQGt9lCpp/?taken-by=awkwardapostrophe&hl=en
«Я не могу сидеть в тишине, поэтому у меня всегда играет музыка. Тактильные галлюцинации иногда сопровождаются визуальными, как у пауков и насекомых ».
Хотя галлюцинации, от которых страдает Кейт, могут быть пугающими, она нашла способ их направить — оживляя их с помощью искусства.
Кейт сказала нам: «Я хотела превратить их в искусство, чтобы люди могли увидеть пользу творческого самовыражения и то, как оно может быть терапевтическим.
instagram.com/p/BRhxRRKlrKW/?taken-by=awkwardapostrophe&hl=en»>https://www.instagram.com/p/BRhxRRKlrKW/?taken-by=awkwardapostrophe&hl=en
«Я всегда был художником. Я действительно увлекся этим в 8-м классе и продолжал медленно этим заниматься на протяжении многих лет.
«Я начал рисовать свои галлюцинации, когда почувствовал себя пойманным и задушенным ими. Мне часто кажется, что все — фальшивка, а мир вокруг меня — большой заговор.Так рисование стало утешать ».
Кейт рисует все, что заставляют ее видеть, слышать и чувствовать ее галлюцинации. А затем она загружает его в свой аккаунт в Instagram, чтобы его увидели 34000 подписчиков.
Кейт говорит, что делиться рисунками с таким большим количеством людей особенно «устрашающе» — особенно потому, что, по ее словам, люди могут быть «жестокими» и «разлучать ее».
https://www.
instagram.com/p/BRDOeS7lOfa/?taken-by=awkwardapostrophe&hl=enНо она говорит, что это недостаточно повлияло на нее, чтобы она не могла опубликовать свою работу.
Она сказала: «Меня не беспокоят негативные комментарии; Если я смогу пережить шизофрению, я смогу выдержать чье-то резкое мнение. В целом, люди были очень добры ко мне и говорили, что я их вдохновляю, что является моей целью. Я хочу, чтобы люди продолжали заниматься любимым делом, несмотря на любые трудности, с которыми они сталкиваются ».
Кейт считает, что создание и распространение своих произведений действительно помогло ей справиться с психическим заболеванием.
https://www.instagram.com/p/BSaxGxWlt75/?taken-by=awkwardapostrophe&hl=en
Она объяснила, что шизофрения — невероятно одинокая болезнь, с которой нужно жить.
Кейт сказала: «Жить с этим — все равно что изолироваться от всех остальных. Моя голова над водой, и все плывут подо мной.
«Я их вижу и чувствую, но есть вещи над водой, которых они не видят. Глубины, на которых они могут плавать, выходят за рамки того, что я вижу перед собой — вот почему я чувствую себя изолированным. Это похоже на жизнь в совершенно ином плане. Я посторонний.
https://www.instagram.com/p/BS7H5KNlLQE/?taken-by=awkwardapostrophe&hl=en
«Мне также кажется, что все лгут мне, и у них есть скрытые мотивы.В их тоне присутствует сарказм, и кто-то в соседней комнате всегда говорит обо мне. Я должен напоминать себе, что люди искренни, несмотря на то, как я их воспринимаю ».
Но что Кейт действительно понимает — и что она хочет, чтобы ее тысячи последователей тоже знали, так это то, что психическое заболевание затрагивает самых разных людей из всех слоев общества.
И, зная это, Кейт хочет использовать свои работы, чтобы повысить осведомленность и помочь другим, страдающим схожей с ней болезнью, понять, что они не одиноки.
https://www.instagram.com/p/BQBqE6wjZd9/?taken-by=awkwardapostrophe&hl=en
Кейт объяснила: «Я не слишком нервничала, чтобы поделиться чем-то, просто потому, что не чувствовала, что это то, что мне нужно скрывать.
Подробнее: UK
«Психические заболевания распространены во многих формах. Самоубийства — это эпидемия среди подростков и молодежи (а также среди ветеранов).
«Я открыто говорю об этом в надежде, что кто-то столкнется с этим и не почувствует себя одиноким в своей боли и борьбе, и у них появится чувство надежды.’
