В юнгианском подходе вода, погружение в водоем ассоциируется с глубинными слоями психики и контактом с ними. Вода — также материнский символ, мать, ее тело, является источником жизни и питательной среды, основой для формирования базовой физической и психической структуры ребенка. Но, кроме возможности роста и развития вода также может проявляться как разрушительная и губительная, в виде ливней, наводнений, потопов, цунами. Таким же образом, можно говорить и о разных психологических условиях развития ребенка. С одной стороны мать может быть эмпатичной, отзывчивой, теплой, в хорошем контакте со своими чувствами, отзеркаливать эмоции ребенка и контейнировать их. С другой — депрессивной, отстраненной, неэмоциональной, с замершим лицом, глубоко в своих переживаниях и страхах. Опыт общения с матерью лежит в основе базового отношения к миру и взаимодействия с ним. Именно констелляцию негативного материнского комплекса я рассматриваю в этой работе в его травмирующем и ранящем аспекте, который «умерщвляет», «замораживает» определенные части психики, и высвобождение живой энергии либидо в таком случае лежит через символическую смерть и возрождение.

Юнг: негативный материнский комплекс и циркуляция либидо

Понятие «комплекс» было предложено Юнгом в ходе описания ассоциативных экспериментов. Анализ структур комплекса — общая площадка работы аналитической и психоаналитической традиции. Их различие заключается в погружении на уровень коллективного бессознательного и работе с архетипическими образами, предложенное Юнгом. Каждый комплекс по Юнгу содержит в своем ядре архетип, и комплекс, как осколок архетипа, существует автономно и нуждается в интеграции, чтобы утратить свою демоническую силу, поскольку воплощает контакт только с одной определенной стороной архетипа. Как отмечает Стайн — комплекс это то, что «остается в психическом после того, как произошло „переваривание“ опыта и воссоздание его в виде внутренних объектов» (Стайн Юнгианская карта души. Ст. 56). Травматический опыт формирует деструктивные ранящие внутренние объекты.

Для Юнга материнский и отцовский комплексы — образы отца и матери, доминирующие на уровне индивидуального бессознательного, которые проецируются на коллективном уровне на божественные силы. Юнг выделяет 3 основные аспекта архетипа матери: ее оберегающая и питающая доброта, ее оргиастическая эмоциональность, ее темнота, присущая преисподней». (Юнг Психологические аспекты архетипа матери). Архетип матери может быть воплощен в таких образах, как рай, куда хочется вернуться, вода, море, земля, лес, пещера, дерево, родник, матка, или всякая полая форма. В негативном своем воплощении это образы заглатывающего или обвивающего животного, образы могилы, саркофага, водной пучины, преисподней, смерти (Юнг Психологические аспекты архетипа матери). Именно с темнотой, бессилием, отвержением, непринятием, поглощением, спутанностью связано действие негативного материнского комплекса. Это символика темной воды, засасывающей трясины, болота, змей, драконов.

Когда комплекс захватывает энергию либидо (живую энергию психики, желания, стремления), возникает депрессия, потеря энтузиазма и инициативы, ослабление воли. Такая скованность либидо может проявляться в мыслях о смерти и неудаче, утомительности жизни, склонности к суициду. Нойман говорит о символизме образов света, солнца, луны или героя, поглощенного тьмой в образе ночи, бездны, ада, чудовищ. Глубокий психологический анализ, говорит Нойман «обнаруживает здесь вторжение архетипа, например, Ужасной Пожирающей Матери, когда заряд эго-комплекса, неспособный ему противостоять, „тонет“ и „поглощается“. (Нойман Великая Мать). Депрессия — становимся опытом регрессии в негативный материнский образ и захват Эго комплексом.

Движение либидо может проходить в двух направлениях: это прогрессия и регрессия, соответственно ориентация энергии вовне, на адаптацию к социальной среде, и внутрь, где она погружается в бессознательное и активирует комплексы. Тем сложнее будет проходить сепарация, поскольку, как говорит Нойман, Великая Мать совсем не заинтересована в независимости Эго. В отличие от нее анима, даже негативная всегда содержит «позитивную потенциальность трансформирующего типа». (Нойман Великая мать). В хорошо организованной терапевтической работе происходит «отогревание» образов-воспоминаний, «замороженных» в комплексе», через перенос клиент приобретает другой опыт отношений с терапевтом, поскольку занимая место родителя в психике клиента, он получает возможность замещать комплекс новыми структурами. (Стайн Юнгианская карта души. Ст. 60).

Мать в хрустальном гробу депрессии

Блуждая по темному лесу своей депрессии, пребывая в глубокой меланхолии, мать может потерять на время свой собственный заряд жизненности, и способность реагировать на эмоциональные потребности ребенка. Автор понятия комплекс «мертвой» матери — психоаналитик Андре Грин, говорит, о том, что «мертвая» мать мертва символически, это метафора. На самом деле она жива, но в «хрустальном гробу депрессии». Как в результате смены сезонов за зимой приходит весна и лето, состояние матери может, и, как правило, улучшается, но для ребенка, не обладающего способностью контейнировать себя, зависимого от значимого взрослого, такой опыт может ощущаться как вечность. Невозможность вернуть любящую маму переживается как полное бессилие и нарцистическое поражение удержать собственную значимость и ценность в ее глазах.

В результате, Я ребенка реализует защиты связанные с эмоциональной дезинвестицией — фактически убивает объект и одновременно, для того, чтобы сохранить контакт с матерью — идентифицируется с ней, с ее символической омертвелостью. По Грину происходит «идентификация не с объектом, а с дырой, оставляемой дезинвестицией… Это холодное ядро жжет как лед и как лед же анестезирует, но пока оно ощущается как холод — любовь остается недоступна» ( Грин Комплекс мертвой матери). Он говорит, что холод это не только метафора, такие клиенты жалуются на сильное физическое чувство холода и озноба.

Важно также отметить, что травма, произошедшая в результате переживания потери материнской любви и внимания приводит и к потере смысла, поскольку понять, причины этой ситуации психика ребенка не способна. Как следствие носитель такого комплекса также теряет чувство собственной идентичности иобъекты, как пишет Грин: «остаются на грани Я — и не совсем внутри, и не вполне снаружи. И не случайно, ибо место — в центре — занято мертвой матерью» (Грин Комплекс мертвой матери). Таким образом, нарушается четкий образ себя и способность к выстраиванию отношений.

В терапии с такой констелляцией негативного материнского комплекса очень сложно работать. По словам Ришель Нор, Грин называл комплекс мертвой матери многоголовой гидрой психоанализа, поскольку пациенты приходят в терапию с другими запросами и у них нет четких воспоминаний о травмировавшей их ситуации. Но важная отличительная черта комплекса в том, что депрессия, которую проживают клиенты, проявляется в присутствие другого. Чтобы почувствовать свою грусть, нужна «хорошая мать», живая, которая остается в контакте.

Таким образом, ранняя травма, как следствие материнской депрессии, становиться наличие противоречивых посланий о жизни и смерти, спутанность либидо у ребенка, и проявления внутренней пустоты и одиночества. Их также вслед за Анной Коротковой можно назвать «неживыми» состояниями психики. М. Веста и К. Элбрехт, аналитики, работавшие с ранними довербальными нарушениями, говорит о выявленной ими связи травмы с нарушением инстинктивных реакций. Это соответствует потере инстинкта бороться или бежать, как ответа на опасность, и активизации механизма, подобного тому, который включается у животного накануне смерти, — подчинения, передачи себя в руки другого, замирания, диссоциации (Короткова Неживые состояний психики). Дональд Калшед, описывает процесс дезинтеграции, как реакцию на глубокую (часто раннюю) травму. Он говорит о появлении особого вида защит: «Это злокачественная „регрессия“, которая удерживает часть Я пациента в аутогипнотическом сумеречном состоянии, для того чтобы обеспечить выживание в качестве человеческой личности» (Короткова Неживые состояния психики). Калшед называет этот механизм «защитами самости».

Оживление «замороженных» частей психики. Символы смерти и возрождения

Этот крайний полюс негативного материнского комплекса переживается как контакт с Ужасной матерью, вводящей в оцепенение Медузой, разрушающей богиней Кали. Юнгианская теория указывает на то, что травма, лежащая в основе формирования комплекса, создает в психике открытый канал к ее коллективным слоям, через который архетипический материал проникает в индивидуальную психику. В контексте этого Юнг исследовал трансформационный аспект символики смерти, тех способов, которые существуют в культуре для проживания контакта с негативным полюсом архетипа матери, который может быть способом перенаправления либидо и исцеления.

В работе «Символы трансформации» Юнг обращается к мифологическим сюжетам, связанным с материнским комплексом, и регрессом к нему. Мотив смерти и возрождения анализируется им в контексте сепарации от матери, как преодоления страха смерти и разрыва с инфантильной привязанностью к матери.

Структура мифа о возрождении через возврат в материнскую утробу (образы моря, чрева кита, ковчега, корабля, бочки) состоит из 3 х этапов — стремление к трудно достижимой драгоценности (принцесса, сокровище), ночное плавание по морю (поглощение рыбой, заключение в бочку), высадка у дальнего берега (возрождение к новой жизни). Классический образ такого возрождения — это солнце, восходящее из моря, и погружающегося обратно каждый день, получая энергию от контакта с Великой матерью. В мифологии это часто сюжеты поглощения большой рыбой, из которой герой выбирается, уничтожая ее изнутри — поджигая или поражая ее сердце.

