Болезнь к смерти — это… Что такое Болезнь к смерти?

«Болезнь к смерти» — сочинение о диалектике отчаяния, написанное датским философом Сёреном Обю Кьеркегором в 1849 году под псевдонимом Анти-климакус.

Общая идея

В сочинении датский мыслитель стремится привести читающего к христианской вере: «Христианин — единственный, кто знает, что такое смертельная болезнь. Он черпает из христианства храбрость, которой так недостаёт естественному человеку, — храбрость, получаемую вместе со страхом от крайней степени ужасного.» Аналогия между «последним человеком» из произведения Фридриха Ницше «Так говорил Заратустра» и «естественным человеком» из произведения Сёрена Кьеркегора «Болезнь к смерти» вполне корректна.

Содержание произведения

• Часть I. Смертельная болезнь и отчаяние
  • Книга I. О том, что отчаяние — это смертельная болезнь
    • глава 1. Будучи болезнью духа, или Я, отчаяние может приобрести три образа: отчаявшийся, не сознающий своего я (неистинное отчаяния), отчаявшийся, не желающий быть собою, и отчаявшийся, который желает быть таковым
    • глава 2. Возможность и действительность отчаяния
    • глава 3. Отчаяние — это смертельная болезнь
  • Книга II. Всеобщность отчаяния
  • Книга III. Проявления отчаяния
    • глава 1. Отчаяние, рассмотренное не под углом зрения сознания, но только соответственно составляющим синтеза Я
      • а) Отчаяние подпадает под двойную категорию конечного и бесконечного
        • 1. Отчаяние бесконечного, или недостаток конечного
        • 2. Отчаяние конечного, или недостаток бесконечного
      • б) Отчаяние, увиденное с точки зрения двойной категории возможности и необходимости
        • 1. Отчаяние возможности, или недостаток необходимости
        • 2. Отчаяние необходимости, или недостаток возможного
    • глава 2. Отчаяние, рассмотренное в категориях сознания
      • а) Отчаяние, которое не подозревает о себе, или же отчаявшиеся неведение того, что имеешь Я, вечное Я
      • б) Отчаяние, сознающем своё существование, стало быть, осознающем Я в некой вечности, и о двух формах этого отчаяния: одной, когда не желают быть собою, и другой, когда этого желают
        • 1. Отчаяние, когда не желают быть собою, или отчаяние-слабость
          • 1) Отчаяние во временном или же во временных вещах
          • 2) Отчаяние относительно вечного или же в себе самом
        • 2. Отчаяние, когда желают быть собой, или отчаяние вызов
• Часть II. Отчаяние и грех
  • Книга IV. Отчаяние — это грех
    • глава 1. Градации в сознании Я (качественное определение: перед Богом)
      • Дополнение. Определение греха предполагает возможность возмущения
    • глава 2. Сократическое определение греха
    • глава 3. О том, что грех есть не отрицание, но нечто положительное
    • Дополнение к книге IV. Не является ли тогда грех исключением? (мораль)
  • Книга V. Продолжение греха
    • глава 1. Грех отчаяния в собственном грехе
    • глава 2. Грех отчаяния относительно возобновления грехов
    • глава 3. Грех — отрицать христианство modo ponendo и объявлять его неправдой

Некоторые изречения

• «Я это отношение, относящее себя к себе самому.»
• «Человек — это синтез бесконечного и конечного, временного и вечного, свободы и необходимости, короче говоря, синтез. Синтез — это отношение двух членов.»
• «Если человек, который отчаивается… сознаёт своё отчаяние, если он бессмысленно говорит об этом отчаяние как о чём-то пришедшем извне… если такой отчаявшийся из всех сил желает превозмочь своё отчаяние через самого себя и только через самого себя, он заявляет, что не может выйти из такого отчаяния и что все его усилия лишь глубже погружают его в отчаяние.»
• «Отчаяние — это внутреннее несоответствие в синтезе, когда отношение относится к себе самому.»
• «Смерть прекращает болезни, однако сама по себе не является конечной границей. Но „смертельная болезнь“ в строгом смысле слова означает недуг, который приводит к смерти, но за нею уже больше не следует ничего.»
• «Кем бы ты ни был, тебя, как и каждого из миллионов тебе подобных, вечность будет спрашивать лишь об одном: была или нет твоя жизнь причастна к отчаянию, верно ли, что, будучи отчаявшимся, ты вовсе не подозревал об этом, или же, что бежал от этого отчаяния в себе, как от тайной томительной тоски, как от плода преступной любви, или же будучи отчаявшимся и в ужасе избегая других, ты кричал от ярости. И если твоя жизнь была одним лишь отчаянием, всё остальное уже не важно. Были там победы или поражения — для тебя всё потеряно, вечность не признаёт тебя своим, она никогда не знала тебя, или, ещё того хуже, узнав тебя сейчас, она пригвоздит тебя к твоему собственному Я, к твоему Я отчаяния!»

Литература

Кьеркегор С. Страх и трепет (сборник из трёх произведений) / Перевод с датского языка Н. В. Исаевой, С. А. Исаева. — М.: Культурная революция, 2010. — 488 с.

10 ведущих причин смерти в мире

В 2019 г. на 10 основных причин смерти пришлось 55% от зарегистрированных в мире 55,4 млн случаев смерти. 

Основные причины смерти в мире связаны с тремя большими группами заболеваний: сердечно-сосудистые (ишемическая болезнь сердца, инсульт), респираторные (хроническая обструктивная болезнь легких, инфекции нижних дыхательных путей) и неонатальные патологические состояния (асфиксия новорожденных и родовая травма, сепсис и другие инфекционные заболевания новорожденных, а также осложнения преждевременных родов) (в порядке убывания общего количества смертей). 

Причины смерти могут быть отнесены к трем категориями: передаваемые (инфекционные и паразитарные заболевания, а также патологические состояния при беременности, родах и кормлении), неинфекционные заболевания (хронические) и травматизм.

Основные причины смерти в мире 

На глобальном уровне в 2019 г. к неинфекционным заболеваниям относились семь из десяти основных причин смерти. Эти семь причин обусловили 44% от общего количества смертей и 80% от количества смертей, вызванных десятью основными причинами смертности. При этом на все неинфекционные заболевания вместе взятые пришлось 74% от смертей, зарегистрированных в мире в 2019 г. 

Наиболее распространенной причиной смерти является ишемическая болезнь сердца, на которую приходится 16% от общего числа смертей в мире. Наибольший рост смертности в период с 2000 г. пришелся именно на это заболевание: к 2019 г. смертность от него возросла более чем на 2 млн случаев и достигла 8,9 млн случаев. Инсульт и хроническая обструктивная болезнь легких являются второй и третьей ведущими причинами смертности, на них приходится приблизительно 11% и 6% от общего числа смертей соответственно. 

Инфекции нижних дыхательных путей остаются четвертой ведущей причиной смертности в мире, при этом первой среди инфекционных болезней. Тем не менее, смертность от таких инфекций существенно снизилась: в 2019 г. она составила 2,6 млн случаев, что на 460 тыс. меньше, чем в 2000 г.                       

Неонатальные патологические состояния занимают пятое место. При этом мировая смертность от этих состояний за последние два десятилетия показала одно из наиболее выраженных снижений в абсолютном выражении: в 2019 г. от них умерло 2 млн новорожденных и детей раннего возраста, что на 1,2 млн меньше, чем в 2000 г.  

Смертность от неинфекционных заболеваний растет. Рак трахеи, бронхов и легких показал рост смертности с 1,2 млн до 1,8 млн случаев и занял шестое место среди основных причин смерти. 

Болезнь Альцгеймера и другие виды деменции в 2019 г. стали седьмой по распространенности причиной смерти. Особенно подвержены этим заболеваниям женщины. На них приходится 65% случаев смерти от болезни Альцгеймера и других видов деменции в мире. 

Смертность от кишечных инфекций в мире существенно снизилась: с 2,6 млн случаев в 2000 г. до 1,5 млн случаев в 2019 г. 

В число десяти основных причин смерти вошел диабет, продемонстрировав с 2000 г. значительный рост смертности – на 70%. Среди мужчин рост был еще большим – на 80%, что стало наибольшим ростом смертности для мужчин с 2000 г. среди десяти основных причин смертности. 

Прочие заболевания, входившие в десять основных причин смертности в 2000 г., выбыли из этого списка. Одним из них стал ВИЧ/СПИД. За последние 20 лет смертность от этого заболевания упала на 51%, в результате чего с восьмого места, которое оно занимало в 2000 г., в 2019 г. оно переместилось на девятнадцатое. 

С тринадцатого на десятое место поднялись заболевания почек. Смертность от этих заболеваний выросла с 813 тыс. случаев в 2000 г. до 1,3 млн в 2019 г. 

Основные причины смерти в группах стран с разными уровнями дохода По классификации Всемирного банка страны в соответствии с их валовым национальным доходом делятся на четыре группы: с низким, ниже среднего, выше среднего и высоким уровнем дохода.

У жителей стран с низким уровнем дохода среди причин смертности инфекционные заболевания существенно преобладают над неинфекционными. Несмотря на общемировое сокращение смертности от инфекционных заболеваний, в странах с низким уровнем дохода на них приходится шесть из 10 смертей. 

Малярия, туберкулез и ВИЧ/СПИД остаются в этих странах в десятке основных причин смертности. Вместе с тем смертность от этих трех заболеваний демонстрирует значительное снижение. Наибольшее снижение смертности среди десяти основных причин в этих странах показал ВИЧ/СПИД: с 395 000 случаев в 2000 г. до 161 000 в 2019 г., то есть на 59%. 

Более значимой причиной смертности в странах с низким уровнем дохода являются кишечные инфекции — они входят в пятерку основных причин. Однако эти инфекции демонстрируют в указанных странах второе по величине снижение смертности среди десяти основных причин — на 231 000 случаев. 

Смертность от хронической обструктивной болезни легких в странах с низким уровнем дохода в сравнении со странами из других групп незначительна. В странах с низким уровнем дохода эта болезнь не входит в десять основных причин смертности, тогда как во всех прочих группах стран она входит в первую пятерку. 

Страны с доходом ниже среднего показывают наиболее разнородный набор десяти основных причин смертности: пять неинфекционных заболеваний, четыре инфекционных и травматизм. В этой группе стран растет значимость диабета: он переместился с 15 места на девятое, количество смертей от этого заболевания с 2000 г. выросло почти в два раза. 

В этой группе стран среди десяти основных причин смертности серьезную проблему по-прежнему представляют кишечные инфекции. Вместе с тем для данной категории болезней характерно самое значительное снижение абсолютного числа смертей, которое с 2000 по 2019 г. уменьшилось с 1,9 млн до 1,1 млн случаев. Наибольший прирост абсолютного числа смертей связан с ишемической болезнью сердца: с 2000 г. оно увеличилось более чем на миллион, достигнув 3,1 млн случаев. Среди десяти основных причин смертности, вошедших в предыдущий список 2000 г., в наибольшей степени снизился уровень смертности от ВИЧ/СПИДа, который переместился с 8-го на 15-е место.

В странах с уровнем дохода выше среднего произошло заметное увеличение смертности от рака легких, которая возросла на 411 000 случаев; это более чем вдвое превышает прирост смертности во всех трех других группах стран вместе взятых. Кроме того, в странах с уровнем дохода выше среднего по сравнению с другими группами стран наблюдается высокий уровень смертности от рака желудка; это единственная группа стран, в которой это заболевание по-прежнему фигурирует среди десяти главных причин смертности. 

Одно из наиболее заметных сокращений абсолютного числа случаев смерти наблюдается в связи с хронической обструктивной болезнью легких: смертность снизилась почти на 264 000 случаев и составила 1,3 млн случаев. При этом смертность от ишемической болезни сердца увеличилась более чем на 1,2 млн случаев, что составляет самый большой прирост абсолютного числа случаев смерти по этой причине среди всех групп стран. 

В число десяти основных причин смерти в странах с уровнем дохода выше среднего входит лишь одно инфекционное заболевание (инфекции нижних дыхательных путей). Примечательно, что с 2000 г. смертность от самоубийств в этой категории стран снизилась на 31%, до 234 000 случаев в 2019 г.

В странах с высоким уровнем дохода растет смертность от всех 10 основных заболеваний, за исключением двух. Ишемическая болезнь сердца и инсульт являются единственными причинами смертности среди десяти основных, в отношении которых общее число случаев смерти за 2000–2019 гг. снизилось соответственно на 16% (или 327 000 случаев) и на 21% (или 205 000 случаев). Единственной группой стран, в которой наблюдается сокращение числа случаев смерти от этих двух болезней, является группа стран с высоким уровнем дохода. Тем не менее, ишемическая болезнь сердца и инсульт остаются в числе первых трех главных причин смерти в странах этой группы: в 2019 г. они стали причиной смерти в общей сложности более 2,5 млн человек. Кроме того, растет смертность от гипертензивной болезни сердца. Следуя глобальной тенденции, в списке основных причин смертности эта болезнь поднялась с 18-й до 9-й строчки.

Выросла смертность от болезни Альцгеймера и других форм деменции, которые обошли инсульт и стали второй ведущей причиной смерти в странах с высоким уровнем дохода, унеся в 2019 г. жизни 814 000 человек. И, как и в странах с уровнем дохода выше среднего, в первую десятку причин смерти вошла лишь одна категория инфекционных заболеваний — инфекции нижних дыхательных путей.

Зачем нужно знать причины смертности?

Знать, почему люди умирают, нужно для того, чтобы улучшить жизнь населения. Определение того, сколько людей умирает каждый год, помогает оценить эффективность наших систем здравоохранения и направлять ресурсы туда, где они нужны больше всего. Например, данные о смертности могут способствовать сосредоточению усилий и ресурсов в таких секторах, как транспорт, агропродовольственный сектор, окружающая среда и здравоохранение.

В условиях инфекции COVID-19 отчетливо проявилась настоятельная необходимость осуществления странами инвестиций в укрепление систем регистрации актов гражданского состояния и естественного движения населения, с тем чтобы обеспечить ежедневный учет случаев смерти, а также принятие мер непосредственно по профилактике и лечению. В этих условиях также проявилась разобщенность систем сбора данных, присущая большинству стран с низким уровнем дохода, где директивные органы до сих пор не располагают точной информацией о том, сколько людей умирает и по каким причинам.

Для устранения этого критического пробела ВОЗ в сотрудничестве с глобальными партнерами приступила к реализации проекта «Выявление потерь от COVID-19: пакет технических мер по оперативному учету смертности и реагированию на эпидемии». С помощью предусмотренных в рамках проекта инструментов и рекомендаций по оперативному учету смертности страны получают возможность собирать данные об общем числе летальных случаев по дням, неделям, полу, возрасту и местоположению, что позволит руководителям здравоохранения более своевременно инициировать мероприятия по улучшению охраны здоровья.

Кроме того, Всемирная организация здравоохранения разрабатывает стандарты и передовые практические методы сбора, обработки и обобщения данных на основе консолидированной и усовершенствованной Международной классификации болезней (МКБ-11) — цифровой платформы, облегчающей представление оперативных и точных данных о причинах смерти, которая дает странам возможность регулярно формировать и использовать медико-санитарную информацию, соответствующую международным стандартам.

Регулярный сбор и анализ высококачественных данных о случаях и причинах смертности, а также данных об инвалидности, распределенных по возрасту, полу и географическому положению, принципиально важен для улучшения здоровья и сокращения смертности и инвалидности во всем мире. 