БОЛЬШЕ: эти иллюстрации прекрасно иллюстрируют, каково жить с тревогой
БОЛЬШЕ: Художник запечатлел год Лондона в ежедневных иллюстрациях
Арт-терапия как средство от психоза
Экспрессивная терапия — это «комплексные вмешательства, сочетающие психотерапевтические методы с деятельностью, направленной на продвижение творческого самовыражения».
1 В рекомендациях по лечению психоза и шизофрении у взрослых Национального института здоровья и клинического мастерства (NICE) от 2014 г. рекомендуются эти методы, в том числе арт-терапия, в сочетании с фармакотерапией для «повышения творческих способностей человека, выражения эмоций, общения. , проницательность и способность относиться к себе и другим.» 2 Недавний обзор 18 исследований использования арт-терапии в качестве вмешательства у взрослых с психозом показал, что« высококачественные качественные статьи показали, что терапевты и клиенты считают арт-терапию полезным, значимым и приемлемым вмешательством. ” 2
Арт. в Терапия и искусство как T Лечение
Существует разница между «искусство в терапии » и «искусство в качестве терапии », — объяснила Сьюзен Дингзор, Массачусетс, LPC, ATR-BC, арт-терапевт из Пенсильвании, который работает со взрослыми с психозами в отделениях неотложной помощи.
средство.
«Искусство в терапии » обычно использует искусство как компонент модальности, основанной на разговоре, в то время как «искусство как терапия » предполагает, что художественное усилие само по себе является терапевтическим. «Изменения происходят в процессе физического взаимодействия с материалами, посредством создания значимого арт-объекта, посредством сублимации чувств в изображениях и посредством общения с терапевтом через арт-объект». 3
Г-жа Дингсор рассказала историю клиента с историей тяжелой травмы и самоповреждения, которого попросили сделать обезьяну из носка, что является «формой сублимации, здоровой альтернативой освобождению от неверного поведения.”
«Она работала под пристальным наблюдением тупыми пластиковыми иглами и ножницами. Вместо того, чтобы резать себя, она резала ткани и сшивала их иглами ». Через несколько месяцев клиент прекратил членовредительство.
Помимо сублимации, эта деятельность требовала творческого решения проблем, сказала г-жа Дингсор.
«Мы не используем заранее подготовленные« коробки », чтобы обезьяна могла в конечном итоге выглядеть как жираф или плюшевый мишка, и я поощряю такой тип творческого самовыражения.”
Произведение искусства может открыть диалог о чувствах. «Я задаю открытые, непредвзятые вопросы, которые побуждают человека говорить о чувствах, но это делается посредством разговоров об искусстве, которое может быть менее опасным», — сказала г-жа Дингсор.
Шейла Лоренцо де ла Пенья, доктор философии, ATR-BC, использует искусство в качестве терапии в группе в больнице штата Флорида, где она работает с психически больными судебно-медицинскими пациентами. Однако иногда она включает искусство в индивидуальную терапию.«В зависимости от того, как развивается разговорная терапия, я могла бы использовать искусство как форму расслабления или установления взаимопонимания», — сказала она. Она также призывает клиентов создавать произведения искусства на основе вдохновляющих цитат, приносить их в свою комнату и смотреть на них каждое утро.
«Они видят в этом просто приятное занятие и могут не осознавать, что развивают навык как таковой. Но напоминание по-прежнему оказывает положительное влияние и более эффективно, чем рабочий лист ».
Можно ли использовать арт-терапию при активном психозе?
Расстройство мышления и когнитивные нарушения — это черты многих психотических расстройств, из-за которых людям сложно заниматься в основном разговорной терапией, отметила г-жа Дингсор.Но осознанный процесс, связанный с художественными проектами, позволяет участникам привносить в деятельность их присутствие, а не вербальную или когнитивную обработку.
«Некоторые клиенты с бредом или другими формами активного психоза склонны избегать групп», — сообщил доктор де ла Пенья. Тем не менее, «некоторые, у кого есть хорошие отношения со мной, выходят, даже если у них« один из тех дней ». Они могут быть раздражительными, но все же могут работать и иметь положительный опыт, даже если они не могут устно следовать или остаться на трассе.