Другой сюжет такого способа трансформации это спуск в подземное царство, что также часто связано с переживанием депрессии: «Либидо, таким образом, достигает нечто вроде зачаточного состояния, в котором, подобно Тесею и Перифою в их путешествии в подземное царство, оно может легко и основательно застрять. Но оно может также легко вырвать себя из материнских объятий и возвратиться на поверхность с новыми жизненными возможностями». (Юнг Символы трансформации ст. 653). Радикальное изменение направления потока энергии либидо и есть трансформация, которую достигают герои мифа. Энергия, считает Юнг, перетекает по градиенту силы (по определенной траектории), от менее вероятного состояния к более вероятному, и «именно архетипы оказываются той формой или тем руслом, по которому всегда течет поток психической жизни» (Юнг Символы трансформации ст. 378). Это подобно хорошо протоптанной дорожке, в противовес еле заметной тропинке, поросшей высокой травой. По дороге идти гораздо легче и архетип, и связанный с ним символ, фактически становится этим укорененным в бессознательном руслом течения энергии. По мнению Юнга, и аналитик и пациент вместе проживают определенные стадии аналитического процесса — смерть, возрождение и трансформацию (Короткова). Для «оживление» мертвых частей психики важна возможность создавать контейнер, выдерживающий хаотические состояния сознания и продолжать идти «не оборачиваясь назад, к мертвым, как Орфею, пытавшийся вывести Эвридику из царства Аида, … быть живым и спонтанным, надеяться и верить» (Короткова неживые состояний психики). В мифе об Амуре и Психее, ей также важно не воспользоваться даром Персефоны, не контактировать с объектами подземного мира, следовать правилам, ограждающим мир живых от мира мертвых и не нарушать границы.

Рожденная дважды. Оживление «материнского» в фильме «Прерванная жизнь»

Для иллюстрации контакта с неживыми частями психики, и их оживления, как повторного психологического рождения я рассматриваю фильм «Прерванная жизнь», режиссера Джеймса Мангольда (1999), основанного на одноименной книге Сюзанны Кейсен. Связь с комплексом «мертвой» матери в сюжете фильма не прямая, я концентрируюсь именно на «оживлении» главной героини. Но связь эта для меня обусловлена несколькими моментами — одной из особенностей комплекса «мертвой матери» является сложность его распознавания. В фильме мы тоже можем только по косвенным свидетельствам думать о первопричинах психологического состояния героини. Грин говорит, о том, что в терапии связность материала создает именно некая гипотетическая конструкция, формируемая терапевтом. Мать в фильме тоже приходится реконструировать и зрителям и самой Сюзанне, так как от пустоты нельзя сепарироваться.

Но самой важной предпосылкой послужила идея Марион Вудман, о том, что «людям свойственно повторять паттерн их собственного действительного рождения каждый раз, когда жизнь требует от них перехода на новый уровень осознанности. То, как они вошли в этот мир, так они и продолжают заново входить на каждый новый виток спирали развития» (Марион Вудман Беременная дева). Поскольку тематика смерти постоянно присутствует в переживаниях и в опыте самой героини эта мысль дала мне теоретическую предпосылку для анализа контакта с «неживыми частями» и стремления проследить механизмы восстановления витальности либидо.

По сюжету фильма главная героиня Сюзанна Кейсен попадает в частную психиатрическую клинику Клеймор после неудачной попытки суицида. В клинике она проводит 18 месяцев, сближается с другими девушками, особенно с психопатичной пациенткой Лисой, которая обладает яркой харизмой, властными и манипулятивными чертами. Сюзанна очарована магически обаянием Лисы. Лиса уговаривает ее убежать из клиники и вместе, они приезжают к Дейзи, также бывшей пациентке клиники. Дейзи страдает обсессивно-компульсивным расстройством и склонностью к самоповреждению. После ожесточенным нападок Лисы, девушка совершает суицид. Наутро Лиса сбегает, а Сюзанна возвращается в клинику. Она горюет и сожалеет о своей пассивности и неспособности защитить Дейзи от нападок Лисы. Она меняет свое поведение, постепенно налаживает контакт с главврачем отделения Валери, активно работает в терапии. Сюзанна постепенно восстанавливает душевное равновесие, активно пишет заметки в своем дневнике, мечтая стать писательницей. Перед выпиской возвращается Лиса, между ними происходит конфронтация. Вскоре после этого, Сюзанна возвращается к жизни во внешнем мире. Я хочу подробнее остановиться на нескольких эпизодах, которые на примере главной героини показывают переход энергии либидо от регрессивного к прогрессивному направлению.

Регресс. В фильме только мельком показаны родители Сюзанны, они как будто не значимы и для самой героини. В момент госпитализации особенно обращает на себя внимание тот факт, что мать выражает отказ и нежелание воспринять состояние дочери. На слова врача она реагирует горем, отстраненностью, погружением в себя.

Сюзанна, очень красивая утонченная, умная молодая девушка, имеет глубинные сложности с ощущением собственной идентичности, а также с формированием социально приемлемой функциональной персоны, ощущением принадлежности к социальной среде. У Сюзанны сложность в осознании что реально, а что нет, кто и какая она. Из фильма мы узнаем, что она училась в университете, у нее была социальная и личная жизнь, правда весьма хаотичная, но мы знакомимся с ней в момент, когда она не интересуется внешним миром, а захвачена внутренней реальностью. Она находится на границе двух миров, в клинике ее диагностируют как пациентку с пограничным расстройством. Попытку суицида и депрессию можно рассматривать как крайний и трагичный способ регрессии, который способен поглотить безвозвратно. О проблемных контактах Сюзанны с первичными объектами также свидетельствуют хаотичные сексуализированные отношения с мужчинами, не основанные на личностным контакте и привязанности. Показательный в этом контексте момент, когда Сюзанна спрашивает санитара: «Почему я тебе нравлюсь?», как поиск собственного отражения все еще не увенчавшийся успехом.

Клиника как защищенное пространство. Безусловно, психиатрическая клиника очень особенное пространство, где сознание граничит с бессознательным, здравый разум с сумасшествием, а смысл с бессмысленностью. Но именно здесь Сюзанна чувствует себя защищено, и отказывается сбежать, когда Тоби, парень, с которым у Сюзанны была кратковременная любовная связь, предлагает уехать с ним. Сюзанна говорит, что здесь ее друзья, и это ощущается как выбор — погрузиться в самоисследование, вместо того, чтобы вернуться в социальный мир, с которым у нее связи нарушены. Отсутствие коммуникации на уровне персоны в клинике дает героине возможность почувствовать большую честность и естественность в контактах с собой и окружением, чувство защищенности и принадлежности. В эпизоде, когда пациентки идут в кафе, чтобы отпраздновать выписку Дейзи, присутствующая в кафе жена профессора, с которым у Сюзанны была любовная связь, публично обвиняет нее. Другие пациентки клиники вступаются за Сюзанну и она чувствует радость, защиту и поддержку.

Тень. Лиса. Сюзанна в психиатрической клинике встречает двух женщин, каждая из которых помогает ей в процессе трансформации. Сначала самые важные интеракции происходят с Лисой — пациенткой клиники, страдающей психопатией. Лиса яркая, раскованная, сексуальная, агрессивная. Она привлекает Сюзанну своей живостью и харизмой.

В ней много энергии, но эта энергия агрессивная, манипулятивная. В палате Сюзанна занимает место девушки, с которой Лиса была близка, но после того, как она сбежала из больницы в последний раз, девушка покончила с собой. Лиса, чувствуя вину за это, сближается с Сюзанной и при следующем побеге берет ее с собой. Они отправляются к Дейзи, недавно выписавшейся пациентке клиники. Лиса проявляет себя с Дейзи как жестокая и разрушительная. Ее подогревает зависть, поскольку Дейзи поселилась в собственной уютной квартире, купленной ее отцом, завела кошку. Лиса обвиняет Дейзи в инцесте с ним, давая ей понять, что все знают — у ее жизни есть безобразная изнанка, как и запеченные курицы, которые Дейзи прячет у себя в комнате, оставляя разлагаться. После разговора Дейзи совершает самоубийство.

После смерти Дейзи. Сюзанна сама возвращается обратно в клинику, чтобы прожить процесс горевания и шок от встречи с реальной смертью. Это поворотный для нее момент разрушения фантазий о жизни и смерти, крушения иллюзии всемогущества и встреча с чувством беспомощности, разочарование в себе и Лисе. Стайн говорит, что трансформация — это процесс перехода от «ложного Я» к «истинному Я» и «Ложное Я» — жертва, которую нужно принести. Сюзанна также испытывает боль от встречи с собственной омертвелостью, пассивностью, беспомощностью. Она погружается в депрессию и потерю смысла. Как пишет Стайн: «Если и не все личинки создают кокон, все они проходят стадию радикальной дезинтеграции, поэтому для них чрезвычайно важно найти безопасное место с подходящим укрытием» (Стайн Трансформация). Для Сюзанны — это возврат в клинику.

Для главной героини выход из-под влияния негативной стороны архетипа Великой матери, которая поглощает энергию либидо и направляет ее на самоуничтожение, осуществляется через проживание соблазняющей, маниакальной разрушительной и жестокой его части. Это можно передать образом выжженной земли, где была уничтожена растительность, но и ее радикальное очищение. Дождь, который идет после смерти Дейзи во время возврата Сюзанны в клинику символизирует погружение в горевание и одновременно, питательную среду, условия для появления новой жизни.

В фильме возникает и образ женственности. Из квартиры Дейзи Сюзаннна забирает и привозит в клинику кошку, как символ нежного тепла и домашнего уюта, который пыталась создать Дейзи. Образ кошки становится первым образом контакта Сюзанны со своей инстинктивной фемининностью. После выписки она оставляет кошку в клинике другим девушкам, что свидетельствует о том, что образ был интегрирован и она способна оставить кошку с теми, кто больше в ней нуждается.