Примечание редактора   

Публикуемые ВОЗ глобальные оценки состояния здоровья, из которых извлечена информация для этого информационного бюллетеня, представляют собой всеобъемлющие и сопоставимые данные о состоянии здоровья, в том числе данные об ожидаемой продолжительности жизни, ожидаемой продолжительности здоровой жизни, смертности и заболеваемости, а также бремени болезней на глобальном, региональном и страновом уровнях, представленные в разбивке по возрасту, полу и причинам смерти. Оценки, опубликованные в докладе 2020 г. о тенденциях в отношении более чем 160 заболеваний и травм по годам за период с 2000 по 2019 г. 

 

Сёрен Кьеркегор «Болезнь к смерти»

Этот текст — совершенно внезапное прозрение. Раньше философия К. казалась мне интересной и поэтичной, но не более того; а его теология вообще была от меня чрезвычайно далека. И вдруг «Болезнь к смерти» внезапно попала в резонанс! Читала и думала про каждый довод и пример, что не просто даже логично и правильно (местами пусть и правильно, но не логично), но как-то очень истинно и отчетливо, как-то очень ко мне лично применимо. Видимо, я таки рефлексирующий пиздострадалец с претензиями тоже

Первая часть работы — «Смертельная болезнь и отчаяние» — не просто лучшее, что я читала у К., а одно из лучших, что я читала по философии в принципе (в этой части теологии еще особо нету). Блестяще и очень «прозрительно» точно. К. со своим понятием «отчаяния», которое является центром книги и употребляется как некая данность, но нигде не объясняется толком, что это такое. По тому принципу, что очевидно и каждый знает по себе, видимо. Не скажу за каждого, конечно, но в моем случае, в вариации К., оно не нуждается в пояснениях. Вся эта часть работы построена на классификации отчаяния и степени осознания оного.

Происхождение названия, собственно, тоже завязано на тематику отчаяния. К. цитирует притчу про Лазаря, про которого Христос (до воскрешения Лазаря) говорит, что «это не есть болезнь к смерти» — потому что, несмотря на болезнь и на смерть, таки воспоследовало воскрешение. К. развивает библейскую мысль в том плане, что «для христианина сама смерть есть переход к жизни [в смысле, к вечной жизни]. В этом смысле ни один физический недуг не представляет для него «смертельную болезнь»… Но «смертельная болезнь» в строгом смысле означает недуг, который приводит к смерти, причем за нею уже больше не следует ничего. Именно таково отчаяние». Итак, именно отчаяние и есть наша загадочная «болезнь к смерти» для христианина. Дальше логина К. развивается еще интереснее, потому что он говорит, что «отчаяние — это безнадежность, состоящая в невозможности даже умереть». От болезней умирают, от неясной тоски не умирал еще никто.

Почему же именно отчаяние настолько фатально? Ответ К., по-моему, очень хорош с точки зрения не столько философии, сколько психологии: потому что «отчаиваясь в чем-то, в глубине души отчаиваешься в себе». А ведь «невыносимо то, что человек не может избавиться от своего Я».  Я (с большой буквы) и степень его осознания — второе понятие, на котором построена эта работа (третьим будет грех). Самое трагичное и фатальное в отчаянии состоит, во-1, в том, что человек, отчаиваясь, не может изменить свое Я (которое является глубинной причиной отчаяния, а внешние события — лишь поводом), а во-2, никто не свободен от отчаяния, оно имеет всеобщий характер, и вопрос лишь в степени его осознания — равномерная, скучная и «сытая» (К. говорит об этом как о потере своего Я) жизнь ничуть не гарантирует покоя в этом плане, скорее наоборот — потому что осознание болезни — уже шаг к исцелению.

Однако диагностируя болезнь, К. сразу приводит и универсальное лекарство от нее, заключенное в формуле «для Бога все возможно» — ведь отчаяние есть по сути ни что иное, как отсутствие возможности. «Детерминист и фаталист суть отчаявшиеся, которые потеряли свое Я, поскольку для них более ничего нет, кроме необходимости» — это если говорить о тех, кто обладает некоторым даром рефлексии. С обывателями все так же, но по другому принципу — . Исход один: «Бог — это чистая возможность, отсутствие необходимости» (абстрагируясь от предмета разговора и от К. вообще, это одно из лучших определений). «Слово это является решающим только для человека, дошедшего до края, когда для него не остается никакой иной человеческой возможности… Но разве это не формула, ведущая к потере разума? Потерять его, чтобы обрести Бога, — это как раз акт веры». Такова странная и прекрасная логика К., и с точки зрения логических аргументов с ней можно спорить, но смутный внутренний инстинкт подсказывает мне, что он, скорее, прав.

К. разделяет отчаяние по критериям его осознания, уровню саморефлексии: 1 — отчаяние, которое не осознается Я (самый простой, скучный и распространенный вариант, скучные люди, которые думают, что у них все хорошо). 2 — отчаяние, которое осознается Я, при этом Я, отчаиваясь, не желает быть собой, то есть желает быть кем-то другим. Это — отчаяние-слабость, поскольку от своего Я все равно не деться, и остается либо жить с отчаянием и мучаться, либо научиться качественно обманывать себя, что ты вовсе не желаешь перемен (и обычно с возрастом это удается). 3 — Отчаяние, осознаваемое Я, при котором желают оставаться собой, то есть отчаяние-вызов. Тот вид отчаяние, когда громко признают себя as is, а внутренние бури пытаются выплеснуть наружу в той или иной форме. Это отчаяние даже отдает неким презрительным превосходством, именно при нем отрекаются от возможности спасения и милосердия. Помните, как Новалис, «надо бы гордиться болью, всякая боль есть память о нашем высоком предназначении» — отличная цитата для иллюстрации этой категории у К., имхо.

Вторая часть — «Отчаяние и грех» — посвящена более теологическим вопросам, прежде всего отношению отчаяния с понятием греха и вообще понятию греха в христианстве. Прежде всего, К. исходит из того, что «грех — это либо слабость, либо вызов, доведенные до высшей мощи, стало быть, грех — это сгущение отчаяния». К. смотрит в этой части на свое неизменное «отчаяние» с новой стороны — с точки зрения того, что отчаяние не является «идеальным, сферическим и в вакууме», но так или иначе предстоит «перед Богом», и индивид (если он не доисторический человек и не язычник) это «перед Богом» осознает, в той или иной степени. Бог же вызывает своеобразный эффект: то, что есть «перед ним», будто умножается на бесконечность, с учетом величия Бога, — и вот уже отчаяние становится грехом. При этом противоположностью греха, говорит К., является вовсе не добродетель, но *вера*. Что вполне укладывается в его концепцию: лекарство от отчаяния — возможность — для Бога возможно все — лекарство от отчаяние есть вера — отчаяние есть грех.

Далее К. разбирает определение греха по Сократу — как незнание. Это забавно, как он констатирует, что «эллинизму не хватало мужества, он избегал этого, говоря: когда некто творит неправое, он не понял правого». Между тем у христиан уже нет этой отмазки, потому что содержание основных заповедей и принципов известно всем, и никак нельзя признать, что христианин может *не знать* правого.

С другой стороны, такой именно подход позволяет с неожиданной стороны посмотреть на отчаяния и его градации. Тут К. опять выводит три вида отчаяния, с точки зрения «перед Богом» уже рассматриваемые не как отчаяние, а как грех. 1) Грех отчаяния в собственном грехе (это просто и наиболее распространено, ах, я такой плохой, нет мне прощения. А с чего ты взял, дорогой, что ты сам можешь себя прощать и вообще тебе решать этот вопрос? Не узурпируй-ка божественные функции — богохульство, по сути). 2) Грех отчаяния относительно возобновления грехов — для моего понимания самый сложный вариант, построенный на возмущении против Бога и его способности к всепрощению. С другой стороны, именно это качество отличает христианство от других религий — за счет наличия богочеловека недоверующие то перетягивают на себя (других, толпу) божественные функции, то отрицают догмат о сыне Божьем, в общем, наглеют и перевирают, «ходит и пишет». 3) Грех отрицания христианства — самый распространенный из тех, что есть сейчас. Христианство в целом признается опиумом для народа, ложью, а заодно — и все идеи о спасении, прощении и тд. Этот грех уже не пассивен, он есть прямое нападение, причем, конечно, именно из сути христианства, принципа свободы воли он и проистекает.

К. выводит несколько форм этого последнего греха неверия: A) Низшая форма возмущения — когда воздерживаются от суждения, агностицизм, по сути. Это грех потому, что «главный долг всех состоит в том, чтобы иметь об этом [христианстве] некоторое мнение». Яволь, я даже соглашусь, что в безразличие нет ничего хорошего, вне зависимости от идей греховности. Б) Вторая, негативная форма — страдание. Ему посвящен в книге всего один абзац, но я как прочитала, так и присела. Полнейший эффект «вы находитесь тут».

«Человек, несомненно, чувствует для себя невозможность игнорировать Христа… однако он все так же остается неспособным верить, спотыкаясь всегда в одной и той же точке — парадоксе». Не видела раньше, чтобы кто-то так это формулировал, однако мое личное отношение к религии это описывает наиболее точно. В) Последняя форма просто рассматривает христианство как ложь и отрицает Христа, простой атеизм, без изысков. Вообще это едва ли не лучшая классификация и объяснение отношения к религии неверующих с точки зрения самой религии, что мне доводилось видеть.

В общем, «Болезнь к смерти», даже несмотря на склонность К. к гегелевской диалектике, совершенно шикарна.

gaz.wiki — gaz.wiki

Navigation

• Main page

Languages

• Deutsch
• Français
• Nederlands
• Русский
• Italiano
• Español
• Polski
• Português
• Norsk
• Suomen kieli
• Magyar
• Čeština
• Türkçe
• Dansk
• Română
• Svenska

Книга Болезнь к смерти | Кьеркегор Серен | ISBN 9785829115616

Выдающийся датский философ и богослов Серен Кьеркегор (Soren Kierkegaard) (1813-1855) считается предтечей экзистенциализма; кроме того, его идеи оказали непосредственное влияние на «диалектическую теологию» Карла Барта, на философскую антропологию, персонализм и другие течения, где акцент переносится на личное присвоение истины. Произведение «Болезнь к смерти» («Sygdommen til Doden») было опуб­ликовано Кьеркегором в июле 1849 г. В основу тематического зачина, давшего название всей книге, поло­жена евангельская притча о воскрешении Лазаря. Чудо о Лазаре несет в себе прозрачную метафорическую нагрузку: бездыханность, безжиз­ненность мертвеца символизируют здесь оцепенение воли человека, скованной отчаянием, когда надежда потеряна и все тонет во мраке без­различия, циничной опустошенности. Спасение из этого состояния внутреннего саморазрушения, тлена и гибели возможно лишь с прихо­дом Христа, который должен всякий раз заново отваливать могильный камень со склепа, где томится каждая…

Vydajuschijsja datskij filosof i bogoslov Seren Kerkegor (Soren Kierkegaard) (1813-1855) schitaetsja predtechej ekzistentsializma; krome togo, ego idei okazali neposredstvennoe vlijanie na «dialekticheskuju teologiju» Karla Barta, na filosofskuju antropologiju, personalizm i drugie techenija, gde aktsent perenositsja na lichnoe prisvoenie istiny. Proizvedenie «Bolezn k smerti» («Sygdommen til Doden») bylo opub­likovano Kerkegorom v ijule 1849 g. V osnovu tematicheskogo zachina, davshego nazvanie vsej knige, polo­zhena evangelskaja pritcha o voskreshenii Lazarja. Chudo o Lazare neset v sebe prozrachnuju metaforicheskuju nagruzku: bezdykhannost, bezzhiz­nennost mertvetsa simvolizirujut zdes otsepenenie voli cheloveka, skovannoj otchajaniem, kogda nadezhda poterjana i vse tonet vo mrake bez­razlichija, tsinichnoj opustoshennosti. Spasenie iz etogo sostojanija vnutrennego samorazrushenija, tlena i gibeli vozmozhno lish s prikho­dom Khrista, kotoryj dolzhen vsjakij raz zanovo otvalivat mogilnyj kamen so sklepa, gde tomitsja kazhdaja…

Цитаты приводятся по сочинению Сёрена Кье́ркегора «Болезнь к смерти»: olegchagin — LiveJournal

Отцом экзистенциализма,

считается Сёрен Кье́ркегор, при этом, как основателя философии экзистенциализма, его ставят в один ряд с такими известными атеистами, как Ницше, Камю, Сартр, делая его якобы сопричастником их философии абсурда (бессмысленности бытия, отсутствия Бога, отсутствия вечной жизни, отрицания духовной реальности, провозглашения идеи о том что смерть — всему конец, развитие идеи «бери от жизни всё», отрицания категорий «грех» и «праведность», «мораль» и «нравственность»)

Но это не соответствует действительности, потому что сам Кьеркегор был активным защитником христианства, причём христианства во всей его полноте без каких-либо интерпретаций, допущений и перетолкований наподобие иносказательного понимания учений о грехопадении, Боговоплощении, искуплении, воскресении, Страшном Суде и вечной жизни.

» Здесь Я поднимается к высшей степени отчаяния; оно просто отбрасывает от себя христианство, оно рассматривает христианство как ложь и неправду, — какую же ужасающе отчаянную идею самого себя должно иметь это Я!»

Далее:

«рассматривать христианство как неправду и ложь — это значит рассматривать так же Христа [как неправду и ложь/вымысел, — примечание подписчика]. »

«…все мы должны иметь [своё, — примечание подписчика] мнение о Христе, и никто не должен иметь дерзость рассматривать жизнь Христа как несущественное курьезное событие. Когда Бог воплощается и становится человеком — это не фантазия, не что-то вроде рискованного предприятия, затеянного, возможно, чтобы избежать той скуки, которая, по дерзкому слову некоторых, неизменно сопровождает существование Бога; короче, это происходит отнюдь не ради приключения.»

«Нет, этот акт Бога [Пришествие Христа, — примечание подписчика], этот факт — это сама серьезность жизни. И, в свою очередь, самое важное в этой серьезности — это то, что главный долг всех состоит в том, чтобы иметь об этом некоторое мнение.»

«Мнение» в данном случае, это вопрос теплохладности, (безразличия к Евангельской вести, ко Христу, к Его Жертве)

Далее он поясняет, что некоторые безумно заявляют что:

«Да! это [Евангельская весть, — примечание подписчика] как раз то, о чем я не собираюсь иметь своего мнения. Ведь так [в такой форме люди — примечание подписчика] говорят только о том, что в глубине души презирают; точно так же за этим высокомерием, которое считает себя беспристрастным, нет ничего, кроме презрения к Богу.»

Цитаты приводятся по сочинению Сёрена Кье́ркегора «Болезнь к смерти».

Часть II. Отчаяние и грех.

Книга V. Продолжение греха. Глава 3. Грех — отрицать христианство modo ponendo и объявлять его неправдой.

Анализ концепций смерти в философии С.Кьеркегора и М.Хайдеггера(Абросимова Е.А.)