”
Она описала активного психотика, который сначала отказывался посещать группы. «Я каждый день здоровался с ним и заставлял его чувствовать себя максимально комфортно». Через месяц он решил посещать группы, во время которых «описал« что-то в углу комнаты, смотрящее на вас »». По словам доктора де ла Пенья, для него было «огромным достижением» описать галлюцинацию. Но он сделал это, «потому что ему было комфортно в пространстве с художественными материалами и сверстниками». Он часто использовал искусство, чтобы выразить гнев и паранойю, «но, по крайней мере, он участвовал, оставался в группе без споров и драк, и даже время от времени мог улыбаться.”
Она подчеркнула, что человеку «не обязательно говорить, чтобы получить пользу» от арт-терапии. Она рассказала о кататонической женщине, которая «едва могла двигаться и не говорила в группе». Однако, как только она взяла в руки художественные материалы, «она работала с той же скоростью, что и все, и смогла участвовать».
Значение групповой настройки
Хотя арт-терапию можно использовать в индивидуальной терапии с клиентами, госпожа Дингзор использует ее в основном в групповой обстановке, используя модель Sanctuary ® .
4,5 «Эта модель включает 7 обязательств: открытое общение, рост в изменениях, демократия, социальная ответственность, социальное обучение, ненасилие и эмоциональный интеллект», — пояснила г-жа Дингсор. Он побуждает клиентов «учиться друг у друга и видеть, как другие работают с теми же симптомами, что и они, в атмосфере уважения и безопасности».
В дополнение к подходам, основанным на модели святилища, госпожа Дингзор объединяет в свои группы техники осознанности и диалектической поведенческой терапии (DBT), заявляя, что они дополняют друг друга и «обнимают» друг друга.
Наряду с искусством доктор де ла Пенья также использует навыки DBT в своих группах. «Обычно я начинаю с того, что прошу участников группы осознанно сосредоточиться на теме, которую я предлагаю, например, на том, за что вы благодарны. Затем мы исследуем тему, используя художественные материалы ».
Вмешательства, основанные на внимательности, оказались эффективными для улучшения результатов у пациентов с расстройствами шизофренического спектра.
6,7 Внимательность облегчает разбиение деятельности на более мелкие и простые части, потому что она смотрит на одну вещь за раз, сказал доктор де ла Пенья.«Клиенты начинают с изучения художественной среды сенсорно-ориентированным способом, который удерживает их здесь и сейчас». Прежде чем клиент почувствует себя комфортно, может пройти время. «Некоторые боятся всего или конкретных триггеров, таких как определенный цвет, текстура или тема». Более того, для заинтересованности клиента может потребоваться время, которое необходимо для эффективного взаимодействия.
Работа в группе предлагает несколько возможностей для развития навыков, отметила г-жа Дингсор. «Обычно я использую 2 или 3 художественных материала одновременно.Некоторые клиенты могут работать над коллажем, другие — рисовать, а третьи — создавать обезьянок. Преданный, обученный человек поочередно из разных групп, чтобы обеспечить поддержку и обеспечить безопасность ». Это учит терпению, откладыванию удовлетворения и осознанному ожиданию.
«Это микрокосм внешнего мира, где люди должны стоять в очереди, например, в продуктовом магазине».
Когда группа беседует об искусстве, клиентов учат поддерживать и уважать друг друга.«Вместо того, чтобы говорить:« Это уродливо », мы учим клиентов спрашивать, что означает и представляет искусство другого человека», — сказала г-жа Дингзор.
Типы художественных медиа
Художественные медиа нужно выбирать тщательно, — заявила г-жа Дингсор. Она использует континуум экспрессивной терапии, который «обеспечивает теоретическую модель для оценки на основе искусства и применения медиа в арт-терапии». 8
«Например, краска считается более регрессивной средой, требующей тщательного контроля, тогда как карандаши и маркеры более контролируемы и управляемы.«Жидкая краска может быть полезна человеку с высоким уровнем тревожности,« в то время как кому-то с дефицитом внимания, возможно, потребуется научиться большему контролю ».