В этот момент формируется пространство для интеграции совсем другой энергии — созидательной, принимающей, структурирующей. Стадия куколки связана с личностью главного врача Валери, которая держит в сознании образ бабочки, будущего проявления Сюзанна. Близкие отношения, говорит Стайн, являются один из самых важных факторов трансформации, поскольку они способствуют контакту бессознательных содержаний и «переливу двух психик», как он образно описывает этот процесс алхимического погружения в одну ванную. Эпизод с ванной также присутствует в фильме, когда Валери окунает в нее Сюзанну, которая обзывает и унижает Валери. После возвращения в клинику Сюзанна просит прощения у главврача, в ответ на готовность Валери быть с ней и поддержать ее в этот тяжелый момент.

В отношениях с Валери, а затем в работе с терапевтов клиники для Сюзанны происходит высвобождение энергии творчества и укрепление Эго. Стайн говорит, что когда в терапевтических отношениях констеллируется Ребис, архетипический образ союза, эта констелляция самости и вызывает наиболее глубокие трансформации у обоих: «Как влияет завершение отношения на Ребиса — на связь, найденное и развитое родство, опыт единения и целостности, источник символической образности? Никак не влияет, так как он находится за пределами контроля Эго. Ребис принадлежит вечности» (Стайн Трансформация). Таким образом, происходит интеграция контакта с «хорошей» мамой на глубинном уровне. Сюзанна также активно пишет дневник, фиксируя свои мысли, наблюдения. Это можно интерпретировать, как попытку рассказать свою историю заинтересованной матери, которую героиня теперь открыла в новом опыте. Грин говорит, что в терапии общение с пациентом с комплексом «мертвой» матери отличается повествовательным стилем, который призывает аналитика в свидетели жизни клиента.

В конце фильма проявляется еще один мотив — битва с драконом. Трансформаци, говорит Стайн — это преодоление внутренней схватки между силами добра и зла, противостояние внутреннему демону. Первый бой Сюзанны был проигран, но важный опыт получен. После укрепления Эго в отношениях с Валери, происходит контакт с безумной, разрушительной архетипической энергией Лисы.

Еще один образ, который важно рассмотреть — это подвал. В фильме это огромное пространство с ходами и ответвлениями. Мы видим подвал два раза. Первый — место мистического соучастия, соединение в тайном обряде инициации с девушками из клиники, взаимное раскрытие (они читают диагнозы друг друга). Второй раз — подвал пугающий, бесконечный, похожий на тюрьму или лабиринт из фильма ужасов. Там происходит раскрытие другого рода — это разоблачение Сюзанны, когда Лиса забирает ее дневник и читает ее записи вслух другим девушкам. Лиса демонстрирует небезопасность самой Сюзанны — ее способность критиковать, разоблачать и ранить. Лиса также провоцирует Сюзанну на откровенные высказывания по поводу нее самой. В этой кульминационной сцене, Сюзанна проходит процесс, который Юнг называет энантиодромией, переходом личности в противоположный ей тип, где Сюзанна становится жестокой и ранящей, ее слова о внутренней «мертвости» Лисы и безразличии других к ее судьбе, доводят Лису до нервного срыва.

После конфронтации происходит интеграция теневой энергии Сюзанны. Перед тем как покинуть клинику, она навещает Лису. Сюзанна красит ногти на руках Лисы, пока та находится в смирительной рубашке, этим она символически проявляет к ней доброту и заботу, предлагая ей теплый контакт, который интегрировала через «хорошую мать» — Валери. Сюзанна говорит, что ждет Лису во внешнем мире, после ее выписки. Аккумулировав энергию комплекса, Сюзанна может транслировать идею о том, что и у Лисы есть выбор между омертвелостью и разрушительностью для других и оживлением. Сюзанна выбирает жизнь, и говорит Лисе, что она тоже на это способна, показывая, что верит в нее.

Пока травма не проработана, это открытый колодец, в который можно провалиться. Это очень болезненно и страшно. Но там, в мире страха и страдания есть возможность исцеления. В истории Сюзанны проявлены элементы двух мифологических сюжетов. С одной стороны — это спуск в подземный мир, нисхождение в преисподнюю, погружение в чрево кита — контакт с депрессией, которая очищает пространство для интеграции новой энергии и изменения структур комплекса. Символом этого путешествие выступает вода, как образ погружения в бессознательное. И второй мотив — это миф о герое, сражающемся с «ужасной» матерью — драконом, чудовищем, гидрой, сфинксом. Победа заключается в отвоевании огня сознания, которым чудовище сжигает героя, но в его руках, огонь становящимся светом сознания, убивающее «тьму единства с материнским» в его деструктивной форме.

В терапии или в определенных жизненных обстоятельствах, перепроживание травматического опыта позволяет переписать внутренний сценарий. Опираясь на позитивную часть архетипа матери, героиня фильма интегрирует ее поддерживающую и жизнеутверждающую сторону, закрывая, таким образом, колодец страха и боли у себя внутри. В свой подвал, куда Сюзанна попадает, следуя за Лисой, и выходит благодаря Валери, она интегрирует «ужастную» мать и «хорошую» мать, соединяя расщепленные части архетипа (Ева-Лилит, Гера-Ламия, Бастет-Сехмет, Исида-Астарта). Это происходит через крайнюю регрессию к неживым частям психики, чтобы высвободиться из интроверсии и возродиться в новой форме, подобно погружению в «мертвую» и «живую» воду.

Источники:

1. Карл Юнг Психологические аспекты архетипа матери.
2. Мюррей Стайн Юнговская карта души. Введение в аналитическую психологию.
3. Андре Грин Мёртвая мать (с. 333–361) // Французская психоаналитическая школа. Под ред. А. Жибо, А. В. Россохина.
4. Ришель Нор В мире чудовищ с Андре Грином.
5. Карл Юнг Символы трансформации.
6. Мюррей Стайн Трансформация.
7. Анна Короткова Архетипические основы неживих состояний психики.
8. Эрих Нойман Великая мать.
9. Марион Вудман Беременная дева.
10. 10. Дональд Калшед Внутренний мир травмы.

Записи по теме

«Холодные» родители и ребенок в плену своей детской истории

Одна из частых ситуаций, с которой приходят ко мне за помощью — это «холодные» родители.

Нет, они не бьют своих детей, не унижают и не оскорбляют их, не являются алкоголиками и семья может быть вполне благополучной с виду, уважаемой соседями. Родители могу занимать высокие должности и полностью закрывать все свои материальные потребности.

«А что тогда?», — спросите вы. Чаще всего «холодной» является мать. Сегодня о ней в большей степени и пойдет речь. Это мать, которая ухаживает за ребенком: кормит его, поит, одевает и лечит. Она присутствует в жизни ребенка физически, но отсутствует психически.  В глазах ребенка она психически «мертва».

Не случайно А. Грин вводит понятие «Мертвой матери», которая осуществляет механическую заботу о ребенке, но не способна быть эмоционально вовлеченной. (Андре Грин «Мертвая мать» // Французская психоаналитическая школа / под ред. А. Жибо, А.В. Россохина, стр. 333 – 362).

Она не может дать ту степень близости, которая нужна ребенку в любом возрасте. Вместо эмоционального тепла — функциональная холодная забота о своем ребенке, потому что так нужно, потому что так все делают.

Почему так могло случиться?

«Мертвая» мать погружена в себя, она психически мертва, потому что в силу определенных причин впала в депрессию. Среди таких причин может быть: смерть другого ребенка или близкого человека, а также депрессия, которая может быть связана  с глубоким разочарованием в браке.

«Важно подчеркнуть, что, как уже поняли все авторы, самый тяжелый случай — это смерть другого ребенка в раннем возрасте. Я же особо настоятельно хочу указать на такую причину материнской депрессии, которая полностью ускользает от ребенка, поскольку вначале ему не хватает данных, по которым он мог бы о ней этой причине узнать, и постольку ее ретроспективное распознание остается]навсегда невозможно, ибо она эта причина держится в тайне, а именно, — выкидыш у матери, который в анализе приходится реконструировать по мельчайшим признакам». А. Грин.

Какова бы ни была причина депрессии, «мертвая» мать погружена в своё горе настолько, что не способна удовлетворять потребности ребенка. Она не может искренне интересоваться ребенком, играть с ним, разделять его увлечения, погружаться в его мир переживаний.

У Уилфреда  Биона существует «концепция ревери», согласно которой  существует эмоционально вовлеченная мать —  любящая мать,  которая сидит у детской кроватки, у которой периодически  возникают фантазии и мечтания о ребенке, о его будущем, о том, каким он может быть, когда вырастет.

«Мертвая»  мать не способна становиться «мечтающей» матерью, она не в состоянии  быть открытой и контейнировать тревогу младенца. Она словно перестает  владеть языком, которым любящая мать общается со своим ребенком, без слов,  а только бессознательной передачей радости, любви и нежности. Она оказывается  не способна к такому общению и  поэтому ее забота механистична, она тяготится ребенком, не знает, как с ним общаться и как быть близкой с ним. В результате ребенок чувствует, что его не любят и он не интересен самому близкому человеку.

 А что с отцом?

В подобных семьях отцовская фигура выглядит как уставшая, подавленная и побежденная этой «мертвой» матерью. Отец чаще всего отсутствующий, отстраненный, он также  под разными причинами «отключается» от эмоциональной жизни, выглядит таким же  психологически «мертвенным». Например, он много работает, чтобы  подсознательно сбегать от семьи, бездействовать и не защищать ребенка от материнской агрессии.

«Таким образом, ребенок оказывается зажат между мертвой матерью и недоступным отцом, не приходящим на помощь, будто отец оставляет обоих, и мать и дитя, самим выбираться из этой ситуации», — пишет Андре Грин.

Единственное, что чувствует ребенок в отношениях с  «мертвой» матерью – это ее ХОЛОД, который невозможно ничем растопить.

У него возникает  естественное стремление оживить эту мать, но он чувствует только  ярость и бессилие от невозможности установить с ней контакт, но поскольку эти чувства нельзя ей предъявить, он  направляет их вглубь себя. Все его попытки  вернуть мать к жизни оказываются напрасными.