Вступление. Взаимозависимость жизни и смерти

Мысль о переплетенности жизни и смерти очень стара. Всему на свете приходит конец — это одна из жизненных истин, так же как и то, что мы боимся этого конца и должны жить с сознанием его неизбежности. Стоики говорили, что смерть — самое важное событие жизни и научиться хорошо жить — это значит научиться хорошо умирать. Известны слова Цицерона: «Смысл занятий философией — подготовка к смерти» и Сенеки: «Только перед лицом смерти по-настоящему рождается человек». Психологически смерть и жизнь переходят друг в друга. Нам достаточно и минуты размышлений, чтобы понять, что уже рождаясь, мы находимся в процессе умирания и в начале заложен конец. Практически каждый большой мыслитель думал и писал о смерти; многие приходили к заключению, что смерть — неотъемлимая часть жизни и, постоянно принимая ее в расчет, мы обогащаем жизнь. Как говорит Ирвин Ялом, американский психотерапевт, «физически смерть разрушает человека, но идея смерти спасает его». В своей книге «Экзистенциальная психотерапия» Ирвин Ялом пишет: «В 1926 году Мартин Хайдеггер изучал вопрос о том, от чего идея смерти уберегает человека, и у него состоялся важный инсайт: сознание предстоящей личной смерти побуждает нас к переходу на более высокий модус существования. Хайдеггер считал, что имеются два фундаментальных модуса существования в мире: 1) состояние забвения бытия, 2) состояние сознавания бытия». Забвение бытия означает жизнь в мире вещей, в рутине. Осознавая бытие, человек сосредоточен не на свойствах вещей, а на том, что они есть, что они обладают бытием. Жить во втором модусе — значит постоянно осознавать свое бытие, сознавать ответственность за него. Обычно люди пребывают в первом модусе, в забвении бытия. Хайдеггер называет его «неаутентичным»: в нем мы не осознаем себя творцами собственной жизни, «спасемся бегством», «попадаем в ловушку», «унесены в «никтовость»«. Какое отношение ко всему этому имеет смерть? Ирвин Ялом отвечает: «Хайдеггер отдавал себе отчет, что просто благодаря раздумьям, стойкости и»скрежету зубовному«не перейти из состояния забвения бытия в более просветленное и беспокойное состояние сознавания бытия. Нужны какие-то неотвратимые и непоправимые обстоятельства, определенный»экстремальный«опыт, который»вытряхивает«,»вырывает«человека из повседневного модуса существования в состояние сознавания бытия. В качестве такого опыта (Ясперс имел ввиду то же самое, говоря о «пограничных», или «предельных« состояниях) смерть превосходит все остальное: смерть есть условие, дающее нам возможность жить аутентичной жизнью». Я абсолютно согласна с этой точкой зрения. Когда смерть отрицается, жизнь обедняется, а может быть, даже теряет смысл. Если бы не существовало самой идеи смерти, чего бы достиг человек? Что делал бы он в своей жизни, обреченной на бесконечность? Осознавание смерти толкает нас на совершение действий, на создание ценностей; оно увеличивает наше удовольствие от проживания своей жизни. Это доказывает опыт многих людей, действительно столкнувшихся со смертью. В некоторых величайших литературных произведениях отображено благотворное влияние на человека близкой встречи со смертью. Например Пьер, один из главных героев романа «Война и мир» Л.Н. Толстого, ведет бессмысленную, пустую жизнь вплоть до своего ареста и приговора к смерти. Он видит, как перед ним казнят пятерых людей и готовится к смерти. Но внезапно приговор отменяется. Это опыт преображает Пьера — на оставшихся трехстах страницах он проживает свою жизнь осмысленно и горячо, становится способным найти для себя жизненную задачу и посвятить себя ей.

Ужас смерти является настолько сильным, что на отрицание смерти, на попытки сбежать от нее, расходуется огромная жизненная энергия. Человек всю жизнь, на протяжении всей истории, пытается обессмертить себя: продолжает себя в потомстве, создает произведения искусства, посвящает себя религии… Даже терапевтическая работа, на мой взгляд, это шаг в бессмертие: ведь люди, с которыми связан пациент, его дети передают зароненные терапевтом слово, мысль, действие дальше.

Ирвин Ялом исследует значение понятия «тревога смерти», которую философы называют еще сознаванием «мимолетности бытия» (Ясперс), ужасом «не-бытия» (Кьеркегор), «невозможностью дальнейшей возможности» (Хайдеггер), «онтологической тревогой» (Тиллих). Ялом различает три типа тревоги смерти: страх того, что наступит после смерти; страх самого «события» умирания; страх прекращения бытия. Первым, кто разграничил страх и тревогу (ужас), был Серен Кьеркегор; он противопоставил предметному страху, страху чего-либо, страх ничто: как он сам путано выразился, «ничто, с которым у индивида нет ничего общего». Страх, который нельзя ни понять, ни локализовать, становится еще страшнее; такому страху нельзя противостоять. Бороться с таким страхом, утверждает Ялом, возможно только смещая его от ничто к нечто. Именно это Кьеркегор имел в виду, когда писал, что «ничто, являюшееся объектом ужаса, так или иначе, становится все более чем-то». То же самое говорил Ролло Мэй: «тревога стремится стать страхом». Когда нам удается превратить страх ничто в страх чего-либо, мы можем начать защищаться. Ялом выделяет несколько способов такой защиты: отрицание (персонификация или высмеивание смерти), исключительность (я никогда не умру, умирают другие), конечный спаситель (им может быть не только сверхъестественное существо,, но и земной лидер или какое-то высокое дело).

Обратимся теперь к анализу концепций смерти двух философов — Серена Кьеркегора и Мартина Хайдеггера.

Основная часть. Анализ концепций смерти в философии С.Кьеркегора и М.Хадеггера

Смерть в представлении С. Кьеркегора тесно связана с духовным миром человека. Не сам ее факт, но осмысление «конца всего» является предметом философии смерти. Вообще подход к смерти как к биологическому факту, т. е. подход научный, «беспристрастный» (по мнению Кьеркегора, попросту тщеславный) не адекватен человеческому запросу, т. к. «беспокойство — это истинное отношение… к нашей личной реальности» 1, 251. Следовательно, необходимо не столько удовлетворить «бесчеловечное любопытство» 1, 251, сколько избавить от естественной тревоги. Такова побудительная причина и одновременно цель рассуждений о смерти.

Смерть, однако, стоит не в одном ряду с теми предметами, которые вызывают обычную озабоченность, это совершенно особенный, по мнению Кьеркегора, феномен. Некоторые события мы определяем для себя, как долженствующее произойти с необходимостью, но осознание их рождает самый разный отклик нашего духа, в то время как осознание смертности порождает отчаяние («болезнь к смерти»). Метафора болезни дает представление о природе отчаяния: очаг можно подавить, однако семена болезни остаются в теле до нового рецидива. Отчаяние излечимо только чудом (фактически — верой в абсурдное), поскольку эта болезнь такова, что возобновляясь, она перечеркивает весь период здоровья духовного, которое было до настоящего момента. Причем отчаяние — та болезнь, большее внимание к которой и большее понимание механизмов которой только обостряет страдание зараженного. самое подлинное отчаяние настигает индивида, прекрасно знающего как свое «Я», так и природу своего недуга. Болезнь к смерти действует и через эмоции (подавленности, страха, неудовлетворенности), и через интеллект, т. е. на всех ступенях рефлексии человека. В этом отношении заражены все люди, все человечество -, а отчаяние является важнейшей характеристикой нашего существования.

Термин «отчаяние», т. о., приобретает у Кьеркегора новые коннотации. Теперь это не столько отказ от надежды, т. е. не столько некий отрицательный итог определенных усилий, сколько состояние, постоянная оценка своих действий как обессмыслившихся. Кьеркегор стоит на позиции христианина и человека европейской культуры. Тот, кто не вылечен от отчаяния панацеей абсурдного (=иррационального) упования на Бога, для него является безусловно отчаявшимся, причем философ отметает при этом самооценку индивида: для него совершенно непоказательно, считает он себя зараженным отчаянием или нет, счастлив он или нет. Одно душевное состояние скрывается внутри «Я» от другого -, но речь идет как будто не о бессознательном. «Отчаявшийся» или «неотчаявшийся» незаметно становятся оценочными характеристиками, наподобие «нравственный» — «безнравственный», «спасенный» — «погибший» (в смысле «праведник» — «грешник»). Ситуация усугубляется, когда Кьеркегор пытается проследить процесс «излечения». С одной стороны, отчаяние необходимо осознать, высветить, отрефлексировать, чтобы от него, из самых его глубин закономерно обратиться к вере. С другой — чем яснее болезнь, которая требует лечения, тем острее она переживается, тем недоступнее кажется спасение. Убегая от осознания отчаяния в повседневность, забываясь временными интересами (позже Фромм назовет это «бегством от свободы»), человек борется с отчаянием без радикального вмешательства и проигрывает. Сталкиваясь с ним напрямую, он осознает свое поражение, и может быть спасен только актом веры.

В связи с новизной употребления термина «отчаяние» возникает некоторое недоумение: становится не совсем понятно, какое отношение «болезнь к смерти» имеет непосредственно к смерти, тем более, что Кьеркегор утверждает, что болезнь к смерти к реальной смерти не ведет. Смерть физическая выносится за скобки, посмертное существование определяется тем состоянием духа, в каком пребывает человек на данный момент времени — так можно истолковать датского философа. В свете «болезни», которую он усматривает в человеке, Кьеркегор берет на себя роль диагностика, а не реаниматора и даже не лечащего врача. Победивший отчаяние дух (т. е., фактически, «Я», пришедшее к вере), поддерживает потом свое состояние сам собою, у него сформирован мощный иммунитет как перед разочарованием — отчаянием в вещах временных (которые он, конечно, утратит со смертью или ранее), так и перед отчаянием «в себе относительно вечности» 1, 208, если в своей болезни к смерти он отступил именно столкнувшись с вечностью. Пример индивида, победившего свое отчаяние, мы находим в фигуре Авраама («Страх и трепет»), безупречного «рыцаря веры», который не отчаивается ни в смысле своего земного существования, когда у него требуют принести в жертву единственного сына, продолжателя рода, ни в естественных и моральных законах, ни в своем Боге. Вера в Бога стоит выше понимания Бога. Естественно, обретя такое состояние духа, человека не будет уже волновать его смерть. Формула, вернее даже заклинание «Для Бога все возможно», излечивает от любых сомнений. При этом философ закрывает глаза на то, что это «возможно» совершенно не обязательно будет соответствовать ожиданиям «Я». «Силой абсурда», говорит он, все устроится так, что отчаяние уступит место радости. Логично (а вовсе не абсурдно) предположить, что действительно такая — выстраданная, смирившая интеллект, добровольно ослепшая вера получит вознаграждение. И так же логично, если уж приходится на что-то полагаться бездоказательно, положиться именно на Бога, а не на «всеобщую абстракцию» 1, 280, однако вера в благополучный исход дела не может безоговорочно спасти от волнения и отчаяния. Да, Авраам не усомнился. Усомнился ли Иов? К. Юнг, точно так же, как Кьеркегор, определяет Бога как «чистую возможность», но рассматривает случай с другим праведником, который подвергся такому же жестокому, неожиданному и необъяснимому испытанию («Ответ Иову»). Иов так же упрямо надеется на благость Божью, но выходит из поединка с другими, нежели Авраам, результатами: он познал противоречивость Бога, он проник в Его суть глубже, чем это сделал Сам Яхве, он превзошел Его в справедливости — и хитрости, ибо слабый человек, чтобы выжить, вынужден был сомневаться, заниматься самопознанием и познанием своего Творца-противника, и милосердного, и ревниво-жестокого, использующего человека для знакомства с самим собою, в одно и то же время. Кьеркегор ошибочно предполагал, что разум совершенно отрекается от своих прав, когда человек начинает верить вопреки вероятностным прогнозам. Разум разгадывает скрытые возможности (в то время как дух их только жаждет), но в этой интуитивной (не абсурдной) игре он может ошибаться — и в результате называть благом то, что ему было дано вместо ожидаемого (де-факто). Вера не стабильна; Бог активен, Бог совершает действия, которые нуждаются в человеческой оценке и переоценке; вера поэтому не всегда развивается «вглубь». Вера Авраама сменилась бы отчаянием, если бы на горе Мориа пролилась кровь Исаака, а Господь потом дал бы ему другого первенца (как это произошло в истории Иова). Другой разговор, что Бог, в своем всеведении, не посылает душе испытания больше, чем она способна вынести (во всяком случае, Он должен быть в этом заинтересован). Вера верующего (например, того же Кьеркегора) согласится с аргументами философа, но отчаяние он определяет как осознанный акт, т. е. человек подлинно отчаивается, лишь добросовестно (без ужаса) рассуждая о незавидном положении своего «Я». Если он затем примется рассуждать о вере, т. е. о неявных шансах на спасение, на которые он раньше не обращал внимания, он так же точно может усомниться и заочно отчаяться в Боге (хотя бы зная и «примерив» на себя историю ни в чем не повинного Иова).

Кьеркегор свидетельствует о Боге как верующий и как теолог, предлагает, как ему кажется, единственный и универсальный путь. Философия его была бы лишена всякой оригинальности, если бы этим он и ограничился. Но стоит присмотреться к тому, что не устраивает философа в другом образе жизни, отличном от христианского. Человек «непосредственный» (лишенный способности осознавать свою внутреннюю жизнь, жизнь духа), или язычник, или неоязычник (мнимый христианин) далеки от выхода из состояния отчаяния не в силу лживости своих богов или абстракций. Кьеркегор, оказывается, видит несостоятельность язычества и пр. в том, что они не взыскуют человека в его духовности. А отчаяние, как раз, есть «духовное ничто». Истинной «формулой» всякого отчаяния Кьеркегор в конечном итоге называет отчаяние «относительно вечного и в себе самом», и никто, кроме христианского Бога, не заинтересован в том, чтобы вернуть человеку его «Я».

Поворот снова кажется неожиданным. По Кьеркегору, мы имеем некий факт (смерть), и чутье подсказывает нам, что этот факт коснется нас непосредственно. Раз неизбежного не миновать, необходимо успокоить свои сомнение и отчаяние, которое сильно в силу того, что оно способно лишить смысла и прошлое, и настоящее, и будущее. Дух успокаивается верой — в то время, когда разум отчетливо видит, что верить алогично, абсурдно. но, как выясняется, абсурд не более чем кажимость, т. к. существует и не является тайной некоторое предназначение человеческого «Я»: «По сути, наша изначальная структура всегда организована как некое Я, задача которого — становление самого себя; и, будучи таковым, Я никогда не лишено углов; отсюда, однако же следует лишь то, что эти углы следует укреплять, а не смягчать» 1,271. Далее: «Я» диалектично. С одной стороны, оно причастно вечности и возможности (эти дары оно получило от Бога как его подобие), с другой стороны, «Я есть четкая определенность, а стало быть, необходимость» /1, 273 и «Я» смертно. Все, что способствует убавлению вечности и нарушает равновесие необходимости и возможности, склоняет человека к отчаянию. «Я» — это как бы тонкий, точно выверенный духовный механизм, чувствительный к любому сбою, который работает хорошо только под присмотром создавшего его мастера. «Язычник не осознает себя перед Богом как дух» 1, 281, поэтому он, по мнению Кьеркегора, просто не обратится за этим к своему богу (т. е. и не поймет своего отчаяния, и не понадеется на излечение). Язычество, правда, «обращено» к духовности 1, 281, но не более того. Любой язычник суть отчаявшийся, и чем меньше он испытывает отчаяние, тем дальше он от избавления. Получается, т. о., что ни один язычник никогда не был до конца собою, его «Я» не раскрылось окончательно, до тех глубин, на которых нет отчаяния.

