Мораль как источник права: оговорка Мартенса и автономные системы вооружений

Taranis UAV. QuinetQ Group

Мораль развивается, право меняется. Так происходит прогрессивное развитие морали. Однако характер связи между этими процессами вызывает споры и недостаточно изучен. И если мы не хотим, чтобы люди, которые должны соблюдать нормы права, считали их «устаревшими» или «неприменимыми», надо признать, что развитие права может отставать от развития морали и право надо иногда изменять, если мораль его опередила.

Это должны иметь в виду и те, кто устанавливает правовые нормы, и те, кто ими руководствуется. Оговорка Мартенса, включенная в несколько важнейших договоров международного гуманитарного права (МГП), может быть в этом отношении очень полезной. Сегодня многие обеспокоены тем, что в условиях быстрого развития новых военных технологий, в том числе роботизированных и автономных систем вооружений, МГП может оказаться неспособно эффективно их регулировать. В связи с этим, сегодня было бы очень полезно обсудить оговорку Мартенса и соотношение морали и права в целом.

***

Эта статья — одна из мини-серии по теме «Автономные системы вооружений». Оригинал статьи опубликован в блоге Humanitarian Law and Policy. 

Оговорка Мартенса

Впервые оговорка Мартенса была изложена в преамбуле к Гаагской Конвенции II 1899 г. и Гаагской Конвенции IV 1907 г. Разные ее варианты вошли в ряд принятых впоследствии важнейших международных договоров по праву вооруженных конфликтов, в том числе в Женевские конвенции 1949 г. (ЖК) (ст. 63 ЖК I, ст. 62 ЖК II, ст. 142 ЖК III, ст. 158 ЖК IV) и Дополнительные протоколы к ним 1977 г. (ст. 1 ДП I; преамбула ДП II). В разных вариантах она сформулирована не совсем одинаково. Я буду использовать тот вариант, который содержится в Дополнительном протоколе I 1977 г.:

В случаях, не предусмотренных настоящим Протоколом или другими международными соглашениями, гражданские лица и комбатанты остаются под защитой и действием принципов международного права, проистекающих из установившихся обычаев, принципов гуманности и требований общественного сознания.

Различные трактовки

Смысл и значение оговорки Мартенса неизбежно вызывают разногласия. Грубо говоря, все трактовки можно разделить на три категории.

Сильные государства обычно предпочитают «узкую» трактовку оговорки, которая делает ее малозначительной или даже бесполезной. В этом случае государства, подписавшие договоры, в которых есть эта оговорка, обязаны просто соблюдать обычное международное право.

«Широкая» трактовка, которую часто предпочитают правозащитные организации и которую защищают некоторые другие комментаторы, утверждает, что сама оговорка может быть источником права. То есть на основании указанных в оговорке источников — «установившихся обычаев», «принципов гуманности» и «требований общественного сознания» — можно утверждать, что какие-либо средства и методы ведения войны запрещены МГП, даже если они не упоминаются конкретно ни в одном договоре. Очевидно, что именно такой трактовки придерживается правозащитная организация «Хьюман Райтс Вотч», которая в своем влиятельном докладе «Мы теряем гуманность» (Losing Humanity, на англ. яз.), утверждает, что оговорка Мартенса может быть использована как довод за запрещение автономных систем вооружений.

Есть и третья, «умеренная» трактовка, которую выдвигают некоторые авторитетные специалисты. В соответствии с ней оговорка Мартенса может помочь в истолковании существующих договоров или использоваться в поддержку их конкретных интерпретаций, но не может служить доводом в пользу конкретных запретов.

Не смею надеяться, что здесь мне удастся решить вопрос о том, какая интерпретация оговорки Мартенса правильна. Тем более, что я не юрист и не историк МГП, а философ. Я могу только поделиться некоторыми наблюдениями о том, какую роль могут играть ссылки на «требования общественного сознания» и в меньшей степени на «принципы гуманности» в рамках более общей дискуссии и ведущихся сейчас споров о моральной и правовой стороне использования автономных систем вооружений.

Определение требований общественного сознания

Согласно узкой трактовке оговорки Мартенса, требования общественного сознания содержатся в обычном международном праве, и нет никакой необходимости искать их где-то еще. Но тут возникает противоречие: из оговорки вполне очевидно следует, что требования общественного сознания сами представляют собой один из источников такого права.
В соответствии с широкой и, возможно, с умеренной трактовками, требования общественного сознания являются независимым источником международного права. Если мы хотим принять одну из двух последних трактовок, то совершенно необходимо разобраться в том, каковы эти требования. И именно трудность этой задачи рассматривалась многими как решающий довод против широкой интерпретации оговорки Мартенса.

Опрос общественного мнения

Один из способов определить, что такое требования общественного сознания, — это провести опрос общественного мнения. Недавно ряд организаций и частных лиц проводили такие опросы, чтобы узнать, что думают люди о применении автономных систем вооружений. При этом они иногда открыто говорили, что результаты опроса имеют значение для дискуссий о законности этих систем в свете оговорки Мартенса. Эти опросы показали, что большинство респондентов глубоко обеспокоены перспективой применения автономных систем вооружений.

…у нас пока нет надежной методики, которая бы позволила выяснить, что думает большинство землян по какой бы то ни было теме.

Однако такой подход грешит рядом недостатков. Самое главное, постольку поскольку нас интересует мнение большинства, опрашивать надо весь мир. Но у нас пока нет надежной методики, которая бы позволила выяснить, что думает большинство землян по какой бы то ни было теме. Предположим, мы всё же как-то сумели опросить действительно представительную выборку населения планеты. Но и тогда мы никуда не денемся от одной серьезной проблемы: на результаты таких опросов, как известно, влияет эффект воздействия рамок восприятия. То есть ответы обычно зависят от точной формулировки вопроса. Далее, представляется маловероятным чтобы достаточное число людей достаточно хорошо разбиралось в природе автономных систем вооружений и в том, каким может быть их применение (пока что, в основном, гипотетическое), чтобы результаты такого опроса можно было принимать всерьез при установлении правовой нормы. Наконец, общественное мнение по таким вопросам порой меняется, иногда радикально, что может сделать смысл выражения «принципы международного права» неопределенным на каждый конкретный момент времени.

Мнение экспертов

Еще один способ попытаться узнать, каковы требования общественного сознания — познакомиться с тем, что думают на этот счет судьи, пользующиеся большим уважением, общественные деятели и ученые. Такой подход, конечно, больше устраивает юристов, которые склонны к консерватизму, и у них для этого есть (более или менее) основательные причины. В то же время, если мы согласимся принять мнение «авторитетных лиц», у нас возникнут примерно те же проблемы, что и с опросами общественного мнения. В частности, люди, имеющие серьезные основания претендовать на необходимые экспертные знания в области применения новых видов оружия, в большинстве своем — граждане сильных стран, которые эти виды оружия разрабатывают. Кроме того, такие эксперты нередко бывают связаны в силу своей профессиональной деятельности или по политическим причинам с военными. И то, и другое заставляет усомниться в объективности заключений, которые они делают, если рассматривать их как группу.

Общественные дискуссии

Предположу, что существует способ преодоления различий между этими методиками, который позволяет получить более ясное представление о требованиях общественного сознания. Теоретики «совещательной демократии» говорят о серьезном потенциале общественной дискуссии в открытом обществе. С ее помощью можно прийти к выводам, имеющим нормативную силу. Их главная идея такова: необходимость аргументировать свои выводы (а без этого не убедишь других), может заставить участников общественной дискуссии не руководствоваться узко личными интересами, а заботиться об общем благе. Чем больше людей с разными взглядами будет участвовать в общественной дискуссии, тем больше мы можем быть уверены, что сделанные в ходе дискуссии выводы основаны на разумных соображениях, а не представляют собой сумму идей, продиктованных фракционными интересами.

…мы можем провести различие между понятиями «сознание общественности» и «общественное сознание».

Соответственно, мы можем провести различие между понятиями «сознание общественности» и «общественное сознание». И различие это очень существенное: первое — просто сумма мнений, тогда как второе представляет собой выводы, сделанные в процессе дискуссии. Такие дискуссии проходят на различных площадках, в том числе в юридических и академических кругах. Именно потому, что в этом случае основное внимание уделяется результатам обсуждения, а не просто суммируются интересы, мы считаем, что мнению экспертов следует часто придавать особое значение. Однако признав, что обсуждение должно включать в себя различные точки зрения и что укоренившиеся материальные интересы могут искажать процессы общественной дискуссии, мы понимаем, почему нужно относиться к мнениям «авторитетных лиц» с осторожностью и проверять их и (или) вместо этого проводить обсуждения с участием более широкой общественности.

Поэтому я считаю, что мы должны понимать под требованиями общественного сознания выводы открытого, учитывающего все мнения процесса обсуждения, проводимого среди как можно более широкой общественности на разных уровнях.

Принципы гуманности

Для меня как философа очень заманчиво трактовать отсылки к «принципам гуманности» подобным же образом. То есть понимать эти принципы, как восходящие к общим нравственным принципам, раскрываемым посредством коллективной реализации способности мыслить, которая является отличительной чертой человека. При этом важно признавать, что выражение «принципы гуманности» имеет особое значение в контексте МГП, где оно связано с идеей о том, что методы и средства ведения военных действий, доступные воюющим сторонам, не являются неограниченными.

…принципы гуманности требуют, чтобы применение силы регулировалось принципами, содержащимися в доктрине jus in bello, основанной на теории справедливой войны…

Грубо говоря, принципы гуманности требуют, чтобы применение силы регулировалось принципами, содержащимися в доктрине jus in bello, основанной на теории справедливой войны, а именно, принципами проведения различия, соразмерности и неприменения жестоких средств ведения войны. В то же время ссылки на «принципы гуманности» и (или) «гуманитарные принципы» также часто встречаются в дискуссиях о нравственных и правовых основах МГП. Более того, ограничения, налагаемые на воюющие стороны самими принципами jus in bello, убедительны с нормативно-правовой точки зрения в той степени, в какой они отражают выводы, сделанные в ходе исторического процесса обсуждения и нравственного осмысления того, каковы моральные обязательства людей друг перед другом даже в военное время.

Дальнейшие шаги

Понимание требований общественного сознания, достигнутое в ходе дискуссий, и принципов гуманности потенциально может сделать содержание обоих выражений более определенным и объяснить, почему они на самом деле могут служить особым источником международного права. Собственно, это довод в пользу «широкой» трактовки оговорки Мартенса. В той мере, в какой можно продемонстрировать, что требования общественного сознания и принципы гуманности несовместимы с применением автономных систем вооружений, широкая интерпретация оговорки Мартенса может сделать такое применение незаконным согласно существующему МГП.

Тем не менее, в этой работе я не пытался показать, что требования общественного сознания — или принципы гуманности — исключают разработку и применение автономных систем вооружений. В других своих работах я доказывал, что развертывание таких систем представляет серьезный риск для международного мира и безопасности, поскольку оно создает угрозу случайного начала войны, и поскольку их применение нарушало бы права человека, которыми обладают комбатанты. Однако доводы, приводимые одним человеком, могут внести лишь незначительный вклад в процесс обсуждений, если мы хотим, чтобы такой процесс раскрыл суть требований общественного сознания и охватил множество различных точек зрения людей по всему миру. Но я все же надеюсь, что мне удалось показать, почему перед лицом возможности применения автономных систем вооружений этот проект можно считать жизненно важным.

***

Роберт Спэрроу — преподаватель философии, главный эксперт Центра передового опыта по изучению электроматериалов Австралийского совета по научно-исследовательским работам и внештатный преподаватель Центра биоэтики университета Монаша, где он работает над этическими проблемами, возникающими в связи новыми технологиями. Роберт Спэрроу опубликовал множество работ на такие темы, как этика военной робототехники, теория справедливой войны, расширение возможностей человека и нанотехнологии. Он является сопредседателем Технического комитета по этике робототехники Института инженеров электротехники и электроники. Также он был одним из основателей Международного комитета по контролю над роботизированным оружием.

***

Благодарности

Спасибо Саше Радин, Франку Зауэру, Хитер Рофф и еще двум рецензентам, не пожелавшим раскрывать свои имена, за вклад в мои размышления о вышеназванных вопросах.

***

Дополнительные материалы:

Carpenter, Charli. 2013. How do Americans feel about fully autonomous weapons? Duck of Minerva, 10 June.
Evans, Tyler D. 2012. At war with the robots: Autonomous weapon systems and the Martens clause. Hofstra Law Review 41: 697-733.
Horowitz, Michael C. 2016. Public opinion and the politics of the killer robots debate. Research & Politics 3(1): 2053168015627183.
IPSOS 2017. Three in ten Americans support using autonomous weapons. 7 February 2017.
Meron, Theodor. 2000. The Martens clause, Principles of humanity, and dictates of public conscience. American Journal of International Law 94(1): 78-89.
Open Roboethics Initiative. 2015. The ethics and governance of lethal autonomous weapons systems: An international public opinion poll. 9 November, Vancouver, Canada.
Sparrow, Robert. 2016. Robots and respect: Assessing the case against autonomous weapon systems. Ethics and International Affairs 30(1): 93-116.
Sparrow, Robert. 2009. Predators or plowshares? Arms control of robotic weapons. IEEE Technology and Society 28(1): 25-29.
Ticehurst, Rupert. 1997. The Martens clause and the laws of armed conflict. International Committee of the Red Cross, 317. 125-134.

МОРАЛЬ — это… Что такое МОРАЛЬ?

(от лат. moralis – нравственный) – форма обществ. сознания, совокупность принципов, правил, норм, к-рыми люди руководствуются в своем поведении. Эти нормы являются выражением определ. реальных отношений людей друг к другу и к различным формам человеч. общности: к семье, трудовому коллективу, классу, нации, обществу в целом. Важнейшую специфич. черту М. составляет нравств. оценка поступков и побуждений к ним. Основой такой оценки являются сложившиеся в обществе, в среде данного класса представления о добре и зле, о долге, справедливости и несправедливости, о чести и бесчестье, в к-рых находят выражение требования к индивиду со стороны общества или класса, обществ. или классовые интересы. В отличие от права, принципы и нормы М. не зафиксированы в гос. законодательстве; их выполнение основано не на законе, а на совести и обществ. мнении. М. воплощается в нравах и обычаях. Устойчивые, прочно закрепившиеся нормы нравств. поведения, переходящие от поколения к поколению, составляют нравств. традицию. В содержание М. входят также нравств. убеждения, чувства и привычки, образующие в совокупности нравств. сознание личности. М. проявляется в поступках людей. Нравств. поведение характеризуется единством сознания и действия. Согласно историч. материализму, М. является одним из элементов идеологич. надстройки общества. Социальная функция М. состоит в том, чтобы способствовать сохранению и укреплению существующих обществ. отношений или содействовать их уничтожению – путем нравств. одобрения или осуждения определ. поступков и обществ. порядков. Основой формирования норм М. является социальная практика, те отношения, к-рыми люди связаны друг с другом в обществе. Среди них определяющее значение принадлежит производств. отношениям. Люди вырабатывают те или иные моральные нормы прежде всего в соответствии со своим положением в системе материального произ-ва. Именно поэтому в классовом обществе М. носит классовый характер; каждый класс вырабатывает свои моральные принципы. Кроме производств. отношений, на М. воздействуют также исторически сложившиеся нац. традиции, семья и быт. М. взаимодействует с другими составными частями надстройки: гос-вом, правом, религией, иск-вом.

Моральные воззрения людей изменялись вслед за изменениями их социальной жизни. В каждую эпоху общество в целом или составляющие его антагонистич. классы вырабатывали такой критерий М., к-рый с объективной необходимостью вытекал из их материальных интересов. Ни один из этих критериев не мог претендовать на общезначимость, поскольку в классовом обществе не существовало и не могло существовать единства материальных интересов всех людей. Однако в М. передовых обществ. сил содержались элементы общечеловеч. М. будущего. Их наследует и развивает рабочий класс, призванный навсегда покончить с эксплуатацией человека человеком и создать общество без классов. «Мораль истинно человеческая, – писал Энгельс, – стоящая выше классовых противоречий и всяких воспоминаний о них, станет возможной лишь на такой ступени развития общества, когда не только будет уничтожена противоположность классов, но изгладится и след ее в практической жизни» («Анти-Дюринг», 1957, с. 89). Прогресс в развитии общества закономерно приводил к прогрессу и в развитии М. «…В морали, как и во всех других отраслях человеческого познания, в общем наблюдается прогресс» (там же). В каждую историч. эпоху прогрессивный характер носили те моральные нормы, к-рые отвечали потребностям обществ. развития, способствовали уничтожению старого, отжившего обществ. строя и замене его новым. Носителями нравств. прогресса в истории всегда были революц. классы. Прогресс в развитии М. состоит в том, что с развитием общества зарождались и получали все большее распространение такие нормы М., к-рые поднимали достоинство личности, ценность общественно-полезного труда, воспитывали в людях потребность служить обществу, солидарность между борцами за справедливое дело. M. – древнейшая форма обществ. сознания. Она зародилась в первобытном обществе под непосредств. воздействием процесса произ-ва, к-рый требовал согласования действий членов общины и подчинения воли индивида общим интересам. Практика взаимоотношений, складывавшаяся под влиянием жестокой борьбы за существование, постепенно закреплялась в обычаях, традициях, к-рые строго выполнялись. Основой морали были первобытное равенство и свойственный родовому обществу первобытный коллективизм. Человек чувствовал свою неразрывную связь с коллективом, вне к-рого он не мог добывать пищу и бороться с многочисленными врагами. «Безопасность индивида зависела от его рода; узы родства являлись мощным элементом взаимной поддержки; нанести кому-либо обиду значило обидеть его род» (Архив Маркса и Энгельса, т. 9, 1941, с. 67). Беззаветная преданность и верность своему роду и племени, самоотверженная защита сородичей, взаимопомощь, сострадание по отношению к ним были непререкаемыми нормами М. того времени, и во имя рода его члены проявляли трудолюбие, выдержку, мужество, храбрость, презрение к смерти. В совместном труде закладывалось чувство долга, на основе первобытного равенства рождалось чувство справедливости. Отсутствие частной собственности на средства произ-ва делало М. единой для всех членов рода, для всего племени. Каждый, даже самый слабый член рода чувствовал за собой его коллективную силу; в этом состоял источник чувства собственного достоинства, свойственного людям того времени.

Классики марксизма-ленинизма указывали на высокий уровень М. в родовом обществе, где, по словам Ленина, общая связь, самое общество, дисциплина, распорядок труда держались «…силой привычки, традиций, авторитетом или уважением, которым пользовались старейшины рода или женщины, в то время часто занимавшие не только равноправное положение с мужчинами, но даже нередко и более высокое, и когда особого разряда людей – специалистов, чтобы управлять, не было» (Соч., т. 29, с. 438). Вместе с тем было бы неправильно идеализировать М. первобытнообщинного строя и не видеть ее исторически обусловленной ограниченности. Суровые условия жизни, крайне низкий уровень развития произ-ва, бессилие человека перед еще непознанными силами природы порождали суеверия и крайне жестокие обычаи. В роде получил свое начало древний обычай кровной мести. Лишь постепенно исчезал дикий обычай людоедства, долго еще сохранявшийся во время военных столкновений. Маркс в конспекте книги «Древнее общество» указывал, что в родовом обществе развивались как положительные, так и нек-рые отри-цат. нравств. качества. «На низшей ступени варварства начали развиваться высшие свойства человека.

Личное достоинство, красноречие, религиозное чувство, прямота, мужество, храбрость стали теперь общими чертами характера, но вместе с ними появились жестокость, предательство и ф а н а т и з м» (Архив Маркса и Энгельса, т. 9, с. 45).

М. первобытнообщинного строя – гл. обр. М. слепого подчинения непререкаемым требованиям обычая. Индивид еще слит с коллективом, он не сознает себя личностью; отсутствует различие «личного» и «общественного». Коллективизм носит огранич. характер. «Все, что было вне племени, – говорит Энгельс, – было вне закона» (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 21, с. 99). Дальнейшее развитие общества потребовало расширения общения людей и должно было закономерно повести за собой расширение тех рамок, в к-рых действуют моральные нормы.

С возникновением рабовладельч. общества наступил период существования классовой М. Частная собственность подорвала, а затем и разрушила коллективизм родового общества. Энгельс писал, что власть первобытной общности «… была сломлена под такими влияниями, которые прямо представляются нам упадком, грехопадением по сравнению с высоким нравственным уровнем старого родового общества. Самые низменные побуждения – вульгарная жадность, грубая страсть к наслаждениям, грязная скаредность, корыстное стремление к грабежу общего достояния – являются воспреемниками нового, цивилизованного, классового общества; самые гнусные средства – воровство, насилие, коварство, измена – подтачивают старое бесклассовое родовое общество и приводят к его гибели» (там же). Частная собственность освободила рабовладельцев от необходимости трудиться; производит. труд стал считаться недостойным свободного человека. В противоположность обычаям и нравам родового общества, М. рабовладельцев рассматривала социальное неравенство как естественную и справедливую форму человеч. отношений и защищала частную собственность на средства произ-ва. Рабы по существу стояли вне М., они рассматривались как имущество рабовладельца, «говорящее орудие».

Тем не менее новая М. являлась отражением более высокого уровня развития общества и, хотя она и не распространялась на рабов, охватывала гораздо более широкую общность людей, чем род или племя, а именно – все свободное население гос-ва. Нравы оставались крайне жестокими, однако пленных уже, как правило, не убивали. Подверглось нравств. осуждению и исчезло людоедство. Индивидуализм и связанный с ним эгоизм, к-рый пришел на смену первобытному коллективизму и со времен рабовладельч. М. лежит в основе нравственности всех эксплуататорских классов, были на первых порах необходимой формой самоутверждения личности (см. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 2 изд., т. 3, с. 236). Вместе с тем то лучшее, что было создано в нравств. сознании родового строя, не умерло совсем, а получило в новых условиях новую жизнь. Многие из простых норм нравственности и справедливости, зародившихся в родовом обществе, продолжали жить в среде свободных ремесленников и крестьян эпохи рабовладения. Наряду с М. рабовладельцев и ее разновидностью для угнетенных – рабской М. смирения и покорности – возникала и развивалась в массах рабов М. протеста угнетенных против угнетения. Эта М., будившая возмущение бесчеловечными порядками рабовладельческого строя и развившаяся особенно в эпоху его упадка, отражала противоречия, которые вели к крушению рабовладельческого общества, и ускоряла его крах. В эпоху феодализма характерной чертой духовной жизни было господство религии, церкви, к-рая выступала «…в качестве наиболее общего синтеза и наиболее общей санкции существующего феодального строя» (Энгельс Ф., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 7, с. 361). Догматы церкви оказывали большое влияние на нравственность и сами имели, как правило, силу нравств. нормы. М., проповедовавшаяся христ. церковью, имела целью защиту феод. отношений и примирение угнетенных классов с их положением в обществе. Эта М. с ее проповедью религ. нетерпимости и фанатизма, ханжеского отказа от мирских благ, христ. равенства людей перед богом и смирения перед власть имущими внешне выступала как единая М. всего общества, но в действительности служила лицемерным прикрытием аморальной практики и дикого произвола духовных и светских феодалов. Для М. господствующих эксплуататорских классов характерно все возрастающее расхождение между официальной М. и практич. М. или реальными нравств. отношениями (нравами). Общей чертой практич. М. духовных и светских феодалов было презрение к физич. труду и трудящимся массам, жестокость по отношению к инакомыслящим и всем тем, кто покушался на феод. порядки, ярко проявившаяся в деятельности «святой инквизиции» и в подавлении крест. восстаний. С крестьянином «…всюду обращались как с вещью или вьючным животным, или же еще того хуже» (там же, с. 356). Реальные нравств. отношения были очень далеки и от нек-рых норм христ. М. (любви к ближнему, милосердия и т.п.) и от рыцарского кодекса того времени, предписывавшего феодалу проявлять верность сюзерену и «даме сердца», честность, справедливость, бескорыстие и т.д. Предписания этого кодекса играли, однако, определ. положит. роль в развитии нравств. отношений. М. господствующих классов и сословий феод. общества противостояла прежде всего М. крепостных крестьян, отличавшаяся крайней противоречивостью. С одной стороны, века феод. эксплуатации, политич. бесправия и религ. одурманивания в условиях феод. замкнутости вырабатывали у крестьян смирение и покорность, привычку к подчинению, холопский взгляд на духовного и светского феодала как на отца, определенного богом. Энгельс писал, что «…крестьян, хотя и озлобленных страшным гнетом, все же трудно было поднять на восстание. Их разобщенность чрезвычайно затрудняла достижение какого-либо общего соглашения. Действовала долгая, переходившая от поколения к поколению привычка к подчинению» (там же, с. 357). С др. стороны, жестокая эксплуатация пробуждала в крестьянах чувства стихийного возмущения и протеста, к-рые, хотя и облекались вплоть до 18 в. в религ. форму, давали толчок крест. войнам и восстаниям. Эти последние, в свою очередь, способствовали нравств. развитию крестьянства, пробуждению его классового сознания, выдвижению из крест. среды новых и новых бесстрашных борцов за справедливость. Сама эта справедливость обычно понималась крест. революционерами в духе спартанского равенства. Энгельс указывал, что крест. восстаниям зап.-европ. средневековья, носившим религ. окраску, свойствен плебейский и пролет. аскетизм, к-рый был необходим для того, чтобы низшие слои феод. общества пришли в движение. В недрах феод. общества зарождается и развивается бурж. М. как отражение возникающих и развивающихся бурж. отношений. Эта М., в особенности в ее первоначальных формах, противостоит М. феодалов. Моральные нормы ср.-век. бюргерства и буржуазии эпохи революций 17–18 вв. осуждают паразитич. образ жизни аристократии и в качестве положит. требований выдвигают труд (как средство создания и увеличения богатства), бережливость, скромность, воздержание (как условие накопления собственности), честность (как условие успешной коммерч. деятельности). Эти моральные требования получили религ, освящение в протестантской М. (см. Протестантизм). Нравств. идеал буржуазии воплощался в образе энергичного, деятельного человека, любыми средствами добивающегося успеха, богатства и уважения сограждан. M. поднимающейся буржуазии оправдывала и освящала борьбу против феод. строя. Маркс писал: «…как ни мало героично буржуазное общество, для его появления на свет понадобились героизм, самопожертвование, террор, гражданская война и битвы народов» (там же, т. 8, с. 120). Внутр. противоречивость и эксплуататорская сущность бурж. М. проявилась тогда, когда пришедшая к власти буржуазия оказалась лицом к лицу с поднимавшимся на борьбу пролетариатом. Обещанное бурж. просветителями царство разума и справедливости оказалось на деле царством денежного мешка, усилившим нищету рабочего класса, породившим новые социальные бедствия и пороки (см. Ф. Энгельс, Анти-Дюринг, 1957, с. 241). Бурж. М. с ее претензией на всеобщность и вечность оказалась узкой, ограниченной и своекорыстной М. буржуа. Осн. принципом бурж. М., определяемым характером бурж. обществ. отношений, является принцип святости и неприкосновенности частной собственности как «вечной» и «незыблемой» основы всей обществ. жизни. Из этого принципа вытекает моральное оправдание эксплуатации человека человеком и всей практики бурж. отношений. Ради богатства, денег, прибыли буржуа готов нарушить любые нравственные идеалы и гуманистич. принципы. Буржуазия, достигнув господства, «…не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного «чистогана». В ледяной воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. Она превратила личное достоинство человека в меновую стоимость…» (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 4, с. 426). В бурж. М. получил свое законченное выражение свойственный в той или иной мере M. всех эксплуататорских классов индивидуализм и эгоизм. Частная собственность и конкуренция разъединяют людей и ставят их во враждебные отношения друг к другу. Если в борьбе против феодализма бурж. индивидуализм еще способствовал в известной мере становлению личности, освобождению ее от феод. и религ. пут, то в период господства буржуазии он стал источником лицемерно маскируемого или открытого аморализма. Индивидуализм и эгоизм ведут к подавлению подлинно человеч. чувств и отношений, к пренебрежению обществ. долгом, подавляют и уродуют развитие личности.