Вся беда в том, что «мертвая» мать  не осознает своей холодности, не понимает упреков уже подросшего ребенка в отсутствии любви, занимая позицию: «А что ты хочешь от меня?  Я тебя кормила, поила, одевала, что тебе еще нужно???» «Я же присылала тебе деньги, чтобы ты ни в чем не нуждался!» — в случае, если ребенка воспитывал кто-то другой.

Холодность и погруженность  в собственное неоплаканное  горе  «мертвой» матери наносит серьезный ущерб психическому здоровью как сына, так и дочери.

Какие последствия эмоциональной «выключенности» могут быть  для ребенка?

• «Пустота» внутри, которую невозможно ничем заполнить.

Для этих детей характерны депрессии, начавшиеся уже в подростковом возрасте и «расползающиеся» на дальнейшую жизнь.

«Нередко бывает, что, спонтанно рассказывая историю своей личной жизни, пациент невольно заставляет психоаналитика задуматься о депрессии, которая должна бы или могла бы иметь место там и в то время в детстве, о той депрессии, которой сам субъект не придает значения». А.Грин.

Это дети, совершенно измотанные и несчастные, они ищут сами не понимают, чего именно. (Конечно, материнскую любовь). На сессиях от них часто можно услышать фразу, которая описывает эту пустоту, что меня будто нет.  Внутри есть четкое убеждение, что они не достойны любви, нежности, успеха. Они не могут радоваться жизни. В своем исследовании Колесникова и Сташевская пишут об отсутствии желаний у выросших рядом с эмоционально не включенными взрослыми.

«Такому ребенку не пожаловано разрешение быть личностью, существовать как имеющему мир, уникальный и отдельный от материнского».(В.И. Колесникова, Е.В. Сташевская Проблема феномена «Мертвой матери» в психоанализе).

• Ощущение «мертвенности», которое проявляется в том, что ребенок во взрослой жизни не может ощутить себя живым, у него нет «искорки» к жизни. Эти взрослые снова оказываются растерянными и потерявшимися.
• Склонность к зависимостям. «Этот холодное ядро жжет как лед и как лед же анестезирует», — пишет А. Грин.  Поэтому нередко, уже будучи подростком, такие дети  начинают пить, курить, употреблять наркотики.  И да, еда как форма «заполнения» пустоты также  подходит на эту роль.
• Реакции протеста и саморазрушительное поведение. Ту агрессию, которую мать не может выразить, берет на себя ребенок. Он протестует, в отношениях ведет себя агрессивно, что мешает ему быть принятым другими людьми и получать любовь и поддержку от внешнего мира. Отсюда вытекает еще одна сложность — те трудности, которые у них возникают в отношениях, чаще всего не позволяют выстроить удовлетворяющие отношения.

Эта холодность и отстраненность может сохраняться и передаваться из поколения в поколения. Дети этих матерей отмечают, что и к своим собственным детям относятся механистически, и они ловят себя на том, что им тоже сложно  свободно проявлять свою нежность и любовь. Потому что, они когда-то оказались остановлены в своей потребности любить.

Очень хорошо это выразил А. Грин  о том, что «Субъект богат, но он ничего не может дать, несмотря на свою щедрость, потому что он не располагает своим богатством».

Если вы вдруг осознали, что рядом с вами в детстве находилась такая мать, и у вас есть те проблемы, которые описаны в этой статье, нужно обратиться за помощью к специалисту.

Специалисту  же, работающему с этой проблемой, важно понимать, что  по отношению  с клиенту нужно быть  живым, открытым и искренне интересующимся. Только тогда он  сможет снова открыть для себя мир, наполненный жизнью.

Комплекс мертвой матери — Нет предмета — Энциклопедия психоанализа

Комплекс мертвой матери был описан Андре Грином в 1980 году. Свидетельства о нем появляются во время переноса, поэтому его часто невозможно идентифицировать, когда требуется анализ. Особенно это проявляется в «депрессии переноса», повторении детской депрессии, которую часто невозможно вспомнить. Существенной характеристикой этой депрессии является то, что она возникает в присутствии объекта, который сам поглощен трауром.Причин такого траура может быть много, и материнский объект не допускает их. Следовательно, они по большей части гипотетически выводятся в ходе анализа с большей или меньшей уверенностью.

Основным наблюдаемым следствием на уровне контрпереноса является понимание холодного, твердого, бесчувственного ядра, лежащего в основе переноса. Это результат жестокого материнского декатексиса, который ребенок не может понять и который переворачивает его психический мир с ног на голову.После тщетных попыток возмещения ущерба чувство бессилия стало преобладать. Затем устанавливаются комплексные защиты, которые связывают зеркальное представление потери материнского объекта с бессознательной идентификацией с мертвой матерью. Результатом этого является психическое убийство объекта, которое происходит без всякой ненависти. Материнский недуг запрещает любое агрессивное выражение, которое может усилить материнскую непривязанность. С одной стороны, нарушается паттерн объектных отношений, а с другой — периферические катексы цепляются за край этой дыры.Молчаливая деструктивность не позволяет субъекту восстановить объектные отношения, способные преодолеть конфликт и открыть путь связям, которые могли бы его усилить, иначе окончательные корректировки служат только щитом, предотвращающим доступ к ядру конфликта. Единственное, что терпит, — это тупая психическая боль, особенно неспособная к близкому контакту с любым объектом, имеющим хоть какое-то отношение к аффектам. Ненависть так же невозможна, как любовь, и ее невозможно получить, не чувствуя себя обязанным отдавать, чтобы не быть обязанным ничего, даже мазохистского удовольствия.Мертвая мать вездесуща, но не представлена, и, кажется, схватила предмет, сделав его пленником своего траура по ней.

Эта клиническая картина развивается на фоне неспособности ребенка понять ее причины. Важными показателями инфантильной депрессии являются потеря смысла и чувство неспособности исправить объект, о котором идет речь, пробудить утраченное желание. Иногда значительные рационализации переносят источник конфликта во внешний мир, желание матери становится недоступным по сравнению с тем, что ребенок считает, что он наблюдал.Затем ребенок обвиняет неспособность субъективного всемогущества во взаимоотношениях, приводя, посредством компенсации, к усилению всемогущества в областях, менее непосредственно связанных с первичным объектом.

Эдиповый анализ прегенитальных фиксаций и бессознательной вины бесполезен для поиска способа преодолеть эту ситуацию, поскольку анализ не сосредоточен на конфигурации комплекса мертвой матери. Ведь мать не может быть напрямую идентифицирована в разговоре с пациентом.Она появляется только в той степени, в которой аналитическая ситуация преуспевает в извлечении свидетельств ее безмолвного присутствия, не будучи способной найти ее в этом отсутствии, где отсутствуют даже косвенные признаки ее существования.

Подавление стерло в памяти след ее прикосновения, контакта с ней и катексиса ребенка с ней перед тем, как он оплакивал ее, что внезапно положило конец этим забытым отношениям. Это репрессии, которые возвращаются, чтобы похоронить ее заживо, даже снося все, включая гробницу, которые отметили бы ее прошлое существование.Винникотский холдинг в этой ситуации рухнул, потому что объект был инцистирован, от него не осталось и следа. Идентификация была связана с вакуумом, оставленным лишением инвестиций. Невозможно переоценить отсутствие всех значимых ориентиров. Поскольку изменение материнского отношения казалось необъяснимым, это, в свою очередь, привело к разного рода вопросам, которые вызывают чувство вины, которые, в свою очередь, усугубляются вторичными защитами и перемещаются на элементы, которые были присоединены для этой цели.

Фактически, попытки заблокировать проблемы, не регулируемые подавлением этой неприемлемой ситуации, вызывают некоторые существенные реакции. Их цели заключаются в следующем: (1) поддерживать эго в живых посредством вторичной ненависти к объекту, неистового, но неутолимого поиска удовольствий или посредством головокружительного поиска возможного значения сделанных перемещений; (2) Реанимировать мертвую мать, заинтересовать ее, отвлечь ее, соблазнить ее, вернуть ей вкус к жизни, вдохнув в нее любыми возможными средствами, включая самые искусственные, радость жизни; и (3) соревноваться с объектом траура в преждевременной триангуляции.

Комплекс мертвой матери, как мощный и интенсивный элемент, естественным образом притягивает к себе другие компоненты психической жизни и тесно связан с ее наиболее важными системами. Следовательно, фантазия о первичной сцене пытается сделать понятными конкурентные отношения с гипотетическим объектом внезапной скорби и пробудить боль от декатекции, выделяя все, что напоминает первичную сцену, и часто апокалиптическим способом, посредством проективной идентификации. Таким образом, катастрофа охватывает материнский объект и наносит ему ответный удар, который колеблется между безразличием и ужасом.Часто бывает, что отец является объектом преждевременного вложения в Эдипов комплекс, в который спешат по этому поводу, но которому не хватает его обычных атрибутов. Этот вариантный комплекс несет с собой не столько страх кастрации, сколько чувство бессильной ярости и паралича, беспомощность перед насилием, которое следует за действиями против предполагаемого соперника. В результате часто усиливается чувство пустоты, повторяющееся и усиливающееся наиболее пагубные последствия, лежащие в основе конфликта.

На основе этих клинических наблюдений Андре Грин выдвинул гипотезу о предназначении первичного объекта как каркасной структуры для эго, скрывающей негативные галлюцинации матери. Комплекс мертвой матери демонстрирует несостоятельность этого процесса, заставляя его репрезентации оставаться в болезненной пустоте и препятствуя их способности связываться вместе в любом предсознательном образце мышления. Комплекс мертвой матери противопоставляет «горячую» кастрационную тревогу, связанную с превратностями объектных отношений, которым может угрожать телесное увечье, «холодной» тревоге, связанной с потерями, понесенными на нарциссическом уровне (негативные галлюцинации, плоские психоз, тупая скорбь), что привело к клинической трактовке негатива.

