Комментарий: Милитаризм как решение всех российских проблем | Комментарии обозревателей DW и приглашенных авторов | DW

Рассказы о новых вооружениях, учениях и перспективах уничтожения США новейшими видами российского оружия стали привычным содержанием новостных и информационных программ на российских государственных каналах и выступлений высшего руководства страны. Милитаризм постепенно превратился в идеологию российской власти, и чем хуже идут дела в экономике, тем с большим усердием он насаждается на всех уровнях.

Дети с автоматами

Весьма наглядный пример тотальной милитаризации — недавняя сцена в Совете Федерации. После долгого разговора о проблемах образования слово для подведения итогов взял глава комитета по обороне и безопасности Виктор Бондарев и заговорил о том, что сам он объявил самым главным: в школы надо как можно быстрее вернуть основы начальной военной подготовки — «тем более в наших условиях, когда вокруг такое творится!»

Фёдор Крашенинников

Речь бывшего командующего ВКС и ВВС России была эмоциональной и очень генеральской.

 «Ребенок боится автомата. Ребенок не знает, что такое граната, как ее кидать. Разве это нормальное явление?», — взывал он к министру образования. Какие именно обстоятельства требуют от российских детей умения кидать гранаты и не бояться автоматов, сенатор не уточнил, но все участники разговора покивали головами, и министр образования была вынуждена импровизировать в ответ, соглашаясь, что военную подготовку обязательно надо вернуть.

В реалиях современной войны дети с гранатами и автоматами едва ли могут сыграть сколько-нибудь важную роль в обороне страны, даже если в школе их научили обращаться с этими недетскими предметами — и бывшему командующему Воздушно-космическими силами России это должно быть известно лучше всех. Представляется, что дело вовсе не в острой необходимости готовить из детей солдат, а во все усиливающемся желании руководства страны как можно шире внедрить военную составляющую во все сферы общественной жизни.

Казарменный идеал

Армия — модель общественных отношений, построенная на отрицании всего того, что раздражает современную российскую власть. Выборы? Командиров перед боем не выбирают! Социальные лифты? Служите верой и правдой начальству — пойдете на повышение. А главное — начальству всегда виднее и его приказы не обсуждаются. Собственно, недавний закон о наказаниях за неуважение к власти — из той же милитаристской оперы: нельзя быть недовольным старшими по званию, ибо в военных условиях это — преступление. А так как Россия, согласно официозной позиции, окружена и осаждена внешними врагами, та же логика теперь применяется и в общественной жизни: кто ругает начальство — тот дезертир, изменник, преступник.

Но милитаризм — это не только культ армии, оружия, побед, но еще и культ человека в погонах как такового. Последнее особенно полезно, ведь погоны носят еще и сотрудники всевозможных правоохранительных органов и спецслужб, чаще всего работающие в тихих кабинетах, но всегда готовые позировать в мундире и изображать из себя благородных господ-офицеров, которым за державу обидно.

Так что если воспитывать у граждан безусловный пиетет перед любым человеком в мундире, то никто уже и не посмеет спрашивать, чем так важно мнение ветерана правоохранительных органов, увешанного юбилейным медалями и ведомственными значками, или какого-нибудь казачьего атамана. Погоны есть — значит, имеет право учить, командовать, руководить, пользоваться привилегиями!

Дивно ли, в свете всего сказанного выше, что широко рекламируемая новая всероссийская молодежная организация называется «Юнармия» и позиционируется не просто как патриотическая, но именно как военно-патриотическая? В 21 веке, когда молодежь развитых стран находится в авангарде перемен и поисков новых способов прожить жизнь, молодым гражданам России предписано готовиться к армейским будням и считать казарменные порядки идеалом общественного устройства.

Храм милитаризма

Новости из регионов рисуют впечатляющую панораму милитаризации: бесконечные военно-спортивные праздники, чествования военной техники и сооружения тематических мемориалов везде, где для этого есть хоть какая-то возможность. Например, в последнее десятилетие в различных городах России было установлено более двух десятков бюстов и памятников одному только бывшему командующему Воздушно-десантных войсками СССР Василию Маргелову!

Вишенка на этом торте и самая, пожалуй, яркая метафора всего происходящего — Главный храм Вооруженных сил РФ, сооружение которого стало едва ли не важнейшей идеологической стройкой российского государства.

Чтоб никто не сомневался в значимости проекта, лично президент пожертвовал свою зарплату на иконы для него! Клерикальная составляющая заслуживает отдельного разговора, но официальное название проекта и сам его вид недвусмысленно намекает, что это, прежде всего, мемориал армии, ее мощи и величия, ее министра и ее главнокомандующего, а вовсе не церковь, куда обыватели заходят по своим религиозным нуждам.

Власть в России все меньше интересуется идеологическим конструированием и усилением своей гражданской или юридической легитимности. Она хочет армейского подчинения и религиозного поклонения — без критики и сомнений, без выборов и прочих гражданских вольностей.

Автор: Федор Крашенинников — российский политолог и публицист, автор книг «После России» и «Облачная демократия», которую он написал вместе с Леонидом Волковым. Telegram: @fyodork, Twitter: @fyodorrrrr

Комментарий выражает личное мнение автора. Оно может не совпадать с мнением русской редакции и Deutsche Welle в целом.

______________

Подписывайтесь на наши каналы о России, Германии и Европе в | Twitter | Facebook | Youtube | Telegram | WhatsApp

Смотрите также:

• Как НАТО и Россия наращивают свои военные силы

  «Железный меч» в Литве

  В Литве до 2 декабря 2016 года проходят военные учения «Железный меч» («Iron Sword») сил НАТО, в которых, помимо литовских военнослужащих, принимают участие солдаты из Германии, США, Великобритании и Польши. В Литве разместится дополнительный батальон сил НАТО. На фото: военные учения солдат НАТО, которые прошли в литовском местечке Рукла этой осенью.

• Как НАТО и Россия наращивают свои военные силы

  Россия укрепляет свои позиции на Балтике

  Группировка войск в Калининградском особом районе в 2016 году была усилена дивизионом берегового ракетного комплекса «Бастион». На вооружение Балтийского флота в 2016 году, по утверждению российского Минобороны, пришли новые ракетные комплексы. На фото: летние учения российской армии на Балтике

• Как НАТО и Россия наращивают свои военные силы

  Наращивание сил с обеих сторон

  На этой инфографике видно, что с обеих сторон ведется наращивание военного потенциала. Россия на своих западных границах формирует три новых дивизии общей численностью до 30 тысяч военнослужащих. НАТО отправляет четыре батальона в страны Балтии и в Польшу, каждый численностью по тысяче солдат.

• Как НАТО и Россия наращивают свои военные силы

  НАТО устанавливает систему ПРО в Европе

  В Румынии в 2016 году заработала наземная база противоракетной обороны «Иджис». Аналогичная станция есть в Польше. Вместе с рядом других наземных объектов, а также группой эсминцев румынская база является составной частью программы построения европейской поэтапной адаптивной системы противоракетной обороны (ПРО). Россия считает, что ПРО направлена против нее.

• Как НАТО и Россия наращивают свои военные силы

  «Искандеры» в Калининграде

  Между тем Россия продолжает укреплять Калининградскую область. Министерство обороны РФ объявило о том, что реализует намерение разместить в западном эксклаве ракетные комплексы «Искандер-М». По данным Минобороны, они способны поражать цели на расстоянии до 500 км, «Искандеры» могут быть оснащены двумя типами ракет — баллистическими и крылатыми, а также теоретически нести ядерный боезаряд.

• Как НАТО и Россия наращивают свои военные силы

  Латвия потратится на оборону

  Осенью в различных точках Латвии проходили военные учения, в том числе совместные маневры военнослужащих НАТО «Серебряная стрела». На фото: министр обороны Латвии Раймондс Бергманис (в центре) и военнослужащие США после военных учений в латвийском местечке Адажи. Бергманис может рассчитывать в 2017 году на то, что расходы на оборону вырастут почти на 100 миллионов евро.

• Как НАТО и Россия наращивают свои военные силы

  Новые дивизии

  Долгое время после распада Советского Союза численность российской армии сокращалась. Но объявление о создании новых дивизий, прежде всего вблизи российско-украинской границы, может повернуть этот тренд вспять. Специалисты пока не знают, как Минобороны собирается укомплектовать новые дивизии личным составом. Необходимо найти порядка 30 тысяч военнослужащих дополнительно.

• Как НАТО и Россия наращивают свои военные силы

  Крупные учения в Польше

  В балтийском регионе этим летом прошли крупные военные учения НАТО под названием «Baltops». В них принимали участие военнослужащие из 17 стран — всего свыше 6000 солдат. Генсек альянса Йенс Столтенберг сообщил, что в планах блока перевести на усиленный режим службы несколько сотен тысяч солдат в странах-членах организации.

• Как НАТО и Россия наращивают свои военные силы

  От гаубиц до тяжелых бомбардировщиков

  Россия активно тестирует и вводит на вооружение новые виды военной техники. Это и истребители Су-35С, и зенитно-ракетные комплексы «Тор», «Панцирь-С», ПЗРК «Верба», реактивные системы залпового огня «Торнадо-Г» и беспилотники. Сейчас уровень перевооружения армии, по данным российского Минобороны, составляет 50 процентов.

• Как НАТО и Россия наращивают свои военные силы

  «Мы не в состоянии холодной войны с Россией»

  В недавнем интервью DW Йенс Столтенберг заявил, что НАТО не находится в состоянии холодной войны с Россией, призвав к поиску более умеренного определения. Масштабы наращивания военного потенциала обеими сторонами, действительно, несравнимо меньше, чем когда полным ходом шла гонка вооружений между СССР и НАТО, о чем напоминает эта графика времен ГДР.

  Автор: Михаил Бушуев

МИЛИТАРИЗМ — это… Что такое МИЛИТАРИЗМ?

милитаризм — а, м. militarisme m. Преобладание военного сословия и духа; политическая система, опирающаяся на силу войск. Чудинов 1902. Преобладание в государстве военных интересов. В смысле системы М. означает стремление государства к увеличению военных сил …   Исторический словарь галлицизмов русского языка

Милитаризм — (militarism) Положение, при котором государство, борясь за достижение политических целей, придает первостепенное значение таким средствам, как война, применение военной силы или угроза ее применения. Или, как альтернативный вариант, положение,… …   Политология. Словарь.

МИЛИТАРИЗМ — (от лат. militaris военный) система политических, экономических и идеологических средств, используемых правящими кругами той или иной страны с целью наращивания военной мощи государства. Милитаризму свойственна гонка вооружений, рост военных… …   Большой Энциклопедический словарь

МИЛИТАРИЗМ — МИЛИТАРИЗМ, милитаризма, мн. нет, муж. (от лат. militaris военный) (полит.). В империалистических государствах политика, стремящаяся к усилению военной мощи для завоевания новых земель, колоний и новых рынков.

|| Рост, чрезмерное увеличение… …   Толковый словарь Ушакова

МИЛИТАРИЗМ — МИЛИТАРИЗМ, а, муж. Политика усиления военной мощи, наращивания вооружений и активизации военных приготовлений. | прил. милитаристический, ая, ое и милитаристский, ая, ое. Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949 1992 …   Толковый словарь Ожегова

милитаризм — агрессия. Ant. миролюбие Словарь русских синонимов …   Словарь синонимов

МИЛИТАРИЗМ — англ. militarism; нем. Militarismus. Комплекс экон., полит., идеол. средств, направленных на подготовку к войне путем увеличения и укрепления новых вооруженных сил, создания новых вооружений, совершенствования направлений хозяйственной… …   Энциклопедия социологии

МИЛИТАРИЗМ — (от лат. militaris военный) в широком историч. понимании политика наращивания воен. могущества эксплуататорского гос ва в целях подготовки захватнич. войн и подавления сопротивления эксплуатируемых масс внутри страны. Как законченная система… …   Советская историческая энциклопедия

Милитаризм — …   Википедия

Милитаризм — (франц. militarisme, от лат. militaris военный)         в широком смысле наращивание военного могущества эксплуататорского государства с целью осуществления политики захватнических войн и подавления сопротивления трудящихся масс внутри страны.… …   Большая советская энциклопедия

почему армия в России больше, чем просто армия. Презентация книги Александра Гольца – МБХ медиа

В правозащитной организации «Международный Мемориал» 20 сентября прошла презентация книги  Александра Гольца «Военная реформа и российский милитаризм». Александр — журналист и политолог, последние 35 лет занимающийся исследованием российских военных реформ. Новая книга стала результатом изучения реформы Анатолия Сердюкова, проведенной в российской армии в 2008-2012 годах. В книге Гольц постарался ответить на вопросы, ослабила или укрепила она режим в России и удалось ли сохранить ее результаты.

В своих исследованиях Александр Гольц с определенного момента стал концентрироваться на понятии «русского милитаризма». «На все проблемы у нас смотрят с военного бока. Любой вызов — вызов военный. Россия является типичным милитаристским государством, которое даст еще фору Пруссии», — считает Александр. Исследователь в качестве примера вспоминает о конфликте России с Украиной: «Нам не говорили что украинцы выбирают западный путь развития, нам говорили, что у них завтра базы НАТО появятся. Ответ на любой вызов государство давала военный». 

 

Из-за того, что Россия — государство милитаристическое, процессы, происходящие в армии, влияют на всю страну. «Общая реформа у нас не получается. Мы выйдем на нее через секторальные реформы: банковскую налоговую и так далее. Step by step мы двинемся к светлому будущему», — так прогнозировал Александр еще до начала 10-х годов. «Кардинальная военная реформа может стать мотором демократических отношений внутри страны», — утверждал исследователь.

Гольц обнаруживает, что такая кардинальная реформа была проведена Сердюковым в 2008-2012 годах. Количественная реформа, главным образом направленная на оптимизацию военного состава, привела к ощутимым изменениям внутренней и внешней политики России. Но вызывала не те изменения, которые от нее ожидала либеральная российская общественность. «Реформа не привела ни к чему, кроме как к смывающей все волне милитаризма. Я читал социологические исследования, проведенные в 2015 году. Российская молодежь стала говорить о необходимости войны. Невозможно понять, как российская молодежь вдруг стал мечтать о войне, которая сделает мир более ясным и более простым».

 

Исследователь стал искать исторические аналогии произошедшего в России и нашел их в прусских реформах начала XIX века, в ходе которых были созданы военные институты, функционирующие в Германии и в англо-саксонских странах по сей день. Но когда руководство Пруссии переключилось с военные реформ на гражданские, ее действия оказались абсолютно не успешными. По мнению Александра Гольца, это знак для нашего государства, которое хочет видеть военно-промышленный комплекс локомотивом всего общества.

При общей милитаризации страны большой проблемой стало то, что военная реформа была свернута. Как только Сердюков стал переходить от количественных реформ к качественным, его убрали с поста. «Военные реформы потеряли свой смысл и содержание. Когда милитаризм соприкасается с реальностью — это неизбежно». Но хуже того, что после сворачивания проведенных реформ остался милитаристический запал. Сердюковская реформа была направлена на достижение абсолютного превосходства на постсоветском пространстве. Руководство нашей страны говорит о превосходстве мировом.

 

 

 

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

«Армия начинает подменять собой государство»

В ходе учений «Центр-2019» из-за несработавших парашютов разбились две бронемашины, а также получили травмы пятеро десантников, сообщили накануне СМИ. Учения носят антитеррористический характер и проходят в Оренбургской области.

По одной из версий, парашютные системы могли не сработать из-за нарушения техники безопасности – транспортный самолет летел с превышающей допустимую почти в два раза скоростью: 15 м/с вместо 8 м/с. Комментируя ЧП, первый зампред комитета Госдумы по обороне Александр Шерин сказал, что для предотвращения подобных случаев нужно чаще проводить учения.

Однако, по мнению независимых экспертов, взаимосвязь здесь, скорее, обратная, учений в России проводится больше, чем достаточно, а ЧП, в том числе с жертвами, на них не становится меньше. Просто такова плата за курс на милитаризацию страны. Напомним, недавно в результате испытаний ракет нового типа «Буревестник» в Архангельской области погибли семь человек – как гражданских, так и военных.

На злобу дня Русская служба «Голоса Америки» решили поговорить с независимым военным аналитиком Александром Гольцем, презентации книги которого «Военная реформа и российский милитаризм» недавно прошла в «Мемориале».

Виктор Владимиров: В Вашей книге красной нитью проходит мысль о все возрастающем милитаризме в России. В чем его отличительная черта?

Александр Гольц: На мой взгляд, было две фазы российского милитаризма. Еще с Петровских времен и до недавнего времени милитаризм основывался на использовании гигантского числа абсолютно бесправных рекрутов. Собственно новация Петра Первого заключалась в том, что он в отличие от всех европейских правителей рискнул вооружить рабов и оказался в этом совершенно успешен. Американский историк Уильям Морган Фаулер сформулировал это в том смысле, что самодержавие, отсталость и крепостное право дали в руки русским императорам супероружие. Эта тенденция продолжалась и после того, когда крепостное право было отменено, и когда оно вернулось в виде угнетения граждан большевиками. Теперь мы переживаем нечто похожее скорее на классический, прусский милитаризм. Такого уже нет практически нигде в мире, когда за счет побед оружия и успешной военной реформы армия становится модельным институтом для государства. Многим в России кажется, что если и есть чем гордиться в стране, так это вооруженные силы. Армия начинает подменять собой государство. Мы пока что в самом начале этого процесса, но тенденции уже просматриваются вполне отчетливо.

В.В.: Чем опасна милитаризация для развития страны?

А.Г.: В своей книге я постоянно провожу параллель с Пруссией, и потом – с Германией. В Германии милитаризация общества привела к тому, что вооруженные силы стали государством в государстве. Именно военные, исходя из своих кастовых интересов, вовлекли страны в две мировые войны, которые закончились катастрофами. Сегодня новая война будет означать всемирную катастрофу. Посмотрите, редкая неделя обходится без того, чтобы российский президент не напомнил всем, что именно Россия обладает ядерным оружием и способностью уничтожить планету.

В.В.: Может ли ВПК в России стать локомотивом экономики?

А.Г.: Не может. ВПК, который за счет государственных вложений во всем мире создавал передовые технологии, исчерпал себя где-то к началу 70-х годов. Сейчас повсюду тенденция прямо противоположная. Гражданский сектор рождает новые технологии, создает за счет них товары, которые приносят доходы, совершенно несопоставимые, в десятки, если не сотни раз превосходящие те инвестиции, которые может сделать государство в ВПК для создания каких-то вооружений. Поэтому современные технологии перетекают из гражданского сектора в оборонку. А российские руководители, к сожалению, пребывают в иллюзии, что именно оборонно-промышленный комплекс станет мотором государственного развития. Более того, они свернули на совершенно советскую дорожку. В прошлом году Путин издал указы, которые прямо требуют от госкорпораций покупать товары, производимые предприятиями ВПК. Это означает, что у них нет ровно никакого стимула улучшать свою продукцию – все равно купят. Это советский путь к полному застою.