Неотъемлемой чертой бурж. М. является лицемерие, ханжество, двуличие. Источник этих пороков коренится в самой сущности капиталистич. отношений, делающих каждого буржуа лично заинтересованным в нарушении официально провозглашаемых моральных норм и в том, чтобы эти нормы соблюдались остальными членами общества. По образному замечанию Энгельса, буржуа верит в свои нравств. идеалы только с похмелья или когда он обанкротился.

Чем ближе капиталистич. строй к своей гибели, тем антинароднее и лицемернее становится М. буржуазии. Особенно реакц. характер она приняла в совр. эпоху – эпоху крушения капитализма и утверждения коммунизма. Глубокий моральный распад охватил в наибольшей степени верхушку капиталистич. общества – монополистич. буржуазию. Она превратилась в класс излишний и в процессе произ-ва и в обществ. жизни. Для совр. буржуазии характерно отсутствие подлинно нравств. идеалов, неверие в будущее, пессимизм и цинизм. Бурж. общество переживает глубокий идейный и нравств. кризис. Моральная деградация буржуазии особенно пагубно сказывается на молодежи, в среде к-рой растут преступность и аморализм. Историч. обреченность буржуазии воспринимается бурж. сознанием как грядущая гибель всего общества, является источником деградации всех моральных ценностей бурж. общества. Чтобы отсрочить свою гибель, буржуазия прибегает к проповеди антикоммунизма, в к-ром значит. место занимает клевета на героич. М. передовых борцов за мир и прогресс. Уже на ранних этапах развития бурж. общества в рабочем классе зарождается пролет. М. Она возникает и развивается в борьбе, к-рую рабочий класс ведет против буржуазии, против бесправия и гнета, и формируется затем под воздействием научного, диалектико-материалистич. мировоззрения. Марксистско-ленинская теория впервые дала науч. обоснование цели, к к-рой стремились все угнетенные классы – уничтожению эксплуатации – и открыла пути и средства к достижению этой цели. Осн. черты пролет. М, вытекают из особенностей и историч. роли пролетариата. Революц. пролетариат сознательно кладет в основу нравств. оценки классовый интерес. «Для нас, – говорил Ленин, – нравственность подчинена интересам классовой борьбы пролетариата… Мы говорим: нравственность это то, что служит разрушению старого эксплуататорского общества и объединению всех трудящихся вокруг пролетариата, созидающего новое общество коммунистов» (Соч., т. 31, с. 267, 268). Эта борьба, по словам Ленина, налагает на пролетариат великие обязанности и требует от него героизма, самоотверженности и сплоченности не только в национальном, но и в интернацион. масштабе. Вместе с тем борьба за великие цели освобождения нар. масс служит для пролет. борцов источником морального удовлетворения, чувства достоинства, веры в свои силы. Образцом несгибаемого мужества, героизма, непоколебимой веры в нар. массы является самоотверженная борьба пролет. революционеров-коммунистов.

Для М. рабочего класса характерен последоват. коллективизм, к-рый вытекает из экономич. условий жизни рабочего класса, из особенностей его борьбы за освобождение от капиталистич. эксплуатации. Солидарность рабочего класса становится могучей моральной силой в их борьбе за уничтожение капитализма. Победа социалистич. революции, социалистич. преобразования в СССР, а затем и в странах нар. демократии открыли широкую дорогу нравств. прогрессу и сопровождались коренными изменениями в нравств. сознании масс. На основе ликвидации эксплуататорских классов был преодолен нравств. раскол в жизни общества, уничтожены экономич. корни, питавшие бурж. М. Господствующей стала коммунистич. М., являющаяся дальнейшим развитием пролет. М.

К о м м у н и с т ич. М. развивается на базе новых, социалистич. обществ. отношений и в то же время является закономерным результатом нравств. прогресса общества. Она органически включает в себя подлинные этич. ценности, созданные нар. массами в предшествующие эпохи. «Простые нормы нравственности и справедливости, которые при господстве эксплуататоров уродовались или бесстыдно попирались, коммунизм делает нерушимыми жизненными правилами как в отношениях между отдельными лицами, так и в отношениях между народами. Коммунистическая мораль включает основные общечеловеческие моральные нормы, которые выработаны народными массами на протяжении тысячелетий в борьбе с социальным гнетом и нравственными пороками» (Материалы XXII съезда КПСС, 1961, с. 410). Вместе с тем коммунистич. М. качественно отличается от тех нравств. идей, к-рыми руководствовались в своей борьбе угнетенные классы в обществе, основанном на эксплуатации. Коммунистич. М. – это обобщение нравств. отношений нар. масс, борющихся за коммунистич. переустройство общества под руководством марксистско-ленинской партии. Объективным критерием коммунистич. М. является борьба за укрепление и завершение коммунизма. Коммунистич. М. имеет своей социальной основой обществ. отношения, обеспечивающие единство личных и обществ. интересов людей. Это М. освобожденного труда, перед к-рым открылись необозримые горизонты развития подлинно человеческих качеств и способностей. Этим определяются характерные черты коммунистич. М. и содержание ее осн. принципов. Коммунистической М. свойствен глубокий оптимизм, жизнеутверждающая сила, вера в победу сил прогресса и торжества светлых нравств. идеалов. Коммунистич. М. высоко поднимает достоинство человека, веру в его возможности и разум. Не менее характерной чертой коммунистич. М. является пронизывающий все ее нормы и принципы последоват. гуманизм. В коммунистич. М. получает дальнейшее развитие социалистич. коллективизм, взаимопомощь членов социалистич. общества в труде, в обществ. начинаниях, в учебе и быту. Этот моральный принцип, всесторонне развивающийся в период развернутого строительства коммунизма, опирается на подлинный коллективизм обществ. отношений. Благодаря господству социалистич. собственности на средства произ-ва достоянием нравств. сознания членов общества становится та простая истина, что «… интерес, благо, счастье каждого в отдельности неразрывно связаны с благом остальных людей» (Энгельс Ф., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 2, с. 535). Вопреки клеветнич. утверждениям бурж. идеологов, коммунистич. М. не требует растворения личности в коллективе, подавления личности. Наоборот, принципы коммунистич. М. открывают широкий простор для всестороннего развития и расцвета личности каждого трудящегося человека, потому что только при социализме «…самобытное и свободное развитие индивидов перестаёт быть фразой…» (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 3, с. 441). Одним из условий развития высоких нравств. качеств личности (чувства достоинства, мужества, принципиальности в убеждениях и поступках, честности, правдивости, скромности и т.п.) является деятельность индивида в социалистич. коллективе. В сов. обществе, строящем коммунизм, мн. миллионы трудящихся участвуют в управлении гос. делами, проявляют творч, инициативу в развитии социалистич. произ-ва, в борьбе за новую жизнь. Для нравств. отношений социалистич. общества характерно новое отношение к обществ.-полезному труду, к-рый оценивается обществ. мнением как высоконравств. дело (см. Коммунистический труд). Нравств. качеством сов. людей стала забота об обществ. благе, высокое сознание обществ. долга. Сов. людям свойственны любовь к социалистич. Родине и социалистич. интернационализм.

Победа социализма утвердила новые нравств. отношения в быту людей, в их семейной жизни, положила конец угнетенному положению женщины.

Семейные отношения в социалистич. обществе освобождаются от материального расчета, основой семьи становятся любовь, взаимное уважение, воспитание детей.

Коммунистич. М. социалистич. общества, строящего коммунизм, представляет собой стройную систему принципов и норм, нашедших обобщенное выражение в моральном кодексе строителя коммунизма. Эти принципы и нормы утверждаются в жизни сов. общества в борьбе с пережитками капитализма в сознании людей, с чуждыми сов. обществ. строю моральными нормами старого общества, к-рые держатся силой привычки, традиции и под влиянием бурж. идеологии. Коммунистич. партия рассматривает борьбу с проявлениями бурж. морали как важную задачу коммунистич. воспитания и считает необходимым добиться, чтобы новые нравств. нормы стали внутр. потребностью всех сов. людей. Новые моральные нормы порождаются самой жизнью социалистич. общества и являются отражением новых общественных отношений. Но для того чтобы они стали достоянием всего народа, необходима настойчивая, целеустремленная идеологическая и организаторская работа партии.

Свое полное развитие коммунистич. М. получит в коммунистич. обществе, где нравств. отношения будут играть роль гл. регулятора человеч. поведения. Вместе с совершенствованием коммунистич. обществ. отношений будет постоянно совершенствоваться и коммунистич. М., будет все больше раскрываться красота подлинно человеческих нравственных отношений.

В. Морозов. Москва.

Лит.: Маркс К., Энгельс Ф., Манифест Коммунистической партии, Соч., 2 изд., т. 4; Энгельс Φ., Анти-Дюринг, там же, т. 20; его же, Происхождение семьи, частной собственности и государства, там же, т. 21; его же, Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии, там же, т. 21; В. И. Ленин о морали, М.–Л., 1926; В. И Ленин о коммунистической нравственности, 2 изд., М., 1963; Ленин В. И., Задачи союзов молодежи, [М. ], 1954; Программа КПСС (Принята XXII съездом КПСС), М., 1961; Мораль как ее понимают коммунисты, [Документы, письма, высказывания ], 2 изд., М., 1963; Шопенгауэр Α., Свобода воли и основы М., 3 изд., СПБ, 1896; Бертело М., Наука и нравственность, М., 1898; Летурно Ш., Эволюция М., 1899; Брюнетьер Ф., Иск-во и нравственность, СПБ, 1900; Ηицше Ф. В., Происхождение морали, Собр. соч., т. 9, М., [1902 ]; Каутский К., Происхождение Μ., Μ., 1906; Крживицкий Л. И., Происхождение и развитие нравственности, Гомель, 1924; Луначарский А. В., М. с марксистской точки зрения, X., 1925; Марксизм и этика. [Сб. ст. ], 2 изд., [К. ], 1925; Ярославский Ε., Μ. и быт пролетариата в переходный период, «Молодая Гвардия», 1926, кн. 5, с. 138–53; Лафарг П., Исследования о происхождении и развитии идей: справедливости, добра, души и бога, в кн.: Лафарг П., Экономич. детерминизм Карла Маркса, 2 изд., М.–Л., [1928 ]; Морган Л. Г., Древнее общество, 2 изд., Л., 1935; Калинин М. И., О моральном облике нашего народа, 2 изд., М., 1947; Карева М. П., Право и нравственность в социалистич. обществе, М., 1951; Волгин В. П., Гуманизм и социализм, М., 1955; Шишкин А. Ф., Основы коммунистич. Μ., Μ., 1955; его же, Основы марксистской этики, М., 1961; Буслов К., В. И. Ленин о классовой сущности морали, «Коммунист Белоруссии», 1957, No 6; Колоницкий П. Ф., М. и религия, М., 1958; Мухортов H. M., Некоторые вопросы коммунистической М. в связи с проблемой необходимости и свободы, «Тр. Воронеж. ун-та», 1958, т. 69, с. 187–201; Кон И. С., М. коммунистич. и М. буржуазная, М., 1960; Бакшутов В. К., Моральные стимулы в жизни человека, [Свердл. ], 1961; Εфимов Б. Т., Коммунизм и М., К., 1961; Прокофьев В. И., Две M. (M. религиозная и М. коммунистич.), М., 1961; Штаерман Ε. Μ., М. и религия угнетенных классов Римской империи, М., 1961; Марксистская этика. Хрестоматия, сост. В. Т. Ефимов и И. Г. Петров, М., 1961; Баскин М. П., Кризис бурж. сознания, М., 1962; Бёк Г., О марксистской этике и социалистич. М., пер. с нем., Μ., 1962; В человеке все должно быть прекрасно. [Сб. ст. ], Л., 1962; Курочкин П. К., Православие и гуманизм, М., 1962; О коммунистич. этике. [Сб. ст. ], Л., 1962; Селзам Г., Марксизм и М., пер. с англ., М., 1962; Уткин С., Очерки по марксистско-ленинской эстетике, М., 1962; Xайкин Я. З., Нормы права и М. и их связь при переходе к коммунизму, «Уч. зап. Тартуского ун-та», 1962, вып. 124, Тр. по философии, вып. 6, с. 94–123; Дробницкий О. Г., Оправдание безнравственности. Критич. очерки о совр. бурж. этике, М., 1963; Журавков М. Г., Важнейший принцип коммунистической морали, «Вопр. философии», 1963, No 5; Иванов В. Г. и Рыбакова Н. В., Очерки марксистско-ленинской этики, [Л. ], 1963; Садыков Ф. Б., Коммунистич. нравственность, [Новосиб. ], 1963; Шварцман К. Α., «Психоанализ» и вопросы М., М., 1963; Златаров Α., Морал и наука, в кн.: Златаров Α., Очерки по философия на биологията, София, 1911, стр. 46–105; Schweitzer Α., Civilization and ethics, 3 ed., L., 1946; Oakley H. D., Greek ethical thought from Homer to the stoics, Bost., 1950; Draz Μ. Α., La morale du Koran, P., 1951; Lоttin D. O., Psychologie et morale aux XII et XIII siècles, t. 2–4, Louvain–Gembloux, 1948–54; Сarritt E. F., Morals and politics. Theories of their relation from Hobbes and Spinoza to Marx and Bosanquet, Oxf., [1952 ].

Л. Азарх. Москва.

Философская Энциклопедия. В 5-х т. — М.: Советская энциклопедия. Под редакцией Ф. В. Константинова. 1960—1970.

Рано или поздно наше общество научится говорить на сложные темы — Российская газета

К сожалению или к счастью, «прогресс нравственности» не столь очевиден в отличие от прогресса технического. К лучшему может меняться человек, но не человечество. Более того, если бы люди менялись, и менялись к лучшему, вся классическая литература, все мировое искусство, объектом которого является человек, уже потеряли бы актуальность. Но меняются времена, а вместе с ними — массовые представления о добре и зле, допустимом и недопустимом. Вот сейчас, например, вошли в обиход разговоры на темы, ранее либо табуированные, либо недостойные широкого обсуждения по причине своей мелкотравчатости. То, о чем прежде стыдились говорить на людях, выплеснулось на телеэкраны, затопило собой социальные сети. Мы переживаем революцию морали?

Обсудим тему с кандидатом философских наук, заведующим кафедрой этики философского факультета СПбГУ Вадимом Перовым.

Нравы в упадке всегда

Уже просто деваться некуда от телевизионных ток-шоу, участники которых с утра до вечера, не стесняя себя в выражениях, полощут свое и чужое грязное белье. В публичном пространстве стало возможным то, что раньше даже в тесном семейном кругу нередко считалось лежащим за гранью приличий. Наше общество становится более открытым, и надо радоваться этому?

Вадим Перов: Я мало слежу за подобного рода ток-шоу, они мне не интересны. В свое время я пытался их смотреть в профессиональных целях, чтобы потом провести некоторый анализ, но мне стало скучно. К сожалению, эти ток-шоу и то, как они проводятся, — результат другого обстоятельства: у нас в стране минимизированы публичные дискуссии по общественно значимым темам. Я говорю не только о настоящих (а не имитируемых) дискуссиях по вопросам политики, но и о самом насущном, что волнует огромную аудиторию: образование, здравоохранение, общественная безопасность, социальное страхование, ЖКХ… Даже если в телеэфире все это не обсуждается, но существует в качестве досужих разговоров, никак не влияющих на решение этих вопросов, люди втягиваются в единственно доступную им публичную дискуссию о том, кто от кого забеременел и подтверждается ли чье-то отцовство анализом ДНК. Так что уход от обсуждения действительно важных вещей в коммунальные свары — это едва ли признак того, что наше общество становится более открытым.

Массовые представления о приличиях, — они посредством таких зрелищ не меняются?

Вадим Перов: Я думаю, они меняются и сами по себе. Потому что меняется жизнь, меняется общество, меняются наши семейные отношения, которые встроены в социальные. Наблюдая, как дочь в прямом эфире кроет последними словами родную мать, можно, конечно, говорить об упадке нравов, но нравы в упадке находятся всегда, в этом нет ничего нового. Раньше сплетничали на завалинке или на лавочке у подъезда, теперь — в телестудии и с трансляцией на широкую публику. В известной степени это стало возможным еще и благодаря Интернету. Если в социальной сети я могу оскорблять оппонентов, то что мне мешает это делать по телевизору?

А что собой представляют старые нормы? Они сегодня не выглядят ханжескими?

Вадим Перов: Понятие «ханжество» многозначно. В 60-годы носить короткую юбку или брюки-дудочки считалось «аморальным». Считалось также, что человек, часто меняющий работу, не то чтобы аморален, но как бы не очень внушает доверие, про таких говорили — «летун». Потому что существовали определенные ценностные представления. Было индустриальное общество, которое предполагало определенную систему занятости, и в этой системе частая смена работы не поощрялась. Сегодня мы имеем постиндустриальное общество с более свободным отношением к труду, и частая смена работы уже не оценивается негативно. Потому что изменилось общество, и вследствие этого поменялись некоторые представления о том, «что такое хорошо и что такое плохо».

А что есть «традиционные ценности», внедряемые сегодня в российское общество как некий моральный императив?

Вадим Перов: Когда речь заходит о традиционных ценностях, чаще всего это ассоциируется с традиционными семейными отношениями. Это семья, в которой есть статусно-ролевые отношения между мужем и женой. Например, существуют знаменитые три «К» — дети, кухня, церковь, которые прежде была обязана чтить каждая замужняя немецкая женщина. Менталитет немецкого общества изменился, и если немке теперь сказать, что она должна жить в полном соответствии с этими три «К», то женщина обидится. В России сегодня тоже большинство женщин скажут, что три «К» — это не та семья, в которой они хотели бы жить. Но если их спросить: вы за традиционные семейные ценности? Они ответят: да! В этом смысле даже советская страна была более передовой, чем большинство стран Запада. Высшее образование в европейских странах женщины стали массово получать наравне с мужчинами только в конце 60-х — начале 70-х годов. Нельзя сказать, что мужчины и женщины были у нас абсолютно равны, но идея их равенства оказалась более укорененной в российском мировоззрении, чем в зарубежном.

Вдруг появилась мода на публичные разговоры о частной жизни, причем о самых потаенных, доселе скрываемых ее сторонах. Недавно, например, в социальных сетях прошел флешмоб «Я не боюсь сказать»: женщины лавинообразно заговорили о количестве бытового и сексуального насилия, которому они подвергались в своей жизни.

Вадим Перов: Я считаю, что это очень хорошо — такая откровенность. Это показатель развития общества — насколько сложные моральные проблемы в нем публично обсуждаются. Теперь можно надеяться, что в будущем количество подобного рода эксцессов станет меньше. Но не потому, что их будут скрывать, а, наоборот, потому, что они могут быть преданы огласке, и всякий, кто собирается домогаться женщины, сто раз подумает, прежде чем это сделать. Да, об этом нужно говорить, но не надо делать из этого шоу, не надо превращать серьезный разговор в подглядывание через замочную скважину. Я уверен, что рано или поздно наше общество научится говорить и на такие сложные темы.

Начинает формироваться сетевая этика

Можно ли сказать, что социальные сети, где стало возможно все — потоки брани, издевательский троллинг, выплески злобы, агрессии, — готовят революцию морали? Или эта революция уже произошла и поздно сетовать на «Фейсбук» с «Инстаграмом»?

Вадим Перов: Количество анонимных аккаунтов (а именно анонимность многим «развязывает языки») в сети резко сокращается, раньше их было гораздо больше. Но есть немало людей, которые ведут себя отвязно и под своими личными аккаунтами. Это происходит от того, что они не воспринимают пространство социальной сети как место своего реального проживания, для них это некая другая реальность. Возможно, здесь имеются и элементы карнавальной культуры. Если в былые времена карнавал проходил один раз в год, и в течение недели-двух можно было устраивать «вакханалии», «сатурналии», то социальная сеть дает возможность делать это чуть ли не каждый день. Действительно, люди выпускают пар. Хотя отсутствие здесь каких бы то ни было этических границ приводит к печальным последствиям. Но тот же «Фейсбук» и «Гугл» сейчас пытаются при помощи современных технологий отслеживать и пресекать проявления агрессии. Начинает формироваться сетевая этика.

Вы уверены, что в сети исподволь, постепенно утвердится свод неписаных моральных ограничений?

Вадим Перов: Он уже появляется. Когда начинался Интернет, его создатели декларировали, что это будет зона абсолютной моральной свободы — делай что хочешь. Нынешние анонимусы, они, по сути, выражают идеологию создателей Интернета. Но те, кто сегодня в Интернете деньги зарабатывают, прекрасно понимают, что если они сами не наведут порядок в сети, то государство их прихлопнет или сильно ограничит. Я здесь не ставлю нам в пример Северную Корею или Китай, Индию, где имеются очень жесткие ограничения Интернета. Но какие-то моральные регуляторы в сети, несомненно, нужны, и она сама способна их выработать.

Двойная мораль свойственна любому обществу

Есть ли критерии, по которым определяется уровень общественной морали?

Вадим Перов: Они очень спорные. Тем не менее существуют методики социологического анализа ценностей. Есть два очень солидных регулярных исследования — европейское и всемирное. Всемирное проводится раз в четыре года, европейское — раз в два года. Там есть очень своеобразные параметры, по которым оценивается состояние нравственности в обществе. И, кстати, по этим параметрам в России все не так уж плохо. По многим позициям мы находимся не так низко, как нам кажется. Что Россия европейская страна по целому ряду разделяемых ею ценностей — это уж совершенно точно.

Это показатель развития общества — насколько сложные моральные проблемы в нем публично обсуждаются

А двойная мораль нашему обществу разве не свойственна?

Вадим Перов: В той или иной степени она свойственна любому обществу. Двойная мораль — это, по сути, лицемерие. Кроме того, существует корпоративная мораль, тоже далеко не всегда безупречная. Это когда руководители корпорации ставят перед работниками такие задачи, которые не могут быть решены без обмана, подлога, отклонения от закона. И тогда работники, что называется, уходят в «серую зону». То есть создают некий специфический моральный суррогат и начинают жить по его нормам.

В 90-е годы наше общество оказалось в ситуации нравственного безвременья

Вы разделяете мнение, что «прогресса нравственности» не существует?

Вадим Перов: Нет, какой-то прогресс в этом смысле все-таки есть. Человечество признало, что каннибализм неприемлем. Что рабский труд — это плохо. Что равенство мужчин и женщин — это хорошо. Можно привести очень много таких примеров. Если же брать профессиональные этики, то, скажем, в медицине появилось «добровольное информированное согласие» пациента. Раньше не было такой нормы. Почитайте «Записки врача» Вересаева. Он там откровенно пишет, как проводил эксперименты над своими пациентами.