Терапевты должны быть чувствительны к триггерам клиентов.
Например, «мы часто с осторожностью предлагаем рисовать людей или раскрашивать человеческое тело цветами, отражающими чувства». Это может быть триггером для людей, которые могли подвергнуться сексуальной травме.
Заключение
Оба эксперта подчеркнули, что психиатрам важно осознавать роль арт-терапии и сотрудничать с арт-терапевтами.«Арт-терапия — это не просто« искусство и ремесло », — сказала г-жа Дингзор.
Она рекомендовала «тесное сотрудничество между психиатрами и арт-терапевтами, чтобы открыть общение для осознанного присутствия, партнерства и обмена нашими целями и задачами для выздоровления человека».
Список литературы
- Национальный институт здравоохранения и клинического мастерства. Психоз и шизофрения у взрослых: руководство NICE по лечению и ведению. Клинические рекомендации NICE 178.Лондон: NICE, 2014. https://www.nice.org.uk/guidance/cg178/evidence/fullguideline-4565. Доступ 26 декабря 2016 г.
- Аттард А., Ларкин М. Арт-терапия для людей с психозом: повествовательный обзор литературы. Ланцет психиатрии . 2016; 3: 1067-1078.
- Уоллер Д. Арт-терапия для детей: как она ведет к изменениям. Clin детской психиатрии. 2006; 11: 271-282.
- Bloom SL, Беннингтон-Дэвис М., Фаррагер Б. и др. Множественные возможности для создания святилища. Psychiatr Q. 2003; 74: 173-190.
- Модель святилища. http://sanctuaryweb.com/Home.aspx. Доступ 30 декабря 2016 г.
- Wang LQ, Chien W, Yip LK, Karatzias T. Рандомизированное контролируемое испытание программы вмешательства, основанной на внимательности, для людей с шизофренией: последующее наблюдение через 6 месяцев. Neuropsychiatr Dis Treat . 2016; 12: 3097-3110.
- Aust J, Bradshaw T. Вмешательства по осознанности при психозе: систематический обзор литературы [опубликовано в Интернете 8 декабря 2016 г.]. J Психиатр Ment Health Nurs . DOI: 10.1111 / jpm.12357
- Lusebrink VB. Оценка и терапевтические последствия континуума экспрессивной терапии: последствия для структур и функций мозга. Арт-терапия. 2010; 27: 168-177.
Оценка и терапевтические последствия континуума экспрессивной терапии: последствия для структур и функций мозга. Арт-терапия. 2010; 27: 168-177.18 рисунков, вызывающих беспокойство при психических заболеваниях и депрессиях
Примечание. Некоторые из этих рисунков, посвященных психическим заболеваниям и депрессиям, весьма тревожны и тревожны. Не смотрите на эти изображения, если не думаете, что это будет полезно для вас.
Каждый октябрь художники со всего мира берут на себя задачу рисования InkTober , выполняя один рисунок тушью в день в течение всего месяца.
В октябре 2016 года художник из Огайо Шон Косс решил сделать что-то другое с оригинальной подсказкой.
Он сосредоточился исключительно на олицетворении психических заболеваний и расстройств.
Эти иллюстрации действительно необходимо увидеть.
Шону Коссу удается красиво передать суматоху тех, кто страдает этими расстройствами.
Тем, кто на самом деле не испытал психологического стресса, трудно понять, через что проходит человек, страдающий психическим заболеванием.
Вот почему эти изображения такие мощные.
Если вы смущаетесь, глядя на эти иллюстрации, они сделали свое дело.
Больше сострадания и понимания нужно проявлять к тем, кто каждый день борется со своим психическим здоровьем.
Надеюсь, после знакомства с этими иллюстрациями вы увидите эти расстройства новыми глазами.