В.В.: Все ли в России осознают в полной мере пагубность милитаризации?

А.Г.: Российский милитаризм тем и опасен, что большинство населения испытывает восторг перед вооруженными силами. Как говорил герой фильма «Интервенция» (в исполнении Сергея Юрского – В.В.): «Регулярная армия – это прекрасно. Это что-то особенное!» В этом состоянии милитаристского угара можно наломать много дров.

На Украине вскармливается милитаристский режим, заявила Захарова

https://ria.ru/20210525/ukraina-1733826085.html

На Украине вскармливается милитаристский режим, заявила Захарова

На Украине вскармливается милитаристский режим, заявила Захарова — РИА Новости, 25.05.2021

На Украине вскармливается милитаристский режим, заявила Захарова

Официальный представитель МИД РФ Мария Захарова, комментируя решение президента Украины увеличить численность ВС страны, заявила, что таким образом «в центре… РИА Новости, 25.05.2021

2021-05-25T14:35

2021-05-25T14:35

2021-05-25T14:40

мария захарова

верховная рада украины

владимир зеленский

европа

украина

в мире

/html/head/meta[@name=’og:title’]/@content

/html/head/meta[@name=’og:description’]/@content

https://cdn22. img.ria.ru/images/07e5/05/14/1733168512_0:239:3216:2048_1920x0_80_0_0_fab559d02c24db634718e53f2010ef01.jpg

МОСКВА, 25 мая — РИА Новости. Официальный представитель МИД РФ Мария Захарова, комментируя решение президента Украины увеличить численность ВС страны, заявила, что таким образом «в центре Европы вскармливается милитаристский режим».Президент Украины Владимир Зеленский зарегистрировал в Верховной раде законопроект об увеличении численности вооруженных сил страны, а также об «основах национального сопротивления».Ранее власти Украины увеличили расходы на оборону и безопасность в размере 5,93% ВВП. Этот показатель на 2020 год составлял 5,45% ВВП.

https://ria.ru/20210520/zelenskiy-1733026291.html

европа

украина

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

2021

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og. xn--p1ai/awards/

Новости

ru-RU

https://ria.ru/docs/about/copyright.html

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

https://cdn23.img.ria.ru/images/07e5/05/14/1733168512_0:0:2731:2048_1920x0_80_0_0_5ab754c9800574ec154e784e49450c73.jpg

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

мария захарова, верховная рада украины, владимир зеленский, европа, украина, в мире

Чем закончится попытка конвоировать Трампа из Белого дома?

https://ria.ru/20200614/1572885407.html

Чем закончится попытка конвоировать Трампа из Белого дома?

Чем закончится попытка конвоировать Трампа из Белого дома? — РИА Новости, 26. 05.2021

Чем закончится попытка конвоировать Трампа из Белого дома?

Будет практически чудом, если президентские выборы 3 ноября выявят победителя, — пока что все идет к тому, что этот день окончательно расколет Америку, лишив… РИА Новости, 26.05.2021

2020-06-14T08:00

2020-06-14T08:00

2021-05-26T16:45

выборы президента сша — 2020

вашингтон

дональд трамп

сша

авторы

/html/head/meta[@name=’og:title’]/@content

/html/head/meta[@name=’og:description’]/@content

https://cdn25.img.ria.ru/images/07e4/05/16/1571826676_0:111:3247:1937_1920x0_80_0_0_00c552310e3fbe31eafd56694e27364b.jpg

Будет практически чудом, если президентские выборы 3 ноября выявят победителя, — пока что все идет к тому, что этот день окончательно расколет Америку, лишив легитимности будущего президента. Да, немалая часть американцев и большая часть истеблишмента, по сути, не признавали (и не признают) своим президентом и Дональда Трампа — но юридически они все-таки считают его главой государства. Сейчас же ставки выросли — речь идет уже о непризнании самих результатов выборов.Нынешние волнения не просто увеличили вероятность подобного развития событий — они резко взвинтили градус напряженности и особенно риторику взаимной ненависти. Причем ставку на «больше ада» делают противники Трампа — хотя после стольких лет обвинений его в чем угодно, начиная от русских связей до женоненавистничества, казалось, что ничего нового придумать уже нельзя. Но сейчас мы видим, как рождается новое обвинение в адрес Трампа, которое имеет все шансы стать ключевым, затмив собой «потакание Путину» и даже расизм. Трампа объявляют узурпатором власти — не потому, что он в 2016-м выиграл выборы благодаря русскому вмешательству (это самой собой), а потому, что он не собирается признавать результаты выборов 2020 года. Это теперь, по сути, официальная позиция демпартии.Джо Байден еще в апреле пугал американцев тем, что из-за коронавируса Трамп «попытается как-то отменить выборы, придумать какое-то обоснование, почему они не могут быть проведены», — это были абсолютно надуманные обвинения, но, как оказалось, бывший вице-президент лишь разминался. В пятницу в эфире CNN Байден заявил, что больше всего беспокоит, что «действующий президент попытается украсть выборы» (в частности потому, что Трамп называет голосование по почте мошенничеством), а когда его спросили, рассматривает ли он возможность, что Трамп может отказаться покинуть свой пост, Байден не только согласился с таким предположением, но и предсказал развитие событий:Причиной своей гордости Байден назвал то, что многие видные военные, включая работавших с Трампом, критиковали реакцию президента на протесты и погромы, охватившие Америку после гибели Джорджа Флойда, и его угрозу использовать армию для подавления беспорядков. Ну и вообще, рассказал Байден, «множество рядовых военнослужащих говорят, что США — не милитаристское государство».Действительно, бывший министр обороны в администрации Трампа Джеймс Мэттис на прошлой неделе заявил, что протесты справедливы, а Трамп даже не делает вид, что пытается объединить американский народ:Речь о посещении Трампом 1 июня вашингтонской церкви Святого Иоанна, которую накануне подожгли погромщики, — вместе с ним был, в частности, и глава Объединенного комитета начальников штабов генерал Марк Милли. В тот день Трамп призвал губернаторов и мэров навести порядок (ведь полиция и нацгвардия подчиняются им), пообещав, если они не справятся, применить против погромщиков то, что есть в его распоряжении, то есть армию, — но его слова повернули так, будто бы он угрожал бросить войска на мирных демонстрантов. Пресса и либеральный истеблишмент стали стыдить «соучастников преступления» — особенно досталось военным. И генерал Милли в итоге «признал свои ошибки»:То есть наведение порядка в стране, за что отвечает в том числе и президент — Верховный главнокомандующий, — приравнивается к внутриполитической борьбе, внутренним делам? Понятно, что Трамп не собирался бросать войска против демонстрантов, он просто хотел заставить местные власти (большая часть которых, кстати, принадлежат к демократам, потому что именно в их штатах и городах были — и местами продолжаются — самые сильные беспорядки) навести порядок. И добился этого — пусть и угрозой применить войска. Но в результате от него отвернулась армия? Вот и министр обороны Марк Эспер (сам не военный, а гражданский) прямо заявил, что не поддерживает применение закона «О противодействии мятежу» для подавления гражданских волнений, — за подобные высказывания Трамп якобы даже подумывал его уволить.На самом деле, отношения Трампа с армией гораздо сложней. Никто от него не отворачивался — потому что как среди действующих военных, так и среди отставников и ветеранов его поддержка всегда была велика. Большинство военных проголосуют за Трампа и в ноябре — а нынешние беспорядки лишь увеличат его рейтинг в армии. Трамп привлек в свою администрацию едва ли не больше генералов, чем кто-либо из его предшественников в новейшей истории, — и хотя со многими из них он в итоге расстался (по своей вине, из-за происков врагов или из-за расхождений во взглядах), армейское командование априори относится к Трампу лучше, чем к противостоящему ему насквозь коррумпированному «вашингтонскому болоту».Но о чем тогда говорит Байден? Почему он грозит Трампу вмешательством армии? Потому, что хочет представить Трампа как нарушителя законов, как человека, презирающего волю американского народа: вот в ноябре народ выберет президентом Байдена (а по-другому же и быть не может — вы посмотрите, до чего довел страну этот «друг Путина»), а Трамп откажется признавать итоги выборов. Что останется делать армии? Только вмешаться для защиты американской демократии от сумасшедшего тирана.Подобный расчет был бы оправдан, если бы дело действительно шло к тому, чтобы Трамп узурпировал власть — отказался признать итоги выборов 3 ноября и передавать власть новому президенту. Тогда появление 20 января 2021 года в Белом доме группы военных для конвоирования (а именно так можно перевести слова Байдена) президента было бы хоть как-то объяснимо — и то лишь в том случае, если перестанут работать все остальные институты власти и их решения не будут выполняться. То есть суды и конгресс признают итоги выборов, а один лишь Трамп отказывается. ФБР и прочие федеральные силовые службы тоже почему-то бездействуют — и тут на сцену приходится выйти военным — как последним защитникам американской демократии. Чтобы не доводить дело до последнего, не призывать вооруженный народ свергнуть тирана.Но ситуация в Штатах развивается в прямо противоположном направлении: это не Трамп собирается украсть победу, а его хотят лишить законной власти. Причем делают это с того самого дня, когда 8 ноября 2016 года он победил на выборах, — пока что, судя по тому же делу Майкла Флинна, видны лишь мелкие детали самого настоящего заговора, который был составлен на «вашингтонском болоте». Трампа все годы загоняли в угол, травили, подставляли, перевирали — но не сумели лишить власти даже надуманным импичментом. Сейчас все идет к его переизбранию на второй срок — что бы ни показывали опросы (которые ошибались и в 2016-м, не говоря уже о том, что судьбу выборов определяет не общенациональный рейтинг, а голосование лишь в нескольких так называемых колеблющихся штатах). Допустить переизбрание Трампа для «вашингтонского болота» совершенно невозможно — к тому же на втором сроке президент может получить еще и трампистский (не путать с республиканским) конгресс. Поэтому Трампу будет дан последний и решительный бой — в котором его нужно победить любой ценой.Расовые и социальные волнения станут поводом к раскачиванию антитрампистской кампании — а то, что за это придется заплатить ростом реальной напряженности в обществе и углублением даже не поляризации, а раскола Америки, ну так это же Трамп виноват. Зачем он вообще избрался президентом — вот из-за него все так и обострилось!Подобная извращенная логика свойственна немалой части борцов с Трампом, не желающих признать, что Трамп — это не болезнь, а ее следствие. Можно не считать его лекарством — но нужно быть слепым, чтобы не видеть причин заболевания. А они в том, что традиционные элиты, типичным представителем которых является Джо Байден, полностью оторвались от проблем и ценностей обычного рядового американца, будь он белым или черным, гражданским или военным. Попытавшись украсть в ноябре победу у Трампа, «вашингтонское болото» утопит всех: и само себя, и ту Америку, которую пытается вытащить из трясины ее нынешний президент.Сценарий уже понятен: в ходе подсчета голосов на выборах 3 ноября будут подвешены несколько спорных округов, а в итоге и штатов (для этого в том числе пригодятся и махинации с голосованием по почте). Таким образом, Трамп не сможет быть объявлен победителем — будут суды, пересчет бюллетеней. В результате все затянется на несколько недель, а тем временем пресса будет писать о все более вероятной победе Байдена, по стране начнутся демонстрации против Трампа и с требованием обеспечить «мирную передачу» власти, которой, естественно, угрожает «узурпатор». Если Трамп упрется и будет стоять до конца, не отказываясь от борьбы за свою победу, — начнется кампания гражданского неповиновения. После чего на улицы выйдут уже и сторонники Трампа — рассерженные белые работяги. Многие — с оружием в руках.Каким образом можно сорвать этот сценарий? Только уверенной победой Трампа в большей части колеблющихся штатов. Правда, и в этом случае у «вашингтонского болота» останется запасной сценарий: вывести людей на улицы уже 4 ноября. Начать захватывать органы власти, требовать от парламентов штатов не признавать Трампа. Но это уже будет прямым восстанием, против которого у Трампа будут все основания применить тот самый закон о мятеже 1807 года. Или же уйти, уступив дорогу не Байдену с «вашингтонского болота», не армии, а процессу развала США.

https://ria.ru/20200606/1572540408.html

https://ria.ru/20200604/1572427229.html

https://ria.ru/20200602/1572376219.html

https://ria.ru/20200601/1572254536.html

https://ria.ru/20200605/1572469298.html

https://ria.ru/20200530/1572194748.html

https://ria.ru/20200531/1572227058.html

вашингтон

сша

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

2020

Петр Акопов

https://cdn23.img.ria.ru/images/07e4/04/0d/1569984858_0:130:960:1090_100x100_80_0_0_07fd8ba5bb0166d714951356c555373e.jpg

Петр Акопов

https://cdn23.img.ria.ru/images/07e4/04/0d/1569984858_0:130:960:1090_100x100_80_0_0_07fd8ba5bb0166d714951356c555373e.jpg

Новости

ru-RU

https://ria.ru/docs/about/copyright.html

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

https://cdn24.img.ria.ru/images/07e4/05/16/1571826676_259:0:2990:2048_1920x0_80_0_0_e634dd9acd134c8d7487300ef604f1b9.jpg

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

Петр Акопов

https://cdn23.img.ria.ru/images/07e4/04/0d/1569984858_0:130:960:1090_100x100_80_0_0_07fd8ba5bb0166d714951356c555373e.jpg

вашингтон, дональд трамп, сша, авторы

Будет практически чудом, если президентские выборы 3 ноября выявят победителя, — пока что все идет к тому, что этот день окончательно расколет Америку, лишив легитимности будущего президента. Да, немалая часть американцев и большая часть истеблишмента, по сути, не признавали (и не признают) своим президентом и Дональда Трампа — но юридически они все-таки считают его главой государства. Сейчас же ставки выросли — речь идет уже о непризнании самих результатов выборов.

Нынешние волнения не просто увеличили вероятность подобного развития событий — они резко взвинтили градус напряженности и особенно риторику взаимной ненависти. Причем ставку на «больше ада» делают противники Трампа — хотя после стольких лет обвинений его в чем угодно, начиная от русских связей до женоненавистничества, казалось, что ничего нового придумать уже нельзя. Но сейчас мы видим, как рождается новое обвинение в адрес Трампа, которое имеет все шансы стать ключевым, затмив собой «потакание Путину» и даже расизм. Трампа объявляют узурпатором власти — не потому, что он в 2016-м выиграл выборы благодаря русскому вмешательству (это самой собой), а потому, что он не собирается признавать результаты выборов 2020 года. Это теперь, по сути, официальная позиция демпартии.

6 июня 2020, 08:00

Поджигатели Америки работают на переизбрание ТрампаДжо Байден еще в апреле пугал американцев тем, что из-за коронавируса Трамп «попытается как-то отменить выборы, придумать какое-то обоснование, почему они не могут быть проведены», — это были абсолютно надуманные обвинения, но, как оказалось, бывший вице-президент лишь разминался. В пятницу в эфире CNN Байден заявил, что больше всего беспокоит, что «действующий президент попытается украсть выборы» (в частности потому, что Трамп называет голосование по почте мошенничеством), а когда его спросили, рассматривает ли он возможность, что Трамп может отказаться покинуть свой пост, Байден не только согласился с таким предположением, но и предсказал развитие событий:

«Я чертовски горд нашими военными. <…> Я обещаю, я абсолютно убежден, что они очень быстро выпроводят его из Белого дома».

Причиной своей гордости Байден назвал то, что многие видные военные, включая работавших с Трампом, критиковали реакцию президента на протесты и погромы, охватившие Америку после гибели Джорджа Флойда, и его угрозу использовать армию для подавления беспорядков. Ну и вообще, рассказал Байден, «множество рядовых военнослужащих говорят, что США — не милитаристское государство».

4 июня 2020, 08:00

Как борьба против расизма в США вылилась в схватку с мародерамиДействительно, бывший министр обороны в администрации Трампа Джеймс Мэттис на прошлой неделе заявил, что протесты справедливы, а Трамп даже не делает вид, что пытается объединить американский народ:

«Когда я поступал на военную службу, около 50 лет назад, я дал клятву поддерживать и защищать Конституцию. Я никогда не думал, что войскам, принимающим ту же самую присягу, когда-либо будут отдавать приказы нарушать конституционные права своих сограждан — и уж тем более обеспечивать избранному главнокомандующему возможность поучаствовать в странной фотосессии в окружении военного руководства».

Речь о посещении Трампом 1 июня вашингтонской церкви Святого Иоанна, которую накануне подожгли погромщики, — вместе с ним был, в частности, и глава Объединенного комитета начальников штабов генерал Марк Милли. В тот день Трамп призвал губернаторов и мэров навести порядок (ведь полиция и нацгвардия подчиняются им), пообещав, если они не справятся, применить против погромщиков то, что есть в его распоряжении, то есть армию, — но его слова повернули так, будто бы он угрожал бросить войска на мирных демонстрантов.

2 июня 2020, 23:25

Трамп заявил, что Байден не знает, как прекратить беспорядки в США

Пресса и либеральный истеблишмент стали стыдить «соучастников преступления» — особенно досталось военным. И генерал Милли в итоге «признал свои ошибки»:

«Я не должен был быть там. <…> Мое присутствие в тот момент и в той обстановке создало ощущение того, что военные вовлечены во внутреннюю политику».

То есть наведение порядка в стране, за что отвечает в том числе и президент — Верховный главнокомандующий, — приравнивается к внутриполитической борьбе, внутренним делам? Понятно, что Трамп не собирался бросать войска против демонстрантов, он просто хотел заставить местные власти (большая часть которых, кстати, принадлежат к демократам, потому что именно в их штатах и городах были — и местами продолжаются — самые сильные беспорядки) навести порядок. И добился этого — пусть и угрозой применить войска. Но в результате от него отвернулась армия? Вот и министр обороны Марк Эспер (сам не военный, а гражданский) прямо заявил, что не поддерживает применение закона «О противодействии мятежу» для подавления гражданских волнений, — за подобные высказывания Трамп якобы даже подумывал его уволить.

На самом деле, отношения Трампа с армией гораздо сложней. Никто от него не отворачивался — потому что как среди действующих военных, так и среди отставников и ветеранов его поддержка всегда была велика. Большинство военных проголосуют за Трампа и в ноябре — а нынешние беспорядки лишь увеличат его рейтинг в армии. Трамп привлек в свою администрацию едва ли не больше генералов, чем кто-либо из его предшественников в новейшей истории, — и хотя со многими из них он в итоге расстался (по своей вине, из-за происков врагов или из-за расхождений во взглядах), армейское командование априори относится к Трампу лучше, чем к противостоящему ему насквозь коррумпированному «вашингтонскому болоту».