А «регресс нравственности», на ваш взгляд, возможен?

Вадим Перов: В результате каких-то общественных катаклизмов возможен и регресс. Мы, я считаю, пережили его в 90-е годы, когда рухнула прежняя система ценностей, а новая еще не народилась. В результате наше общество оказалось в ситуации нравственного безвременья. Что привело к некоторому падению нравов.

Верующий человек тоже бывает аморален

Презрение к морали более свойственно людям, лишенным религиозного сознания? Если Бога нет, то все позволено?

Вадим Перов: Здесь нет абсолютной взаимосвязи. Верующий человек тоже бывает аморален. На эту тему хорошо высказался Умберто Эко в своей книге «Пять эссе на темы этики». В ней писатель и философ беседует с одним из римских кардиналов. Умберто Эко атеист, а кардинал, естественно, является человеком верующим. И вот Умберто Эко говорит, что на самом деле верующий человек может быть даже менее нравственным, чем неверующий. Потому что верующему грозит Страшный суд, и только это удерживает его от дурных поступков. А представьте, как трудно быть нравственным атеисту, которому никакой Страшный суд не угрожает и который сам накладывает на себя моральные ограничения.

По данным «Левада-центра», большинство россиян положительно относятся к запретительным законам, принятым Госдумой в последнее время. Почти все эти законы регулируют сферу морали и нравственности. Должно ли государство вмешиваться в эту сферу и выдавать обществу моральные предписания?

Вадим Перов: Я отношусь к этому крайне отрицательно. Во-первых, это моя гражданская позиция, а, во-вторых, позиция профессиональная. Причем, профессиональная позиция очень проста. Откройте любой учебник по этике. Там на первых же страницах написано, что нравственность носит неинституциональный характер. Это значит, нет ни одного отдельного социального института, который бы «отвечал» за нравственность. Но одновременно это означает, что все социальные институты — государство, семья, церковь, корпоративные, профессиональные структуры — принимают участие в формировании общественной морали. И ни один их этих институтов не вправе претендовать на то, что его слово в моральных вопросах будет последним.

Вы считаете, нравственность не может быть нормативной?

Вадим Перов: Может. В том числе и ею ограничивается наша свобода. Хотя непонятно, что здесь главенствует. То ли свобода является условием нравственности, то ли нравственность — условием свободы.

Увеличение свободы в вопросах морали свидетельствует о гуманизации общества?

Вадим Перов: На мой взгляд, да. Это кардинально расширяет возможности человека, его способности к самореализации. Кроме того, я считаю, что нравственность обязательно имеет социальное, экономическое измерение. Возможно, вы слышали, что сейчас в некоторых странах планируется провести ряд экспериментов, цель которых — выяснить, что произойдет с обществом, если ввести минимальный гарантированный доход для всех граждан. Многие полагают, что эта революционная идея способна полностью изменить наше отношение к работе. Есть гарантированный доход, а дальше уже человек получает свободу. То есть в этом смысле у него отсутствует экономическое принуждение к труду. Пока что это воспринимается как фантастика. Швейцарцы, например, провели референдум и по его результатам отказались от этой идеи. А финны решили попробовать, и у них такой эксперимент уже идет.

Все-таки мы переживаем революцию морали?

Вадим Перов: Да, мы переживаем здесь некоторую трансформацию. В чем-то она, наверное, может считаться революционной, и связано это с динамизмом общественной жизни. Так было во все времена, и наше — не исключение, но сейчас эти изменения ощущаются сильнее.

Визитная карточка

Вадим Перов. Фото: Валерий Выжутович

Вадим Перов — кандидат философских наук, заведующий кафедрой этики Института философии СПбГУ. Родился в 1967 году в Ленинграде. Окончил философский факультет Ленинградского госуниверситета в 1991 году. С 1992 года работает преподавателем философии и этики в СПбГУ. Является одним из инициаторов и создателей бакалавриата и магистратуры по образовательной программе высшего образования Прикладная этика в России. Занимался исследованиями в области морального доверия и этической справедливости, прикладных и профессиональных этик, разрабатывал нормативную концепцию моральной ответственности. В настоящее время изучает проблемы нравственных конфликтов, в том числе конфликты традиционной и современной морали. Считает, что в основе современной нравственности должны быть светские, то есть внерелигиозные моральные нормы и ценности.

Россияне определились с моралью. Топ-5 аморальных поступков

МОСКВА, 10 марта 2020 г. Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) представляет результаты исследования мнения россиян о различных проступках и противозаконных действиях.

Каждый третий россиянин считает, что использование ненормативной лексики (31%) и безбилетный проезд в общественном транспорте (32%) — серьезные проступки, которые нельзя оправдать. Снисходительное отношение к брани или безбилетникам выражает каждый четвертый (23% и 28% соответственно), за четыре года эта доля увеличилась: +13 п.п. лояльных к нецензурным выражениям, +7 п.п. — к проезду «зайцем». Однако из списка проступков, предложенного для оценки россиянам, они были восприняты наиболее лояльно.

На 12 п.п. меньше россиян непростительным нарушением считают сопротивление полиции, в 2020 году эта доля составила 48%. Уклонисты от армии заслуживают осуждения каждого второго россиянина (50%), однако доля тех, кто относится к ним снисходительно, за четыре года выросла на 12 п.п. (17% vs 5% в 2016 г.).

Курение в общественных местах неприемлемо для 52% опрошенных (56% в 2016 г.), считают его иногда допустимым или проявляют снисхождение к чужой вредной привычке по 23%. Так же россияне относятся и к супружеской измене: 52% считают, что ее нельзя оправдать.

Как и четыре года назад, каждый второй осуждает тех, кто присваивает найденные вещи или деньги (57% vs 55% в 2016 г.). Чуть большая доля осуждает тех, кто уклоняется от уплаты налогов (59% vs 68% в 2016 г.), а сочувствует им 16% россиян (+11 п.п. за четыре года).

Алкоголизм, в отличие от курения, заслуживает большего общественного порицания —неприемлемым его считают 66% россиян, хотя доля снисходительных к склонным выпить лишнего увеличилась на 9 п.п. (13%). А вот к публичным проявлениям неприязни к представителям другой веры (70%) или национальности (72%) строго относятся две трети россиян.

Как и три года назад, возглавляют список самых серьезных проступков те, что связаны с коррупцией (их осуждает 85% россиян), и употребление наркотиков (90%). Лояльность к ним за четыре года не повысилась.

На отношение к неприличным поступкам влияет вероисповедание респондентов. Самые строгие в своих оценках верующие россияне, исповедующие религии, отличные от православного христианства. Даже нецензурную речь и безбилетный проезд считает неприемлемым из них каждый второй (44% и 43% соответственно).

Мораль: что это такое и зачем она нужна?

С чем лично у вас ассоциируется слово «мораль»? С негласными нормами поведения в обществе? С христианской моралью и нравственностью? С чьим-то раздраженным «хватит читать мораль»? С басней Крылова, содержащей строчку «мораль сей басни такова»? А может, вы давно на пенсии и еще помните «Моральный кодекс строителя коммунизма»? Вы правы во всех случаях!

Так или иначе, некая мораль всегда существует в любых действиях и коммуникациях, даже если никто не использует данный термин напрямую. Сегодня мы поговорим об этом подробно, а пока скажем, что научиться выстраивать эффективное общение можно, освоив наши специальные программы «Лучшие техники коммуникаций» и «Построение отношений». Полтора-два месяца, затраченные на каждую из программ, заметно прокачают ваши коммуникативные навыки, а наша сегодняшняя статья даст ориентиры и понимание многих не вполне очевидных нюансов в общении.

Исторический экскурс

Чтобы понять, что такое мораль или нормы морали, нам потребуется небольшой исторический экскурс. Понятие морали как таковое предложил древнеримский политический деятель и философ Марк Туллий Цицерон (106-43). Термин произошел от латинского moralitas, что как раз и переводится как «мораль». Кстати, это слово в какой-то степени созвучно латинскому mores, что означает «поведение». Таким образом, уже в самой терминологии заложена взаимосвязь поведения и морали человека.

Разумеется, это не значит, что до Цицерона никто не задавался вопросами морали, не пытался понять, что это такое и существуют ли какие-то единые для всех людей правила морали. В этом плане весьма интересны наблюдения древнегреческого философа Пиррона (360-275). Сразу оговоримся, что лично Пиррон философских трактатов не писал и свои наблюдения никак не фиксировал. Поэтому о его взглядах мы можем судить лишь по запискам современников и работам более поздних авторов, заинтересовавшихся его наследием.

Считается, что именно Пиррону принадлежит мысль, что не существует никаких оснований считать какие-то нормы поведения более правильными для всех, а какие-то менее правильными. То, что считается аморальным здесь и сейчас, может быть нормой для другого времени и общества с иными традициями и укладом. На эту мысль ссылается автор научной работы What did Pyrrho Think about the Nature of the Divine and the Good? («Что Пиррон думал о природе Божественного и Добра?») [R. Bett, 1994].

В принципе, так и есть, и если бы древнюю охоту на мамонтов могли видеть живьем современные защитники животных, они бы наверняка заклеймили позором подобное занятие, оставив нашим далеким предкам на пропитание лишь вершки да корешки различных растений.

Эти воззрения, подвергающие сомнению само наличие оснований считать что-то правильным или не правильным, со временем стали основой принципа морального релятивизма, провозглашающего, что абсолютного добра и зла не существует, равно как не существует единого объективного критерия нравственности. Понятие «моральный релятивизм» имеет корни в латинском языке и происходит от латинского relativus, что переводится как «относительный». Подробнее о принципе морального релятивизма можно почитать в статье «Моральный релятивизм» [А. Круглов, 2011].

К моральному релятивизму идеологически близок моральный нигилизм. Отличие состоит лишь в большем радикализме постулатов. Так, моральный нигилизм не признает не только абсолютного трактования добра или зла, но даже возможности субъективной оценки чего-либо как плохого или хорошего. С точки зрения морального нигилизма мораль является лишь сводом условных правил, соблюдая которые можно приспособиться к социуму, достичь каких-то успехов и заполучить какие-то материальные блага. Ни о каком логическом обосновании принципов морали речь не может идти в принципе.

Доля истины в этом, конечно же, существует, однако все хорошо в меру. Моральный релятивизм и моральный нигилизм в крайних формах ведут к философии вседозволенности, обесценивают нравственность как таковую и могут привести к проблемам правового характера. Эта тема затронута в работе La bureaucratie rationnelle et la crise de la culture («Рациональная бюрократия и культурный кризис») [V. Porus, 2013].

В свою очередь, моральному релятивизму противостоит моральный абсолютизм, согласно которому некие абсолютные нормы морали существуют, осталось лишь отыскать их и неуклонно им следовать. Это удается далеко не всегда, что наглядно показано в статье Moral Absolutism and the Problem of Hard Cases («Моральный абсолютизм и проблема тяжелых случаев») [Т. McConnell, 1981]. Кроме того, о перипетиях научного поиска решения проблемы можно прочитать в работе «Моральный абсолютизм: общая характеристика и современные подходы» [Г. Мехед, 2015].

В некотором смысле с моральным абсолютизмом перекликается принцип морального универсализма или морального объективизма. Ключевая идея состоит в том, что создание системы моральных ценностей, универсальной и не зависящей от страны, нации, религии, пола, расы не просто возможна, но и необходима. В каком-то смысле принцип морального универсализма воплощен во Всеобщей декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей Организации Объединенных Наций в 1948 году [ООН, 1948]. Как минимум, в этом документе учтены базовые принципы прав и свобод граждан.

Итак, мы разобрались в самом общем виде в основных подходах к вопросу морали и выяснили, что мораль и поведение человека тесно взаимосвязаны. Теперь мы готовы к тому, чтобы попытаться получить обобщающее понимание морали.

Что такое мораль?

Мораль – это свод принятых в обществе представлений о плохом и хорошем, правильном и неправильном, нравственном и безнравственном. В соответствии с этими представлениями, моральные нормы предполагают определенный набор правил поведения в обществе. В этой трактовке и определении как раз и кроется источник разногласий и споров относительно того, какой должна быть мораль в обществе и какие правила могут считаться правильными.

Во-первых, любое общество неоднородно, как минимум, по своему возрастному и социальному составу. То, что может быть допустимо в среде малообразованных и занятых тяжелым физическим трудом людей, неприемлемо в кругу бомонда. То, что является нормой в среде подростков, будет воспринято с непониманием среди взрослых людей. Более того, типичные соответствия и связки, сформировавшиеся благодаря культурным шаблонам в массовом сознании, зачастую позволяют идентифицировать ту или иную ситуацию.

В качестве примера можно привести курьезный случай в зоопарке Линкольншира (Великобритания), где пять попугаев за время карантина не только освоили ненормативную лексику, которой пользовался обслуживающий персонал, но и научились подражать человеческому смеху, который они слышали после каждого нецензурного слова. В данном случае вызывает интерес даже не сама ситуация, а комментарий директора зоопарка, который сравнил происходящее с «клубом пожилых рабочих, где все смеются и матерятся» [MK.ru, 2020]. Как мы понимаем, назови он это все клубом молодых ученых, его бы просто никто не понял.

Во-вторых, некая универсальная социальная мораль на все времена невозможна ввиду того, что общество постоянно развивается и меняется, меняются и нормы морали, принятые в обществе. То, что было недопустимо в 19 веке, не вызывает вопросов в 21 веке, причем в самых разных сферах. И мы даже не о том, что в 19 веке девушка из благородного семейства не могла «выйти в свет» без корсета, а в 21 столетии можно запросто носить мини-юбки, в том числе в учебное заведение и на работу. В 19 веке сам факт посещения высшего учебного заведения девушками вызывал много вопросов.

Приведем в пример биографию известного итальянского врача, педагога и психолога Марии Монтессори (1870-1952). Ей было отказано в приеме в техническую школу, потому что там могли учиться только юноши, и ее не сразу согласились принять на медицинский факультет, потому что в Италии 19 столетия профессия врача была сугубо мужской [АНО «Монтессори-система», 2020]. Сегодня это кажется диким, потому что сейчас среди врачей женщин давным-давно больше, чем мужчин, да и среди инженеров самых разных специализаций женщин тоже достаточно много.

И, наконец, для разных типов общества нормы морали заметно отличаются в зависимости от традиций и господствующей религии. Думается, не стоит здесь и сейчас долго объяснять, чем отличается традиционная одежда восточной женщины от повседневного стиля европейской, насколько проще доступ к образованию в развитых странах, нежели в странах «третьего мира», и каковы границы дозволенного «у нас» и «у них». Причем может встать вопрос о нарушении не только норм морали, но и правовых норм, потому что право и мораль «у них» связаны самым непосредственным образом.

Для примера приведем нашумевшую в апреле 2021 года новость из Объединенных Арабских Эмиратов, где были арестованы 12 девушек за то, что сфотографировались без одежды со стороны спины [ВВС, 2021]. Даже в такой достаточно открытой для европейских туристов стране как ОАЭ это достаточное основание для уголовного преследования, притом, что фотосъемка проходила без свидетелей. В любом другом европейском государстве это возмутило бы разве что пенсионеров и религиозно настроенных граждан. Остальным полностью достаточно, чтобы такие фотосессии не проходили на общественном пляже и в присутствии несовершеннолетних.

Мы видим, что мораль можно представить, как свод принятых в обществе представлений о плохом и хорошем, правильном и неправильном, нравственном и безнравственном. Однако эти представления и вытекающие из них правила поведения не могут быть единожды установлены раз и навсегда, потому что с течением времени меняются общество и живущие в нем люди.

Более того, эти правила не могут быть едины для всех даже в пределах сегодняшнего дня и текущего момента, потому что в разных государствах сложились разные традиции и представления о нормах морали. И даже в пределах одной страны в разных социальных слоях представления о границах допустимого могут варьироваться. Повторим еще раз основные причины, почему единые нормы морали для всех и навсегда невозможны:

• Разница традиций для разных народов и государств.
• Неоднородность общества внутри одной страны и нации.
• Динамичное развитие общества во времени и исторической перспективе.

Выше мы уже упоминали о том, что в 19 веке девушка из благородного семейства не могла «выйти в свет» без корсета, однако это правило не распространялось на девушек из простых семей, занятых физическим трудом, потому что корсет сковывает движения и мешает работать.

Можно еще вспомнить и о ставших устойчивыми словосочетаниях, таких как «буржуазная мораль», «христианская мораль». Интуитивно мы все понимаем, что поведенческие установки бизнесмена отличаются от того, что считает правильным бабушка, посещающая церковь каждое воскресенье, отмечающая все церковные праздники и соблюдающая пост, причем иногда по вполне банальной причине нехватки денег на продукты. Собственно, общество этого и не скрывает – что одним «10 заповедей», а другим главное прибыль и, в лучшем случае, элементы социальной ответственности бизнеса.

Тем не менее при всех различиях времен, народов, религий и традиций попытки сформировать свод универсальных для всех моральных принципов предпринимались постоянно на протяжении всей истории, в том числе во Всеобщей декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей Организации Объединенных Наций в 1948 году [ООН, 1948]. Зачем? И так ли уж это необходимо? Чтобы ответить на данный вопрос, нужно разобраться, зачем нам в принципе нужна мораль.

Зачем нужна мораль?

Как мы уже разобрались ранее, мораль самым тесным образом связана с поведением человека. Нормы морали выступают регулятором повседневных отношений между людьми, отступление от общепринятых в обществе или каком-либо сегменте общества норм категорически осуждается и в тяжелых случаях может стать причиной социальной изоляции такого «нарушителя». В особо сложных случаях, когда нормы морали и права в государстве практически идентичны, несоблюдение моральных норм грозит уголовным преследованием.

Тогда встает вопрос: а зачем обществу нужен такой регулятор и «унификатор» отношений? Дело в том, что, так или иначе, но люди в обществе вынуждены взаимодействовать. И не только внутри своего социального слоя, но и с представителями других социальных групп. Так, бизнесу нужны наемные работники, владельцу завода – рабочие, способные выполнить тяжелую физическую работу. Профессор далеко не всегда может сам починить электрическую розетку или водопроводный кран, и тогда ему придется общаться с человеком, который умеет это делать, но который не обязательно так же хорошо начитан и образован.

Еще сложнее ситуация, когда приходится взаимодействовать с иностранными гостями и партнерами или ехать в другую страну с деловым визитом. Как мы неоднократно упоминали, в разных странах сформировались разные культурные традиции и актуальны разные правила морали. Их нарушение будет воспринято неодобрительно в любом случае, даже при наличии понимания, что иностранец может чего-то не знать. Именно поэтому деловой этикет требует ознакомиться с обычаями и традициями страны еще до того, как вы сядете на борт самолета, летящего в дальние края.

Чтобы представители всех социальных групп и граждане разных стран могли мирно сосуществовать и продуктивно взаимодействовать, нужны единые регуляторы поведения или общепринятые нормы, которые понимаются и соблюдаются всеми людьми, независимо от их социального статуса и материального достатка. Вот в качестве такого регулятора и выступают нормы морали.

Условно говоря, в своем кругу рабочие могу сквернословить сколько угодно, однако в общении с заказчиками услуг они должны быть вежливы. Молодые красивые девушки могут надеть в ночной клуб или на прогулку самую короткую в мире юбку, однако в офисах крупных компаний и банковском секторе нужно соблюдать деловой стиль, чтобы не оскорблять восприятие людей, которые, возможно, имеют менее раскрепощенное мышление, но заметно больше денег, и принимают решение об инвестициях, в том числе исходя из своего субъективного впечатления о компании.

Точно так любой человек может ходить в любом виде и фотографироваться в любой одежде или без нее у себя дома, однако он не может ходить или фотографироваться как хочет в чужой стране, если законы этой страны не вполне толерантны к привычным нам проявлениям свободы личности. В чужой стране следует уважать нормы и правила морали, принятые на нее территории, причем как прописанные законодательно, так и существующие негласно.

Такое понимание морали делает возможным употреблять этот термин как синоним слова «этика». Собственно, когда речь заходит о деловой этике, врачебной этике, журналистской этике, как раз и имеется в виду свод правил поведения для той или иной профессиональной группы. Что будет, если от этих норм, пусть даже условных и не всегда где-то зафиксированных, отказаться совсем?

Несложно предположить, что честный бизнес станет вести невозможно, понятие социальной ответственности бизнеса уйдет в небытие, сохранить сугубо частную информацию о своем здоровье в тайне станет заметно труднее, а пресса начнет выдавать в эфир и печать все, что только заблагорассудится. Есть, конечно, суды и меры административного воздействия, однако в обстановке полного беспредела этого будет физически недостаточно, чтобы защитить права граждан на неприкосновенность частной жизни и элементарное уважение к собственной личности.

Тем не менее попытки «откреститься» от общепринятых норм морали как регуляторов поведения людей систематически предпринимаются. Выше мы уже упоминали о принципах морального релятивизма и морального нигилизма. В значительной степени с ними перекликается моральный скептицизм или теория моральных ошибок (на английском moral error theory). Автором теории является философ из Австралии Джон Мэки, а свои взгляды он изложил в работе Ethics: Inventing Right and Wrong («Этика: изобретение правильного и неправильного») [J. Mackie, 1977].

Если в двух словах, согласно этой теории, морали как таковой не существует вовсе, а то, что люди именуют моралью, не более чем их выдумка. В этом ее отличие от любой из наук, где объективная закономерность существует независимо от сознания. Джон Мэки приводит пример, что атом существовал всегда, и вопрос его поиска и открытия был сугубо техническим, и решился, когда научно-технический прогресс достиг того уровня, чтобы открытие атома стало возможным. В этом плане поиск универсальных или абсолютных норм морали невозможен, потому что морали не существует, и найти нормы того, чего не существует, нельзя [J. Mackie, 1977].

В принципе, теория моральных ошибок удобна в ряде случаев. Например, когда диктаторам нужно оправдать репрессии или агрессоры берутся объяснять своему народу, что убивать во имя лучшего будущего – это хорошо. Однако полный отказ от морали, как предлагают авторы moral error theory, приведет к анархии, потому что только юридических институтов для регулирования отношений в обществе недостаточно.

Даже если признать, что нормы морали весьма условны, одновременно с этим придется признать, что они все-таки нужны. Поэтому даже среди сторонников теории моральных ошибок многие считают, мораль вездесуща и многогранна. Так, ее влияние ощущается даже в решении такой, казалось бы, сугубо научной проблемы как противодействие изменению климата, о чем заявляет австрийский философ Томас Пельцлер в своей работе The Effects of Morality on Acting against Climate Change («Влияние морали на противодействие изменению климата») [T. Pölzler, 2018]. Поэтому кричать о бесполезности морали занятие неблагодарное, а саму moral error theory следует применять, исходя из контекста ситуации.

Итак, мы нашли массу причин, почему мораль нужна обществу. В конце концов, с определенного возраста люди перестают верить в Деда Мороза и прочие сказки, однако это вовсе не повод отказаться от сказок полностью, перестать писать, издавать и читать сказки детям. Любой дипломированный психолог выдаст целый список причин, по которым сказки полезны детям: развивают мышление, фантазию, творческое восприятие и прочее. Так почему бы не оставить мораль как своего рода «сказку для взрослых»?

К слову, именно за такой подход ратуют представители морального фикционализма (от слова «фикция»). Выразителем принципов морального фикционализма считается философ Ричард Джойс, известный своими работами в области моральной психологии. Свое видение проблемы он изложил в книге Moral Fictionalism. How to have your cake and eat it too [R. Joyce, 2019]. Будут ли люди в этом случае следовать морали, если за основу взять утверждение, что это все сказки? Скорее всего, да, ведь сказки тоже имеют воспитательное значение, и с помощью сказок удается внушить детям, что друзьям нужно помогать, старших следует уважать, а злу и несправедливости надо давать отпор.

Кроме того, такие метафоры как мораль, добро, зло, любовь, ненависть нам знакомы, и с их помощью мы можем передавать нужную информацию и успешно коммуницировать. Чтобы коммуницировать еще успешнее, мы рекомендуем пройти наши программы «Лучшие техники коммуникаций» и «Построение отношений», но только после того, как вы дочитаете эту статью. В продолжение темы скажем, что как только общество осознает избыточность каких-либо ограничительных норм морали, начинается постепенный процесс отказа от них.

Так, если в прошлые столетия считалось нормой сжигать на кострах инквизиции ученых и целителей потому, что их взгляды противоречили церковным догматам, со временем государство и церковь перешли к более цивилизованным формам дискуссии. Избавляться от запретов церкви придется, видимо, еще очень долго, и как тут не вспомнить практику отделения церкви от государства, принятую в СССР. Страны, где таких шагов никогда ранее не предпринималось, вынуждены бороться с засильем религиозных догматов, что называется, «точечно».

Например, в Италии только в апреле 2021 года отменили цензуру кинофильмов по моральным и религиозным мотивам, которая действовала более ста лет с 1914 года [The Guardian, 2021]. Напомним, годом рождения кино считается 1895 и, таким образом, итальянское кино прожило без церковной цензуры лишь первые два десятка лет своей жизни.