(PDF) Вспоминая Мертвую Мать

Винникотт и Бион, каждый из которых пытался подчеркнуть существование

актуальности и неизвестной субъективности объекта (стр. 164).

Первичная репрессия и декатексис

Ссылка Грина7 на первичную репрессию в статье «Мертвая мать», которую

он связывает с описанием декатексиса Винникоттом (1971), таким образом, является предлагаемым

расширением и дополнением теории Фрейда. Декатексис, который он описывает здесь

, кажется, является своего рода «первичным декатексисом», который включает стирание из разума

— потерю права выкупа, изгнание или стирание (Verwerfung) — возможно, забрав с собой часть психики или, по крайней мере,

. нарушение способности к психическому функционированию

.Похоже, что это выходит за рамки декатексиса вторичного вытеснения,

, которое представляет собой удаление сознания (сознательный катексис), в то время как

сохраняет форму пространства, зарезервированного для отвергнутого идейного содержания

(обрамляющая структура). Его также можно рассматривать как некоторую форму или трансформацию

самого отвергнутого идейного содержания.8 Что остается неясным в статье Грина, так это то, является ли тип репрессии (первичный)

, который ответственен за нарушение структуры кадрирования. , время его

7 Для большинства аналитиков термин «вытеснение» (Verdrangung) обычно относится к тому, что Фрейд называл вторичным вытеснением

, в котором силы, мешающие неприемлемой, вызывающей тревогу идее стать или

оставаться в сознании. (желание, память.фантазия или восприятие) состоят из отталкивания, исходящего от эго или

суперэго, соединенного с притяжением, проявляемым уже вытесненными бессознательными элементами. Однако происхождение и

идейной природы исходных или первично вытесненных (Urverdrangung) идей никогда не были детализированы Фрейдом (Лапланш и Понталис 1973, стр. 333-334).

8 Это очень сложный и противоречивый вопрос, который вращается вокруг того, что имеет в виду Фрейд

(1915), когда говорит, что «словесные представления» не существуют в системе Ucs.но

в системе Cs.-Pcs. Вопрос о том, существуют ли в бессознательном полностью насыщенные идеационные репрезентации

любого рода, остается нерешенным, и, хотя

лежит в основе глубокой неопределенности в работе «Мертвой матери», здесь он не может быть рассмотрен или разрешен.

14

(PDF) ТУР В КОМПЛЕКСЕ МЕРТВОЙ МАТЕРИ

327 Агора (Рио-де-Жанейро) против XXII n. 3 setembro / dezembro 2019

ВВЕДЕНИЕ

В своей книге «Сатурн и меланхолия» Клибански, Панофски и Саксл (1964) делают исторический обзор концепции меланхолии

в таких областях, как философия и медицина, опираясь на Лицемерная теория «четырех гуморов»

, за которой следует аристотелевская концепция о черной желчи как причинной связи меланхолического характера.

Для них меланхолия была болезнью, связанной с определенными физическими и психическими симптомами, а Гиппократ

утверждал, что это было продолжением страха и печали. Название этого недуга происходит от греческих корней

мелан («черный») и холе («юмор»), это черный юмор, цвет, традиционно связанный с трауром,

болезни и смерти (ХЕЛЛЕР, 2008 г.).

В своем тексте «Скорбь и меланхолия» от 1917 года Фрейд показывает, что этот недуг не имеет уникального значения

в медицинских науках и что он может проявляться разными способами в клинической практике.Согласно

этому автору, меланхолия характеризуется общим отсутствием интереса к миру, наряду с негативной самооценкой

, выраженной через исследования, отмеченные упреком и клеветой, которые субъект направляет на себя

. вплоть до ожидания наказания. Точно так же Фрейд объясняет, что в трауре

есть бессознательный конфликт, порожденный амбивалентностью субъекта по отношению к потерянному объекту, конфликт в

, с которым, соответственно, борются чувства любви и ненависти. сохраняйте либидинозные свойства объекта.В таком случае траур

представляет собой проработку, которая позволяет субъекту осмыслить потерю, которая произошла в действительности, в то время как конфликт

в меланхолии является бессознательным и может возникать в самых разных ситуациях, таких как потеря собственной личности. работа

развод. Таким образом, траур раскрывается как защита, позволяющая проработать утрату, воспринимаемую эго

, в то время как в меланхолии за потерей объекта следует потеря чего-то, что воспринимается как часть эго

(CARUSO , 2010).Однако сам Фрейд скажет, что его подход к печали и меланхолии недостаточно глубок, оставляя работу по более глубокому исследованию этих концепций будущим психоаналитикам.

Одним из таких деятелей, которые продолжили работу по исследованию депрессии с психоаналитической точки зрения, была

Мелани Кляйн (1882-1960), которая посвятила большую часть своей жизни пониманию того, как

психическая реальность структурируется с первых месяцев жизни.Основываясь на своих исследованиях и аналитической работе, Кляйн (2009a)

предложит существование двух основных способов взаимодействия, называемых «позициями»: шизопараноидный и

депрессивный (SEGAL, 1994). . По мнению Кляйн, детское эго слишком незрелое, чтобы выдержать напряжение, порожденное конфликтом между стремлениями жизни и смерти

, заставляя проецировать некоторые из них на объект (грудь матери

). , провоцируя возникновение эго и выливаясь в него в форме пары объектов: один любит, который успокаивает тревоги и страхи ребенка, и один ненавидит, который преследует их и угрожает уничтожить.Механизм защиты

, предложенный Кляйном, появляется вокруг этой темы: идентификация проекции, функционирование путем разбрасывания и

проецирования частей себя на объекты, чтобы избежать разделения. от них, и держать подальше плохие объекты

, заставляющие их отделиться от себя. С другой стороны, депрессивная позиция устанавливается, когда ребенок

начинает воспринимать свою мать как целостный объект, отделенный и отличный от ребенка. Следствием этого является то, что ребенок, осознав, что и хорошие, и плохие объекты являются частями одного и того же,

страдает тревогой, вызванной чувством амбивалентности: вместо того, чтобы бояться внешнего, преследования. Он, объект, они

опасаются, что деструктивные побуждения повредят внешний хороший объект, который в конечном итоге будет интроецирован, позволяя

ребенку обрести уверенность в своем собственном творческом потенциале.Из-за того, что ребенок теперь воспринимает свою мать как

объект, отдельный от него самого, влечения к жизни и смерти интроецируются, и на смену им приходит вытеснение.

Подавления вынуждают ребенка искать заменители для реализации своих влечений, начиная таким образом с первых шагов

символизации. Этот процесс позволяет установить объектные отношения, которые в конечном итоге будут структурировать ментальную вселенную

ребенка. Даже если депрессивная позиция никогда не будет разработана полностью, ребенок сможет сформировать

достаточно стабильное эго, чтобы справляться с дальнейшими конфликтами на протяжении своей жизни.С другой стороны, если, находясь в депрессивном положении

, эго не может защитить свои порождающие и разрушительные импульсы, у него разовьется переживание

чувства преследования и вины, не позволяющего ему установление творческой связи с реальностью (KLEIN, 2009a;

SEGAL, 1994).

КЛИНИКА БЕЗОПАСНОСТИ И НОВЫХ СИМПТОМОВ

Сегодня мы живем в социальных условиях, которые очень отличаются от тех, в которых Фрейд и Кляйн проводили свои исследования

.В первые годы 20-го века социальные нормы будут формировать суперэго, определенное в

этике обязательного, связанного с требованием отказа от влечения, позволяющего развиваться цивилизации

и культура; Сегодня, однако, мы живем в эпохах, в которых императив социального суперэго, структурирующего социальные связи

, превратился в обязательное наслаждение, в котором отказ от влечения оставлен в стороне в структурировании

. цивилизации (RECALCATI, 2010).Именно в этом культурном климате возникают так называемые «новые симптомы»

, включая, среди прочего, анорексию, булимию, наркоманию и депрессию. Они отличаются от тех, кого лечили

в «клинике недостатка», в основном связанных с классическими нервными и психическими структурами (RECALCATI, 2003).

Традиционные нейроимптомы основаны на формировании компромисса между бессознательным желанием

Траур в комплексе мертвой матери

Между сеансами: психоаналитические заметки: Мертвая мать — Андре Грин: Введение

[] Мертвая мать — это мать, которая осталась жива, но которая, так сказать, психически мертва в глазах маленького ребенка, находящегося на ее попечении (Грин, 1983, стр. 142) (стр.2)

«В любой если горе матери и снижение интереса к ее младенцу находятся в передний план »(там же, с.149). Любовь к ребенку внезапно теряется; Eсть трансформация в мире младенца, которая приводит к психической катастрофе: потеря любви сопровождается потерей смысла; для ребенка ничего не имеет смысла больше.