1 июня 2020, 08:00

«Вероятно, это русские»: взломано абсолютное оружие США

Но о чем тогда говорит Байден? Почему он грозит Трампу вмешательством армии?

Потому, что хочет представить Трампа как нарушителя законов, как человека, презирающего волю американского народа: вот в ноябре народ выберет президентом Байдена (а по-другому же и быть не может — вы посмотрите, до чего довел страну этот «друг Путина»), а Трамп откажется признавать итоги выборов. Что останется делать армии? Только вмешаться для защиты американской демократии от сумасшедшего тирана.

Подобный расчет был бы оправдан, если бы дело действительно шло к тому, чтобы Трамп узурпировал власть — отказался признать итоги выборов 3 ноября и передавать власть новому президенту. Тогда появление 20 января 2021 года в Белом доме группы военных для конвоирования (а именно так можно перевести слова Байдена) президента было бы хоть как-то объяснимо — и то лишь в том случае, если перестанут работать все остальные институты власти и их решения не будут выполняться. То есть суды и конгресс признают итоги выборов, а один лишь Трамп отказывается. ФБР и прочие федеральные силовые службы тоже почему-то бездействуют — и тут на сцену приходится выйти военным — как последним защитникам американской демократии. Чтобы не доводить дело до последнего, не призывать вооруженный народ свергнуть тирана.

5 июня 2020, 08:00

Хроники американского упадка: детей учат бояться и ненавидеть полициюНо ситуация в Штатах развивается в прямо противоположном направлении: это не Трамп собирается украсть победу, а его хотят лишить законной власти. Причем делают это с того самого дня, когда 8 ноября 2016 года он победил на выборах, — пока что, судя по тому же делу Майкла Флинна, видны лишь мелкие детали самого настоящего заговора, который был составлен на «вашингтонском болоте». Трампа все годы загоняли в угол, травили, подставляли, перевирали — но не сумели лишить власти даже надуманным импичментом. Сейчас все идет к его переизбранию на второй срок — что бы ни показывали опросы (которые ошибались и в 2016-м, не говоря уже о том, что судьбу выборов определяет не общенациональный рейтинг, а голосование лишь в нескольких так называемых колеблющихся штатах). Допустить переизбрание Трампа для «вашингтонского болота» совершенно невозможно — к тому же на втором сроке президент может получить еще и трампистский (не путать с республиканским) конгресс. Поэтому Трампу будет дан последний и решительный бой — в котором его нужно победить любой ценой.

Расовые и социальные волнения станут поводом к раскачиванию антитрампистской кампании — а то, что за это придется заплатить ростом реальной напряженности в обществе и углублением даже не поляризации, а раскола Америки, ну так это же Трамп виноват. Зачем он вообще избрался президентом — вот из-за него все так и обострилось!

Подобная извращенная логика свойственна немалой части борцов с Трампом, не желающих признать, что Трамп — это не болезнь, а ее следствие. Можно не считать его лекарством — но нужно быть слепым, чтобы не видеть причин заболевания. А они в том, что традиционные элиты, типичным представителем которых является Джо Байден, полностью оторвались от проблем и ценностей обычного рядового американца, будь он белым или черным, гражданским или военным. Попытавшись украсть в ноябре победу у Трампа, «вашингтонское болото» утопит всех: и само себя, и ту Америку, которую пытается вытащить из трясины ее нынешний президент.

30 мая 2020, 08:00

Twitter научит говорить правду. Почему Трамп поругался с любимой соцсетью

Сценарий уже понятен: в ходе подсчета голосов на выборах 3 ноября будут подвешены несколько спорных округов, а в итоге и штатов (для этого в том числе пригодятся и махинации с голосованием по почте). Таким образом, Трамп не сможет быть объявлен победителем — будут суды, пересчет бюллетеней. В результате все затянется на несколько недель, а тем временем пресса будет писать о все более вероятной победе Байдена, по стране начнутся демонстрации против Трампа и с требованием обеспечить «мирную передачу» власти, которой, естественно, угрожает «узурпатор».

Если Трамп упрется и будет стоять до конца, не отказываясь от борьбы за свою победу, — начнется кампания гражданского неповиновения. После чего на улицы выйдут уже и сторонники Трампа — рассерженные белые работяги. Многие — с оружием в руках.

Каким образом можно сорвать этот сценарий? Только уверенной победой Трампа в большей части колеблющихся штатов. Правда, и в этом случае у «вашингтонского болота» останется запасной сценарий: вывести людей на улицы уже 4 ноября. Начать захватывать органы власти, требовать от парламентов штатов не признавать Трампа. Но это уже будет прямым восстанием, против которого у Трампа будут все основания применить тот самый закон о мятеже 1807 года. Или же уйти, уступив дорогу не Байдену с «вашингтонского болота», не армии, а процессу развала США.

31 мая 2020, 08:00

«Черная война» в США: худшее еще впереди

может ли милитаризм вновь стать основой государства? — Александр Шаравин — 2015 — Эхо Москвы, 16.10.2015

16 октября 2015 года.

В эфире радиостанции «Эхо Москвы» — Александр Шаравин, директор Института политического и военного анализа, доктор технических наук.

Эфир ведут Ксения Ларина, Виталий Дымарский.

К.Ларина― Начинаем программу «2015». Добрый вечер! В студии ведущая Ксения Ларина, и Виталий Дымарский.

В.Дымарский― Добрый вечер!

К.Ларина― У нас сегодня в студии в гостях Александр Шаравин, директор Института политического и военного анализа. Здравствуйте, Александр Александрович!

А.Шаравин― Добрый вечер!

К.Ларина― Наша тема красиво звучит, весело: «Кому война, кому мать родна: может ли милитаризм вновь стать основой государства. Понятно, что повод для такого разговора давным-давно давно назрел…

В.Дымарский― Даже безотносительно Сирии…

К.Ларина― Да, по сути, уже вторая подряд военная история, в которую мы попадаем по собственной инициативе или так звезды сложились. Мой первый вопрос к Александру: Что сегодня из себя представляет Россия как участник борьбы против международного терроризма?

А.Шаравин― Я просто маленькое замечание по поводу названия передачи. Хочу сказать, что, вообще, хотя, как говорят специалисты, эта пословица родилась лет сто назад, на самом деле во все времена, при всех режимах были такие люди, которым война была действительно мать родна.

К.Ларина― И это не всегда военные.

А.Шаравин― Не всегда военные, и, кстати, чаще всего не военные.

В.Дымарский― Не только в России, объективности ради.

А.Шаравин―Я и говорю, во все времена, во всех странах и при разных режимах. Достаточно наши советские времена вспомнить. Помните, кто-то с голоду помирал в Питере, а кто-то пирожные ел или выменивал всевозможные художественные произведения. В общем, можно об этом говорить долго. А вот по поводу милитаризма, да, действительно, это интересно. Тут по поводу того, что наша страна сегодня представляет – действительно, это такое милитакратическое государство, как иногда говорят, или милитаристское – тут нужно подумать. Потому что на самом деле милитаризм-то я хорошо помню советское время, как про это говорили всегда. Обычно, если говорили о Западе и империализме, тут же сразу милитаризм был. Обычно это все неразрывно было. И специально залез, посмотрел разные старые статьи на эту тему – настолько, интересно, просто замечательно.

К.Ларина― Израильская военщина, американский милитаризм.

В.Дымарский― Военщина вся была…

А.Шаравин― А военщина вся была, да. Но, если мы объективно посмотрим, где и был милитаризм, это, конечно, советский милитаризм был один из самых-самых, может быть, таких, ярких из всех.

А вообще, знаете, если говорит о милитаризме, в прежнее-то время говорили, что это как бы преобладание военного сословия, вот и всё. В прежнем понимании «милитаризм» — это просто было преобладание военного сословия.

А.ШАРАВИН: Наша страна сегодня представляет – действительно, милитакратическое государство

В.Дымарский― Сейчас больше к сознанию относится: милитаризация сознания.

А.Шаравин― Сейчас много всяких критериев. Это всё, начиная, от роста военных расходов, роста вооруженных сил, влияние военно-промышленного комплекса, о чем раньше всегда мы говорили, что на США и Запад влияет военно-промышленный комплекс. А у нас не было его, у нас не было в Советском Союзе военно-промышленного комплекса. Это потом мы признали, что он есть, он появился.

В.Дымарский― Помните, был такой американский фельетонист знаменитый Арт Бухвальд? И в советской прессе его очень любили цитировать, потому что он критиковал свое общество. И у него была замечательная фраза: «Соединенные Штаты страдают военно-промышленным комплексом».

К.Ларина― А вот, кстати, чем отличается российский современный милитаризм от советского? Есть какие-нибудь отличия?

А.Шаравин― Есть, конечно. Очень много различий на самом деле. Возьмем даже тот самый пресловутый военно-промышленный комплекс, который, мы признали, все-таки был в Советском Союзе и нынешний оборонно-промышленный комплекс. Если говорить о влиянии этого комплекса на всю нашу жизнь, то оно, конечно, несравнимо, потому что в советское время это влияние было абсолютным. Причем он было настолько абсолютно, что представители этого самого военно-промышленного комплекса, они и министрами обороны становились.

В.Дымарский― Устинов.

А.Шаравин― Да, Дмитрий Федорович Устинов. Причем не армия диктовала, что нужно для армии, а он говорил: «Что может сделать военно-промышленный комплекс, тем у будете воевать». Такой подход был.

И, кстати, у нас ведь в последнее время тоже баланс такой, неустойчивый. В свое время, допустим, министром обороны был Сергей Борисович Иванов, он и вице-премьер был, он и оборонку возглавлял. Потом так получилось, при Сердюкове у нас появился Дмитрий Олегович Рогозин, который начал ВПК возглавлять. И я хочу сказать, что это не нормальная была ситуация, потому что, в принципе, кто воюет, тот и музыку должен заказывать. А у нас было так, что получается, кто-то со стороны будет определять, чем армию оснащать. Потом, в конце концов, нашли компромиссное решение: сейчас у нас ВПК возглавляет президент, верховный главнокомандующий.

К.Ларина― Он, кстати, сказал, по этому поводу – вот буквально на этой неделе были интервью, мы обсуждали со Сванидзе – что ВПК – драйвер экономики.

В.Дымарский― Я, кстати, хотел на эту тему задать вопрос.

К.Ларина― Сегодня именно эта идея сегодня возвращается – что двигатель экономики как раз военный комплекс.

В.Дымарский― В принципе в нормальной экономике, той же западной, действительно, военные технологии, они довольно быстро переходили в гражданские. Вот в чем проблема-то. А у нас этот путь намного длиннее, дольше

А.Шаравин― У нас он вообще без конца бывает, потому что иногда рубль, вложенный в оборонку, иногда заканчивается ничем, потому что он там, в оборонке и остается. Нет притока технологий.

В.Дымарский― Да, потому что в принципе военные технологии должны трансформироваться в гражданские, безусловно.

А.Шаравин― Конечно. Это один из самых главных пережитков советской системы, когда не было притока технологий. И хотя у нас сейчас некоторые экономисты говорят: «Ну, какой приток технологий? Сейчас технологии гражданские опережают военные». Это, вообще-то, лукавство на самом деле. Во всем мире военные технологии все-таки впереди идут, и все, что сегодня мы видим, начиная от интернета, заканчивая тем же компьютером — все это, в общем-то, в военно-промышленном комплексе появилось. В стране у нас та же самая история. Но вот нет этого притока. Излишняя секретность, вот эти барьеры – они не преодолены сегодня, к сожалению. И поэтому эффективность вложения в оборонно-промышленный комплекс у нас все-таки невысокая – это надо объективно признавать.

К.Ларина― По суммам, если сравнить – мы в свое время уже сравнивали с Соединенными Штатами…

А.ШАРАВИН: В прежнем понимании «милитаризм» — это просто было преобладание военного сословия

А.Шаравин― Нет.

В.Дымарский― Нет, ну это…

К.Ларина― Несопоставимые совершенно, да?..

А.Шаравин― Да нет, несопоставимые.

В.Дымарский― Несопоставимые экономики.

А.Шаравин― И экономики несопоставимые…

В.Дымарский― Знаешь, сколько российская экономика в мировом ВВП?

К.Ларина― Могу себе представить. Сколько, три?

В.Дымарский― Три с половиной.

А.Шаравин― Вы знаете, интересно, к примеру, часто говорят, сейчас такая милитаризация, рост расходов… Есть расходы, конечно, и сомнений в этом нет. Но просто я шел, по дороге вспоминал, сколько же у нас было современных образцов вооружений в армии, допустим, когда была принята эта новая программа. Это накануне выборов президент, Путина и приняли эту программу, помните 20 триллионов, помните, такая политическая цифра была? И 3 триллиона на модернизацию военно-промышленного комплекса. Мы все понимаем, что это политические цифры, они к реальности отношения не так много имеют. Но все равно это очень важно. Так вот, у нас на тот момент чуть больше 10% современных образцов вооружений в армии было.

В.Дымарский― А 90% старье, в общем?

А.Шаравин― Конечно. То есть ситуация была, в общем, плохая…

В.Дымарский― А сейчас, лучше стало?

А.Шаравин― Лучше. И задача стоит такая: чтобы к 2020 году у нас было 70% современных образцов вооружения и военной техники. То есть на самом деле, ни о каких ста процентах, конечно…

В.Дымарский― А мы знаем точно, что у нас есть, а чего у нас нет? Потому что, насколько новая техника, которую нам показывают – как мы знаем, там все эти мелкие приключения, происходящие с ней, сейчас этой техникой, не свидетельствуют ли о том, что где новые технологии, новая техника, а где картонные муляжи?

А.Шаравин― Нет. Может быть, где-то муляжи на выставках каких-нибудь и есть, но то, что касается армии, Генеральный штаб четко знает, сколько у него каких образцов и насколько они современные, насколько они новые и так далее.

В.Дымарский― Генеральный штаб знает. Знает ли общество?

А.Шаравин― Общество не всегда, конечно, это знает.

В.Дымарский― А должно ли оно знать?

А.Шаравин― Отчасти должно знать, отчасти – нет. Я, допустим, все-таки сторонник более открытого оборонного бюджета. Он у нас сегодня намного более закрыт, чем в середине 90-х годов, к примеру. А вообще-то, конечно есть секретные статьи, во всем мире в бюджетах есть секретные статьи. Но количество их минимально должно быть. Действительно, засекречено должно быть то, что должно быть засекречено. Все остальное должно быть открыто. В противном случае невозможно обсуждать эти вопросы квалифицированно. Эксперты практически не имеют возможности это анализировать. А раз так, то неэффективные траты. Вот мы к этому и подходим.

К.Ларина― Я предлагаю вернуться все-таки к актуальным событиям. Очень хочется понять, сам факт в этой операции на Ближнем Востоке. Чего мы там делаем? Это некое самоутверждение или в этом есть еще какой-то реальный смысл?

А.Шаравин― На самом деле смыслов уже много было названо и публично.

К.Ларина― Как вы считаете?

А.Шаравин― Начиная с самого простого и банального — это для того сделано, чтобы цены на нефть привести в нормальное состояние, заканчивая тем, чтобы вернуть себе достойное место среди других держав в мире, чтобы к нам прислушивались, понимали нас, какие наши цели и задачи, чтобы мы вновь вернулись в число тех государств, которые определяют мировую политику. Потому что последнее время, конечно, получилось так, что нас вытеснили на периферию из многих, так сказать, полян, где раньше мы участвовали и принимали участие в решении важнейших вопросов.

К.Ларина― А это единственный путь показать себе полноценным партнером?

В.Дымарский― И самоутверждаться…

А.Шаравин― На сегодня единственным, не единственным…, но в принципе-то мы на самом деле решаем задачу, которую мировое сообщество должно решать, если так говорить. А как мы ее решаем качественно – другой вопрос. К нам есть на Западе претензии, хотя я внимательно за этим смотрю: претензии эти зачастую надуманные. Потому что, мне кажется, что президент четко это пояснил в своих последних выступлениях. Наши попытки наладить диалог, к сожалению, не увенчались успехом.

В.Дымарский― Там непонятно, у меня такое впечатление, вокруг чего этот диалог строить. Там американцы или Запад в целом, они — со своими интересами, мы – со своими. Там в первую очередь, я так понимаю, вся загвоздка – это в отношении к Асаду несчастному.

А.Шаравин― Я на самом деле сейчас говорю не об интересах. Я про интересы отдельно готов сказать.

А.ШАРАВИН: Иногда рубль, вложенный в оборонку, иногда заканчивается ничем, потому что он там, в оборонке и остается

В.Дымарский― Мировая задача мирового сообщества – победить терроризм.

А.Шаравин― Я сейчас говорю о военно-технической части: конкретные цели, конкретные объекты, которые нужно бомбить, которые не нужно бомбить – вот об этом…

В.Дымарский― А мы знаем, чего мы бомбим?

А.Шаравин― Мы хотим спросить, в том числе, и у наших партнеров…

В.Дымарский― Они тоже не попадают, да?

А.Шаравин― Они тоже не попадают.

В.Дымарский― Они куда-то по госпиталю сейчас долбанули…

К.Ларина― В Афганистане.

А.Шаравин― Есть центр сейчас в Багдаде для обмена информацией, но, мне кажется, это недостаточно. В принципе, когда такие операции проводятся, всестороннее должно быть взаимодействие на всех уровнях, сверху донизу особенно в военной сфере. К сожалению, такого взаимодействия нет, поэтому и эффективности, собственно говоря, нет. С другой стороны, хорошо, разбомбим мы сейчас всю эту группировку…

В.Дымарский― Какую?

А.Шаравин― Которая есть у ИГИЛ…

В.Дымарский― У ИГИЛ или у оппозиции?

А.Шаравин― Мы не говорим сейчас про всю оппозицию, мы говорим про тех, кого мы считаем отъявленными террористами.

К.Ларина― А кого мы считаем отъявленными террористами? Я хочу понять.

А.Шаравин― Две, по сути, группировки, мы считаем: ИГИЛ, и та, которая является сирийским филиалом Аль-Каиды.

В.Дымарский― Которая входит…

К.Ларина― В умеренную оппозицию…

В.Дымарский― Они вместе с умеренной оппозицией, так называемая Аль-Каида, но она мягче Аль-Каиды.

А.Шаравин― Недавно же на «Эхе» была хорошая передача по поводу того, кто возглавляет эту умеренную оппозицию. Это очень интересная была передача, но не будем, как говориться… Кто захочет, тот посмотрит.