Натяжка, на мой взгляд, в рассуждениях явная. Если настоящая цель человека — становление «Я», то условие, что жизнь устроена «для Бога» — чисто формальное, или лучше сказать — историческое, не имеющее прямого отношения к организации бытия. Если индивиду и нужна насущно какая-то вера, то именно вера в те ценности, которые образуют «Я», а не в Бога. «Я» избрало их без другого основания, кроме своей воли; возможно, сама свобода воли получена от Бога (как возможна версия Кьеркегора, по которой отчаяние является прямым следствием первородного греха), но этот факт второстепенен. Зевс ли сделал «Я» таковым, какое оно есть, или Иегова, «Я» должно испытывать равную сыновью благодарность к своему творцу. Но корни отчаяния не тянутся в такую метафизическую глубину. Кьеркегор смешивает отчаянное положение, в котором. с его точки зрения, оказывается лишенное веры в Бога «Я», и действительное отчаяние, которое охватывает «Я» (и впрямь не всегда осознанно), если это «Я» не может реализоваться. Тому может быть много причин, в т. ч., как справедливо рассматривал философ, и узость восприятия, неразвитость. Однако, на мой взгляд, желать «развиться» такому человеку этически оправдано только тогда, когда общий уровень культуры, в которой он пребывает, выше его уровня, иначе это будет духовной экспансией и насилием. Кьеркегор, кажется не отдает себе отчета, что большинство проблем, освещаемых им, не прояснено, а привнесено христианством. В частности, предстояние во грехе перед богом такого масштаба, каким обладает христианский Бог, порождает действительно бесконечное отчаяние, настолько велик этот контраст. Неверно, что «Я» язычника не причастно вечности: в языческую эпоху предки Кьеркегора наверняка надеялись обрести вечную славу или быть вечными спутниками в свите аса. И пытка отчаянием так же, как у христианина, наступала за счет того, что были эти самые упования, навеянные вечностью, по какой-то причине не осуществлены.

Подводя итог, мы можем теперь развести два тезиса, которые у Кьеркегора представлены как один. Философ говори: «…мы сформулировали состояние Я, когда отчаяние полностью отсутствует: в отношении к самому себе, желая быть собою, Я погружается посредством собственной ясной прозрачности в ту силу, которая его полагает. А эта формула, в свою очередь, … является определением веры» /1, 350. Первый тезис, следовательно, состоит в том, что «Я» самодостаточно, неважно, перед лицом ли временных утрат или перед лицом вечности. Второй тезис гласит, что этому есть трансцендентальная причина. Однако не важно, какая вера подкрепляет веру в ценность нашего «Я». Кьеркегор тонко и проницательно рассматривает различные виды отчаяния: отчаяние, когда не желают быть собою, иначе «отчаяние-слабость», отчаяние, когда. наоборот, хотят быть собой, или «отчаяние-вызов», т. е. хотят быть собой во всей немощи, исключая любой призыв к Богу, любую просьбу о помощи (то, что Камю детально рассмотрел в «Бунтующем человеке»). В самой своей сути, тем не менее, эти различия несущественны. Каждый из видов отчаяния снимается одним способом: сбитое с толку другим (=миром), «Я» возвращается к своим ценностям, находит новую возможность их воплощать. Для осознания себя «Я» постоянно выходит за свои границы, и один некорректный выход, когда присутствующий в сознании мир начинает вступать в конфликт с «Я», порождает отчаяние,, а операция нового утверждения своих ценностей (которое сопровождается, конечно, прояснением для себя «Я») снимает напряженность и отчаяние.

Для сравнения рассмотрим другую точку зрения. Мартин Хайдеггер, заимствовавший некоторые представления у Кьеркегора (в частности, понятие «страха»), создал более схематичную и менее соотнесенную с догматами веры концепцию смерти. Интерес хайдеггеровского подхода в том, что здесь смерть является одинаковой реалией с такими феноменами как «решимость», «страх», «зов совести». Так же, как Кьеркегор, в качестве данности Хайдеггер рассматривает переживание эмоций по поводу смерти и так же считает их постоянной составляющей бытия, которая бытие структуирует.

Отношение Хайдеггера к смерти определяется общей сутью его философии. По мнению философа реально существующее (бытие) есть Dasein. Исходная точка философствования Хайдеггера — субъективность наших ощущений. Ключевым моментом в ней является осознание себя, как существующего здесь и сейчас, это и есть Dasein. Все прочее существует только для Dasein, а значит, является, по сути дела, ее состоянием. Реальности, данные нам как существующие в Dasein (а иначе ничто существовать и не может), Хайдеггер называет экзистенциалами. Они характеризуют бытие Dasein.

Главная задача онтологии Хайдеггера, на мой взгляд, «обнаружение структурной целостности» экзистенциальных модусов Dasein, то есть раскрытие и прояснение бытия Dasein не в последовательности его экзистенциалов, а как целостной структуры. И целостность бытия можно раскрыть, «глядя на один исходно единый феномен, уже лежащий в целом, так что он онтологически фундирует каждый структурный момент в его структуральной возможности». В качестве такого феномена Хайдеггер называет феномен страха (Angst). Феноменологически Хайдеггер описывает «страх» как отличный от боязни. Разница заключается в том, что боязнь — это всегда боязнь чего-то предметно определенного. Страх же приходит из «ниоткуда». Из неопределенного «ниоткуда» онтологически означает из «мира». Страх вообще непредметен, как говорит Хайдеггер, с ним невозможно иметь дело, он неинтенционален. Страх указывает на непрерывную соотнесенность человеческого существования с бытием. Таким образом, страх раскрывает Dasein не как обычное сущее, которое просто «есть», но как особое сущее, всегда относящееся к способу своего бытия, существующее как целостность, самость. Пониманием страха как предельного опыта «возможного» Хайдеггер обязан, в основном, Кьеркегору. Страх, во-первых, раскрывает для Dasein за предметным сущим его исходное онтологическое основание; во-вторых, раскрывает целостность самого Dasein в его одиночестве, показывающем всегда имеющуюся возможность быть целым. Однако феномен страха лишь указывает на бытие Dasein как на целое. Экзистенциально-онтологическую целостность Dasein Хайдеггер выражает как «заботу» (Sorge). Как «забота» Dasein обладает характером «впереди-себя-бытия». «Забота» включает в себя три феноменальных элемента. Во-первых, заботу об окружающих вещах; во-вторых, заботу о других; в-третьих, заботу о своей собственной идентичности. Dasein отлично от вещи не только тем, что оно заботится, но прежде всего тем, что оно и есть «забота».

Способ бытия, который открывает смерть и страх как возможности Хайдеггер называет «забегающим вперед». «Забегание вперед», в возможность или невозможность нашего существования — это «собственный» способ бытия. Это предвосхищающий характер бытия Dasein, раскрывающий его как целое, Хайдеггер называет «решимостью». Решимость определяется как «молчаливое, готовое к ужасу бросание себя на самое свое бытие-виновным…» В этом употреблении «решимости» видны два аспекта. С одной стороны, собственный акт волевой решимости как открытости Dasein «зову совести», раскрывающему «виновность» Dasein; с другой — непрерывная открытость Dasein бытию, предвосхищение им своих возможностей как понимание своей открытости бытию. Онтологический характер «решимости» — это прежде всего открытость Dasein по отношению к бытию: «решимость есть отличительный модус разомкнутости Dasein». «Решимость», как указывает Хайдеггер, есть, во-первых, определенная расположенность (настроенность) к страху; во-вторых, определенное понимание, «предвосхищающее» понимание смерти; в-третьих, определенное выражение речи, а именно как в молчании раздающийся «зов совести». «Страх», «предвосхищение смерти» и «зов совести» должны, по мнению Хайдеггера, стать радикальными возможностями Dasein, которые позволили бы Dasein преодолеть его «падшесть» в неопределенность пребывания среди «людей», «несобственность» его повседневного бытия.

Феномен «смерти» тесно связан с феноменом «страха». По сути дела «страх» впервые ставит перед Dasein вопрос о целостности его бытия именно потому, что он ставит само Dasein перед лицом смерти, раскрывая ему «смерть» как его собственную чистую возможность — возможность быть самостью. В этом онтологическом смысле «бытие-к-смерти есть сущностно ужас (Angst)».

До тех пор, пока Dasein существует в повседневной неопределенности среди «людей» (Man), ему не обрести целостности и смысла своего существования. И поскольку в своем повседневном Dasein являет себя в разных экзистенциальных ситуациях, а значит. рассыпает себя как «экзистенциальные фрагменты» 2, 84, постольку обретение целостности для него равнозначно его собственной смерти. «Смерть» в этом экзистенциальном смысле — это конечность, выход за пределы мира сущего или непрерывное присутствие перед лицом смерти. Это постоянное нахождение перед лицом смерти возвращает Dasein в его «собственное» существование, в его «собственную» самость, в бытие целым. Чтобы осознать себя как целостность (нечто единое, существующее во всех этих ситуациях, а не часть каждой ситуации), Dasein должна выйти за пределы ситуации, «забежать вперед» 2, 82. По сути дела, для Dasein это единственный способ осознать себя как целое, то есть как Dasein, а значит, «забегание вперед» — способ бытия Dasein (оно бытийствует, как забегающее вперед). Экзистенционал, осуществляющий это забегание, Хайдеггер назвал «решимостью». Решимость заключается в предвосхищении смерти и проистекающем отсюда страхе и зове совести. Существование в непрерывном предвосхищении собственной смерти — или, как говорит Хайдеггер, «бытие-к-смерти» — это выделение себя из безопасной анонимности повседневного пребывания среди «людей». Своеобразие «смерти» заключается в том, что наше повседневное знание о ней несоотносимо с нашим Dasein. Dasein знает о смерти исходя из наблюдения факта смертей других. Смерть, таким образом, существует не для тех, кто умирает, а для остающихся. Она является состоянием Dasein созерцающего, но не Dasein умирающего, так как его Dasein уже не существует, и если бы даже и существовало его знание, не может стать знанием моей Dasein, поэтому смерть существует для Dasein не как переход и не как конец, но как возможность. Повседневное существование Dasein — это постоянное избегание «смерти» как «факта» существования. Однако даже такое «избегающее» существование отмечено глубоко печатью смерти. Избегание смерти лишает Dasein целостности или самости. Прежде всего, «смерть» — это чистая возможность. Если мы все же знаем о смерти лишь исходя из смерти другого, то это значит, что собственный опыт этой чистой возможности мыслим лишь как «предвосхищение смерти». Таким образом, опыт смерти другого ставит нас перед лицом радикальной возможности всякого сущего и всякого положения вещей в мире. «Смерть» является определяющим фактором существования Dasein именно как предельная возможность быть целым или самостью: «Ближайшим образом надо обозначить бытие к смерти как бытие к возможности, а именно к отличительной возможности самого присутствия (Dasein)… смерть как возможное есть не возможное подручное или наличное, но бытийная возможность присутствия (Dasein)». /3/ Именно об этом говорил Ирвин Ялом, когда писал, что «физически смерть разрушает человека, но идея смерти спасает его». Хайдеггер говорит о том же: сознание предстоящей личной смерти побуждает нас к переходу на более высокий модус существования. Я не подвергаю этот факт сомнению. Однако я думаю, что невозможно жить в непрерывном предвосхищении собственной смерти, это действовало бы разрушающе. Для того, чтобы нормально существовать тревога смерти просто должна быть вытеснена! Точно также, как бытие проявляет, освещает себя, на мой взгляд проявляет себя небытие (смерть). Это происходит достаточно редко, когда всеобъемлющий, ледяной «ужас» охватывает нас. И таких моментов достаточно, чтобы вырвать нас из неаутентичного бытия. Возможно главное, что следует делать в таких ситуациях (когда ужас небытия охватывает нас) — это просто не убежать от ужаса, пройти его до конца, пережить его.

Но так как смерть непременно когда-нибудь наступит, а в качестве возможности Dasein рассматривает ее для себя с того самого момента, как узнало о существовании смерти, то смерть существует для «Я» всегда и существует как некая осуществляющаяся возможность. Это Хайдеггер понимает под «бытием-к-смерти», которым является наше обычное бытие. Факт неизбежности нашей смерти делает бытие в нашем мире конечным, а значит, появляется возможность представить его как конечное, помыслить об этом. Хайдеггер называет такую возможность «охватом присутствия». «Присутствие» — это факт существования Dasein. «Целое присутствие» — факт ее существования от начала до конца. «Охват» — осмысление этого. Существующее Dasein не является целым, так как в него еще актуально не включены те экзистенциальные фрагменты, которые предстоит пережить в будущем. Эти отсутствующие фрагменты есть «недостача». Прошлое существует здесь и сейчас, поэтому целостность не требует целостности во времени, но есть целостность в миге (сумма всех прошлых ситуаций дает «сейчас»). Иными словами, немецкий философ онтологизирует психическую реальность и представляет ее как подлинное бытие.

К решимости обретения «собственного» бытия Dasein призывает «зов совести». «Совесть» здесь — это феномен, раскрывающий собственное существование Dasein, заставляющий нечто понять. «Зов совести» призывает Dasein к выбору самого себя. С помощью «решимости» можно услышать «зов совести». Способность внимать «зову» указывает на его трансцендентную природу: «Зов ведь как раз не бывает, причем никогда, ни запланирован, ни подготовлен, ни намеренно исполнен нами самими.»Оно«зовет, против ожидания и тем более против воли. С другой стороны, зов несомненно идет не от кого-то другого, кто есть со мной в мире. Зов идет от меня и все же сверх меня» /3/. Анализ феномена «совести» неизбежно соотнесен всегда с феноменом «вины». Причем «вина» понимается Хайдеггером как онтологический феномен: это особая структура существования, выражающая непрерывную соотнесенность Dasein с бытием («вина» как способ бытия).

Интересна хайдеггеровская концепция временности Dasein. Каждый из экзистенционалов Dasein имеет отношение к «прошедшему» («ставшему»), настоящему и будущему. Задача онтологии Хайдеггера — восстановить понимание временности в единстве всех модусов ее протекания (будущего, настоящего и прошлого). Время в понимании Хайдеггера является онтологичским смыслом «заботы», формой ее первичного, исходного единства. Хайдеггер вводит свою временную интерпретацию уже при анализе экзистенциальной структуры смерти, и первый шаг аналитики времени Хайдггер делает, именно описывая экзистенциальный характер бытия-к- смерти. «Временной интерпретацией» Хайдеггер называет выявление условий возможности исходной целостности Dasein; его бытийного, а не вещного качества. Хайдеггер теперь рассматривает «заброшенность», «падение» и базовые экзистенциалы «расположения», «понимания» и «речи» сквозь призму трех временных модусов: будущего, прошлого, настоящего. Таким образом, временный характер «понимания» есть непосредственное уяснение бытия, которым оно указует на свое будущее. Временной характер «расположенности»: хотя расположенность к чему-либо прежде всего подразумевает актуальность настоящего, однако, если в расположенности мы понимаем исходную открытость мира, то этим обнаруживаем себя как «прошедших» некий опыт, как «ставших» неким определенным сущим. «Речь» также носит временной характер: поскольку она выступает как окрытость для другого, ее смысл обращен в будущее (в будущем как бы заложено понимание).С другой стороны, она «имеет приниципиальную особенность — актуализировать все то, о чем она говорит» 2, 89 здесь и сейчас. А прошлое, как уже было сказано, по мнению Хайдеггера свернуто в настоящем моменте. Временность вообще является внутренним качеством именно Dasein, вещь таких качеств не имеет, время существования вещи определяется математически или как средство для совершения какого-то действия над вещью (например, «время начинать»). Время является условием целостности Dasein, онтологическим смыслом феномена «заботы». Возможность Dasein стать собой образует временной феномен «будущего» или «наступление». В этом смысле «заступающая решимость» к собственной способности быть (онтологически «забота») есть «бытие в будущности». «Предвосхищение» и «решимость» делают Dasein сущим, творящим будущее, исходя из своих возможностей. Однако уже в своей творящей будущее, предвосхищающей «решимости» Dasein всегда уже есть некто и всегда понимает себя как «виновное», «заброшенное», «фактичное» сущее. Иначе говоря, «становление» собой (будущее) есть одновременно возвращение к тому, что ты уже «стал» кем-то (прошлое). Это всегда уже определенная, «ставшая» «фактичность» или «заброшенность» образует временной феномен «прошлого», который всегда возникает именно из горизонта будущего. Принципиально, что Хайдеггер говорит не о «прошлом», но именно о «прошедшем» или «ставшем». Dasein сейчас непрерывно присутствует как кто-то, он актуально «есть» кто-то, непрерывно используя внутримирное сущее (вещи). И этот непрерывный горизонт актуальности выражает временной модус «настоящего». В этой временной динамике первичным, исходным модусом является принципиально будущее, поскольку само время обладает, следуя Хайдеггеру, «экстатической» природой, то есть устремленностью вовне.