Подсчитано, что за послевоенные годы в Италии подверглись цензуре 274 фильма итальянского производства, 130 кинолент американского производства и еще 321 фильм, снятый в других государствах. Среди «пострадавших» были творения великого Федерико Феллини и номинированая на «Оскар» кинолента Бернардо Бертолуччи «Последнее танго в Париже», содержавшая вполне приемлемые для аудитории 18+ эротические сцены.

В контексте всего вышеизложенного остается один вопрос: так возможно ли все-таки существование каких-то моральных норм, универсальных для атеистов и верующих, бизнесменов и наемных работников, пенсионеров и тинейджеров, прочих разнообразных социальных групп в разных странах на разных континентах?

Быть может, ответом сможет стать так называемое «золотое правило морали»: не делайте другим то, чего бы вы не желали, чтобы было сделано по отношению к вам. Можно, в соответствии с веяниями времени, убрать из формулировки предлог «не» и сказать иначе: поступайте по отношению к другим так, как хотели бы, чтобы поступали по отношению к вам. Формулировок на самом деле очень много, однако суть одна: «золотая мораль» советует соизмерять каждый свой поступок с тем, как человек воспринял бы аналогичный поступок по отношению к себе.

Максимальное количество формулировок и упоминаний золотого правила морали со времен Античности и до наших дней собрано в статье доктора философских наук Абдусалама Гусейнова «Золотое правило нравственности» [А. Гусейнов, 2003]. В последующие годы Абдусалам Гусейнов развил свои наблюдения в работе «Золотое правило нравственности по Конфуцию» [А. Гусейнов, 2018]. В числе прочего, ученый отмечает, что данное правило учит людей не делать того, что они осуждают в поведении других людей.

Еще больше вы узнаете из статьи «Мораль: многообразие понятий и смыслов», где автор собрал мнения многих ученых относительно рассматриваемого вопроса [О. Зубец, 2012]. Основные аспекты и градации мнений мы уже рассмотрели, однако если вас интересуют более тонкие подробности и более глубокие исторические экскурсы, прочитать стоит.

Думается, в общем мы с вами разобрались, что такое мораль и зачем она нам нужна. Желаем, чтобы нормы морали работали исключительно вам во благо и никогда не тяготили избыточностью…

И не забудьте поделиться своим мнением:

Владимир Путин попросил Запад «не лезть» к россиянам с новой моралью

Президент РФ Владимир Путин, выступая на Валдайском форуме, попросил Запад «особенно не лезть в наш дом» с новыми представлениями об этике и морали.

«Кто-то в западных странах уверен, что агрессивное вымарывание целых страниц собственной истории, обратная дискриминация большинства в интересах меньшинств или требование отказаться от таких базовых вещей, как мама, папа, семья или различие полов — это, по их мнению, и есть движение к общественному обновлению. Это их право, но мы их просим только в наш дом особенно не лезть. У нас другая точка зрения», — цитирует Путина «Интерфакс».

Президент заверил, что у подавляющего большинства россиян «другая точка зрения»: «Мы полагаем, что должны опираться на свои духовные ценности, на историческую традицию, на культуру нашего многонационального народа», — сказал он.

Путин напомнил, что большевики в свое время уже пытались утвердить новые морально-этические нормы, вплоть до отказа от семьи. «Адепты так называемого социального прогресса полагают, что несут человечеству какое-то новое сознание, более правильное, чем прежде… Только вот предлагаемые ими рецепты совершенно не новы, все это мы в России уже проходили», — заключил президент.

Духовная возвышенность

На Валдайском форуме Владимир Путин много рассуждал о неизбежности перемен — и одновременно о том, что Россия намерена сопротивляться неизбежному. Похоже, президент впал в философскую растерянность.

Михаил Шевчук 22.10.2021 Путин «поздравил» Муратова с Нобелевской премией мира

Отвечая на вопрос журналистов, не будет ли Муратов признан «иностранным агентом» после получения положенных выплат со стороны Нобелевского комитета, Путин назвал условия гарантий защиты от скандального статуса.

13.10.2021

Сибирский ярлык

Идея заменить выборы вручением ярлыков на княжение в наше время кажется не такой уж невероятной и вполне созвучной историческим устремлениям президента. Некоторые, кажется, уже начали получать нечто подобное.

Михаил Шевчук 29.09.2021

Возвращение морали — Ведомости

У России в пореформенный период сложились сложные отношения с моралью. Конечно, формально никто ее никогда у нас не отрицал. Не говорил, что надо быть жадным, циничным и беспринципным. Все точно знали: надо быть «правдивым, благородным, справедливым, умным, честным, сильным, добрым – только и всего», как шутливо говорил поэт Юлий Ким в советское время. Но именно сложившееся в это время ироничное отношение к навязываемым советской школой принципам сделало рассуждения о морали немодными и непрактичными.

Мораль не отрицали, но «вывели за скобки» уже в горбачевскую перестройку. С телеэкрана звучали надоевшие всем рассуждения об обновлении социализма и господстве общечеловеческих ценностей. А в это время в клубах, газетах, журналах и на многолюдных митингах шли практические дискуссии о реформах, демократизации и национальном строительстве. Если кто-то вдруг вылезал с моралью и абстрактными увещеваниями, на него смотрели косо, как на демшизу.

Прорабы перестройки и идеологи реформ верили в высшие ценности, но полагали, что добиться лучшего будущего можно не через формирование морального кодекса строителя демократии (по образцу морального кодекса строителя коммунизма), а посредством формирования хороших институтов, т. е. правил игры, при которых всем будет выгодно трудиться, зарабатывать и строить цивилизованное государство.

Подобное положение дел сохранялось примерно до конца 1990-х, когда выяснилось, что для многих россиян теперь цель – ничто, а средства – все. С хорошими институтами, удовлетворяющими общество в целом, дело не заладилось, а вот деньги, удовлетворяющие любые потребности конкретного человека, стали очень соблазнительны и доступны. Особенно в эпоху нефтедолларов. Постепенно почти вся страна – от прорабов модернизации до простых обывателей – перестала думать о том, чтобы когда-нибудь создать рынок и демократию, как в развитых странах, и начала бороться за личное счастье здесь и сейчас.

За скобки стали выводить не только размышления о морали, но и размышления о прогрессе, развитии страны, совершенствовании институтов. Когда я на лекциях говорил студентам о важности демократии, то слышал порой сдержанные смешки и чувствовал, что при серьезном углублении в данную тему стану для молодежи демшизой – непрактичным, оторванным от реалий человеком типа тех бедолаг, над которыми я сам иронизировал в конце 1980-х.

И дело здесь не в плохой молодежи, о которой поговаривают старики во все времена. Молодежь была нормальной, практичной, рациональной. Она стремилась к достижению реальных результатов там, где они были возможны, – в личной жизни, не связанной с развитием общества.

В последние годы ситуация вновь начала меняться. Наметилось возвращение морали. Не потому, что подросла честная молодежь. А потому, что перестали работать старые механизмы достижения личного преуспевания при игнорировании общественных проблем. Рента кончается, кормушек все меньше. Влиятельные группы все чаще сталкиваются между собой в отчаянной схватке за ресурсы, и слабые отправляются на нары из своих золотых дворцов. При этом простые люди понимают, что им вообще ничего не светит на этом зловещем пире хищников. Им надо придумывать иные механизмы выживания. Работоспособные в иных условиях.

Нынешние условия все чаще наводят на мысль о необходимости создать правила игры, которые гарантируют нормальную жизнь человеку, не носящему погоны, не владеющему пистолетом и не входящему в клиентелу всесильных обладателей погон и пистолетов. А создание подобных правил невозможно без культивирования моральных ценностей, которые способны объединить широкие массы. Красть грешно. Коррупция аморальна. Циничная демонстрация роскоши безнравственна. Дифференциация доходов возможна, но не должна превращаться в пропасть.

Казалось бы, возглавить поход за моралью должна была церковь. Но у нее сейчас иные заботы – материальные. РПЦ в современном виде представляет собой порождение двух предшествующих циничных эпох. Наша церковная иерархия столь же инертна и нереформируема, как бюрократия или олигархия.

Мораль оказалась вброшена в массы через интернет. Вброшена на удачу умелым политическим предпринимателем, который раньше вбрасывал национализм. И вдруг оказалось, что мораль востребована, что она вызывает уже не смешки, а желание консолидироваться для конкретных действий. Поскольку именно она представляет собой наиболее простой и понятный механизм движения вперед. К счастью. К преуспеванию. К спокойному и обеспеченному будущему.

Естественно, это не значит, что оппозиция окажется у нас высокоморальной. Аморальные люди часто успешны в проповедовании норм поведения. Но даже им нынче придется учитывать в политических играх возродившуюся тягу общества к морали. Придется играть, но не заигрываться.

Наша история вполне отражает известный нам мировой опыт модернизации. Эпоха аморализма была в Англии во времена первоначального накопления капитала, но сменилась викторианской эпохой культивирования морали и демократии. Во Франции усиленно и цинично крали при Директории, при Июльской монархии и при Второй империи. А после одумались и двинулись к демократии.

Так что российские перемены не удивительны. Другое дело – мы находимся лишь в самой начальной стадии перемен. Моральный кодекс строителя коммунизма медленно умирал в советском обществе и столь же медленно порождал поколения, способные жить без морали. А ныне столь же медленно идет обратный процесс. Люди, начинающие мыслить и чувствовать по-новому, пока еще молоды и вряд ли толком осознают, какую миссию им предстоит выполнить. Им надо созреть, вырасти, ощутить силу. Им надо почувствовать, что они – большинство. Им надо обнаружить, что люди, исповедующие ценности прошлого, представляют собой лишь кучку бессильных озлобленных циников, цепляющихся за власть, нефть и ренту, но не способных остановить перемены.

Лишь тогда Россия изменится. Лишь тогда начнется развитие. И лишь тогда мораль вернется в нашу жизнь по-настоящему.

Автор – профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Полная версия статьи. Сокращенный газетный вариант можно посмотреть в архиве «Ведомостей» (смарт-версия)

Мораль — Викисловарь

Английский [править]

Этимология [править]

Англо-нормандский moralité , среднефранцузский moralité , от позднелатинского mōrālitās («манера, характеристика, характер»), от латинского mōrālis («отношение к манерам или морали»), от mōs («Манера, обычай»). эквивалент мораль + -ity .

Произношение [править]

Существительное [править]

мораль ( исчисляемое и неисчислимое , множественное число морали )

1. (бесчисленное множество) Признание различия между добром и злом или между добром и злом; уважение и соблюдение правил правильного поведения; психологическая предрасположенность или характеристика поведения, направленного на достижение морально хороших результатов.
   • 1841 , Томас Карлайл, Герои и поклонение героям , гл. 3:

     Без морали для него был невозможен интеллект; совершенно аморальный человек вообще ничего не мог знать! Чтобы знать вещь, которую мы можем назвать знанием, человек должен сначала любить вещь, сочувствовать ей: то есть быть добродетельно связанным с ней.

   • 1910 Ноябрь, Джек Лондон, «Описание персонажей актерами», в Кража: пьеса в четырех действиях , Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.Я .: Компания Macmillan; Лондон: Macmillan & Co., OCLC 3460545 , page x:

     Эллери Джексон-Хаббард. […] Человек, излучающий достаток, оптимизм и эгоизм. Не имеет морали и какой бы то ни было. Сознательный индивидуалист, хладнокровный, безжалостный, работающий только на себя и не верящий ни во что, кроме себя.

   • 1911 , Г. К. Честертон, Оценка и критика работ Чарльза Диккенса , гл.16:

     Наука и искусство без морали не опасны в общепринятом смысле. Они не опасны, как огонь, но опасны, как туман.

   • 1965 , «Король движется на север», Time , 30 апреля:

     Это может быть правдой, что вы не можете законодательно закрепить мораль , но поведение можно регулировать.

2. (счетно) Набор социальных правил, обычаев, традиций, верований или обычаев, определяющих надлежащие, приемлемые формы поведения.
   • 1912 , Джордж Бернард Шоу, Пигмалион , акт 5:

     Я должен жить для других, а не для себя: это средний класс мораль .

   • 1917 , Уильям МакЛауд Рейн. Юконская тропа , гл. 14:

     Он немного улыбнулся. « Мораль — это среднее поведение среднего человека в данное время и в данном месте. Оно основано на обычаях и целесообразности».

3. (исчисляемо) Набор личных руководящих принципов поведения или общее представление о том, как себя вести, независимо от того, респектабельно или нет.
   • 1781 , Сэмюэл Джонсон, «Шеффилд» в « жизнях поэтов» :

     Его мораль была такова, что естественно проистекает из свободных мнений.

   • 1994 , «Человек, осужденный за убийство в 1992 году дубинкой», San Jose Mercury News , 4 ноября, с. 2B:

     Заместитель окружного прокурора Билл Тингл назвал Джонса «правой рукой дьявола» и сказал, что он должен быть наказан за его «ужасную мораль .»

4. (исчисляемый, архаичный) Урок или заявление, содержащее советы о правильном поведении.
   • 1824 , Sir Walter Scott, St. Ronan’s Well , ch. 16:

     «Она выполнила свой долг» — «она оставила дело тем, у кого было обвинение в подобных вещах» — и «Провидение раскроет тайну в свое подходящее время» — таковы были нормы морали , с которыми добрая дама утешила себя.

   • 1882 , Уильям Мейкпис Теккерей, «Vanitas Vanitatum» в балладах , стр.195:

     Что означают эти устаревшие морали ,

     Сэр Проповедник, вы бормочете из-за стола?

5. (счетно) Моральный спектакль.
6. (бесчисленное множество, редкость) Моральная философия, раздел философии, изучающий основания и природу правильности, неправильности, добра и зла.
   • 1953 , Дж. Кемп, «Обзор The Claim of Morality , сделанный Н.Х.Г. Робинсоном», The Philosophical Quarterly , vol.3, вып. 12, стр. 278:

     Робинсон резюмирует вывод первой части своей книги следующим образом: «Задача моралиста состоит в том, чтобы установить в их правильном отношении друг к другу три различных типа морального суждения … и таким образом раскрыть область . мораль как единая самосогласованная система ».

7. (исчисляемый, редкий) Определенная теория, касающаяся оснований и природы правильности, неправильности, добра и зла.
   • 1954 , Бернард Майо, «Этика и моральные противоречия», The Philosophical Quarterly , vol.4, вып. 14, стр. 11:

     Юмовская мораль , которая «подразумевает какое-то чувство, общее для всего человечества»; Кантовская мораль для всех разумных существ; Мораль Батлера с ее предпосылкой «единообразия совести».

Примечания по использованию [править]

• Хотя термины мораль и этика могут иногда использоваться как взаимозаменяемые, философы-этики часто различают их, используя мораль и связанные с ней термины для обозначения реальных, реальных убеждений и практик, касающихся надлежащего поведения, и используя этика для обозначения теорий и концептуальных исследований, касающихся добра и зла, правильного и неправильного.В этом ключе американский философ Бранд Бланшард писал о своем друге, выдающемся британском этике Дж. Э. Муре: «Мы часто обсуждали этику, но редко — мораль … Он был мастером этической теории, но не считал себя особо квалифицированным. высказывать свое мнение по политическим или социальным вопросам «. ^[1]

Синонимы [править]

• (признание / подчинение правилам правильного поведения): порядочность, порядочность, праведность, честность, добродетельность
• (личные руководящие принципы): мораль
• (свод обычаев, традиций, правил поведения): условности, нравы, нравы
• (урок или высказывание, содержащее совет): проповедь
• (раздел философии): этика, моральная философия
• (частная теория, касающаяся оснований и природы правильности, неправильности и т. Д.): этика, моральная философия

Antonyms [править]

Производные термины [править]

Термины, основанные на морали

Связанные термины [править]

Термины, этимологически связанные с моралью

Переводы [править]

признание / соблюдение правил правильного поведения

личные руководящие принципы

свод обычаев, традиций, правил поведения

Приведенные ниже переводы необходимо проверить и вставить выше в соответствующие таблицы переводов, удалив все цифры.Пол Шилпп, изд., Философия Бранда Бланшарда , Библиотека живых философов, → ISBN, «Автобиография», стр. 85.

Анаграммы [править]

Наука о морали

Вы находитесь на мосту над железнодорожными путями и замечаете сбежавшую тележку, которая наезжает на пятерых железнодорожников. Бросок переключателя уведет тележку подальше от группы, но обрекает одинокого работника на другой набор путей. Большинству людей не составит труда щелкнуть выключателем, чтобы убить одного человека, сохранив пятерых.Но что, если единственный способ спасти группу из пяти человек — это бросить стоящего рядом с вами человека на рельсы, чтобы заблокировать трамвай? Эта ситуация обычно вызывает спазмы вины, хотя исход в обеих ситуациях одинаков.

Подобные моральные дилеммы и порождаемые ими парадоксы изучались веками. Лаборатория морали в Бостонском колледже применяет современные методы поведенческой и нейровизуализации для выявления психологических и мозговых основ моральных суждений. Эта работа проводится как с типичными участниками, так и с людьми с поражением головного мозга, имеющими селективный когнитивный дефицит.

«Нравственность очаровывает людей; у каждого есть свое мнение о моральных проблемах и свои ответы на моральные вопросы », — сказала Лиана Янг, доктор философии, профессор психологии и нейробиологии Бостонского колледжа и директор лаборатории морали. «Люди могут испытывать моральные разногласия не только с другими, включая близких друзей и семью, но и внутри себя в случае моральных дилемм».

Главный ключ к разгадке того, что лежит в основе моральных суждений, исходит из открытия Янга более десяти лет назад, что определенные области мозга, задействованные в «теории разума», используются для оценки людьми морального правильного и неправильного.(Теория разума, развивающаяся примерно в возрасте 4-5 лет, представляет собой способность различать психические состояния агентов, включая их намерения, желания, мотивы и убеждения). «Ключевым моментом, который отличает нашу лабораторию от других, изучающих мораль, является акцент на роли теории разума», — сказал доктор философии Джастин Мартин, научный сотрудник, получивший докторскую степень. «Все наши исследования пронизаны этим интересом к тому, как мы понимаем, о чем думают люди, что они пытаются делать, что они пытались делать в прошлом, и как это влияет на наше понимание людей такими, какие они есть сейчас.”

Помимо Янга, в лаборатории в настоящее время работают три исследователя с докторской степенью, три аспиранта, три штатных сотрудника и шесть младших научных сотрудников. Вместе они создают и проверяют виньетки с моральными сценариями, создают онлайн-опросы, а также собирают и анализируют данные — с целью раскрыть истоки морального мышления. Кроме того, группа расширилась за пределы того, что традиционно считается моральным познанием, в социальную психологию, исследуя такие вопросы, как то, как люди реагируют, когда другие нарушают социальные нормы, как люди думают об обязательствах перед близкими по сравнению с незнакомцами и как люди оценивают других ». добродетельное поведение.

От философии к моральной психологии

Янг изучал философию на бакалавриате в Гарвардском университете. Там она работала с философом Фрэнсис Камм, доктором философии, над моральными дилеммами, такими как проблема тележки, описанная ранее. «Меня привлекла философия, потому что я хотел понять истоки морали и существование объективной моральной истины, независимой от человеческой психологии», — сказал Янг.

Этот интерес к моральным дилеммам и моральной истине позже руководил ее исследовательской работой в лаборатории Марка Хаузера, доктора философии, бывшего профессора психологии в Гарварде.В то время среди моральных психологов и нейробиологов бушевала дискуссия о том, оценивают ли люди моральность поведения других людей на основе их эмоциональной реакции на поведение или на основе их рационального рассмотрения таких факторов, как намерения, лежащие в основе поведения.

Чтобы исследовать роль этих процессов в моральном суждении, Янг и ее коллеги спросили, что произойдет с моральными суждениями, если эмоции будут удалены из картины или, по крайней мере, резко притуплены.Для этого они обратились к вентромедиальной префронтальной коре головного мозга (VMPC). Известно, что люди с очаговыми поражениями VMPC обладают сниженными социальными эмоциями, такими как сострадание, стыд и вина — эмоции, часто участвующие в моральных суждениях. Янг и ее коллеги попросили участников с очаговыми поражениями VMPC и контрольных участников выбрать один из двух вариантов действий в гипотетическом сценарии, например, душить или нет своего собственного ребенка, чтобы предотвратить вред другим. Они обнаружили, что участники с поражениями VMPC чаще делали эмоционально отталкивающий, утилитарный выбор (приносили в жертву своего ребенка ради спасения группы) по сравнению с участниками из контрольной группы ( Nature , Vol.446, № 7138, 2007). Это говорит о том, что по крайней мере некоторые моральные суждения вызваны эмоциями; когда эти эмоции отсутствуют, как у пациентов с повреждением VMPC, возникает иная модель моральных суждений.

Чтобы понять роль намерений в моральных суждениях, Янг объединился с Ребеккой Сакс, доктором философии Массачусетского технологического института, с которой Янг продолжал учиться в докторантуре. Используя фМРТ, группа обнаружила, что активность в правом височно-теменном соединении (rTPJ) — области мозга, связанной с теорией разума через участие в представлении и обосновании мыслей, убеждений и намерений людей — была самой высокой, когда участники оценивали ситуации, в которых намерения, но не результаты, были вредными, например, неудачное отравление ( PNAS , Vol.104, № 20, 2007). Кроме того, временное вмешательство в активность rTPJ с помощью транскраниальной магнитной стимуляции заставляло людей преуменьшать намерения и менее сурово судить о таких случаях, как попытки отравления, потому что, в конечном итоге, никакого вредного результата не произошло ( PNAS , Vol. 107, No. 15, 2010). Эти результаты продемонстрировали, что намерения являются важным компонентом моральных суждений, и намекнули на задействованные нейронные механизмы.

В свете этих исследований, показывающих нейронную основу морали, Янг и ее коллеги заинтересовались, являются ли моральные суждения универсальными и вызывают ли определенные невропатологии расходящиеся моральные рассуждения.В одном исследовании, проведенном в лаборатории Хаузера, Янг представил моральные дилеммы более чем 200000 человек из 120 стран и обнаружил, что суждения были одинаковыми в зависимости от пола, возраста, уровня образования и культурного происхождения ( Mind & Language , Vol. 22, No. 1, 2007). В других исследованиях, направленных на поиск исключений из универсального морального кодекса, она обнаружила, что люди с психопатией проявляют повышенную активность в дорсолатеральной префронтальной коре во время принятия моральных решений (Glenn, A. L., et al., Molecular Psychiatry , Vol.14, No. 10, 2009), и люди с аутизмом склонны выносить больше моральных суждений, основанных на результате, чем другие ( PNAS , Vol. 108, No. 7, 2011), как и заключенные террористы ( Nature Human Behavior , Т. 1, 2017).

Моральная психология и не только

После сотрудничества с Саксе Янг открыла лабораторию морали в Бостонском колледже, где она была нанята в качестве преподавателя в 2011 году. По мере роста лаборатории темы исследований Янг все больше и больше определялись интересами и опытом ее аспирантов и студентов. постдоки.«Лиана способна устанавливать связи между людьми и идеями, которые, как вам кажется, не обязательно связаны», — сказал Мартин. «Эта способность видеть интересы разных людей, объединять их в разговоре и налаживать настоящее сотрудничество впечатляет».

Среди первых аспирантов Янга была Лаура Ниеми, доктор философии, ныне доцент кафедры психологии Корнельского университета. Ниеми и Янг обнаружили, что чем больше люди придерживаются «обязательных» ценностей, таких как лояльность, послушание и чистота (сосредоточены на создании и поддержании групп), в отличие от «индивидуализирующих» ценностей, таких как забота и справедливость (которые универсально применимы ко всем людям) независимо от членства в группе) — тем выше вероятность, что они виноваты в совершении преступления ( Бюллетень по психологии личности , том.42, № 9, 2016). Они также обнаружили, что моральные суждения людей можно подтолкнуть, поместив либо преступника, либо жертву в качестве объекта приговора, описывающего сексуальное насилие («Мэри был принужден Дейвом» против «Дейв принудил Мэри»). Сосредоточение внимания на преступнике с использованием его имени в качестве субъекта привело к снижению оценок вины жертвы, ответственности жертвы и упоминания о действиях жертв, в то время как акцент на жертвах привел к усилению обвинения жертвы. «Чем больше информации о жертве, тем больше она похожа на агента и, следовательно, более морально ответственна за то, что с ней произошло», — сказал Янг.

Язык — не единственный метод манипулирования моральными взглядами людей на определенные ситуации. То, как сценарии сопоставляются друг с другом и наполнены ли сценарии информацией о социальных отношениях, также может влиять на моральные суждения, как недавно продемонстрировал аспирант Бостонского колледжа и сотрудник лаборатории Райан Макманус в исследовании чувства моральных обязательств людей. Участники оценили гипотетического человека, который помог незнакомцу, как более морального, чем другого человека, который помогал родственнику.Однако, когда они услышали о гипотетическом человеке, который выбирал между помощью незнакомцу или родственнику, участники оценили человека более морально, если они решили помочь родственнику, что противоположно первому результату. Третье исследование, в котором гипотетический человек был наделен властью и был обязан распределять ресурсы, еще раз полностью изменило суждения людей. В этом случае участники считали, что морально лучше помочь незнакомцу, а не члену семьи ( Psychological Science , Vol.31, No 3, 2020). «Вывод состоит в том, что моральная психология очень гибкая и чувствительна к множеству факторов, к которым у нас может даже не быть интроспективного доступа», — сказал Макманус.