1) СОЦИАЛЬНОЕ Тревожное расстройство
Социальное тревожное расстройство ( SAD ), также известное как социальная фобия , представляет собой тревожное расстройство, характеризующееся значительным количеством страха в одной или нескольких социальных ситуациях, вызывающих значительный стресс и нарушение способности функционировать, по крайней мере, в некоторых сферах повседневной жизни. Эти опасения могут быть вызваны предполагаемым или фактическим вниманием со стороны других.
2) ГЛАВНОЕ ДЕПРЕССИВНОЕ РАССТРОЙСТВО
Большое депрессивное расстройство ( MDD ), также известное просто как депрессия , — это психическое расстройство, характеризующееся как минимум двухнедельным плохим настроением, которое присутствует у большинства людей. ситуации.Это часто сопровождается заниженной самооценкой, потерей интереса к обычно приятным занятиям, низким уровнем энергии и болью без ясной причины.
Этот рисунок в виде депрессии — один из самых ярких в списке, я уверен, вы согласитесь.
3) БЕССОННИЦА
Бессонница , также известная как бессонница , представляет собой нарушение сна, при котором у людей возникают проблемы со сном. У них могут быть трудности с засыпанием или они могут спать сколько угодно долго. [10] [8] Бессонница обычно сопровождается дневной сонливостью, упадком энергии, раздражительностью и подавленным настроением.
4) ПОСТТРАВМАТИЧЕСКОЕ СТРЕССНОЕ РАССТРОЙСТВО
Посттравматическое стрессовое расстройство ( PTSD ) — психическое расстройство, которое может развиться после того, как человек подвергся травматическому событию, например сексуальному насилию, войне , дорожно-транспортных происшествиях или других угрозах жизни человека. Симптомы могут включать в себя беспокоящие мысли, чувства или сны, связанные с событиями, психическое или физическое расстройство, связанное с сигналами, связанными с травмой, попытки избежать сигналов, связанных с травмой, изменения в том, как человек думает и чувствует, и усиление борьбы или -полетный ответ.
5) БИПОЛЯРНОЕ РАССТРОЙСТВО
Биполярное расстройство , ранее известное как маниакальная депрессия , является психическим расстройством, которое вызывает периоды депрессии и периоды приподнятого настроения. Повышенное настроение является значительным и известно как мания или гипомания, в зависимости от его тяжести или наличия симптомов психоза.
6) Пограничное расстройство личности
Пограничное расстройство личности ( БЛД ), также известное как эмоционально нестабильное расстройство личности , представляет собой долговременный паттерн ненормального поведения, характеризующийся нестабильными отношениями с другими людьми , нестабильное самоощущение и нестабильные эмоции.Часто возникает крайний страх быть брошенным, частое опасное поведение, чувство пустоты и членовредительства.
7) РАССТРОЙСТВО АУТИЗМНОГО СПЕКТРА
Аутизм — это психическое заболевание, которое проявляется с раннего детства и характеризуется трудностями в общении и установлении отношений с другими людьми, а также в использовании языка и абстрактных понятий.
8) ПАРАНОИДНАЯ ШИЗОФРЕНИЯ
Параноидальная шизофрения проявляется множеством симптомов.Общие симптомы параноидной шизофрении включают слуховые галлюцинации (слышание голосов) и параноидальные иллюзии (вера в то, что все хотят причинить больному вред).
9) НАСЛЕДСТВЕННО-КОМПУЛЬСИВНОЕ РАССТРОЙСТВО
Обсессивно-компульсивное расстройство ( ОКР ) — это психическое расстройство, при котором люди испытывают потребность неоднократно проверять вещи, многократно выполнять определенные процедуры (называемые «ритуалами») или постоянно возникают определенные мысли. Люди не могут контролировать мысли или действия более короткого периода времени.
10) ЗАВИСИМОЕ РАССТРОЙСТВО ЛИЧНОСТИ
Зависимое расстройство личности ( DPD ) — это расстройство личности, которое характеризуется повсеместной психологической зависимостью от других людей. Это расстройство личности представляет собой долгосрочное состояние, при котором люди зависят от других в удовлетворении своих эмоциональных и физических потребностей, и лишь немногие из них достигают нормального уровня независимости.