Тем не менее, младенцу необходимо пережить бессмысленную жизнь (так или иначе) и для что у него может развиться принуждение к представьте (безумная потребность в игре) и / или принуждение думать, (которое способствует интеллектуальному развитию). В психическом мире ребенка есть дыра, но ее можно закрыть грудь »(там же, с.152) […] Ртистическое творчество и продуктивная интеллектуализация. возможные исходы для комплекса мертвой матери.Но этого не может быть выполнено без уплаты цены: субъект останется «уязвимым на конкретный момент, которым является его любовная жизнь » (там же, с.153). Именно в этом во-вторых, в неспособности субъекта к любви, когда отождествление с мертвой матерью предстает более отчетливо. (стр.3-4)

Любовь тогда, невозможно […] Невозможность совместного использования. Одиночество, активно разыскиваемое, потому что это дает субъекту иллюзию, что мертвая мать оставила его / ее одного .Во всех случаях, — говорит Грин, — существует регресс к анальности и использованию реальность как защита: «Фантазия должна быть только фантазией» (там же, с.158)

«В пациент сильно привязан к анализу — анализу больше, чем аналитику ». […] Отсутствие страсти к переносу оправдывается обращением к реальности: если имеет место какой-либо намек на соблазнение, это «в области интеллектуальных квест ». И все же, после того, как все сказано и сделано […], можно обнаружить кое-что еще в переносе: «за комплексом мертвой матери, за пустым оплакивая мать, можно мельком увидеть безумную страсть, которую она есть и остается тем предметом, который делает траур по ней невозможным. опыт »(там же, с.162) (стр.4)

Кохон, Г. (1999) Введение. В G. Kohon (Ed.), The мертвая мать: работа Андре Грина (стр. 1-9). Лондон: Рутледж

Мертвая мать: работа Андре Грина — Грегорио Кохон | мягкая обложка

55,52 € (с НДС)

249,00 PLN / 67,73 $ / 47,70 £

Доставка по России

уточняйте стоимость доставки

Изделие на заказ

Доставка 14 дней

Мертвая мать: Работа Андре Грина

Предисловие, Благодарности 1. Введение 2. Экологизация психоанализа 3. Психическая реальность, отрицание и аналитическая установка 4. Синдром мертвой матери и реконструкция травмы 5. Мертвая мать, мертвый ребенок 6. Нежить: некромантия и внутреннее мир 7. Анализ форм живости и мертвости переноса-контрпереноса 8. Мертвая мать: вариации на тему 9.Принятие целей — Андре Грин и прагматика страсти 10. Взаимодействие идентификаций: насилие, истерия и отрицание женственности. 11. Динамика истории психоанализа — Анна Фрейд, Лео Рангелл и Андре Грин 12. Интуиция негативного в игре и реальности. Биографические заметки.

Анатомия отчужденной семьи — ClinicalPosters

Ваша живая мать умерла для вас? Большинство детей обожают своих матерей.Для таких это вопрос презренный или отталкивающий. Большинство может сказать: «Позор вам, если вы не любите человека, который привел вас в этот мир».

Но есть часть населения, которая характеризует свои семейные отношения как неблагополучные — 71 процент из 343 опрошенных. Большая часть разочарования заключается в том, что вы не понимаете, почему так трудно сблизиться.

Люди часто знают , когда у них неблагополучная семья, но они с меньшей вероятностью поймут, почему. Наличие у родственников, которые проявляют комплекс мертвых матерей ( DMC ), может испортить семейные обеды, встречи и уход за пожилыми людьми. Как узнать, саботирует ли DMC ваше общение?

Приглашение всех на «семейный портрет» в кабинете терапевта в качестве вмешательства не принесет пользы. Уловка станет очевидной. И необходимо несколько частных сеансов, чтобы решить проблемы каждого. Несмотря на множество симптоматических исходов, есть несколько ключей к разгадке (также присутствующих при других расстройствах), что отчуждение — это лишь верхушка айсберга:

1. Отсутствие любви или неспособность правильно выразить это.
2. Семейные взаимодействия являются стимулом для пассивно-агрессивного поведения .

Это острая тема о редком расстройстве, связанном с воспитанием, которое наносит ущерб семьям, которые десятилетиями остаются в неведении относительно того, что вызывает их алекситимическую дисфункцию.

Целью этого обсуждения не является диагностика или лечение DMC . Скорее, цель состоит в том, чтобы выразить понимание и пролить свет на эту темную тайну, чтобы семьи могли быть мотивированы искать соответствующее понимание и поддержку.

Эта психологически захватывающая статья дает разочарованным возможность лучше понять эмоциональную дисфункцию, затрагивающую семьи, возможно, не слишком отличающиеся от их собственной.

Generation Issue

Каким бы лаконичным ни был термин комплекс (или синдром) «мертвая мать», он наполнен мощными символами. Прилагательное «мертвая» является образным, так как мать на самом деле может быть жива. обсуждаемое поведение проявилось бы еще до ее смерти.Слова «мертвый» и «мать» выражают диаметрально противоположные эмоции. Неодушевленный труп не может взаимодействовать с оживленной заботливой материнской фигурой.

Люди веками использовали обидные слова. Три тысячи лет назад король использовал контрастирующую поэзию мысли , чтобы сравнить исцеляющий язык мудрого человека с тем, кто говорит бездумно или опрометчиво, как пронзительный меч. Преследуя цель вызвать эмоциональную боль или умиротворить личное возмездие, некоторые дети говорили своим матерям: «Я не просил родиться» (как если бы кто-нибудь) или «Я хочу, чтобы ты умер.

Упомянув популярного певца 1990-х, миллениал ответил: «Он мертв». После выражения шока молодой человек пояснил: «Не , на самом деле, , мертвых, а мертвых, мертвых». (Это прояснило вам ситуацию?) «Ты мертв для меня» стало характерной чертой популярного реалити-шоу, когда деловая сделка отклоняется.

«Ты мертв для меня» иногда может быть вызван относительно незначительным событием, которое можно преодолеть извинением и прощением; это стало разговорным выражением, обозначающим человека, которого не дружат, игнорируют или непопулярны.

DMC идет глубже. С точки зрения пациента мать может восприниматься как человек с «постоянным характерологическим дефицитом», не заслуживающий любви или внимания. У других пациентов, возможно, удастся восстановить воспоминания о периоде, когда мать была эмоционально недоступна.

Рис. 1. Депрессия и непривязанность матери передаются ребенку (детям).

Комплекс мертвой матери — это клиническое состояние, введенное в 1980 году покойным плодовитым автором и французским психоаналитиком Андре Грином (1927–2012).Эта статья представляет собой синопсис многочисленных комментариев психоаналитиков о работе Грина, собранных в книге Грегорио Кохона под названием « Мертвая мать: работа Андре Грина ».

DMC включает раннюю и деструктивную идентификацию с фигурой «мертвой» — или, скорее, депрессивной и эмоционально недоступной — матери. Травмирующее событие приводит к тому, что мать — а впоследствии с переносом — потомство — подавляет или искажает естественных чувств нежности и заботы.Это может привести к чему угодно: от одиночества и депрессии до преждевременного развития или болезненных клеветнических взглядов. Неконтролируемое отклоняющееся поведение может циклически сменяться поколениями. (Рисунок 1)

По определению Андре Грина, «синдром» мертвой матери является причиной, «злокачественной клинической картиной, при которой существует« первичная идентификация с эмоционально мертвой матерью »- результат« отсутствия длительное аффективное взаимодействие ». Мертвая мать« комплекс »- это эффект -« результат «отсутствия длительного аффективного взаимодействия» »(Грегорио Кохон, стр.7) или «весь спектр реакции человека на хронически депрессивную, эмоционально отсутствующую мать». (Арнольд Х. Моделл, стр. 77) Эта статья будет в первую очередь относиться к «сложному» или DMC — эффекту .

Грин разумно использовал термин имаго для обозначения конструкции пациента или внутреннего представления о матери, что не обязательно эквивалентно памяти исторической матери. Речь идет о серьезных проблемах мамочки.

Рисунок 2.Мать переживает травму, которая приводит к депрессии.

«Ничего» не беспокоит

Потомки DMC могут не кричать: «Моя мать умерла» с крыш. Основное наблюдаемое последствие — холодное, твердое, бесчувственное ядро. В типично эмоциональных ситуациях человек может казаться черствым, бесчувственным или социально отстраненным. «Пустота» — это категория, определяемая Грин как отрицательная галлюцинация, пустой психоз, и пустой траур, связаны с «проблемой пустоты или негатива в клинической практике.'(Грегорио Кохон, стр. 3). Таким людям трудно пролить слезы, и они могут быть не в состоянии отфильтровать оскорбительные замечания с преднамеренной злобой или без нее.

Не быть любимым воспринимается как никчемность. Дети по-разному маскируют онемение. «Лучше иметь жестокую нелюбящую мать, чем вообще не иметь матери». Другие психологически заменяют настоящую мать воображаемой (имаго), чтобы избежать психоза. (Андре Люсье, стр. 157)

Депрессия Впечатление

Какой тип травмирующих событий может привести к отстранению родителей? Часто это результат матери, которая присутствует физически, но эмоционально или внутренне отсутствует из-за депрессии, смерти кого-то из близких или «обмана, наносящего нарциссическую рану.’ (Грин определяет нарциссизм как фундаментальное сопротивление анализу.) Материнская депрессия может быть вызвана воспоминаниями о подавленном насилии.

Химическая зависимость может развиться по любому количеству причин или мать может быть предрасположена к психотическим расстройствам, таким как шизофрения или биполярное расстройство. Огромный арсенал защитных мер, который может включать агрессивно враждебное поведение по отношению к детям, может замаскировать ее депрессию. Ребенок может воспринимать эмоциональную пропасть в результате эмоциональной отстраненности родителей, развода, прогулов, или брошенных родителей.(Рисунок 2)

Термин «материнская депривация» — это крылатая фраза, суммирующая ранние работы британского психиатра и психоаналитика Джона Боулби о последствиях разлучения младенцев и маленьких детей с их матерью в учреждениях. Комплекс мертвой матери больше связан с эффектами эмоциональной родительской отстраненности во время физического присутствия.

Дети осужденных перемещаются через специальные учреждения, приемные семьи или воспитываются у родственников.Это заставляет ребенка либо замкнуться, либо быстро взрослеть. Ведутся споры о том, следует ли делиться с детьми подробностями о лишении свободы родителей. Предоставление детям надежной и достоверной информации позволяет им начать осмысливать свою ситуацию и начать двойной процесс: горевать о потере родителей и справляться с новыми жизненными обстоятельствами.