К.Ларина― Другая тема, да. Вы объясните мне, пожалуйста, если речь идет о совместных действиях, разве не главное все-таки решить, кого мы хотим бомбить, кого мы не хотим бомбить – разве это не самое простое, самое главное?

В.Дымарский― Нет, кого мы хотим бомбить, мы объявляем.

К.Ларина― Нет, невозможно там действовать в одиночку, не может одна страна говорить: «А я вот буду бомбить вот это…».

А.Шаравин― Нет, мы сейчас в данном случае уже не в одиночку, так сказать, во-первых. По сути, хоть небольшая, но коалиция есть. Это…

В.Дымарский― Ирак.

А.Шаравин― Ирак, Иран, это сирийское официальное руководство, которое мы говорим, что его признаем во главе с Башаром Асадом. И, в конце концов, та же Хезболла…

В.Дымарский― Да, и Хезболла из Ливана.

К.Ларина― Прекрасная компания.

А.Шаравин― Неизвестно, кто там сильней: Хезболла или нынешняя сирийская армия.

К.Ларина― Во что это выльется?

В.Дымарский― Хезболла сильнее, я думаю.

А.Шаравин― Сейчас мы говорим об одном, сейчас мы говорим, что наша задача разбомбить ИГИЛ и для нас это принципиально важно. В интересах других государство это сделать? Безусловно, сомнений нет. У тех же американцев тоже такая цель должна быть, по крайней мере, если исходить из их интересов. Хотя маленькое замечание по поводу интересов. Про интересы все любят всегда говорить, но вот послушаешь Жириновского – он говорит: «Я отстаиваю национальные интересы». Зюганова послушаешь – тоже отстаивает национальные интересы.

К.Ларина― Все патриоты.

А.Шаравин― Президент говорит о национальных интересах. А что же такое за национальные эти интересы, которые все понимают по-разному. Дело в том, что это, вообще-то, вещь субъективная, потому что национальные интересы – это субъективно выраженные объективные потребности. Никакого словоблудия нет. Что для страны национальный интерес? Она должна сохраниться и развиваться. А вот, как она должна сохраниться, как она должна развиваться, в каких вариантах – каждый понимает по-своему.

В.Дымарский― Каждый понимает по-своему. И есть шире: кто-то считает, что сохраниться и развиваться; кто-то считает – расшириться за счет других территорий.

А.Шаравин― Естественно, кто-то так считает.

В.Дымарский― Для кого-то, как мы помним, жизненное пространство – у того же Третьего рейха, у нацистов.

А.Шаравин― Совершенно верно.

К.Ларина― А, насколько обоснованы опасения, которые публично высказываются наши руководством, что враг – имеется в виду общий враг, терроризм международный в лице ИГИЛ, он практически у нас у ворот – что мы должны на чужой территории с ним расправиться – насколько эти опасения обоснованы сегодня, на ваш взгляд?

А.Шаравин― Вообще, на мой взгляд, эти опасения были справедливы еще в 90-е годы, собственно говоря, когда никакого ИГИЛ не было.

К.Ларина― Послушайте, тогда, в 90-е годы у нас была Чечня.

А.Шаравин― Правильно…

К.Ларина― И там международный терроризм НЕРЗАБ.

А.Шаравин― И дело было не в Чечне тогда. Я тогда сам немало всяких записок писал на эту тему и говорил, что для нас больше даже не Чечня представляет угрозу, а те самые исламские экстремисты, которые готовятся за рубежом и забрасываются к нам на Урал, в Поволжье. Вот, где опасность. И речь тогда уже шла о большом количестве таких экстремистов. А сегодня они уже, в общем, серьезную роль играют. Борьба потом началась против них, но они, вообще-то, уже закрепились.

В.Дымарский― Уже поздно.

А.Шаравин― И, если сегодня президент говорит, что там несколько тысяч воюет и наших сограждан и из СНГ, то, конечно, никто точно эту цифру не назовет. Когда меня говорят, что до сотни знают… — никто никакую сотню там не знает, потому что сказать это, по сути, невозможно. Там идет реально война, и люди гибнут. Сколько их там погибло сегодня в такой структуре, как ИГИЛ, никто сказать, конечно, не может. Она же не отчитывается перед нами, какие у них потери.

В.Дымарский― У меня вопрос чисто военный, наверное. Когда мы говорим, что мы бомбим некие игиловские объекты – что это такое? Какие у ИГИЛА объекты?

К.Ларина― Командные пункты.

В.Дымарский― Какие командные пункты? Я так понимаю, они живут среди населения городов. Они не живут отдельной армией.

А.Шаравин― Давайте не будем забывать, что никакого ИГИЛа не было бы вообще, если бы в свое время из Ирака тысячи офицеров саддамовской армии не убежали бы за рубеж. Собственно, военный костяк этого государства, так называемого ИГИЛ, преступного этого государство, как нужно говорить всегда.

В.Дымарский― Да, кстати, нам нужно сказать, что это запрещенная организация…

А.Шаравин― Запрещенная у нас организация. Так вот, оно бы никогда не приобрело такую мощь, если бы там не появились тысячи этих бывших иракских офицеров. Некоторые из них весьма хорошо были подготовлены. Про них, собственно, забыли. Их очень сильно тогда обидели, и она составили этот самый военный костяк.

К.Ларина― Ядро ИГИЛа, начало его, да?

А.Шаравин― Конечно. Это профессионалы высшего уровня.

В.Дымарский― Военные.

А.Шаравин― Военные, да.

К.Ларина― Откуда оружие у них?

А.Шаравин― Оружия было больше, чем надо в те времена. Во-первых, была разгромлена иракская армия…

К.Ларина― Оно старое все оружие?

А.Шаравин― Нет, почему? Американцы оснащали иракскую армию. Это оружие перекочевало в ИГИЛ. Они оснащали так называемую «умеренную оппозицию» — оружие перекочевало в ИГИЛ.

В.Дымарский― Наше оружие там тоже.

А.ШАРАВИН: Один из самых главных пережитков советской системы, когда не было притока технологий

А.Шаравин― Ну, и большая часть иракской армии тоже потеряло оружие, и тоже перешла на сторону ИГИЛ, либо на сторону так называемой умеренной оппозиции.

В.Дымарский― Можно я еще добавлю? Если я правильно понимаю – Саша, поправь меня, — что то помимо всего прочего государства борются с ИГИЛ, но, если речь идет о продаже оружия — с таким же успехом те же государства продают им оружие. Во всяком случае, как точно говорят, что эти же государства покупают у ИГИЛа нефть по бросовым ценам.

К.Ларина― Да-да-да.

А.Шаравин― Недавно мне понравился момент, когда один из лидеров так называемой демократической оппозиции или умеренной оппозиции режиму Башара Асада сказал, что «мы приобретаем у ИГИЛ горюче-смазочные материалы».

В.Дымарский― Да.

А.Шаравин― А больше их негде приобретать. То есть война там странная достаточно происходит.

К.Ларина― Война-то странная, но жертвы настоящие, но бомбы настоящие и жертвы настоящие.

А.Шаравин― Конечно, бомбы настоящие и жертвы настоящие.

К.Ларина― Вот вопрос: Кому она мать родна, эта война?

А.Шаравин― Не секрет. Мы же с вами начали с этого передачу, что, конечно, есть огромное количество и транснациональных монополий, которые на этом зарабатывают очень хорошие деньги, есть персонажи, которые занимаются незаконной торговлей оружием.

В.Дымарский― Торговля оружием всегда во все времена тоже…

А.Шаравин― Этот рынок незаконных сделок в области вооружений всегда были, и в такие моменты он разрастается.

В.Дымарский― Даже во Второй мировой войне, между прочим, были центры по продаже оружия, где обе стороны…

А.Шаравин― Причем, может быть, государство само по себе занимает вполне нормальную позицию, а некоторые представители этого государства могут действовать в своих интересах и неплохие деньги зарабатывать.

К.Ларина― Меня вот тоже этот вопрос интересует: То, что сегодня этот беспилотник – одни говорят, что это российский, наши говорят, что это не наш беспилотник – вот сам факт того, что был сбит этот самолет, слава богу, пока без людей – это сигнал чего?

А.Шаравин― Сигнал того, что идет война, вот и все. А, когда бывает война, то бывают и жертвы. А без жертв ни одной войны не бывает.

К.Ларина― Нет, но здесь же речь все-таки идет, наверное, о людях… ну, как называется? – это не противоборствующая сторона, правда же? Это с одной стороны, получается, такая неразбериха? А.ШАРАВИН – Я не знаю, чей это был беспилотник. Турция об этом объявила, значит, сигнал от Турции. Чей был беспилотник? Да чей угодно. Там на самом деле беспилотников, я думаю, немало.

К.Ларина― А у ИГИЛа есть беспилотники. Я не исключаю такого. Я думаю, вряд ли… А, почему мы исключаем? Если у них много денег, почему не купить беспилотник? Потом, мы не знаем вообще, какой беспилотник был сбит, об этом информации не было. А что это не наш – ну, пока будем думать, что это не наш. Потому что официальные наши представители министерства обороны сказали, что у нас все беспилотники на месте, тем более, самолеты.

К.Ларина― Это свидетельствует о том, что там, как я понимаю, необходимо садиться за какой-то стол, что нужно договариваться.

А.Шаравин― Что не американский беспилотник – тоже думают американцы.

К.Ларина― Иначе эта война превратится совсем в другую войну.

А.Шаравин― Важнейшее, о чем мы сегодня начали разговор – это возможность договариваться. В принципе самое плохое, что было из всех конфликтов за последние годы – это практически разрыв взаимодействия между военными. Я в свое время где-то в прошлом году еще, когда обострение первое началось обстановки, в Праге был на одной конференции. И западные ребята – а других там практически не было, от нас никто не приехал – стали говорить, что Россия такая, сякая, военные нехорошие… Я говорю, а давайте военных не будем трогать, все-таки не военные принимают решение, а политики. Вот к политикам принимайте свои санации, а военных зачем трогать? Что военные, что ли, развязывают? Вообще, военные, если мы говорим о милитаризации, военные как раз самые мирные люди, особенно те, кто реально видел войну. Точно говорю, абсолютно.

В.Дымарский― Саша, я как раз хотел задать этот вопрос. И я помню еще в советское время, когда разговаривали с военными – что это единственная профессия очень тяжелая психологически, в которой ты не можешь применить свои умения и знания в военное время. То есть военный может себя реализовать только в военное время, получается.

А.Шаравин― Еще одно. Я не случайно оговорился: особенно те военные, которые своими глазами видели войну. Конечно, те, которые ее не видели…

В.Дымарский― Им хочется повоевать. Хочется кому-то. Особенно, помните 41-й год? – все думали, что не успеют повоевать – те, кто на фронт ехали: «Сейчас вот Германию разгромят, а мы даже повоевать не успеем». Есть сегодня такие ребята? Есть, наверное, но их не много.

И, если вы спросите наших военачальников, которые действительно войну видели в разных ипостасях – и Афганистан и Кавказ, а кто-то из старых начальников еще и Отечественную войну захватил и войну с Японией – они, в общем-то, не жаждут войны и очень осторожно к любому решению о применении силы относятся. И если вы вспомните тот же Афганистан – военные ведь против были. Начальник Генерального штаба говорил: «Не надо этого делать, это опасно». Но не послушали военных.

К.Ларина― А чем он, кстати, эти мотивировал?

А.Шаравин― Тем, что мы не готовы к такой операции. Это серьезная подготовка, это серьезная операция. Это не прогулка месяца на два-три.

В.Дымарский― Другие условия…

А.Шаравин― Кстати, это во всех странах повторяется.

К.Ларина― То же самое говорил Эдуард Аркадьевич Воробьев, когда отказывался возглавить операцию в Чечне.

А.Шаравин― Возьмите, а что у тех же американцев иначе? Вот накануне их вторжения в Ирак в 2003-м году председатель Комитета начальников штабов сказал, что после разгрома армии Саддама Хуссейна группировку наших вооруженных сил в Ираке надо будет увеличить раза в полтора как минимум. Ему сказали, что он ничего не понимает, и он ушел в отставку. Что в результате? Вот то, о чем он сказал: армию Саддама Хуссейна разгромили и американцы в тисках остались между этой самой Хезболлой, этими, убежавшими в Сирию бывшими саддамовскими военными, между Ираном и так далее. И в Афганистане заодно потерпели поражение. Все к одному.

Знаете, иногда у нас говорят: «Вот американцы все предусмотрели, все предугадали, все рассчитано…». Вот все, что у нас плохо – это все они спланировали и все… Ребята, вот только давайте на эту тему поменьше говорить. Нет у них такого планирования, ну не способны они. Мы плохо планируем, а они еще хуже планируют. Вот та же самая иракская компания – наглядный пример. В 2003 году мне доводилось встретиться с тем человеком, который планировал всю эту операцию. Я его просто спрашиваю: «Давай оставим мораль в стороне. Объясни мне, почему вы вторглись, во-первых – вот папа-Буш не вторгался, у него ума больше было – но вы вторглись. Но я уверен был, что если вы вторгнитесь, то обязательно вы и в Сирию заглянете тем же самым катком. Раз вы в нее заглянули… Почему не заглянули, так сказать?» А он говорит: «Не знаю».

В.Дымарский― Подожди. Вот то, что он ответит, мы узнаем во второй части программы после небольшого перерыва на короткие новости.

НОВОСТИ

В.Дымарский― Еще раз добрый вечер! Мы продолжаем программу «2015». Ксения Ларина и Виталий Дымарский, мы ее сегодня ведем. И наш гость Александр Шаравин…

К.Ларина― Директор Института политического и военного анализа.

В.Дымарский― И еще доктор технических наук.

А.Шаравин― Спасибо!

К.Ларина― Хочу сказать одну вещь. Обратите внимание, даже здесь, в нашей тесной компании, вполне себе мирной и пацифистской нас все равно втягивают в это соревнование с Америкой. Мы все время про это говорим: а вот американцы – а вот мы, а вот американцы – а вот мы. И Александр рассказывает эпизод о своей встрече с американским другом.

А.Шаравин― Да. Так соперничества в данном случае нет. Мне было просто интересно по поводу великого стратегического планирования. Он мне просто ответил банально: «Не знаю, почему не спланировали». Я говорю: «Вы же понимаете, что если, допустим, вы туда катком прошли, то не было потом Хезболлы. Иран был бы зажат между завоеванным вами на тот момент Афганистаном и Ираком – и все, и на будущее совсем по-другому вся ситуация развивалась». Он говорит: «Может быть, вы и правы, но не знаю…». Я говорю: «А по поводу предлогов для вторжения – для вас же это не проблема. Ну, придумали бы, что туда вывезли химическое оружие, что туда сбежали все эти десятки тысяч офицеров из иракской армии, все что угодно могли придумать». Тем более, в тот момент психологически все приняли бы любое действие американцев, настолько успешна была их операция. Но видите, планирование оказалось плохим.

Результат для них тоже плачевный и в Ираке, и в Афганистане тоже. И для нас в этом никакой радости нет, потому что итог тот, что мы сегодня находимся на Ближнем Востоке, и больше того, участвует в боевых действиях. Эти действия, я думаю, для нас не очень большая радость на самом деле.

К.Ларина― Вы думаете? Кстати сказать, мы с этого и начали, что хотим продемонстрировать свою силу и мощь, что мы имеем такие же права ну «руль» это планеты, как и американцы.

А.Шаравин― На самом деле мотив, что мы хотим пресечь действия этого «Исламского государства» на той территории, которую сейчас она захватила, вполне тоже нормальный мотив, и он имеет вполне основания для того, чтобы быть всерьез воспринятым.

К.Ларина― Все-таки, если мы говорим о такой цели геополитической и психологической – показать свою мощь, свое влияние в мире, сказать, что мы партнеры, не надо нам строить однополярный мир – насколько, вообще, обоснованы эти претензии, эти амбиции, насколько на самом деле реально они отвечают нашему…

В.Дымарский― Наши козыри.

А.Шаравин― Вот смотрите, какая штука интересная. Мне всегда очень интересно… Помните, было написано «Слава нам!..», собственно говоря…

К.Ларина― …КПСС…

А.Шаравин― Если переводить на русский язык – «Слава нам!» В принципе, когда некоторые наши политики начинают говорить: «Слава нам!», «Слава России!» — я всегда предпочитаю, чтобы про нас кто-нибудь другой сказал. Я в свое время, лет десять назад занимался тем, что пробовал изучить, что о нас думают за рубежами страны, в разных странах.

К.Ларина― Мы знаем.

А.Шаравин― Так нет. Не мы опросы… Они же тоже проводят подобные опросы. Так что выяснилось? Что нас, действительно, великой державой признает большинство населения, причем в тех странах европейских, США, за океаном… Причем этот процент, он разный: там от 50-ти до 80-ти процентов.

К.Ларина― И что это меняет?

А.Шаравин― Это говорит о том, что они нас таковыми признают. Являемся мы такими или нет – это другой вопрос. Мы сами должны для себя понимать, так сказать. Но, что нас такими признают…

К.Ларина― Потому что они знают, что большая…

А.Шаравин― Естественно. Там много причин.

К.Ларина― Ракеты и большая.

А.Шаравин― Да. У нас природных ископаемых – море. Населения у нас много.

К.Ларина― Народу много.

В.Дымарский― Народу-то у нас мало для такой страны, для такой территории.

А.Шаравин― Для такой – мало, но все относительно. Относительно той же Германии – побольше. В Великобритании – побольше.

В.Дымарский― Относительно Индии – поменьше.

А.Шаравин― Ну, понятно.

В.Дымарский― Относительно совершенно – поменьше.

А.Шаравин― Что нам от этого? Ничего. Приятно, может быть, за рюмкой чая подумать, какие мы хорошие и великие, и так далее. В принципе реально надо себя, конечно, оценивать и понимать, что не сверхдержаву мы сегодня, конечно, не претендуем ни в чем, кроме этих огромные территорий и тех вооружений, которые у нас есть на сегодня, а это, действительно, так. Больше, кроме американцев и нас столько оружия не имеет.

К.Ларина― Ядерного оружия.

А.Шаравин― Ядерного оружия, безусловно. Потому что, если говорить об обычных вооружениях, не может быть никакого соревнования. У нас и экономика такая, которая не может позволить нам соревноваться в области обычных вооружений.

В.Дымарский― У нас есть «Уралвагонзавод».

А.Шаравин― Ну, хорошо, что он есть, слава богу…

К.Ларина― В ядерном оружии мы можем конкурировать с американцами, как и было при советской власти, потому что советская власть нам все это и оставило – Российской Федерации. А то, что касается остальных видов вооружения, насколько здесь мы, действительно, конкурентоспособны? Нет?