11) АНОРЕКСИЯ НЕРВОЗА
Нервная анорексия , часто обозначаемая просто как анорексия , представляет собой расстройство пищевого поведения, характеризующееся низким весом, страхом набрать вес, сильным желанием быть худой и тяжелым ограничение в еде.
Многие люди с анорексией считают себя страдающими избыточным весом, хотя на самом деле они имеют недостаточный вес.
12) НАРУШЕНИЕ ДЕПЕРСОНАЛИЗАЦИИ
Расстройство деперсонализации ( DPD ) описывается как чувство разобщенности или отчужденности от самого себя. Люди, переживающие деперсонализацию, могут сообщать о том, что ощущают себя сторонним наблюдателем за своими мыслями или телом, и часто сообщают о потере контроля над своими мыслями или действиями.
13) АГОРАФОБИЯ
Агорафобия — это тревожное расстройство, характеризующееся симптомами тревожности в ситуациях, когда человек считает окружающую среду небезопасной, и у него нет простого способа уйти. Эти ситуации могут включать открытые пространства, общественный транспорт, торговые центры или просто нахождение вне дома. Пребывание в таких ситуациях может привести к панической атаке. Симптомы возникают почти каждый раз, когда возникает ситуация, и длятся более шести месяцев.
Пострадавшие сделают все возможное, чтобы избежать подобных ситуаций. В тяжелых случаях люди могут оказаться не в состоянии покинуть свои дома.
14) Диссоциативное расстройство личности
Диссоциативное расстройство личности ( DID ), также известное как расстройство множественной личности ( MPD ), представляет собой психическое расстройство, характеризующееся как минимум двумя отдельными и относительно стойкие идентичности или диссоциированные состояния личности. Эти состояния попеременно проявляются в поведении человека, сопровождаясь нарушением памяти на важную информацию, не объяснимого обычной забывчивостью.
15) Бред капграса
Бред Капгра — это психическое расстройство, при котором человек заблуждается, будто друг, супруга, родитель или другой близкий член семьи (или домашнее животное) заменен идентичным самозванец. Бред Капгра классифицируется как синдром бредовой неправильной идентификации, класс бредовых убеждений, который включает неправильную идентификацию людей, мест или объектов.
16) Заблуждение Котара
Заблуждение Котара — редкое психическое заболевание, при котором пострадавший придерживается бредового убеждения, что он уже мертв, не существует, разлагается или потерял кровь или внутреннее состояние. органы.Статистический анализ когорты из ста пациентов показывает, что отрицание самосуществования является симптомом, присутствующим в 69% случаев бреда Котара; тем не менее, как это ни парадоксально, 55% пациентов страдают иллюзией бессмертия.
17) ДЕЗИНБИМИРУЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СОЦИАЛЬНОЙ ВЗАИМОВЛЕННОСТИ
Запрещенное расстройство социальной активности (DSED) — это расстройство привязанности, которое состоит из «модели поведения, при которой ребенок активно приближается и взаимодействует с незнакомыми взрослыми» и который « … Значительно ухудшает способность маленьких детей общаться со взрослыми и сверстниками.Например, сидя на коленях у незнакомца или сверстника, или уходя с незнакомцем.
DSED является исключительно детским заболеванием и не диагностируется в возрасте до девяти месяцев или старше пяти лет. Младенцы и очень маленькие дети подвергаются риску, если они получают непоследовательный или недостаточный уход со стороны основного попечителя.
18) Шизофрения
Шизофрения (к которой относится параноидальная шизофрения) — это психическое расстройство, характеризующееся ненормальным социальным поведением и неспособностью понять, что на самом деле.Общие симптомы включают ложные убеждения, нечеткое или запутанное мышление, слышимость голосов, которые не слышат другие, снижение социальной активности и эмоционального выражения, а также отсутствие мотивации.
Я нашел вышеупомянутые рисунки, связанные с психическим заболеванием и депрессией, невероятно красивыми и творческими. Мы, люди, — существа, рассказывающие истории, и иногда идеи оказываются намного лучше, когда мы создаем персонажа из чего-то, что трудно объяснить.