Хайдеггер, таким образом, весь приоритет обладания временем относит за счет того, что охватывает его целиком, несет в себе прошлое и постоянно проецируется в будущее ради ощущения своей изначальной идентичности.»…первичное, «собственное» время должно быть понято как «конечность» (смертность) Dasein» 2, 92. Будущее устремлено к прошедшему, прошедшее к настоящему, формы времени «экстатичны» и направлены друг на друга. Если анализировать временной характер выделенных трех форм «открытости» (экзистенциалов), то обнаруживается, что это не изолированные модусы: будущее, прошедшее и настоящее сущностно взаимосвязаны. Этот единый феномен, это «экстатическое» единство Хайдеггер называет «временностью».Взаимопринадлежность трех форм времени — прошлого, настоящего и будущего — образует особый «временной опыт», онтологически проинтерпретированный Хайдеггером как «опыт бытия». Непосредственный характер этой взаимопринадлежности Хайдеггер именует «экстатичностью». Будущее, настояшее и прошлое — эти три формы времени — именуются «экстазами» потому, что они непосредствнно соотносимы друг с другом, когда будущее устремлено к прошедшему, а п%

Абросимова Е.А.,

Данный реферат по экзистенциальной философии любезно предоставлен студенткой базового курса «Экзистенциальная психотерапия» Institute of Humanistic and Existential Psychology (Вильнюс) Абросимовой Е.А

См. также

Сёрен Кьеркегор «Христианская психологическая экспозиция для созидания и пробуждения»

Кьеркегор считал, что вера по существу определяется через существование, а не познание. Для него вера — это на самом деле самое правдивое погружение в жизнь. Точнее, вера — это самые глубокие отношения с божественным. Кьеркегор понимал жизнь не как спекулятивную философию, а как прогрессию стадий, через которые вера становится более подлинной. Самое главное, Кьеркегор считал, что жизнь — это, в конечном счете, религиозный поиск, состоящий из желания преодолеть отчаяние греха.Однако, по терминологии Кьеркегора, отчаяние от греха — это не действие как таковое, а, скорее, постоянный способ существования; греховное присутствие, если хотите.

Чтобы понять, почему это так, сначала мы должны понять значение слова отчаяние. Значение слова несколько теряется при переводе. Слово на датском языке — fortvivlelse. На английском языке слово «отчаяние», происходящее как от французского, так и от латинского, буквально означает «без надежды».

Слово fortvivlelse этимологически более тесно связано со словом «сомнение».Точно так же корень слова tvivl происходит от немецкого слова zweifel, что означает «сомнение». Чтобы уточнить, fortvivlelse буквально означает «усиленное сомнение». В то время как в английском языке слово «сомнение» в первую очередь когнитивное, fortvivlelse в основе своей экзистенциально. Сомневаться в целостной личности по отношению к опыту — это экзистенциальный акт, подобный отсутствию добродетели надежды (или веры в более широком смысле этого слова). Однако сомневаться только с помощью интеллекта в отношении утверждений истины — это только познавательно.Познавательному акту не хватает полной «интенсивности» значения Кьеркегора.

Для Кьеркегора и грех, и вера актуализируются через усиление осознания отчаяния, понимаемого в смысле экзистенциального состояния. Как это ни парадоксально, чтобы излечиться от отчаяния, человек должен сначала пройти через большее осознание того, что он находится в грехе. Индивидуальный человек, ищущий спасения, в конце концов придет к обрыву абсолютного выбора между либо настоящей и уверенной верой, смиренно задуманной, либо укоренением греха, более полно актуализированным в том, что Кьеркегор определяет как лакуны слабости (личных сомнений) и / или неповиновение (самонадеянность / гордость).Состояние бытия в вере — это такое состояние, при котором «я в бытии и желании быть самим собой прозрачно основывается на Боге».

«Болезнь к смерти» представляет понимание Кьеркгаардом специфически «религиозного» отчаяния в связи с «этическим» и «эстетическим» способами существования. Например, в этической сфере fortvivlelse является результатом отказа от этического выбора, то есть с точки зрения совести. Однако, в более фундаментальном смысле, наличие fortvivlelse — это, по сути, неспособность религиозно жить как «я» «перед Богом».«Религиозное» отчаяние, в отличие от «этического» отчаяния, является условием отсутствия добродетели веры по отношению к божественному.

Киргегард описывает человеческое состояние следующим образом:

«Человек — это синтез бесконечного и конечного, временного и вечного, свободы и необходимости, короче говоря, синтез … Человеческое Я есть». такое производное, установившееся отношение, отношение, которое относится к самому себе и, связывая себя с собой, относится к другому.. . Формула, описывающая состояние «я», когда отчаяние полностью искоренено, такова: относясь к себе и желая быть собой, «я» прозрачно опирается на силу, которая его установила ».

В общем, человеческая личность , будучи творением Бога, предназначено для отношений с Богом. Поэтому, когда человек пытается обосновать свое «я» на чем-то ином, чем Бог, слияние разрозненных элементов, составляющих «я», распадается. Решительно покоиться в любом сотворенном добре, либо для эстетическое удовольствие или даже моральное обязательство — это грех идолопоклонства.Более того, в конце концов, поскольку все имманентные блага по своей природе преходящи, идолопоклонство обязательно должно вести к отчаянию, осознанно или нет.

Есть три формы отчаяния, которые соответствуют трем стадиям подъема жизни: «отчаяние как непосредственность» (эстетическое), «отчаяние как слабость» (этическое) и «отчаяние как неповиновение» (религиозное).

Для начала: отчаяние от непосредственности. Невежественная непосредственность — это первый уровень на пути к подлинной вере. Более того, состояние непосредственности соответствует эстетической сфере существования.Невежественная слепота культурной непосредственности — это нерефлексивное отчаяние, которое не осознает себя отчаянием. Другими словами, в непосредственном отчаянии находятся те, кто, утопая в чувственной жизни, не перестает размышлять и редко поднимается лишь до мгновенного осознания истинного состояния себя.

Кьеркегор пишет:

«Человек непосредственности … является сопутствующим чем-то в измерениях темпоральности и секулярности, в непосредственной связи с« другим », и имеет лишь иллюзорную видимость наличия в нем чего-то вечного.«Я» связано с другим в непосредственном желании, страстном желании, наслаждении и т. Д., Но пассивно; в своем желании это «я» является дательным падежом, как «я» ребенка. Его диалектика: приятное и неприятное; его концепции таковы: удача, неудача, судьба ».

Внешний вид отчаяния отсутствует. Скрытому духу отчаяния нужно лишь немного неприятно встряхнуть, чтобы выявиться. Кьеркегор считал, что состояние человека по умолчанию таково. отчаяние, следовательно, для Кьеркегора отчаяние универсально.Временно непосредственный мужчина иногда смутно осознает свое состояние при попытке. Однако его невежество остается непобедимым.

Для Кьеркегора отчаяние — это не просто переживание отчаяния, то есть в психологическом смысле; это также в первую очередь способность к отчаянию. Отчаяние часто скрыто в человеческих условиях, но, тем не менее, присутствует. На самом деле отчаяние никогда не бывает результатом чего-то вне себя. Скорее, отчаяние — это желание избавиться от себя, когда что-то нарушает непосредственность жизни.Другими словами, отчаяние кроется в самом суете мирских идолов, а не в идолах как таковых.

После неприятного опыта, вместо того, чтобы продолжать жизнь, уравновешенную тривиальным, непосредственный человек может начать жить в этических категориях «правильно и неправильно» или даже претендовать на веру, но только в качестве защитного рефлекса против мир. Непосредственный человек: «лишенный воображения, как всегда бывает мещанин-буржуа, будь то пивной или премьер-министр. . . живет в некой тривиальной совокупности переживаний относительно того, как идут дела, что возможно, что обычно происходит.

Непосредственный человек остается непобедимо слепым к отчаянию, если только его каким-то образом не разбудит суровая и неизбежная реальность (будь то личное испытание или социальная катастрофа). Даже тогда, без Божьего озарения, он не может увидеть свою вину. В конце концов, чтобы начать движение к вере, необходимо осознание ужасного великолепия Бога. В противном случае реальность отчаяния будет по-прежнему в целях защиты отодвигаться на задний план, где она не может нарушить сознание.В этих случаях мир сужается и, следовательно, ограничивается до такой степени, что он становится управляемым для человека, но представляет собой принципиально нечестное видение реальности.

Существует также вторая форма отчаяния, то есть «отчаяние как слабость». По Кьеркегору, возможны два вида слабости: «отчаяние в слабости» и «отчаяние по слабости»; последнее — обострение чувства на пути к подлинной вере.

По сути, отчаяние «в слабости» — это отчаяние по поводу чего-то земного, потерянного идола, тогда как отчаяние «по слабости» — это отчаяние по поводу человеческого состояния как такового.В первом случае человек обращается внутрь себя и отчаивается, кратко понимая природу болезни по отношению к Богу. Однако вместо того, чтобы глубже копаться в отражении самости своей внутренней сущности, человек часто возвращается к мирским делам, не узнав ничего постоянного о себе. Кьеркегор описывает этот переезд так:

«Постепенно ему удается забыть об этом; со временем он находит это почти смехотворным, особенно когда он находится вместе с другими компетентными и динамичными людьми, у которых есть чутье и способности к жизни. .Очаровательный! Он счастливо женат вот уже несколько лет, как говорится в романах, человек динамичный и предприимчивый; дома, в его собственном доме, слуги называют его «Он Сам».

Он поселился, так сказать, сохранив лишь намек на духовную глубину. Отбросив «наивные иллюзии», он больше не видит необычного. с неизвестным он рефлекторно погружается в сиюминутный ритм жизни. Он избегает трудных вопросов и переживаний, которые его беспокоят. Он продолжает цепляться за идолов этого мира, не зная ничего другого.

Напротив, «отчаяние из-за слабости» не означает ничего особенного. Видна крайняя суета жизни, но решения не предлагается. Теолог Карл Ранер объясняет:

«Один занимается своими делами, он читает, он злится, он делает свою работу, он проводит исследования, он чего-то добивается, он зарабатывает деньги. И в последнем, возможно, неприкрытом отчаянии он говорит себе что целое в целом не имеет смысла, и что нужно подавить вопрос о значении всего этого и отвергнуть его как вопрос без ответа и, следовательно, бессмысленный вопрос.

«Отчаяние из-за слабости» часто принимает форму того, что Кьеркегор называет «этическим культурным человеком». «Этичный культурный человек» (существующий в этической сфере) берет на себя ответственность за свои моральные обязанности с непритязательной покорностью. Однако он тайно таит в себе глубокую тайну, которую он не может объяснить. В моменты одиночества он размышляет об этом, хотя он не смеет размышлять слишком глубоко из-за страха нарушить «повседневность» своего существования. Он слишком боится «выделиться» из толпы .Тем не менее, он не может этого забыть. Его отчаяние тихое и сдержанное, но реальное.

Его отчаяние явно не чувство психологического отчаяния. Скорее, отчаяние превосходит само отчаяние. Отчаяние человека коренится в осознании объективного состояния, а не просто в психической патологии. В отличие от отчаяния в слабости, отчаяние по поводу слабости не зависит ни от какого отношения к земным благам или другим людям. Неизбежно, это состояние длится, поскольку оно постоянно преследует его сознательное состояние из неизвестного источника.

«… наш человек в отчаянии достаточно замкнут, чтобы держать этот вопрос о себе подальше от тех, кто не имеет дела об этом знать — иными словами, всех — в то время как внешне он выглядит« настоящим мужчиной ». «Он выпускник университета, муж, отец, даже исключительно компетентный чиновник, респектабельный отец, приятная компания, очень нежная по отношению к жене, проявленная забота о своих детях. А Кристиан? — Ну да, он тоже такой, но предпочитает не говорить об этом.

Кьеркегор называет эту защиту от сознательного отчаяния «сдерживающей сдержанностью» (indesluttehed по-датски). С этой целью он продолжает: «Помимо естественного доброго характера и чувства долга, то, что делает его таким добрым мужем и заботливым отцом, является признание в своей слабости, которое он сделал себе в своем сокровенном сокровенном существе ».

Зарождающееся у человека ощущение непреодолимой тайны творения по сравнению с ограничениями человеческого животного дает ему начало смирения, которое предшествует подлинной вере.Однако он не видит, что ему делать в ответ. Он «упускает» добродетель веры и остается в отчаянии из-за своей слабости, то есть в ответ на скрытую трансцендентность, которую он не может определить.

Человек, который отчаивается из-за слабости, не слаб из-за неспособности переносить трудности. Скорее, слабость — это неспособность реализовать высшее призвание, которое он тайно видит. Будучи слишком зависимым от других и утонувшим в мире, он не может по-настоящему стоять «перед Богом». Он сидит, защищаясь и отчужденный от мира, в котором живет, хотя и отказывается действовать в соответствии со своими внутренними побуждениями.Он принимает этические стандарты и живет с вытекающими отсюда обязательными обязательствами. Он живет без страсти и целеустремленности.

В итоге для Кьеркегора:

«Каждое человеческое существование, которое не осознает себя как дух или лично осознает себя перед Богом как дух, каждое человеческое существование, которое не основано на Боге прозрачно, но смутно покоится и сливается с некоторыми абстрактного универсума (государство, нация и т. что-то необъяснимое — каждое такое существование, чего бы оно ни достигало, будь оно самым удивительным, что бы оно ни объясняло, будь то все существование, как бы интенсивно оно ни наслаждалось жизнью с эстетической точки зрения — каждое такое существование, тем не менее, является отчаянием.«

Или, говоря словами Книги Экклезиаста:« Суетность сует, говорит Проповедник, суетность сует! Все суета »(Еккл: 1: 2).

Неповиновение — это предел абсолютной веры. В отчаянии как вызове вместо того, чтобы совершить последний «прыжок» в жизнь, поддерживающую веру в соответствии с истинным христианским призванием, человек в сознательном отчаянии может попытаться «вырваться» из акта неповиновения, взяв на себя великие творческие начинания. развратиться с чувственной жизнью растворения или совершить самоубийство.В третьей форме отчаяния человек вопреки желанию быть тем «я», которым он или она хочет быть. Дух неповиновения «сознательно игнорирует» зависимость от Бога.