А.Шаравин― Как видите, вот сейчас на Ближнем Востоке видим, что достаточно конкурентоспособны. Мы не говорим, что кого-то перегоняем, но, кстати, факт, что в области экспорта вооружения мы все время 1-е, 2-е место занимаем, говорит о том, что наше вооружение по критериям цены и качества нисколько не хуже любых других. И раз наше вооружение покупают, то это очень даже неплохо.

В.Дымарский― У меня такой вопрос, опять же сравнивая с прежними временами. Исламский экстремизм, фундаментализм, радикализм – это не явления вчерашнего и позавчерашнего дня. Он существовал всегда.

К.Ларина― Просто по-разному назывался.

В.Дымарский― Не знаю, как он там назывался. Почему в период противостояния двух систем, как это называлось – Советского Союза и США – он не поднимал голову, он не проявлялся так, как проявляется сегодня? Означает ли то, что как бы две идеологии, две политические системы, они настолько задавили мир?..

К.Ларина― Ты имеешь в виду коммунизм и капитализм?

В.Дымарский― Да.

К.Ларина― Ну, подожди. А нацизм как возник, почему? Почему возник нацизм?

В.Дымарский― Но не как реакция на исламский…

К.Ларина― Не важно. Он возник третьей силой все равно…

А.Шаравин― Тема эта настолько важна, что это тема не одной передачи.

В.Дымарский― Я понимаю.

А.Шаравин― Я просто не хотел бы в сторону от нашего уйти. Смотрите, мы, важно, о чем стали говорить? А чем вы еще велики?

В.Дымарский― А чего, боялись нас? Если они идут на смерть вот эти сегодня смертники…

А.Шаравин― Нет. Дело в том, что мы таких экстремистов пытались использовать в своих целях, и не только мы. Запад – в своих целях, мы – в своих целях. В результате мы вырастили огромное количество профессиональных террористов, которые, собственно, сегодня и воюют, и еще и нам пытаются диктовать. Та же Аль-Каида – наглядный пример. Кто ее создавал?

В.Дымарский― А с другой стороны, там «Красные бригады»…

К.Ларина― А сколько у нас училось в наших вузах военных – боже мой! – этих людей.

А.Шаравин― Возьмите тот же ХАМАС, так сказать – где ребята готовились? Примеров немало. Поэтому это тема отдельная. Вопрос-то в другом. Мы важную тему зацепили по поводу того, что важно для современного крепкого, сильного государства. Армия – это достаточное условие? Это, вообще, необходимое условие, но недостаточное, абсолютно недостаточное. Мы же с вами прекрасно понимаем. Вот в Корее суперсильная армия. Ну, что это сильное государство, что ли? Конечно, нет. Это государств на грани… не знаю, сколько оно проживет.

В.Дымарский― Северная Корея, чтобы было понятно.

А.Шаравин― Северная Корея, естественно.

В.Дымарский― Сколько лет уже живет, кстати. Оказывается, можно жить и так.

А.Шаравин― Можно, все можно.

К.Ларина― Подождите, а с другой стороны, европейские страны, если бы не НАТО, если рассматривают армию каждого европейского государства – они что, сильные армии?

В.Дымарский― Они делегировали…

А.Шаравин― Они свои полномочия делегировали в НАТО. Кстати, когда говорят о том, что государства в сторону милитаризации идет – это одна из задач: защитить нашу целостность и суверенитет. Но ведь суверенитет сегодня понятие относительное на самом деле. Те же США, они что, абсолютным суверенитетом обладают, что ли? Конечно, нет. Когда ты вступаешь в любой международный союз, то ты теряешь часть суверенитета. Вот мы входим в организацию Договор о коллективной безопасности – мы уже часть суверенитета теряем. Вот они в НАТО входят… Вот говорят, они лидеры, они всем диктуют…

В.Дымарский― Ну да, в том объеме, в каком передаются полномочия свои в международные надстройки…

А.Шаравин― Объективно – они, конечно, лидеры, они диктуют. Но официально они вынуждены на равных иметь дело с Люксембургом при принятии решений.

В.Дымарский― Придется считаться.

А.Шаравин― И это тоже потеря суверенитета для американцев. Поэтому абсолютного суверенитета ни у кого нет в 21-м веке, и не будет. И был вопрос – мы как-то от него ушли – по поводу многополярного или однополярного мира. Однополярного мира тоже никогда не было и никогда не будет. И сегодня его нет. Это, вообще, мне кажется, пропагандистский какой-то лозунг, потому что на самом деле что, Китай – это не полюс? Полюс, конечно. А России, что не полюс? Все равно полюс. А Евросоюз – не полюс? Полюс. Индия сегодня что, не полюс? Тоже полюс. А в Латинской Америке, что новый полюс не появляется? Тоже появляется.

На самом деле этих полюсов очень много, и баланс между ними – это очень важно для мировой безопасности в целом, конечно. И как это баланс удержать нормально – это настолько сложная задача, которая, может быть, более сложная, чем удержать баланс между всевозможными отраслями промышленности, экономики у нас в стране. Потому что, если будет нарушен этот баланс, например, в сторону обороны все пойдет, и если мы сегодня говорим, что у нас растут оборонные расходы, и почему ничего страшного нет, на мой взгляд – потому что мы начинали с этого – я повторюсь – с 10-15 процентов современных вооружений, а ставим к 20-му году задачу – 70%. То есть мы в принципе пытаемся нагнать то самое отставание, которые было уже неприемлемо абсолютно, которое было у нас после развала Советского Союза. И как оно будет идти, трудно сказать.

В.Дымарский― Мне кажется, что должно быть какое-то соотношение цены и качества.

К.Ларина― Что ты имеешь в виду?

В.Дымарский― Я имею в виду соотношение угроз и потенциала ответа на эти угрозы…

К.Ларина― Адекватность.

В.Дымарский― Адекватность.

А.Шаравин― Естественно.

В.Дымарский― Она нужна такая армия – я просто, с точки зрения угроз – нам нужно ядерное оружие? Кто на нас с ядерным оружием может напасть – США?

К.Ларина― А куда ты его хочешь деть, продать?

В.Дымарский― А я не знаю. Я спрашиваю. Нам танки нужны?

А.Шаравин― Сначала про ядерное оружие. Действительно, ведь немало призывов было и сегодня есть – отказаться от ядерного оружия. А мы пойдем на это? Я думаю, нет, не пойдем. Потому что мы потерям свой статус от этого, безусловно.

К.Ларина― Это единственное, что у нас есть.

А.Шаравин― Это не просто единственное, это тот самый стабилизирующий фактор, который позволяет нам эти 70 лет в войну серьезную не вступать. 70 лет прошло, слава богу, после Второй мировой войны. Были маленькие войны, но они все были локальные, 70 лет прошло, слава богу, после Второй мировой войны. Были маленькие войны, но они все были локальные, большие.

В.Дымарский― Но они маленькие, но с большими жертвами… Афганистан тот же.

А.Шаравин― Нет, с жертвами-то большими, конечно. Но мировых, слава богу, не было войн и, я н надеюсь, не будет. Хотя некоторые у нас…

В.Дымарский― Хотя сейчас, по-моему, на грани все ходят.

А.Шаравин― А мы уже много раз были на грани.

К.Ларина― Уже не первый такой момент за последнее время страшный.

А.Шаравин― И как раз этот самый ядерный фактор является серьезным сдерживающим фактором.

В.Дымарский― И здесь, мне кажется, еще очень важно – на этом, более-менее, мало внимания обращают, а может, много, не знаю – это все-таки какая-то разрегулированность даже не международных отношений, а разрегулированность управления этими мировыми процессами. Вот та же Сирия, тот же ИГИЛ. Получается, что любая страна объявляет ИГИЛ, — запрещенный в нашей стране ИГИЛ, — своим врагом, прилетает и начинает его бомбить.

А.Шаравин― По факту так и есть.

К.Ларина― Так и ИГИЛ так же своим врагом объявляет.

В.Дымарский― Завтра объявят врагом племя Тумбу-Юмбу – прилетят, начнут его бомбить.

А.Шаравин― Виталий, строго говоря, формально единственное государство, которое с официальным режимом имеет какие-то договоренности и основания для вмешательства там, это Россия, так сказать и плюс Иран еще.

К.Ларина― А у нас свои есть грехи и немало.

А.Шаравин― А я про это не говорю. Естественно, я не говорю, что мы безгрешные, хорошие, а все плохие. На самом деле все плохие, безгрешных нет.

В.Дымарский― Такое ощущение, что сегодня любая страна может воевать. Захочет воевать – пойдет воевать где угодно в мире.

А.Шаравин― На самом деле сегодня то очень плохо. Потому что правильно отметил, что у нас разбалансированность есть этих механизмов. И посмотрите, за последнее время сколько договоров прекратило существование.

В.Дымарский― И даже ООН устарела.

А.Шаравин― И не только ООН…

К.Ларина― Я тоже хотела сказать, что это абсолютная девальвация всех этих институтов.

А.Шаравин― Да. Вот последние годы Советский Союз был принят договор об обычных вооруженных силах в Европе. Где он? Мы в нем не участвуем, вообще его нет на сегодня этого договора, не функционирует. А ведь это было величайшее достижение. Я хорошо помню. Я тогда служил, погоны носил. Мне казалось, что это какое-то чудо, что мы к такому соглашению пришли. Кто виноват, что этот договор перестал существовать? Обе стороны, и та сторона, которая не захотела России навстречу идти, потому что Советский Союз перестал существовать, Варшавский договор перестал существовать.

В.Дымарский― Они тоже почувствовали себя победителями в «холодной войне».

А.Шаравин― Конечно, почувствовали победителям, стали диктовать нам условия, а они для нас оказались неприемлемыми.

К.Ларина― Слушайте, а ведь был момент, когда мы могли в НАТО вступить.

А.Шаравин― Могли.

К.Ларина― И всерьез были об этом разговоры, и никто по этому поводу не смеялся, правда?

А.Шаравин― Я вам скажу, как я чувствовал тогда. Я тогда чувствовал, что никуда они не денутся, что нужнее для них, если мы захотим, то мы туда всегда вступим, и именно им скажем, кода мы хотим вступить. А потом оказалось, что все, что поезд ушел…

К.Ларина― А вот зря, вот тогда была бы коалиция, у которой был бы общий враг – международный терроризм. И, может быть, сегодня было бы все гораздо проще.

В.Дымарский― Мы уже движемся постепенно к концу программы. Я бы хотел еще одну тему затронуть. Мы говорим о милитаризме, с точки зрения тех войн, которые ведет Россия и не только Россия, которые ведут вообще в мире. А я бы хотел, Саша, еще твое мнение спросить про милитаризацию общества внутри России.

К.Ларина― Да. Почему на такую благодатную почву эти зерна падают, почему это так хорошо впитывается в массовое сознание?

В.Дымарский― Такое ощущение, что власть целенаправленно этот милитаризм подогревает. Я не знаю, возродилась или не возродилась, но под ухо все эти «зарницы», военные игры, то есть мы опять стали играть в военные игры.

А.Шаравин― Вот я скажу честно, как я это понимаю. На самом деле в таких играх я ничего плохого не вижу. Хотя некоторые вещи мы вроде бы исправили по отношению к той же советской милитаризации. Сегодня армия у нас в разы меньше. Относительно. Страна меньше, но она се небольшая армия. Даже ту политическую цифру в один миллион численности, которую мы пять лет назад как достижение называли – мы такую численность армии не развиваем. По вооружениям ситуация та же примерно.

Говорить, что у нас в армии много генералов и офицеров – тоже неправда. У нас сегодня вообще высшие должности даже в Министерстве обороны гражданские люди занимают. А вот если вообще милитаризация – есть. Вот посмотрите – у нас старый советский атавизм: у нас людей в погонах — куда ни плюнь. Любое ведомство возьми – люди в погонах. Вот этот абсурд надо исправлять. Ну, какое отношение, допустим, ФСИН, которая заключенных охраняет – Федеральная служба исполнения наказаний. Какие погоны у них могут быть.

В.Дымарский― У нас все в погонах.

А.Шаравин― А почему полицейские в погонах. Вы в мире посмотрите. Поезжайте во Францию, в Америку – они что, в погонах, что ли, ходят? Нет, конечно. У них другие совсем звания, другое отношение. То есть погоны должны носить только военные люди, но не прокурор в погонах.

В.Дымарский― У нас прокуроры же тоже…

А.Шаравин― У нас все носят.

В.Дымарский― У нас, кстати говоря, даже дипломаты.

А.Шаравин― У нас вообще все в погонах.

К.Ларина― Налоговая служба у нас в погонах?

В.Дымарский― Налоговая, да.

А.Шаравин― Это как раз та самая милитаризация, она как бы формальная, но она милитаризация, именно такая. Потому что, если мы говорим, что в армии сокращаем генералов, в армии сокращаем людей в погонах, а почему какие-то генералы…

В.Дымарский― А тут же появляются генералы налоговой службы…

А.Шаравин― Это, вообще, абсурд, конечно. И с этим надо разбираться. Генералов везде сегодня у нас хватает. Генералы без войска, генералы без армии, но генералы, так сказать. И это девальвация, собственно, военных.

К.Ларина― Но Виталий про другое говорит.

В.Дымарский― Я про другое говорил.

К.Ларина― Про атмосферу в обществе, как накачивается эта агрессия.

В.Дымарский― Причем именно не для того, чтобы общество воевало, у меня такое ощущение…

К.Ларина― Чтобы оно приветствовало.

В.Дымарский― Да, чтобы поддержало любую военную акцию.

К.Ларина― Смотрите, на Крыме проверили тогда…

А.Шаравин― С чем можно согласиться, безусловно — что пропагандистская машина у нас работает иногда совершенно не согласованно с тем, что делает высшая власть в стране.

К.Ларина― Руководство.

А.Шаравин― Вы, например, от президента слышали когда-нибудь про «фашистскую хунту» на Украине…

В.Дымарский― Когда мне говорят про это, я говорю: Вы хотите сказать, что Путин пожимает руку Гитлеру, да?

А.Шаравин― Вы от президента слышали, что эти милитаристы американские на нас сейчас хотят напасть? Он их партнерами… вот вчера буквально и каждый день их называет партнерами, так сказать.

В.Дымарский― Ну, там есть некая…

К.Ларина― Отношение-то мы слышим.

А.Шаравин― Отношение отношением, но за каждым словом много чего кроется. И когда пропагандисты начинают, как цепные псы бросаться…

К.Ларина― Вы считаете, что это они впереди батьки в пекло, впереди паровоза?

А.Шаравин― Угодить хочется очень, о чем думает…

В.Дымарский― Ну, значит, угождают, если это не останавливается?

А.Шаравин― Угождают, угождают.

К.Ларина― Вы в телевизоре сами выступаете часто, вас зовут?

А.Шаравин― Я стараюсь сейчас очень мало… Зовут каждый день и много раз. Я честно сказать, хожу очень мало.

К.Ларина― Но вы видите, что там происходит? Истерика, там просто истерика.

А.Шаравин― А я вот в этих истериках я участия не хочу принимать.

В.Дымарский― Я отказываюсь.

А.Шаравин― Я отказываюсь тоже, я не могу участвовать.

В.Дымарский― Мне довольно часто звонят. Я сказал, что к этому… — я не буду называть — я не пойду.

А.Шаравин― Есть небольшое количество передач, где можно просто нормально разговаривать и с ведущим и с партнером по передаче. Но, когда это превращается в крик, я перекрикивать никого не собираюсь.

К.Ларина― И это пользуется огромным спросом. Народ смотрит.

В.Дымарский― А потом еще тебя смонтируют.

К.Ларина― Народ смотрит – это тоже для меня загадка. Людей не раздражает. Они это поддерживают, они хотят войны, любой войны.

А.ШАРАВИН: Эффективность вложения в оборонно-промышленный комплекс у нас невысокая – надо объективно признавать

А.Шаравин― Нет, ну многие не смотрят…

В.Дымарский― Но не хотят участвовать в принципе.

К.Ларина― Ну, когда ты спросишь: «А вы пойдете?» — «Нет».

А.Шаравин― А это, кстати, очень важное замечание. Потому что вы посмотрите, кто самый агрессивный. Кто призывал наших солдат идти мыть сапоги в Индийском океане в свое время, помните? Он сам пошел куда-нибудь повоевать немножко. Форму он надевал с удовольствием и позировал.

В.Дымарский― Он с женщинами воюет.

А.Шаравин― Ну да, вот, пожалуйста. И такие же и другие есть у нас крупные политики, которые хотят страшно войны…

К.Ларина― Сейчас в основном большинство таких людей, которые по телевизору кричат: «Вперед! Давайте!..», «Дамаск наш!» — и всё наше.

А.Шаравин― Я не так давно с одним своим старым знакомым встречался. Он всерьез говорил в прошлом году, что надо вдарить по Киеву. Я говорю: «Ты, вообще, серьезно или несерьезно? Ты объясни мне». Более того, военные, вообще-то, человек, но не относящийся к категории, которые войну видели. Ну, это был для меня нонсенс, так сказать, потому что я не слышал таких слов ни от министра обороны, ни от начальника Генштаба, которые всерьез понимают происходящее.

К.Ларина― Но на митингах провластных я и сама слышала, как Александр Андреевич Проханов именно это и говорил на многотысячную толпу.

В.Дымарский― Вперед, на Киев!

К.Ларина― Вперед на Киев! – и далее – везде!

А.Шаравин― Про таких людей я хочу сказать — там не он один, там таких несколько – они называют себя патриотами Советского Союза. Я как-то ему еще лет десять назад сделал такое замечание, сказал: «Вы, вообще-то, как минимум не друг России». Он говорит: «Почему это?» Я говорю: «Потому что вы патриот другого государства, а раз — другого государства, то идите в сторону, так сказать, и туда, где это государство было – в прошлое так же, как и оно». Потому что на самом деле, если ты патриот другого государства, ты не друг нашей стране, новой, современной демократической России.

В.Дымарский― Ну, Саша, ты понимаешь, что это формально…

А.Шаравин― Это не формально.

В.Дымарский― А почему формально? Потому что у нас и власть достаточно много сейчас делает для такого возвращения советского, для ностальгии по советскому.

А.Шаравин― А я говорю напрямую. Власть не объявляет себя патриотом Советского Союза, ума у нее хватает на эту тему. И власть как раз говорит о том, что она привержена конституции, привержена ценностям, и говорит, что она за новую развивающуюся Россию.

К.Ларина― Хотя, может быть, вы и правы. Вопрос поступка, да? Помните, как это было принято решение, что самолеты взлетают и бомбят Сирию? За одну ночь – за одну ночь! Как это вообще возможно.

В.Дымарский― У всех тогда было ощущение, поскольку это было после встречи с Обамой, что с Обамой это обговорено. У меня нет сейчас понимания – это было обговорено? У меня сейчас появились сомнения.