Другой аспирант, Минджэ Ким, продвигает лабораторию дальше в направлении изучения социальной психологии. «Даже несмотря на то, что это Лаборатория морали, — сказала Ким, — есть место для гораздо более широкого взгляда на то, как мы узнаем о других людях, а не просто на оценку морали их поведения».

В недавней теоретической работе Ким предположил, что тенденция выборочно оправдывать плохое поведение друга по сравнению с чужим может возникать из-за более сильных прежних убеждений о хорошем характере друга, а не только из-за мотивации положительно относиться к близким другим людям. свет ( Trends in Cognitive Sciences , Vol.24, No 2, 2020). Ким также предположил, что при нарушении сильных предшествующих убеждений области мозга, связанные с теорией разума, задействуются в большей степени, поддерживая создание альтернативных объяснений явно плохого поведения. Исследование с помощью фМРТ выявило паттерны активации мозга, соответствующие этому прогнозу ( Cerebral Cortex , Vol. 31, No. 2, 2021).

Мартину также интересно, как люди реагируют на плохое поведение других. «Мы прекратим отношения или просто накажем их?» он спросил.У взрослых решение людей о сохранении или разрыве отношений с партнером может зависеть от того, насколько намеренно они воспринимают плохое поведение, в то время как решения о наказании зависят как от намерения, так и от результата. Предварительные результаты, которые еще не были опубликованы в рецензируемом журнале, показывают, что выбор о прекращении отношений, основанный на поведении партнера, чувствителен к намерениям, начиная с 5-летнего возраста, тогда как на решения о наказании влияют намерения только начиная с 7-8 лет.

Пока Мартин исследует реакции на плохое поведение, другой постдок, Гордон Крафт-Тодд, доктор философии, тщательно исследует взгляды людей на добродетельное поведение, обнаруживая феномен, который он определил как «дисконтирование дифференцированной добродетели». Идея состоит в том, что то, видят ли другие добродетельные поступки, может повлиять на их оценку. Например, люди думают, что, когда другие проявляют щедрость наедине, такое поведение более нравственно нравственно, чем когда люди проявляют щедрость на публике. Однако предварительные результаты показывают, что для разных добродетелей это явление выглядит очень по-разному.Для беспристрастности, которая сродни честности или справедливости, такого рода «дисконтирование добродетели» не наблюдается. Крафт-Тодд и Янг планируют определить, существует ли скидка на другие добродетели, такие как верность и благодарность. Кроме того, они планируют исследование того, как дисконтирование добродетелей проявляется в конкретных прикладных областях, таких как образование и экологическая активность.

«Моральные психологи обладают уникальными возможностями не только для того, чтобы отвечать на фундаментальные научные вопросы о том, как разум и мозг принимают моральные решения, как люди действуют, как люди оценивают действия других, но и применять эти знания о моральной психологии человека на благо реальных людей. реальный мир, — сказал Янг.

Эдвард О. Уилсон о биологической основе морали

Онлайн-версия этой статьи состоит из двух частей. Щелкните здесь, чтобы перейти ко второй части.

ВЕКА споров о происхождении этики сводятся к следующему: либо этические принципы, такие как справедливость и права человека, не зависят от человеческого опыта, либо они являются человеческими изобретениями. Это различие — больше, чем упражнение для академических философов. Выбор между этими двумя представлениями существенно влияет на то, как мы рассматриваем себя как биологический вид.Он измеряет авторитет религии и определяет поведение морального рассуждения.

Два предположения в соревновании подобны островам в море хаоса, столь же разных, как жизнь и смерть, материя и пустота. Невозможно узнать, что является правильным, с помощью чистой логики; ответ в конечном итоге будет получен путем накопления объективных свидетельств. Я считаю, что моральное рассуждение на всех уровнях внутренне согласовано с естественными науками — совместимо с ними, переплетено с ними. (Я использую форму слова «согласованность» — буквально «прыжок вместе» знаний в результате связывания фактов и основанной на фактах теории из разных дисциплин для создания общей основы объяснения — потому что его редкость сохранилась его точность.)

У каждого вдумчивого человека есть мнение о том, какая посылка верна. Но раскол происходит не между верующими и секуляристами, как это принято считать. Это между трансценденталистами, которые думают, что моральные принципы существуют вне человеческого разума, и эмпириками, которые считают их изобретениями разума. Проще говоря, варианты таковы: Я верю в независимость моральных ценностей, независимо от того, от Бога они или нет, и Я считаю, что моральные ценности исходят только от людей, независимо от того, существует ли Бог.

Богословы и философы почти всегда уделяли внимание трансцендентализму как средству подтверждения этики. Они ищут Грааля естественного права, который включает в себя автономные принципы морального поведения, неуязвимые для сомнений и компромиссов. Христианские богословы, следуя рассуждениям святого Фомы Аквинского в Summa Theologiae, , в целом считают естественный закон выражением воли Бога. С этой точки зрения люди обязаны открывать закон путем тщательного рассуждения и вплетать его в распорядок своей повседневной жизни.Светские философы с трансцендентальным уклоном могут показаться радикально отличными от теологов, но на самом деле они очень похожи, по крайней мере, в моральном мышлении. Они склонны рассматривать естественный закон как набор принципов, столь могущественных, независимо от их происхождения, которые очевидны для любого разумного человека. Короче говоря, трансцендентные воззрения в основе своей одинаковы независимо от того, призывается к Богу или нет.

Например, когда Томас Джефферсон вслед за Джоном Локком вывел доктрину естественных прав из естественного права, его больше интересовала сила трансцендентных утверждений, чем их происхождение, божественное или светское.В Декларации независимости он объединил светские и религиозные презумпции в одном трансценденталистском предложении, таким образом ловко укрыв все ставки: «Мы считаем самоочевидными эти Истины, что все люди созданы равными, что их Создатель наделил их определенными неотчуждаемыми Прав, среди которых есть жизнь, свобода и стремление к счастью ». Это утверждение стало основной предпосылкой гражданской религии Америки, праведным мечом Авраама Линкольна и Мартина Лютера Кинга-младшего., и он остается центральной этикой, объединяющей различные народы Соединенных Штатов.

Такие плоды теории естественного закона, особенно когда также вызывается Божество, настолько убедительны, что может показаться, что они ставят трансценденталистское допущение вне всяких сомнений. Но к его благородным успехам следует добавить ужасающие неудачи. В прошлом его много раз извращали — использовали, например, для страстных аргументов в пользу колониальных завоеваний, рабства и геноцида. Ни одна великая война никогда не велась без того, чтобы каждая сторона не считала ее дело трансцендентно священным в той или иной форме.

Так что, возможно, нам нужно отнестись к эмпиризму более серьезно. С точки зрения эмпириков, этика — это поведение, которое достаточно последовательно одобряется в обществе и может быть выражено в виде кодекса принципов. Он достигает своей точной формы в каждой культуре в соответствии с историческими обстоятельствами. Кодексы, независимо от того, признаны ли они добром или злом посторонними, играют важную роль в определении того, какие культуры процветают, а какие приходят в упадок.

Суть взглядов эмпириков — их упор на объективное знание.Поскольку успех этического кодекса зависит от того, насколько грамотно он интерпретирует моральные чувства, те, кто его создают, должны знать, как работает мозг и как развивается разум. Успех этики также зависит от того, насколько точно общество может предсказать последствия определенных действий по сравнению с другими, особенно в случаях моральной двусмысленности.

Аргумент эмпириков утверждает, что если мы исследуем биологические корни морального поведения и объясним их материальное происхождение и предубеждения, мы сможем сформировать мудрое и прочное этическое согласие.Текущее расширение научных исследований в более глубокие процессы человеческого мышления делает это предприятие осуществимым.

Выбор между трансцендентализмом и эмпиризмом станет версией борьбы за человеческие души в грядущем веке. Моральные рассуждения либо останутся сосредоточенными на идиомах теологии и философии, где они находятся сейчас, либо сместятся в сторону научного анализа материалов. Где он осядет, будет зависеть от того, какое мировоззрение окажется правильным, или, по крайней мере, какое в более широком смысле воспринимается как правильное.

Этики, ученые, специализирующиеся на моральном мышлении, обычно не заявляют о себе, исходя из этических основ, и не допускают ошибок. Мы редко видим аргумент, который начинается с простого утверждения . Это моя отправная точка, и она может быть неправильной. Этики вместо этого предпочитают мучительный переход от частного к неоднозначному или наоборот — расплывчатость к трудным случаям. Я подозреваю, что почти все в душе трансценденталисты, но они редко говорят об этом простыми повествовательными предложениями.Их нельзя сильно винить; объяснить невыразимое трудно.

Я эмпирик. Что касается религии, я склоняюсь к деизму, но считаю его доказательство проблемой астрофизики. Существование Бога, сотворившего вселенную (в соответствии с представлением деизма), возможно, и этот вопрос в конечном итоге может быть решен, возможно, с помощью форм материальных свидетельств, которые еще не вообразились. Или дело может быть навсегда вне досягаемости человека. Напротив, идея биологического Бога, который руководит органической эволюцией и вмешивается в человеческие дела (как это представляется теизмом), имеет гораздо большее значение для человечества, все больше и больше противоречит биологии и наукам о мозге.

Я считаю, что те же доказательства подтверждают чисто материальное происхождение этики и соответствуют критерию согласованности: причинные объяснения мозговой активности и эволюции, хотя и несовершенны, уже охватывают большинство известных фактов о поведении, которое мы называем «моральным». Хотя эта концепция является релятивистской (другими словами, зависит от личной точки зрения), при тщательном развитии она может более прямо и безопасно привести к устойчивым моральным кодексам, чем трансцендентализм, который также, если подумать, является в конечном итоге релятивистским.

Конечно, чтобы не забыть, я могу ошибаться.

Трансцендентализм против эмпиризма

Аргумент эмпирика уходит корнями в Никомахову этику Аристотеля и, в начале современной эры, на Трактат о человеческой природе Дэвида Юма (1739-1740) . Первое четкое эволюционное развитие этого явления было сделано Чарльзом Дарвином в «Происхождении человека » () (1871 г.).

Опять же, религиозный трансцендентализм поддерживается секулярным трансцендентализмом, которому он фундаментально подобен.Иммануил Кант, признанный историей величайшим из светских философов, обращался к моральным рассуждениям как богослов. Он утверждал, что люди являются независимыми моральными агентами с полностью свободной волей, способными подчиняться моральному закону или нарушать его: «В человеке есть сила самоопределения, независимая от какого-либо принуждения посредством чувственных импульсов». Кант сказал, что наш разум подчиняется категорическому императиву того, какими должны быть наши действия. Императив — это благо само по себе, помимо всех других соображений, и его можно понять по следующему правилу: «Действуйте только в соответствии с той максимой, которую вы желаете, станет универсальным законом.«Самое важное и трансцендентное: не имеет места в природе. Природа, как сказал Кант, — это система причин и следствий, тогда как моральный выбор — это вопрос свободы воли, при отсутствии причины и следствия. Поднимаясь над простым инстинктом, люди выходят за пределы царства природы и вступают в царство свободы, которое принадлежит исключительно им как разумным существам.

Теперь эта формулировка успокаивает, но не имеет никакого смысла с точки зрения либо материальные, либо воображаемые сущности, поэтому Канта, даже если не считать его мучительную прозу, так трудно понять.Иногда концепция сбивает с толку не потому, что она глубока, а потому, что она неверна. Теперь мы знаем, что эта идея не согласуется с доказательствами того, как работает мозг.

В « Principia Ethica » (1903) Г. Э. Мур, основатель современной этической философии, по существу согласился с Кантом. По его мнению, моральное рассуждение не может погрузиться в психологию и социальные науки, чтобы определить этические принципы, потому что эти дисциплины дают только причинную картину и не могут пролить свет на основы морального оправдания.Таким образом, достичь нормативного должно посредством фактического — — значит совершить основную логическую ошибку, которую Мур назвал натуралистической ошибкой. Джон Роулз в книге A Theory of Justice (1971) снова прошел трансцендентный путь. Он предложил очень правдоподобное предположение, что справедливость должна определяться как честность, которую следует принимать как внутреннее благо. Это императив, которому мы следовали бы, если бы у нас не было исходной информации о нашем собственном будущем статусе в жизни.Но, высказывая такое предположение, Роулз не отважился задумываться о том, откуда берется человеческий мозг и как он работает. Он не представил никаких доказательств того, что справедливость как честность совместима с человеческой природой и, следовательно, возможна в качестве общей предпосылки. Вероятно, это так, но как мы можем это узнать, кроме как слепым методом проб и ошибок?

Если бы Кант, Мур и Ролз знали современную биологию и экспериментальную психологию, они, возможно, не рассуждали бы так, как они. Тем не менее, по мере того, как нынешний век подходит к концу, трансцендентализм остается твердым в сердцах не только религиозных верующих, но и бесчисленного множества ученых в области социальных и гуманитарных наук, которые, подобно Мур и Ролз, предпочли изолировать свое мышление от естественных наук.

Многие философы ответят, что этики не нуждаются в такой информации. Вы действительно не можете перейти от — к следует. Вы не можете описать генетическую предрасположенность и предположить, что, поскольку она является частью человеческой природы, она каким-то образом трансформируется в этическую заповедь. Мы должны отнести моральное рассуждение к особой категории и при необходимости использовать трансцендентные рекомендации.

Нет, нам не нужно относить моральное рассуждение к особой категории и использовать трансцендентные предпосылки, потому что представление натуралистической ошибки само по себе является ошибкой.Ибо, если должно быть, — это не , а — что это такое? Перевод — это в , если мы обращаем внимание на объективный смысл этических заповедей, имеет смысл. Маловероятно, что они будут эфирными посланиями, ожидающими откровения, или независимыми истинами, вибрирующими в нематериальном измерении разума. Скорее всего, они являются продуктом мозга и культуры. С точки зрения естественных наук, они представляют собой не более чем принципы общественного договора, закрепленные в правилах и предписаниях — поведенческие кодексы, которым члены общества страстно желают следовать другим и которые сами готовы принять для общего блага.Предписания являются крайними по шкале соглашений, которые варьируются от случайного согласия до общественного мнения, до закона и до той части канона, которая считается священной и неизменной. Шкала, применяемая к прелюбодеянию, может выглядеть следующим образом:

В трансцендентном мышлении цепь причинно-следственной связи идет вниз от данного должного в религии или естественном праве через юриспруденцию к образованию и, наконец, к индивидуальному выбору. Аргумент трансцендентализма принимает следующую общую форму: Порядок природы содержит высшие принципы, либо божественные, либо внутренние, и мы поступим мудро, если узнаем о них и найдем средства, чтобы соответствовать им. Таким образом, Джон Роулз открывает A Theory of Justice предложение, которое он считает незыблемым: «В справедливом обществе свободы равного гражданства считаются установленными; права, обеспечиваемые правосудием, не подлежат политическим торгам или расчетам. социальные интересы «. Как стало ясно из множества критических замечаний, эта предпосылка может привести к печальным последствиям в применении к реальному миру, включая ужесточение социального контроля и снижение личной инициативы. Поэтому совершенно иную предпосылку предлагает Роберт Нозик в работе Anarchy, State and Utopia (1974): «У индивидов есть права, и ни один человек или группа не могут делать с ними вещи (без нарушения их прав).Эти права настолько сильны и далеко идущие, что они поднимают вопрос о том, что, если вообще что-либо, может сделать государство и его должностные лица ». Ролз указал нам на эгалитаризм, регулируемый государством, Нозик — на либертарианство в минималистском государстве. Напротив, эмпирический взгляд на поиск источника этического рассуждения, который можно объективно изучить, меняет цепь причинно-следственной связи на противоположную. Человек рассматривается как биологически предрасположенный к определенному выбору. В ходе культурной эволюции некоторые из выборов закрепляются в виде предписаний. затем в законы и, если предрасположенность или принуждение достаточно сильны, в веру в повеление Бога или естественный порядок вселенной.Общий эмпирический принцип принимает такую ​​форму: Сильные врожденные чувства и исторический опыт делают определенные действия предпочтительными; мы испытали их на себе, взвесили их последствия и согласны следовать кодексам, которые их выражают. Давайте поклянемся кодексами, вложим в них нашу личную честь и понесем наказание за их нарушение. Точка зрения эмпириков допускает, что моральные кодексы созданы для того, чтобы соответствовать одним стремлениям человеческой природы и подавлять другие. Ought — это воплощение не человеческой природы, а общественной воли, которую можно сделать все более мудрой и устойчивой через понимание потребностей и ловушек человеческой природы. Точка зрения эмпириков признает, что сила приверженности может ослабевать в результате новых знаний и опыта, в результате чего могут быть десакрализованы определенные правила, отменены старые законы и освобождено ранее запрещенное поведение. Он также признает, что по той же причине может потребоваться разработка новых моральных кодексов, которые со временем могут стать священными.

Происхождение моральных инстинктов

ЕСЛИ эмпирическое мировоззрение верно, должно — это просто сокращение для одного вида фактического утверждения, слова, которое обозначает, что общество сначала выбрало (или было принуждено) сделать, а затем кодифицировано. Тем самым натуралистическая ошибка сводится к натуралистической проблеме. Решение проблемы несложно: — продукт материального процесса. Решение указывает путь к объективному пониманию происхождения этики.

Несколько следователей сейчас начали именно такое фундаментальное расследование. Большинство согласны с тем, что этические кодексы возникли в результате эволюции в результате взаимодействия биологии и культуры. В некотором смысле эти исследователи возрождают идею моральных настроений, разработанную в XVIII веке британскими эмпириками Фрэнсисом Хатчесоном, Дэвидом Хьюмом и Адамом Смитом.

То, что считалось моральными чувствами, теперь понимается как моральные инстинкты (как они определены современными науками о поведении), подлежащие суждению в соответствии с их последствиями.Такие настроения, таким образом, происходят из эпигенетических правил — наследственных предубеждений в умственном развитии, обычно обусловленных эмоциями, которые влияют на концепции и решения, принимаемые на их основе. Первоначальный источник моральных инстинктов — это динамическая связь между сотрудничеством и отступничеством. Существенным ингредиентом для формирования инстинктов в ходе генетической эволюции у любого вида является интеллект, достаточно высокий, чтобы судить и управлять напряжением, порожденным динамизмом. Такой уровень интеллекта позволяет строить сложные мысленные сценарии на будущее.Насколько известно, это происходит только у людей и, возможно, у их ближайших родственников среди высших обезьян.

Способ представления гипотетических ранних стадий моральной эволюции обеспечивается теорией игр, в частности решениями знаменитой дилеммы заключенного. Рассмотрим следующий типичный сценарий дилеммы. Два члена банды арестованы за убийство и допрашиваются отдельно. Доказательства против них убедительны, но не неопровержимы. Первый член банды считает, что, если он выступит в качестве свидетеля со стороны государства, ему будет предоставлена ​​неприкосновенность, а его партнер будет приговорен к пожизненному заключению.Но он также знает, что у его партнера такая же возможность, и что если они оба воспользуются ею, иммунитет не будет предоставлен ни одному из них. Это дилемма. Бегут ли два члена банды независимо друг от друга, чтобы оба понесли тяжелое падение? Не пойдут, потому что заранее договорились хранить молчание, если их поймают. Поступая таким образом, оба надеются быть осужденными по менее строгому обвинению или вообще избежать наказания. Преступные банды превратили этот принцип расчета в этическую заповедь: никогда не обижать другого члена; всегда будь стойким парнем.Честь существует среди воров. Банда — это своего рода общество; его код такой же, как у пленного солдата в военное время, он обязан указывать только имя, звание и серийный номер.

В той или иной форме сопоставимые дилеммы, которые можно решить путем сотрудничества, возникают постоянно и повсюду в повседневной жизни. Вознаграждение — это деньги, статус, власть, секс, доступ, комфорт или здоровье. Большая часть этих ближайших вознаграждений превращается в универсальный итог дарвиновской генетической приспособленности: большее долголетие и надежная, растущая семья.

И так было, скорее всего, всегда. Представьте себе палеолитический отряд из пяти охотников. Один думает оторваться от других, чтобы самостоятельно найти антилопу. В случае успеха он получит большое количество мяса и шкуры — в пять раз больше, чем если бы он остался с отрядом, и они добьются успеха. Но по опыту он знает, что его шансы на успех очень низки, намного меньше, чем шансы группы из пяти человек, работающих вместе. Вдобавок, будь он успешен в одиночку или нет, он будет страдать от враждебности со стороны других за то, что уменьшит их перспективы.По обычаю участники группы остаются вместе и справедливо делят убитых животных. Так что охотник остается. При этом он также соблюдает хорошие манеры, особенно если он убивает. Хвастовство осуждается, потому что оно разрывает тонкую паутину взаимности.

Теперь предположим, что человеческая склонность к сотрудничеству или отказу передается по наследству: одни люди от природы более склонны к сотрудничеству, другие — менее. В этом отношении моральные способности были бы просто такими же, как почти все другие психические качества, изученные на сегодняшний день.Среди черт с документально подтвержденной наследуемостью наиболее близкими к моральным качествам являются сочувствие к чужому страданию и определенные процессы привязанности между младенцами и их опекунами. К наследуемости моральных способностей добавьте многочисленные исторические свидетельства того, что кооперативные индивиды обычно живут дольше и оставляют больше потомства. Следуя этому рассуждению, в ходе эволюционной истории гены, предрасполагающие людей к совместному поведению, стали бы преобладать в человеческой популяции в целом.

Такой процесс, повторяемый тысячами поколений, неизбежно порождал нравственные настроения. За исключением психопатов (если они действительно существуют), каждый человек ярко переживает эти инстинкты по-разному: совесть, самоуважение, раскаяние, сочувствие, стыд, смирение и моральное возмущение. Они смещают культурную эволюцию в сторону условностей, выражающих универсальные моральные кодексы чести, патриотизма, альтруизма, справедливости, сострадания, милосердия и искупления.

Темная сторона врожденной склонности к моральному поведению — ксенофобия.Поскольку личное знакомство и общие интересы жизненно важны для социальных взаимодействий, моральные чувства эволюционировали и стали избирательными. Люди с усилием доверяют незнакомцам, а истинное сострадание — это товар, которого хронически не хватает. Племена сотрудничают только на основе четко определенных договоров и других конвенций. Они быстро воображают себя жертвами заговоров конкурирующих групп, и они склонны дегуманизировать и убивать своих соперников в периоды жестокого конфликта. Они укрепляют свою групповую лояльность с помощью священных символов и церемоний.Их мифология наполнена эпическими победами над грозными врагами.

Взаимодополняющими инстинктами морали и трайбализма легко манипулировать. Цивилизация сделала их еще более такими. Примерно 10 000 лет назад, геологическое время, когда сельскохозяйственная революция началась на Ближнем Востоке, в Китае и в Мезоамерике, население увеличилось в десять раз по плотности по сравнению с сообществами охотников-собирателей. Семьи селились на небольших участках земли, деревни росли, а рабочая сила была тонко разделена, поскольку растущее меньшинство населения специализировалось на ремесленниках, торговцах и солдатах.Растущие сельскохозяйственные общества становились все более иерархичными. По мере того как вождества, а затем государства процветали на излишках сельского хозяйства, к власти пришли наследственные правители и касты священников. Старые этические кодексы были преобразованы в принудительные постановления, всегда в пользу правящих классов. Примерно в это же время зародилась идея о богах-законодателях. Их приказы наделяли этические кодексы непреодолимым авторитетом — опять же, что неудивительно, в интересах правителей.

Из-за технических трудностей объективного анализа таких явлений и из-за того, что люди прежде всего сопротивляются биологическим объяснениям своих высших корковых функций, в биологическом исследовании моральных чувств был достигнут очень небольшой прогресс.Даже в этом случае удивительно, что изучение этики так мало продвинулось с девятнадцатого века. Самые отличительные и жизненно важные качества человеческого вида остаются пустым местом на научной карте. Я сомневаюсь, что обсуждение этики должно основываться на отдельных предположениях современных философов, которые, очевидно, никогда не задумывались об эволюционном происхождении и материальном функционировании человеческого мозга. Ни в какой другой области гуманитарных наук нет более острой необходимости в объединении с естественными науками.

Когда этическое измерение человеческой природы, наконец, полностью откроется для такого исследования, врожденные эпигенетические правила морального рассуждения, вероятно, не будут объединены в простые инстинкты, такие как привязанность, сотрудничество и альтруизм. Вместо этого правила, скорее всего, будут представлять собой совокупность множества алгоритмов, чьи взаимосвязанные действия направляют разум через ландшафт разнообразных настроений и выборов.

Такой предварительно структурированный ментальный мир на первый взгляд может показаться слишком сложным, чтобы быть созданным одной лишь автономной генетической эволюцией.Но все свидетельства биологии говорят о том, что только этого процесса было достаточно, чтобы породить миллионы видов жизни, окружающих нас. Кроме того, каждый вид животных проходит свой жизненный цикл с помощью уникальных и зачастую сложных наборов инстинктивных алгоритмов, многие из которых начинают уступать место генетическому и нейробиологическому анализу. Имея перед собой все эти примеры, мы можем разумно заключить, что человеческое поведение возникло таким же образом.

Онлайн-версия этой статьи состоит из двух частей.Щелкните здесь, чтобы перейти к первой части.