Дерзкий человек занимает позицию автономной личности. Он решает «сделать это один», будь прокляты мир и Бог. Однако с вызывающим отчаянием (что Кьеркегор называет «демоническим» отчаянием) фундаментальные дисбалансы «я» по отношению к миру часто становятся слишком большими. Без слепой непосредственности нерефлексивного или культурной поддержки слабых нестабильность становится слишком сильной для большинства, и личность начинает ссутуливаться в сторону распада.
По сути, отчаяние как fortvivlelse — это желание избавиться от себя как от вечного «я» «перед Богом». Это желание принимает разные формы.

Например, согласно психоаналитику Эрнесту Беккеру, бесконечное расширение «духовных» возможностей и ограничение «человеческой необходимости» создают всевозможные персонажи с разной степенью «психоза» (слишком большая вероятность), «невроза». »(Слишком много ограничений) или« нормальность »(простая непосредственность). Кьеркегор объясняет, что:« Человек, который теряется в возможностях, взлетает ввысь от смелости отчаяния; тот, для кого все становится необходимостью, перенапрягает себя в жизни и подавляется в отчаяние, но бездуховно торжествует мещанско-буржуазный менталитет.

Чего не хватает всем этим типам, так это страстной и полной приверженности трансцендентному и абсолютному запредельному. Что необходимо, так это христианский синтез и «прыжок веры». Без «скачка» или синтеза Кьеркегор видит лишь разную степень пережитого отчаяния.

Кьеркегор использует поэтический образ дыхания, чтобы проиллюстрировать молитвенное движение человека веры. Он пишет: «Личность — это синтез возможности и необходимости. Его постоянное существование подобно дыханию (дыханию), которое представляет собой вдох и выдох.. . Молиться — значит дышать, а возможность для себя — то же самое, что кислород для дыхания ».

Задержать дыхание — значит умереть. Человеческая личность обязательно должна выдохнуть и отпустить возможность, чтобы остаться в живых духовно. Для Бога все возможно. К сожалению, для человека существует естественное ограничение. Следовательно, здоровое нравственное воображение дышит чистым воздухом возможностей Творца, но все же укоренено в сакраментальной реальности творения.

После того, как Бог задерживает волю, Бог не может оставаться концепцией, смутно признанной и никоим образом не центральной в опыте человека.Для христианина к Богу так или иначе относятся в конкретном откровении, в чем-то осязаемом, но не как ангел или зверь (Паскаль). Объект откровения для христианина — воплощение Христа. Кьеркегор назвал Воплощение «абсолютным парадоксом», потому что оно, казалось бы, примиряет несовместимое. Человеческое и божественное находят абсолютное подтверждение в этом жизненно важном историческом событии.

Более того, подлинная сила веры современна живому духу Бога. Вера — это не «мертвая буква».«Вера — это полный отказ от себя. Более того, вера — это отказ по правильной причине, а не ради нее самой. Христианин с верой уходит в исполнение Божьего призвания. Христианский субъект существует в смирении (смирении) и «страстном внутреннем» (вере). Истинное призвание человека, существующего «перед Богом» и таким образом по отношению к Христу, является истинным призванием христианина в современном мире.

Болезнь к смерти | работа Кьеркегора

В Søren Kierkegaard: A Life of Collisions

… опубликовать Sygdommen til døden (1849; Sickness to Death ) под псевдонимом (как он делал с несколькими предыдущими работами), чтобы никто не подумал, что он жил до идеала, который он там представлены; Точно так же псевдонимы авторов других его произведений часто отрицали, что они обладали той верой, о которой говорили.Хотя…

Подробнее

история философии

«,» url «:» Introduction «,» wordCount «: 0,» sequence «: 1},» imarsData «: {» HAS_REVERTED_TIMELINE «:» false «,» INFINITE_SCROLL «: «»}, «npsAdditionalContents»: {}, «templateHandler»: {«metered»: false, «name»: «INDEX»}, «paginationInfo»: {«previousPage»: null, «nextPage»: null, «totalPages «: 1},» seoTemplateName «:» PAGINATED INDEX «,» infiniteScrollList «: [{» p «: 1,» t «: 542898}],» familyPanel «: {» topicLink «: {» title «:» The Sickness to Death «,» url «:» / topic / The-Sickness-to-Death «},» tocPanel «: {» title «:» Directory «,» itemTitle «:» Ссылки «,» toc «: null} , «группы»: [], «fastFactsItems»: null}, «авторство»: {«участник»: null, «allContributorsUrl»: null, «lastModificationDate»: null, «contentHistoryUrl»: null, «warningMessage»: null, «warningDescription»: null}, «citationInfo»: {«участники»: null, «title»: «Болезнь к смерти», «lastModification»: null, «url»: «https: // www.britannica.com/topic/The-Sickness-unto-Death»},»websites»:null,»lastArticle»:false}

Узнайте об этой теме в этих статьях:

обсуждается в биографии

• В Søren Kierkegaard: Жизнь столкновений

  … опубликовать Sygdommen til døden (1849; Sickness to Death ) под псевдонимом (as he сделал несколько предыдущих работ), чтобы никто не подумал, что он соответствует идеалу, который он там представил; Точно так же псевдонимы авторов других его произведений часто отрицали, что они обладали той верой, о которой говорили.Хотя…

  Подробнее

История философии

Страх и дрожь и смертельная болезнь

Классический, пользующийся спросом перевод самых важных и популярных книг Сёрена Кьеркегора Уолтером Лоури по-прежнему не имеет себе равных по удобочитаемости и литературному качеству. Страх и трепет и Болезнь к смерти сделал Кьеркегора отцом экзистенциализма и определил его вклад в философию.Перевод Лоури, впервые опубликованный в 1941 году, а затем отредактированный, был первым на английском языке и познакомил сотни тысяч читателей с мыслями Кьеркегора. Кьеркегор насчитал Страх и трепет и Болезнь до смерти среди «самых совершенных книг, которые я написал», и в них он вводит два термина — «абсурд» и «отчаяние», которые стали ключевыми терминами в современной мысли. . Страх и трепет берет историю Авраама и Исаака, чтобы исследовать веру, которая выходит за рамки этического, стойкая перед лицом абсурда и встречает свою награду в виде возвращения всего, чем верный человек готов пожертвовать, в то время как «Болезнь к смерти» исследует духовную тревогу отчаяния.

Великолепный перевод этих основополагающих работ Уолтером Лоури продолжает служить идеальным знакомством с Кьеркегором. И, как утверждает Гордон Марино в новом введении, эти книги как никогда актуальны в сегодняшнюю эпоху беспокойства.

Уолтер Лоури (1868–1959) сыграл ведущую роль в представлении Кьеркегора англоязычному миру в качестве своего первого англоязычного биографа и первого английского переводчика более десятка томов его работ. Гордон Марино — профессор колледжа Св. Олафа, специализирующийся на истории философии, философии религии и Кьеркегора. Он является автором Кьеркегора в нынешнюю эпоху и соредактором The Cambridge Companion to Kierkegaard .

Краткое изложение книги Кьеркегора «Болезнь к смерти»

Краткое изложение книги Кьеркегора «Болезнь к смерти»

Краткое содержание книги Кьеркегора Болезнь к смерти

Чарльз Беллинджер, март 2005 г.

Общие комментарии

Положение человека очень сложное.SK пытается предложить комплексный способ понимание сложной реальности. Это контрастирует с попытками понять человеческое ситуации, которые являются упрощенными.

То, что пишет С.К., можно охарактеризовать как «христианскую психологию». Это не означают попытку понять психологию христиан, а скорее попытку понять психологию человека с христианской точки зрения.

В переводе Хун иногда используется фраза «психическое и психическое». физический.»Более прямой и точный перевод был бы просто:» душа и тело «. Датское слово для обозначения сомнения — Твивл; слово для обозначения отчаяния — Фортвивлелсе. «For» — усиливающий префикс; другими словами, для датского читателя концепция «отчаяние» означает усиленное сомнение, сверх-сомнение, мега-сомнение. «Tvi» относится к Английское слово «два». Сомневаться — значит иметь двоякое мнение. Отчаяние отделяется от Бога, что влечет за собой отделение от самого себя.

СК часто употребляет слово «диалектика».’Это слово имеет ряд значений: 1) Оно может опишите режим разговора, в котором основное внимание уделяется заданию вопросов; например, Сократ задавал вопросы, которые показали, что его собеседники часто не изучали предположения, лежащие в основе их основных представлений о реальности. 2) Это может относиться к парному концепции, которые рассматриваются по отношению друг к другу: каковы отношения между временное и вечное, свобода и необходимость, сознание и отсутствие сознание и т. д.Как эти полярные противоположности, такие как северный и южный магнитные полюса, работать вместе, чтобы сформировать человеческую ситуацию? 3) Это может относиться к идее, которая философская аргументы часто приводят к разделению людей на лагеря: капиталисты vs. социалисты, секуляристы против верующих, правые против левых и т. д. Если эти позиции понимаются как представляющие тезис и антитезис , наступит ли время в будущем, когда элементы истины обнаружатся с обеих сторон и эти элементы истины объединены в высший синтез ?

С.К. — христианский богослов-тринитарий.Это видно по его утверждениям, что грешат это отчуждение от Бога (Творца), оно отвергает Христа как модель самости и имеет свою высшую форму в «грехе против Святого Духа» (125). Таким образом отчаяние можно рассматривать как противоположность веры (в Бога), противоположность надежды и противоположность любовь.

Христос был подобен брошенному в пруд камню, создающему волну, исходящую от человека. история. Мир существовал до Христа со своим собственным чувством самости; но как Христос что-то нарушил? Как Христос сделал возможным критику человеческого существования? Это основной вопрос, который SK задает в этой книге.

Часть первая: смертельная болезнь — это отчаяние

Христианская традиция учит, что все люди грешники. SK переводит это идея в терминологию этой книги, сказав, что «отчаяние универсально». В Другими словами, даже те, кто не думают, что они в отчаянии, на самом деле в отчаянии. SK это не просто описание нескольких странных людей. Он описывает весь человеческий род.

В этом первом разделе книги анализируются элементы или компоненты, составляющие я, а именно: конечность / бесконечность, необходимость / возможность, сознание / отсутствие сознание, самоутверждение / отсутствие самоутверждения, временное / вечное.(То, что Эрик Фогелин говорит о человеческом сознании, находящемся «посередине» трансцендентность и имманентность очень похожи на это.)

В первом абзаце книги говорится о «я», которое является отношением, связывающим самому себе ». Это означает, что элементы (такие как необходимость / возможность) являются отношения, и самость осознает себя (осознает себя, может говорить с собой, так далее.). Другими словами, «я» — это монолог. Самость также связана с другими людьми. существа, и Богу его создатель (осознает он это или нет).Итак, я » отношение, которое относится к себе и в отношении самого себя, относится к другой. «Это кристально ясно, не так ли?

Можно ли использовать этот язык для описания Бога (как троицы)? Разве Бог не родственник между личностями Троицы, которая связана как с самим собой, так и с другими (человеческими существа, творение)? Это еще один способ описания имманентной Троицы и экономическая троица.

На страницах 29-42 описаны формы отчаяния, связанные с дисбалансом в элементы самости: конечность / бесконечность и необходимость / возможность

а.Отчаяние Бесконечности — отсутствие конечности

Отчаяние Infinitude — фантастика, безграничность. Воображение делает возможным процесс бесконечности. Могут быть фантастические чувства, знание и желание. В инфинитизированный человек может казаться «нормальным» человеком, растворяющимся в обществе. Но бесконечно развитому человеку не хватает заземленного «я».

a.b Отчаяние конечности — отсутствие бесконечности

Отсутствие бесконечности — ограниченность, ограниченность.Завершенный человек просто делает что делают «другие»; он или она просто еще один муравей в муравейнике человеческого общества. В конечный человек находит эту жизнь без стремлений к комфорту, уюту, безопасности. В у конечного человека есть «я», которое полностью определяется миром, а это означает, что он не является личностью перед Богом.

b.a Возможное отчаяние — отсутствие необходимости

Необходимость связана с самим собой; возможность связана с самим собой.Если человек живет исключительно в возможностях, он всегда чем-то становится, но никогда не достигает любое предназначение стать чем-то. Если я постоянно меняет себя и когда-либо, тогда на самом деле нет «я», которое могло бы что-либо изменить; само испаряется или проглатывается вверх по возможности. Чего не хватает, так это умения подчиняться необходимости, ограничениям.

b.b Отчаяние необходимости — отсутствие возможности

Отсутствие возможности означает, что все стало необходимым или тривиальным.Когда все становится необходимым, человек детерминист или фаталист. Детерминист считает, что люди — это просто животные, живущие по сценарию, написанному законы природы. В этой ситуации не может быть реальных изменений. Или все стало тривиально, вероятно, как обычно бывает. Буржуазный менталитет считает, что может содержать свободу / возможность в ловушке вероятности.

Страницы 42-74 описывают формы отчаяния, возникающие из-за разных уровней самосознание, начиная с низшего уровня

а.Отчаяние, которое не знает отчаяния (42)

Некоторые люди живут на уровне чувств; они живут в подвале и не хотят подняться на более высокие уровни психического или духовного. Другими словами, некоторые люди незрелые и хотят оставаться такими. Само отчаяние — это негатив; невежество из него новый негатив (44). То, что христианство называет «миром», есть отчаяние, но это не ведая, что это отчаяние.Люди в этом состоянии не хотят существовать как личности перед Богом они предпочитают вписываться в абстрактные сущности, такие как «государство» или «культура». (46) «Добродетели язычников — сверкающие пороки» (пересказ Августина). В другими словами, поверхностное чувство счастья или мирского успеха покрывает лежащее в основе состояние отчаяния и греха. (Подумайте об Enron до и после ее краха.) самоубийство — это преступление против Бога, полностью ускользающее от язычника (46).

а) В отчаянии не желать быть собой: Отчаяние в слабости (49)

> отчаяние из-за земного или из-за чего-то земного

Это форма отчаяния: не желать быть собой, или не желать быть собой, или не желать будет кем-то другим (52ff)

В этой форме отчаяния отчаяние, как правило, вызывается внешними событиями, «плохим удачи ». В христианском мире он христианин, так же как в Голландии он — голландец.Он существо из своего окружения. Большинство людей никогда не продвигаются дальше того, чем они были в своих детство и юность.

> отчаяние перед вечным или над самим собой

Человек в отчаянии понимает, что отчаиваться из-за земного — слабость, но вместо того, чтобы позволить себе открыться вечному, спасению, он укореняется в отчаянии и отчаянии из-за своей слабости (61). SK вводит здесь понятие «замкнутость», которую я предпочитаю переводить как «замкнутость».» Эта форма отчаяния имеет более глубокое самосознание, чем предыдущая форма. Существует опасность самоубийства. И убийство. Тиран в этом состоянии хочет поговорить с доверенное лицо, но затем необходимо убить доверенное лицо (67).

б) В отчаянии желать быть самим собой: Неповиновение

Неповиновение — это отчаяние с помощью вечного, то есть безнадежное злоупотребление вечное желание быть самим собой отдельно от Бога. Это состояние имеет более высокий уровень самосознание.Самость отделяется от Бога и хочет творить в соответствии с по собственному желанию (68). Что SK подразумевает под «бесконечной формой, отрицательной «я»? (Возможно, будучи собственным создателем; позитивное «я» признает, что оно существо.)

«Я» — это сам себе хозяин, так называемый абсолютно сам себе хозяин; и именно это отчаяние, но также и то, что он считает своим удовольствием и восторгом (69).