И наоборот, могут быть очень веские причины для цензуры деталей; «Семейная работа, социальные выплаты, опека над детьми и даже жилье могут оказаться под угрозой, когда другие узнают о местонахождении родителей.Однако дети заключенных с большей вероятностью будут иметь негативную реакцию на переживания, когда они не могут о нем рассказать ». — Департамент здравоохранения и социальных служб США

Скрытое сексуальное насилие или эмоциональный инцест включает косвенное, но сексуализированное, эмоциональное насилие ребенок или иждивенец. Несмотря на то, что никакие физические границы не были нарушены и прямой сексуальный контакт не был совершен, родитель или родители охотно заручились эмоциональной поддержкой ребенка в исцелении его / ее собственных неудовлетворенных потребностей взрослых.В свою очередь, ребенок становится доверенным лицом или эмоциональным супругом однополого или противоположного пола родителя. Напротив, открытое сексуальное насилие говорит о прямом сексуальном контакте и эксплуатации зависимого лица / жертвы лицами, осуществляющими уход, или представителями власти.

Несмотря на гражданские беспорядки, каждый день появляется все больше сообщений об ужасном воспитании, из которого должны выйти дети. DMC может быть дополнительно осложнен сопутствующей эмоциональной травмой от раскрытия скрытого обмана.Представьте себе возможные последствия для подростка, обнаружившего инцестуозное зачатие, эмоциональный инцест или полигамный брак.

Попытка или фактическое (сексуальное) насилие со стороны родственника или друга семьи может подорвать доверие детства. В результате жестокого обращения может возникнуть ряд эмоциональных проблем, включая неспособность доверять, перфекционизм, фобии, избегание близости и эмоциональной привязанности. (Рисунок 3)

Отцовский комплекс в психологии (неформально: проблемы с отцом) — это сложная группа бессознательных ассоциаций или сильных бессознательных импульсов, относящихся к образу или архетипу отца.Эти импульсы, по словам Мэри Энн Мэттун, могут быть как положительными (восхищение и поиски старшего отца), так и отрицательными (недоверие или страх). По словам Грина, «чаще, чем нет», далекую мать сопровождает отсутствующий отец (который отказывается или не знает, как ответить ребенку).

Отсутствие самооценки и сексуальные отклонения от нормы могут привести к тому, что ребенок чрезмерно компенсирует отсутствие материнской привязанности. Хотя возможен целый ряд эмоций, DMC вызывает расстройство привязанности — широкий термин, который описывает расстройства настроения, поведения и социальных отношений, возникающие из-за неспособности сформировать нормальную привязанность к основным лицам, обеспечивающим уход, в раннем детстве.

Рис. 3. Депрессия матери приводит к эмоциональной отстраненности, на которую ребенок отвечает взаимностью.

Нередко на первом и втором году жизни матери должны быть в депрессии и эмоционально недоступны для своих детей, и это не обязательно ведет к первичной идентификации с этой депрессивной матерью. Один из компенсирующих результатов DMC заключается в том, что «ребенок может решить стать противоположностью матери. В ответ на отсутствие матери ребенок не пытается вернуть материнскую любовь, а развивает компенсаторную гиперчувствительность, заявляя вместо этого, что ему или ей ничего не нужно от матери.(Арнольд Х. Моделл, стр. 85)

Интеллектуальное убийство

Утрата любви к ребенку приводит к психологической катастрофе. В случае DMC заполнение эмоциональной дыры приводит к символическому акту «убийства», но основной объект (мать) «убивается без ненависти». Материнская болезнь запрещает действительное агрессивное выражение. Чтобы «выжить в жизни без смысла, у ребенка может развиться принуждение представить и / или принуждение думать». (Грегорио Кохон, стр.3)

Следовательно, существует перенос , декатектирующий и компенсирующий (желание или) достижение интеллектуального развития и / или художественного творчества — жажду признания реальных или воображаемых высших достижений. По словам Ференци, дети не по годам развивают мудрость в ответ на неспособность взрослых удовлетворить свои потребности. (Рисунок 4)

Рисунок 4. Ребенок может компенсировать отстраненность интеллектуализмом или творчеством.

Молодой Раннее созревание кажется милым в одних условиях, но неуместно неудобным в других — особенно когда это неуважительно или сексуально (в отличие от преждевременного полового созревания, связанного с преждевременным анатомическим развитием).Ребенка, который либо общается со взрослыми как сверстники, либо, будучи еще ребенком, берет на себя родительские обязанности, можно хвалить за зрелость — «с 9 лет до 30».

Когда ребенок дорастает до возраста, когда взрослые обязанности являются нормой, преждевременное развитие может либо догнать DMC , либо продолжать опережать сверстников и вызывать непредвиденные реакции. Другие могут чувствовать страх — возможно, характеризуя людей с DMC как всезнайки, надменные или самовлюбленные.

Превосходные цели могут привести к трудоголизму, деперсонализации, злоупотреблению алкоголем и рискованному поведению. Несмотря на внешнюю видимость интеллекта или материального успеха, внутренней любви и удовольствия просто от жизни часто не хватает тем, у кого DMC .

Многие люди не говорят «Я люблю тебя», потому что их не учили выражать эмоции. Родители и влиятельные взрослые моделируют эмоции для детей. Когда эти дети вырастают, они могут испытывать трудности с выражением любви разными способами, в том числе говоря , «Я люблю вас.

Долгосрочное воздействие на детей

Подводя итог тому, что было рассмотрено, мертвая мать — это концепция, которая относится к имаго , которое сформировалось в сознании ребенка после материнской депрессии, жестоко изменившей жизнь объект, который был источником жизненной силы для ребенка, превращается в далекую фигуру, бесцветную и практически неодушевленную.

DMC часто производит зеркальный цикл поколений. Однако, поскольку разум каждого устроен по-разному, отклонение от нормы после второй депрессии или «мертвого ребенка» может иметь широкий спектр поведенческих результатов, некоторые из которых можно рассматривать как механизмы преодоления:

1. Неспособность правильно выражать любовь
2. клиническая депрессия
3. Эмоциональная пустота
4. Расстройство привязанности
5. Неспособность поддерживать близкие отношения
6. Интеллектуальная или творческая преждевременная развитость
7. Расстройство деперсонализации
8. Компенсирующая гиперсексуальность или пристрастие к возбуждению
9. Злоупотребление
10. , склонность к агрессии
поведение

Может быть предпочтение изоляции — поиск работы, предполагающий работу на дому или непреднамеренный саботаж возможностей трудоустройства, требующих частого коллегиального взаимодействия.Изоляция может не приносить радости, но создает барьер на пути к комфорту, которого не хватает в социальных условиях, что высвечивает эмоциональные недостатки.

Перенос может происходить во многих формах сложных отношений с материнской фигурой. ( Harold and Maude, 1971) Экстраполируя итерацию поколений, представьте, что «мертвый ребенок» вырастает и женится на фигуре суррогатной матери. Из-за отдельных проблем партнер не может заполнить пустоту привязанности. Как можно охарактеризовать эту дилемму? Комплекс мертвой матери и партнера? (Рисунок 5)

Рисунок 5.Синдром мертвой матери отрицательно сказывается на взрослой жизни отлученного ребенка.

Compassion Compunction

Было сказано, что DMC остается одной из самых сложных терапевтических проблем, с которыми может столкнуться аналитик . (Арнольд Х. Моделл, стр. 78) Восприятие родительских проступков усиливается как побочный продукт расстройства привязанности. Воспоминания о выражении материнской привязанности и о катексисе ребенка с ней до воздействия травмирующей «смерти» могут быть подавлены или преувеличены.

Анализ продолжается от самых поверхностных слоев до очень глубоких. Например, начальная работа над характерологической депрессивной структурой выявит депрессию с множеством лиц или значений; пациент чувствует себя подавленным, но долгое время не осознает своей бессознательной идентификации с подавленной матерью. (Андре Люсье, стр. 152)

Свадьбы, похороны, серьезные проблемы со здоровьем или уход за престарелым родителем могут сигнализировать о том, что членам семьи необходимо отложить разногласия ради сострадательного диалога.Такие важные события могут стать катализатором пассивно-агрессивного поведения.

Ожидание реальной или воображаемой «драмы» или ощущение того, что получатель не заслуживает, вызывает избегание среди отчужденных членов семьи. Это приводит к обиду из-за неравного распределения обязанностей. Избегание или добровольное отчуждение, которое воспринимается как горечь, на самом деле может быть проявлением инертного decathexis или механизма эмоциональной защиты.

Социальная изоляция — это растущая эпидемия.Одинокие люди с большей вероятностью будут воспринимать неоднозначные социальные сигналы негативно и придерживаться установки самосохранения, что усугубляет проблему. Около трети американцев старше 65 лет сейчас живут одни, а половина из тех, кому старше 85 лет. У людей с меньшей социальной связью нарушен режим сна, изменилась иммунная система, увеличилось воспаление и повысился уровень гормонов стресса. Одно недавнее исследование показало, что изоляция увеличивает риск сердечных заболеваний на 29 процентов и инсульта на 32 процента.

Движение вперед сквозь мрак

При искаженном восприятии любви переживание приукрашенного или отредактированного прошлого в надежде на примирение не является мотивирующим фактором для пациентов.К тому времени, когда потомство обратится за лечением, восстановление может оказаться невозможным из-за глубоко укоренившихся представлений или фактической смерти родителя.

Реконструируя детские переживания, аналитик рискует стать объектом негативного переноса — мишенью депрессии или агрессии. Таким образом, внимание может быть направлено на формирование сбалансированной самооценки в нейтральном переходном пространстве.

Психоаналитик Арнольд Х. Моделл утверждает, что «существует значительная разница между теми людьми, которые остаются открытыми для нового опыта, и теми, кто остается пленниками прошлого.