Научный подход к моральным рассуждениям

ЗНАЧИТЕЛЬНО, меланжи моральных рассуждений, используемые современными обществами, попросту представляют собой беспорядок. Это химеры, состоящие из странных частей, склеенных вместе. Палеолитические эгалитарные и племенные инстинкты все еще прочно укоренились. Как часть генетической основы человеческой натуры, они не подлежат замене. В некоторых случаях, например, при быстрой враждебности к незнакомцам и конкурирующим группам, они в целом становятся плохо адаптированными и постоянно опасными.Над фундаментальными инстинктами возвышаются надстройки аргументов и правил, которые приспосабливают новые институты, созданные культурной эволюцией. Эти приспособления, которые отражают попытку поддерживать порядок и дальнейшие племенные интересы, были слишком непостоянны, чтобы их можно было отследить с помощью генетической эволюции; их еще нет в генах.

Неудивительно, что этика является наиболее публично оспариваемым из всех философских предприятий. Или та политическая наука, которая в своей основе лежит прежде всего в изучении прикладной этики, так часто вызывает проблемы.Ни один из них не связан с чем-либо, что можно было бы признать подлинной теорией в естественных науках. И этике, и политологии не хватает основы проверяемых знаний о человеческой природе, достаточных для создания причинно-следственных прогнозов и обоснованных суждений, основанных на них. Несомненно, более пристальное внимание следует уделять глубинным источникам этичного поведения. Самый большой пробел в знаниях для такого предприятия — это биология моральных чувств. Я считаю, что со временем этот предмет можно будет понять, обратив внимание на следующие темы:

* Определение моральных чувств, сначала путем точных описаний из экспериментальной психологии, а затем путем анализа основных нейронных и эндокринных реакций.

* К генетике моральных чувств, легче всего подойти через измерения наследуемости психологических и физиологических процессов этического поведения и, в конечном итоге, с трудом, через идентификацию предписывающих генов.

* Развитие моральных чувств как продукт взаимодействия генов и окружающей среды. Исследования наиболее эффективны, когда они проводятся на двух уровнях: история этических систем как части возникновения различных культур и когнитивное развитие людей, живущих в разных культурах.Такие исследования уже идут полным ходом в антропологии и психологии. В будущем они будут дополнены вкладом биологии.

* Глубокая история нравственных настроений — почему они вообще существуют. Предположительно, они способствовали выживанию и репродуктивному успеху в течение долгих периодов доисторических времен, в течение которых они развивались генетически.

В результате слияния этих нескольких подходов можно сфокусироваться на истинном происхождении и значении этического поведения.Если это так, то тогда можно будет принять более определенную меру силы и гибкости эпигенетических правил, составляющих различные моральные чувства. На основе этого знания можно будет более разумно адаптировать древние моральные чувства к быстро меняющимся условиям современной жизни, в которую мы волей-неволей и по большей части по неведению мы погрузились.

Тогда можно будет найти новые ответы на действительно важные вопросы морального мышления. Как можно оценить моральные инстинкты? Какие из них лучше всего подавлены и в какой степени? Что должно быть подтверждено законом и символом? Как можно обжаловать заповеди в чрезвычайных обстоятельствах? В новом понимании можно найти наиболее эффективные средства достижения консенсуса.Никто не может предположить точную форму, которую соглашения будут принимать от одной культуры к другой. Однако этот процесс можно с уверенностью предсказать. Он будет демократическим, ослабив столкновение соперничающих религий и идеологий. История решительно движется в этом направлении, а люди по своей природе слишком умны и слишком спорны, чтобы терпеть что-либо еще. И темп можно с уверенностью предсказать: изменения будут происходить медленно, через поколения, потому что старые убеждения трудно умирают, даже если они явно ложны.

Истоки религии

Те же рассуждения, которые объединяют этическую философию с наукой, могут также использоваться при изучении религии. Религии аналогичны организмам. У них есть жизненный цикл. Они рождаются, растут, соревнуются, воспроизводят потомство и, по прошествии определенного времени, большинство из них умирают. В каждой из этих фаз религии отражают человеческие организмы, которые их питают. Они выражают основное правило человеческого существования: все, что необходимо для поддержания жизни, также в конечном итоге является биологическим.

Успешные религии обычно начинаются с культов, которые затем увеличиваются в силе и охвате, пока не достигают терпимости за пределами круга верующих. В основе каждой религии лежит миф о творении, который объясняет, как возник мир и как избранные люди — те, кто придерживается системы убеждений — достигли его центра. Часто тайна, набор секретных инструкций и формул доступна членам, которые прошли свой путь к более высокому состоянию просветления. Средневековая еврейская каббала, триградальная система масонства и резьба на палках духа австралийских аборигенов являются примерами таких арканов.Власть исходит из центра, собирая новообращенных и привязывая последователей к группе. Обозначены священные места, где можно приставать к богам, соблюдать обряды и засвидетельствовать чудеса.

Приверженцы этой религии как племя соревнуются с приверженцами других религий. Они резко сопротивляются тому, чтобы соперники отвергали их убеждения. Они почитают самопожертвование в защиту религии.

Трайбалистические корни религии аналогичны корням морального мышления и могут быть идентичны.Религиозные обряды, такие как погребальные обряды, очень древние. Похоже, что в период позднего палеолита в Европе и на Ближнем Востоке тела иногда помещали в неглубокие могилы вместе с охрой или цветами; легко представить себе такие церемонии, проводимые для призыва духов и богов. Но, как показывают теоретические выводы и факты, примитивные элементы морального поведения намного старше палеолитических ритуалов. Религия возникла на основе этики и, вероятно, всегда так или иначе использовалась для оправдания моральных кодексов.

Громадное влияние религиозного влечения основано, однако, на гораздо большем, чем просто на признании нравственности. Великая подземная река ума, она черпает силу в широком спектре сопутствующих эмоций. Самый главный из них — инстинкт выживания. «Страх, — как сказал римский поэт Лукреций, — был первым делом на земле, которое сотворили боги». Наше сознание жаждет постоянного существования. Если у нас не может быть вечной жизни тела, тогда нам поможет поглощение каким-то бессмертным целым. Все, что угодно будет служить, пока оно придает индивидуальный смысл и каким-то образом простирается в вечность тот быстрый переход разума и духа, который святой Августин причитал короткому дню времени.

Понимание и контроль жизни — еще один источник религиозной силы. Доктрина опирается на те же творческие источники, что и наука и искусство, ее целью является извлечение порядка из тайн и суматохи материального мира. Чтобы объяснить смысл жизни, он создает мифические повествования о племенной истории, заселяя космос защитными духами и богами.Существование сверхъестественного, если его принять, свидетельствует о существовании того другого мира, которого так отчаянно желали.

Религия также во многом опирается на своего главного союзника — трайбализма. Шаманы и жрецы мрачно умоляют нас, Доверься священным ритуалам, стань частью бессмертной силы, ты один из нас. По мере развития вашей жизни каждый шаг имеет мистическое значение, которое мы, любящие вас, отметим торжественным обрядом посвящения, последним, который будет выполнен, когда вы войдете в этот второй мир, свободный от боли и страха.

Если бы религиозных мифов не существовало в культуре, они бы быстро были изобретены, и фактически они были изобретены повсюду, тысячи раз на протяжении всей истории. Такая неизбежность является признаком инстинктивного поведения у любого вида, которое направляется к определенным состояниям с помощью правил психического развития, основанных на эмоциях. Называть религию инстинктивной — значит не предполагать, что какая-то конкретная часть ее мифов неверна — только то, что ее источники уходят глубже, чем обычные привычки, и на самом деле являются наследственными, вызванными предубеждениями в умственном развитии, закодированными в генах.

Такие предубеждения — предсказуемое следствие генетической эволюции мозга. Логика применима к религиозному поведению с добавлением трайбализма. Членство в влиятельной группе, объединенной набожной верой и целями, дает наследственное избирательное преимущество. Даже когда люди подчиняются себе и рискуют умереть ради общего дела, их гены с большей вероятностью будут переданы следующему поколению, чем гены конкурирующих групп, которым не хватает сопоставимой решимости.

Математические модели популяционной генетики предполагают следующее правило эволюционного происхождения такого альтруизма: если снижение выживаемости и воспроизводства особей из-за генов альтруизма более чем компенсируется увеличением вероятности выживания группы из-за альтруизм, то гены альтруизма будут чаще встречаться во всей популяции конкурирующих групп.Короче говоря: платит индивид, его гены и племя выигрывают, альтруизм распространяется.

Этика и жизнь животных

Позвольте мне теперь предложить еще более глубокое значение эмпирической теории происхождения этики и религии. Если бы эмпиризм был опровергнут и трансцендентализм убедительно поддержал бы, это открытие было бы самым значимым в истории человечества. Это бремя, которое ложится на биологию, приближающуюся к гуманитарным наукам.

Вопрос еще далек от решения.Но эмпиризм, как я утверждал, до сих пор хорошо подтверждается в случае этики. Объективные свидетельства за или против этого в религии слабее, но, по крайней мере, все еще согласуются с биологией. Например, эмоции, сопровождающие религиозный экстаз, явно имеют нейробиологический источник. По крайней мере, одна форма расстройства мозга связана с гиперрелигиозностью, при которой космическое значение придается почти всему, включая тривиальные повседневные события. Можно представить себе биологическое построение разума с помощью религиозных верований, хотя одно это не опровергнет логику трансцендентализма или не докажет, что сами верования не соответствуют действительности.

Не менее важно, что многое, если не все религиозное поведение, могло возникнуть в результате эволюции путем естественного отбора. Теория соответствует — грубо. Поведение включает по крайней мере некоторые аспекты веры в богов. Умилостивление и жертвоприношение, которые являются почти универсалиями религиозной практики, являются актами подчинения доминирующему существу. Они отражают один из видов иерархии доминирования, который является общей чертой организованных сообществ млекопитающих. Как и люди, животные используют сложные сигналы, чтобы рекламировать и поддерживать свое положение в иерархии.Детали различаются у разных видов, но также имеют постоянное сходство для всех, что проиллюстрируют следующие два примера.

В стаях волков доминирующее животное ходит прямо и «гордо», твердоногие и неторопливое, с поднятой головой, хвостом и ушами, и смотрит свободно и небрежно на других. В присутствии соперников доминирующее животное ощетинивает шкуру, скручивая губы, обнажая зубы, и делает первый выбор в еде и пространстве. Подчиненный использует противоположные сигналы. Он отворачивается от доминирующей особи, опуская голову, уши и хвост, при этом шерсть остается гладкой, а зубы прикрыты.Он пресмыкается и крадется, а когда бросает вызов, дает пищу и пространство.

В стае макак-резусов альфа-самец удивительно похож по манерам на доминирующего волка. Он держит голову и хвост вверх и ходит намеренно, «царственно», небрежно глядя на других. Он карабкается по объектам, чтобы оставаться выше своих соперников. Когда ему бросают вызов, он пристально смотрит на противника с открытым ртом — сигнализируя об агрессии, а не удивлении — и иногда хлопает по земле открытыми ладонями, чтобы показать свою готовность атаковать.Подчиненные мужчины или женщины ведут себя незаметно, держа голову и хвост вниз, отворачиваясь от альфы и других высокопоставленных лиц. Он держит рот на замке, за исключением гримасы страха, и, когда ему бросают вызов, съеживается. Он дает пространство и пищу, а у самцов — половую фазу самок.

Я хочу сказать следующее: бихевиористы с другой планеты сразу заметили бы параллели между доминирующим поведением животных, с одной стороны, и человеческим почтением религиозным и гражданским властям, с другой.Они указали бы, что самые сложные обряды поклонения направлены на богов, сверхдоминантных, если не видимых, членов человеческой группы. И они пришли бы к правильному выводу, что в базовом социальном поведении, а не только в анатомии, Homo sapiens только недавно в эволюции отошел от нечеловеческих приматов.

Бесчисленные исследования видов животных, чье инстинктивное поведение не заслонено культурным развитием, показали, что членство в порядках доминирования окупается с точки зрения выживания и репродуктивного успеха на протяжении всей жизни.Это верно не только для доминирующих людей, но и для подчиненных. Принадлежность к любому классу дает животным лучшую защиту от врагов и лучший доступ к пище, убежищу и товарищам, чем уединенное существование. Более того, подчинение в группе не обязательно постоянное. Доминирующие особи слабеют и умирают, и в результате некоторые из подчиненных повышаются в звании и получают больше ресурсов.

Вряд ли современные люди стерли старые генетические программы млекопитающих и изобрели другие средства распределения власти.Все свидетельства говорят о том, что это не так. Верные своему наследию приматов, люди легко соблазняются уверенными в себе харизматичными лидерами, особенно мужчинами. Эта предрасположенность сильна в религиозных организациях. Вокруг таких лидеров формируются секты. Их сила возрастает, если они могут убедительно требовать особого доступа к в высшей степени доминирующей, типично мужской фигуре Бога. По мере того как культы превращаются в религии, образ Верховного Существа усиливается мифами и литургией. Со временем авторитет основателей и их преемников закреплен в священных текстах.Неуправляемые подчиненные, известные как «хулители», раздавлены.

Человеческий разум, формирующий символы, никогда не довольствуется грубым обезьяньим чувством в какой-либо эмоциональной сфере. Он стремится создавать культуры, которые приносят максимальное вознаграждение во всех аспектах. Ритуалы и молитвы позволяют верующим быть в непосредственном контакте с Высшим Существом; утешение единоверцев смягчает невыносимое горе; необъяснимое объяснено; и становится возможным океаническое чувство общения с большим целым.

Общение — ключ, и надежда, исходящая из него, вечна; из темной ночи души возникает перспектива духовного путешествия к свету. Для избранных можно отправиться в путешествие по этой жизни. Ум определенным образом отражает, чтобы достичь все более высоких уровней просветления, пока, наконец, когда дальнейший прогресс становится невозможным, он входит в мистический союз с целым. В великих религиях такое просветление выражается в индуистском самадхи, буддийском дзэн-сатори, суфийской фане и пятидесятническом христианском возрождении.Нечто подобное испытывают и дописьменные шаманы, галлюцинирующие. То, что, очевидно, чувствуют все эти празднующие (как я когда-то чувствовал себя в какой-то степени возрожденным евангелистом), трудно выразить словами, но Уилла Кэтэр подошла как можно ближе к одному предложению. В « Моя Антония » ее вымышленный рассказчик говорит: «Это счастье; раствориться во чем-то законченном и великом».

Конечно, это счастье — найти божество или войти в целостность природы, или как-то иначе схватить и удержать что-то невыразимое, прекрасное и вечное.Его ищут миллионы. В остальном они чувствуют себя потерянными, потерянными по течению жизни без окончательного смысла. Они входят в устоявшиеся религии, поддаются культам, балуются ноздрями Нью Эйдж. Они помещают The Celestine Prophecy и другие бессмысленные попытки просвещения в списки бестселлеров.

Возможно, как я считаю, все эти явления в конечном итоге можно будет объяснить как функции схемы мозга и глубокой генетической истории. Но это не та тема, которую даже самый закоренелый эмпирик должен позволить себе упростить.Идея мистического союза — это подлинная часть человеческого духа. Он занимал человечество на протяжении тысячелетий и поднимает чрезвычайно серьезные вопросы как перед трансценденталистами, так и учеными. Какую дорогу, мы спрашиваем, прошли мистики истории, какую цель достигли?

Теология движется к абстракции

ДЛЯ многих непреодолимое желание верить в трансцендентное существование и бессмертие. Трансцендентализм, особенно когда он подкреплен религиозной верой, психически полон и богат; это как-то кажется правильным. Для сравнения, эмпиризм кажется бесплодным и неадекватным. В поисках высшего смысла идти по трансценденталистскому пути гораздо легче. Вот почему, даже когда эмпиризм побеждает ум, трансцендентализм продолжает покорять сердца. Наука всегда побеждала религиозные догмы по пунктам, когда различия между ними тщательно оценивались. Но безрезультатно. В Соединенных Штатах 16 миллионов человек принадлежат к деноминации южных баптистов, крупнейшей из которых выступает за буквальное толкование христианской Библии, но Американская гуманистическая ассоциация, ведущая организация, посвященная светскому и деистическому гуманизму, насчитывает всего 5000 членов.

Тем не менее, если история и наука чему-то нас научили, так это тому, что страсть и желание — это не то же самое, что истина. Человеческий разум эволюционировал, чтобы верить в богов. Вера в биологию не эволюционировала. Принятие сверхъестественного давало огромное преимущество на протяжении доисторических времен, когда мозг эволюционировал. Таким образом, это резко контрастирует с биологией, которая была разработана как продукт современной эпохи и не основана на генетических алгоритмах. Неудобная правда заключается в том, что эти два убеждения фактически несовместимы.В результате те, кто жаждет как интеллектуальной, так и религиозной истины, сталкиваются с тревожным выбором.

Тем временем теология пытается разрешить дилемму, развиваясь, как наука, в сторону абстракции. Боги наших предков были божественными людьми. Египтяне представляли их как египтян (часто с частями тела нилотских животных), а греки представляли их как греков. Великий вклад евреев состоял в том, чтобы объединить весь пантеон в одного человека, Яхве (патриарха, соответствующего пустынным племенам), и осознать его существование.Никаких гравюр не разрешалось. В процессе они сделали божественное присутствие менее ощутимым. Итак, в библейских рассказах было так, что никто, даже Моисей, приближающийся к Яхве в горящем кусте, не мог смотреть ему в лицо. Со временем евреям запретили даже произносить его настоящее полное имя. Тем не менее идея теистического Бога, всеведущего, всемогущего и тесно вовлеченного в человеческие дела, сохранилась до сих пор как доминирующий религиозный образ западной культуры.

В эпоху Просвещения все большее число либеральных иудео-христианских богословов, желающих приспособить теизм к более рационалистическому взгляду на материальный мир, отходили от Бога как от буквальной личности.Барух Спиноза, выдающийся еврейский философ семнадцатого века, визуализировал божество как трансцендентную субстанцию, присутствующую повсюду во вселенной. Deus sive natura, «Бог или природа», — заявил он, — они взаимозаменяемы. За свои философские страдания он был изгнан из своей синагоги под всесторонней анафемой, объединив все проклятия в книге. Несмотря на риск ереси, обезличивание Бога неуклонно продолжается и в современную эпоху. Для Пола Тиллиха, одного из самых влиятельных протестантских богословов двадцатого века, утверждение о существовании Бога-как-личности не является ложным; это просто бессмысленно.Среди многих наиболее либеральных современных мыслителей отрицание конкретного божества принимает форму «богословия процесса». Все в этой наиболее экстремальной онтологии является частью непрерывной и бесконечно сложной сети разворачивающихся отношений. Бог проявляется во всем.

Ученые, странствующие разведчики эмпирического движения, не застрахованы от идеи Бога. Те, кто его поддерживает, часто склоняются к той или иной форме теологии процесса. Они задают такой вопрос: когда реальный мир пространства, времени и материи будет достаточно хорошо известен, откроет ли это знание присутствие Создателя? Их надежды возлагаются на физиков-теоретиков, которые преследуют окончательную теорию, Теорию всего, Т.О.Е., систему взаимосвязанных уравнений, описывающих все, что можно узнать о силах физической вселенной. ПАЛЕЦ НА НОГЕ. является «красивой» теорией, как назвал ее Стивен Вайнберг в своей важной книге « Dreams of a Final Theory » — красивой, потому что она будет элегантной, выражающей возможность бесконечной сложности с минимальными законами; и симметричный, потому что он будет неизменным во всем пространстве и времени; и неизбежно, что означает, что, как только это заявлено, никакая часть не может быть изменена без признания недействительным целого.Все сохранившиеся подтеории могут быть включены в нее на постоянной основе, как описано Эйнштейном в его собственном труде «Общая теория относительности». «Главная привлекательность теории, — сказал Эйнштейн, — заключается в ее логической завершенности. Если какой-либо один из выводов, сделанных на ее основе, окажется неверным, от него нужно отказаться; изменить его, не разрушив всю структуру, кажется невозможным. . »

Перспектива окончательной теории большинством ученых-математиков может показаться сигналом о приближении нового религиозного пробуждения.Стивен Хокинг, поддавшись искушению в книге «Краткая история времени » (1988), заявил, что это научное достижение «станет окончательным триумфом человеческого разума — тогда мы познаем разум Бога».

Голод духовности

Суть духовной дилеммы человечества заключается в том, что мы генетически эволюционировали, чтобы принять одну истину и открыли другую. Можем ли мы найти способ стереть дилемму, разрешить противоречия между трансценденталистским и эмпирическим мировоззрением?

К сожалению, на мой взгляд, нет.Кроме того, вряд ли выбор между ними навсегда останется произвольным. Предположения, лежащие в основе этих мировоззрений, подвергаются все более строгой проверке с помощью накопленных поддающихся проверке знаний о том, как устроена Вселенная, от атома к мозгу и галактике. Вдобавок суровые уроки истории научили нас, что один этический кодекс не всегда так хорош — или, по крайней мере, не так надежен — как другой. То же самое и с религиями. Некоторые космологии на самом деле менее верны, чем другие, а некоторые этические предписания менее действенны.

Человеческая природа имеет биологическую основу и имеет отношение к этике и религии. Факты показывают, что из-за его влияния люди могут быть легко обучены только узкому кругу этических предписаний. Они процветают в одних системах верований и увядают в других. Нам нужно точно знать, почему.

С этой целью я буду настолько самонадеян, чтобы предположить, как скорее всего будет разрешен конфликт между мировоззрениями. Идея генетического, эволюционного происхождения моральных и религиозных убеждений будет и дальше проверяться биологическими исследованиями сложного человеческого поведения.В той степени, в которой сенсорная и нервная системы, кажется, эволюционировали в результате естественного отбора или, по крайней мере, какого-либо другого чисто материального процесса, эмпирическая интерпретация будет поддерживаться. В дальнейшем он будет подкреплен проверкой коэволюции генов и культур — важного процесса, который, как постулируют ученые, лежит в основе человеческой природы, связывая изменения генов с изменениями в культуре.

А теперь рассмотрим альтернативу. В той степени, в которой этические и религиозные феномены , а не , по-видимому, развивались в соответствии с биологией, и особенно в той степени, в которой такое сложное поведение не может быть связано с физическими событиями в сенсорной и нервной системах, позиция эмпирика будет иметь значение. следует отказаться и принять трансценденталистское объяснение.

На протяжении веков эмпиризм распространялся в древнюю область трансценденталистской веры, медленно вначале, но ускоряясь в научный век. Духи, которых наши предки были близко знакомы, сначала бежали от скал и деревьев, а затем от далеких гор. Сейчас они находятся в звездах, где возможно их окончательное исчезновение. Но мы не можем без них жить. Людям нужен священный рассказ. У них должно быть чувство более широкой цели, в той или иной форме, какой бы интеллектуальной она ни была.Они откажутся поддаться отчаянию из-за смертности животных. Они будут продолжать умолять, вместе с псалмопевцем, Итак, Господь, в чем мое утешение? Они найдут способ сохранить жизнь духам предков.

Если священное повествование не может быть в форме религиозной космологии, оно будет взято из материальной истории вселенной и человеческого вида. Эта тенденция никоим образом не унизительна. Истинный эволюционный эпос, пересказанный как поэзия, по сути своей облагораживает, как и любой религиозный эпос.Материальная реальность, открытая наукой, уже обладает большим содержанием и величием, чем все религиозные космологии вместе взятые. Преемственность человеческой линии прослеживается в период глубокой истории, в тысячу раз более древней, чем та, которую представляют западные религии. Его изучение принесло новые откровения огромной моральной важности. Это заставило нас понять, что Homo sapiens — это гораздо больше, чем просто набор племен и рас. Мы — единый генофонд, из которого в каждом поколении черпаются люди и в который растворяются следующие поколения, навсегда объединенные как вид наследием и общим будущим.Таковы концепции, основанные на фактах, из которых можно извлечь новые намеки на бессмертие и развить новый миф.

Какое мировоззрение преобладает, религиозный трансцендентализм или научный эмпиризм, будет иметь большое значение в том, как человечество претендует на будущее. Пока этот вопрос обсуждается, решение может быть достигнуто, если будут реализованы следующие основные факты. Этика и религия все еще слишком сложны для того, чтобы современная наука могла их подробно объяснить. Однако они в гораздо большей степени являются продуктом автономной эволюции, чем до сих пор признавалось большинством теологов.Наука сталкивается с этикой и религией своей самой интересной и, возможно, самой унизительной проблемой, в то время как религия должна каким-то образом найти способ включить открытия науки, чтобы сохранить доверие. Религия будет обладать силой в той мере, в какой она кодифицирует и воплощает в устойчивую поэтическую форму высшие ценности человечества, согласующиеся с эмпирическим знанием. Это единственный способ обеспечить убедительное моральное лидерство. Слепой веры, как бы страстно она ни выражалась, недостаточно.Наука, со своей стороны, будет безжалостно проверять каждое предположение о человеческом состоянии и со временем раскроет фундамент моральных и религиозных чувств.

Конечным результатом соревнования двух мировоззрений, я полагаю, будет секуляризация человеческого эпоса и самой религии. Как бы ни разворачивается этот процесс, он требует открытого обсуждения и непоколебимой интеллектуальной строгости в атмосфере взаимного уважения.

Примечание о морали использования некоторых вакцин против Covid-19 (21 декабря 2020 г.)