Эта форма отчаяния может быть выражена как отказ от надежды, исцеления, спасения. (70-71).Принимать помощь от Бога слишком унизительно.

Эта форма отчаяния может усиливаться в сознании и становиться демоническим. Демонический скорее будет гневаться против всего и быть обиженной жертвой всего мира, чем быть спасены Богом (72). Этот раздел книги очень эффективно описывает философию Фридрих Ницше, атеист, демонстративно отвергавший Бога и христианскую этику, и который в конце концов сошла с ума.

Вопрос: Как соотносятся страницы 29-42 и 42-74? Они описывают одно и то же дважды, с двух разных углов? Или они разные вещи описывают? Возможно, люди с разным уровнем сознания сталкиваются с искушением стать неуравновешенным, склоняясь к бесконечному или конечному, но что за неуравновешенность похоже, будет меняться в зависимости от уровня сознания.

Часть вторая: Отчаяние — это грех

A. Отчаяние — это грех

Грех: перед Богом не хотеть быть собой или не хотеть быть собой (усилено слабость или неповиновение). Каждый поэт-существование пытается относиться к хорошему и истинному через воображение, а не через жизнь. (77)

Глава 1. Градации самосознания

«Я» обретает бесконечную реальность, осознавая свое существование перед Богом.Все качественно то, чем оно измеряется, и то, что является его качественный критерий — этически его цель. (79) Существовать перед Богом — это усиление о себе, отчаянии, грехе. Язычество было погрязло в грехе, но это был грех, коренящийся в незнание Бога (и, следовательно, не истинный грех). (81) Грех — это не беспокойство плоти и кровь, но согласие духа на это. Противоположность греху — не добродетель, а вера. (82)

Приложение.Общее замечание о правонарушении

Некоторые говорят о том, что христианство оскорбляет, потому что оно мрачно и т. Д., Но настоящая Причина правонарушения в том, что оно хочет кардинально изменить людей. (83) Христианство учит, что каждый отдельный человек существует перед Богом и может говорить с Богом. Бог приходит в мир и умоляет каждого принять божественную помощь. (85) безжалостность естественного человека не может допустить необычного, задуманного Богом. за него, поэтому он обижен.(86) Между людьми существует возможность восхищения или восхищения. завидовать; перед Богом это становится обожанием или оскорблением. Человек, который стремится защитить Христианство — это Иуда # 2. (87)

Глава 2. Сократовское определение греха

Происходит ли грех в невежестве или в желании оставаться в неведении? Если грех — это невежество, тогда греха действительно не существует. (89) Разница между язычеством и христианством начинается с греха.Греческому уму недоставало концепции дерзкой воли, поэтому он утверждал, что человек не может намеренно сделать то, что заведомо неверно. (90) Как нарушается ли связь между знанием и желанием? Возможно, «нижний природа «использует тактику откладывания, чтобы знание стало неясным. (94) Христианство утверждает, что люди могут узнать, что такое грех, только через откровение от Бога. (95) Таким образом, грех становится вызовом откровению. Христианское учение о грехе — не что иное, как оскорбление по отношению к людям, обвинение за обвинение.Грех — это: после того, как его научил откровение от Бога, что такое грех, перед Богом в отчаянии не желать быть собой или в отчаяние быть самим собой. (96)

Глава 3. Грех — это не отрицание, а позиция

Грех можно понимать как нечто негативное, как слабость, конечность, невежество и т. Д. Напротив, христианское богословие начинается с ключевой концепции покаяния и утверждает, что грех — это позиция, а не отрицание.(96-97) Отчаяние не приходит извне но изнутри. (99) Христианство имеет самое сильное видение греха, но также и самое сильное вид на то, как он смывается в Искуплении. (100)

Приложение к А. Разве грех не стал большой редкостью?

Когда грех определяется очень строго, он становится редкостью, поскольку большинство людей погружен в тривиальность и «подражает другим». (101) Эта посредственность характеристика христианского мира в целом и его пастырей.

Б. Продолжение греха

Грех растет каждую секунду, пока с ним не расстаться. (106) У людей есть склонность говорить о конкретных грехах, но более важным является состояние, лежащее в основе греха. В демонический человек имеет сильное желание избежать «соблазна» Добром оставь его восстание против Бога. Состояние греха — это то, что держит его вместе глубоко вниз. (108)

A. Грех отчаяния из-за своего греха

Отчаяние из-за своего греха указывает на то, что грех стал или хочет быть внутренним последовательный.Грех замыкается внутри себя. Грех — это отделение от добра, отчаяние — это второе выходное пособие. Отчаяние должно защищаться от возможности покаяние. (109) Сказать: «Я никогда не прощу себя» за совершение греха — это форма гордости.

Б. Грех отчаяния о прощении грехов

Чем больше зачатие Христа, тем больше я. Самость — вот каков ее критерий. Только во Христе истинно то, что Бог является целью и критерием человека.Но чем больше я (114) Это как если бы человек в отчаянии подошел к Богу. и сказал: «Нет прощения грехов». Но для этого у человека есть отойти от Бога. Грех отчаяния о прощении грехов есть оскорбление. (116) Ни одно учение никогда не сближало Бога и людей так близко, как христианство. (117) Каждый человек индивидуален и должен осознавать себя индивидуальностью. В Категория греха — это категория индивидуальности.(119) Серьезность заключается просто в том, что мы с тобой грешники. Бога и Христа не интересуют народы, толпы, публики, так далее.; они заинтересованы только в физических лицах. (121) Суждение может быть применено только к отдельных лиц, а не групп. (123) Если есть человек [СК означает Христос], который бросает вызов наша духовная незрелость, то мы должны защитить себя как группу, поставив его в смерть. Если многие из нас бунтуют подобным образом, в этом нет ничего плохого.

С.Грех отрицания христианства, объявления его неправдой

Низшие формы греха — это защита, это формы уклонения. Но самый усиленная форма греха пытается атаковать Бога, объявляя христианство неправдой и ложь. Это грех против Святого Духа. (125) Бог и человек — два качества, разделенных бесконечная качественная разница. Христос может выразить спасительную любовь Бога к людям, но он не может исключить возможность оскорбления, возможность того, что люди могут отвергайте Божью любовь.От Христа мы узнаем, «что значит быть человеком». Христос — это парадигма, модель. Блаженны люди, когда они не обижаются на Христа, несчастны, когда они это делают. (128) Не иметь никакого мнения о Христе — это тоже форма преступление. Осознать, что нужно иметь мнение о Христе, но оставаться парализованным — значит другая форма правонарушения. Высшая форма оскорбления — это отвержение Христа и прощение грехов. Определение веры таково: в отношении к себе и в желая быть самим собой, «я» прозрачно покоится в силе, которая его установила.(131)

В защиту Национальной службы здравоохранения

Восстановленная Национальная служба здравоохранения, которая уделяет первоочередное внимание профилактике заболеваний, подведет всех тех, кто сейчас болеет

Стало обычным называть наши нынешние механизмы здравоохранения Национальной службой здравоохранения и призывать к преобразованию в настоящую Национальную службу здравоохранения, которая будет ставить профилактику выше лечения. Это своего рода поверхностный лозунг, любимый политиками и политиками, который систематически игнорирует последствия риторики.Предлагаемое преобразование уже смещает акцент в здравоохранении с нужд больных на нужды здоровых, с старых на молодых и с бедных на богатых. Это действительно то, что мы хотим или в чем нуждаемся?

Общества терпят неудачу, когда кто-то, кто поддается лечению от болезни, вызывающей боль, страдания или преждевременную смерть, не может воспользоваться эффективным лечением из-за отсутствия денег для его оплаты. В контексте возросшей социальной солидарности сразу после Второй мировой войны британское общество приняло меры к тому, чтобы эта ситуация больше не возникла благодаря созданию Национальной службы здравоохранения.В 1948 году Аньюрин Беван выразил эту решимость: «Мы должны гордиться тем фактом, что, несмотря на наши финансовые и экономические проблемы, мы все еще в состоянии делать самое цивилизованное дело в мире — ставить благополучие больных на первое место. все остальные соображения «. Предложение отойти от Национальной службы по болезни отменяет это безоговорочное обязательство заботиться о благополучии больных.

Облегчение страданий — непреходящий моральный долг; Современная одержимость сохранением здоровья является частью постоянной, но периодически иллюзорной человеческой мечты о контроле над будущим.Настоящее проявление этой мечты опосредовано наукой, а новый Святой Грааль — это долгая жизнь, лишенная страданий и заканчивающаяся глубокой старостью с быстрым упадком и смертью, также чудесным образом лишенная страданий. Утверждение, что это можно сделать с помощью воссозданной Национальной службы здравоохранения, предает всех тех, кто страдает здесь и сейчас.

Те, кто пропагандируют мечту, сильно недооценивают роль удачи и непредвиденных обстоятельств в здоровье человека.Они хотят верить, что здоровье — это полная противоположность болезни, что оно — дар медицинской науки и что его можно доставить на заказ. Здоровье становится товаром, как и любой другой, и ясно, что эта риторика поддерживает быструю коммерциализацию здравоохранения и эксплуатацию болезней и страха перед болезнями в погоне за прибылью. Врачи вступают в сговор с политиками и журналистами, систематически преувеличивая силу превентивной медицины, с опасным и вводящим в заблуждение предположением, что можно сделать больше для укрепления здоровья, воссоздав систему здравоохранения, а не реформируя общество.Несмотря на упор на диету и упражнения, самыми важными детерминантами здоровья остаются богатство и счастье. Более равное распределение надежды и возможностей дает больше, чем пожизненное назначение препаратов для снижения уровня холестерина и ушивание желудка скобами. Акцент на факторах риска для здоровья, связанных с образом жизни, подразумевает, что те, кому не повезло, каким-то образом морально неполноценны. Это и ненужно, и мстительно.

Ничто из этого не отрицает важность профилактических вмешательств в отношении здоровья в ходе клинических встреч, когда многое можно и нужно сделать.Недавние меры по отказу от курения оказались очень успешными, но даже в случае курения большего можно добиться за счет налогообложения и сведения к минимуму возможности курения на работе и в общественных местах, чем за счет уговоров. Кампании иммунизации и аналогичные меры общественного здравоохранения принесли огромную пользу, но нынешняя тенденция определять факторы риска плохого здоровья как болезни сами по себе и, следовательно, определять болезнь на основе биометрического числа, а не понимания страданий, вызывает глубокую тревогу и вызывает серьезную обеспокоенность. активно превращать людей в пациентов.

Национальная служба здравоохранения, взявшая на себя приоритет профилактики болезней, а не их лечения, ускорила бы поиск биометрических факторов риска того или иного заболевания и разработку статистически эффективных методов лечения каждого из них по очереди. Этот процесс узаконивает инвестиции в оптовое лечение от наркозависимости здоровых людей, и растущие затраты на это начинают представлять реальную угрозу обеспечению универсальных систем здравоохранения, которые доступны и доступны для всех.Никакая универсальная система здравоохранения, финансируемая за счет налогов, не может оплатить фармацевтическое лечение всех рисков для здоровья. Чрезмерное и нереалистичное стремление к профилактике заболеваний может разрушить нашу способность заботиться о тех, кто уже болен; со временем каждый должен заболеть и умереть.

Одна из амбиций превентивной медицинской помощи состоит в том, что она сократит разрыв между богатыми и бедными, но неравенство в отношении здоровья отражает более широкое социальное неравенство и не может быть решено с помощью службы здравоохранения, действующей в постоянно неравноправном обществе.Как много лет назад Петер Скрабанек спросил, почему бедность имеет значение только тогда, когда она порождает болезни и болезни? Почему нас не пугает бедность, потому что она «жестока, унизительна и несправедлива» задолго до того, как проявляется в виде плохого здоровья? Благодаря недавним достижениям в психонейроиммунологии мы начинаем понимать, как хронический психосоциальный стресс, вызванный тем, что мы оказываемся внизу кучи общества, приводит к ослаблению иммунитета, нарушению обмена веществ и преждевременным заболеваниям. Первоочередным решением должны быть не лекарства, а искренняя приверженность честности и справедливости в гуманном обществе.

Чрезмерное стремление к профилактике заболеваний может разрушить нашу способность заботиться о тех, кто уже болен.

Правильная причина: болезнь до смерти

«Человек — это синтез бесконечного и конечного, временного и вечное, свободы и необходимости, короче говоря, синтез.”

-Сорен Кьеркегора, г. Болезнь до смерти , стр. 13

Человек как синтез свободы и необходимости, обречен на чтобы увидеть, что могло быть иначе. Когда он видит на дороге катафалк, человек может представить, что могло бы быть, если бы человек не умер и в похоронах не было необходимости. Это он может видеть не только пустота с чистого листа, но и его будущий потенциал.В в свою очередь, когда наши собственные планы сорваны непредвиденными событиями, мы так часто разочаровываются, потому что у нас, как свободных существ, есть потенциал представьте, что могло бы быть, если бы эти планы принесли плоды.

Признавая, что мы застрять между диалектикой свободы и необходимостью — задача не из легких, и это одна из отличительных черт мудреца, что она может принять даже горькая чаша, поставленная перед ней мирскими потребностями с медленная улыбка. ¹ Существует также стоическая вера в то, что существует космическая цель, которая движет все, включая людей, к определенным целям, и соответствующая вера в то, что любое отклонение от того, где космическое цель направляет, безусловно, зло ² Здесь великое доверие к космическому провидению, которое направляет все к их надлежащему состоянию, и большая вера в то, что что бы ни случилось произойдет — Seneca: fata ducunt volentem, nonvolentem trahit .Однако принятие не означает, что человек застрахован от последствия разрыва диалектики, которую Кьеркегор описано, что ни один мужчина или женщина не застрахован от пращей и стрел судьба.

разум находится в самой природе мужчины и женщины как синтез. Хотя мы можем попытаться довольствоваться необходимым в жизни и использовать нашу свободу только так, как это обусловлено этими потребностями, мы способны видеть за пределами необходимого. Воображение, будь то проклятие благословения, уверяет это.Всегда будут времена, когда конечное и бесконечное разорвут человека, в котором они живут, на куски и именно здесь возможность отчаяния проникнуть в душу тот человек. Это отчаяние, эта болезнь к смерти ведет человека чтобы тогда было их собственное разрушение, чтобы он мог быть свободным от диалектика конечного и бесконечного. Овраг между потенциал и действительность стали настолько велики, что человеческое существо пойманные в диалектике желания самопотребления, но отчаяние бессильна, потому что никто не может избавиться от себя.Мы обязательно есть, и даже самоубийством мы не избавляемся от мы сами, поскольку либо мы бессмертны (и поэтому мы никогда не можем не существуют) или, уничтожив себя, мы, скорее, полностью избавляемся от себя чем ездить сами на себе ³ . В конце концов, то, кем мы являемся, — это и благословение, и проклятие, и проклятие. это может привести к глубочайшему отчаянию.