К.Ларина― Что у них там свои интересы.

А.Шаравин― По крайней мере, президент наш сказал, что он предупредил наших американских партнеров. Как он это сделал – это другая тема, но он предупредил. Хотя нас, – говорит, — никогда не предупреждают.

К.Ларина― То есть получается, что надо довести до такого истерического состояния общество, чтобы оно было готово поддержать безоговорочно любое твое решение. Ну, на всякий случай, чтобы это было в кармане всегда! Всегда! – так легче.

А.Шаравин― На самом деле это вроде бы хорошо, потому что это удобно.

К.Ларина― Но это очень опасно.

А.Шаравин― Совершенно верно, абсолютно согласен, потому что очень легко сделать ошибки, когда ты находишься вне контроля всех систем: и экспертных, и государственных и парламента…

В.Дымарский― Кстати говоря, неплохо бы вспомнить опыт, из которого, по-моему, так и не сделали вывода – опыт Великой Отечественной войны и Второй мировой.

К.Ларина― Мы должна заканчивать.

В.Дымарский― Да, программа «2015». Всего доброго, до встречи!

К.Ларина― Александр Шаравин наш сегодняшний гость. Надеюсь, он не пожалел о потраченном времени. Спасибо большое! Будем ждать вас в гости.

А.Шаравин― Всего доброго!

Что такое милитаризм?

Милитаризм — это вера в то, что нация должна развивать, поддерживать и использовать сильную армию для расширения своих интересов. У милитаристской страны есть большие силы обороны, на которые она тратит большую часть своего дохода. Общество подчиняет другие национальные интересы поддержке сильной армии.

Узнайте больше о милитаризме, исторических примерах и его влиянии на экономику.

Определение и примеры милитаризма

Милитаризм — это вера в то, что нация должна использовать сильную армию для расширения своих интересов.

В милитаризме правительство направляет факторы производства на усиление вооруженных сил. Четыре фактора производства — это предпринимательство, капитальные товары, природные ресурсы и рабочая сила. Правительство может предоставить преференциальный режим подрядчикам оборонной промышленности.

Например, бывший президент Дональд Трамп ввел пошлины на импорт, в том числе на сталь, который, по его словам, может угрожать национальной безопасности. Растущая зависимость от иностранных производителей в качестве стратегических материалов дает им рычаги влияния на США.С. в период повышенной напряженности.

На диаграмме ниже показано влияние военных расходов на рост валового внутреннего продукта (ВВП) США с 1921 года по сегодняшний день с поправкой на инфляцию.

Как работает милитаризм

Милитаризм и национализм идут рука об руку. Националисты считают, что их страна превосходит все остальные. Они не поддерживают глобальные организации и не сотрудничают с другими странами в совместных усилиях. Они используют армию для защиты своей страны.Националистам легко оправдать нападение крупных вооруженных сил на другие страны, потому что они считают их более слабыми. Военные обеспечивают превосходство нации как внутри, так и за пределами страны.

Милитаризм вырос в условиях империализма и меркантилизма. Он защищал имперские и торговые интересы нации. Между 1500 и 1800 годами Европа присоединилась к меркантилизму. Это привело к развитию национальных государств из пепла феодализма. Голландия, Франция, Испания и Англия конкурировали на экономических фронтах, располагая крупными вооруженными силами.

Правительства использовали военную мощь для завоевания колоний и защиты недавно приобретенных природных ресурсов. Они работали вместе, чтобы финансировать корпоративный, военный и национальный рост. Взамен военные перенаправляли богатства от иностранной экспансии обратно своим правительствам. Он также обеспечивал порядок в колонизированной стране.

Милитаризм также выиграл от индустриализации и капитализма. Они усилили потребность в самоуправляющейся нации для защиты прав бизнеса.Капиталисты поддерживали правительства, которые использовали вооруженные силы, чтобы помогать им приобретать иностранные природные ресурсы и побеждать иностранных конкурентов. Это могло произойти даже в странах, которые не были колонизированы.

Примечание

Одной угрозы военной мощи было достаточно, чтобы убедить иностранные правительства предоставить права многонациональным компаниям.

Милитаризм в истории

Милитаризм можно увидеть на протяжении всей истории; во многих случаях это было причиной или главным фактором войны.Вот несколько недавних примеров.

Первая мировая война

Милитаризм был одной из основных причин Первой мировой войны. Пять основных европейских экономических держав — Германия, Австро-Венгрия, Франция, Россия и Великобритания — полагались на империализм для создания своего богатства. Они черпали свою экономическую мощь из завоеванных ими земель на Ближнем Востоке и в Африке. Они чувствовали угрозу, когда кто-либо из их соперников захватил эти колонии.

В то же время национализм усиливался среди стран, подобных Польше, которые хотели независимости.Не было Организации Объединенных Наций (ООН) или Организации Североатлантического договора (НАТО), чтобы поддерживать мир. Вместо этого страны полагались на двусторонние соглашения, которые часто противоречили другим договорам. В результате эти державы почувствовали, что сильные вооруженные силы были их единственной защитой.

Военные расходы в этих странах выросли примерно со 129,9 миллиона долларов в 1870 году до 549,7 миллиона долларов в 1914 году. Германия беспокоилась о других странах, поскольку она увеличила свои расходы на 73%. Германия считала, что только сильная армия может сделать ее мировой державой.Это вызвало гонку вооружений между этими державами.

Вторая мировая война

Великая депрессия сильно ударила по Германии, поскольку она уже была обременена репарациями после Первой мировой войны. Лидеры Германии напечатали столько валюты для выплаты долга, что это привело к гиперинфляции. Это способствовало появлению таких фашистских лидеров, как Адольф Гитлер. Они использовали национализм для преодоления личных интересов и подчинения благополучия населения в целом для достижения социальных целей. Немецкие мечты о Третьем рейхе зависели от экспансии, движимой милитаризмом.

Холодная война

После Второй мировой войны союзные страны создали Всемирный банк, Организацию Объединенных Наций и Всемирную торговую организацию. Они желали экономической глобализации как защиты от еще одного разрушительного конфликта.

Но Советский Союз и Китай продвигали рост через коммунизм. Им нужно было быстро поднять уровень жизни своего народа, чтобы избежать новых революций. Обладая достаточной финансовой мощью, они увеличили бы свою политическую власть на мировой арене.

США и милитаризм

После Второй мировой войны компании США все чаще приходили к выводу, что военная промышленность прибыльна. Правительство США субсидировало разработку высокотехнологичного вооружения, чтобы опередить Россию и Китай.

В 1950 году президент Гарри Трумэн начал трехлетнюю корейскую войну после того, как Северная Корея вторглась в Южную Корею. Это стоило 30 миллиардов долларов или 341 миллиард долларов в долларах 2011 года. Компенсационные пособия для ветеранов корейской войны и их семей по-прежнему стоят 2 доллара.8 миллиардов в год. Он также убил 36 574 американских солдата и еще 103 284 ранил.

В 1961 году президент Дуайт Эйзенхауэр предупредил о военно-промышленном комплексе США в своей прощальной речи. Он признал, что из-за холодной войны была необходима сильная армия, но он разделял опасения, что отрасли, поставляющие оружие, могут угрожать национальным интересам. Он сказал, что это может вытеснить расходы на другие приоритеты, тем самым ослабив основы экономического роста.

В 1965 году его преемники развязали войну во Вьетнаме.К 1975 году он стоил 111 миллиардов долларов или 738 миллиардов долларов в долларах 2011 года. Компенсационные выплаты ветеранам и семьям по-прежнему обходятся более чем в 22 миллиарда долларов в год. С 1970 года это в сумме составляет 270 миллиардов долларов. В ходе войны погибло 58 220 американских солдат и было ранено еще 153 303 человека.

Милитаризм и терроризм США

Национальное возмущение терроризмом вызвало огромную экспансию милитаризма в США. В 2001 году президент Джордж Буш начал войну в Афганистане в ответ на террористические атаки 11 сентября 2001 г., совершенные «Аль-Каидой».Он развязал войну с террором; к 2017 году это стоило американскому народу 1,07 триллиона долларов.

В 2003 году Буш начал войну в Ираке, чтобы положить конец режиму Саддама Хусейна. Она стоила 800 миллиардов долларов и длилась дольше, чем война во Вьетнаме. Он убил 4418 солдат США и ранил еще 31 994 человека.

Примечание

В период с 2001 по 2019 год военный бюджет США увеличился вдвое. По оценке на 2019 год, общая стоимость войн после 11 сентября составила 6,4 триллиона долларов и 801 000 жизней. По состоянию на февраль 2021 года эти расходы продолжают накапливаться по мере продолжения войн в Ираке и Афганистане.

Президент Дональд Трамп запросил 705,4 миллиарда долларов для военного бюджета на 2021 финансовый год. В бюджете, утвержденном Конгрессом, на министерство обороны приходится почти 17% федеральных расходов. В результате военные расходы США больше, чем у следующих 10 стран вместе взятых.

Влияние на экономику

Как и любой вид государственных расходов, военные расходы стимулируют экономику. Государственные расходы — одна из четырех составляющих ВВП. Когда он увеличивается, увеличивается и экономический рост.Например, расходы на Вторую мировую войну помогли поднять экономику после Великой депрессии.

Но военные расходы — не один из лучших способов создания рабочих мест. Исследование Массачусетского университета в Амхерсте показало, что расходы на оборону в размере 1 миллиарда долларов в 2005 году создали 8 555 рабочих мест. Но тот же самый миллиард долларов, потраченный на строительство дорог, мостов и другие общественные работы, создал 19 975 рабочих мест. Израсходовав столько же на образование, создано 17 687 рабочих мест.

С 2002 года Соединенные Штаты постоянно имеют значительный бюджетный дефицит.Большой объем военных расходов не смог обеспечить сопутствующий доход, занятость и налоговые поступления, достаточные для сбалансирования бюджета.

Стоимость крупных вооруженных сил не только способствует увеличению долга, но и лишает финансирование других столпов экономики, таких как инфраструктура, образование и расширение доступа к медицинскому обслуживанию. Это способствует снижению уровня образования Америки в мировом рейтинге.

Однако высокий уровень военных расходов выгоден У.S. компаний, которые работают в этой отрасли. Например, Lockheed Martin получила 60% своих доходов от контрактов Министерства обороны в 2018 году. Экономика США также выигрывает от экспорта оружия своим союзникам. В 2018 году компании США отправили 36% мирового экспорта оружия по сравнению с 30% в 2013 году.

Ключевые выводы

• Милитаризм — это вера в то, что нация должна развивать, поддерживать и использовать сильную армию для расширения своих интересов.
• Милитаризм идет рука об руку с национализмом и вырос в эпоху империализма и меркантилизма.
• Милитаризм прослеживается на протяжении всей истории; во многих случаях это было причиной или было основным фактором войны, включая Первую мировую войну, Вторую мировую войну и холодную войну.
• В результате террористических атак 11 сентября США стали проявлять все большую милитаризм.
• Стоимость крупных вооруженных сил не только способствует увеличению долга, но и лишает финансирования другие столпы экономики, такие как инфраструктура, образование и здравоохранение.

Милитаризм — обзор | Темы ScienceDirect

Введение

История взаимодействия географии с войной, милитаризмом и (в последнее время) терроризмом долгая и неоднозначная.Как отмечают Мамаду (2005) и Блэк (2005), академические географы разными способами участвовали как в изучении, так и в пропаганде войны. Работая в основном в контексте, когда война воспринималась как «естественная» и «необходимая», многие географы использовали свой опыт для консультирования политиков и военных плановиков (Mamadouh, 2005). Более того, географы способствовали формированию внешней политики, которая часто оправдывала использование военного вмешательства как приемлемого и даже необходимого.Это видно, например, в ранних работах видных геополитиков, в том числе Фридриха Ратцеля, Рудольфа Кьеллена, Халфорда Маккиндера и Карла Хаусхофера.

Географический вклад в войну не остался незамеченным, о чем свидетельствуют замечания Ива Лакоста, который сетует на то, что la geographie, ca sert, d’abord, a faire la guerre. (География служит, прежде всего, для ведения войны. Wisner (1986: 212).) Питер Тейлор (2004) также сардонически пишет, что «Бог изобрел войну, чтобы научить американцев географии.«География с такой позиции рассматривается как служанка Марса (Wisner, 1986; Cloud, 2002; Barnes, 2008; Kobayashi, 2009; Loyd, 2012). Недавняя критика войны как «естественной» или «необходимой», так и более широкого «военно-промышленно-академического» комплекса утверждала, что традиционные военные географии связаны с географическим детерминизмом, который поддерживает и защищает суверенную мощь и территориальную целостность государства (Barnes , 2008). Виснер (1986: 212) резок в своей оценке, заявляя, что «реальность географии такова, что ее методы долгое время использовались военными для нацеливания на места и людей.Следовательно, многие географы выступали за более «мирную» или «тихую» географию (Pepper and Jenkins, 1983; Megoran, 2010, 2011; Inwood and Tyner, 2011).

Учитывая, что война — и конфликт в более широком смысле — по своей природе географическая, независимо от положения, неудивительно, что литература по географии войны (а теперь и терроризма) огромна. При первом чтении литературы можно разделить географические исследования войны на три широких подхода: «традиционная» военная география, пространственно-аналитический и «критический».Первый имеет самую долгую историю и больше всего связан с подобластью «военной географии». Здесь основное внимание уделяется взаимодействию географии (в узком определении) и военных операций, кампаний и сражений. Как объясняют Палка и Галгано (2005: v), «военная география — это применение географической информации, инструментов и методов для решения военных задач». Исторически сложилось так, что большая часть этой литературы рассматривала географию как облегчающее или ограничивающее условие для военных операций (см. Winters et al., 1998; Harrison and Passmore, 2008) или как источник конфликтов и территориальных споров (см. Diehl, 1991). Исследования в этом направлении продолжаются, поскольку некоторые географы призвали к более широкому применению географических методов, таких как пространственный анализ с использованием географических информационных систем, для информирования как нашей эмпирической документации, так и понимания войны и терроризма (Siebeneck et al., 2009; O’Loughlin et al., 2010; Laygo et al., 2012), но также, более активно, в качестве инструментов борьбы с терроризмом (Beck, 2003; Shroder, 2005; Sui, 2008).

Второй доминирующий подход — с прочными связями с международными отношениями и политологией — использует количественные методы и методы пространственного анализа в попытке проанализировать местоположение и распространение войны и терроризма (см. Mandel, 1980; Most and Starr, 1980; Houweling и Сиккама, 1985; О’Лафлин, 1986; Кирби и Уорд, 1987). Частично эта тенденция была вызвана изменениями в природе конфликтов, а именно переходом от преимущественно «международных» войн к «гражданским» войнам.Согласно О’Лафлину (2005: 85), в 1990-е гг. Началось больше гражданских войн, чем в любое другое десятилетие после Второй мировой войны; более того, гражданские войны становятся не только обычным явлением, но и продолжаются дольше и имеют более разрушительные последствия. Важность географии (и пространственных отношений в частности) в значительной степени повлияла на теоретическое и эмпирическое понимание гражданских войн. В научном исследовании гражданских войн преобладали крупномасштабные количественные подходы; они высветили внутреннюю географию гражданских войн , и особенно распространение конфликта и важность пространственной близости к конфликту.Как отмечают О’Лафлин и Рэли (2007: 495), «одним из наиболее важных факторов, предсказывающих, переживет ли страна гражданскую войну, является наличие внутренних конфликтов у ее соседей». Это понимание конфликта, называемое по-разному «эффектом пространственного запаздывания» или «заражением», основано на наблюдении, что «страны часто вовлечены в сложную систему конфликтов по мере того, как войны переходят границы из-за убежищ, предлагаемых соседями, размещение повстанцев в районах, оккупированных сочувствующими меньшинствами, действия беженцев по подрыву сил, вызвавших их бегство, и доступ к экстерриториальным базам для внешних сторонников и источников дохода »(O’Loughlin and Raleigh, 2007: 495).

Однако количественное моделирование гражданских войн не осталось незамеченным. Многие географы, в частности, предостерегают от некритического использования метафоры заражения, поскольку такой подход может слишком легко превратиться в устойчивый географический детерминизм (Tyner et al., 2011: 3). Следовательно, недавняя работа указывает на попытку лучше понять, «как взаимодействие между правительствами и негосударственными субъектами приводит к насилию, а не сосредоточиваться исключительно на атрибутах одного субъекта [или государства] изолированно» (Gleditsch and Ruggeri, 2010: 300 ).

Критика пространственного детерминизма, присущего многим количественным исследованиям (гражданских) войн, выдвигает на первый план третий доминирующий подход к географии войны и терроризма, то есть «критический» подход. Как объясняет Вудворд (2005: 720), критические исследования стремятся понять «более широкий географический отпечаток милитаризма и военной деятельности» (Woodward, 2005: 720). Следовательно, недавнее распространение критических географических регионов в сочетании с более тесным взаимодействием с другими дисциплинами стимулировало более всестороннее — и теоретическое — взаимодействие с географическими регионами войны и терроризма.Соответственно, это не только эпистемологический вызов традиционным подходам; это также попытка расширить поле зрения; для рассмотрения неисследованных до сих пор связей между «военным военным» и «географией» (здесь определяется как тема, так и дисциплина). Несмотря на широкий охват, критические географические подходы к войне, террору и милитаризму чаще всего предлагаются теми, кто работает в подобластях критической геополитики и феминистской геополитики (Dowler and Sharp, 2001; Cowen and Gilbert, 2007; Bernazzoli and Flint, 2009, стр. 2010; Даулер, 1998, 2012).Здесь «географическая логика и представления, лежащие в основе войны, геополитики, безопасности и реконструкции… подвергались обширной критике и теоретической разработке» (Loyd, 2012: 477). Частично эта тенденция была вызвана повсеместной, постоянно расширяющейся «войной с террором» (Tyner, 2005, 2007; Ingram and Dodds, 2012) и обильной милитаризацией общества (Woodward, 2005, 2013; Gregory and Pred, 2007; Мегоран, 2008; Фариш, Витале, 2011). Критические подходы также касались изучения не только географии «войны», но также (как обсуждается ниже) географии «мира»; Эти усилия вызвали серьезные дискуссии по поводу определений и значений терминов «война» и «мир», а также взаимосвязи между этими двумя концепциями (Kirsch and Flint, 2011).