[DE — EN — ES — FR — ЭТО — PT] СОБРАНИЕ ЗА ДОКТРИНУ ВЕРЫ Заметка о морали использования некоторых вакцин против Covid-19 Вопрос об использовании вакцин в целом часто оказывается в центре внимания разногласий на форуме общественного мнения.В последние месяцы эта Конгрегация получила несколько запросов о предоставлении рекомендаций относительно использования вакцин против вируса SARS-CoV-2, вызывающего Covid-19, в которых в ходе исследований и производства использовались клеточные линии, взятые из ткани, полученной из двух аборты, произошедшие в прошлом веке. В то же время различные, а иногда и противоречивые заявления в средствах массовой информации епископов, католических ассоциаций и экспертов подняли вопросы о морали использования этих вакцин. Уже существует важное заявление Папской академии жизни по этому вопросу, озаглавленное «Моральные размышления о вакцинах, приготовленных из клеток, полученных из абортированных человеческих плодов» (5 июня 2005 г.). Кроме того, эта Конгрегация выразила свое мнение по этому поводу в Инструкции Dignitas Personae (8 сентября 2008 г., см. Пп. 34 и 35). В 2017 году Папская академия жизни вернулась к этой теме с запиской. Эти документы уже предлагают некоторые общие директивные критерии. Поскольку первые вакцины против Covid-19 уже доступны для распространения и введения в различных странах, эта Конгрегация желает предложить некоторые указания для прояснения этого вопроса. Мы не собираемся судить о безопасности и эффективности этих вакцин, хотя эти вакцины актуальны и необходимы, поскольку ответственность за эту оценку возлагается на биомедицинских исследователей и фармацевтических агентств. Здесь наша цель состоит только в рассмотрении моральных аспектов использования вакцин против Covid-19, которые были разработаны из клеточных линий, полученных из тканей, полученных от двух плодов, которые не были спонтанно абортированы. 1. Как говорится в Инструкции Dignitas Personae , в случаях, когда клетки абортированных плодов используются для создания клеточных линий для использования в научных исследованиях, «существуют разные степени ответственности» [1] за сотрудничество во зле. Например, «в организациях, где используются клеточные линии незаконного происхождения, ответственность тех, кто принимает решение об их использовании, отличается от ответственности тех, кто не имеет права голоса в таком решении» [2]. 2. В этом смысле, когда этически безупречные вакцины против Covid-19 недоступны (например,грамм. в странах, где вакцины без этических проблем не предоставляются врачам и пациентам, или где их распространение затруднено из-за особых условий хранения и транспортировки, или когда различные типы вакцин распространяются в одной и той же стране, но органы здравоохранения не разрешают гражданам (выбрать вакцину для вакцинации) морально приемлемо получать вакцины против Covid-19, в которых в процессе исследований и производства использовались клеточные линии абортированных плодов. 3. Основной причиной для рассмотрения использования этих вакцин морально законным является то, что сотрудничество во зле ( пассивное материальное сотрудничество ) в искусственном прерывании беременности, из которого происходят эти клеточные линии, осуществляется со стороны тех, кто производит использование полученных вакцин, удаленных . Моральный долг избегать такого пассивного материального сотрудничества не является обязательным, если существует серьезная опасность, такая как недопустимое иным образом распространение серьезного патологического агента [3] — в данном случае пандемическое распространение вируса SARS-CoV-2. вызывающий Covid-19.Следовательно, необходимо учитывать, что в таком случае все вакцинации, признанные клинически безопасными и эффективными, могут быть использованы с чистой совестью с определенным знанием того, что использование таких вакцин не является формальным сотрудничеством с абортом , из которого клетки используется в производстве вакцин производного. Однако следует подчеркнуть, что морально законное использование этих типов вакцин в конкретных условиях, которые делают его таковым, само по себе не является легитимацией, даже косвенной, практики аборта и обязательно предполагает противодействие аборту. это практика тех, кто использует эти вакцины. 4. Фактически, законное использование таких вакцин никоим образом не означает и не должно подразумевать моральное одобрение использования клеточных линий, полученных от абортированных плодов [4]. Поэтому и фармацевтические компании, и государственные учреждения здравоохранения поощряются к производству, утверждению, распространению и предложению этически приемлемых вакцин, которые не создают проблем совести ни у медицинских работников, ни у людей, подлежащих вакцинации. 5. В то же время практический разум показывает, что вакцинация, как правило, не является моральным обязательством и поэтому должна быть добровольной.В любом случае, с этической точки зрения , мораль вакцинации зависит не только от обязанности защищать собственное здоровье, но и от обязанности преследовать общее благо. При отсутствии других средств остановить или даже предотвратить эпидемию, общее благо может рекомендовать вакцинацию, особенно для защиты самых слабых и наиболее уязвимых. Тем не менее, те, кто из соображений совести отказывается от вакцин, произведенных с использованием клеточных линий абортированных плодов, должны делать все возможное, чтобы с помощью других профилактических средств и соответствующего поведения не стать средством передачи инфекционного агента.В частности, они должны избегать любого риска для здоровья тех, кто не может быть вакцинирован по медицинским или другим причинам и которые являются наиболее уязвимыми. 6. Наконец, существует моральный долг фармацевтической промышленности, правительств и международных организаций. обеспечить, чтобы вакцины, которые являются эффективными и безопасными с медицинской точки зрения, а также приемлемыми с этической точки зрения, также были доступны для населения. беднейшим странам, причем не дорого для них. В противном случае отсутствие доступа к вакцинам стало бы еще одним признаком дискриминации и несправедливости, обрекающих бедные страны на продолжение жизни в условиях бедности, связанной со здоровьем, а также экономической и социальной бедности.[5] Верховный понтифик Франциск на аудиенции, предоставленной нижеподписавшемуся префекту Конгрегации веры 17 декабря 2020 года, изучил настоящую ноту и приказал ее опубликовать. Рим, из офисов Конгрегации доктрины веры, 21 декабря 2020 г., литургический памятник св. Петру Каниси. Луис Ф. Кард. Ladaria, S.I. + S.E. Mons. Джакомо Моранди Префект Титулярный архиепископ Черветери Секретарь [1] Конгрегация Доктрины Веры, Инструкция Dignitas Personae (8 -е декабря 2008 г.), п.35; AAS (100), 884. [2] Там же, 885. [3] Cfr. Папская академия жизни, «Моральные размышления о вакцинах, приготовленных из клеток, полученных из абортированных человеческих плодов», 5 th июнь 2005 г. [4] Конгрегация доктрины веры, Инструкт. Dignitas Personae , n. 35: «Когда незаконные действия одобрены законами, регулирующими здравоохранение и научные исследования, необходимо дистанцироваться от злых аспектов этой системы, чтобы не создавать впечатление определенной терпимости или молчаливого принятия действий, которые являются в высшей степени несправедливо.Любая видимость признания на самом деле способствовала бы растущему безразличию, если не одобрению, таким действиям в определенных медицинских и политических кругах ». [5] Cfr. Франциска, Обращение к членам фонда «Banco Farmaceutico», 19 сентября 2020 г.

Разум и нравственность: где они встречаются?

Хотя нет ничего более непосредственного, чем наш собственный непосредственный опыт, мало что беспокоило ученых и философов так сильно, как природа опыта.Например, хотя я могу быть уверен в своем личном мире опыта, что дает мне право делать вывод о существовании других умов? Даже если они существуют, имеют ли они тот же характер или диапазон мыслей, чувств и переживаний, что и мои собственные? Если другие умы не похожи на мои, чем именно они отличаются и каковы этические последствия таких различий?

Чтобы понять, насколько важны эти вопросы, позвольте мне начать наше рассмотрение с анналов науки около 1637 года.Большая часть ошибки, которая закралась в наше рассмотрение этих вопросов, коренится в нерешенных остатках устаревшего мышления семнадцатого века, которое все еще пронизывает трактовку психики в двадцать первом веке.

Этика и другие мысли

Истоки современной науки восходят к мысли нескольких деятелей семнадцатого века, среди которых выделяется Рене Декарт (1596–1650), и, в частности, его «Рассуждения о методе правильного направления своего разума и поиска истины в размышлениях» (). Наук .Декарт, как известно, различал два типа субстанции или аспектов реальности: один материальный, а другой — ментальный. Он назвал их res extensa (расширенные вещи) и res cogitans (ментальные вещи). Согласно Декарту, только люди обладали res cogitans , в то время как животные, растения и физический мир в целом состояли только из протяженной материальной субстанции. У животных не было души или разума, и, следовательно, они были машинами. По словам Декарта, движения его любимой собаки были не более чем танцем сложных, замысловатых материальных механизмов.Подбрасывание мяча в воздух и движения, которые толкают собаку по траве за ним — ее прыжки, бег, дыхание и лай, а также реакция собаки на команды хозяина — вот res extensa в действии. Нет ума, только поведение.

Логический вывод, сделанный Декартом, заключался в том, что, хотя его питомец мог выть, наступив ему на лапу, этот звук был произведен исключительно материальным механизмом, ничем не отличающимся от свиста чайника или боя часов. Исходя из первых принципов, рассуждал Декарт, животные не могли испытывать боли, поскольку, лишенные разума, они были всего лишь машинами.Это оказалось обнадеживающим выводом, поскольку анатомы семнадцатого века обычно практиковали вивисекцию на собаках без анестезии, чьи хныканье и вой были поведением, но, с этой точки зрения, не нужно интерпретировать как выражение подлинной боли. С этической точки зрения, вскрытие живого животного ничем не отличалось от разборки двигателя автомобиля: никаких страданий, значит, никаких моральных проблем. В этом случае на вопрос о «других умах» был дан четкий ответ; только люди обладают разумом (понимаемым как средоточие опыта и мысли), и поэтому этика относится только к человеческим отношениям.

Этика и различия

Некоторая версия этого аргумента стоит за многими моральными ужасами последних нескольких столетий. Даже если предположить, что у других есть разум, моральные права людей и животных часто зависели от типа разума , который мы им приписывали. Например, расовая наука использовалась для оправдания жестокого обращения с теми, кто отличается от нас. С 1933 по 1945 год нацистские ученые и врачи из ведущих немецких исследовательских институтов Общества кайзера Вильгельма (предшественника Общества Макса Планка) — особенно исследователи из Института антропологии, генетики и евгеники кайзера Вильгельма — тщательно исследовали, прежде чем, например, определить -А что цыгане или цыгане действительно были недочеловеками.Последствия были ужасающими. Как и все виды паразитов, их следует искоренить, или их можно использовать, как собак Декарта, для экспериментов вместе с евреями и другими низшими существами с меньшим разумом.

Независимо от того, исходили ли крики боли еврейские дети или вскрытые собаки, научные и философские аргументы считались убедительными. Таким образом, вопреки опыту любого чувствующего человека, очевидные страдания людей и животных считались либо иллюзорными, либо, по крайней мере, оправданными наукой и евгеникой.Тип ума, который мы видим в человеке напротив, сильно влияет на нашу моральную позицию по отношению к нему или к ней.

Рекорд США по этому поводу тоже невысокий. Этические нарушения со стороны американских ученых привели к введению правил проведения экспериментов на людях только в 1960-х и 1970-х годах. Институциональные наблюдательные советы (IRB) необходимы, потому что история неоднократно показывала, что нельзя доверять ученым в отношении этических норм во всех случаях, особенно когда на карту поставлены слава или гранты.

Что нужно, чтобы быть человеком? Как страдание вписывается в наше понимание реальности? Мы подвергаемся величайшей опасности, если наша онтология бедна или ошибочна.Мы можем слишком быстро судить о природе и человечности других по поверхностному и ограниченному набору критериев, которые не допускают множественных измерений человеческого существа. Таким образом, мы искажаем не только наше понимание драгоценных существ перед нами, но и, как следствие, можем действовать по отношению к ним ненадлежащим образом и неэтично. Возможно, нигде это не демонстрируется более драматично, чем в пропаганде детоубийства детей, рожденных с умственными недостатками. В таких случаях мы являемся свидетелями наследия картезианской логики семнадцатого века.Абстрактные философские аргументы и анализ затрат и выгод заменяют живой человеческий опыт ухода за инвалидами и жизни с ними.

Мы морально возмущены такими практиками, как вивисекция и эксперименты над людьми, жестоким обращением с теми, кто отличается от нас, с инвалидами, и это правильно. Но почему? Все моральные волокна нашего существа протестуют против этических последствий логики Декарта. Но что в этом плохого? Если существо перед нами — это просто механизм без разума или обладающий только меньшим разумом, если у нас самих нет разума, не влечет ли это за собой совсем другую моральную ответственность перед жизнью? Что станет с альтруизмом и моралью без истинных страданий и радости?

Что такое человек?

Философия людей, которую поддерживает этик-утилитарист Питер Сингер, является примером того, как укороченное мировоззрение приводит к глубоко тревожной этике.Певица проводит различие между людьми (видами) и личностями. В частности, Сингер утверждает, что мы должны предоставлять полное право на жизнь только «людям» и меньшие права тем людям, которые из-за умственных или физических недостатков не являются, по его мнению, личностями. «Если мы хотим выразить это на языке прав, то разумно сказать, что только человек имеет право на жизнь» [1]. Прекращение жизни уменьшившихся людей против их воли, пишет Сингер, не является акт того же порядка, что и прекращение жизни человека.

Среди прочего, Сингер занимается случаем ребенка Джона Пирсона, который родился у английских родителей и не имел никаких других проблем, кроме синдрома Дауна. Родители не хотели ребенка, и лечащий врач проинструктировал медперсонал позволить ребенку умереть от голода. В своей книге с Хельгой Кухсе, Should Baby Live? Сингер и Кузе заявляют: «Мы думаем, что некоторые младенцы с тяжелыми формами инвалидности [такими как синдром Дауна, расщелина позвоночника и гемофилия] должны быть убиты». [2] основанный на том, что составляет личность, на максимальном «качестве жизни» и на том, достаточно ли хороши «перспективы» для «ненормального» младенца.Если нет, то их убийство является приемлемым с моральной точки зрения и даже выгодным, поскольку оно способствует чистому повышению общего качества жизни в обществе в целом. Есть много причин возразить против евгеники, которую влечет за собой такой анализ, но для наших целей он демонстрирует поистине ужасающую силу разума, когда он не связан с прямыми эмпирическими способами понимания, которые охватывают всего человека.

Для каждого такого примера можно назвать контрпримеры. Будучи молодым аспирантом по физике, я нашел летнюю работу в частной школе для детей с тяжелыми физическими недостатками в Южном Чикаго, в то время беднейшем районе города.Ее метко назвал Школой Эсперанса (Школа Надежды), ее возглавил врач и педагог Трауте Лафренц Пейдж. До своей эмиграции из Германии в Соединенные Штаты в 1947 году Трауте чудом избежала казни как отважный член «Белой розы», антинацистской студенческой группы в Мюнхене, которая работала над тем, чтобы пробудить послушных граждан Германии к намерениям Гитлера. С 1977 по 1994 год доктор Пейдж руководил Школой Эсперанса специально для тех, кто, по мнению Сингера и Кузе, не были личностями.

Я очень хорошо помню свой первый день работы в школе Esperanza. Из своего маленького кабинета доктор Пейдж повела меня вниз, чтобы познакомить с классом, которому я буду ассистировать. Когда мы вошли в комнату, темноволосая девушка — лет двенадцати или тринадцати — повернулась ко мне и протянула руки в знак приветствия. Я заметил, как ужасно изуродовано ее лицо, как незнакома ее речь, как затруднена ее походка, когда она шла ко мне. За свою короткую жизнь я никогда не встречал и даже не видел более физически травмированного или умственно отсталого ребенка.Мягко обняв ее, я оглянулся и увидел, что весь класс состоит из детей с такими же физическими недостатками. Это были мои подопечные на лето. Моя работа с ними и Траутом Пейджем научила меня многому о том, что значит быть личностью. То, что я узнал, мало походило на научные аргументы Зингера и Кузе.

Много лет спустя мы с коллегой возили студентов Амхерст-колледжа в деревню Кэмпхилл в Копаке, штат Нью-Йорк, жилой район для взрослых, которые были очень похожи на детей, о которых я заботился в Южном Чикаго.Сообщества деревни Кэмпхилл по всему миру на протяжении шестидесяти лет объединяли людей с синдромом Дауна или другими умственными недостатками в семьи и значимую работу. Студенты Амхерста, посетившие эти визиты, были зачислены в специальный высший класс. Мы бы провели день с «сельчанами», как называют инвалидов. Опыт был преобразующим. То, что у наших студентов начиналось с нервозности и даже страха перед перспективой встречи с инвалидами, стало трогательным и воодушевляющим опытом.На обратном пути на автобусе мои студенты, лучшие и самые умные в Америке, спрашивали: почему Амхерстский колледж не может больше походить на Кэмпхилл? Иными словами, почему мы не можем принимать друг друга такими, какие мы есть, и относиться к каждому человеку с большим уважением и заботой, независимо от его или ее уникальных проблем?

Есть ли у кого-нибудь разум?

Мы увидели, насколько важным может быть наш взгляд на других для этики и, в частности, насколько важен наш взгляд на их умы для того, как мы с ними обращаемся. По иронии судьбы, по мере развития нейробиологии разум и мозг все больше сливаются.Большинство практикующих ученых придерживаются своего рода редукции разума и мозга. Ум есть мозг. Если отнестись к этому материалистическому взгляду полностью серьезно, тогда вообще нет места для субъективного опыта! Даже мой собственный опыт становится необъяснимым эпифеноменом.

Сегодняшние дебаты относительно этики — по крайней мере, в той мере, в какой они включают науку о мозге — тем самым сдерживаются так называемым объяснительным пробелом. Хотя нейронные корреляты удовольствия и боли достаточно хорошо изучены, то, как человек переходит от синапсов, потенциалов действия и ионных каналов мозга к субъективным переживаниям, таким как боль, остается загадкой.Действительно, философ Дэвид Чалмерс назвал это «трудной проблемой». Неврология — это «легкая» часть, но качественный жизненный опыт, о котором мы знаем напрямую, является «тяжелой» частью. Объяснительный пробел делит мир на две части: непосредственный опыт с одной стороны и предполагаемый «реальный» мир, который находится за пределами опыта, с другой. Если реальность не существует и не может быть испытана, а только предположена, тогда мою реальную природу как человека следует понимать полностью как материальную машину ( res extensa ).Я ничем не отличаюсь от собаки Декарта. Мои действия и речь — это поведение, частично обусловленное генетикой и частично запрограммированное факторами окружающей среды. У меня нет никакого смысла в мыслях.

Не имея опытного субъективного ума, этическое дело становится абстрактным занятием, лишенным подлинного удовольствия и боли. Социальная забота будет полностью сведена к поведению, которое хорошо подходит для выживания и полностью понимается с точки зрения дарвиновской эволюции, нейробиологии и биохимии.

Мне кажется, что современная наука часто демонстрирует глубокую путаницу или амбивалентность в вопросе разума и морали. С одной стороны, большинство материалистически ориентированных ученых отвергло бы дуализм Декарта как устаревшее и заявило бы, что человеческий разум также является чисто материальным, что мы действительно являемся удивительными машинами. Декарт не пошел достаточно далеко. Нигде нет умов, и субъективно прожитый человеческий опыт является лишь эпифеноменом. Если мой опыт будет отвергнут как нереальный, какова основа морали? Возможна ли этика без истинного страдания? Если субъективное переживание боли — это «на самом деле» включение неврологических сетей в действие, какова основа морали? Как нам избежать логики Декарта, распространенной на людей? Является ли мораль, как некоторые утверждают, адаптивной эволюционной стратегией, которая просто отдает предпочтение социальным генам? Это общественный договор между заблуждающимися друг на друга существами без разума? Или ученые-материалисты и философы совершили ужасную фундаментальную ошибку?

Пытаясь понять все с точки зрения материи и механизма, я считаю, что мы действительно допустили трагическую ошибку, обесценив качественный жизненный опыт.Субъективный опыт — это все, что у нас есть, и сама наука построена на нем. Вместо того, чтобы бояться субъективного, нам нужно подружиться с ним, и физика с начала двадцатого века сделала именно это.

Поворот к опыту

Тем, кто немного разбирается в современной физике, недостаток найти не составит труда. Он уже скрыт в слове « экстенсера » или в слове «длина / расширение». Аргументы в пользу редуктивного материализма даже сегодня основываются на механической философии семнадцатого века.Прошло почти четыреста лет с тех пор, как Декарт и его современники искали истину с помощью разума и механизмов, но удивительно мало что изменилось в стиле объяснения, предлагаемом нейробиологами и нейрофилософами. Революция в мышлении, необходимая для теории относительности и квантовой механики, просто не затронула эти области. Обычно оправдываются тем, что новая физика не имеет отношения к процессам биохимии и нервной системы. Во многом это правда, хотя область квантовой биологии быстро развивается.Но это утверждение совершенно не соответствует сути. Это как старая пила: нельзя быть немного беременным. Точно так же здесь материалистические объяснения не являются описанием реального мира, а только моделью, концептуальной схемой, игнорирующей новую физику. Мир полон жизненного опыта, и пора обратиться к этому опыту и к сущностно субъективному характеру реальности, чтобы принять младенца-ребенка, который некоторые отрицали бы.

Даже если эффекты теории относительности и квантовой механики незначительны для нашей повседневной жизни, последствия этих двух достижений для нашей картины мира огромны.На мой взгляд, они опровергают логику Декарта, а также логику научного материализма. Эти недавние физические теории открывают новый взгляд на отношения между разумом и моралью. Я считаю, что теория относительности и квантовая механика переворачивают аргумент на 180 градусов. Измеримые эффекты могут быть небольшими, но последствия огромны и удивительно актуальны для вопроса о разуме и морали.

Эти теории переводят нас от ложного объективизма к взглядам, в которых субъективность реальна и реальна на всех уровнях анализа.Субъективность никогда не исчезает. Это наш друг, а не враг, которого наука выдумала. Это наш друг, потому что если субъективный опыт не нужно превращать во что-то еще (срабатывание нейронов), тогда переживание цвета, звука и даже боли имеет значение. Они настоящие, такие же реальные, как и все остальное. Любовь, которую вы испытываете к своим детям, — это не просто окситоцин. В самом деле, окситоцин, нейроны, потенциалы действия и так далее существуют, но они — лишь другая часть нашего феноменального жизненного мира опыта; реальный, но не привилегированный.Их онтологическое положение не больше и не более фундаментально, чем теплое сияние любви, которое вы чувствуете.

Недостаток

Научное понимание мира с 1600 по 1900 год стремилось объяснить реальность с точки зрения нескольких так называемых первичных качеств, главным из которых является протяженность или протяженность. Длина считалась неизменным атрибутом того, что составляет мир. Все имело размер, и этот размер не зависел от наблюдателя и был таким «объективным». В отличие от таких качеств, как цвет или запах (или боль и страдание), нельзя было доверять, потому что они были привязаны к наблюдателю и поэтому были «субъективными».Длине, массе и некоторым другим «основным качествам» можно было бы доверять как независимым от наблюдателя свойствам самих вещей. Реальность, как ее описывала наука до 1900 года, следовало объяснить в терминах этих немногих объективных свойств.

С относительной теорией Эйнштейна мы теперь знаем, что эта точка зрения просто неверна. Длина относительна. Объекты не имеют размеров «сами по себе», а только относительно системы отсчета или наблюдателя. То есть разные наблюдатели относительного движения не могут прийти к единому мнению о длине объекта.Более того, не существует привилегированного кадра, в котором можно определить «реальную» длину. Все рамы имеют одинаковую стойку. То же можно сказать и о массе. Инерционная масса — это сопротивление, которое тело оказывает ускорению под действием приложенной силы. По мере ускорения тела его измеренная инерционная масса увеличивается. Масса предмета не является фиксированным значением, но зависит от состояния движения относительно наблюдателя.

Точно так же временные интервалы и даже понятие «сейчас» становятся текучими в теории относительности, поскольку они привязаны к наблюдателю.Идея независимой от наблюдателя реальности с собственным набором объективных свойств — фикция. Все атрибуты в конечном итоге привязаны к наблюдателям, реальным или воображаемым.

Вы можете возразить, спросив, какой была Вселенная до появления жизни или наблюдателей? Представьте, что CNN отправляет команду новостей с физиком в качестве «цветного комментатора», чтобы выяснить это. Их нужно где-то устанавливать. Все описания даны с некоторой точки зрения, даже если они находятся в нашем воображении. Нет ниоткуда.

Относительность длины, массы, одновременности и так далее — это не проблема, а, скорее, решение проблем, представленных экспериментами в физике девятнадцатого века.Длина, время и другие подобные свойства всегда задаются относительно, то есть субъективно!

Неуловимое сейчас

Я щелкаю пальцами и отмечаю мгновение в потоке времени: сейчас! Я представляю события по всей вселенной, возникающие из нереального будущего, существующие на мгновение одновременно с моим щелчком пальца (настоящее), а затем быстро ускользающие в прошлое. В каждый момент времени мы наивно предполагаем, что во всей вселенной существует уникальное положение дел.Декарт, Ньютон, вы и все придерживались этой точки зрения. Но основная идея Эйнштейна в 1905 году заключалась в том, что эта точка зрения на самом деле неверна. Время не такое, каким мы его себе представляли ранее. В частности, он обнаружил, что одновременность субъективна (так называемая «относительность одновременности»).