Πάντα ῥεῖ. Это основная истина этого мира, без которой ни мы ни нас самих, ни наших прародителей не было бы.Хотя смерть огонь — это не смерть воздуха, так же как смерть воздуха — не смерть. рождение воды, мир находится в постоянном движении, и сможем ли мы когда-нибудь войти в одну и ту же реку дважды — это вопрос, который ускользнул от некоторых из величайших человеческих умов. Не только поток и раздоры мира озадачивают, двое слезы о необходимости внутри человека от его свободы, разрывая около , из стоит .Он разбивает мечты людей, расстраивает их желания и ведет их по дорогам, которые они предпочли бы оставить неутоптанный; для неподготовленных этот поток может вызвать отчаяние, поскольку они обнаруживают, что их образ того, кем они больше не являются соответствует действительности. В мире, в котором даже самые красивый цветок должен увядать, самый лучший человек умрет, и самый захватывающий пейзаж размывает все человеческие представления о том, как мир должен быть , но заблуждения, которые не выдерживают испытания временем для мира, — это всего лишь поток и все должно появиться согласно потоку. ⁴ Возможно, это самая страшная рана, которая живет в падшем мире. навлечет на каждого человека: как бы горячо мы ни жажда Эдема, как бы усердно мы ни работали, и неважно, насколько реальным кажется Эдем в нашей жизни, когда поток мира благоприятствует нас это не может длиться долго; синтез свободы и необходимости будет в конечном итоге будет разорван в двух разных направлениях: — это и должно быть . Даже самые счастливые моменты, когда мы, кажется, нашли радость, которая кажется в момент, устойчивый ко всему, что мир противопоставляет ему, не может наконец, и поэтому отчаяние проникает в нашу жизнь, когда мы обнаруживаем, что больше не будем самими собой, а что-то другое.

После все же человек находится между свободой и необходимостью. С его свободы, он может выбрать свой собственный платонический образ самого себя, построить стена вокруг него в его сознании против распрей мира, но в конечном итоге он будет столько же созданием необходимых условий в мир вокруг него как этот платонический образ. Действительно, что человек бытие может иметь его образ самого себя, отличного от действительности мир, даже если это повод для отчаяния, является знак его превосходства над миром чистой необходимости, и превосходство, что даже быть способным к отчаянию. ⁵ В конце концов, это означает, что мы способны вообразить больше, чем то, что есть, и что с нашей свободой мы можем выбрать, хотя и бессильно, следуйте против того направления, в котором мировая рознь неизбежно тащит его за собой. Что тогда человек должен делать с его свобода? В падшем мире раздоров единственный способ быть способный к великолепным видениям мира, который должен был до быть в отличие от того, что это принять трагедию.Принять, что боль и отчаяние желая возвышенного, несмотря на то, что — это — это само по себе более прекрасное состояние, чем апатичное принятие что бы ни вызвал естественный порядок вещей.

После все, как любовь, о которой Кьеркегор говорит в Либо / Или наши представления о том, что должно быть будут вечности построены на взбивании пены, которая есть временная Мир. ⁶ Они могут быть реализованы в мгновение ока и в мимолетных видениях. (или галлюцинации) эмпирейских небес, где должен обязательно — это и где нет стрейфа, чтобы его изменить, но это все.Нравиться романтическая любовь, наши романтические идеалы мира ищут вечности, и что они ищут не столько бесконечный временной горизонт, а скорее неизменное положение дел, в котором свобода и необходимость совпадают., в Либо / Или , Кьеркегор описывает первую любовь как это объединение. ⁷ Подобно тому, как Кьеркегор меланхолично размышляет о невозможности когда-либо полностью реализовать надежды на первую любовь, чтобы мы могли размышлять о неизбежном отказе выполнить требования романтического изображение того, что должно быть до быть.Действительно, неспособность когда-либо осуществить надежды на первую любовь о чем пишет Кьеркегор, — всего лишь пример того, что универсальная истина, что человек — это синтез, который разрывается помимо двух различных сил, составляющих этот синтез: необходимость, зародившаяся в борьбе падшего мира, другой — в повышенной способности выбирать иное.

Когда синтез неизбежно будет тянуться в противоположных направлениях и когда повсюду таится возможность отчаяния, готовы бросить даже самый выдающийся человек в смертельной болезни, мы должен помнить, что возможность болезни сама по себе своего рода превосходство.В конце концов, если бы возможность отчаяния была быть уничтоженным из мира, тогда он также уничтожит человеческий потенциал, чтобы распознать , должно и ощутить, даже если на мгновение, это эмпирейское небо эта борьба никогда не допустит в мире. Ведь нужна одна не признавать возможность отчаяния, не выпив из ее чашу, и признание того, что существует раскол между свободой и необходимость может сама быть красивой, если не меланхолической, реализация. ⁸ Вот где человеческое восхищение трагедией проявляется в том, как другие пьесы, такие как «» Софокла «Три фиванские пьесы» пережить историю, коснуться человеческой души, считаться столь широко прекрасна, и в то же время содержит так много возможностей для отчаяние, если бы в этом трагично? Без отчаяния, без той болезни, которая может утопить человеческий дух в печали, то нет возможности распознать из стоит , увидеть за мрачной реальностью реального и увидеть мучительно блаженный потенциал того, что могло быть.

Просто как гераклитовская борьба мира необходима, так и болезнь к смерти. Если люди хотят быть свободными агентами, тогда они должен уметь понимать больше, чем просто — это , и стремиться к достижению целей, которые, по их мнению, должны быть быть. Однако это не означают, что эти цели станут реальностью, а это, в свою очередь, может разорвать свободный агент, поскольку он видит потенциал, но должен жить внутри Настоящий.Таким образом, сама природа человека как свободного агента все, что нужно, чтобы создать возможность для болезни смерть, чтобы вторгнуться в его душу, и, следовательно, есть что-то прекрасное трагедия о том недуге, чей потенциал должен быть отмечен потому что это коренится в нашей свободной природе.

10 основных причин смерти

Самый большой убийца в мире — ишемическая болезнь сердца, на которую приходится 16% всех случаев смерти в мире.С 2000 года наибольший рост смертности пришелся на это заболевание, увеличившись более чем на 2 миллиона до 8,9 миллиона смертей в 2019 году. Инсульт и хроническая обструктивная болезнь легких являются второй и третьей основными причинами смерти, на которые приходится примерно 11% и 6 случаев. % от общего числа смертей соответственно.

Инфекции нижних дыхательных путей оставались самым смертоносным инфекционным заболеванием в мире и занимали 4-е место среди причин смерти. Однако количество смертей существенно снизилось: в 2019 году их было 2.6 миллионов жизней, на 460 000 меньше, чем в 2000 году.

Неонатальные заболевания занимают 5-е место. Тем не менее, смерть от неонатальных состояний является одной из категорий, для которых глобальное снижение абсолютных показателей смертности за последние два десятилетия было самым большим: от этих состояний в 2019 году погибло 2 миллиона новорожденных и детей раннего возраста, что на 1,2 миллиона меньше, чем в 2000 году.

Смертность от неинфекционных заболеваний растет. Смертность от рака трахеи, бронхов и легких увеличилась с 1.От 2 миллионов до 1,8 миллиона, и сейчас они занимают 6-е место среди основных причин смерти.

В 2019 году болезнь Альцгеймера и другие формы деменции заняли седьмое место среди причин смерти. Женщины страдают непропорционально. Во всем мире 65% смертей от болезни Альцгеймера и других форм деменции приходится на женщин.

Одно из самых значительных сокращений числа смертей связано с диарейными заболеваниями, при этом общее число смертей упало с 2,6 миллиона в 2000 году до 1,5 миллиона в 2019 году.

Диабет вошел в десятку основных причин смерти после значительного увеличения процента 70% с 2000 года.Диабет также является причиной наибольшего роста смертности мужчин среди первой десятки, с увеличением на 80% с 2000 года.

Другие болезни, входившие в первую десятку причин смерти в 2000 году, больше не включены в список. ВИЧ / СПИД — одна из них. Смертность от ВИЧ / СПИДа снизилась на 51% за последние 20 лет, переместившись с 8-го места в мире по числу причин смерти в 2000 г. на 19-е место в 2019 г.

Заболевания почек поднялись с 13-го места в мире до 10-го места. . Смертность увеличилась с 813 000 в 2000 году до 1.3 миллиона в 2019 году.

Основные причины смерти по группам доходов

Всемирный банк классифицирует экономику мира на четыре группы доходов — на основе валового национального дохода — низкий, ниже среднего, выше среднего и высокий.

У людей, живущих в стране с низким уровнем доходов, гораздо больше шансов умереть от инфекционного заболевания, чем от неинфекционного заболевания. Несмотря на глобальный спад, шесть из 10 основных причин смерти в странах с низким уровнем дохода — это инфекционные заболевания.

Малярия, туберкулез и ВИЧ / СПИД остаются в первой десятке.Однако все трое значительно падают. Наибольшее снижение среди 10 основных смертей в этой группе произошло от ВИЧ / СПИДа: в 2019 году на 59% меньше смертей, чем в 2000 году, или на 161 000 и 395 000, соответственно.

Диарейные заболевания являются более значимой причиной смерти в странах с низким уровнем дохода: они входят в пятерку основных причин смерти для этой категории доходов. Тем не менее, заболеваемость диарейными заболеваниями снижается в странах с низким уровнем дохода, что представляет собой второе по величине снижение смертности среди первой десятки (на 231 000 смертей).

Смертельные случаи от хронической обструктивной болезни легких особенно редки в странах с низким уровнем доходов по сравнению с другими группами доходов. Он не входит в первую десятку стран с низкими доходами, но входит в пятерку лучших по всем другим группам доходов.

Страны с уровнем дохода ниже среднего имеют 10 самых разных причин смерти: пять неинфекционных, четыре инфекционных и одна травма. Диабет становится все более распространенной причиной смерти в этой группе доходов: он переместился с 15-го на 9-е место среди основных причин смерти, а число смертей от этого заболевания почти удвоилось с 2000 года.

Диарейные заболевания, будучи одной из 10 основных причин смерти в этой группе доходов, остаются серьезной проблемой. Тем не менее, эта категория заболеваний представляет собой самое большое снижение абсолютной смертности, упав с 1,9 миллиона до 1,1 миллиона в период с 2000 по 2019 год. Наибольший рост абсолютной смертности произошел от ишемической болезни сердца, увеличившись более чем на 1 миллион до 3,1 миллиона с 2000 года. В 2000 году среди 10 основных причин смерти ВИЧ / СПИД значительно снизился в своем рейтинге, переместившись с 8-го на 15-е место.

В странах с уровнем дохода выше среднего наблюдается заметный рост смертности от рака легких, которая увеличилась на 411 000; более чем вдвое увеличилось количество смертей по всем трем другим доходным группам вместе взятым. Кроме того, рак желудка чаще встречается в странах с уровнем дохода выше среднего по сравнению с другими группами доходов, оставаясь единственной группой с этим заболеванием в 10 основных причинах смерти.

Одно из самых значительных сокращений абсолютного числа смертей приходится на хроническую обструктивную болезнь легких, которая снизилась почти на 264 000: 1.3 миллиона смертей. Однако количество смертей от ишемической болезни сердца увеличилось более чем на 1,2 миллиона, что является самым большим ростом среди любой группы доходов с точки зрения абсолютного числа смертей от этой причины.

Есть только одно инфекционное заболевание (инфекции нижних дыхательных путей) среди 10 основных причин смерти для стран с уровнем дохода выше среднего. Примечательно, что с 2000 года в этой категории доходов смертность от самоубийств снизилась на 31%, а в 2019 году она снизилась до 234 000.

В странах с высоким уровнем доходов смертность от всех 10 основных болезней, кроме двух, растет.Ишемическая болезнь сердца и инсульт являются единственными причинами смерти в первой десятке, общее число которых снизилось в период с 2000 по 2019 год на 16% (или 327 000 смертей) и на 21% (или 205 000 смертей) соответственно. Высокий доход — единственная категория доходной группы, в которой наблюдается снижение числа смертей от этих двух болезней. Тем не менее ишемическая болезнь сердца и инсульт по-прежнему входят в тройку основных причин смерти для этой категории доходов: в 2019 году в общей сложности погибло более 2,5 миллиона человек.Кроме того, растет смертность от гипертонической болезни сердца. Отражая глобальную тенденцию, это заболевание поднялось с 18-го места на 9-е место среди причин смерти.

Смертность от болезни Альцгеймера и других деменций увеличилась, обогнав инсульт, и стала второй ведущей причиной в странах с высоким уровнем доходов и стала причиной смерти 814 000 человек в 2019 году. И, как и в странах с уровнем доходов выше среднего. только одно инфекционное заболевание — инфекции нижних дыхательных путей — входит в десятку основных причин смерти.

Почему нам нужно знать причины смерти людей?

Важно знать, почему люди умирают, чтобы улучшить их жизнь. Измерение количества людей, умирающих ежегодно, помогает оценить эффективность наших систем здравоохранения и направить ресурсы туда, где они больше всего нужны. Например, данные о смертности могут помочь сфокусировать деятельность и распределение ресурсов между такими секторами, как транспорт, пищевая промышленность и сельское хозяйство, а также окружающая среда и здоровье.

COVID-19 подчеркнул важность для стран инвестировать в системы регистрации актов гражданского состояния и статистики естественного движения населения, чтобы обеспечить ежедневный подсчет смертей и направить усилия по профилактике и лечению.Он также выявил внутреннюю фрагментацию систем сбора данных в большинстве стран с низким уровнем дохода, где лица, определяющие политику, до сих пор не знают с уверенностью, сколько людей умирает и по каким причинам.

Чтобы восполнить этот критический пробел, ВОЗ в партнерстве с глобальными организациями запустила «Выявление числа жертв COVID-19: технический пакет для быстрого эпиднадзора за смертностью и ответных мер на эпидемии». Предоставляя инструменты и рекомендации для быстрого эпиднадзора за смертностью, страны могут собирать данные об общем количестве смертей с разбивкой по дням, неделям, полу, возрасту и месту жительства, что позволяет руководителям здравоохранения более своевременно предпринимать усилия по улучшению здоровья.

Кроме того, Всемирная организация здравоохранения разрабатывает стандарты и передовые методы сбора, обработки и синтеза данных с помощью консолидированной и улучшенной Международной классификации болезней (МКБ-11) — цифровой платформы, которая облегчает предоставление своевременных и точных данных о причинах смерти. чтобы страны регулярно собирали и использовали информацию о здоровье, соответствующую международным стандартам.

Регулярный сбор и анализ высококачественных данных о смертях и причинах смерти, а также данных об инвалидности, дезагрегированных по возрасту, полу и географическому положению, имеет важное значение для улучшения здоровья и снижения смертности и инвалидности во всем мире.

Примечание редактора

Глобальные оценки состояния здоровья ВОЗ, из которых извлекается информация в этом информационном бюллетене, представляют собой исчерпывающие и сопоставимые данные, связанные со здоровьем, включая ожидаемую продолжительность жизни, ожидаемую продолжительность здоровой жизни, смертность и заболеваемость, а также бремя болезней. болезни на глобальном, региональном и страновом уровнях с разбивкой по возрасту, полу и причинам. Оценки, опубликованные в 2020 году, отражают тенденции более 160 заболеваний и травм ежегодно с 2000 по 2019 год.

«,» datePublished «:» 2020-12-09T06: 00: 00.0000000 + 00: 00 «,» image «:» https://www.who.int/images/default-source/imported/cancer_tn-jpg. jpg? sfvrsn = efdbe84_0 «,» publisher «: {» @ type «:» Organization «,» name «:» Всемирная организация здравоохранения: ВОЗ «,» logo «: {» @ type «:» ImageObject «,» url » : «https://www.who.int/Images/SchemaOrg/schemaOrgLogo.jpg», «width»: 250, «height»: 60}}, «dateModified»: «2020-12-09T06: 00: 00.0000000+ 00:00 «,» mainEntityOfPage «:» https://www.who.int/news-room/fact-sheets/detail/the-top-10-causes-of-death «,» @context «:» http : // схема.org «,» @ type «:» Article «}; .