Построение «альтернативных внутренних миров воображения, которые эффективно избавят их от травмирующих отношений с матерью» с помощью свободно плавающих метафор — это альтернативная терапия — безопасное пространство для диалога без явных попыток исправить дисфункциональные отношения . (стр. 86)

Во время сеансов Кристофера Болласа с Антонио, записанных в книге «Мертвая мать » (стр. 96–99), были подробно описаны теплые воспоминания о его детской жизни и доме до четырех лет.Затем «семья переехала из Сицилии в Англию, где они прожили безрадостную жизнь в нищете. Это событие глубоко изменило семью; каждый член вынашивал личное опустошение. Родители Антонио рухнули вместе с ним в ответ на событие, которое затем приобрело приоритет над ними ».

« Ребенок, которого беспокоило событие [например], которое слишком рано в жизни заставляет его ненавидеть своих родителей за это, [и] бросает себя в очень мучительную форму ада … Люди, которые чувствуют, что они мутационно изменены, а не психически развиты, передают это чувство обреченности, создавая вокруг себя любопытную атмосферу, достигаемую с помощью странных жестов, своеобразных движений и любопытных словесных выражений своих состояния души… Неудивительно, что такие люди, как Антонио, которые пострадали от жизненных событий, очень настороженно относятся к любым последующим изменениям, даже если они теоретически к лучшему.”(Кристофер Боллас, стр. 99)

Мертвая мать: работа Андре Грина, 1999 Грегорио Кохон представляет собой сборник метафорических теорий, гиперболических философий, театральных интервью и сессий нескольких аналитиков , в первую очередь приносящих пользу другим терапевты. Поскольку он составляет основную основу для обсуждения DMC , вы можете получить копию в твердом или мягком переплете на Amazon.com. Если вы предпочитаете читать на мобильном устройстве или сэкономить несколько долларов, загрузите PDF-файл на сайте Scribd.com с подпиской.

Брене Браун, социальный исследователь и рассказчик, рассказывает о необходимости терапии.

Усиление потребности в воспитании

DMC — статистически редкая теория. Несмотря на десятилетия клинической поддержки, его не следует применять к каждой семейной аномалии. Восемь стадий психосоциального развития Эрика Эриксона (нем., 1902–1994) — это дополнительная теория, которая провозглашает необходимость положительного социального подкрепления, чтобы влиять на правильное развитие характера.Общность обнаруживается в следующих частично цитируемых стадиях:

• Психосоциальная стадия 4 — трудолюбие против неполноценности (возраст от 5 до 11 лет): дети, которых поощряют и одобряют родители и учителя, развивают чувство компетентности и веры в свои способности. навыки и умения. Те, кого родители, учителя или сверстники мало или совсем не поощряют, будут сомневаться в своих способностях добиться успеха.
• Психосоциальная стадия 5 — идентичность против замешательства (подростковые годы): Те, кто получает надлежащую поддержку и подкрепление через личное исследование, выйдут из этой стадии с сильным чувством себя и чувством независимости и контроля.Те, кто остается неуверенным в своих убеждениях и желаниях, будут чувствовать себя неуверенно и не уверены в себе и в будущем.
• Психосоциальная стадия 6 — близость против изоляции (ранняя взрослая жизнь): Эриксон считал, что сильное чувство личной идентичности важно для развития интимных отношений. Исследования показали, что люди с плохим самоощущением, как правило, имеют менее преданные отношения и с большей вероятностью страдают от эмоциональной изоляции, одиночества и депрессии.

Одна из сильных сторон психосоциальной теории состоит в том, что она обеспечивает широкую основу для рассмотрения развития на протяжении всей жизни. Теория Эриксона ограничена отсутствием специфики в типах переживаний, необходимых на каждом этапе для успешного разрешения конфликтов и перехода к следующему этапу.

Если вы выросли в условиях нормального социального взаимодействия, эта статья должна продемонстрировать необходимость заботиться о своих детях и хвалить их.Что если вы являетесь продуктом хорошо приспособленной семьи, что если вы встретите тех, кто выражает разобщенность со своей матерью? Представленное понимание должно подавить представление о легком решении проблемы — возможно, пристыдить или заставить их снова разжечь отсутствующие эмоции.

Когда семейные взаимодействия напоминают комплекс мертвой матери, получение терапии у квалифицированного специалиста по духовному здоровью и / или психического здоровья может помочь семейным отношениям стать немного более здоровыми. Те, кто чувствует себя слишком уязвимым, чтобы пойти по этому пути, могут извлечь пользу из выступления Брене Браун на TED, в котором она рассказывает о решающем моменте осознания терапевтом потребности в личной терапии.

Ссылки

Доступ к дополнительным функциям статей и ссылкам.

«Индианаполис Стар»

Свидетель: необоснованная стрельба полиции по подростку

Аллен Итон сказал, что видел конец преследования МВПД подозреваемого в угоне автомобиля. Он сказал, что полиция не была оправдана в убийстве 15-летнего Андре Грина.

Андре Грин, проблемный подросток, который сбежал из дома, провел время в суде по делам несовершеннолетних и хотя бы раз серьезно нарушил закон, пару недель назад сидел на ступенях церкви в Индианаполисе и сказал своему наставнику, что он «держался в стороне» от неприятностей.

Грин, которому было 15 лет, сказал наставнику, что он мечтает закончить среднюю школу и поступить в колледж, возможно, в университет Индианы.

Но потом наступила ночь в воскресенье.

Полиция сообщает, что Грин и двое других были причастны к угону автомобиля на Истсайде около 22:00. По их словам, после угона в квартале 3100 Томпкинс-сквер-Корт из машины было произведено четыре выстрела по прохожему. Вскоре полиция преследовала машину, и в конце концов, когда за рулем сидел Грин, угнанная машина свернула в тупик, 3300 квартал Батлер-авеню.Когда полиция приблизилась, по словам полиции, двое пассажиров скрылись пешком, оставив Грина одного в машине.

Именно тогда, по словам полиции, Грин направил автомобиль Nissan Altima к трем полицейским, которые приблизились к нему.

Они открыли огонь.

Грин, тяжело раненный, выскочил из машины, сообщает полиция. Рядом был найден пистолет. В течение 10 минут прибыли медики и констатировали смерть Грина.

Офис коронера округа Мэрион сообщил в среду, что он скончался от множественных огнестрельных ранений.

Столичная полиция Индианаполиса защитила стрельбу в понедельник, заявив, что жизни полицейских были в опасности. Но по крайней мере один человек, который сказал, что он был свидетелем, сказал, что ему казалось, что Грин не столько пытался сбить полицейских, сколько врезался в машины, пытаясь развернуться. Стрельба, по его мнению, была необоснованной.

В отличие от некоторых других полицейских съемок по всей стране, похоже, что видео этого не существует. IMPD заявила, что ее сотрудники не носят нательные камеры — пилотная программа, по которой они были протестированы, завершилась в прошлом месяце, — и очень немногие автомобили IMPD оснащены камерами на приборной панели.Пока никаких независимых видео инцидентов не появилось.

Шейн Эванс, который пытался быть наставником Грина, когда молодой человек до недавнего времени жил в районе Мейплтон-Фолл-Крик, сказал, что плакал, когда узнал о смерти Грина. «Мне грустно из-за всей ситуации. Я не могу много сказать об этом, потому что я не знаю всей ситуации », — сказал 23-летний Эванс. Он добавил:« Мы все делаем ошибки ».

Грин учился в средней школе Джорджа Вашингтона, сказали друзья.Он намеревался поступить в этом году в техническую школу «Арсенал», но, похоже, так и не смог. Школа началась неделю назад.

Эванс сказал, что Грин принимал участие пару лет назад в программе Бродвейской объединенной методистской церкви под названием «Чудеса сердца», где часть учебной программы включала обсуждения того, как безопасно взаимодействовать с полицией. По словам друзей и семьи, Грин также некоторое время играл на скрипке в молодежном оркестре.

Две недели назад, когда Эванс сидел с Грином на ступенях церкви, Грин говорил о том, чтобы поступить в колледж и избежать неприятностей, сказал Эванс.

Анджела Лэмб, одна из великих теток Грина, сказала, что Грин сбежала из дома, но никогда не относился к ней неуважительно. «Он был хорошим ребенком», — сказала она.

Но он был еще и беспокойным мальчиком.

Во время воскресной стрельбы, согласно протоколам суда, Грина разыскивали органы по делам несовершеннолетних за нарушение условий его испытательного срока по другому делу об угоне автомобиля в начале этого года. Записи показывают, что в апреле Грин был обвинен в угоне автомобиля и преступном хулиганстве.

В связи с этим инцидентом Грин несколько раз предстал перед судьей суда по делам несовершеннолетних.14 июля его отправили домой к матери, но с браслетом электронного мониторинга GPS. Через неделю Грин нарушил свой испытательный срок, уйдя из дома без разрешения. Три недели назад Грин не явился на другое слушание.

В понедельник полиция сообщила, что монитор на щиколотке все еще был прикреплен к щиколотке Грина, когда он умер. Но были и другие аспекты инцидента, которые остались неясными.

Полиция сообщила, что у Грина был пистолет, но не могла сказать, стрелял ли он из него или нацелил на полицию.Они сказали, что его решение подъехать на машине к офицерам подвергло их жизнь опасности, но они не могли сказать, с какой скоростью двигалась машина и сколько места у нее было, чтобы набрать обороты, прежде чем она врезалась в патрульную машину. По крайней мере, один офицер находился за пределами патрульной машины, когда машина Грина приблизилась.

Полиция сообщила, что сбор информации продолжается. Грин был шестым человеком, убитым офицерами IMPD в этом году.

Помощник начальника полиции IMPD Ллойд Кроу сказал, что ситуация представляет собой реальную угрозу.

«Офицеры живы — мы чувствуем, что они в опасности», — сказал Кроу.

Одним из людей, у которого была другая точка зрения на инцидент со стороны полиции, был 29-летний Аллен Итон, который наблюдал за кульминацией погони с угла Батлер-авеню и 33-й улицы.

Итон сказал, что водитель автомобиля оказался в тупике — запертые ворота блокировали его доступ к соседнему жилому комплексу.