Вы идете ко мне, а я к вам, и мы даем друг другу «пять». Наши руки соприкасаются; отмечен момент времени. Но каждый из нас движется относительно другого, и теория относительности говорит нам, что наблюдатели, движущиеся относительно друг друга, законно утверждают, что другой набор событий одновременен с высокой пятеркой.Чтобы быть конкретным: в моей системе отсчета, одновременно с высокой пятеркой, камень падает со склона холма на поверхности Марса, и в галактике Андромеды загорается сверхновая звезда. В вашей системе координат эти два отдаленных события не одновременны, с высокой пятеркой. Вы судите, что они находятся в вашем прошлом или будущем, в зависимости от вашего направления движения относительно меня.

Действительно, согласно теории относительности разница во времени между моим набором событий и вашим увеличивается с увеличением расстояния, а также скорости относительного движения.Если быть точным, разница во времени для сверхновой в галактике Андромеды будет более трех дней. То, что я на законных основаниях утверждаю как событие, происходящее одновременно с «высокой пятеркой», вы будете утверждать с такой же легитимностью, как и то, что произошло три дня назад.

Брошенные предметы

Да-да, скажете вы. Но, безусловно, должно быть единым недвусмысленным объективным положением дел в каждый момент времени. Но это именно то, что , а не случай. Нет независимой от наблюдателя точки обзора, с которой можно было бы наблюдать за Вселенной.В каждый момент времени нет единого положения вещей. Космический порядок, по сути, зависит от относительности одновременности, которая подразумевает, что точное описание событий всегда ситуативно, контекстно или относительно конкретного наблюдателя. Субъективная, расположенная точка наблюдения наблюдателя не может быть устранена. Этот факт нельзя и не следует отрицать, как нежелательную беременность, его следует приветствовать, как новорожденного.

Наука может сделать наблюдение все более надежным и в этом смысле объективным, но наука не может изгнать наблюдение или опыт.Инертным объектам с собственными свойствами больше нет места в физике. Как писал выдающийся физик Дэвид Бом в своей классической книге по специальной теории относительности, «анализ мира на составные объекты был заменен его анализом в терминах событий и процессов». События — это наблюдения, сделанные определенными субъективными агентами, такими как вы и я, а процессы — это отношения, которые связывают эти события.

Примите субъективное

Итак, оставьте ложный объективизм семнадцатого века и примите субъективное.Явления у стоячих. Приветствуйте ваш уникальный подарок, ваш опыт. Субъективность — союзник, а не враг. И с этой радикальной переориентацией, которая представляет собой поворот к жизни, мы также восстанавливаем основы для истинной нравственной жизни. Наше чутье было правильным. Страдание, любовь и разум так же реальны, как и все во вселенной, безусловно, более реально, чем идолопоклонство, которое мы практикуем по моделям, выдвинутым материалистической и механической интерпретацией науки. Вместо механизма у нас есть наука о принципах, подобная собственному «принципу относительности» Эйнштейна.”

При такой переориентации исчезает и «трудная проблема». Это был артефакт ложного взгляда. Если мы принимаем субъективность, опыт и взаимосвязь вещей, мы не только обнаруживаем, что наше мировоззрение подтверждается современной физикой, но и открываем дверь морали, которая также основана на опыте, то есть на реальных страданиях и радостях. Каждая часть нашей жизни связана с отношениями.

Каждый опыт — от цвета до снов — открыт для исследования. Мы живем в мире эроса и озарения, а не окситоцина и нейронных цепей.Этот взгляд абсолютно ничего не убирает из строгости науки, кроме ее метафизического высокомерия и ее старого ошибочного отношения к морали. Наука основана на опыте (событиях) и отношениях между ними (процессах). Объекты — это всего лишь конструкции, приближения, которые могут быть полезны до тех пор, пока мы не материализируем их, придавая им большее значение, чем они заслуживают. Если мы поступаем так, мы практикуем форму идолопоклонства, которая наполняет их большей реальностью, чем они того заслуживают.

Вселенная намного интереснее, чем кажется материализмом.Тайна сознания становится открытым полем для исследования, в котором сами явления имеют онтологическое значение и не подлежат объяснению в терминах механизма. Сам опыт манит, побуждая нас не только разрабатывать все более мощные инструменты, но также углублять и расширять наш опыт, тренируя внимание и медитативное осознавание. И внутренний, и внешний мир могут внести свой вклад в нередуктивную науку о разуме, где «табу субъективности» исчезает, а пробужденный разум принимает свою несводимую субъективную природу.

Слишком долго мы ставили мозг выше ума. В Европе 2014 год был Годом мозга; Давайте сделаем 2015 год Годом разума. Только на этой основе разум как центр пережитого опыта и размышлений найдет свое правильное отношение к морали.

Мораль и мораль: критический взгляд на социальные науки — идеи

Философов всегда интересовали вопросы морали, но социологи в целом неохотно обсуждали мораль и мораль.Это действительно парадокс, поскольку сомнение в моральном измерении человеческой жизни и социальной деятельности было неотъемлемой частью их дисциплин.

Ключ к разгадке этого парадокса заключается в противоречии между описательным и предписывающим призванием социальных наук: является ли ожидаемый результат изучения морали лучшим пониманием социальной жизни или конечной целью науки о морали является улучшение общества. ? В начале двадцатого века немецкий социолог Макс Вебер, следуя первой линии, выступал за свободное от ценностей исследование ценностных суждений, исследуя, например, роль протестантской этики в зарождающемся духе капитализма.Его современник, французский Эмиль Дюркгейм, более восприимчивый ко второму варианту, твердо верил, что исследования морали не будут стоить того труда, в котором они потребуются, если бы ученые оставались смиренными наблюдателями моральной реальности, — позиция, которая не помешала ему предложить строгое объяснение теории морали. почему мы соблюдаем коллективные правила. Эта диалектика между исследованием норм и их продвижением, между анализом того, что считается хорошим, и утверждением того, что хорошо, таким образом, лежит в основе социальных наук с момента их зарождения.

Для антропологии проблема была еще более важной, поскольку конфронтация с другими культурами и, следовательно, с другими моральными принципами привела к бесконечным спорам между универсализмом и релятивизмом. Учитывая разнообразие норм и ценностей во всем мире и их трансформацию с течением времени, следует ли утверждать, что некоторые из них лучше, или признать, что все они просто несоизмеримы? Большинство антропологов, от американского отца культуризма Франца Боаса до французского основателя структурализма Клода Леви-Стросса, приняли второй подход, несомненно подкрепленный открытием исторических катастроф, порожденных идеологиями, основанными на человеческой иерархии, независимо от того, служат ли они для оправдания истребления в случае нацизма, эксплуатации в целях колониализма или сегрегации апартеидом.Эта дискуссия была недавно возобновлена ​​с таких вопросов, как женское обрезание (переименованное в калечащие операции на половых органах) и традиционные супружеские стратегии (переквалифицированные в принудительные браки), при этом многие феминистки выступали за морально вовлеченные исследования, когда дело доходило до практики, которую они считали неприемлемой.

Принимая во внимание эти трудности, научные, но также политические и этические, тем более примечательно, что социальные науки реинвестировали в сферу морали и морали за последнее десятилетие.Эта эволюция отражает более широкую тенденцию в современных обществах, где моральные вопросы стали центральными в общественной сфере, до такой степени, что большинство сфер деятельности занялись моральными оценками и оправданиями. Права человека вошли в пространство международных отношений, военные операции были представлены как гуманитарные войны, биоэтика изменила границы медицинских исследований, жадность в финансах была осуждена как неэтичная, сострадание стало политической добродетелью, бедность оценивалась в соответствии с цена.В этих меняющихся обстоятельствах обществоведы не могли больше игнорировать растущее публичное присутствие моральных вопросов, чей опыт даже иногда запрашивался.

Здесь важно понимать глубокую теоретическую и методологическую разницу между социальными науками и философией, но также все в большей степени эволюционными и когнитивными науками в их подходах к моральным проблемам. Философы, биологи и психологи прибегают к редукции — обычно к чисто моральным дилеммам, обычно приводящим к простым альтернативам, которые не отражают реальность, а формализуют ее, чтобы произвести концептуализацию.В этом ключе ученые-эволюционисты и когнитивисты недавно предложили универсальную моральную грамматику, которую можно рассматривать как элементарные формы моральных суждений и моральных чувств. Напротив, социологи, антропологи и историки имеют дело со сложными и нечистыми ситуациями — потому что это реальность человеческой жизни и социальной деятельности. Границы между моральными проблемами и политическими, экономическими, религиозными, правовыми, эстетическими и социальными вопросами часто стираются. Социологи из своих наблюдений знают, что универсальной морали не существует.Даже убийство можно осудить или похвалить в зависимости от культурной среды, исторических моментов и конкретных контекстов.

Именно для осознания этой сложности и нечистоты морали и морали в современных обществах была задумана программа «К критической моральной антропологии», финансируемая Европейским исследовательским советом. Этот совместный проект объединяет группу из двенадцати социологов, антропологов и политологов. Он развивается по обе стороны Атлантики: в Париже, в Высшей школе социальных наук, и в Принстоне, в Институте перспективных исследований, используя преимущества присутствия членов, одновременно изучающих аналогичные вопросы с помощью разных объектов.Он имеет как теоретическое, так и эмпирическое измерение. С одной стороны, он предлагает критическое исследование новой области антропологии морали и морали, связывая моральные вопросы с их историческим образованием и политическим фоном. С другой стороны, он включает исследование того, как обращаются с иммигрантами и меньшинствами такие учреждения, как полиция, правосудие, тюрьмы, социальная служба и система психического здоровья во Франции, формулируя моральную экономию этих вопросов на национальном уровне. и моральная работа социальных агентов в их соответствующих институтах.

Действительно, иммигранты и меньшинства во многих обществах представляют собой наиболее маргинализированные, стигматизируемые и дискриминируемые слои населения. Учреждения, с которыми они имеют дело, являются частично репрессивными (полиция, правосудие, тюрьмы) и частично реабилитационными (социальная работа, психическое здоровье). В обоих случаях технические аспекты каждой профессии (закон, наблюдение, помощь, психиатрия) не полностью учитывают принятые решения или отношение к общественности: всегда присутствует моральная оценка — неявно или прямо.Офицеры полиции, судьи и охранники, а также социальные работники и медицинские работники используют моральные категории для дисквалификации или освобождения от ответственности, построения моральных сообществ для исключения или включения, разработки моральных оправданий жестокому обращению или уважению. Конечно, эти моральные разработки не порождены социальной пустотой. Фактически, научная задача состоит в том, чтобы понять, как общественные дискурсы и государственная политика влияют на институциональную и профессиональную практику — и, в свою очередь, консолидируются или иногда переформулируются с помощью последних.Другими словами, мы стремимся понять, как артикулируются макросоциальное (политика и политика) и микросоциальное (убеждения и практики), что является одним из основных теоретических вопросов, если не загадкой, для социологов.

Рассмотрим, например, административный и судебный процесс, с помощью которого рассматриваются заявления лиц, ищущих убежища, для определения того, будет ли им предоставлен статус беженца. В Европе общественный дискурс о так называемых «фиктивных беженцах» постепенно проникает в повседневную работу офицеров и магистратов, отвечающих за оценку заявителей.В то время как доверие было обычным явлением три десятилетия назад, когда девяти просителям убежища из десяти был предоставлен драгоценный статус, подозрение стало правилом, что привело к все более низким показателям признания, в настоящее время до двух из десяти. В этом новом контексте, где правдивость их рассказов очень трудно установить, искренность заявителей в большей степени оценивается через сочувствие, вызванное их проявлением эмоций. Как это ни парадоксально, но чем суровее приговор, тем больше убеждены судьи в его справедливости.Для них потеря доверия к словам соискателей убежища имеет своим следствием растущую ценность убежища как абстрактного принципа — вплоть до того, что делает его недоступным. В конечном итоге, политики видят свои сомнения относительно правдивости отчетов и искренности заявителей, подтверждаемые низкими показателями признания. Поэтому нормы и ценности циркулируют между макросоциальным и микросоциальным, между национальными форумами, где обсуждаются иммиграционные вопросы, и местными бюрократическими аппаратами, где принимаются жизненно важные решения.Таким образом, моральная экономика убежища глубоко укоренилась в политических вопросах и зависит от социальных вопросов.

Для понимания таких взаимосвязанных масштабов и взаимосвязанных сфер предпочтительным методом является этнография, то есть частичное наблюдение в течение длительных периодов времени за деятельностью профессионалов в соответствующих учреждениях: полиция на улицах, магистраты в суды, охранники в тюрьмах, социальные работники в их администрации, психиатры в их больницах.Это означает переориентацию традиционных полевых исследований. Антропологи давно изучают далекие и изолированные этнические группы. Они обнаружили, что их место — также дома, где определенные социальные миры, возможно, не менее экзотичны или не менее искажены, чем то, что они привыкли называть «примитивными обществами». В частности, исследование морали и морали дает возможность одновременно охватить общие нормы и ценности в разных социальных мирах, а также особые правила и чувства, присущие каждому из них, — удачное дополнение к тому, что Клиффорд Гирц, профессор-основатель Школы Института. Социальные науки, рассматриваемые как «этическое измерение антропологической полевой работы».”

Гуманитарная причина: моральная история настоящего

Клиффорд Гирц с грустью прокомментировал последствия цунами 2004 года в Юго-Восточной Азии. . . эта «гибель в таком масштабе, разрушение не только отдельных жизней, но и целых их популяций, угрожает убеждению, которое, возможно, больше всего примиряет многих из нас, в той мере, в какой это происходит в этом мире, с нашей собственной смертностью: что, хотя мы мы можем погибнуть, сообщество, в котором мы родились, и тот образ жизни, который он поддерживает, каким-то образом продолжат жить.Можно расширить это глубокое понимание, предположив, что значение такой гибели не только в том, что мы оплакиваем возможно потерянный мир, все следы которого могут даже исчезнуть; это также наше чувство принадлежности к более широкому моральному сообществу, существование которого проявляется в сострадании к жертвам. Для внимательного наблюдателя за цунами впечатляющие масштабы потерь с десятками тысяч жертв были столь же значимы, как беспрецедентное проявление солидарности с ее помощью на миллиарды долларов.Мы оплакивали их погибших, но праздновали нашу щедрость. Сила этого события заключается в редком сочетании трагедии разорения и пафоса помощи. . . . Обрисованный таким образом нравственный ландшафт можно назвать гуманизмом. Хотя обычно это считается само собой разумеющимся как простое расширение предполагаемой естественной человечности, которая от природы связана с тем, что мы люди, гуманизм — относительно недавнее изобретение, которое поднимает сложные этические и политические вопросы. . . .

2010 год начался с ужасного землетрясения на Гаити, которое вызвало заметную мобилизацию во всем мире, особенно из Франции и Соединенных Штатов.Фактически мы стали свидетелями соревнования между двумя странами, правительства и население которых соперничали друг с другом в заботе о жертвах, щедро посылая войска, врачей, товары и деньги, вызывая подозрения в преследовании целей, отличных от чистой доброжелательности по отношению к жертвам. нация, которая последовательно угнеталась первыми и эксплуатировалась вторыми. Это соревнование, безусловно, было вызвано доброй волей, и не следует преуменьшать альтруистическое участие и благотворительные усилия отдельных лиц, организаций, церквей и даже правительств, участвующих в лечении раненых, а затем и в усилиях по восстановлению.Тем не менее, нельзя не думать о том, насколько полезной была эта щедрость. На мгновение у нас возникла иллюзия, что мы разделяем общее человеческое состояние. Мы можем забыть, что только 6% гаитян, ищущих убежища, получают статус беженца во Франции, что представляет собой один из самых низких показателей по стране, намного отставая от тех, кто приехал из явно мирных стран, или что тридцать тысяч гаитян числились в списках депортации США. Иммиграционное и таможенное управление. Катаклизм, казалось, стер воспоминания о французской и последующей эксплуатации острова американцами.Наш ответ на это означал обещание возмещения ущерба и надежду на примирение.

В современных обществах, где неравенство достигло беспрецедентного уровня, гуманизм пробуждает фантазию о глобальном моральном сообществе, которое все еще может быть жизнеспособным, и ожидание того, что солидарность может иметь искупительную силу. Это светское воображение единения и искупления подразумевает внезапное осознание фундаментально неравного человеческого состояния и этической необходимости не оставаться пассивным в отношении этого во имя солидарности — каким бы эфемерным это осознание ни было и какое бы ограниченное влияние эта необходимость ни имела.Гуманитаризм обладает этой замечательной способностью: он бессмысленно и иллюзорно устраняет противоречия в нашем мире и делает невыносимую несправедливость в некоторой степени терпимой. Отсюда и его единодушная сила. — Дидье Фассен в книге «Гуманитарная причина: моральная история настоящего», (University of California Press, 2011).

Подробную информацию об этом исследовании можно найти на веб-сайте http://morals.ias.edu/, включая соответствующие публикации, программы семинаров и соответствующие библиографии.

—Ayn Rand Lexicon

Home

Что такое мораль или этика? Это кодекс ценностей, которым руководствуются мужчины в выборе и действия — выбор и действия, которые определяют цель и ход его жизнь. Этика как наука занимается обнаружением и определением такого код.

Первый вопрос, на который необходимо ответить, как предварительное условие любой попытки определить, судить или принять какую-либо конкретную систему этики: Почему человек нужен код ценностей?

Позвольте мне подчеркнуть это.Первый вопрос не в том, какой именно код ценностей человек должен принять? Первый вопрос: нужны ли вообще человеку ценности и зачем?

«Объективистская этика»,
Добродетель эгоизма , 13

Этика — это объективная, метафизическая необходимость выживания человека . . . .

Цитирую из речи Галта: «Человека называли разумным существом, но рациональность — это вопрос выбора — и альтернатива, которую предлагает ему его природа это: разумное существо или животное-самоубийца.Человек должен быть человеком — по своему выбору; он должен считать свою жизнь ценностью — по собственному выбору; он должен научиться выдерживать это — по собственному выбору; он должен открыть для себя требуемые ценности и практиковать свои добродетели — по своему выбору. Кодекс ценностей, принятый по собственному выбору, — это кодекс морали ».

Эталон ценностей объективистской этики — эталон, по которому судит, что хорошо, а что зло — это человеческая жизнь , или: то, что требуется для выживание человека как человек.

Поскольку разум является основным средством выживания человека, то, что свойственно жизни разумного существа — добро; то, что отрицает, противопоставляет или разрушает это зло.Поскольку все, что нужно человеку, должно быть открыто его собственным умом и его собственными усилиями, две основные составляющие метода собственно выживания для разумного существа: мышление и продуктивный труд.

«Объективистская этика»,
Добродетель эгоизма , 23

Человек должен выбирать свои действия, ценности и цели в соответствии со стандартами того, что свойственно человеку — для того, чтобы достичь, поддерживать, выполнять и наслаждаться этим высшим ценность, самоцель — его собственная жизнь.

«Объективистская этика»,
Добродетель эгоизма , 25

Жизнь или смерть — единственная фундаментальная альтернатива человека. Жить — его основной поступок выбора. Если он решит жить, рациональная этика скажет ему, что принципы действия необходимы для реализации его выбора. Если он не выбрать жить, природа пойдет своим чередом.

«Причинность против долга»,
Философия: кому это нужно , 99

Цель морали — научить вас не страдать и умирать, а наслаждаться себя и живи.

Речь Галта,
Для новых интеллектуалов , 123

Избавьтесь от паразитов субсидируемых учебных заведений, живущих на прибыль ума других и провозглашают, что человеку не нужны ни мораль, ни ценности, ни код поведения. Те, кто выдают себя за ученых и утверждают, что человек — всего лишь животное, не допускайте включения его в закон существования, который они предоставили низшее из насекомых. Они признают, что у каждого живого вида есть способ выживания требуется по своей природе, они не утверждают, что рыба может жить за счет воды или что собака может жить без обоняния, но человек, как они утверждают, самые сложные существа, человек может выжить любым способом, у человека нет личности, без природы, и нет никаких практических причин, по которым он не может жить с его средства выживания уничтожены, его разум задушен и помещен в избавление от любых приказов , которые они могли бы сделать.

Отбросьте в сторону тех истерзанных ненавистью мистиков, которые выдают себя за друзей человечества и проповедовать, что наивысшая добродетель, которую может практиковать человек, — это держать свою жизнь до неважно. Говорят ли вам, что цель морали — обуздать человеческие инстинкт самосохранения? Именно в целях самосохранения человеку нужен моральный кодекс. Единственный мужчина, который хочет быть нравственным, — это мужчина кто хочет жить.

Речь Галта,
Для новых интеллектуалов , 123

Если бы я говорил на вашем языке, я бы сказал, что единственная моральная заповедь такая: думай.Но «моральная заповедь» — это противоречие. с точки зрения. Мораль — это избранный, а не принужденный; поняли, а не повиновался. Мораль рациональна, а разум не принимает заповедей.

Моя мораль, мораль разума содержится в единственной аксиоме: существование существует — и в единственном выборе: жить. Остальное исходит от них. Жить, человек должен считать высшими и главными ценностями своей жизни три вещи: Причина — Цель — Самоуважение. Разум, как его единственный инструмент познания — Цель, как его выбор счастья, которое этот инструмент должен принести достижения — Самоуважение, как его непоколебимая уверенность в том, что его разум компетентен думаю, и его личность достойна счастья, а значит: достойна жизни.Эти три ценности подразумевают и требуют всех достоинств человека и всех его добродетелей. относятся к отношению существования и сознания: рациональность, независимость, порядочность, честность, справедливость, продуктивность, гордость.

Речь Галта,
Для новых интеллектуалов , 128

Вы, кто болтает, что мораль социальна и что человеку не нужна мораль на необитаемый остров — именно на необитаемом острове он больше всего в этом нуждается. Позволь ему попытаться заявить, когда нет жертв, которые за это заплатят, что скала — это дом, что песок — это одежда, что еда беспричинно упадет ему в рот или усилия, чтобы он собрал урожай завтра, пожирая его исходное семя сегодня — и реальность уничтожит его, как он того заслуживает; реальность покажет ему что жизнь — это ценность, которую нужно покупать, и что мышление — единственная благородная монета достаточно, чтобы его купить.

Речь Галта,
Для новых интеллектуалов , 127

Моральный кодекс — это система телеологического измерения, которая оценивает выбор и действия, открытые для человека, в зависимости от степени, в которой они достигают или нарушить стандарты ценности кодекса. Стандарт — это конец, к которому стремится мужчина. действия — это средства.

Моральный кодекс — это набор абстрактных принципов; чтобы практиковать это, человек должен перевести его в подходящие конкретики — он должен выбрать конкретный цели и ценности, которые он должен преследовать.Это требует, чтобы он определил свои определенная иерархия ценностей в порядке их важности, и что он Действуй соответственно.

«Концепции сознания»,
Введение в объективистскую эпистемологию , 33

Нравственность относится только к сфере свободной воли человека — только к этим действиям. которые открыты на его выбор.

Playboy Интервью: Айн Рэнд
Playboy , март 1964 г.

Грех без воли — это пощечина морали и наглое противоречие в термины: то, что находится за пределами возможности выбора, находится за пределами провинции морали.Если человек порочен по рождению, у него нет ни воли, ни силы изменить это; если у него нет воли, он не может быть ни добром, ни злом; робот аморален. Держать, как грех человека, факт, который не подлежит выбору, — это издевательство над моралью.

Речь Галта,
Для новых интеллектуалов , 136

Несмотря на всю их иррациональность, непоследовательность, лицемерие и уклончивости, большинство мужчин не будут действовать в важных вопросах, не чувствуя будучи морально правыми и не будут выступать против принятой ими морали.Они сломают его, они будут обмануть его, но они не будут противостоять этому; и когда они его нарушают, они берут вину на себя. Сила морали — это величайшая из всех интеллектуальных сил — и трагедия человечества заключается в том, что что порочный моральный кодекс, принятый людьми, уничтожает их с помощью лучшее в них.

«Вера и сила: разрушители современного мира»,
Философия: кому она нужна , 67

См. Концептуальный указатель: этика.

Авторские права © 1986 Гарри Бинсвангер. Авторское право на введение © 1986 Леонард Пейкофф. Все права защищены. За информацией обращайтесь в New American Library.

Благодарности

Выдержки из книги « Зловещие параллели » Леонарда Пейкоффа. Авторские права © 1982 Леонард Пейкофф. Печатается с разрешения Издательство Stein and Day. Выдержки из Романтического манифеста , пользователя Ayn Rand. Авторские права © 1971, авторство The Objectivist . Перепечатано с разрешения Harper & Row, Publishers, Inc.Выдержки из Атлас расправил плечи , авторское право © 1957 Айн Рэнд, Fountainhead , авторское право © 1943 Айн Рэнд, и For the New Intellectual , авторское право © 1961 Айн Рэнд. Перепечатано разрешение поместья Айн Рэнд. Выдержки из книги Philosophy: Who Нужно это , Айн Рэнд. Авторские права © 1982, автор: Леонард Пейкофф, исполнитель, поместье Айн Рэнд. Перепечатано разрешение поместья Айн Рэнд. Отрывки из «Философии объективизма ».Авторские права © 1976 г. Леонард Пейкофф.

No related posts.