Такой предварительный обзор привлекает внимание к тому факту, что по мере изменения характера — и местоположения — конфликта меняется и географическое изучение войны и терроризма. Например, недавние военные конфликты в Афганистане и Ираке в сочетании с, казалось бы, нескончаемой « войной с террором » вызвали серьезные споры о временном характере военизированного конфликта, эта война (в широком смысле) стала непреходящей чертой XXI века. век. Однако для Грегори (2011) война стала характерной чертой везде, .От административного деления Земли на военные сферы (например, расширение военного командования Соединенных Штатов на все районы мира) до темного боевого пространства кибервойн, становится совершенно очевидно, что война, террор и милитаризм широко распространены. Действительно, географы-феминистки (особенно) утверждали, что милитаризация повседневного является центральным элементом распространения государственной власти на повседневные и даже интимные взаимодействия управляемого населения (Dowler, 2012: 490; см. Также Cowen, 2008).В этой статье мы подчеркиваем расширение географии войны и терроризма. Частично мы ориентируемся на недавние работы Дерека Грегори и его формулировку «войны повсюду». Мы согласны с тем, что все-военное все больше проникает в повседневность, повсюду; и что когда-то отдельные области «операций» между «военным» и «гражданским» пространством были размыты; и что совпадение военных технологий и повседневной жизни — отличительная черта современного общества.

Перейти к основному содержанию Поиск

Поиск

• Где угодно

Быстрый поиск где угодно

Поиск Поиск

Расширенный поиск

• Войти | регистр

Пропустить основную навигацию Закрыть меню ящика Открыть меню ящика Дом

• Подписка / продление
  • Учреждения
  • Индивидуальные подписки
  • Индивидуальное продление
• Библиотекари
  • Тарифы, заказы 90 Пакет для Чикаго
  • Полный цикл и охват содержимого
  • Файлы KBART и RSS-каналы
  • Разрешения и перепечатка
  • Инициатива развивающихся стран Чикаго
  • Даты отправки и претензии
  • Часто задаваемые вопросы библиотекарей
• Агенты
  • Тарифы, заказы, и платежи
  • Полный пакет Chicago
  • Полный охват и содержание
  • Даты отправки и претензии
  • Часто задаваемые вопросы об агенте
• Партнеры по издательству
  • О нас
  • Публикуйте у нас
  • Недавно приобретенные журналы
  • Издательская часть tners
• Новости прессы
  • Подпишитесь на уведомления eTOC
  • Пресс-релизы
  • СМИ

• Книги издательства Чикагского университета
• Распределительный центр в Чикаго
• Чикагский университет

• Положения и условия
• Заявление об издательской этике
• Уведомление о конфиденциальности
• Доступность Chicago Journals
• Доступность университета

• Следуйте за нами на facebook
• Следуйте за нами в Twitter

• Свяжитесь с нами
• Запросы СМИ и рекламы
• Открытый доступ в Чикаго

• Следуйте за нами на facebook
• Следуйте за нами в Twitter

Военная мощь в правоохранительных органах: Posse Comitatus | U.С. Конституция Аннотированная | Закон США

«Каждый раз, когда президент считает, что незаконные препятствия, объединения, собрания или восстание против власти Соединенных Штатов делают практически невозможным исполнение законов Соединенных Штатов в любом штате или территории в ходе обычного судебного разбирательства, он может вызывать на федеральную службу ополченцев любого штата и использовать вооруженные силы, которые он считает необходимыми для обеспечения соблюдения этих законов или подавления восстания.”

«Президент, используя ополчение или вооруженные силы, или и то, и другое. . . принимает такие меры, которые он считает необходимыми для подавления в штате любого восстания, насилия в семье, незаконного объединения или заговора, если это — (1) таким образом препятствует исполнению законов этого штата и Соединенных Штатов в пределах государство, что любая часть или класс его народа лишены права, привилегии, иммунитета или защиты, указанных в Конституции и гарантируемых законом.. . . »

Эти процитированные положения Кодекса Соединенных Штатов консолидируют курс законодательства, который начался во время восстания виски 1792 года. В деле Martin v. Mott , возникшем в результате войны 1812 года, Суд постановил, что право принимать решения вопрос о том, возникла ли необходимость, принадлежал исключительно президенту. Еще до этого времени Джефферсон в 1808 году в ходе своих усилий по обеспечению соблюдения законов об эмбарго издал прокламацию, предписывающую «всем офицерам, имеющим власть, гражданским или военным, которые должны быть обнаружены поблизости», о неуправляемой комбинации, помогать и содействовать «всеми доступными им средствами, силой оружия или иным образом» подавлению такой комбинации.Сорок шесть лет спустя генеральный прокурор Кушинг сообщил президенту Пирсу, что при обеспечении соблюдения Закона 1850 года о беглых рабах маршалы Соединенных Штатов имеют право, когда противятся незаконные комбинации, вызывать на помощь не только прохожих и граждан в целом, но и вооруженные силы внутри страны. их окружение, как ополчение штата, так и офицеры, солдаты, моряки и морские пехотинцы Соединенных Штатов, — доктрина, которую сам Пирс усовершенствовал два года спустя, заявив, со ссылкой на гражданскую войну, бушевавшую в то время в Канзасе, что он обязан принять заботиться о добросовестном соблюдении законов, чтобы передать войска Соединенных Штатов в Канзасе в распоряжение маршала, который будет использоваться как часть posse comitatus .Призыв Линкольна от 15 апреля 1861 года к 75000 добровольцев был, с другой стороны, новым призывом, хотя, конечно, в значительно увеличенном масштабе, к концепции Джефферсона о posse comitatus , подлежащих президентскому призыву. Вышеупомянутые положения, взятые из Кодекса Соединенных Штатов, подтверждают эту концепцию в отношении государственных ополченцев и национальных сил.

Применение военной силы и злоупотребление ею

Поскольку первое десятилетие периода после холодной войны подходит к концу, одно можно сказать наверняка: военное вмешательство остается центральной чертой американской внешней политики.В дополнение к крупномасштабной интервенции, которая позволила успешно освободить Кувейт во время войны в Персидском заливе 1990–1991 годов, Соединенные Штаты вторглись в Панаму, чтобы защитить граждан США и канал, свергнуть лидера Панамы и усадить избранное правительство; вошли в Сомали, сначала чтобы накормить свой народ, а затем сформировать его политику; оккупировали Гаити, истекающую кровью людей и игнорирующую политические желания своих граждан; бомбили боснийских сербов, чтобы ослабить их и побудить подписать мирное соглашение; сохранял мир в Боснии после подписания Дейтонских мирных соглашений; направил авиацию и военно-морские силы в Тайваньский пролив, чтобы подать сигнал Китаю о том, что США.S. приверженность Тайваню; атаковали лагерь афганских террористов и предполагаемый фармацевтический объект в Судане, чтобы отомстить террористическим атакам и воспрепятствовать новым; бомбил Ирак, чтобы побудить его соблюдать международные условия и наказать его за их игнорирование; развязал войну с Сербией из-за Косово; и предоставил вспомогательный персонал многонациональным силам, направленным в Восточный Тимор.

ОБЗОР ПОЛИТИКИ № 54

Этот отчет ясно показывает, что военная сила использовалась или предполагалась Соединенными Штатами в бесчисленных условиях и для различных целей.Фактические или потенциальные интервенции имели место почти во всех регионах мира и включали карательные рейды, принудительные или принудительные атаки, сдерживание, превентивные и превентивные удары, поддержание мира, миротворчество и государственное строительство. Размер, стоимость и влияние этих вмешательств варьировались не менее широко. Цель этой аналитической записки — обобщить уроки, которые следовало извлечь из этого опыта.

Пределы воздушной мощи

Air power может многое, но не все.Шесть недель интенсивных бомбардировок Ирака и иракских войск не смогли освободить Кувейт во время конфликта в Персидском заливе 1990-91 годов; также потребовалось 100 часов наземных боевых действий. Авиация может подготовить поле битвы, но не может его контролировать. Косово подчеркнуло связанное с этим ограничение; хотя воздушные бомбардировки в течение примерно одиннадцати недель действительно помогли убедить Слободана Милошевича согласиться с условиями НАТО, кажется очевидным, что угроза применения наземных войск оказала большее влияние. Тем не менее, когда использовалась только авиация, с мирными жителями на земле происходили ужасные вещи: тысячи ни в чем не повинных людей погибли, а сотни тысяч потеряли свои дома и стали внутренне перемещенными лицами или беженцами.В конце концов, Косово было не одной, а двумя войнами: воздушной войной, в которой доминировало НАТО, и наземной войной, в которой доминировали сербские военные и военизированные формирования.

Военно-воздушные силы могли бы добиться большего в Косово, если бы НАТО и администрация Клинтона соблюдали некоторые традиционные принципы эффективного использования военной силы. Промедление может сделать любое вмешательство более сложным и дорогостоящим. Колебания понятны, когда речь идет только о гуманитарных соображениях, поскольку гораздо труднее мобилизовать внутреннюю и международную поддержку при отсутствии веской причины.Но за промедление приходится расплачиваться и упускать возможность действовать превентивно и с меньшими усилиями. В Косово использование авиации ранее, после полного нарушения соглашения от октября 1998 г., в котором Сербия согласилась на прекращение огня, ограничение своих сил в Косово и международный мониторинг, безусловно, оказалось бы более эффективным.

Решительность почти всегда предпочтительнее постепенности. И здесь Косово не стало исключением. Начало относительно скромными темпами ослабило психологическое и политическое воздействие действий НАТО; он также дал Сербии почти полную свободу действий для достижения своих целей с помощью сухопутных войск.Меры по предотвращению побочного ущерба, на которых настаивали европейские члены НАТО, сдерживали операции и ограничивали их полезность. При прочих равных лучше ошибиться в пользу слишком большой силы, чем слишком маленькой. Это верно в отношении воздушных кампаний — контраст между интервенцией в Косово и начальными днями операции «Буря в пустыне» едва ли может быть больше — а также наземных или совместных усилий. Военный потенциал США в Сомали никогда не увеличивался одновременно с расширением миссии в начале 1993 года, в то время как первоначальная попытка применения силы на Гаити — решение в октябре 1993 года отправить только 200 единиц U.С. и канадские солдаты, за которым последовало решение отвести их, когда толпа бунтовала на берегу, закончилось унижением для Соединенных Штатов.

Некоторые из проблем, возникших в Косово, были напрямую связаны с решением использовать только авиацию, а не совместно с сухопутными войсками. Это правда, что американские интересы в Косово были менее чем жизненно важными, и что убедить американский народ и его избранных представителей в необходимости принести большие жертвы, включая жертвы, было бы нелегко.Но администрация Клинтона никогда не пыталась. В результате воздушная интервенция не позволила достичь одной из основных целей, которые США и НАТО поставили перед собой: охрана населения Косово. Силовая защита во избежание жертв может и должна быть соображением, но не единственным.

Тем не менее, важно провести различие между успешным применением принудительной силы в Косово и его неудачей в Ираке в 1998 году. В первом случае значительная военно-воздушная мощь была развернута бессрочно. мода.Условие прекращения атак было ясным: Милошевич должен был выполнить определенный набор требований. Между тем НАТО должно было быть готово придерживаться своего курса, пока он не встретится с ними. Таким образом, такое принуждение остается рискованной формой вмешательства, поскольку оно уступает инициативу цели, которая должна решить, удержаться или пойти на компромисс. Но принуждение действительно способствует ясности цели, поскольку связывает вмешательство с конкретной целью.

Карательные интервенции во многом противоположны: у них нет какой-либо четкой цели или связи, и их главное преимущество состоит в том, что атакующая сторона сохраняет инициативу, поскольку только она решает, когда она удовлетворена.Операция «Лис пустыни» против Ирака в 1998 году использовала умеренную авиацию в течение короткого и произвольного периода времени без единой цели, кроме как ослабить силу противника до некоторой неопределенной степени. Такая акция вызывает серьезные вопросы о применении карательных атак; в этом случае было бы гораздо лучше провести решительное нападение, которое было бы не только бессрочным и массовым, но и связанным с согласием Ирака согласиться на безоговорочные международные инспекции иракских объектов, подозреваемых в производстве или хранении оружия массового уничтожения.Конечно, это было бы дороже и вызвало бы значительную международную оппозицию. Но он также имел бы потенциал для достижения важной цели — возобновления инспекций, одновременно унизив Саддама Хусейна в процессе, — два результата, которые оправдали бы дипломатические издержки.

Beyond Air Power

Сдерживание иногда может сработать. Направление оперативной группы авианосцев в Тайваньский пролив в 1996 году было классическим примером эффективной дипломатии канонерок: долгосрочные стратегические обязательства подкреплялись значительной демонстрацией силы.Менее ясно, действительно ли это сдерживало какие-либо действия Китая, поскольку трудно распознать намерения Китая. Тем не менее, развертывание США могло повлиять на последующее поведение страны, давая понять Китаю, что любой военный шаг против Тайваня, скорее всего, будет оспорен Соединенными Штатами. Напротив, угрозы США в адрес Сербии из-за Косово провалились, что свидетельствует о том, что сдерживание требует доверия, которого в последнем случае явно не было, учитывая историю угроз, которые не подкреплялись действиями.

Проведение нескольких видов работ в одном и том же месте в одно и то же время может вызвать проблемы. Это подтвердилось как в Боснии, где присутствие легковооруженных сил охраны Организации Объединенных Наций делало использование авиации рискованным, так и снова в Косово, где присутствие невооруженных наблюдателей подрывало доверие к угрозам нападения. Проблема выходит за рамки опасности взятия заложников, что вполне реально. Кроме того, трудно, если не невозможно, провести операцию, требующую согласия, в то время как человек угрожает (или фактически выполняет) принудительную или иным образом враждебную операцию.Первое усилие должно быть прекращено, прежде чем второе станет эффективным.

Новые технологии — не панацея. Начнем с того, что никакая система не является неуязвимой. Даже самолет-невидимка можно сбить. Умные бомбы время от времени сбиваются с пути, не попадая в намеченные цели и иногда вызывая непреднамеренные повреждения и разрушения. Бомбы и ракеты можно обмануть с помощью ловушек, а их мобильность и маскировка могут сбить с толку. Усилия во время войны в Персидском заливе по уничтожению мобильных иракских ракет SCUD, например, были дорогостоящими неудачами, и попытки перехватить относительно примитивные SCUD с помощью более современных противоракетных систем также оказались по большей части безуспешными.Конечно, нет системы лучше, чем введенный в нее интеллект; точность не является достоинством, если цель неверно определена, как это было в случае с посольством Китая в Белграде, или если оценка разведки сама по себе ошибочна, как это могло иметь место в случае нападения США на предполагаемый химический завод в Судане. Последний случай, наряду с рейдом на предполагаемые террористические объекты в Афганистане, подчеркивает сложность проведения успешных превентивных и упреждающих вмешательств, когда трудно получить критически важную и своевременную информацию.

Несколько недавних событий подчеркивают, насколько сложно повлиять на внутреннюю политику или политическую культуру целевой страны с помощью военных инструментов. И Ирак, и Косово предполагают, что без оккупации военная сила — не очень хороший инструмент для смены режимов, хотя успешное использование военной силы, ослабляющее или унижающее противника, может помочь создать политическую среду, в которой внутренние противники режима будут действовать. вопрос может быть побужден к действию. Панама, конечно, оказалась частичным исключением из этих правил, но даже там потребовалось около двух недель, чтобы найти и арестовать Мануэля Норьегу, хотя более 20 000 американских солдат оккупировали небольшую страну генерала и не встретили организованного сопротивления.Более того, как было продемонстрировано на Гаити, даже продолжительная оккупация не является гарантией желаемых результатов, хотя перспективы успеха явно зависят от того, как используются другие инструменты внешней политики (например, экономическая помощь). Опять же, военная сила хороша для создания контекстов, но то, что происходит в этих контекстах, больше зависит от дипломатов и политиков.

Даты выхода не следует путать со стратегиями выхода. Опыт Америки в Боснии показал, что произвольные крайние сроки выхода из страны с большей вероятностью вызовут политические проблемы, чем найдут решения.Идея вмешательства, обеспечивающего фиксированную передышку, после которой местные жители и правительства останутся сами по себе, абсурдна; Соединенные Штаты не смогут отказаться от гуманитарной проблемы, если она станет достаточно серьезной или если стратегические интересы США будут ущемлены. Этот урок, похоже, был усвоен, поскольку администрация Клинтона воздерживалась от разговоров о конкретных датах вывода войск при развертывании миротворческих сил в Косово. Более того, урок нескольких таких вмешательств, в том числе в Гаити и Боснии, похоже, заключается в том, что длительные обязательства не вызывают споров у себя дома до тех пор, пока потери сводятся к минимуму, что более вероятно, когда цель вмешательство определяется скромно.

То, что также вытекает из недавней истории, — это новая оценка воздействия решений не применять силу. Ярчайший пример — Руанда, где невмешательство в борьбу с ужасающим насилием почти наверняка лишило возможности добиться многого с ограниченными затратами. Другой пример — решение не направлять войска в Восточный Тимор, когда там был нарушен порядок после голосования в пользу независимости от Индонезии. (В конце концов, Соединенные Штаты предоставили несколько сотен специалистов по разведке, логистике и связи, но только после того, как ООН санкционировала это, а правительство Индонезии пригласило в состав многонациональных миротворческих сил под руководством Австралии.) В случае с Ираком решения не применять силу — или наложить жесткие ограничения на то, сколько силы будет использоваться — дали Саддаму время и возможность бросить вызов требованиям ООН и воссоздать иракское оружие массового уничтожения. В то же время в Косово отказ направить наземные силы, вероятно, повысил уязвимость местного населения.

Последствия для обороны и внешней политики

В целом, что примечательно в основных военных вмешательствах Америки за последнее десятилетие, так это их количество и разнообразие.Военная сила по-прежнему актуальна для решения широкого круга задач, что указывает на сохраняющуюся потребность в крупных и гибких вооруженных силах США. Другие правительства и организации могут оказывать лишь ограниченную помощь, за исключением случаев, когда вооруженное сопротивление незначительно или отсутствует; львиную долю любой сложной военной операции придется нести Соединенным Штатам. Тем не менее, Америка не может позволить себе роскошь содержать армию, приспособленную только к традиционным полям сражений или даже к одному виду традиционных полей сражений.Унылая демонстрация вертолетов Apache в Косово — трудности с их доставкой и запуском — звучит предупреждением о том, что вооруженным силам США требуется большая гибкость, а это означает, что силы, которые легко перемещаются и способны справиться с широким кругом задач. в широком диапазоне сред. Прямо сейчас силы США — в первую очередь армия — слишком тяжелы и организованы в подразделения, которые часто слишком велики, имеют слишком мало возможностей для морских и воздушных перевозок, которые могут использовать большинство мировых портов и аэродромов, слишком малы по запасам современных боеприпасов, а также отсутствие специализированных средств и платформ для командования, управления и разведки, необходимых для ведения современных боевых действий.

Тем не менее, даже идеальные вооруженные силы не могут добиться успеха, если они подорваны одним из двух ограничений. Первый — это нежелание позволить военным выполнять свою работу, даже когда этого требуют интересы США и военный инструмент считается наиболее подходящим. Бездействие влечет за собой реальные потери для поставленных на карту интересов или, в случае чрезвычайных гуманитарных ситуаций, для невинных людей, которые теряют свои дома или жизни, а также для имиджа Америки в мире. Более того, узкая внешняя политика, основанная исключительно на личных интересах, вряд ли захватит воображение или получит поддержку американского народа, который хочет международных обязательств с моральной составляющей.

Другая форма нежелания совершать действия — это участие наземных войск. Как было показано, возможности авиации явно ограничены. В некоторых случаях, например, когда особо важных целей мало или противник использует свое преимущество на земле, только сухопутные войска смогут защитить соответствующие интересы. Внутреннее противодействие такому обязательству может быть уменьшено и преодолено согласованными президентскими усилиями и разработкой интервенций, которые оправдывают уровень потерь в Америке из-за поставленных на карту интересов.Это требует времени и политического капитала, но время и капитал потрачены не зря. Маловероятно, что интервенции, сформированные больше политикой, чем стратегией, будут успешными.

Другое ограничение в некотором смысле противоположно: чрезмерная зависимость от военного инструмента. Гуманитарные кризисы представляют собой лишь одно требование к военному потенциалу США; Соединенные Штаты должны проявлять дискриминацию в своем вмешательстве, чтобы не исчерпать себя и не оставить нацию неспособной справиться с теми сценариями, в которых на карту поставлены ее жизненные интересы.Когда дело доходит до гуманитарных ситуаций, на решение о вмешательстве должны влиять несколько факторов. Во-первых, это масштаб проблемы: не все репрессии — это геноцид. Второе соображение — это вероятные издержки и последствия действий как для решения ближайшей проблемы, так и для более широких стратегических и экономических интересов США. В-третьих, это вопрос партнеров и степени военной и финансовой помощи, которую Соединенные Штаты могут ожидать от других. Последним соображением являются вероятные результаты других политик, включая, помимо прочего, бездействие.

Такие вопросы не заменяют ситуационную оценку: не может быть шаблона для вмешательства. Но эти вопросы предоставляют основу, а вместе с ней и некоторые потенциальные рекомендации. Такие соображения сделали бы Америку менее склонной к оккупации Гаити или расширению интервенции в Сомали для государственного строительства, но могли бы побудить Соединенные Штаты действовать раньше в Боснии и Руанде, где небольшие интервенции предположительно могли предотвратить геноцид. В Косово было бы разумнее продолжить дипломатию и справиться с ограниченным гуманитарным кризисом, одновременно ища способы ослабить или свергнуть режим Милошевича или направить наземные силы с самого начала и предотвратить перемещение и убийства.В Восточном Тиморе силы следовало вводить одновременно с референдумом о его политическом статусе. Как только эта возможность была упущена и вспыхнуло насилие, препятствием к действию не должно было быть сопротивление индонезийского правительства или отсутствие мандата Совета Безопасности ООН — нельзя допускать, чтобы за уважением суверенитета пряталось правительство, когда оно нарушает права своих людей массовым и жестоким образом, и легитимность не должна зависеть от действий ООН. Вместо этого причиной задержки должно было стать отсутствие партнеров, готовых принять на себя основную тяжесть операции, — препятствие, которое можно было бы преодолеть с помощью более решительной дипломатии.

Решение о вмешательстве по чисто гуманитарным причинам не обязательно должно быть выбором по принципу «все или ничего». Если интересы не требуют миротворческих операций или операций по построению нации, которые являются дорогостоящими как с финансовой, так и с человеческой точки зрения, могут быть менее требовательные варианты для совершения добрых дел, такие как создание одного или нескольких безопасных убежищ в пострадавшей стране или разработка операций по удержанию противостоящих фракций. раздельно. Соединенным Штатам было бы разумнее устоять перед соблазном расширить свое вмешательство в Сомали с простой доставки продовольствия в большом безопасном районе до полномасштабного миротворчества.Сегодня в Косово Соединенные Штаты должны довольствоваться обеспечением безопасности этнических сербов и албанцев на их отдельных территориях, а не предпринимать гораздо более дорогостоящие и, возможно, бесполезные усилия по воссозданию интегрированного многоэтнического общества.

Несколько сдержанный подход к гуманитарной интервенции вряд ли удовлетворит ни тех, кто хочет поставить ее в центр американской внешней политики, ни тех, кто хочет отодвинуть такие усилия на второй план. Но должны быть ограничения на U.S. военные действия, когда ситуация не является ужасающей, когда другие инструменты внешней политики выглядят многообещающими, когда партнеров мало или когда другие крупные державы выступают против американского вмешательства. Соединенные Штаты просто не могут постоянно использовать свою военную мощь повсюду. Решение о вмешательстве с применением военной силы должно быть сделано осторожно — и решительно — для успеха американской внешней политики.

Обновление Кодекса военной юстиции штата Колорадо

04/02/2018	Губернатор	Подпись губернатора
27.03.2018	Губернатор	Отправлено губернатору
27.03.2018	Дом	Подписано спикером Палаты представителей
26.03.2018	Сенат	Подписано Председателем Сената
20.03.2018	Сенат	Поправки, принятые Сенатом в Палате представителей — Результат был согласован — Повторное внесение
19.03.2018	Дом	Третье чтение пройдено — без поправок
16.03.2018	Дом	Особый приказ Дома Второго чтения — Принят с поправками — Комитет, Этаж
13.03.2018	Дом	Комитет Палаты представителей по судебной власти Передать поправки в Комитет Палаты представителей
14.02.2018	Дом	Введено в суд — передано в суд
09.02.2018	Сенат	Третье чтение Сената принято с поправками — этаж
08.02.2018	Сенат	Второе чтение Сената принято — без поправок
05.02.2018	Сенат	Комитет Сената по судебной власти передать без поправок — Календарь согласия в Комитет Сената полного состава
29.01.2018	Сенат	внесен в сенат — передан судебной власти

Военные | Организация Объединенных Наций по поддержанию мира

Мы работаем вместе с полицией ООН и гражданскими коллегами в целях содействия стабильности, безопасности и мирным процессам; защищаем персонал и имущество; мы работаем с местными сообществами, а силы безопасности способствуют установлению прочного мира.

Во многих миссиях защита гражданского населения находится в центре нашего мандата. «Голубые каски» защищают население от угроз и способствуют созданию безопасной среды.

Очень важно, чтобы мы увеличили представительство женщин-военнослужащих в операциях ООН по поддержанию мира.

Глобальный вклад в дело глобального мира

Все военнослужащие, работающие в рамках «голубого каски», в первую очередь являются членами своих собственных национальных армий, а затем направляются для работы под командованием и контролем ООН.

У нас более 97 000 военнослужащих ООН из более чем 120 стран. Они происходят из больших и малых, богатых и бедных народов. Они привносят в работу разные культуры и опыт, но их объединяет решимость укреплять мир. В настоящее время большая часть войск прибывает из стран Африки и Азии, в то время как вклад западных стран увеличивается.

Чем занимаются военнослужащие ООН

ООН направляет военный персонал для участия в миротворческих операциях с 1948 года, когда Совет Безопасности санкционировал размещение военных наблюдателей ООН на Ближнем Востоке для наблюдения за соглашением о перемирии между Израилем и его арабскими соседями.

Военнослужащих ООН можно вызвать по телефону:

• Защита гражданского населения и персонала ООН;
• Наблюдать за спорной границей;
• Мониторинг и наблюдение за мирными процессами в постконфликтных зонах
• Обеспечение безопасности в зоне конфликта;
• Обеспечить безопасность во время выборов;
• Помощь военнослужащим внутри страны в обучении и поддержке
• Помощь бывшим комбатантам в выполнении мирных соглашений; они могли подписаться.

Одним из самых значительных изменений, произошедших в миротворческой деятельности ООН за 70 лет своего существования, стал все более многомерный характер миротворческих операций ООН. Военные миротворцы ООН часто размещаются в негостеприимных, удаленных и опасных условиях, где они сталкиваются с беспрецедентным масштабом проблем, особенно при защите гражданского населения от асимметричных угроз. Подробнее о том, как миротворческая деятельность ООН развивается для решения этих современных проблем, читайте здесь.

Участие

Управление ООН по военным вопросам ищет высококвалифицированных офицеров из государств-членов ООН для службы в наших миротворческих миссиях по всему миру либо в качестве отдельных штабных офицеров, либо в качестве военных наблюдателей, либо в составе сформированного подразделения из отдельных подразделений, предоставляющих войска. Страна.Штабные офицеры также ценятся в штаб-квартире ООН, поскольку они поддерживают все аспекты, связанные с развертыванием войск на местах. К концу 2019 года 4,7 процента военнослужащих ООН в контингентах составляли женщины. Главным приоритетом миротворческой деятельности ООН является увеличение числа женщин-военнослужащих в операциях по поддержанию мира, включая увеличение числа женщин-штабных офицеров и военных наблюдателей до 25 процентов к 2028 году; в настоящее время женщины составляют 16,7 процента штабных офицеров и военных наблюдателей в операциях по поддержанию мира.

«Голубые каски» в качестве членов своих национальных армий откомандированы для работы с ООН на периоды, обычно до одного года в полевых условиях или двух или трех лет в штаб-квартире ООН. Любые вопросы о работе в ООН в качестве военного должны быть адресованы в первую очередь в стране заявителя.

Какие «голубые каски» нужны?

Самый распространенный вид миротворцев ООН — солдат пехоты. Однако нам все чаще требуется специализированный персонал, которого мы называем «помощниками».В число этих квалифицированных солдат входят инженеры, которые, например, смогли помочь в восстановлении после землетрясения на Гаити или строительстве новых дорог в Южном Судане. Нам также нужны вертолеты и их экипажи, поскольку они позволяют нам расширять зону нашего влияния и быть более заметными. К другим специалистам по оказанию помощи относятся транспортные компании, коммуникаторы и медицинский персонал.

Современные миротворческие операции часто бывают очень сложными и предъявляют высокие требования к персоналу, который мы размещаем.Перед развертыванием требуется высокий уровень подготовки, и ООН тесно сотрудничает со странами, предоставляющими войска, чтобы предоставить наилучшую возможную помощь и совет. Войска должны знать, что делать, например, если они попали в засаду, и уметь адекватно реагировать.

Есть ли у ООН постоянные резервные силы?

На развертывание войск уходит много времени, и нас часто спрашивают, почему у нас нет постоянного резерва.

ООН может развернуть военный персонал только при наличии резолюции Совета Безопасности ООН, разрешающей ему это сделать.Совет Безопасности скажет, сколько военного персонала потребуется, а штаб-квартира ООН свяжется с государствами-членами для определения персонала и его развертывания. Это может занять время — часто более шести месяцев с даты принятия решения, чтобы доставить обувь и снаряжение на землю.

Как сказал бывший генеральный секретарь ООН Кофи Аннан, ООН — «единственная пожарная команда в мире, которая должна дождаться начала пожара, прежде чем она сможет заполучить пожарную машину». Постоянный резерв звучит логично, но иметь в постоянном резерве несколько тысяч человек было бы очень дорого.Хотя это требует времени, гораздо практичнее собрать военный персонал после того, как будет дан добро. Это также гарантирует, что мы набираем персонал с соответствующим опытом, обучением и языковыми навыками, соответствующими месту, в которое они направляются.

Помня об этих ограничениях, с 2015 года ООН работает с государствами-членами над разработкой нового механизма, называемого «Система готовности к поддержанию мира» (PCRS). Посредством PCRS государства-члены могут пообещать предоставить определенные подразделения для операций ООН по поддержанию мира.Задолго до возможного развертывания Секретариат ООН проведет оценку готовности персонала, подготовки и оснащения этих подразделений. Некоторые подразделения также могут быть переданы на уровень быстрого развертывания PCRS, и они будут доступны в течение 60 дней после запроса Генерального секретаря ООН. Когда эта система будет полностью введена в эксплуатацию в начале 2018 года, она должна помочь сократить сроки развертывания вооруженных сил для будущих запусков миссий.

Увеличение количества женщин-миротворцев

Направление женщин-миротворцев в миротворческие операции в значительной степени способствует достижению устойчивого мира и повышению благосостояния женщин и девочек в регионах, затронутых конфликтом.

Резолюция 1325 Совета Безопасности призывает равное участие женщин во всех секторах миротворческих операций, включая вооруженные силы. Это также подкрепляется политикой гендерного равенства Департамента миротворческих операций и оперативной поддержки и руководящими принципами по интеграции гендерной проблематики в работу Вооруженных сил ООН (2010).

Роль женщин-военнослужащих в миротворческих операциях

Женщины-солдаты выполняют множество функций и возможностей, от командования до передовых ролей, внося добавленную стоимость в военные операции.Женщины-солдаты дают неоценимую возможность планирования операций и принятия ключевых решений, особенно тех, которые затрагивают гражданских лиц, особенно женщин и девочек. Это оперативный императив для миссии, поскольку он обеспечивает целостный подход к выполнению ее мандата в сегодняшней сложной и меняющейся миротворческой среде.

Заметность женщин-солдат может расширить права и возможности женщин и девочек и расширить участие женщин в секторе безопасности.

Некоторые уникальные тактические навыки, которые военнослужащие женского пола используют в этой области, включают в себя проверку гражданских женщин и проведение обыска домов в районах, где для мужчин неприемлемо входить в частные помещения.Местное население в принимающих странах часто чувствует себя более комфортно, поддерживая связь и обмениваясь информацией с военными, в состав которых входят и женщины, и мужчины. Получая более качественную информацию, мы можем лучше защитить эти сообщества.

Узнайте больше о женщинах, участвующих в миротворческих операциях, включая последние статистические данные об их представленности в миротворческих операциях.

Сеть женских военнослужащих-миротворцев

Сеть женщин-военнослужащих-миротворцев была создана в апреле 2015 года, и на сегодняшний день к ней присоединились около ста бывших и ныне находящихся на службе женщин-военнослужащих-миротворцев.Сеть является инициативой Управления по военным вопросам с целью объединения женщин-военнослужащих, которые в настоящее время служат или служили в операциях ООН по поддержанию мира.

Сеть продвигает, укрепляет и продвигает репутацию женщин-военнослужащих-миротворцев и создает пространство для взаимной поддержки, наставничества, обучения и защиты женщин-военнослужащих ООН. Он позволяет женщинам делиться своим опытом и поощряет участие женщин-военнослужащих всех рангов в миротворческих операциях ООН.Вы можете попросить присоединиться к нашей группе в Facebook: «Сеть женщин-миротворцев ООН» или связаться с местной сетевой группой в вашей миссии.

Премия «Защитник гендерного равенства»

Премия ООН «Военный защитник гендерной проблематики года» отмечает самоотверженность и усилия отдельного миротворца в продвижении принципов Резолюции 1325 Совета Безопасности. Резолюция содержит три положения, которые называются «3 Ps». Первые две «П» — это «предотвращение» конфликтов и «защита» женщин и их прав во время и после конфликта.Третий «П» — это «участие» и относится к увеличению числа женщин во всех механизмах предотвращения и разрешения конфликтов.

В текущих миротворческих операциях жизненно важно, чтобы миротворцы понимали, как женщины и мужчины по-разному переживают конфликты. Резолюция призывает всех участников принять гендерную перспективу, чтобы лучше понять особые потребности женщин и девочек и обеспечить их участие, защиту и предотвращение сексуального насилия в условиях конфликта.

Премия «Военный гендерный защитник года» отмечает самоотверженность и усилия отдельного миротворца в продвижении принципов резолюции 1325 СБ ООН в военном контексте, выдвинутых командующими силами и главами миротворческих миссий. Эта награда также повышает авторитет и понимание того, что означает учет гендерной проблематики в военном контексте в миротворческих миссиях.

Получатели награды

2020 — майор Степлин Ньябога из Кении за ее службу в ЮНАМИД

2019 — командир Карла Монтейро де Кастро Араужо из Бразилии и майор Суман Гавани из Индии

2018 — лейтенант-коммандер Марсия Андраде Брага из Бразилии за службу в MINUSCA

2017 — майор Сейтебацо Перл Блок из Южной Африки за службу в МООНСДРК

2016 — капитан Айшату Усман Иссака из Нигера за службу с MINUSMA

Стандарты эффективности голубых касок

Для выполнения поставленных перед ними задач нашим войскам необходимо хорошо подготовиться, начиная иногда задолго до развертывания.Эта подготовка охватывает все аспекты миротворческой деятельности ООН, такие как обеспечение наличия необходимого и надлежащего оборудования. Также крайне важно, чтобы миротворцы были должным образом обучены, например, защите гражданского населения, применению силы и правилам ведения боевых действий. Кроме того, ключевым требованием к обучению является глубокое понимание поведения и дисциплины.

• Политики готовности, выполнения, командования и управления.
• Руководство по внедрению защиты гражданского населения (POC) для военного компонента миротворческих миссий (февраль 2015 г.) устанавливает четкую цель для военного компонента, когда речь идет о POC.
• Правила применения силы: этот документ предоставляет полномочия по применению силы и объясняет политику, принципы, процедуры и обязанности, связанные с применением силы. Для каждой миссии разрабатываются определенные правила ведения боевых действий.
• Наши войска на местах должны выполнять свой мандат с максимальным профессионализмом, самоотверженностью и достоинством, часто ценой значительных личных жертв. К сожалению, «голубые каски» обвиняются в проступках, включая сексуальную эксплуатацию и надругательства.Эти достойные осуждения действия представляют собой вызов ценностям защиты, которые отстаивает миротворческая деятельность ООН. Все неправомерные действия недопустимы и запрещены. Щелкните здесь, чтобы ознакомиться с Кодексом поведения ООН.

Система готовности к поддержанию мира

Система готовности миротворческого потенциала ООН (PCRS) направлена ​​на создание более предсказуемого и динамичного процесса взаимодействия между штаб-квартирой ООН и государствами-членами для повышения готовности и своевременного развертывания миротворческого потенциала с нужными качествами.

В PCRS есть четыре уровня готовности:

• Уровень 1: Страна, предоставляющая войска, дает официальное обязательство в отношении подразделения и предоставляет список основного оборудования и оборудования для самообеспечения, а также свидетельство о прохождении базовой подготовки и проверке прав человека. Государствам-членам рекомендуется указывать временные рамки доступности и продолжительность развертывания для каждого объявленного потенциала.
• Уровень 2: Исходя из оперативных требований ООН, обязательства на Уровне 1 могут быть повышены до Уровня 2 после того, как группа из штаб-квартиры ООН проведет оценочную и консультативную поездку.

  No related posts.